Текст книги "Османец"

Автор книги: Алан Савадж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 38 страниц)

Город был достаточно красивым с его мириадами фонтанов и руинами дворцов и купален Цезаря; повсюду из-за решетчатых оград выбивалась буйная растительность. Париж хотя и казался тесным и грязным, но всё же был полон жизни, Рим выглядел умирающим городом. Когда-то величественные дворцы пришли в упадок, улицы были немощёными и грязными, в пригородах бродили толпы нищих и бандитов. Но взбалмошная римская знать любила и смеялась, как будто ей не о чем было беспокоиться. И в центре всего этого Ватикан претендовал на всемогущество.

Вильям ещё не решил, как пробить эту непреодолимую крепость, когда город на какой-то момент притих, получив известие о смерти Папы Римского. Но на следующей неделе, когда кардиналы собрались выбирать нового главу католиков, люди вновь бросились в круговорот жизни.

Каждому кардиналу, облачённому в ярко-красную мантию, пришлось пройти сквозь бурлящую толпу, выкрикивавшую советы, угрозы и проклятия. Под защитой вооружённой охраны они достигли стен Ватикана.

Толпа двигалась по площади Святого Петра и выкрикивала слова поддержки или оскорбления различным кандидатам.

Вильям был в толпе этих людей. Хусейна он оставил дома, полагая, что народ будет увлечён политикой, а не драками. Вместе со всеми Вильям смотрел на здание Священной коллегии и не мог сдержать крика, когда в воздух поднялось облако дыма, извещая Рим, что новый Папа Римский избран.

Почти немедленно кардиналы показались на балконе, и один из них объявил, что кардинал Джованни Баттиста Чибо, бывший епископ Савонский, генуэзец, стал Папой Иннокентием VIII.

Толпа приняла эту новость, выкрикивая проклятия, и на мгновение показалось, что вспыхнет бунт. Однако охранники, собранные из тех самых доблестных наёмников, которых Вильям встретил в Швейцарии, выступили вперёд, заставив толпу отступить на обочину.

Вильям шёл вместе со всеми, но вдруг его задержал высокий человек с мертвенно-бледным лицом, укутанный плащом по самые глаза. Человек схватил его за плечо и потащил в аллею.

Вильям схватился за рукоятку кинжала.

– Я не причиню тебе вреда, – сказал незнакомец. – Это тебя зовут Хоквудом из Константинополя?

– Что тебе? – нахмурившись, спросил Вильям, сжимая кинжал и оглядываясь по сторонам, пытаясь понять, нет ли у незнакомца подмоги.

– Если ты тот, которого я ищу, то знай, что есть человек, желающий поговорить с тобой. Это будет выгодно тебе.

– Где этот человек?

– Ты пойдёшь со мной.

Вильям внимательно изучал его. Вдруг это наёмный убийца, которого подослал Джем?

И всё же он решил рискнуть, потому что времени оставалось как никогда мало.

– Один знак предательства – и ты мёртв, – прорычал Вильям.

– Я только выполняю приказание. – Незнакомец улыбнулся. – Мой господин наказал мне привести тебя. Это твоё спасение, синьор Хоквуд.

Вильям последовал за ним по площади, потом по другой улице, и наконец они оказались у задних ворот какой-то стены. Ворота были закрыты, но незнакомец открыл их и повёл Вильяма в сад, окружённый высокими стенами с трёх сторон. С четвёртой стороны находился дворец. Место было в высшей степени уединённым.

Вильям прошёл через сад и оказался в доме. Несмотря на обшарпанность, присущую всем домам в Риме, чувствовалось изящество обстановки. Вильям увидел человека, сидящего в кресле.

– Ваше преосвященство, это турок Хоквуд, – сказал проводник.

Человек, сидевший в кресле, был среднего телосложения, с крупными чертами лица, большим носом и выдающимся вперёд подбородком. Ему было около пятидесяти лет, и казалось, что он излучает дух высокомерия и власти. Вильям обратил внимание, что на человеке была пурпурная мантия кардинала, хотя незнакомого кардинала вряд ли можно было где-то увидеть. Рядом с ним стояла необычайно красивая женщина, длинные тёмные волосы которой спускались на его красную шляпу; у его ног сидели двое маленьких детей, необычайной красоты мальчик и девочка, доверчиво прильнувшие к нему.

Кардинал протянул руку для поцелуя.

Вильям замешкался, взглянул на проводника, а потом поцеловал перстень.

– Синьор Хоквуд, – голос был грубым, – я слышал о тебе многое. Но, может, ты ничего не слышал обо мне?

Вильям не знал, что ответить.

– Я кардинал Родриго Борджиа. – На лице человека заиграла улыбка. – Покойный Папа Каликст приходился мне дядей.

Кардинал замолчал, давая возможность обдумать его слова, но Вильям ничего не слышал о Папе Каликсте.

– Дядя пригласил меня в Рим, когда я был молодым человеком, и поднял меня до этих высот. Он умер некоторое время назад и, вне сомнений, получил в награду небеса, – сухо сказал кардинал. – Но мы пока ещё на этом свете, и нам необходимо думать о жизни. Ты посол турецкого султана?

– Да, ваше преосвященство. – Внезапно настроение Хоквуда поднялось.

– И ты ищешь принца Джема?

– Я выполняю порученную мне миссию, ваше преосвященство. Я должен возвратить его семье.

– Чтобы его казнили?

Вильям медлил с ответом.

Вновь мимолётная улыбка проскользнула на лице кардинала.

– За мятеж против законного правителя... Это преступление, достойное казни. Скажу тебе, что принц Джем жив и здоров и находится в Ватикане. Он будет оставаться там, пока я не решу, что с ним делать.

– Вы, сударь?

– Да, я, юноша! Я! – Внезапно голос стал резким. – Моё слово здесь приказ. Пойми это и, быть может, ты преуспеешь.

Он насупился, глаза сверкали. Вильям был застигнут врасплох внезапной переменой в настроении кардинала.

– Скажи мне, что предлагает твой хозяин за то, чтобы получить принца? – продолжал кардинал более низким голосом.

– Вы должны назвать свою цену, ваше преосвященство. Вас устроит союз с падишахом? – Вильям колебался.

Кардинал пристально посмотрел на него.

– Вряд ли его святейшество готов заключить союз с мусульманином. Скорее он созовёт крестовый поход на вероотступников и продажных торговцев, которые украли Константинополь из лона Святой Церкви.

И снова Вильям был удивлён изменением настроения, сверкающими глазами, вульгарной речью кардинала. Но он также знал, что в такой ситуации задираться и подхалимничать было бы ошибкой.

– Крестовые походы на турок собирались и раньше. В Сербии есть поля, до сих пор усеянные костями. А турки всё ещё процветают.

Их взгляды встретились. Кардинал внезапно вспыхнул и вскочил с кресла.

Вильям, успокаиваясь, продолжал:

– Но у моего хозяина больше нет нужды расширять свои владения, он хотел бы жить в мире со всеми народами. Но смотрите не ошибитесь: со своей армией он может противостоять миру и втоптать его в грязь. Не лучше ли жить в согласии с ним?

Ещё несколько секунд кардинал сверкал глазами и тяжело дышал. Потом, как будто собравшись с силами, он сел и улыбнулся.

– А ты шельмец, синьор Хоквуд, и мы поговорим с тобой ещё. А пока пиши своему султану письмо и сообщи ему, что был на аудиенции у меня. Скажи ему, я готов иметь с ним дело от имени его святейшества, если он желает этого. И возможно, мы придём к общему мнению по поводу принца Джема. – Кардинал ещё раз протянул руку для поцелуя.

Вильям возвратился к себе в растрёпанных чувствах. К тому же он был слишком возбуждён таким внезапным поворотом дел, чтобы беспокоиться о том, кто конкретно манипулирует Ватиканом, или о морали кардинала Борджиа.

Он сразу написал султану письмо. На этот раз он выложил всё начистоту, но изменил даты: получилось так, что события произошли без его ведома и что передвижение из Парижа в Рим заняло у него намного меньше времени, чем на самом деле. Вильям позволил себе быть резким по отношению к интригам новых французских правителей и посоветовал Баязиду не вести с ними дел. Он указал, что любое сотрудничество с Францией будет выгодно только Франции, но не Турции.

Но Папа Римский – это совсем другое дело. Вильям был уверен, что правильно понял кардинала Борджиа, и в письме упомянул, что Джема можно выкупить, и рекомендовал предложить достаточную сумму на эту сделку.

Он не мог сделать большего, чем послать письмо с Хусейном. Кардинал помог и распорядился сопровождать Хусейна до Равенны; там можно было нанять венецианскую галеру до Константинополя.

Но кардинал стал ещё более учтивым. Как только письмо было отправлено, Вильяма пригласили к обеду, который опять очень удивил его.

Обед проходил в том же дворце, в котором они впервые встретились и который, как вскоре понял Вильям, принадлежал темноволосой женщине Ванодзе Катанеи. Она была матерью тех красивых детей, и все знали, что она любовница кардинала. Синьора Катанеи была хозяйкой званого обеда, на котором присутствовали и другие женщины, одетые в прозрачные платья с большими декольте. Все они пили вино и обменивались непристойными шуточками с мужчинами. Некоторые мужчины, были в церковном облачении, но кардиналы здесь не присутствовали.

За столом главенствовал сам Борджиа, снисходительно улыбавшийся и беседовавший с некоторыми из гостей.

Если сначала Вильяму казалось, что он удачно вышел из положения, то теперь он думал, что это в высшей степени ненадёжный выход, к концу недели он всё больше склонялся к этой мысли.

В конце концов Вильям понял, что священный город и его правители были терзаемы интригами и враждой. Родриго Борджиа, испанец по рождению, был назначен епископом Валенсии в возрасте моложе двадцати лет благодаря хлопотам своего всемогущего дяди, который сначала был назначен вице-канцлером Церкви, а потом избран в очень молодом возрасте Папой Каликстом. Заняв этот пост, Родриго накопил огромное состояние и даже римлян удивлял распутным образом жизни. У него не было неприятностей, пока правил его дядя. Родриго, однако, прекрасно понимал, что Каликст не будет жить вечно, и тратил деньги не только на развлечения, но и чтобы обезопасить себя. Это было просто. Он использовал своё состояние, покупая кардиналов, и вскоре приобрёл поддержку не менее двадцати четырёх из них, которые были привязаны к нему или, по меньшей мере, к шнурку от его кошелька. С такой значительной поддержкой в Священной коллегии Борджиа мог позволить себе не обращать внимания на критику со стороны последователей Кaликста.

Вильям догадался, что Борджиа претендует на папство, но в действительности заполучить Перстень Рыбака было трудной задачей. В 1458 году умер Папа Каликст, и голос Борджиа сыграл решающую роль в выборе сначала Папы Пия II, который под своим настоящим именем Эней Сильвий Пикколомини заработал репутацию умелого манипулятора иностранными делами от имени папства так, что другого реального соперника не могло и быть, а вскоре после его смерти Папы Павла II, который был ничтожеством по имени Пьетро Барбо.

Барбо умер в 1471 году, и Борджиа, которому в то время исполнилось сорок лет, понял, что его час наступает. Однако была ещё одна семья, имевшая виды на большинство голосов в Священной коллегии, – семья Ровере, которая не принимала распутства Борджиа. Кардиналы вручили Перстень Рыбака Франческо делла Ровере, который стал Папой Сикстом VI. Именно его смерть случилась по приезде Вильяма в Рим.

В нынешних обстоятельствах выборы были проведены очень быстро, но Борджиа и здесь проявил себя умелым манипулятором в управлении государством. Направляющей силой семьи был кардинал Джулиано делла Ровере, тот, который не допустил Вильяма в Ватикан, человек такой же амбициозный и влиятельный, как и Борджиа. По повелению судьбы он позже стал Папой Юлием II (1503—1513). Но в 1484 году, будучи чуть старше сорока лет, Джулиано делла Ровере почувствовал себя не достаточно молодым, чтобы бороться за высшую власть. Это не означало, что он был готов отдать папство семье Борджиа, наоборот, он искал подходящую кандидатуру из кардиналов на это место. Им стал Джованни Баттиста Чибо, который стал Папой Иннокентием VIII.

Таким образом, казалось, Ровере удалось избавиться от Борджиа ещё раз, но он совершил смертельную ошибку. И вице-канцлер это хорошо знал. Чибо оказался на месте Ровере, но он был ещё более корыстным и продажным, чем Борджиа, и считал папство собственной кормушкой. К негодованию Ровере новый Папа Иннокентий быстро начал проявлять больше уважения к Борджиа, как человеку, разделявшему его вкусы, чем к своему прежнему покровителю.

Вскоре Чибо открыто признал любовницу Борджиа и его внебрачных детей: он был первым Папой Римским, решившимся на такой шаг. Он старался во всём подражать Борджиа. У него на приёмах всегда было полдюжины хорошеньких женщин, мечтавших пофлиртовать с самим Папой Римским.

Но больше всего Иннокентий жаждал денег. Ровере хотел отклонить любое взаимодействие с Константинополем, но Борджиа вмешался в ход этого дела и теперь праздновал победу. Папа согласился с мнением кардинала о том, что Джем именно тот человек, из которого можно извлечь выгоду.

Всё зависело от реакции Баязида на новые обстоятельства.

Вильям Хоквуд снова проявлял терпение. Весной 1485 года исполнилось три года, как он покинул Константинополь; боль его несостоявшегося обручения постепенно начала затихать. Память об Эме, однако, была такой же яркой. Он вспоминал расцвет её красоты и о том, как он мечтал о богатстве. Но всё это бесследно исчезло, едва коснувшись его.

Однажды Вильям проводил вечер за кубком вина с Родриго Борджиа. Быстро захмелев, он рассказал кардиналу историю своей жизни и своих несчастий.

Борджиа, казалось, внимательно выслушал его.

– Мой бедный юный друг, – сказал он, когда Вильям замолчал. – Моё сердце обливается кровью. Надо подумать, чем можно тебе помочь.

– Боюсь, ничего сделать невозможно, ваше преосвященство, – простонал Вильям. – Она богатая наследница и сейчас наверняка обручена с каким-нибудь французским аристократом. Возможно даже, Эме уже замужем.

– Всегда можно что-нибудь сделать, – настаивал Борджиа. – Оставь это мне. Мы должны выяснить, что стало с девочкой. Но моё сердце ещё более страдает при мысли о том, что ты живёшь в воздержании. Расскажи мне о гаремах, дворцах, о жизни, которой наслаждаются пленённые красавицы.

Вильям почти ничего не знал о жизни гарема, но понимал, что кардинал хочет развлечься, поэтому украсил свой рассказ пикантными эпизодами, которые когда-то слышал, не зная, правда это или нет.

Борджиа был восхищен.

– И ты до сих пор не изведал римских женщин? – спросил он.

– Я ничего не знаю о них.

– И это говоришь ты? Ужасный турок? Я обещаю исправить это положение. Через неделю в моём загородном доме в Тиволи состоится званый ужин. Ты должен присутствовать там, причём без всякого страха. Я пошлю за тобой, и ты проведёшь у меня в гостях несколько дней. Тиволи – восхитительное место, а я гарантирую тебе великолепную компанию.

«Почему бы и нет?» – размышлял Вильям. В течение трёх лет он всё время находился в напряжении и жил как монах. Было бы глупо отказываться от любого лакомого кусочка, который кардинал бросал ему.

На следующей неделе у Вильяма было подходящее настроение для того, чтобы расслабиться. Дело в том, что Хусейн наконец вернулся из Константинополя. Султан, казалось, был доволен тем упорством, с которым Вильям следовал за Джемом по всей Европе.

«Падишах считает, что взаимопонимание с его святейшеством, – писал везир, – соответствует общим интересам. Тебе поручается начать переговоры с условием, что принц Джем непременно будет отдан в твои руки. Падишах понимает, что необходим выкуп, и уполномочивает тебя предложить его святейшеству пятьсот тысяч крон за возврат, принца живым или мёртвым».

Это обещало быструю удачу. Вильям отправился в Тиволи в наилучшем настроении.

Городок Тиволи, расположенный у подножия Апеннин в двадцати милях к востоку от Рима, был поистине восхитителен. Богатые римляне выбрали его местом отдыха ещё во времена императора Адриана, руины дворца которого до сих пор посещались любителями старины.

Прохладные бассейны и журчащая вода фонтанов в саду дворца Адриана напомнили Вильяму Брусу. Но этот дворец был ничто по сравнению с дворцом Родриго Борджиа, в котором пол был из белого мрамора, а в залах для приёмов висели полотна итальянских мастеров Боттичелли и Перуджино; потолки были расписаны фресками с изображением резвящихся нимф и купидонов.

Воспитанный среди мусульман, Вильям был удивлён, увидев в Венеции и Париже изображения человеческого тела, но он никогда не видел такой обнажённой непристойности.

Борджиа встретил его очень тепло, и Вильям поведал кардиналу хорошие новости из Константинополя. Затем Вильяма провели в комнату для гостей, отделанную с изысканной роскошью. Он был поражён, увидев огромные кровати под балдахинами с мягкими матрасами. Вильям знал, что местная аристократия спит на таких матрасах, но никогда не встречал таких роскошных, как здесь.

Услужливые пажи и стайка девушек стояли у его купальни с ленивыми фальшивыми улыбками, ожидая его приказаний. Девушек, он отпустил, но юноши прислужники очень смущали его. Когда он каждый день принимал ванну у себя дома, евнухи помалкивали. Но эти юноши постоянно болтали... и болтали о нём. Они говорили так быстро, что Вильям мог уловить только суть их разговора. Он чувствовал себя очень неловко.

Вильям позволил им одеть себя в прекрасные шёлковые штаны и сатиновый дублет[61]61
  Д у б л е т – род камзолов в XIV—XVII вв.


[Закрыть], перехваченный серебряным шнурком на поясе; наряд завершил головной убор типа колпака, называемого чапероном.

Вильям подумал, что теперь он настоящий красавчик; Борджиа и его гости встретили Вильяма аплодисментами. Некоторых мужчин он видел раньше, но присутствующие женщины были совершенно незнакомы ему. Все они были в дорогих одеждах, но их горящие глаза и непристойные жесты свидетельствовали, что это, конечно, не знатные дамы.

К удивлению Вильяма, на ужине присутствовали двое прекрасных детей, которых он помнил со времени своей первой встречи с Борджиа. Маленькая девочка подала ему руку для поцелуя и сказала тонким голоском:

– Вы очень красивый мужчина, синьор.

– Ну вот, – сказал Борджиа. – Твоё будущее обеспечено. Моя дорогая Лукреция оценила твои достоинства.

Ужин, начавшийся около десяти вечера, длился до двух часов ночи. Блюда сменяли друг друга, подавались огромные кувшины вина. С непривычки у Хоквуда закружилась голова, но, когда Борджиа вдруг выбросил мешок на середину зала, сознание его прояснилось. Из мешка рассыпались золотые монеты.

Гости, предвкушая удовольствие, захлопали в ладоши, несколько женщин встали.

– Только без помощи рук, – объявил Борджиа, – и без тряпок...

К удивлению Вильяма, женщины мгновенно разделись под одобрительные возгласы гостей. Обнажившись, они протянули руки слугам, которые связали их у каждой за спиной. Женщины побежали в главный зал и, упав на колени, начали хватать монеты зубами.

Весь зал, казалось, заполнился поднятыми задами, трясущимися грудями, напряжёнными мускулами живота и бёдер, разметавшимися волосами и криками. Женщины кусались, отталкивая друг друга от монет.

Взглянув на Борджиа, Вильям обнаружил, что тот похотливо улыбается.

– В любом случае все они шлюхи...

Вдруг одна из женщин, удерживая монету зубами, подбежала к столу и выплюнула её на скатерть перед Вильямом.

– Я выбираю тебя своим опекуном, монсиньор, – сказала она и помчалась обратно к дерущимся.

Борджиа захлюпал в ладоши.

– Ну вот! На твоём счету ещё одна победа. Теперь это Маргарита – молодая женщина.

Вильям хотел увидеть, как реагирует маленькая девочка на это непристойное зрелище. Её глаза горели от возбуждения, она хлопала в ладоши Каждый раз, когда кто-нибудь из женщин добивался успеха.

Каждый мужчина в зале был возбуждён, каждый аплодировал своей любимице – все женщины выбрали опекунов, чтобы быть богатыми. Маргарита действительно оказалась самой ловкой – перед Вильямом уже лежали пять золотых монет. Наконец Борджиа встал и призвал всех остановиться.

– Достаточно! – закричал он. – Пусть начнётся поединок!

Вильям не имел понятия, что должно произойти далее, но так как все мужчины встали, он последовал их примеру. Тем временем слуги развязали женщинам руки. К удивлению Вильяма, Маргарита бросилась к нему – её тело дрожало от возбуждения, волосы развевались – и вскочила на стол, разбивая дорогие тарелки. Прежде чем он успел издать хоть какой-нибудь звук, Маргарита забралась ему на плечи и оседлала его, её лоно было прижато к его шее.

– На поединок, монсиньор! – закричала она. – На поединок!

Все остальные мужчины также были осёдланы, за исключением кардинала, который вместе с дочерью продолжал смеяться и хлопать в ладоши. Оседлавшие своих «коней» теперь подгоняли их вперёд в основной зал, где началась грандиозная битва, в ходе которой женщины стремились уронить друг друга на пол.

Вильям, ухвативший Маргариту за бёдра, внезапно столкнулся с каким-то священником. Женщины, сидевшие у мужчин на плечах, боролись так, как будто их жизнь зависела от победы в этой схватке. Вильям постоянно тыкался головой в голые животы остальных наездниц – они громко кричали, но что это им доставляло – удовольствие или боль, – он не мог сказать. Внезапно одна из женщин издала жалобный крик и, потеряв опору, опрокинулась назад.

– Кто следующий? – в восторге орала Маргарита, размахивая мокрыми от пота руками и блестящей грудью; её бёдра обхватывали шею Вильяма.

Из-за размеров Вильяма и нетерпения Маргариты никто не мог долго противостоять им. Внезапно необычный турнир закончился, Вильям стоял среди разбросанных по залу тел. Он чувствовал, что его возбуждение сейчас перельётся через край.

– Победа! – Борджиа вскочил на ноги. – За победу – награда!

На столе появился ещё один мешок с золотыми монетами, и теперь кардинал протягивал его победившим. Маргарита быстро схватила его и прижала к груди. Она всё ещё сидела на плечах у Вильяма, направляя его к выходу из зала.

– А как же твоя одежда? – останавливаясь, спросил Вильям.

– Мне не нужна одежда, монсиньор, – засмеялась она, – во всякой случае сейчас.

Всё ещё охваченный пламенем возбуждения, Вильям отнёс Маргариту в спальню. Отпустив слуг, он положил её на кровать. Она широка раскинула ноги, её тело пылало от возбуждения.

Нельзя сказать, что Маргарита была красавицей, но она была самой привлекательной из всех приглашённых женщин. А также она была совсем другой для Вильяма. Как все турецкие женщины, Серета брила волосы на лобке. Глядя на Маргариту, Вильям понял, что никогда не предполагал, Что у женщин может быть такая пышная растительность. Сорвав с себя одежду, он бросился на женщину.

Маргарита только посмотрела на него и внезапно пронзительно закричала:

– Еврей! Мой Бог, он еврей!

Вильям потянулся к ней, но она выскользнула из-под него и побежала к двери.

– Еврей! – снова крикнула она. – Я искушена евреем!

В коридоре появились слуги, но она прорвалась сквозь них в обеденный зал, где всё ещё находились Борджиа и другие гости.

– Еврей! – кричала она. – Спасите меня!

Вильям хотел догнать её, но передумал, вспомнив, что обнажён. В смущении он вернулся в спальню. Уже через минуту перед ним возник кардинал. За собой он тащил Маргариту, которая пыталась вырваться и убежать.

– Что это значит? – спросил Борджиа, разглядывая Вильяма. – Пресвятая Дева... Ты еврей? Ты говорил мне, что ты христианин...

– Я вовсе не еврей! – почти взвыл Вильям.

– Но ты обрезан!

– Таков турецкий обычаи, ваше преосвященство.

– Дьявол! Что ж, глупая девчонка, он ждёт тебя. Держу пари, тебе это понравится. – Кардинал толкнул женщину к кровати.

– Вы приказываете мне, господин кардинал? – спросила она.

– Да, я приказываю. Наслаждайся ею, Вильям. Я рад, что ты не еврей. В противном случае мне пришлось бы сжечь тебя за осквернение христианской девушки.

Вильям был застигнут врасплох и подрастерял большую часть своего пыла. Но теперь Маргарита горела желанием. Она покинула его постель только на рассвете, когда они оба находились на грани изнеможения.

Она ушла, захватив половину золота. Возможно, это был самый выгодный, а также самый замечательный вечер в её жизни.

Вильям с удовольствием провёл бы остаток дня в постели, потому что его мучили головная боль и блаженное бессилие. Он даже не представлял себе, что сказал бы его отец, узнав о событиях прошлой ночи. Но Вильяма пригласили присоединиться к кардиналу. Он прогуливался в саду, вдыхая аромат цветов и производя впечатление самого довольного человека в мире.

«Если у кардиналов нет совести, почему у меня она должна быть?» – подумал Вильям.

– Мой дорогой мальчик, – начал Борджиа. – Как приятно видеть тебя. Я надеюсь, ты крепко спал?

– Я не думаю, что вообще спал, ваше преосвященство!

Борджиа усмехнулся.

– Живая девочка эта Маргарита... Но теперь можешь выбросить мысли о плотском из головы! Пойдём, прогуляемся.

Вильям шёл следом за фигурой в пурпурном одеянии.

– Не станем обсуждать ответ твоего хозяина на моё предложение, – отметил Борджиа.

– Как я сказал вашему преосвященству, ответ падишаха был более чем благоприятным.

– Действительно, действительно, – согласился Борджиа. – Я в высшей степени удовлетворён. Однако... существуют ещё некоторые сложности.

Вильям нахмурился и ждал.

– Как тебе известно, у меня есть соперник, который тоже пытается оказывать влияние на его святейшество, – сказал Борджиа.

– Кардинал делла Ровере? – догадался Вильям.

– Он самый. Новый Папа Римский совершил ошибку, упомянув о наших планах делла Ровере, который не приемлет их. Наоборот, он пытается убедить его святейшество созвать крестовый поход против турок. Папа Римский должен убедить всех участников похода внести часть своего богатства в казну папского престола. Поэтому понятно, что кардинал Ровере против освобождения принца Джема и передачи его под твоё попечение.

– Тогда мы погибли. Мой Бог, если крестовый поход будет собран против падишаха...

– Это не принесёт успеха, Вильям. Даю тебе слово. Так и передай своему хозяину. Но это самая маленькая сложность. Ты заинтересован, и я от. твоего имени заинтересован в Джеме. Я предположил, что сумма в пятьсот тысяч крон удовлетворит его святейшество. Увы! С тех пор как он начал слушать этого презренного Ровере, он вдруг преисполнился жалости и объявил, что, предав принца, который пришёл к нему как проситель, он поступит не по совести.

– Мне казалось, что принц Джем далеко не проситель. Его продали предыдущему Папе Римскому французы, – раздражённо ответил Вильям, чувствуй, что карточный домик его надежд рушится на глазах.

– И, тем не менее, он проситель, – произнёс Борджиа. – Мы должны следовать нашим планам с наивысшей предосторожностью и постоянно помнить, что Папа Иннокентий старше нас и долго не проживёт. Мне кажется, он действительно может объявить крестовый поход против турок, но я обещаю, что сведу его старания к нулю. Он будет также искать способ удержать Джема, руководствуясь личными интересами, но в этом случае ты будешь уверен, что принц в безопасности и находится в Ватикане. Даю тебе слово, что, как только я стану Папой Римским, принц Джем будет твоим.

– В таком случае я должен принять ваш совет, ваше преосвященство, – вздохнул Вильям. – Я напишу падишаху, как только вернусь в Рим, и постараюсь объяснить ему новую ситуацию. Я могу только надеяться и молиться, что султан поймёт её.

– Главное желание султана – не дать Джему вернуться в империю и оспаривать его наследство. Наша задача – добиться, чтобы Джем никогда не сделал этого. По-моему, Баязиду не стоит огорчаться из-за новой ситуации.

– Я уверен, что вы правы, ваше преосвященство. Но мне кажется, что я должен немедленно возвратиться в Рим и сесть писать это письмо.

– Я согласен с этим. Но перед тем как ты уйдёшь, нам необходимо обсудить расходы на содержание принца.

Вильям непонимающе посмотрел на кардинала.

– Султан должен понимать, что ватиканская казна не может бесконечно содержать его брата, – пояснил Борджиа. – Без определённых затрат мы не сможем обеспечить охрану принца всё это время. Ты, наверное, понимаешь, что, если ему удастся убежать, случится катастрофа.

Вильям поперхнулся.

– Я считаю сумму в сто тысяч крон ежегодно приемлемой для содержания принца, пока он наш гость.

– Сто тысяч крон... – не веря своим ушам, пробормотал Вильям.

– Это, конечно, пустячная сумма для султана. И ещё вопрос по поводу подарка...

– Подарка? – в тревоге вскрикнул Вильям.

– Деньги пойдут исключительно на содержание принца, – спокойно объяснил Борджиа. – Но если султан преподнесёт подарок, мне будет легче добиться аудиенции его святейшества.

– Подарок... – бормотал Вильям. – Помимо ста тысяч в год?

– Это должно быть что-то бесценное, – продолжал Борджиа.

Вильям вздохнул, вспомнив поговорку, что тому, кто хлебает с дьяволом, нужна длинная ложка.

– Объясните мне, что вы имеете в виду.

– Хорошо... – Казалось, Борджиа раздумывает. – Я слышал, что, когда Вильгельм Завоеватель взял Иерусалим, он нашёл там «священное копьё» – копьё, пронзившее бок Иисуса при распятии. Это правда?

– Да, ваше преосвященство. – Вильям сжал зубы.

– Хорошо. Я думаю, что именно оно будет наиболее подходящим подарком. Зачем твоему султану христианская реликвия? Такой подарок убедит его святейшество, что султан на самом деле желает быть ему другом. И как только это произойдёт, я дам тебе слово, что принц Джем никогда не выйдет из Ватикана.

Ещё раз Вильям отправил письмо в Константинополь и снова в страхе ждал ответа. Очевидно, терпению Баязида скоро мог наступить конец.

И всё же Вильям снова получил согласие султана выплачивать ежегодно по сто тысяч крон, пока Джем не будет возвращён; так же султан посылал Папе Римскому «священное копьё» со всеми подобающими словами уважения.

Ещё более убедительным было письмо от Энтони Хоквуда, в котором он рассказывал о своих хороших отношениях с султаном. Турция и Египет находились на грани войны, и Баязиду нужен был великий паша, чтобы командовать армией.

«Мы должны принять как должное, – писал Энтони, – что наш новый хозяин мало чем напоминает Мехмеда. Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что впервые турецкая армия ступит на поле сражения с чужеземцами без султана во главе. Но Баязид предпочитает обществу солдат музыкантов и в основном занят гаремом, а не делами дивана. Это, конечно, нам только на пользу, но тем не менее тревожно, поскольку неизвестно, как это отразится на будущем нашей империи. Что же касается тебя и твоей миссий, леность султана в этом вопросе очень выгодна для нас. Я думаю, что на самом деле он не хочет возвращения Джема. Его вполне устраивает, что Джем находится в заключении где-то далеко, забытый всеми и никому не нужный».

Воодушевлённый этим известием и собираясь сражаться с отцом в предстоящей войне, Вильям написал ответ, умоляя разрешения вернуться. Он пояснил, что и кардинал Борджиа, и Папа Иннокентий являются, без сомнения, самыми большими предателями из когда-либо живших, но предпочитают Деньги предательству и что, пока сто тысяч крон регулярно выплачиваются, они будут держать Джема в заключении.