Текст книги "Османец"

Автор книги: Алан Савадж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 38 страниц)

На удивление спокойно Кэтрин оправила юбки и перетянула лиф.

– Не будем рассказывать папе об этом происшествии, – сказала она, сжимая руку брата. – Лучшего защитника я не могла бы и желать. Ты мой доблестный рыцарь, дорогой Энтони.

Эти слова были дороже Энтони, чем столь легко доставшаяся победа. Он задумался о сути случившегося. Энтони никогда не ожидал, что его сестра может быть столь прекрасной... а также столь спокойной. Если раньше он просто любил её, то теперь боготворил.

Однако все эти события были только прологом к пьесе. Теперь же путешественники наконец начали огибать мыс и увидели начало узкого пролива по другую сторону Босфора. Сердце Джона Хоквуда учащённо билось. В ожидании появления легендарного города он вдруг услышал печальный звон колокола.

– «Дациюда», – отозвалась, его жена Мэри.

Хоквуд взглянул на капитана, стоявшего на корме.

– Это колокола Святой Софии, – сказал капитан и быстро добавил: – Случилось какое-то несчастье.

Хоквуды сгрудились у фальшборта. Когда судно обогнуло мыс, они затаили дыхание. Азиатский берег, находившийся справа, с его высокими кипарисами, окаймлявшими скалистые вершины, внезапно оказался очень близко. Они увидели большой замок, на котором развевался зелёный флаг турок. Слева, на европейском берегу, и впереди по ходу корабля на северо-восток перед ними предстал Константинополь. Хоквуды готовы были с первого взгляда признать, что этот город – величайший в мире.

Стены, окружавшие город со всех сторон, проходя даже над водой, высокие и толстые, зубчатые и неприступные, представляли собой самое надёжное защитное сооружение из всех когда-либо виденных Джоном. Над ними возвышались крыши замков и дворцов, а над ними – колокольни многочисленных церквей. И над всем этим устремлялись ввысь шпили огромного собора, откуда доносились звуки скорбной панихиды.

Но не столько от зданий, архитектурных памятников и оборонных сооружений захватывало дух, сколько от размеров города. Джон Хоквуд натренированным взглядом, привыкшим оценивать расстояния, определил, что город вряд ли меньше, чем три мили в поперечнике. Три мили, заключённые в одних стенах... Не менее широким он был у берега.

– Сколько людей могли бы жить за этими стенами? – спросил Джон.

– Не менее ста тысяч, – отозвался капитан.

Джон Хоквуд погладил бороду; а ведь когда-то Лондон казался ему многолюдным городом. Однако если сейчас он не мог заглянуть внутрь городских стен, то на воде, где флотилии маленьких лодок закидывали сети, уже вовсю кипела жизнь. Рыбаки, узнав флаг, окружили судно, приветствуя его.

Пока судно продолжало свой путь и Хоквуды изумлялись церквам и дворцам акрополя, находящегося в северо-восточной части города на семи холмах, воодушевивших Константина Великого[18]18
  Константин I Великий (ок. 285—337) – римский император с 306 г. В 324—330 гг. основал новую столицу Константинополь на месте г. Византий.


[Закрыть] выбрать это место для его Нового Рима, в поле их зрения медленно вошла гавань, расположенная в широкой бухте и образующая северную границу города. Хоквуд в изумлении смотрел на огромную железную цепь шириной не менее полумили, протянувшуюся через всё устье канала.

– Золотой Рог, – указал рукой в эту сторону капитан.

– Откуда такое название?

Капитан пожал плечами.

– Бухта называлась так веками. Во-первых, её очертания похожи на рог барана, а во-вторых, сюда стекают все богатства мира.

По другую сторону плавучего заграждения поднимались мачты кораблей. Справа от бухты вырастали стены другого города, который по своим размерам был гораздо меньше Константинополя, но тем не менее представлял собой весьма шумное место.

– Галата[19]19
  Г а л а т а – название района Константинополя, а теперь и Стамбула.


[Закрыть], – пояснил капитан, – генуэзская колония на Востоке. Сюда-то нам и надо.

Люди с галатийской стороны бухты навалились на спицы гигантского колеса кабестана[20]20
  К а б е с т а н – лебёдка с барабаном на вертикальном валу для выбирания судовых якорей или швартовки.


[Закрыть], к которому была прикреплена мощная цепь, и тяжёлое плавучее заграждение было поднято. Карак, приспустив паруса, вошёл в бухту и его тут же окружили лодки. Они стремились пристроиться за судном, чтобы быть доставленными к берегу – большой корабль оттягивался лебёдкой вдоль причальной стены. Хоквуды отправились в каюту собрать свой скудный багаж. Они были единственными пассажирами, забравшимися так далеко, и последние две недели, с тех пор как покинули Пирей, в основном были предоставлены самим себе.

Хоквуды оказались в центре внимания, как только ступили нетвёрдыми после стольких недель пребывания на море ногами на берег. Было уже поздно, но толпа народа собралась поглазеть на их рыжие волосы. Люди открыто восхищались их великолепным телосложением.

– Это викинги, – бросил кто-то по-итальянски.

«О, да, – подумал Энтони Хоквуд, – мы викинги, пришедшие спасти вас от сил зла».

Он почувствовал, как кровь забурлила в его жилах. Если Галата показалась ему обычным портом с пакгаузами, бесцеремонными мужчинами и стреляющими по сторонам глазами женщинами, то город, находящийся по другую сторону бухты, он полюбил с первого взгляда.

На эту ночь Хоквуды сняли номер в той же гостинице, где поселился капитан, и, забравшись впятером в одну постель, были удивлены холодным ночным воздухом. Они с трудом проглотили непривычную пищу из тушёного мяса и овощей, приправленную незнакомыми специями. Вместо эля и мягких итальянских вин, которые Хоквуды пили во время морского путешествия, им было подано византийское вино, весьма резкое и неприятное на вкус.

– Не найдётся ли здесь более здоровой пищи и более приятных напитков? – жалобно спросила Мэри.

– Ты будешь готовить всё, что пожелаешь, когда у нас будет свой дом, – пообещал ей Джон.

– И когда это случится? – поинтересовалась она.

– Завтра я буду принят наследником Константином.

– Можно мы пойдём с тобой, отец? – нетерпеливо спросил Энтони.

Джон Хоквуд задумался.

– Лучше я пойду один, – сказал он и улыбнулся, видя, что Энтони расстроен. – Завтра ты можешь исследовать Галату, но будь осторожен.

Генуэзский капитан предупреждал Хоквуда о той враждебности, которая может ожидать католика со стороны византийцев, а потому не торопился подвергать свою семью возможным оскорблениям в городе. Когда следующим утром он переправлялся через бухту, у него появилось дурное предчувствие.

Огромная бухта казалась непривычно пустой. Хоквуд видел лишь рыболовные лодки да около двадцати галер, причаливших дальше по изогнутому берегу. Город вблизи вызывал даже ещё больший трепет. Поднимаясь по каменным ступеням от причала к воротам, он взглянул вверх на мощные стены; они оказались выше и толще, чем он думал. Своим намётанным глазом воина он сразу же разглядел, что оборонительные сооружения нуждались в ремонте, во многих местах каменная кладка начинала рушиться. Заметил он также и то, что там была всего лишь горстка людей, но можно не сомневаться, что бойницы будут пополнены, как только турецкая армия появится в поле зрения.

Оказавшись в огороженной стенами части города, Хоквуд огляделся и обнаружил, что кругом царят шум и суматоха. Было очень жарко, несмотря на конец октября. Он увидел узкие, мощённые булыжником улицы, кишащие людьми и домашними животными с их запахами и какофонией, а также прижимающиеся друг к другу дома, столь различающиеся между собой – от жалких лачуг до дворцов с галереями. Джон Хоквуд втягивал в себя запахи духов и одежды. Он бывал в Лондоне не один раз и считал, что все большие города одинаковы. Но здесь вместо боязни замкнутого пространства возникало странное ощущение свободы, которому способствовали мягкий солнечный свет, тёплый бриз и лёгкая одежда. Мундир казался ему лишним.

Люди, заполнившие улицы, принадлежали к различным расам и придерживались разных вероучений. Здесь можно было встретить кого угодно – от светловолосого македонца до чернокожего африканца, однако Хоквуд, казалось, был единственным рыжеволосым. Люди говорили на разных языках, и Хоквуд испытал облегчение, услышав случайно оброненное итальянское слово: звуков английской речи слышно не было.

Офицер сторожевой службы в шлеме и латах внимательно изучал его документ – лист пергамента, вручённый ему завербовавшим его византийским посланником и написанный по-гречески. Хоквуд не знал, что там написано, но, по-видимому, документ сообщал не только о том, что Хоквуд доброволец, согласный служить императору, но и то, что он говорит лишь по-итальянски. Охранник, оглядев Хоквуда, вызвал подчинённого и что-то приказал ему.

– Пойдёмте со мной, – обратился вновь пришедший по-итальянски.

– Охотно, – согласился Хоквуд. – Скажите, куда мы идём?

– Я представлю вас принцу. В ваших документах упомянуты другие люди?

– Моя семья ждёт меня в Галате.

На протяжении всего разговора у офицера сохранялось напряжённое выражение лица. Сержант пробирался сквозь толпу, Хоквуд последовал за ним, привлекая к себе заинтересованные взгляды.

– Ваш офицер, похоже, суровый человек, – заметил Хоквуд.

– Он ненавидит всех латинян, – отозвался сержант.

– И он думает, что я один из них?

– Если вы римского вероисповедания – вы латинянин, – объявил сержант.

Они прошли через белые ворота во внутренней, более низкой стене; сразу за ней находилась сама столица Византии. В центральной части города были только дворцы и соборы, отделённые красивыми, засаженными деревьями парками, а в южном конце, как раз напротив стены, располагался огромный амфитеатр.

– Это ипподром, – объяснил сержант, – здесь проходят представления. У вас есть подобные развлечения, англичанин?

– Нет, – сказал Хоквуд.

– Ты должен рассказать мне об Англии, – улыбнулся сержант. – Меня зовут Панадоу.

«Похоже, у него нет такой ненависти к латинянам, как у того офицера», – подумал Хоквуд. Он стал осматривать огромный собор Святой Софии, изумлённый величием этого сооружения, богатством разноцветных витражей, золотой инкрустацией на консолях, сверкающей отражённым светом. Никогда раньше он не мог даже предположить, что в мире существует подобное здание.

Какое-то время Джон Хоквуд ждал начала аудиенции принца Константина. Сержант Панадоу доставил его дворецкому принца и попрощался.

– Мы ещё увидимся, – сказал Хоквуд.

«Чем быстрее я найду здесь друзей, тем лучше», – подумал он.

– Обязательно, – коротко ответил Панадоу и ушёл.

Дворецкий не знал ни одного из романских языков и, без сомнения, ненавидел латинян. То же самое можно было сказать о многих других, ожидавших в вестибюле; все они уставились на огромного рыжеволосого англичанина с нескрываемой враждебностью. Хоквуд пытался не обращать на них внимания и принялся изучать великолепный интерьер помещения. Мозаичными изразцами были выложены пол и потолок. Иконы с изображениями Марии с младенцем висели на стенах. Красное одеяние дворецкого вполне бы подошло самому титулованному графу Англии. Хоквуд чувствовал себя неловко в своём поношенном камзоле и залатанных штанах; его одежда была коричневого цвета, что выдавало в нём бедного человека. Но его белая рубашка, специально сохранённая для этого случая, была свежей и хрустящей.

Наследник оказался худым человеком, роста не более чем среднего, с редкой бородкой. На нём была круглая шляпа с высоким верхом; его одежда была роскошной, пальцы унизывали дорогие перстни. Своё пышное убранство он нёс с отсутствующим видом, его манеры были обходительными. Поприветствовав Хоквуда по-латыни, принц протянул руку для поцелуя. Джон был удивлён, но решил, что это, должно быть, такой обычай, склонился и поцеловал её. Когда он поднялся, Константин пристально посмотрел на него.

– Ты Джон Хоквуд, – сказал он, – из Англии. У тебя известное имя.

– Мой дядя был известным человеком, мой господин.

– Тогда нам повезло. И много таких больших, как ты, в той далёкой земле?

– Много, сир.

– Хотел бы я иметь несколько сотен таких людей, как ты, – вздохнул Константин и заглянул в документ. – Ты артиллерист?

– Это моя профессия.

– В таком случае вдвойне добро пожаловать. Единственное, что нас может спасти теперь, это пушки. Если бы их было побольше, – он опять заглянул в документ, – да и канониров тоже... Здесь говорится о сыновьях.

– У меня два сына; они приехали вместе со мной.

– Они умеют сражаться?

– Они приехали, чтобы сражаться, мой господин.

– Это только начало. Мои посланники докладывают: люди прибывают к нам со всей Европы. – Он взглянул на Хоквуда. – Слишком долго народ Константинополя живёт в мире.

Хоквуд ничего не сказал в ответ. Он недоумевал, почему византийцы нуждаются в том, чтобы пополнять ряды своей армии людьми со стороны. Внезапно он спросил:

– Как скоро могут напасть турки?

Принц поморщился, сел, предложив Хоквуду располагаться поудобнее. Джон замешкался, потому что никогда раньше не бывал приглашён сидеть в присутствии членов королевской семьи. Он сел в кресло, и находящийся поблизости дворецкий не смог скрыть своего возмущения.

– В настоящее время между нами и османцами нет войны, – продолжал принц, – напротив, мы заключили мирный договор. И всё же мы знаем, что они хотят уничтожить нас. Ты что-нибудь знаешь о турках?

– Почти ничего, сир.

– Тогда слушай! Они очень опасны. Двести лет тому назад никто даже не слышал об османцах. Эти выносливые люди появились из недр Азии. Они кочевали, возглавляемые Эртогрулом. Осев в Анатолии, они поначалу никого не беспокоили. Сын Эртогрула, Осман, мы называем его Оттоман, поднял свой народ на войну. По его имени они назвали себя османцами, или оттоманцами. Тебе известно, что обозначает это имя на турецком, Хоквуд?

Джон покачал головой.

– Оно означает «ломающий ноги». Ничего не скажешь, точное определение. Осман, как я сказал, повёл своих людей на войну. Ему повезло, потому что тогда наш город только начал восстанавливаться после крестового похода 1204 года. Ты что-нибудь слышал об этом?

Джон кивнул.

– Это не просто забыть. Наши люди до сих пор ненавидят франков... И это всё из-за предательства, рассказ о котором передаётся из поколения в поколение. Ты, конечно, франк...

– Я англичанин, мой господин. Французы мои давние враги.

– Для жителей Константинополя все люди с Запада – франки. Помни об этом, Хоквуд.

– Ты хочешь, чтобы я сражался за людей, которые ненавидят меня?

– Ты приехал сюда воевать с турками. Если их не остановить сейчас, они завоюют всю Европу, даже Англию.

Хоквуд погладил бороду.

– Ты думаешь, я пристрастен? – продолжал принц. – Тогда слушай дальше. Осман добился успеха из-за нашей слабости. Его сын, Орхан[21]21
  О р х а н (1324—1360) – султан, завоевавший северо-западную часть Малой Азии до Мраморного и Чёрного, морей и восточного побережья пролива Дарданеллы. Укрепил военную мощь турок.


[Закрыть], преуспел ещё больше. Он повёл свою армию через Босфор на Балканы. Он так напугал тогдашнего императора Иоанна Кантакузина[22]22
  И о а н н К а н т а к у з и н (1293—1383) – византийский император в 1351—1354 гг.


[Закрыть], что византийская принцесса была отдана неверному в жёны. Можешь ли ты представить христианку, терпящую ужасы гарема? Это невообразимо... И всё же Георг Бранкович сделал это. – Помолчав несколько минут, он продолжил: – Таким образом, Византия, по сути дела, стала феодальным наделом неверного. Они были только захватчиками из Азии. Никто не думал, что они будут одерживать одну победу за другой. Османцы – настоящие кочевники, кажется, что у них нет никакой дисциплины. Они прекрасные наездники, из которых получается самая хорошая лёгкая кавалерия. Но время кавалерии прошло, ты хорошо это знаешь. Без дисциплинированной тяжеловооружённой пехоты настоящий успех в военном деле невозможен.

«Вы не совсем правы, – едва не сказал Хоквуд, – сейчас очень важную роль может сыграть артиллерия», – но промолчал.

– Сын Орхана – Мурад[23]23
  М у р а д  I (1360—1389) – султан. Осуществил идею зачисления пленных юношей, неверных (т.е. немусульман) в новое турецкое войско янычар.


[Закрыть] понял, что не может противостоять только кавалерией всем армиям Запада. Он придумал план, дьявольский план. По его приказу у христиан начали красть детей и обучать в духе «Полумесяца», а вовсе не «Креста». Они приучены к строгой дисциплине; фактически создана армия военных монахов. Ты когда-нибудь слышал о янычарах?

– Да, слышал.

– Они самые непобедимее воины... во всём мире.

Хоквуд снова погладил бороду, вспоминая, как сам сражался за Великого Гарри.

Константин заметил его скептицизм.

– Ты сам убедишься.

– Когда этот Мурад правил, сир? – спросил Хоквуд.

– Шестьдесят лет назад.

– И Константинополь всё ещё стоит.

Константин криво усмехнулся.

– Своего рода милость Божья... Мурад повёл янычар в Европу и разбил сербов в битве на Косовом поле. – Вздохнув, он продолжил: – В первой битве в 1389 году. После сражения Мурад был убит пленённым сербским дворянином. Сын Мурада, Баязид[24]24
  Б а я з и д  I  Молниеносный (1354 или 1360—1403) – турецкий султан, в 1389—1442 гг. завоевал обширные территории на Балканах и в Малой Азии.


[Закрыть], взял командование армией и лагерем на себя. Баязида прозвали Молниеносным. Он был вторым великим воином эпохи. А знаешь, кто был первым?

Хоквуд задумался: 1389 год – слишком рано для Великого Гарри, слишком поздно для Чёрного Принца.

– Бертран дю Гецлин? – Он ненавидел превозносить француза, но не мог не признавать его заслуг.

– Дю Гецлин? – Константин презрительно фыркнул. – Ты что-нибудь слышал о Тимуре?[25]25
  Т и м у р (Тамерлан) (1336—1405) – полководец, эмир. Создатель государства со столицей в Самарканде. Разгромил Золотую Орду. Совершал походы в Малую Азию, Закавказье и др.


[Закрыть] О том, кого называли Хромым?

Хоквуд поморщился. Он, конечно, слышал это имя, но считал, что оно не более чем легенда, пришедшая с Востока.

– Константинополем тогда правил Баязид. Мой дед понял, что его час пробил... Нас спасло чудо.

– И этим чудом был монгол, – предположил Хоквуд.

– Пути Господни неисповедимы, англичанин... Благодаря ему мы были спасены. Слава Баязида, его сарацины, янычары, военачальники были ничто по сравнению с Тимуром. Их втоптали в пыль, и Баязид I Молниеносный был посажен в клетку и выставлен напоказ толпе умирать со стыда.

– Константинополем тогда стал править Тимур? – заключил Хоквуд. – Но всё же он стоит...

– Тимура не интересовала Европа. Он должен был разбить армию Баязида, потому что считал его своим соперником в Азии. Одержав эту победу, Тимур ушёл в Китай, о котором всегда мечтал, и там умер. Так мы были спасены. Мы должны были восстановить своё былое величие, пока сыновья Баязида боролись за престол. Мы обратились к Западу за военной помощью, чтобы нам оказали поддержку в избавлении мира от османцев. Нам говорили, что на Западе есть великие войны. Особенно тот, который правил Англией: Великий Гарри. Ты о нём знаешь?

– Вместе с ним я сражался в Азенкуре против французов, – гордо сказал Хоквуд.

– Против французов, – грустно повторил Константин. – Брат против брата, франк против франка. Это было нашим общим просчётом, англичанин. Если бы эта битва состоялась на берегах Дарданелл и твой могучий воин выступил бы против янычар, тогда, возможно, Европа была бы спасена.

Хоквуд не знал, что и ответить.

– С тех пор турки обрели силу, – продолжал принц. – Из междоусобных войн, последовавших за смертью Баязида, Мехмед I вышел эмиром. Османцы прозвали его «Святым». Мы называли его «джентльменом», потому что он не нарушал границ владений своего отца и относился к ним с уважением. Его сын Мурад II – совсем другой человек, ему может ударить кровь в голову. Внезапно он осадил нас в 1422 году, но не смог взять город приступом и отправился расширять свои владения на Запад. Против него Папа Римский снарядил крестовый поход пять лет назад.

– Я слышал об этом, сир, – вставил Хоквуд.

– Тогда ты знаешь, как была разбита армия под командованием Владислава III Ягеллона, короля Польского и Венгерского. Погибли и сам король, и вся его армия. Только великий полководец Янош Хуньяди спасся. В этом году Хуньяди возглавил другую армию и начал сражение снова у Косово. – Он вздохнул. – Поле Чёрных Птиц.

– Я узнал о поражении по звону колокола, – сказал Хоквуд.

Внезапно Константин распрямил плечи.

– Англичанин, не будет больше ни крестоносцев, ни папских армий. Если Константинополь должен выжить, то только нашими собственными усилиями.

– Стены города ещё никогда не были пробиты, – заметил Хоквуд.

– В этом наша сила. В этом и в артиллерии. Но у нас есть много слабостей. Мой брат император болен. Я сомневаюсь, что он доживёт этот год. Наши люди погрязли в интригах, им нет ни до чего дела. Они считают, что если Константинополь никогда не могут взять приступом, то он никогда не Падёт. Больше пяти тысяч тяжеловооружённых всадников мне не набрать, мне нужны храбрые воины. Будь они у меня, я мог бы противостоять туркам – даже Мураду, который относится к нам с оскорбительным презрением. Но это обычная манера поведения турок: ему кажется, что как только он щёлкнет пальцами город будет его. Сейчас его не беспокоит даже наша относительная независимость.

– Мне показалось, что этот город богат, мой господин... Я, правда, не понимаю почему...

– Мы богаты, потому что мы рынок мира, точка пересечения всех дорог. Люди приезжают к нам из всех известных человеку стран, чтобы торговать свободно и безопасно. Приезжают и турки – они тоже хотят вкушать плоды труда других людей. Пока они не трогают нас, но копят обиды. Наступит день, и янычары пойдут на наши стены.

– И будут разбиты, – сказал Хоквуд. – Если на стенах будет много людей и пушек. Я слышал, у османцев нет пушек?

– Они кочевники. Откуда им знать о пушках? – Константин улыбнулся. – Теперь ты знаешь правду о нас. Я бы не взял ни одного человека, сражающегося за дело, которое он не принимает как своё. Ты остаёшься? Ты готов сражаться вместе с нами?

– Я остаюсь и буду стрелять из ваших орудий вместе с вами, если вы того пожелаете.

– Хорошо сказано. Надеюсь, ты не сомневаешься, что меня устраивает это решение.

Хоквуд поднялся и поклонился.

– Если мой господин говорит от имени своего Народа, – сказал он, – я согласен.