Текст книги "Османец"

Автор книги: Алан Савадж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 38 страниц)

Перед ним никого больше не было. Гарри развернул задыхающегося коня и обнаружил, что Диниз и трубач всё ещё рядом.

– Труби сбор! – хрипло прорычал Гарри.

Прозвучал сигнал, наёмники вышли из боя и сгруппировались вокруг Гарри. И они, и рыцари понесли тяжёлые потери. Умирающие лошади лежали по всему полю...

Но исход битвы был решён: венгры и немцы разлетелись по всем направлениям после того, как тяжеловооружённые рыцари были разбиты, и ещё до того, Как удар янычар был поддержан сипахами.

Гарри сразу понял, что личное удовольствие от преследования рыцарей имеет второстепенное значение. Главным было то, что христианская армия потеряла шанс на воскрешение. Венгры кричали и падали. Наёмники обезглавливали свои жертвы и прикрепляли окровавленные доказательства к сёдлам.

Когда остатки кавалерии христиан увидели, что произошло, они помчались прочь. Их осталось не более двух тысяч. Армия венгров была разбита.

Когда Гарри добрался до шатра султана, скорбная работа по подсчёту мёртвых была в самом разгаре. Брать пленных, когда новые рабы не нужны, не входило в турецкие обычаи. Те венгры, которые сложили оружие, становились на колени перед Сулейманом и его военачальниками один за другим обезглавливались. Гора голов росла...

Вильям Хоквуд, окровавленный и запылённый, заключил племянника в объятия.

– Большая победа! – сказал он. – Переписчики говорят, более двадцати тысяч врагов убито.

– А наши потери, дядя?

Лицо Хоук-паши было мрачным.

– Не многим меньше... Венгры сражались, как демоны. Но король их среди убитых. Между нами и Будой никто больше не стоит.

Гарри поклонился султану.

– Боюсь, мои люди сыграли небольшую роль в сражении, о падишах.

– Твой манёвр был решающим, Хоук-младший, – сказал Сулейман. – Ты поставил точку над невозможностью восстановления христианских сил.

– Ты достиг величайшей победы в истории Османской империи, о падишах. Армия венгров уничтожена.

Губы Сулеймана дёрнулись.

– У меня есть силы уничтожить империю[64]64
  Имеется в виду Священная Римская империя.


[Закрыть], именно это мы должны теперь сделать.

Три дня были проведены на поле Мохач в заботах о раненых и похоронах мёртвых. Кости христиан были оставлены белеть на солнце.

Через десять дней османская армия была в Буде. Её встречал отряд вооружённых рыцарей под белым флагом. Их командир, граф Иоанн Заполий, был приведён к султану. Он говорил по-латыни.

– Я предостерегал короля от такого опрометчивого шага, – сказал венгр, – от противостояния мощи османцев. Но король был глуп. Я предлагаю тебе ключи от нашего города и заверяю в преданности моих людей и меня самого.

– Не верь этим людям, о падишах, – сказал Хоук-паша по-турецки. – Он предал своего короля и свою религию. Не думаешь ли ты, что он предаст и тебя?

– Возможно, он мечтает об этом, Хоук-паша, – сказал султан, – но он может быть мне полезен. – Султан перешёл на латынь: – Если ты хочешь служить мне, граф Заполий, ты, твои люди и каждый в Венгрии, кто способен носить оружие, должен выступить под моим знаменем. Добейся этого, и я сделаю тебя королём Венгрии.

– Ты очень добр, мой господин, – просиял Заполий. – Скажи куда, и мы пойдём за тобой.

– И такого человека сделать королём! – прокомментировал Ибрагим.

– Это обеспечит раздор в центре Европы на многие поколения, – мягко сказал Сулейман. – У Заполни, без сомнения, есть сподвижники. Мы знаем, как христиане привержены клятве. Я назначу Заполни архиепископом в Буде, и весь мир будет знать, что он законный король Венгрии. Большая часть христианского мира возненавидит его за это. А те, кто связал себя клятвой с ним, будут вынуждены или защищать его, или нарушит клятву, – улыбнулся Сулейман. – Ты управляешь моими деньгами, Ибрагим-паша, а я – людьми.

– Этот мальчик вырос у меня на глазах, – признался Хоук-паша. – Он знает людей не хуже, чем Селим, да и как солдат ему не уступит.

– Если бы в нём совмещалось все вместе, – подытожил Гарри, – он был бы величайшим из султанов.

– Если только какая-нибудь женщина не подведёт его, – заметил Вильям.

Военачальникам оставалось только наблюдать, что султан по вечерам не сидит с ними больше, чем этого требует этикет. Он неизменно торопился к себе в шатёр, где его ждала Рокселана.

Ещё больше они опечалились, когда султан приказал своей армии поворачивать назад, к Босфору.

– Теперь венгры наши союзники, – сказал султан. – Мы достигли чего хотели. Настало время заняться домашними делами.

Гарри был счастлив вернуться домой. Он очень беспокоился за здоровье дяди, тот сильно постарел в суровых условиях похода. Гарри не хотел, чтобы Вильяму пришлось зимовать в поле.

Но зима настала до того, как они достигли Константинополя; во время возвращения армия понесла такие же потери, как на поле сражения. Но Хоук-паша, закутанный в плащ, вёл своих людей и как всегда выжил, чтобы вернуться к ласкам Эме и Джованны.

Яна притягивала Гарри всё сильнее с каждым новым объятием. Гарри было интересно, чувствовал ли Сулейман то же самое к её сестре Рокселане.

И что Гульбехар обычно такая мягкая, сладкая и любящая, думает о своей новой сопернице? Или Гульбехар чувствует себя уверенно, потому что она мать старшего сына султана и в конце концов станет султан-валиде, правительницей гарема...

События в Венгрии развивались так, как предсказал Сулейман. Половина населения страны приняла Иоанна Заполия королём, другая – нет. Последние призвали эрцгерцога Фердинанда Габсбургского, который повёл армию на Венгрию и разбил Заполия в битве у Токая в 1527 году. Месяц спустя в Константинополь прибыли посланники, взывая о помощи.

– Пусть всё идёт так, как идёт, – посоветовал Ибрагим.

– Тогда вся моя стратегия ошибочна, – заметил Сулейман. – Что ты посоветуешь, Хоук-паша?

Вильям Хоквуд погладил бороду, теперь скорее уже белую, чем рыжую.

– Нам придётся вернуться, о падишах. Но теперь нам надо определить задачу более чётко. Венгрия и Буда не более чем только заставы на Европейской равнине. Границами твоего государства должны быть Вена и Рейн.

– Рейн? – пробормотал султан.

– Такой поход опустошит наш народ, – запротестовал Ибрагим, – и расточит наши богатства.

Сулейман посмотрел на Вильяма.

– Можем мы сделать это, Хоук-паша? Есть ли у нас люди?

– Я верю, что это возможно. Но надо действовать тайно и быстро. Не набирать рекрутов со всех концов империи – это сразу заметят в Европе, а мгновенно начать поход с теми силами, которые у нас есть в Константинополе и на европейской территории.

– Сколько у нас людей?

– Около пятидесяти тысяч.

– Ты захватишь Австрию такими силами? – фыркнул Ибрагим.

– Мы будем набирать людей из наших гарнизонов по мере продвижения. К тому моменту, когда мы дойдём до Буды, под нашим командованием окажется восемьдесят тысяч человек. Но это будут обученные воины, а не башибузуки; к тому же у нас также есть артиллерия.

– Восемьдесят тысяч человек... – пробормотал Сулейман. – Достаточно ли этого количества? Франция, почувствовав угрозу Вене, не останется в стороне.

– Мы должны позаботиться, чтобы все европейские страны были разобщены, падишах. Много лет назад, когда я был совсем мальчишкой, твой дед послал меня с посольством на Запад. Я был в Париже и много говорил с королём Людовиком XI. Он ненавидел и боялся Габсбургов, даже хотел заключить союз с султаном, чтобы со всех сторон Европы придерживались амбиции Габсбургов. Потом Людовик умер, и правление Францией перешло в слабые руки. Их нынешний король Франциск I всю свою жизнь сражался с Габсбургами. Я верю, что он будет за союз с нами. Если мы достигнем своего, то можем быть уверены, что христианские правители никогда не смогут объединиться против нас.

– Если бы мы могли добиться этого... Кого бы мы послали к королевскому двору, Хоук-паша?

– Кто может быть более подходящим, чем мой племянник, о падишах?

Эме была несказанно обрадована, что племянник вернётся на её родину, и хотела поехать с ним. Она долго рассказывала Гарри, кого где найти и куда нужно сходить.

Вильям Хоквуд советовал ему, что делать и чего избегать. Но в нынешнее время ни один из их советов не имел большого значения. Франция 1528 года значительно отличалась от Франции 1483 года.

Гарри поехал той же дорогой, что и его дядя сорок пять лет назад, чтобы не попасть в руки Габсбургов или Папы Римского. Через три месяца он оказался в Париже. Как и дядю, его приняли с почестями – французы прекрасно знали, что происходит в мусульманском мире; имя Хоук-паши также хорошо было всем известно.

Гарри был поражён весёлостью и причудами французского двора и открытостью Франциска, так не похожего на Всемирного Паука, которого описывали ему дядя и тётя.

Франциск был красив и отличался изысканными манерами, у него было сердце мечтателя, озлобленное, правда, множеством чрезмерных амбиций. Всего несколько лет назад его армия была разбита у Павии, а сам он был взят в плен его смертельным врагом императором Карлом, который к тому же был королём Испании и Генуи и соперничал с самим султаном в распределении власти.

Чтобы вернуть свободу, Франциску пришлось, дать все мыслимые и немыслимые клятвы. По возвращении домой он тут же нарушил их, заявив, что на него было оказано сильное давление.

Мысль о том, что брат Карла, эрцгерцог Фердинанд, будет контролировать Центральную Европу, леденила кровь Франциска.

Также Франциск не питал большой любви к Англии. Генрих VIII был сводным родственником Карла и верным союзником Испании. Несколько лет назад Генрих и Франциск встретились за пределами английского анклава в Кале на конференции, собранной для того, чтобы разрешить разногласия. Вместо того она только увеличила их, так как развивала в нарастающем соперничестве и личную власть, и закон того монарха, который мог дать больше денег, – представление богатых, получившее название «поле золотых одежд». И снова Францию обошли.

– Если бы у всех королей Европы была одна голова, я бы снёс её, – говорил Франциск Гарри. – Я ненавижу всех. Но твой султан... Если он пойдёт на Вену – я буду аплодировать ему.

Гарри добился того, чего хотел, и поспешил домой. Тех знакомых, о которых говорила Эме, уже не было в живых или их оказалось невозможно найти. Климат Франции был влажным, унылым. В женщинах, желавших пофлиртовать с красивым английским вероотступником (как его до сих пор называли), Гарри не нашёл той чистоты и привлекательности, как в его Яне.

Он вернулся в Константинополь в апреле 1529 года с хорошими новостями. Десятого мая султан Сулейман, не разглашая свой план никому, и тем более христианским купцам, заполнявшим город, вышел в поход с 50-тысячной армией.

В этот раз Ибрагим остался в городе, чтобы набирать войско, которое последует за основной армией. И в этот раз о гаремах не шла и речь: «скорость» – вот девиз Хоук-паши.

Гарри пришлось попрощаться с Яной, жёнами, матерью и тётей, он даже не успел рассказать им о своём пребывании в Париже.

Скорость! Хоук-паша предложил своим людям суровые условия. Настоящие воины охотно отозвались, но слабые вскоре покинули строй. Гарри смотрел на дядю, с трудом скрывая беспокойство, но тот держался стойко.

В этот раз турецкая армия добралась до границы не за четыре, а за три месяца. Венгерская армия не выдержала её натиск; Буда, осаждённый 3 сентября, пал через пять дней. Сулейман приказал перебить весь гарнизон и отдал город на разграбление.

Это были преднамеренные действия Сулеймана и Хоук-паши. Оба хотели, чтобы ужас при упоминании турок распространился как можно дальше. Гарри был менее уверен в эффективности этого метода, чувствуя, что это вряд ли сможет сдержать сопротивление Австрии.

Но Сулейман твёрдо стоял на своём. Он разослал наёмников по всем австрийским провинциям, чтобы они жгли и обезглавливали, насиловали и грабили. Вся страна к востоку от Вены была превращена в дымящиеся руины. Захватчики процветали, потому что Хоук-паша спланировал этот решающий поход с величайшей тщательностью и использовал Дунай как главную артерию. Галеры, курсирующие по всем направлениям, подвозили пищу из Венгрии и Сербии войску на марше, но что не менее важно, оснащённые оружием суда формировали постоянно защищённое правое крыло армии и предупреждали какую-либо опасность внезапного нападения с тыла.

Не то чтобы существовала какая-то опасность, но все манёвры Хоук-паши предназначались для того, чтобы привести Габсбургов в замешательство. Когда спустя две недели после ухода из пылающего Буды султан и Хоук-паша взирали на Вену, а кавалерия османцев окружала город, выяснилось, что против турок выставлено не более семнадцати тысяч человек.

Застигнутые врасплох, но действуя, однако, чётко, командиры гарнизона Филипп, пфальцграф Австрийский, Николаус, граф де Сальма и маршал Вильгельм фон Роггендорф объявили в городе осадное положение столь жестокое, как бы это сделали турки. Наблюдатели видели, что все дома, возвышающиеся над крепостными стенами, были срезаны, формируя открытую линию огня по всем направлениям, добавочные огневые точки поставлены, а также все деревянные крыши в городе были снесены, чтобы уменьшить опасность пожара от попадания зажигательных снарядов.

– Эти люди намерены серьёзно бороться, Хоук-паша, – заметил Сулейман.

– Посмотрим, насколько хорошо они будут сражаться, когда здесь появятся пушки, – сказал Вильям. Турецкая кавалерия, вместе с которой ехали султан и его паши, опередила пехоту и грузовой обоз.

Гарри Хоквуд посмотрел на небо, огромную массу тёмных облаков. «Если артиллерия чем-нибудь поможет нам...» – подумал он.

В ту ночь начался дождь, который лил всю неделю не переставая. Река поднялась, равнина превратилась в болото. И всё же осада началась со всей жестокостью, присущей османцам. Флотилия поднялась по Дунаю выше осаждённого города и лишила защитников какой-либо надежды на пополнение запасов продовольствия.

По прибытии пехоты Хоук-паша предпринял одну или две пробные атаки. Как он и ожидал, их мужественно отразили защитники города.

Наконец подошла артиллерия. Лошади, почти мёртвые от усталости, с трудом тянули груз по мокрому месиву. Стрелять из пушек оказалось почти невозможным – при каждом выстреле огромная бомбарда всё глубже утопала в грязи. Хоук-паша использовал все свои знания и вспомнил все рассказы своего отца, Энтони Хоквуда, об осаде Константинополя. Он заставил людей рыть подкопы. Иногда стены оседали, и большие группы людей оказывались заваленными грязью «и начинали задыхаться. Другие, всё же пробираясь под стенами, натыкались на грозные контратаки. Каждый турецкий туннель заканчивался точно таким же с противоположной стороны. Вильям начал подозревать измену, но даже самые тщательные расследования не выявили, как мог кто-либо из турок связываться с командованием противника. Вильям так и не нашёл ответ, но Гарри впоследствии узнал, что венцы поставили котлы с водой по всей длине стен, и, когда один из котлов начинал дрожать, они понимали, что именно здесь ведётся подкоп.

Вильям осознал, что они не добились никакого успеха. К тому же погода устанавливалась холодная. Турки не могли быть чистоплотными в этой грязи и начали умирать от болезней.

Десятого октября прибыл посланник с новостями, которые потрясали как Сулеймана, так и его военачальников. Король Франции заключил союз с императором Карлом.

– Это придумали и организовали их почтенные матушки, – сказал Сулейман, читая послание. – Какое влияние имеют женщины в этом мире!

– Француз предал нас, – прорычал Вильям. – Он предал меня, падишах, я подвёл тебя. Ты вправе снести мне голову.

– Это то же самое, что я отрублю себе правую руку, – проговорил падишах. – Скажи мне честно, Хоук-паша, мы можем рассчитывать на успех в этой осаде?

Вильям вздохнул, плечи его поникли.

– Нет, падишах. Через месяц землю покроет снег. К весне император освежит свои силы в Австрии, потому что он больше не боится французов.

– Сможем ли мы когда-нибудь взять Вену?

– Я верю в это, падишах. Но моя стратегия в этот раз подвела. Даже со всей поспешностью мы не можем привести армию из Константинополя в Вену меньше чем за три месяца. Слишком мало остаётся до прихода зимы. Мы должны концентрировать армию на границе с Венгрией и предпринять атаку, как только погода улучшится.

– Но тогда весь мир будет знать, что мы затеваем!

– Это неизбежно, падишах.

Сулейман кивнул:

– Это надо обсудить. Но сейчас, Хоук-паша, мы разбиты. Отдай приказ к отступлению. Мы должны уйти до холодов.

– Мы побеждены, – тихо произнёс Вильям Хоквуд, кутаясь в плащ. Турки уже начали отступление.

– Это иногда случается, – сказал Гарри. – Даже Завоеватель не смог взять Родос.

– Но я взял Родос, – откликнулся Вильям, до сих пор не знавший горечи поражения.

Венцы подняли шум. Жители Вены насмехались над отступающими турками. Но эти усмешки сменил крик ужаса и боли, когда Сулейман обезглавил всех пленных мужчин у стен города.

Эта неудача подкосила силы Вильяма Хоквуда. Во время отступления его самочувствие становилось всё хуже и хуже. К концу месяца, когда пошёл снег, обозы пришлось бросить, чтобы спасти людей. Спасать людей имело больший смысл, чем спасать вещи.

Людей и оружие. Никто из потомков Джона Хоквуда не рискнул бы оставить пушку. Когда стало невозможно тащить их, Хоук-паша приказал погрузить их на борт галер, которые всё ещё контролировали Дунай. Это была труднейшая задача, и её предстояло выполнить измученным и замерзшим людям. Но они всё сделали, потому что были преданы Хоук-паше.

Пушки были спасены, но это стоило жизни многим людям. И среди них был сам Хоук-паша. Постоянно находясь в снегу, он схватил насморк, но проигнорировал его. Вскоре у него начался жар. Его положили на носилки, которые несли верные ему артиллеристы, Гарри был с Хоук-пашой, когда тот умер.

Набальзамированное тело Вильяма Хоквуда привезли в Константинополь, чтобы захоронить в саду его дворца. Эме, Джованна и слуги рыдали.

По окончании церемонии султан Сулейман послал за Гарри.

– Теперь ты Хоук-паша, – объявил он, передавая Гарри жезл с двумя узлами на конском хвосте.

– Я не достоин такой чести, падишах, – запротестовал Гарри.

– Я не сомневаюсь, что всё ещё впереди, – твёрдо сказал Сулейман. – Теперь скажи мне, где бы ты хотел быть.

– Я буду там, где надо.

– Мы потерпели горькое поражение у стен Вены, – отметил султан. – Смерть твоего дяди не меньшее поражение, чем наше отступление. Теперь мне стало известно, что персы затевают войну на восточной границе моих владений. Этого я не могу допустить.

– Мы выступим в поход в следующем году? – с горячностью спросил Гарри.

– Мы вынуждены сделать это. Христиане, конечно, скажут, что я отступил потому, что разбит, и потому, что боюсь их. Эта мысль невыносима для меня. Но я не могу вести две войны одновременно.

Султан замолчал, Гарри ждал продолжения. Он понимал затруднительное положение султана, но не имел представления, чем может помочь ему. Гарри считал себя слишком молодым, чтобы командовать таким походом.

– Мы должны заставить их понять, что это временная отсрочка, – наконец сказал Сулейман. – И когда я разберусь с более насущной проблемой, с персами, я вернусь к осуществлению плана Хоук-паши – захвату Вены. Мы должны держать Габсбургов в постоянном напряжении и тревоге. Кроме всего, мы должны заставить предателя Франциска пожалеть о разрыве нашего договора. Ты выполнишь эту задачу, Хоук-паша.

– Охотно, падишах. Если ты скажешь, какие силы будут мне приданы и какой стратегии я должен придерживаться.

Сулейман посмотрел на него.

– Хайреддин в Золотом Роге.

Сердце Гарри громко забилось.

– Хайреддин говорит об огромных флотах, вмешивающихся в торговлю на Западе, и более того, совершающих нападения на прибрежные города и вселяющих страх в сердца чужеземцев...

Гарри едва мог сдержать возбуждение.

– Хайреддин говорит о расширении Османской империи вдоль северо-африканского побережья и превращении его в плацдарм для нападения на христиан на юге. Ты веришь, что это осуществимо, Хоук-паша?

– Я верю, что это возможно при наличии подходящей силы.

– Все янычары, находящиеся в моём распоряжении, должны идти со мной на Тавр. Ты должен сформировать собственное войско, но набирай людей здесь, в Константинополе. Можешь рассчитывать на султанскую казну и вооружение, когда это потребуется. Я назначаю тебя главнокомандующим. Ты – друг Хайреддина. Он большой плут, но смелый и изобретательный человек. Он будет командовать пиратскими судами, но ты будешь руководить им от имени султана. Я дам ему это понять, и ты должен помнить об этом всё время.

– Я удостоен не только большой чести, падишах, но и большой ответственности. Будь уверен, я прославлю твоё имя.

– Заставь рыдать неверных, Хоук-паша. Вот твоя задача.

Ибрагим-паша смотрел на список имущества и денег, представленный ему Гарри.

– Очевидно, иногда наш хозяин думает, что, как только я щёлкну пальцами, динары начинают расти на деревьях, – рявкнул он. – Пушки? Ты собираешься взять пушки в море?

– Испанцы так и делают.

– Вряд ли, с их-то галерами...

– Если я собираюсь нападать на их караки, мне нужны пушки.

– А ты собираешься это делать? – поинтересовался Ибрагим. – Хорошо, кто я такой, чтобы отказать тебе, Хоук-младший? Прошу прощения, я имел в виду Хоук-паша. Ты так внезапно возвысился. Поверь, я скорблю о смерти твоего дяди.

– Спасибо, – сказал Гарри.

– Как я завидую твоему отъезду из Константинополя... и вместе с тем я буду скучать без тебя. Что ты думаешь о султане?

– Не моё это дело и не твоё судить о султане.

– Он моложе и тебя и меня, Хоук-паша, и теперь ему не хватает великого Хоука, на которого он полагался в годы своего правления. Пока султан не станет на ноги, нас ожидают тревожные времена.

– Ты говоришь почти как предатель, Ибрагим, – заметил Гарри.

– Только наедине с тобой, Гарри. Я знаю, что ты не предашь меня. Скажи мне: как поживает твоя русская чаровница? Она говорит по-турецки?

– Пару слов.

– Её сестра уже свободно болтает...

Гарри нахмурился.

– Откуда ты знаешь?

– Наш хозяин сказал мне. Султан влюблён, Гарри, в испорченную другим наложницу. Разве это возможно?

– Ты должен быть доволен, что другой – это ты, – сказал Гарри. – С чего ты решил, что он влюблён?

– В беседах со мной султан хочет говорить только о Рокселане, о том, что можно купить или подарить ей, о том, что она хочет изменить в своих покоях. Её покои, Гарри... находятся не в гареме. У неё свои покои.

Гарри почесал в затылке.

– Интересно, что думает об этом Гульбехар?

– Что бы Гульбехар ни думала, она молчит... но говорят евнухи. Без сомнения, Гульбехар надеется, что страсть Сулеймана к Рокселане – просто прихоть.

– А разве не так?

– Только не сейчас, – задумчиво протянул Ибрагим. – Падишах сообщил мне, что Рокселана беременна и что он чувствует себя собакой с двумя хвостами. Ты понимаешь, что этот разговор должен остаться между нами. Будешь болтать лишнее, лишишься головы.

– Я не буду болтать об этом, – сказал Гарри. – Я не понимаю, почему ты так обеспокоен. Рокселана – простая наложница, даже более того, она рабыня. Рабыни могут рожать сколько угодно, но это не имеет никакого значения.

– А если, предположим, она родит мальчика?

– Без сомнения, падишах будет очень доволен. Но у него есть первенец – Мустафа, а Гульбехар со временем станет султан-валиде.

– Хотел бы я быть в этом уверенным, – сказал Ибрагим. – Я хотел бы знать, не совершил ли я ужасную ошибку, послав Рокселану в постель к падишаху? Я хотел бы знать, не пожалеют ли об этом однажды империя и весь мир?

Ибрагим казался искренне встревоженным.

Гарри только и мог сказать:

– Я уверен, ты напрасно беспокоишься.

Лицо Ибрагима вдруг окрасила одна из его великолепных улыбок.

– Без сомнения, ты прав. Не затеряйся там на западе, Хоук-паша, и скорее возвращайся домой. Ты можешь очень пригодиться в один из таких же прекрасных дней.

Ибрагим, грек по рождению, прекрасно понимал шаткость своего положения. Он знал, что турецкие военачальники ненавидят его и что его высокий пост всецело зависит от милости султана. Но был ли он полностью уверен в расположении султана? Если только из-за того, что отдал Рокселану в постель Сулейману?

Гарри нахмурился. Мог ли он сам быть уверен в своём положении? Он вспомнил, как Ибрагим хвастался, что обуздал девушку. Предположим, что Рокселана действительно приобрела влияние на Сулеймана. Может, теперь ей взбредёт в голову низложить великого везира, который силой заставил её покориться.

Да... Ибрагиму действительно было о чём беспокоиться.

Но грек сам постелил себе постель из-за своего чрезмерного тщеславия, и теперь ему придётся лечь в неё.

А у Гарри оставались только надежды, светлые надежды, как ему казалось. Если даже Рокселана станет султан-валиде (что было трудно себе представить!), он, безусловно, останется в милости, потому что Яна – её сестра. Гарри никогда дурно не обращался с Яной и теперь был более чем уверен, Что она любит его.

Но теперь он стал Хоук-пашой, и ему вверили миссию величайшей важности.

Эме и Джованна пришли в отчаяние, узнав, что Гарри должен покинуть Константинополь невозможно, на долгое время. Он, как мог, утешил их, объяснив, что даже если бы не уехал сейчас, то должен был бы сопровождать армию в следующем году.

Саша, Трессилия и Яна очень обрадовались, узнав, что поедут с Гарри. Детей тоже можно было взять в путешествие.

Хайреддин был всем доволен и казался ничуть не обеспокоенным тем, что им будет командовать человек на тридцать лет моложе его. Глаза его блестели, когда на борт грузили пушку, приставив к борту аппарель.

– Я всегда мечтал об этом, – признался Хайреддин. – Но уже отчаялся, решив, что мои мечты никогда не воплотятся в жизнь. Теперь это произошло. Ты и я, мы вместе сделаем это, Гарри. Потому что мы с тобой одного племени, а?

– Мы даже похожи друг на друга, – напомнил ему Гарри. Он пребывал в прекрасном расположении духа.

Хайреддин перевёл взгляд с рыжей бороды Гарри на свою собственную и рассмеялся.

– О да! – закричал он. – Рыжебородые! Они узнают нас как Рыжебородых. Как франки сказали бы «рыжебородые»?

– Э... я бы сказал, что по-латыни это звучит как «барбаросса», – предположил Гарри.

– Достойное имя, чтобы прославиться! Барбаросса звучит лучше, чем Рыжебородые, более устрашающе.

Хайреддин приказал отчаливать.

– Барбаросса! – крикнул он, стоя на палубе. – Трепещите, франки!