Текст книги "Османец"

Автор книги: Алан Савадж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

– Интересно, кого ты пошлёшь? – спросил Баязид.

Энтони на минуту задумался, потом, наполовину обернувшись, взглянул на своего сына Генри.

– Я пошлю к нему Генри Хоквуда. Он уговорит брата и Омар-пашу, чтобы они привезли сюда принца.

– Проследи, чтобы так и было, – приказал султан.

Принц Джем, находясь среди гор над Брусой, наблюдал за приближавшимися всадниками.

– Их не более шестидесяти, – отметил он. – Несложная работа для твоих сипахов, Омар-паша. Сделай её.

– Прими моё почтение, господин мой принц, – сказал Омар-паша. – Это, наверное, посольство от твоего брата. Нам не причинят вреда, если мы выслушаем, что они скажут.

Омар-паша посмотрел на Вильяма Хоквуда, ища у него поддержку. С трудом пережив ужас решения, принятого Джемом, оба военачальника несколько раз обсуждали положение дел. Они даже обдумали такой план: связать Джема и доставить его в Константинополь. Но в этом действии таился смертельный риск. Никто не мог сказать, что в действительности задумал султан.

К тому же они не были уверены в том, последуют ли за ними их люди. Несмотря на личные недостатки, принц был популярен. Он заботился об этом с момента прибытия в Брусу. Вряд ли воины пойдут против него, даже если им предложить солидное вознаграждение.

С точки зрения Вильяма Хоквуда противодействие принцу было практически невозможно. Серету и его детей отправили в гарем принца, к ним теперь не было доступа.

– Со мной твоя семья будет в безопасности, – сказал Джем, – это продлится до тех пор, пока мы не победим.

Бросить семью – дикая мысль, сражаться против султана – невозможное предположение. Вильяму было неприятно, что он так молод и не способен принимать верные решения. Ему казалось, что его отец никогда не согласился бы на такое унижение. Он отреагировал бы жёстко и в результате или умер бы, или победил. И конечно, пожертвовал своей семьёй, если бы это было необходимо.

Значит, у него не хватает смелости, чтобы быть настоящим Хоквудом?

Но... возможно, решающий момент наступает. Глаза Вильяма сузились, когда кавалькада подъехала ближе. Сверкающие наконечники пик, летящие многокрасочные шёлковые плащи и блестящие на солнце обмотанные материей шлемы, маленькие, но сильные лошади...

Человек, ехавший впереди, возвышался надо всеми. Его конь был крупнее, чем у других.

Сердце Вильяма учащённо забилось.

– Посольство возглавляет мой брат Генри, господин принц, – сказал Вильям. – Теперь мы узнаем истинные намерения твоего брата.

Генри Хоквуд стоял перед принцем.

– Мой господин и твой, султан Баязид, посылает тебе привет, господин принц, и желает узнать, почему ты отклонил его приглашение посетить Константинополь?

– Он принимает меня за дурака? – спросил Джем.

– Мой господин султан просил сообщить твоему высочеству, что не принимает предложение о разделе империи. Он говорит, что этого не было в истории нашего народа, что это противоречит «аныю» и что великий муфтий не может найти этому оправдания. Но господин мой султан приказал мне передать тебе следующее: он желает просто поприветствовать тебя и сохранить тебе жизнь. Он дал мне указание уверить твоё высочество, что он издал указ, который сделает безопасным твой путь.

– А что меня ждёт в Константинополе?

– Султан готовит дворец для твоего высочества, недалеко от своего. Мой господин султан желает, чтобы его младший брат был его правой рукой.

– Он держит меня за дурака, – повторил Джем.

Генри посмотрел на своего брата Вильяма:

– Наш отец просил, чтобы ты помог убедить его высочество не принимать поспешных решений.

– Постараюсь, – ответил Вильям. – Я уверен, что султан ничего дурного не имеет в виду, господин мой принц. Он никогда не нарушит слова, данного при всех.

– Юный Хоук прав, господин принц, – сказал Омар-паша. – Теперь только благоразумие может стать основой справедливости и счастья.

Джем обернулся и посмотрел по очереди каждому в лицо. Потом он обратился к Генри Хоквуду:

– А если я не пойду у него на поводу?

– Мой господин, если ты не возвратишься со мной в Константинополь, султан объявит тебя изменником и бросит всю военную мощь империи против тебя.

Джем погладил бороду.

– Как ты думаешь: кто возглавит войско?

– Увы, господин мой принц, командующим, несомненно, будет Хоук-паша.

– Тогда предоставь ему эту работу. Он будет воевать против собственной семьи.

Генри поперхнулся и выжидательно посмотрел на Вильяма.

Вильям мог только поднять брови, надеясь позже обсудить ситуацию один на один с братом.

Генри снова посмотрел на Джема.

– Это ответ, который я должен доставить султану, господин принц?

– Нет, – отрезал Джем. – Ты ничего не доставишь. – Он посмотрел на человека, стоявшего рядом с Генри. – Как тебя зовут?

– Я Энвер-паша, господин принц.

– Тебе придётся везти это известие моему брату Баязиду. Скажи ему, что он узурпатор. Напомни ему, что мой отец всегда считал меня своим наследником. Сообщи ему, что я объявляю себя султаном Османской империи и буду защищать свои права до смерти. Передай ему, что через некоторое время я докажу свои права в самом Константинополе. И скажи Хоук-паше, что, если он пойдёт против меня, он пойдёт также против собственного сына. – Джем указал на Генри и приказал: – Схватить его!

Стражники бросились вперёд. Генри схватился за саблю, но не обнажил её, прекрасно понимая своё бессилие.

Вильям рванулся вперёд, но его остановил Омар-паша. У генерала не было желания терять командующего артиллерией, когда тот не произвёл ещё ни одного выстрела.

– Не обижайте младшего Хоука, – приказал Джем начальнику охраны. – Поместите его в безопасное место и держите там, пока он мне не понадобится.

Ошеломлённому Энвер-паше Джем сказал:

– А тебе лучше поторопиться к моему брату и передать ему мои слова.

– Ты породил выводок змеёнышей, Хоук-паша, – сказал Баязид, выговаривая слова, как обычно, мягко.

– Это не так, падишах. Энвер-паша видел, что моего сына взяли под стражу.

– А твой другой сын?

– По мнению Энвер-паши, Вильям действует по принуждению.

– Мне нет до этого дела, – сказал Баязид. – Твои сыновья в лагере моего брата. А брат мой бросил мне смертельный вызов. Он угрожает моей власти. Он ненавистен мне. Он изменник, и я объявляю его вне закона. Сколько времени потребуется на то, чтобы мобилизовать армию?

У Хоквуда неприятно заныло в желудке. Единственное, чего боялись он и все военачальники, была гражданская воина после смерти султана. Такие воины отравляли период становления многих османских эмиратов в прошлом. А ему придётся вовлечь в эту бойню своих сыновей, пусть даже непредумышленно...

– Армия созвана ещё твоим отцом. Он собрал её для предстоявшего похода. Полностью войска можно мобилизовать через три месяца.

– Ты отправишься им навстречу, Хоук-паша. Ты возьмёшь на себя командование и поведёшь мою армию на Брусу.

– Прими моё почтение, о падишах. Через три месяца уже начнут опадать листья. Поход на Брусу займёт не меньше месяца, а там и снег выпадет в высокогорье. Твой отец планировал начать поход на персов только следующей весной. Выступать на Брусу лучше тогда же.

– И позволить узурпатору насладиться зимой, называя себя султаном и вербуя себе союзников? Хоук-паша, ты пойдёшь на Брусу, как только армия будет готова. И меня не волнует, если тебе придётся идти по пояс в снегу. Ты приведёшь моего брата и всех его прихвостней ко мне, и я буду их судить. Выполняй мои приказ или передай жезл кому-нибудь другому.

Хоквуд колебался с ответом одно мгновение. Если кто-то и способен разбить армию Джема, так это он сам. Но был ещё один путь, чтобы спасти жизни, его сыновей.

– Я доставлю изменников, о падишах, – решительно сказал он. – Мой сын Джон отправится со мной.

Глаза Баязида сверкнули:

– Как пожелаешь, Хоук-паша. Твоя жена и дочери будут ждать в Константинополе твоего возвращения.

– Ты поведёшь армию на своих сыновей? – Анна Нотарас стояла перед мужем, дрожь пробегала по её телу. Она была всего на два года моложе Энтони – ей исполнилось сорок семь лет, – но во многом оставалась четырнадцатилетней девочкой, которую Энтони полюбил, а потом возненавидел за то, что она предала его.

Анна оставалась девочкой и вместе с тем женщиной, которую он страстно желал. В тот памятный день, когда пал Константинополь, он увёл её с матерью и сестрой Кэтрин. Остальных женщин бросили в темницу. Энтони приказал своим слугам раздеть Анну Нотарас, чтобы он мог насладиться видом этой хрупкой белокожей мечты.

Анна сразу поняла, что у неё небольшой выбор – или подчиниться Энтони, или её бросят на утеху янычарам. Энтони был мрачен и непредсказуем. Анна знала, что он достаточно силён, чтобы сломать ей руку или позвать слуг, которые будут держать её, пока он будет брать её силой.

И хотя она легла с ним в постель не сопротивляясь, в её сознании это было насилием. Анна причитала и обзывала его, но сопротивления не оказывала. В гневе Энтони ударил её... и бил до тех пор, пока ягодицы её не стали жёсткими. Анна не противилась, она только кричала.

Энтони часто впадал в отчаяние от её непримиримости и своего безнадёжного влечения к ней. Его сестра Кэтрин, которая ничуть не меньше ненавидела брата, сражавшегося на стороне антихриста, оказалась не более податливой и присоединилась в проклятиях к невестке. Иногда он думал, что надо посадить их обеих в мешок и бросить в Босфор. Тогда он избавился бы от постоянного ворчания сестры, которую когда-то любил. Энтони отдал её в жёны турецкому паше, Кэтрин приняла это без возражений, но, без сомнения, Зиглял-паша тоже побивал её. Совсем недавно Кэтрин умерла, и Энтони надеялся, что она была хоть немного счастлива в конце своей жизни.

Анна отказывалась смягчиться. Энтони наслаждался с нею всеми способами плотской любви, которым научился у эмир-валиде. Он садился на неё как турок и любил её как христианин. Иногда он ласкал её только руками. На поле любви он был искусен. Даже Анна Нотарае, ненавидевшая его всеми фибрами души, не могла устоять перед мужчиной, обученным Марой Бранкович.

Но это была пустая победа. Анна всё ещё ненавидела его и всё, что с ним связано. Её унижало то, что она жена, подчинённая Лейле, она ненавидела турецкий образ жизни. Она ненавидела то, что её муж вероотступник, и часами восхваляла ортодоксальные ритуалы в надежде разозлить его.

Неудивительно, что он охотно уезжал на войну, сражался с отчаянным и бездумным мужеством, чем вызывал восхищение даже у янычар. Но когда надо было возвращаться домой, он не испытывал прилива радости...

Вскоре Анна забеременела. Её нескрываемая радость от рождения сына Джона подсказала Энтони дальнейший путь укрепления их семейной жизни. Анна беременела в течение следующих десяти лет. Некоторые дети умерли при рождении, некоторые – ещё младенцами. Но пятеро выжили – три сильных парня и две крепкие девочки.

Анна постоянно находила всё новые и новые причины, чтобы ненавидеть Энтони. Её возмущало решение мужа учить детей английскому и латыни, а не греческому, а также то, что он решил воспитывать их в католической, а не в ортодоксальной вере. Каждая новая вспышка ненависти уже не имела никакого значения. Он постепенно справился со своей страстью. Если христианское воспитание удерживало Энтони от того, чтобы привести вторую жену после безвременной смерти Лейлы, дорогой Лейлы, которая, была постоянным утешением во враждебном ему доме, он вместо этого взял ещё наложниц и в конце концов оставил жену в покое.

К тому времени он почти забыл свою мать, которая скончалась вскоре после падения Константинополя, и даже своего отца. Но он назвал своих сыновей в память о близких: старшего – именем отца, второго – именем деда и младшего – именем брата, расправа над которым византийцами сделала Энтони тем, кем он был сейчас.

Но Хоквуды теперь стали османцами. И если Энтони не вставал на колени лицом к Мекке, то ещё меньше он заботился о посещении месс Геннадия или тех священников, которые служили в генуэзской церкви при католической общине. Он стал отступником из всех отступников. Энтони стал слугой дьявола.

Его дети, рождённые от гречанки и англичанина, выглядели и вели себя как франки. Но он не надеялся, что Хоквуды будут жить в следующем поколении, и поэтому всех своих сыновей женил на турчанках и тем самым дал новый повод для страданий Анны. Он даже не мог предположить, что кто-то из его внуков будет учить английский...

Энтони продал душу дьяволу даже в большей степени, чем его отец. Он наслаждался дьявольским процветанием и своим собственным успехом.

Другого счастья у него не было.

Но даже дьяволы умирают. И теперь Энтони должен поплатиться за свои грехи. Если он не мог любить свою жену и потерял связь с дочерьми, отправив их в гаремы, то всё ещё любил своих сыновей. И теперь поведёт одного из них на войну, чтобы, возможно, уничтожить двух других.

Всего два месяца назад весь мир лежал у его ног.

– Да, Анна, – сказал он. – Я поведу армию на своих сыновей. И если они предали султана, я привезу их головы Баязиду. Если нет, я привезу их тебе здоровыми и невредимыми.

Энтони оставил Анну в рыданиях.

Глава 8
ПОСЛАННИК

– Их так много, – проговорил принц Джем, подёргивая редкую бороду. Он стоял на высоком обрыве вместе со своими военачальниками, вглядываясь в дорогу, тянувшуюся по долине Гёк. Было раннее утро, и солнце, только что поднявшееся над горами на востоке, огромной лампой освещало равнину. Дорога, обсаженная деревьями, следовала изгибам реки, берега которой круто обрывались, и шла из Сакарьи на севере. По ней, насколько видел глаз, двигались различные подразделения османской армии.

Вильям Хоквуд сразу увидел передовой отряд сипахов, потом беспорядочно двигавшихся башибузуков, зелёные рубахи анатолийской пехоты. Последними следовали янычары в своих красно-голубых кафтанах; белые султаны из конского волоса раскачивались в такт их шагам.

Там же, сзади, двигались военачальники султана. Значит, там был и его отец.

За янычарами и военачальниками сопровождаемые эскадроном сипахов громыхали пушки. Они сильно отличались от бомбард, которые его дед отлил для Завоевателя для того, чтобы разбить стены Константинополя. Нынешние пушки были усовершенствованы его отцом. Они стали меньше, более манёвренными, стреляли из них более лёгкими снарядами. Умелое пользование такими пушками могло уничтожить армию противника.

Вильям Хоквуд знал, что пушками распорядятся умело.

За пушками шли обозы с продовольствием и снаряжением, запасные лошади, слуги и гаремы пашей.

Не один раз за свою жизнь Вильям останавливался, чтобы приветствовать войско турок, шагающих на войну и несущих смерть и разорение всем на своём пути. Но он даже не мог представить, что однажды будет смотреть, как эта орда направляется против него...

Вильям обернулся. В нескольких милях отсюда, также в долине Гёк, армия Джема разбила свой лагерь. Он расположился вблизи селения Ени-Шехр, из которого они получали продовольствие.

Это была впечатляющая сила. В знойные летние месяцы, начиная с того времени, когда Джем бросил вызов своему брату, он и его военачальники провели обширную вербовку. В этом лагере находилось около сорока тысяч человек. И только военачальники знали, что воинские качества их большей части оставляют желать лучшего. Здесь был отряд янычар, согласившихся поддержать принца из-за щедрого вознаграждения, данного каждому. Но будут ли они по-настоящему сражаться против своих же братьев по оружию?

Здесь также было несколько эскадронов сипахов, на которых, как предполагал Вильям, можно положиться. Они были воспитаны самим принцем. Но в основном повстанческая армия состояла из поспешно собранной пехоты. Джем называл их анатолийцами, но они были больше похожи на башибузуков. Они могли неплохо показать себя во время беспорядочного боя, но не знали своего места в развёрнутом строю.

В их распоряжении было четыре пушки. Пушки были решающим оружием в современном бою; сторона, обладающая артиллерией, достаточными ресурсами для укрепления и транспортировки этих железных монстров, неизменно становилась победителем.

Но в данном случае обе стороны владели пушками. К тому же артиллерией султана командовал величайший воин в мире.

– Мы должны встретить их на дороге, – решил принц.

Вильям посмотрел на Омар-пашу.

– Прими моё почтение, о падишах, – обратился к нему генерал, поскольку Джем настаивал на всех атрибутах султаната, – нам лучше отступить в Брусу и заставить их атаковать нас там.

Бруса была всего в двадцати милях отсюда.

– Бруса не крепость, – перебил его Джем.

– Тем не менее её можно защищать. Она расположена на склоне горы, что не даёт возможность врагу окружить её. К тому же твои люди проникнутся мыслью, что они сражаются за могилы предков.

– В таком случае будет осада, – ворчал Джем. – Как мы противостоим осаде?

– Нам не придётся держать осаду слишком долго, о падишах. – Омар-паша показал на небо, затянутое тучами. Ветер, налетевший с гор, был холодным и заставлял людей кутаться в плащи. – Октябрь не лучшее время для военного похода, – сказал Омар-паша. – Я чувствую в этом волю твоего брата. Он слишком нетерпелив. Если решение выносил бы Хоук-паша, армия не появилась бы здесь до весны. Твой брат допустил ошибку. Через месяц начнутся дожди, а потом грянут морозы. Даже Хоук-паша вынужден будет снять осаду. Он рассчитывает, что ты встретишь его в чистом поле, и он быстро уладит дело. Давайте не будем угождать ему.

Джем взглянул на Вильяма и спросил его:

– А ты что скажешь?

– Я согласен с Омар-пашой, о падишах.

– Ха! Естественно. Ты боишься оказаться на поле боя лицом к лицу со своим братом, – усмехнулся он. – Но помни об ещё одном своём брате, помни о жене и детях.

– Я помню о них, – тихо сказал Вильям. – Я буду сражаться за тебя. Я уже говорил об этом. Но сражаться нужно там, где у нас больше шансов на успех. Заставив моего отца отступить, ты сможешь заявить о большой победе. Люди начнут стекаться под твои знамёна со всей Анатолии. В следующем году мы сможем встретить армию твоего брата на поле битвы при равных условиях.

Джем, пристально посмотрел на них, потом вниз на приближающуюся орду. Его пальцы нервно подёргивались, и несмотря на холодный ветер он вспотел. Так же, как и брат, Джем был слишком неуверен в себе, чтобы желать доказывать свою силу хоть на мгновение дольше, чем необходимо. Вильям понял, что принц поставил всё на рискованный бросок.

– А я считаю, что мы должны сражаться сейчас, – объявил он. – Вы полагаете, что эта толпа внизу останется со мной, если я прикажу отступать? Если я отойду к Брусе, мой брат назовёт меня трусом.

«И разве он не будет прав?» – спросил сам себя Вильям.

Джем указал по направлению к горному перевалу; это было на расстоянии двух миль к востоку от селения.

– Мы двинемся туда и развернём там лагерь. Это выгодная позиция. Хоук-паша сможет подступать к нам только маленькими подразделениями. Позаботьтесь об этом.

Джем пришпорил коня и помчался вперёд, сопровождаемый военачальниками.

– Что ты думаешь? – спросил Вильям Омар-пашу.

Они остановились примерно в четырёхстах ярдах к востоку от перевала. На самом деле это была хорошая позиция: позади них дорога спускалась в неглубокую долину и опять поднималась к Ени-Шехру, к тому же по её сторонам рос густой кустарник и деревья, и манёвры их армии были не видны с перевала.

Омар-паша разделил своих башибузуков на два отряда и один из них спрятал в соснах, росших по обеим сторонам дороги. На краю долины установили пушку, тщательно укрыв её ветками. Позади башибузуков позицию заняли янычары, а ещё дальше расположились сипахи – сила, наносящая смертельный удар по противнику.

Принц Джем тоже был, здесь. Его чёрный с золотом шатёр был разбит на возвышенности, но всё-таки оставался укрыт деревьями и не виден с перевала. Все знали, что Джем привёз с собой из Брусы несколько наложниц, и поэтому думали, что он останется в шатре.

– У нас нет другого выбора, – сказал генерал. – И есть шанс на удачу. Наш успех зависит от твоих пушек и нашей манёвренности, юный Хоук. Помни: не стреляй до тех пор, пока по крайней мере треть армии твоего отца не минует перевал. Они станут препятствием для продвижения остальной армии вперёд. Начнётся неразбериха. Если тогда удастся атака моих янычар и сипахов, день будет нашим.

– Удачи тебе, – мрачно сказал Вильям.

Улыбка Омар-паши была такой же мрачной.

– Без удачи, юный Хоук, каждый из наших людей обречён.

Омар-паша направился к янычарам, а Вильям двинул своего коня в другую сторону, к пушкам, и там спешился. Воины тепло приветствовали его. Он сам отобрал и выучил каждого из них, и теперь они будут сражаться для него против собственных отцов.

Вильям знал силу артиллерии. Стратегия скопления пушек в одном месте вместо того, чтобы ставить их на большом расстоянии, что считалось традицией, была изобретена его собственным отцом. Энтони Хоквуд тоже наверняка сосредоточил бы свои пушки в одном месте, если бы одолел перевал. Значит, нельзя опустить его через перевал.

А какая это горькая участь планировать поражение собственного отца! Вильям всегда высоко ценил его, несмотря на то что мрачность Энтони никогда не вдохновляла для любви. И пойти на такой шаг ради принца, которого Вильям ненавидел и презирал...

Если бы представилась возможность поговорить с Хоук-пашой, объяснить ему всё... но разве станет вникать Хоук-паша в его положение, если другой его сын не вернулся... Вряд ли он считал, что оба его сына стали предателями. Но Хоук-паша свято выполнял свой долг, подчиняясь воле хозяина. Он без угрызений совести раскромсает собственного сына, если заподозрит его в предательстве.

Вильям тяжело вздыхал, вышагивая туда и обратно. Он старался поудобнее пристроить шлем и чувствовал, как солнечные лучи нагревают его кольчугу под плащом. Дождевые тучи собрались над горой. Каждые две секунды он смотрел на вершины гор. Отряд сипахов наблюдал за приближением армии султана. Как медленно, казалось, тянулось время. После завтрака тишина утра медленно рассеялась, и послышался отдалённый грохот, подобный шуму полноводной реки. Армия султана подступала.

Застучали копыта – это принц Джем направлялся к месту стоянки артиллерии.

– Ты слышишь их? – тихо спросил, почти выдохнул Джем.

– Я слышу их, – сказал Вильям.

– Твои пушки заряжены?

– Мои пушки заряжены, о падишах.

Джем сощурился, чтобы взглянуть на вершины гор.

– Почему эти глупцы не дают сигнала?

– Сигнал будет дан в нужный момент.

И действительно, через несколько минут со стороны гор мелькнула вспышка света.

– Враг входит в ущелье, – пробормотал Джем.

– Ты отойдёшь, о падишах? – спросил Вильям.

– Нет, я останусь с тобой. – Он посмотрел на Вильяма; его щёки покрылись румянцем.

«Он всё ещё не доверяет мне, – думал Вильям. – Неужели он не может понять, что, оставаясь здесь, находится в моей власти».

Если бы Вильям знал, какие распоряжения Джем оставил в Брусе касательно устранения остальных Хоквудов...

– Там! – Джем взмахнул рукой.

Первый эскадрон сипахов появился из ущелья. Они ехали медленно, осматриваясь по сторонам, жмурясь от солнечного света, который бил им прямо в глаза. Они не представляли, где находилась армия повстанцев, но знали, что уже двигались по территории Джема, и, конечно же, видели вспышки света в горах. Таким образом, они были готовы к неожиданной встрече с врагом.

– Убей их! – возбуждённо закричал Джем, направляя коня вверх по дороге. Его, конечно, видели сипахи. – Открыть огонь!

Вильям ехал сзади.

– Примите моё почтение, но это только передовой отряд. Мы не хотим открывать свою позицию, пока большая часть войска не войдёт в ущелье.

Сипахи остановились, увидев двух мужчин, но вряд ли можно было ожидать, что это послужит им поводом для отступления.

– Мы должны скрыться из их поля зрения, о падишах, – предупредил Вильям.

Сипахи издали крик и поскакали вперёд. Они намеревались взять их в плен и добыть информацию о диспозиции повстанцев. Схватив за уздечку коня Джема, Вильям повёл его вниз по склону, но Джем рывком освободил её.

– Предатель! – крикнул он. – Я знал, ты не будешь стрелять в людей своего отца. – Его лицо искривилось. – Схватить его! – завопил он. – Схватить его!

Артиллеристы испуганно уставились на Джема, но тот продолжал кричать:

– Схватить его! – Его крик уже напоминал рёв дикого животного.

Вильям колебался, не зная, что делать. Ехать по направлению к сипахам значило умереть, их стрелы сразят его задолго до того, как он назовёт своё имя. Значит, умрут его жена, брат и маленькие сыновья. Но ведь они обречены в любом случае...

Его грубо схватили за плечи и вытащили из седла.

– Связать его, – приказал Джем. – Я казню его вместе с отцом, когда мы одержим победу. Вы... – Он махнул рукой в сторону испуганных пушкарей. – Открывайте огонь! Открывайте огонь, я говорю!

Сипахи противников натянули поводья, когда группа всадников скрылась за склоном. Они подозревали, что чуть не попали в засаду. Следом за ними появилась кавалерия, башибузуков всё ещё не было видно. Теперь загрохотала артиллерия. Каменные снаряды просвистели в воздухе, и несколько человек из передового отряда упали на землю. Остальные развернулись и поскакали обратно.

– Заряжай! – закричал Джем. – Заряжай и стреляй ещё раз!

Вильям, которого четверо из охраны Джема тащили в тыл, оглянулся. Он увидел Омар-пашу, который мчался к артиллеристам выяснить, почему нарушены его указания. Вильям не слышал, что обсуждали принц и генерал. Но, вероятнее всего, Джема переубедить было невозможно, и артиллерия дала ещё один залп, а потом через полтора часа ещё один, после того как пушки были перезаряжены. В этот раз снаряды попали в скалу. Сипахи отступили.

– Джем удовлетворён, – мрачно заметил Омар-паша. – Он думает, мы победили.

– Что делает армия султана? – спросил Вильям.

Ему развязали руки, чтобы дать возможность поесть. Омар-паша пришёл составить ему компанию.

Уже стемнело. Они ужинали под охраной янычар, в четверти мили позади позиции артиллеристов и в полмили от перевала.

Темнота, однако, не принесла тишины. Вокруг них цокали копыта лошадей, слышались голоса людей, сопровождаемые пронзительным стрекотанием цикад, криками сов и отдалённым воем волка. И над всем этим играл ночной холодный ветер, гуляющий меж сосен.

– Они разбили лагерь по ту сторону перевала, – сказал Омар-паша. – Быстрой победы нам уже не видеть. Мы можем только надеяться, что твой отец одолеет перевал завтра.

– Ты так думаешь?

– Хоук-паша вовсе не глуп, – заметил Омар.

– Что он может предпринять ещё?

– Обойти нас с севера – ему нет смысла идти на юг вокруг Улудага. Но этот обход займёт несколько дней или даже недель. Может, это и к лучшему. Если твой отец попытается обойти нас, мы вынуждены будем отойти к Брусе. В любом случае это наш единственный шанс. Но что будет с тобой, юный Хоук? Я боюсь за тебя.

– Принц потерял голову.

– Он теряет её слишком часто. Я говорил с ним, пытался объяснить, что ты выполнял мой приказ, и поэтому сразу не открыл огонь. Он, кажется, понял, но освободить тебя не распорядился.

– Я должен терпеть. – Вильям положил руку на плечо генерала. – Я благодарен тебе за дружбу, Омар-паша.

Омар-паша усмехнулся.

– Я поговорю с принцем ещё раз. Если нам завтра придётся вступать в бой, я хочу, чтобы ты командовал артиллерией. А не он...

Вильям спал урывками и внезапно проснулся от грохота барабанов и жуткой суматохи.

Отец берёт перевал, подумал он, сдёргивая одеяло и пытаясь схватить меч. Но тут он вспомнил, что находится под арестом.

Его стражники тоже были на ногах и смотрели в сторону гор. Светало, и долина была окутана дымкой тумана. На перевале всё казалось спокойным – там Омар-паша поставил эскадрон сипахов, которые должны были сразу предупредить его о любом движении в армии султана. Но люди показывали на горы, которые теперь вырисовывались из мглы.

Вильям нахмурился и осмотрелся. Врагов нигде не было видно, они не могли выйти на равнину, и всё же, совершенно очевидно, случилось что-то ужасное.

Вся повстанческая армия была в панике, люди показывали на север и громко кричали.

Вильям взглянул на горы, которые служили границей северной части долины, как раз в тот момент, когда появилось солнце. Прищурившись, он пристально всмотрелся и различил людей, взбирающихся по узкой горной тропе. Их было много, они с трудом подтягивались на верёвке. За собой они тащили пушку.

Грудь Вильяма распирало от гордости. Они-то прикинули, что у Хоук-паши только два пути. Либо пытаться одолеть перевал, либо обойти пушки повстанцев. Но Энтони Хоквуд не зря был назван величайшим солдатом империи. Он придумал третий путь, чтобы выбить повстанцев с позиций.

Вильям не задумывался, сколько людей нанял его отец, сколько людей погибло из-за темноты или сколько, оступившись, разбилось. Отец заставил своих людей трудиться всю ночь, и теперь пушка была почти готова к укреплению на выгодной позиции, с которой он мог контролировать положение повстанцев.

Джем примчался из своего шатра. Он громко выкрикивал приказы. Омар-паша уже отправил отряд анатолийцев на ступенчатый склон, чтобы перехватить орудие. Но Хоук-паша не просто отправил своих людей в горы. Как только анатолийцы начали карабкаться по склону к пушке, внезапно на уступе над ними появились вооружённые янычары. Они открыли стрельбу, дым от выстрелов смешался с туманом. Пехота повстанцев отступила, оставив нескольких воинов разбросанными по склону.

Остальные поспешили к основной армии, и больше в горы никто не пошёл, сколько ни приказывал Омар-паша. Армия повстанцев рассеялась в страхе и наблюдала, как солнце продолжает подниматься, а пушка медленно укрепляется на своей позиции.

Вильям увидел, что Джем пустился наутёк. Даже не остановившись, он удалился в направлении Ени-Шехра и потом, без сомнения, устремился в Брусу. Его слуги, торопливо свернув шатры, отправились за ним.

Охранники не знали, что делать с Вильямом. Им не дали никаких указаний, как с ним поступить. Повстанческая армия рассыпалась: башибузуки двинулись к дороге, следом за ними потянулись и анатолийцы. Только артиллерия и янычары удержали свои позиций.

И потом пушка дала залп. Снаряд со свистом летел со стороны гор и со смертельной точностью врезался в землю сразу за пушками повстанцев. Земля, камни и человеческие тела взлетели в воздух. Шанса на ответный удар не было. У пушек повстанцев не хватало нужного угла подъёма для ответного выстрела.

Ужасный стон раздался в рядах повстанцев, башибузуки побежали.

Подъехал Омар-паша.

– Освободите этого человека! – скомандовал он. Верёвки были сорваны с плеч Вильяма.

– День проигран, – сказал Омар. – Так как наш благородный хозяин сбежал с поля боя, мы должны отступить и надеяться, что нам всё-таки удастся набрать нужное количество людей для защиты Брусы.