Текст книги "Османец"

Автор книги: Алан Савадж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)

Вильям склонил голову, настроение его упало. Теперь он не сомневался, что Людовик нашёл решение их проблем.

– По-моему, ты должен связаться со своим хозяином и рассказать ему о моих предложениях. Я буду ждать его ответ с надеждой. Всё это время принц Джем будет моим гостем. Я даю тебе слово, что не разрешу ему покинуть город. И если меня удовлетворит, ответ твоего хозяина, я откажусь от моих намерений касательно принца.

Вильям мгновенно сообразил, что ему потребуется не меньше чем три месяца, чтобы вернуться в Порту. Через три месяца наступит конец августа, а время убывает. И если он вернётся с пустыми руками и смутными обещаниями французского короля к Баязиду, он навлечёт на себя и своих близких беду.

– Увы, ваше величество...

Людовик улыбнулся:

– Ты боишься за свою семью да и за себя тоже...

– Что вы имеете в виду, ваше величество?

– У меня осведомители по всей Европе, Хоквуд. До меня дошли слухи, что великий Хоук-паша, командующий артиллерией султана, взят под домашний арест до твоего возвращения с принцем Джемом.

Вильям вздохнул, понимая, что скрывать что-либо от этого человека – пустая трата времени.

– Увы, ваше величество, это чистая правда.

– Поэтому ты и беспокоишься. Без сомнения, у султана есть причины не доверять в этой жизни никому, – продолжал Людовик. – Я скажу тебе, что опыт моей юности и первых лет на троне не одарил меня большой преданностью моих подданных. Но я могу предложить тебе выход, если, конечно, ты желаешь воспользоваться им. Ты не вернёшься в Константинополь, юный Хоквуд. Ты напишешь письмо, которое будет сопровождать письмо с моими предложениями. Мы сможем убедить султана, что бессмысленно мстить твоей семье, поскольку в этом случае я освобожу принца Джема, чтобы он достигал выполнения своих целей, возможно, вместе с тобой. Таким образом, если султан будет сдержан и понятлив, то это даст ему не только то, чего он добивается, но и возможность сохранить у себя на службе великого военачальника. Только глупец отклонит такое благоприятное и выгодное предложение.

– Ваше величество, если бы я мог поверить, что...

– Ты боишься, что твой султан – глупец? – Людовик усмехнулся. – В любом случае подумай об этом выходе. По меньшей мере здесь ты будешь в безопасности. Я поговорю с тобой ещё, Хоквуд. Меня освежает твоя компания. Кроме того, ты сможешь научить моих маршалов артиллерийской премудрости.

Письма были написаны, запечатаны королём и отправлены с особым посланником. Оставалось только ждать и молиться. Вильям подсчитал, что вряд ли получит ответ до Нового года. Если вообще когда-нибудь получит его...

Вильям также понимал, что теперь он, не меньше чем Джем, стал пленником короля. Людовик мог бы рассматривать союз с Османской империей полезным в борьбе с Габсбургами, и к тому же у него не было оснований бояться вражды с Баязидом, поскольку Париж был отдалён от Константинополя тысячами миль.

Вильям не знал, как вести себя в нынешней ситуации. Ему дозволяли наблюдать Джема, прогуливающегося в сопровождении охранников в одном из дворцовых монастырей, но ему не разрешали приближаться к нему. Он побаивался даже мысли о том, что можно скользнуть вниз по стене и уничтожить убийцу его семьи прежде, чем он сам будет сражён охраной.. То, что охранники мгновенно убьют его, было очевидно. Не знал он также, чем это самоубийство поможет делу. Людовик просто скроет смерть Джема От внешнего мира. Он будет вести переговоры, проинформировав Баязида, что его посол погиб в результате несчастного случая.

Если Баязид собирается уничтожить Хоквудов, он сделает это в любом случае. Таким образом, будущее их семьи зависело от того, каким человеком – умным или глупым, готовым уничтожить своего генерала из-за обычной злости – проявит себя султан. Вильяму было неприятно, что он не в силах повлиять на ситуацию. Таким образом, он пришёл к мысли, что может забыть о своём горе и плохих предчувствиях и вкушать радости жизни, наслаждаясь сегодняшним днём.

Сделать это было несложно. Вильяму нравилось, что король благоволит к нему, хотя он и понимал, что это увлечение напоминает любовь ребёнка к новой игрушке. Людовик, конечно, не был ребёнком, наоборот, Вильям никогда не видел более хитроумного и грубого человека. Внимание Людовика к мелочам было удивительно и невероятно для монарха. Он докапывался до самых тайных сторон жизни его королевства и людей и накапливал сведения о них. Все они аккуратно записывались и хранились. Частенько Людовик хвастался, что при необходимости может привлечь к суду любого из его дворян за измену, даже если их необдуманные слова или дела были эхом двадцатилетней давности.

Людовик был невообразимо скупым, и Вильяму, привыкшему к расточительству султанов, это казалось странным. Король никогда не пошлёт пятьдесят лучников на задание, если хватит сорока девяти – лучше он сэкономит деньги на выплате одному человеку.

Скупость короля, однако, не означала, что он не любил роскошь и зрелища, просто он стремился к тому, чтобы всё это оплачивалось придворными. Мужчины и женщины, наполнявшие его двор, носили великолепные шелка и сатины; балы и зрелища Вильям находил захватывающе прекрасными.

Одним из развлечений здесь считался выезд на охоту. Весь двор, и дамы в том числе, седлали лошадей и углублялись в леса к северу от города. В них не водились львы и волки, но олени и кабаны придавали пикантность этому развлечению. Вильям, одетый по парижской моде в облегающие панталоны и камзол, пустился вместе с ними; его шляпу украшало перо.

Людовик быстро старел и знал, что тяжёлая болезнь даёт ему небольшой срок для наслаждений. Он уже не мог сам выезжать на охоту, но всё ещё любил наблюдать это зрелище и часто отправлялся вслед за всадниками в тряской, неудобной карете.

Особое удовольствие Людовик находил в том, что окружал себя молодёжью, силой и, по возможности, красотой. Во время взлётов и падений своей извилистой жизни, в основном проведённой в открытом мятеже против собственного отца, он предавал или был предан почти всеми аристократами в королевстве. С течением времени он их всех поприжал, но знал, что многие ненавидят и боятся его, и поэтому подозревал всех.

В его совете заседали не дворяне, а торговцы и юристы Парижа, люди, которым он доверял с тех пор, как понял, что их преуспевание полностью зависит от него.

Таким образом, Вильям Хоквуд, высокий, сильный, красивый чужестранец, полностью зависящий от благосклонности короля, был определён в фавориты самой судьбой. И вскоре Вильям понял это сам. Людовик никогда не тратил лишнего су на свою одежду, хотя и считался модником, но он приказал своим портным разодеть молодого гостя по самой последней моде; это влетело королю в копеечку. Вильяму дали лучших лошадей, лучшие сабли, самые знатные дамы королевства обучали его танцевать, говорить по-французски, вести лёгкий флирт.

Это было восхитительным занятием. Никогда в своей жизни Вильям не дотрагивался до посторонней женщины – в мусульманском мире мужчины имеют дело только с жёнами и наложницами. В Париже он должен был держать руку танцующей с ним партнёрши, улыбаться ей, смотреть, если осмелится, в декольте – она была бы обижена, если бы он не сделал этого – и даже держать в объятиях, когда они кружились в танце. И всегда с ним танцевали или чужие жёны, или девственницы.

Вильям стал любимцем дам, особенно после того, когда улучшился его французский. Его подчёркнуто не любили мужчины, по меньшей мере придворные. Они считали нового фаворита короля турком, варваром и выскочкой. Вильям вскоре понял, что благоволение короля встало между ним и придворными; к тому же король не разрешил Вильяму участвовать в турнирах, где рыцари в полном вооружении боролись друг с другом.

Мотив отказа короля был прост. Вильям ничего не знал о правилах этих поединков, а если бы его ранили или даже убили... смерть иностранного посла – очень щекотливое дело. Вильям сожалел, что ему не дозволено испытать оружие, но у него не было сомнений, что он лучший наездник, чем любой французский рыцарь, и вскоре овладеет искусством ношения доспехов. Всё же идея сражения в таком весе и таком состязании – рыцарей приходилось поднимать с земли и сажать в сёдла краном, а если они падали, то могли лежать, как выброшенные на берег киты, даже не в состоянии двигаться – была смешной и казалась лишней тратой времени. Невозможно придумать доспехи, которые защитили бы от артиллерийского снаряда.

Это последнее обстоятельство было очевидной причиной дружбы короля. Вильяму показали, чем вооружена французская армия, его пригласили дать уроки мастерства канонирам и дать советы по модернизации пушек. К этому он был готов. Так же, как и Людовик, он находил французскую армию очень слабой, её шансы достойно сразиться с турками на поле боя были невелики. Равноценно он был готов принять заявление короля, что военные действия между Англией и Францией закончены. Французская артиллерия была гораздо слабее той, которой командовал его отец. Таким образом, Вильям охотно инструктировал канониров в тактике и манёврах, особенно уделяя внимание сосредоточению в ударную группу. Как и все европейские артиллерии, французы располагали пушку перед каждой бригадой вместо того, чтобы сконцентрировать огонь в одном месте – Энтони Хоквуд понял это по опыту осады Константинополя.

Нет необходимости говорить, что ценные советы Вильяма и восхищение Людовика его доблестью вряд ли сблизили его с французской аристократией, которая не одобряла артиллерию вообще. Противостояние знати возглавила старшая дочь короля Анна. Анна – одна из немногих женщин при французском дворе – не приняла этой любви с Востока. И делала она это очень недвусмысленно. Она, конечно, никогда не унаследовала бы трон по Салическому закону[59]59
  С а л и ч е с к и й  з а к о н (Салическая правда) – сборник обычного права салических франков. Записан в начале VI в.


[Закрыть], но беспокойство вызывало её влияние на наследника Карла, болезненного и уродливого мальчика двенадцати лет, низкие умственные способности которого позволяли им легко манипулировать. Скорее всего Карл мог стать следующим королём Франции, и его враждебность нельзя было игнорировать.

Недовольство королевской семьи сложившейся ситуацией росло. С наступлением зимы король почувствовал себя хуже чем когда-либо и, устав от скучной жизни двора, уехал в загородный замок Плесси, расположенный в холмистой местности Турен. Вместе с ним поехал его любимец. Вильям понимал, что, пока король жив, ему нечего опасаться. Не получив к Рождеству никаких новостей из Константинополя, Вильям впал в отчаяние. Он находился при дворе французского короля вот уже полгода.

– Терпение, мой мальчик, – ободрял его Людовик. – Терпение – величайшая из добродетелей. В конце концов новости будут. Но если даже и нет... тогда твой дом будет здесь. Если бы ты принял такое решение, я был бы рад.

– Ваше величество слишком добры, – как-то настороженно пробормотал Вильям.

– Ты боишься будущего, – сказал Людовик. – Предположи, что я сделаю его для тебя безопасным.

– Сир? – Вильям не имел представления, что король имел в виду.

Людовик только улыбнулся, но неделей позже раскрыл свои планы.

Если короля не было в Париже, это не означало, что он отсутствует на, своём посту правителя Франции. Погода стояла ужасная, на дорогах лежал снег толщиной в несколько футов, но всадники, постоянно прибывавшие к замку, привозили всю необходимую королю информацию. Министры должны были оставлять свои магазины и конторы и регулярно приезжать к королю. Часто их сопровождали семьи на случай, если понадобится задержаться на несколько дней или даже недель, если погода окажется необычайно суровой.

Их приезды и отъезды были нескончаемыми, и в этой смене людей и лиц трудно было кого-то запомнить. Но в тот день Людовик подвёл Вильяма к окну, выходившему во двор, и показал на группу всадников – мужчин и женщин, спешивавшихся с коней. Их лица раскраснелись от мороза, плащи были запорошены снежной пылью.

– Это Жак Ферран и его семья, – пояснил Людовик.

Вильям, конечно, встречал Феррана, который участвовал в заседаниях Королевского совета. Однако ему не было известно семейное положение торговца, жёны и дочери людей среднего класса не принимались ко двору.

– Я думаю, что Ферран – самый богатый человек в моём королевстве, – продолжил Людовик. – Возможно, он богаче, чем я.

Вильям нахмурился.

– Теперь внимательно посмотри на четвёртую справа фигуру, – предложил Людовик.

Вильям прищурился. Четвёртая фигура была очень маленькой, казалось, что это ребёнок.

– Эме двенадцать лет, – подтвердил Людовик. – Но вглядись получше.

Ферран и его семья подошли к лестнице, ведущей в апартаменты для гостей. Оказавшись под козырьком крыши, они отбросили свои капюшоны. Вильям не видел ни Феррана, ни его жену, ни двух младших дочерей; он смотрел на ту, которую звали Эме. Копна нежнейших бледно-золотистых волос украшала очерченное в виде сердечка лицо со вздёрнутым носиком, широко посаженными глазами и острым подбородком. Лиц такой необыкновенной тонкости и прелести Вильям не видел никогда.

– Не правда ли удивительно, что самый богатый человек в королевстве обладает и самой красивой дочерью? – заметил Людовик. – Эме – прямая наследница Феррана. К её красоте добавится ещё и несказанное богатство. Обладатель этого должен быть бесстрашным мужчиной. Её муж, конечно, будет вынужден жить во Франции. – Он взглянул на ошеломлённого Вильяма. – Но подумай об этом, Вильям. Если твой хозяин окажется сговорчивым, и принц Джем будет отправлен в Константинополь, и твоя семья будет спасена... Что ждёт там тебя? Твоя жена и дети мертвы. Подумай, есть ли на самом деле у тебя причина возвращаться в эту варварскую землю? Здравый смысл должен подсказать тебе остаться здесь. – Он замолчал, ожидая, пока смысл его слов дойдёт до Вильяма, а потом продолжил: – Я говорил со старым таком, он согласен на моё предложение. – Людовик цинично улыбнулся. – К тому же я предложил даровать ему дворянство. Теперь пойдём. Не затруднит ли тебя познакомиться со своей будущей невестой?

«Мне, наверное, следовало бы отказаться, – думал Вильям. – Ведь я варвар, человек чуждых традиций и ещё более чуждых мыслей». Не упадёт ли в обморок это очаровательное дитя при виде такого чужестранца? Не поклянётся ли она скорее убить себя, чем отдать своё тело турку?

Но забрезжившая перспектива была непреодолимо манящей. Вместе с королём он вошёл в апартаменты для гостей и был представлен мадам Ферран и девочке.

– Папа говорил мне о вас, сударь, – сказала Эме.

«В каком смысле?» – хотел спросить Вильям, но произнёс:

– Знакомство с вами – большая честь для меня, мадемуазель.

– Для меня тоже. – Эме Ферран сделала реверанс.

Её и сестёр увела мать, а Вильям предстал перед Ферраном.

– Эме очень молода, – сказал Ферран.

– Согласен, – отозвался король, который стоял между ними. – Но их можно помолвить. Эме уже зрелая девушка.

– Да, сир, но она ещё очень молода. Я беспокоюсь за её здоровье во время родов.

– Вполне понятно. Помолвка продлится два года. Свадьба состоится, когда Эме исполнится четырнадцать лет. Вы удовлетворены таким решением, сударь?

Ферран поклонился.

– А ты, юный Хоквуд?

«Я сошёл с ума, – думал Вильям. – Мне следует быть более подозрительным и расчётливым. Этот человек привязывает меня к себе ещё на два года». Но видение этой девочки и перспектива богатства будоражили его воображение.

Вильям поклонился.

В конце концов оказалось, что всё дело действительно в терпении: нужно было ждать, когда Эме подрастёт и когда поступят новости из Константинополя.

Вильяму разрешили раз в месяц посещать дом Феррана в Париже; во время визитов он потягивал вино, беседуя с мадам Ферран и Эме, играл с её младшими сёстрами.

Эме получила хорошее образование. Она свободно говорила по-латыни, многое знала о политике и экономике Западной Европы. Её ум был живым, он как губка впитывал всё новые и новые знания. Эме попросила Вильяма рассказать ей о Константинополе и жизни на Востоке, но только в самых общих чертах.

Незаметно зима перешла в весну, весна расцвела в лето. Теперь Вильям в течение восемнадцати месяцев был вдали от своей семьи. Он смирился с мыслью, что все родные мертвы и у него никого не осталось, кроме этой девочки и короля. И если король его надзиратель, то кем была для него эта девочка и какие чувства она испытывала, Вильям не представлял. Единственное, что он знал точно, так это то, что Эме смотрела на него с нескрываемым интересом, не подобающим для молодой девушки. И взгляд этого земного создания обещал все высшие удовольствия. Если только представить, что эта красота будет сочетаться с удовлетворением, которое он получал от Сереты, можно сразу стать полусумасшедшим от желания. Но, может, он обманывается? Может, Эме на всех мужчин смотрит тем же взглядом? Она всегда, казалось, была рада принимать его, но никогда не проявляла к нему больших чувств, чем должное уважение мужчине, который должен стать её мужем.

«Что ещё Эме может чувствовать, если ей всего двенадцать лет?» – иногда спрашивал себя Вильям.

Одиночество его росло.

Но однажды прибыл посланник. Его заставили долго ждать в Константинополе решения Баязида, потом долго откладывалась поездка, но теперь он был здесь. Новости, которые он привёз, были именно такими, о которых мечтал Вильям.

Султан с удовольствием вступал в переговоры о союзничестве с королём Франции при одном условии: король возвратит его брата, Джема. Более того, султан поздравлял своего посла, Хоука-младшего, с достойным выполнением миссии. Теперь султан ждал конкретных предложений короля.

Эти переговоры, подумал Вильям, могут занять несколько лет. За это время он успеет жениться на Эме и насладиться жизнью французского двора. Что Касается того, чтобы провести всю свою жизнь во Франции... об этом ему не хотелось думать, и к тому же остаток жизни казался ему очень длинным.

Наконец наступает время, когда ноша тревог упадёт с его плеч. Посланник передал Вильяму письмо от Энтони Хоквуда, который уверял сына, что у них всё хорошо и все весьма успокоены новостями из Франции. Энтони вновь вернулся на пост командующего артиллерией, Джон занимался своим делом.

Вильям решил, что он счастливейший человек в мире.

Король был рад вестям. Возможно, даже слишком. Месяц спустя после приезда посланника, 30 августа 1483 года, король умер в собственной постели в Плесси.

Глава 9
КАРДИНАЛ

Вильям был в Париже в гостях у Ферранов, когда умер король. Весь день он провёл с семьёй. Дома не было только Жака, который занимался своими делами. К вечеру Вильям вернулся в свои апартаменты, и сразу вслед за ним явился гонец, который передал просьбу Феррана снова прийти к ним.

Вильям сразу вернулся. Семейство Ферранов взволнованно внимало новостям, принесённым Жаком.

– Должны быть большие перемены, – мрачно сказал он. – Анна вряд ли захочет сохранить людей отца, она просто ненавидит меня. Я молю Бога, что мне разрешат оставить политику и заняться своим делом.

– Что будет со мной? – спросил Вильям.

– Я думаю, что ты будешь в безопасности. Ты полномочный посол иностранного государства. Переговоры о союзничестве наших стран вот-вот начнутся.

– Должен ли я напоминать о себе?

– Я бы подождал, – сказал Ферран. – По французскому закону, король Карл уже может править страной, хотя ему только тринадцать. Не знаю, пожелает ли Анна заявить о правах на престол или это позволят сделать Карлу... В любом случае, мой юный друг, ты должен набраться терпения и подождать, пока двор будет готов опять заниматься делами.

– А Эме?

– Вы помолвлены. Она будет тебя ждать. – Ферран улыбался, когда говорил это. Видно было, что улыбка далась ему непросто, сердце Вильяма внезапно упало. Казалось невозможным, что он влюбился в девочку, почти вдвое младше его, с которой он не провёл ни минуты наедине. Однако за последние шесть месяцев Вильям очень привязался к ней, чувствовал, что они уже женаты, но все удовольствия брака их ждут впереди. Эме раскрыла ему всю живость своего ума, острого и богатого воображением; её необычная красота, казалось, расцветала с каждым днём. И эти вопрошающие глаза обещали так много...

Или он мечтал о состоянии, приложенном к её имени?

Внезапно Вильям понял, что это была часть сделки. И что того, кто задумал эту сделку, человека, который должен был возвести Жака Феррана в дворянство, больше нет в живых. Чем теперь измеряется ценность посла варваров?

Как ни был несчастен Вильям в своём новом положении, он нашёл самым разумным следовать совету купца. В течение нескольких месяцев французский двор практически не занимался делами, так как это был официальный период траура по умершему королю.

К Рождеству траур был снят; Вильяму казалось, что двор был по-настоящему рад избавлению от Всемирного Паука и только для порядка соблюдал ритуал оплакивания. Рождество мало значило для Вильяма, он никогда не отмечал этот праздник и остался в своих апартаментах. Но всё это время нервничал и сразу по окончании праздника попросил аудиенции у нового короля. И только через несколько недель аудиенция была назначена.

Вильяма тревожила невозможность видеть Эме. Она, наверное, была больна, и поэтому доктор запретил ей принимать даже жениха. Вильям встревожился и сделал попытку встретиться с Ферраном, но ему сказали, что купец уехал по делам.

Вильям чувствовал себя неспокойно от всего этого, но, когда наконец был приглашён к королю, ещё больше заволновался.

На троне, сгорбившись и глядя исподлобья, сидел мальчик. Сестра короля и её муж стояли рядом.

Вильям поклонился и поприветствовал нового короля. Мальчик молча смотрел на него.

– Мы осведомлены о мотивах вашего пребывания здесь, Хоквуд, – объявила Анна. – Я должна сообщить вам, что ваши документы ждут вас у секретаря его величества.

Вильям нахмурился.

– Документы, ваше высочество?

– Мы предполагаем, что теперь вы захотите вернуться туда, откуда приехали, – ответила Анна. – Мы не имеем более желания задерживать вас. Надеюсь, вы сообщите своему хозяину о нашем решении.

Вильям попытался подавить волны паники, нахлынувшие на него.

– Но в настоящее время ведутся переговоры между Францией и султаном. Я считаю своей обязанностью оставаться здесь, в Париже, пока дело не будет завершено.

– Его величество пригласили вас сюда сегодня, Хоквуд, сообщить, что переговоры завершены. Христианский монарх не может заключать союз с варварами. Это решение вы должны донести до вашего хозяина.

У Вильяма потемнело в глазах.

– А как же принц Джем?.. – запнулся он.

– Принца Джема здесь больше нет. Его отослали, чтобы он искал убежище где-либо ещё.

– Где конкретно, ваше высочество?

– Сейчас принц в качестве гостя его святейшества Папы Римского находится в Риме.

Вильям задохнулся от гнева! Не сказав ни единого слова! Невозможно поверить, что турецкому принцу предложил приют Папа Сикст VI. Очевидно, Джем совершенно хладнокровно продан тому, кто предложил наивысшую цену, – одному из тех, кто более других озабочен, тем, чтобы навлечь на турок проклятие.

Вильям попытался улыбнуться.

– Ваше высочество, поскольку я ответствен за то, чтобы с принцем Джемом ничего не стряслось, я должен отправиться в Рим. Но остаётся вопрос о моей невесте, мадемуазель Ферран.

– С этим покончено. – Анна холодно посмотрела на него. – Поскольку это противоречит принципам его величества, он не может позволить одной из своих подданных выйти замуж за слугу варвара. – Она замолчала, давая возможность осмыслить её слова. – Через четырнадцать дней, Хоквуд, вы должны быть за пределами королевства, в противном случае вас объявят вне закона.

С трудом веря в возможность произошедшего, Вильям вернулся домой. Изумительный мир, предложенный ему Людовиком XI, теперь был смят, как лист бумаги. В нём не оказалось никакого содержания, возможно, в нём никогда его и не было. Значит, мнимая болезнь Эме была всего лишь уловкой власти.

Вильям был беспомощен. Теперь он мог только забыть о Эме и её богатстве, как можно быстрее покинуть страну, чтобы не пришлось расплачиваться собственной жизнью и жизнью своей семьи.

Но и в нынешней ситуации был шанс на спасение: он должен лично сообщить своему хозяину о завершении переговоров. И следовательно, если он не сделает этого немедленно, то пройдёт достаточно времени, прежде чем Баязид узнает правду о нынешней ситуации.

Это может длиться до тех пор, пока Папа Римский не придумает, как можно нажиться на принце Джеме.

Вильям быстро принял решение и начал действовать. Он написал письмо султану, в котором сообщил, что ситуация несмотря на смерть Людовика осталась прежней, но возможны задержки в заключении договора из-за того, что новый правитель лишь начинает вникать в государственные дела.

Отправив письмо, Вильям в сопровождении Хусейна отправился на юго-восток.

До Рима они добирались довольно долго. Опять стояла зима, а им было необходимо возвращаться прежним маршрутом через Савойю, Швейцарию и Венецию, избегая территорий Габсбургов или генуэзцев. Ещё раз Вильяму помогли венецианцы. Владения Венеции граничили с территорией, управляемой Папой Римским, и поэтому Вильям предположил, что его поездка завершится к весне 1484 года.

На самом деле всё оказалось не совсем так. Дож был обеспокоен тем, что Вильяма сопровождает только Хусейн.

– На дорогах сейчас опасно, – заметил Фоскари, беспокоясь, чтобы с иностранными гостями ничего не стряслось на венецианской территории.

В конце концов Вильям согласился на сопровождение шестерых уланов, если уж дож был полон решимости доказать Баязиду надёжность своего союзничества. Вильям надел турецкие кирасу и шлем, вооружился луком, стрелами и кривой саблей; все его люди несли пики.

Из Венеции на корабле они отправились в Равенну, проделав прежде переход через Апеннины и Тибр.

Равенна напоминала Венецию тем, что также находилась среди лагун и топей – в древние времена её было трудно взять штурмом. Но Равенна уступала в величии Венеции, город был в полном упадке.

Отсюда путешественники направились в Римини. В этом городе когда-то правил Сиджисмондо Малатеста, который прославился тем, что убил двух жён, прокладывая путь божественной Изоте дельи Атти. За это он был отлучён от церкви, но его внебрачный сын Роберто, уничтожив законных наследников Сиджисмондо, в конце концов примирился с Папой Римским.

Всё это говорило о том, что итальянские политики были ещё более запятнаны кровью, чем турецкие, по крайней мере среди Малатеста. Их предок, Джанчотто Хромой, казнил свою жену Франческу и её любовника – собственного брата Паоло, застав их flagrante delicto[60]60
  На месте преступления (лат.).


[Закрыть].

Из Римини они направились на юго-восток, в Урбино, переживавший взрыв роскоши под управлением семьи Монтефельтро, и оттуда в Ассизи, купающийся в славе Святого Франциска, недавно канонизированного. В каждом новом городе турецкое посольство вызывало не только удивление, но и некоторую тревогу. Но сопроводительные документы короля Франции и дожа Венеции позволяли Вильяму и его людям безопасно продвигаться вперёд.

Гористые места и забытые Богом долины были убежищем для самых отчаявшихся людей, которые когда-либо встречались Вильяму. Говорили, что там обитают те, кто в своё время спасался от чумы, которая опустошила Европу сто пятьдесят лет назад. Вильям знал, что «чёрная смерть» уменьшила население Англии в три раза и что греки в Константинополе до сих пор вздрагивают при упоминании об этой болезни.

Очевидно, в Италии чума свирепствовала более жестоко, чем где-либо. Некоторые селения были уничтожены полностью, другие изолированы от мира на месяцы. Несчастные люди превратились в волков, голодающих, злобных и грязных. Их потомки не видели смысла, чтобы возвращаться к честной жизни – к работе на земле или ремеслу. Все они рыскали по лесам, были плохо вооружены, но представляли определённую опасность потому, что их было много и они хорошо знали местность. Очевидно, восемь хорошо вооружённых людей были для них менее лёгкой целью, чем караван толстых священников, но искушение было слишком большим.

Однажды ночью на лагерь Хоквуда было совершено нападение, но атаковавшие были отброшены градом метко направленных стрел. В другом случае путники обнаружили, что тропинка, проходившая между скал, преграждена пятьюдесятью оборванцами, в том числе и женщинами. Для турок это был шанс проявить себя искусными наездниками; венецианцы подчинялись приказам Вильяма. Восемь человек встали в линию. Вильям и Хусейн, настёгивая лошадей, выпускали стрелы со смертельной точностью, обнажая сабли в последний момент перед ударом. Венецианцы следовали их примеру. Стремительность атаки мгновенно пронесла их сквозь засаду. Но в этом бою был убит один человек: голодные дикари сначала сбили его дубиной с лошади, а потом разорвали на части. Дальше путешественники ехали в мрачном настроении.

Из-за подобных задержек Вильям и его спутники доехали до Рима только в середине августа и сразу обнаружили, что в городе царит суматоха из-за болезни Папы Римского. Надежд на то, что он выздоровеет, не было.

Поблагодарив и вознаградив должным образом за службу, Вильям отпустил венецианцев. Благодаря заботам и щедрости Людовика XI, у Вильяма всё ещё оставалась большая часть его золотых монет. Он нашёл жилище для себя и Хусейна, что оказалось делом несложным даже для чужеземца, если у него есть деньги. Затем Вильям отправил ещё одно письмо в Константинополь с различными обещаниями. Он хорошо понимал, что время работает против него и что его увёртки в конце концов раскроются. Ему нужно было каким-либо образом начать переговоры с Папой Римским по поводу Джема.

Но ходу ему в Ватикан не было, несмотря на представленные рекомендации. Он добивался приёма в течение двух недель, но получил вежливый, но твёрдый отказ от некого кардинала Джулиано делла Ровере, который, казалось, был личным секретарём Папы. Римского. Он также сказал Вильяму, что его святейшество не будет вести дел с турками, за исключением тех, что умещаются на острие копья.

Вильям осмелился спросить, проходило ли общение Папы Сикста VI с принцем Джемом также на острие копья, но кардинал не удосужился ему ответить, просто внимательно посмотрел на него и вышел.

Опять Вильям был в отчаянии, а пребывавшая в суматохе столица христианского мира, казалось, насмехалась над его положением.

В Париже мужчина должен брать с собой меч и верного слугу только тогда, когда он идёт в сомнительное место. В Риме, казалось, законы уважали меньше, чем в диких горах. Отправляться из дома без Хусейна – они оба к тому же были вооружены – означало возможность быть схваченным разбойниками в любое время суток. К тому же Вильям был иностранцем.