Текст книги "Османец"

Автор книги: Алан Савадж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 38 страниц)

Глава 5
КОНСТАНТИНОПОЛЬ

Стража Византия замерла, пушки дали холостой залп. Никто из стоящих на крепостной стене не мог заметить, что посольство состояло не только из турок – лица всадников были не видны из-под низко надвинутых шлемов.

Посольство из шестидесяти всадников мчалось по открытой местности. Их зелёные и красные знамёна с золотым полумесяцем развевались на ветру. Над ними поднимались крепостные стены с башнями, на которых также колыхались знамёна.

Когда-то Энтони думал, что под этими знамёнами он будет сражаться. Теперь он знал, что будет их уничтожать. Около двух лет назад он во мраке ночи покинул этот город с отчаянием в сердце. Теперь он вернулся, чтобы всё это предать.

Энтони не чувствовал жалости. Где-то за этими стенами находился прах его брата. Где-то за этими стенами жила его сестра. Он надеялся и молился.

Джон и Мэри Хоквуд были в ужасе от миссии, возложенной на их сына.

– Как только Нотарас увидит тебя, он потребует твоей казни, – предостерегал Джон.

– Он не посмеет. Я буду послом эмира, – убеждал Энтони отца с большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле.

– Ты наш единственный сын, – всхлипывала Мэри.

– Нет, мама. У тебя ещё есть дочь. Я привезу тебе известие о ней, – пообещал Энтони.

«Я даже могу привезти её сюда», – думал Энтони. Он давно мечтал об этом. В лагере турок всё возможно, если тебе покровительствует эмир. На самом деле Энтони хотел вернуться в Константинополь как победитель... и чтобы это увидела когда-то любимая им сестра. И всё семейство Нотарасов... каждый из них.

Лейла не могла понять переживаний старших Хоквудов, потому что они говорили по-английски. Ей было невдомёк также, почему муж не берёт её с собой в путешествие, как настоящий мусульманин, а также, почему он не разрешил своим спутникам взять многочисленную свиту.

– Нас ждёт долгое и опасное путешествие, – настаивал он. – Мы возьмём только телохранителей.

Тем не менее Лейла была горда.

– Ты едешь по делу эмира, муж мои, – радовалась она. – Ты станешь пашой, как мой отец. У тебя всё будет хорошо, пока он рядом с тобой.

Эмир-валиде казалась расстроенной во время последнего свидания с Энтони перед его отъездом.

– Эмир волен распоряжаться своими воинами, – тихо сказала она. Теперь он удаляет тебя от меня.

– Иногда мне кажется, что ему известно о нас, Мара.

Несколько секунд Мара задумчиво смотрела на Энтони. Потом, улыбнувшись, сказала:

– Это невозможно, Хоук-младший. В противном случае ты лишился бы головы или, что ещё хуже, члена. Мне хотелось бы, чтобы ты вернулся ко мне. Знай это.

– Когда я вернусь, Мара, я отправлюсь воевать вместе с эмиром.

– Я знаю. И всё равно я хочу тебя увидеть перед тем, как ты уйдёшь. – Она вложила ему в ладонь кольцо с изумрудом. – Это мой любимый камень. Передай кольцо моему племяннику и расскажи ему обо мне. – Игривая улыбка тронула уголки её губ, – Расскажи ему о моей власти здесь.

Но теперь время страха и мечтаний осталось позади. Посланники и их свита вели коней по улицам великого города, и толпы народа высыпали поглазеть на них. Энтони показалось, что город почти не изменился; он приглядывался ко всем мелочам. Стены как всегда были неприступны. Пушки стояли так, как когда-то их разместил его отец. Огромная цепь преграждала вход в Золотой Рог всем кораблям, за исключением торговых.

И люди казались такими же: великолепно одетыми и шумными, разболтанными и крикливыми. Без сомнения, здесь по-прежнему проходили бега, сопровождаемые различными происшествиями, одно из которых послужило причиной несчастья семьи Хоквудов.

Энтони никогда раньше не ступал в зал для приёмов в императорском дворце. Теперь он двигался по центральному проходу, его рука покоилась на рукоятке кривой турецкой сабли, зелёный шёлковый плащ спускался с плеч, а свет, струившийся из оконных витражей, отражался от его кирасы и стального шлема. Халим-паша и Мехман-паша шли чуть позади. Хотя по возрасту они годились ему в отцы, ни один из них не выказывал недовольства по поводу того, что столь солидные мужи подчиняются мальчишке и к тому же чужестранцу.

Халим-паша никогда раньше не видел императора; не успел он рассмотреть и лица стоявших позади трона, когда поклонился.

– Господин мой, – начал Халим-паша, – эмир Мехмед, второй правитель этого бессмертного имени, властелин Сиваса и Карамана, Анатолии и Хандара, Румелии и Греции шлёт привет его величеству Константину, одиннадцатому правителю этого имени, императору Византии.

– Приветствие твоего эмира сильно запоздало, – тихо заметил Константин. – Из Брусы и Анкары уже донеслись слухи об оружии и доспехах той многочисленной армий, которая поднимается против нас.

Энтони выпрямился.

– Не против вас, я уверяю, ваше величество. У эмира много врагов в Европе и в Азии. Ему есть что защищать...

Константин в недоумении посмотрел на Энтони. Волосы Энтони были скрыты шлемом, но скрыть его рост и цвет лица, даже несмотря на загар, было невозможно.

– Ей-богу! – внезапно воскликнул великий дука Лука Нотарас, стоявший, как всегда, позади трона. – Это сын Хоквуда.

Энтони поклонился.

– Имею честь им быть, мой господин.

– Схватить мальчишку! – взревел Нотарас. – Это тот самый выдворенный изменник!

Стража бросилась выполнять приказ, но турки взялись за свои сабли. Энтони стоял не шелохнувшись.

– Я послан эмиром, ваше величество, – повторил Энтони.

Император поспешил дать знак своим воинам отступить.

– Тогда ты предатель вдвойне, – зарычал он.

– Почему же, ваше величество? Мой отец был полон решимости верно служить делу вашего величества. Но мы были изгнаны, а мой брат убит. Но я пришёл сюда не для того, чтобы вспоминать прошлое. – Он повысил голос, когда византийские аристократы начали перешёптываться. – Что было, то было. Теперь я прибыл сюда как эмиссар своего нового господина, эмира Мехмеда, господина всех турок-османцев.

Шёпот постепенно затих.

– И пришёл я с миром, – продолжал Энтони, понизив голос. – Эмир Мехмед хочет только мира. Он послал меня сказать тебе об этом. Более того, он просил меня посвятить тебя в его планы. Эмиру стало известно, что князь Дракула из Валахии собирается в поход на юг.

– Я слышал об этом человеке, – пробормотал Константин. – Его поступки даже варварского язычника делают святым.

– Значит, ты понимаешь, что эмир должен защитить свои территории от этих варваров.

– Территории эмира к югу от Дуная обширны, – заметил Константин.

– Но недостаточно укреплены людьми, ваше величество. Эмир хочет построить мощную крепость на берегу Босфора, к северу от Галаты.

В ответ послышался приглушённый шёпот множества людей.

– Такая крепость защищала бы Константинополь наравне с владениями эмира, – громко сказал Энтони.

– Или бы могла быть использована против Константинополя, – вмешался Нотарас.

– Зачем эмиру пытаться разрушить Константинополь? – спросил Энтони. – Крепость будет построена, чтобы обуздать амбиции этого Дракулы. Это слово эмира Мехмеда. Тем самым эмир протягивает византийцам руку дружбы и приглашает заключить с ним мирный пакт.

– Мы охотно присоединились бы к такому пакту, – задумчиво проговорил Константин. – Ты многого добился на службе у своего нового господина, Хоквуд, если удостоился такой важной миссии.

– Я счастлив, ваше величество, – кивнул Энтони.

– Во время обеда ты расскажешь мне об этом твоём эмире, – пожелал Константин.

Халим-паша ликовал.

– Они настоящие глупцы, если поверили твоим словам, юный Хоук, – сказал он. – Они как овцы, приготовленные на заклание. Наш хозяин будет доволен.

– Грустно, что посланнику эмира приходится лгать, – отозвался Мехман-паша.

Халим-паша щёлкнул пальцами.

– Но поэтому-то послом и назначили чужеземца, Мехман. Разве ты не понимаешь? Ложь – вторая натура франков... или византийцев, – добавил он.

Энтони решил не возражать. Их ждал длинный путь, который придётся преодолеть вместе. Кроме того, разве этот человек не прав? Он лгал более убедительно, чем даже мог предположить. И Константин, совершенно очевидно, поверил ему.

– Расскажи мне о своём отце, – сказал император. Энтони сидел рядом с ним за длинным столом в банкетном зале, с благоговением разглядывая византийских аристократов, расположившихся напротив.

Энтони никогда не мог предположить, что будет сидеть здесь, по правую руку Константина Палеолога, пить вино – впервые за этот год – из золотого кубка и есть на золотой тарелке, что угодливые лакеи-греки станут прислуживать ему.

Ему было интересно, как бы отреагировал эмир на такую необузданную роскошь.

– С отцом всё в порядке, – ответил он императору. – Он преуспевает.

– Это хорошо. Возможно, с ним обошлись несправедливо. – Константин взглянул на Энтони. – Ты понимаешь, что я спас бы твоего брата, если бы мог.

– Я надеюсь, ваше величество.

– Я не ожидал, что ты или твой отец поступите на службу к неверным, – искренне признался Константин. – Скажи мне вот что: Хоквуд обучает турок артиллерийскому делу?

– Турки – кочевники из степей Азии. Несмотря на все их победы и высокомерие они были и остаются ими. Разве кочевников можно обучить тонкостям артиллерийского дела?

Константин посмотрел на него так тяжело, что Энтони пришлось выпалить правду. Император вздохнул.

– Я верю тебе, юный Хоквуд. Я должен верить тебе. Твой хозяин может атаковать стены моего города в любой удобный для него момент. Но передай ему вот что: Константинополь будет защищён и выживет.

– Мой хозяин не сомневается в этом, ваше величество. Поэтому он желает жить с вами в мире. Разве мы не согласились на пакт о мире?

Константин заглянул в пустой бокал, как будто надеялся разглядеть там будущее. Ещё раз сердце Энтони дрогнуло. Когда он покидал этот город, всё византийское ему было ненавистно, и император так же, как и остальные. Но этот человек заслуживал лучшей участи, чем та, которая уже готовилась ему.

Наконец император грустно улыбнулся.

– В моём городе с тобой и твоей семьёй обошлись несправедливо. Я признаю это. Я рад, что вы преуспеваете, хотя видеть вас в турецких одеждах мне неприятно. Я ваш должник. Проси у меня всё, что захочешь. Я дарую тебе всё, если только это не будет предательством моего города или народа.

– Я хотел бы поговорить с сестрой, ваше величество.

Император нахмурился.

– А тебе известно, что она замужем за Василием Нотарасом?

– Да, я знаю об этом.

– И всё же она твоя сестра, я понимаю тебя.

Я передам ей твои слова. Но пойми... я не могу заставить её повидаться с тобой.

– Я уверен, что моя сестра тоже хочет этого, ваше величество.

– Хорошо, я поговорю с ней. Но это ничтожная просьба, юный Хоук. Может быть, что-нибудь ещё?

– Могу ли я поинтересоваться здоровьем Анны Нотарас?

Константин склонил голову.

– Я верю, что ты не захочешь видеть её. Анна Нотарас замужем за графом Драконтом. Было бы очень не мудро попытаться увидеться с ней. Но я сделаю всё возможное, чтобы послать к тебе твою сестру. Больше я ничего не могу сделать. Ты знаешь о раздорах в городе, а теперь ты не просто католик, а посол мусульманского эмира. – Его губы искривились в ухмылке. – Здесь найдётся много охотников уничтожить тебя. Интересно, как тогда поступит Мехмед? Береги свою спину, юный Хоук, и не горячись. Я пошлю тебе твою сестру.

Но император не смог выполнить даже этого. Когда на следующий день Энтони мерил шагами свою комнату, появился слуга с письмом от Кэтрин. Сестра писала:

«Ты – дьявол, Энтони. Вы оба служите дьяволу – ты и мой отец. Ты – предатель. Иуда Искариот по сравнению с тобой – настоящий святой. Убирайся из. Константинополя, я не желаю больше видеть тебя».

– Надолго ли мы задержимся в этом проклятом городе? – спросил Мехман-паша, когда Энтони смял письмо.

– Мы отбываем сегодня, – мрачно отозвался Энтони. – Разве мы не выполнили всё, что должны были?

Они отправились на запад, через великую равнину к Адрианополю, столице румелийского бейлика, так назывались владения эмира в Европе. Их путь был длиной более ста миль, и уже через неделю они достигли территорий, принадлежавших османцам. На каждой стоянке их встречал местный военачальник, стремившийся угодить им и вкусной едой, и красивыми девушками или юношами.

Посланники эмира ехали по плодородной равнине, питаемой водами реки Эргене, которую пришлось переходить несколько раз. На севере они увидели низкие горы, скорее холмы, называемые по-турецки Ыстранжа. На равнине было тепло, всю дорогу им сопутствовали оливковые рощи, окружавшие деревушки, осенённые христианскими крестами. Турки не нарушали местных обычаев и терпимо относились к вере людей, если они своевременно платили налоги. И всё же турки были хозяевами этих земель. При их приближении крестьяне сгибались в низком поклоне, опасаясь мгновенного удара хлыстом на настоящую и кажущуюся дерзость. Крестьяне беспокоились за своих сыновей, которых набирали в янычарское войско – Энтони не раз был свидетелем тому, как женщины при приближении кавалькады загоняют своих сыновей по домам. Как будто они могли спасти их, если бы целью их экспедиции был набор в армию.

Адрианополь раскинулся в месте слияния рек Тунки и Марицы и был известен как крепость со времён латинян. В настоящее время это был большой город, а эмир Мурад, отец Мехмеда, постоянно воевавший с Европой, сделал Адрианополь столицей своих владений.

Здесь путников приговорили к нескольким дням пиршества и заставили отведать пейнир – пресный белый сыр. Бейлербей Пири-паша был наслышан о рыжих чужестранцах, служивших новому эмиру, и очень хотел взглянуть на одного из них. Для развлечения гостей было сделано всё возможное, ради удовольствия гостей сипахи и янычары Пири-паши демонстрировали ловкость в спортивных состязаниях и в стрельбе из лука.

Энтони равнодушно взирал на всё происходящее. После беседы с императором он почти решился попытаться убедить Мехмеда оставить Константина в покое и позволить существовать империи, которая насчитывала более чем тысячелетнюю историю. Пусть она останется реликвией блестящего прошлого, которая, возможно, даже не будет противоречить турецким интересам.

Энтони покинул город, кипя от гнева. Его сестра, единственная женщина, не считая эмир-валиде, которую он по-настоящему любил, восстала против него...

Пусть же теперь эти самонадеянные лжецы испытают всё, что выпадет на их долю, и переживут всё это, если смогут. По настоянию Пири-паши Энтони изведал прелесть греческой девственницы, специально подобранной для посланника эмира. Он грубо взял её... пытаясь на слабом теле девушки выместить свой гнев против её народа.

Покинув Адрианополь, они поднялись по течению реки Марица к Филиппополю – древней столице Фракии, которая была завоёвана Филиппом II Македонским[39]39
  Ф и л и п п II (ок. 382—336 до н.э.) – Царь Македонии с 359 г. Отец Александра Македонского. Филиппополь – современный Пловдив.


[Закрыть]. Он переименовал город Пулпудева в свою честь. Здесь не чувствовалось духа великого македонца, но остались греческие руины. Над ними возвышались стены крепости, построенной царём Иваном Асенем II[40]40
  Иван А с е н ь II – болгарский царь в 1331—1371 гг. Значительно расширил территорию Второго Болгарского царства, добился временной гегемонии на Балканах.


[Закрыть]. Во время правления этого царя город был столицей великого Болгарского государства, откуда исходила постоянная угроза сильной тогда Византийской империи. Император Василий II[41]41
  В а с и л и й II (Болгаробойца) (958—1025) – византийский император с 976 г. Покорил Болгарию в 1018 г. Выдал сестру Анну за киевского князя Владимира.


[Закрыть] одержал победу над болгарами и получил прозвище Болгаробойца. Разбив болгарскую армию в 1018 году, он приказал ослепить сто пятьдесят тысяч воинов, оставив по глазу каждому десятому, чтобы те могли увести уцелевших домой. Существует легенда, что Самуил, царь Западной Болгарии, увидев жалкие остатки своей армии, упал замертво.

Грустно было видеть, как эти, когда-то гордые воины, низко кланяются новым турецким хозяевам. Но в глубине души эти люди оставались разбойниками. Во вторую ночь пребывания посольства в городе прозвучал сигнал тревоги. Энтони отбросил в сторону одеяло и болгарская девушка, согревавшая его, схватила меч и бросилась на улицу.

Оказалось, что несколько мальчишек прокрались в их лагерь в поисках того, что можно было бы стащить. Пятерых из них схватили.

– Давайте вспомним историю и ослепим их, – смеясь, предложил Мехман-паша. – Всех, кроме того, кто поведёт их домой. – Раскалите утюг, – приказал он.

Девушка, выскочившая из шатра Энтони, упала на колени и зарыдала: один из мальчишек был её братом.

– Её тоже путь ослепят, – объявил Мехман-паша. – Наверняка эта девка сама привела их сюда.

«Я не испытываю ненависти по отношению к этим людям, – подумал Энтони. – И всё потому, что они не византийцы...»

– Нет! – решительно сказал он. – Не будем никого ослеплять. Отстегайте их как следует! – Он указал на рыдающую девушку. – И начните с неё...

После Филиппополя они забрались в Балканские горы, направляясь к Софии; там они оказались через месяц. Тепло и маслины остались позади, они вступили на суровую землю, скорее напоминающую Анатолию. Город, примостившийся в ложбине меж гор, казался удивительно симметричным – улицы были проложены с севера на юг или с запада на восток.

Как и Адрианополь, София была столицей румелийского бейлика, и поэтому бейлербей Ахмед-паша гостеприимно принял молодого посла. Он показал ему Большую мечеть с её минаретами, подарил ювелирные украшения, изготовленные местными мастерами, и керамическую посуду, украшенную орнаментом.

Целый месяц посольство продвигалось по горам. Часто порывы ледяного ветра заставляли их по ночам укрываться в шатрах. Стоял октябрь месяц, и наконец они подошли к Нишу, пограничному городку, известному как родина Константина Великого[42]42
  К о н с т а н т и н I В е л и к и й (285—337) – римский император с 306 г.


[Закрыть]. Телохранители были отправлены вперёд. В горном селении, походившем на орлиное гнездо своим местоположением на полпути к небу и укрытом со всех сторон соснами, посланников встречал князь Георг Бранкович.

Энтони должен был сообщить ему то же самое, что уже поведал Константину.

– Эмир полон решимости раз и навсегда положить конец дерзости князя Дракулы Валашского, ваша светлость, – объяснил он. – Поэтому он собирает огромную армию, а также хочет построить крепость на европейском берегу Босфора.

Георг Бранкович погладил бороду. На нём была шуба, накинутая на почти разваливающиеся доспехи. Бегающий взгляд делал его похожим на разбойника. В нём не было ни капли чувственной красоты его тётки, пристальный взгляд которой был восхитителен.

– Что сказали греки? – после долгого раздумья спросил он.

– Они понимают Озабоченность эмира, ваша светлость.

Бранкович усмехнулся.

– Значит, я тоже должен. Эмир требует, чтобы я помешал Хуньяди выступить в поход против турок, пока его янычары укрепляют рубежи на севере.

– Эмиру необходимо, чтобы ты удержал Хуньяди начать наступление, – терпеливо объяснял Энтони.

Бранкович внимательно посмотрел на посла. Потом он снова усмехнулся.

– Я не так глуп, юный Хоквуд. Мехмед, я думаю, тоже. Я выполню его требования. Ты, Хоквуд, должно быть, очень близок к эмиру, если удостоился такого важного поручения.

– На мою долю выпала счастливая судьба, – скромно ответил Энтони.

– И всё же... Если ты приближен к эмиру, нет ли у тебя чего-нибудь для меня?

Антони взглянул на него.

– Есть одно сугубо личное поручение, ваша светлость.

Комната мгновенно опустела. К большому огорчению Мехман-паши и Халим-паши им тоже пришлось уйти.

Энтони достал из кошелька кольцо с изумрудом и положил его на стол.

Бранкович уставился на него.

– Кто дал его тебе?

– Тот, кто просил меня вручить тебе это, – подарок.

– Ты видел мою тётку? – Бранкович нахмурился. – Но это невозможно!

– Эмир-валиде может передавать свои пожелания, ваша светлость.

– Эмир-валиде? – Бранкович искренне изумился. – Она поднялась так высоко? И ты видел её? – снова спросил он.

Но для Энтони ложь стала теперь второй натурой.

– Конечно, это невозможно, ты правильно сказал. Но твоя тётка, узнав о моей миссии, передала это кольцо, как знак подтверждения, что я передаю её слова.

Князь внимательно осмотрел кольцо и спрятал его в карман.

– Что она велела передать?

– Эмир-валиде желает, чтобы ты знал: она всесильна при дворе эмира и желает ему успеха во всём.

– Тогда я должен угодить моей тётке, – сказал князь.

Вскоре после отъезда из Ниша посольство оказалось в Белграде; такое название город получил по цвету домов на его улицах. Город стоял на границе с Венгрией. Впервые они оказались не на турецкой земле – в 1440 году при осаде города турки потерпели одно из редких поражений. И всё же венгры хотели сохранить дружеские отношения с угрожающей ордой на юго-востоке – по меньшей мере до тех пор, пока не возместят те огромные потери, которые понесли на поле Чёрных Птиц три года назад. Поэтому посланников встретили как подобает, перед тем как переправить их через Дунай к венгерскому берегу.

Впервые Энтони видел такую могучую, медленно несущую свои воды реку. Это была главная артерия Европы.

На противоположном берегу их ждал сам Янош Хуньяди. Энтони с нетерпением ждал встречи с этим прославленным военачальником, может, самым великим воином Европы со времени смерти Великого Гарри. Он не был разочарован.

Хуньяди было уже больше шестидесяти, и лет сорок из них он провёл в военных походах. Он потерпел поражение на Косовом поле только из-за предательства сербов. Много раз он побеждал турок в других сражениях и тем самым завоевал их уважение.

Перед Энтони стоял человек среднего роста, чисто выбритый, но с длинными усами. У него был большой рот, тяжёлый подбородок и высокие скулы. Он был в полном вооружении, даже с латным стальным воротником и непривычно заострённом шлеме.

– Приветствую тебя, Хоквуд! – довольно дружественно сказал Хуньяди. – Я наслышан о твоём отце и о твоих несчастьях в Константинополе. Греки навлекли беду на свои головы. Теперь ты служишь эмиру. Расскажи мне о нём.

– Эмир – могущественный воин, сударь.

– Это ты говоришь о мальчишке двадцати двух лет, ни разу не возглавившем военный поход! – Хуньяди холодно улыбнулся.

– Скоро он поведёт армию. То, что готовится сейчас, станет самым великим походом со времён, когда Тимур ходил на турок.

– Против кого снаряжается этот поход? – нахмурился Хуньяди.

Энтони посмотрел прямо в глаза венгерского героя.

– Против князя Дракулы из Валахии, того, кто препятствует господству турок на море.

– Это будет величайший поход...

– С вашей стороны мудро верить в это. Эмир рассчитывает, что вы поймёте его цели. Он хочет от вас заверения в нейтралитете в этом конфликте.

– Я не вожу дружбу с Дракулой, – заметил Хуньяди.

– Могут возникнуть другие сложности. Эмир предлагает мировую на три года между турками и венграми. Я уполномочен заключить этот пакт.

– Эмиру потребуется три года, чтобы разбить Дракулу?

– Позволю себе повториться, сударь: могут возникнуть другие сложности.

– Значит, целых три года, – задумчиво сказал Хуньяди, – я не смогу воевать с турками. И я не смогу помочь Константинополю, если будет необходимо. Я правильно понял, юноша?

– Вы не будете начинать войну с турками столько, сколько они не будут вступать в войну с вами, – осторожно сказал Энтони.

Поразмышляв, Хуньяди сказал:

– Мне неизвестно, Хоквуд, действительно ли твой эмир великий воин, но я чувствую, что он очень осторожный человек. Это достойно восхищения. Я не испытываю любви к грекам. Они иждивенцы и всегда ждут, когда кто-нибудь другой будет сражаться за них. Передай эмиру: я подписываю трёхгодичное перемирие, а также то, что я желаю ему успеха в походе против Дракулы.

– Трудно поверить, – признался Энтони своим спутникам, – что эти правители с такой лёгкостью предали друг друга. Ведь если бы они объединились против нас, надежды нашего хозяина рассеялись бы как дым.

– Это в обычаях христиан, – объяснил Халим-паша. – Они всегда предпочитали войну друг против друга сражениям, с арабами, Чингисханом или с нами. Ведь франки тоже постоянно воюют друг с другом. Вы франки, а отец твой рассказывал, как он воевал против таких же франков.

– Мы англичане, – попытался оправдаться Энтони. – Франки совсем другие люди, они наши враги.

– Как такое может быть? – недоумевал Халим-паша. – Все вы – христиане и все вы повинуетесь Папе Римскому. Как же вы можете быть врагами? Я объясню тебе, – продолжал он, отвечая на свой вопрос. – Все вы неверные и нет с вами божественного благословения.

Энтони не знал, что ответить. Его пугала готовность христианских повелителей, даже Хуньяди, бросить Константинополь на погибель, хотя никто из них, казалось, и на секунду не сомневался в истинных намерениях Мехмеда. Так что, возможно, Халим-паша прав.

Теперь начиналась трудная и действительно опасная часть их поездки. Они повернули коней на восток к Валахии.

Владения Мехмеда простирались до берега Дуная. Они решили перейти через горы и сократить путь и тем самым сберечь время. Но такой переход сейчас был труднее, чем в другой сезон. Они поднимались высоко в горы и передвигались по узким тропам, способным пропустить только всадника и проходившим по краю обрыва в несколько сотен футов глубиной; ливни превращали эти тропы в бурные потоки. Снегопады заставляли дрожать путников от холода и окутывали плотной пеленой даже то, что находилось совсем рядом.

Они переходили от одного турецкого гарнизона к другому не только для того, чтобы отдохнуть, оправиться и поменять лошадей, но и для надёжной защиты от разбойников, всё ещё не примирившихся с господством османцев.

Однажды утром посольство спустилось к берегу реки, на котором их встретила преграда из стволов поваленных деревьев, которую защищало большое количество людей. По-видимому, это место было выбрано не случайно: следующий турецкий гарнизон был в двадцати милях впереди, а предыдущий остался далеко позади. О возвращении не могло быть и речи.

– Мы должны атаковать их, – объявил Халим-паша. Он командовал сипахами и верил в силу молниеносного нападения.

– Мы можем потерять людей, – возразил Мехман-паша. – Лучше начнём переговоры. Если необходимо, дадим выкуп.

Они оба ждали решения Энтони, хотя разбирались в этом деле гораздо лучше его.

В неясном свете зимнего утра было трудно разглядеть что-либо, и Энтони решил, что если разбойники и преследовали их в течение вчерашнего дня, то всё равно точно не знали построение каравана.

Наверняка где-нибудь среди деревьев прятались люди, ждущие сигнала к атаке. Их нужно вывести из строя прежде, чем предпринимать какие-либо активные действия. Энтони очень волновался, потому что он как глава миссии должен был принимать решение.

– Насколько хорошо могут быть вооружены эти люди? – спросил он.

– Они плохо вооружены, юный Хоук, – презрительно бросил Халим-паша, – дубинки, палки, несколько топоров, тупые копья, может быть, несколько мечей... Им даже не известно, как пользоваться луком.

– А твои сипахи так же искусны, как их предки? – В памяти Энтони воскресла картина: люди Халим-паши убивают генуэзских моряков, расстреливая их из луков; он также помнил, что Мехмед рассказывал ему, как предки османцев сражались в азиатских степях.

– Даже лучше! – горделиво похвастался Халим-паша.

– Слушай меня внимательно. Потому что, если мы пойдём на мою хитрость и потерпим неудачу, то нас уничтожат.

Мехман-паша щипал бороду, когда Энтони объяснял свой план, но Халим-паша был восхищен.

– Эмир будет горд услышать это, – сказал он.

– Если мы победим, – напомнил Энтони. – Давайте начинать.

Отряд всадников направился к баррикаде. Из-за неё донёсся крик. Халим-паша тоже двинулся вперёд, как будто собираясь в атаку, а затем вернулся к отряду и отдал приказания.

Сипахам заранее всё объяснили, так что теперь он просто жестикулировал. Все сорок всадников, за исключением слуг, выстроились в линию; Хоквуд и Мехман-паша находились позади воинов. По сигналу Халим-паши всадники с пиками в руках атаковали баррикаду.

В тот же момент несколько сотен человек начали бросать в них камни; ожидание Энтони оправдалось: те, кто прятались за деревьями, вышли из своих укрытий.

Сипахи тут же остановили лошадей и, как будто в испуге, развернулись и помчались обратно. Это была стратегия, использованная Чингисханом две сотни лет назад. За двести лет до него Вильгельм Завоеватель[43]43
  В и л ь г е л ь м  I  3 а в о е в а т е л ь (ок. 1027—1087) – английский король с 1066 г., из Нормандской династии. В 1066 г. высадился в Англии и, разбив при Гастингсе саксонского короля Гарольда II, стал английским королем.


[Закрыть] так же поступил против англосаксов у Гастингса; именно так парфяне разбили легионы Красса[44]44
  М. Лицийий  К р а с с – римский полководец.


[Закрыть] ещё до Рождества Христова.

Хорватские бандиты вряд ли могли знать о подобных военных прецедентах. С криками они оставили защищённые позиции и побежали по дороге, размахивая примитивным оружием; множество мужчин и даже женщин появлялись из-за деревьев.

Сипахи достигли того места, где их ожидал Хоквуд, и там замешкались, как будто в ужасе.

Энтони вычислил, что почти все их соперники покинули укрытия.

– Теперь вперёд! – крикнул Энтони Халим-паше. – Вперёд!

– Вперёд! – зарычал Халим.

Сипахи вновь повернули лошадей. Теперь в руках у каждого был лук с натянутой тетивой. Они мчались по направлению к толпе, состоявшей не более чем из трёхсот человек. Хорваты остановились, завидев мчавшихся всадников... и сипахи пустили коней рысью; Хоквуд, Мехман-паша и слуги с мечами наготове следовали сзади. До того, как хорваты поняли, что случилось, в воздухе засвистели стрелы...

Толпа заревела от ужаса, когда первые двадцать человек упали на землю, корчась в предсмертных муках. Стрелы со свистом пронзали тела новых и новых людей. Хорваты бросились назад, стараясь укрыться среди деревьев; около семидесяти мужчин и женщин остались лежать на дороге.

– Атакуйте их! – крикнул Хоквуд, поднимая меч. – Теперь все вместе!

Слуги примкнули к сипахам. В дело снова пошли пики. Раненые хорваты кричали, попадая под копыта лошадей. Те, кто не успевал добежать до деревьев, кричали ещё громче, сражённые пиками. Разгромив остатки нападавших, отряд возвратился на исходные позиции; кони хрипели и задыхались.

– Великолепно! – крикнул Халим. – Ты действительно достоин уважения эмира, юный Хоук.

Теперь в любом городе их ждала тёплая встреча. Население было немногочисленным и, за исключением гарнизонов, только славяне и христиане. Было неудивительно, что они ненавидят завоевателей даже больше, чем греки или болгары. Или хорваты.

Но в основном местные жители были во втором или третьем поколении турецкими подданными. Они знали, как относиться к причудам хозяев, и научились извлекать выгоду из законов, установленных эмирами и безжалостно проводимых в жизнь. Некоторые янычарские старшины спрашивали, когда новый эмир, которого они никогда не видели, собирается повести свою армию на войну.

– Война начнётся достаточно скоро, – пообещал им Хоквуд. – Такой войны вы ещё не видели. Это будет война, которая усмирит самого кровожадного человека на земле.

– Это, конечно, Дракула, правитель Валахии, – сказал начальник пограничной охраны. Они стояли на берегу могучей реки и смотрели на лес, простиравшийся к северу. Посольство рассматривало территории Валахии вот уже несколько дней, но столица Дракулы – Букур – находилась далеко к востоку; Энтони пока не собирался входить на территорию Валахии, не видя в этом необходимости. По его карте этот передовой пост был ближайшим к городу.