Текст книги "Османец"

Автор книги: Алан Савадж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)

Люди также говорили, что Ибрагим очень близок к султану, но то же самое можно было сказать и о Хоквудах, памятуя об отношениях Вильяма Хоквуда с Селимом.

Люди злословили, что большая часть денег, которую Ибрагиму удалось сэкономить на ограничении правительственных расходов, лежит у него в кармане. Это были уже серьёзные обвинения, но они не могли быть направлены против Хоквудов.

И Хоквуды считали, что всё это досужие вымыслы, потому что правительственные расходы уменьшились и империя процветала как никогда. Разве человек, сотворивший такое чудо, не заслуживает вознаграждения?

Никто не мог обвинить молодого грека в равнодушии к своим друзьям.

– Ты доволен ею? – спросил Гарри.

Ибрагим фыркнул:

– Без сомнения, я был бы доволен, если бы достиг своей цели. Мне пришлось привязать эту девку к кровати и избить. А как твоя?

– Никаких верёвок и палок, – улыбнулся Гарри. – Она, казалось, хотела мне понравиться.

– Выбирал-то ты! Да, моя – тигрица. Но какое наслаждение смотреть на неё.

– Я предпочитаю спокойную обстановку в доме, – сказал Гарри. – Для волнений достаточно военных походов.

– О да. – Внезапно Ибрагим посерьёзнел. – Эта кампания будет важной для нас. Говорят, у короля Людвига огромная армия.

– Мой дядя не уступит ему.

– В этом я не сомневаюсь, но думаю, что предстоит битва титанов. Я собираюсь отправиться с вами.

– Ты? – удивился Гарри.

– Я знаю, что вы, солдаты, считаете меня канцелярской крысой. Но везир обязан руководить армией в отсутствие султана. Ведь так?

– Конечно, так, если султан не участвует в походе.

– На это почти нет шансов. Я собираюсь сражаться с венграми.

– Мой дядя знает об этом? – Гарри нахмурился.

– Конечно. Не беспокойся, юный Хоук. Я не собираюсь вмешиваться в дела твоего дяди. Боже упаси! Я хочу быть очевидцем этого похода, – Ибрагим хитро улыбнулся, – но при полном комфорте. Я возьму с собой Рокселану.

Теперь настала очередь Гарри ухмыльнуться:

– Давай послушаем, что говорит мой дядя.

Вильям Хоквуд обращался к военачальникам.

– Мои гонцы отправились во все концы империи, – говорил он. – Мы соберём десять тысяч янычар, пять тысяч сипахов, десять тысяч наёмников, двадцать пять тысяч анатолийцев и пятьдесят тысяч башибузуков, всего в армии будет сто тысяч человек. У нас есть сто пушек. Настало время окончательно решить вопрос с венграми. – Вильям замолчал и посмотрел на лица присутствующих. – Я должен сказать вам, что армию будет сопровождать Ибрагим-паша.

В рядах зашептались.

Ибрагим вышел вперёд и встал рядом с Вильямом Хоквудом.

– Моя обязанность сопровождать армию султана на войну, – сказал он. – Я не уклоняюсь от своих обязанностей.

Солдаты какое-то время продолжали переговариваться, на потом внезапно прекратили – наступила удивительная тишина, и все они почтительно поклонились.

Из дальнего конца помещения вышел и направился вперёд какой-то человек. Он был худым и не очень высоким, с орлиными чертами лица, тонкими усами и бородкой. На нём был шёлковый кафтан с золотым матерчатым поясом и белый тюрбан, расшитый золотой нитью.

Все неотрывно смотрели на меч, прикреплённый к его поясу. Это был священный меч Османа, основателя османского дома, который доставали только в случае, если сам султан шёл на войну.

– Прими моё почтение, Ибрагим-паша, – спокойно проговорил Сулейман. – Я сам поведу мою армию на венгров.

Глава 13
БАРБАРОССА

Несколько секунд после заявления султана стояла звенящая тишина. Затем Хоук-паша низко поклонился.

– Теперь мы знаем, что победа за нами, о падишах, – сказал он.

– Ты думаешь, он будет вмешиваться в управление армией? – спросил Гарри. Дядя и племянник находились в безопасности дворца Хоуков.

– Никогда раньше он не поступал так, – сказал Вильям. – Подобное было только тогда, когда он приказал мне заключить мир с рыцарями Святого Иоанна. Мы должны надеяться, что он будет менее мягкосердечен с венграми, заклятыми врагами турок. Я думаю, что султан чувствует необходимость своего личного присутствия в столь важном деле. Мне кажется, что это истинная причина его решения.

Гарри понял, что дядя обеспокоен. То, что великий везир собрался сопровождать армию, было плохо для дела, но то, что и султан и везир будут наблюдать за всеми его действиями, могло создать излишнее напряжение.

Но Вильям Хоквуд считался главным воином империи, и даже Сулейман знал это.

Но также, без сомнения, Сулейман знал, что дни Вильяма Хоквуда в этом мире были почти сочтены. Возможно, именно поэтому он решил участвовать в кампании, желая выявить возможного преемника Хоук-паши.

Гарри представил, что выбор султана может пасть на него, и от такой смелости у него закружилась голова. Но он слишком молод. Кроме того, Гарри хотел бы командовать флотом, а не сухопутными войсками.

Всю зиму со всех концов империи к Константинополю тянулись солдаты. Его пригороды превратились в огромный палаточный лагерь, и когда сипахи и наёмники проводили учения или янычары стреляли из аркебуз, люди собирались просто посмотреть на это зрелище.

Командиры муштровали новых рекрутов, пытались приучить к дисциплине башибузуков. Если кто-либо из солдат, устав от муштры, сбегал в город, их жестоко наказывали. Порядки в османской армии были строгими, и после нескольких казней новобранцев удалось взять в руки.

Возможности выходить в море у Гарри не было. Каждую ночь он возвращался во дворец Хоуков и наслаждался объятиями Яны. Саша и Трессилия были, конечно, раздражены, и он понимал, что должен ублажать их хотя бы раз в неделю. Но Яна обладала той силой, которая манила его к себе снова и снова. Никогда раньше он не ощущал ничего подобного. Гарри был восхищен и встревожен. Он не мог допустить и мысли, что влюбился в русскую варварку, что у них есть что-то общее, кроме физического влечения.

Гарри очень сильно тянуло к ней: он постоянно думал о губах Яны и её пышных волосах. Вскоре его увлечённость новой наложницей заметили его мать и тётка, и это, конечно, обеспокоило их; они были чужестранками, но прожили большую часть жизни среди турок и знали, что женщин здесь держат исключительно для наслаждения и продолжения рода. Основным для мужчин должно быть их дело.

Поэтому они, возможно, даже радовались наступлению весны и подготовке армии к походу.

Но тогда Гарри принял решение.

– Мы будем ждать от тебя вестей, – сказала Джованна со слезами на глазах. Сын стоял перед ней в кирасе поверх войлочной рубашки, шлеме, обёрнутом тюрбаном, и с турецкой саблей у пояса. – Из самой Буды, – добавила она.

– Победа будет за нами, мама. – Гарри поцеловал её руки.

– Мы позаботимся о твоей дикой русской, – добавила Эме.

– Вам не придётся это делать, я возьму её с собой. – Гарри улыбнулся им обеим.

В арочном проёме Гарри уже ожидали Диниз и ещё кто-то, укутанный в покрывало.

– Ты берёшь Яну в поход? – возмутилась Джованна.

– Мужчине нужна женщина. Этот поход может длиться больше года.

– Тогда возьми одну из жён.

– Я предпочитаю Яну. Кроме того, везир Ибрагим берёт с собой её сестру, так что у неё будет хорошая компания.

Гарри недоумевал, почему его мать продолжает не доверять русской девушке. Это было нелепо. Яна – всего лишь наложница, она не может повлиять на его жизнь или карьеру.

Конечно, если Яна тайно ненавидит его, как предполагает Джованна, тогда она может отравить его или зарезать во время сна. Но это повлечёт за собой самую ужасную смерть для неё самой. Вильям Хоквуд мог придумать многое. Последняя наложница, убившая своего хозяина, была положена в мешок вместе с четырьмя кошками и вывешена из верхнего окна дворца. Они висели так до тех пор, пока все пятеро не умерли. Яна знала об этом.

Кроме того, если Яна и вправду ненавидит его, то она самая талантливая актриса во всём мире.

Выезд султана и его свиты из Константинополя был обставлен торжественно: играл оркестр, на ветру развевались знамёна. Армия выступила в поход несколькими часами ранее. Первыми шли наёмники, за ними следовали анатолийцы и башибузуки, потом отборные части сипахов и янычар. Султан, великий везир и Хоук-паша двигались в самом конце шествия.

Гарри Хоквуд ряд ли мог вспомнить, сколько раз он видел эту армию на марше, и всегда османцы добивались победы. Но в те времена армию водил в походы Селим Грозный. Гарри думал о том, под каким прозвищем новый султан войдёт в вечность.

Маленькая аккуратная фигура в тунике из золотой материи сидела на богато убранном скакуне. Сулейман улыбался своим людям, и они бурно приветствовали его. Ни один из султанов со времён Завоевателя не был так близок народу. Баязид жил в уединении, Селим едва ли год провёл в Константинополе, Сулейман всё это время был, среди людей и первый раз за три года оставлял город. Следование традициям сделало менее возможным для него выходить лично к народу по сравнению с его великим дедом, но он регулярно посещал мечеть в окружении своих пашей, везирей и охранников.

Султан был молод, его любил народ. В двадцать шесть лет он был самым молодым султаном со времён Мехмеда, теперь ему уже исполнилось тридцать два, но годы его короткого правления были одними из самых успешных.

Следом за военачальниками двигались грузовые повозки и гаремы. Женатые взяли с собой не более одной или двух женщин. Султан, так же как и Хоук-паша, не брал с собой гарем.

Армии предстоял длинный путь. Никто не думал, что король Людвиг возьмёт на себя смелость пойти на захват территории османцев. Из Константинополя могучая сила направилась в Адрианополь, так хорошо знакомый обоим Хоквудам, и оттуда через горы к Филиппополю, Софии, Нишу и Белграду.

Этой дорогой Энтони Хоквуд направлялся с посольством для Мехмеда Завоевателя, Вильям Хоквуд возвращался по ней со своей красивой женой француженкой, а теперь Вильям со своим племянником вели армию на захват Белграда.

Четыре месяца эта великая армия шла до Белграда. Турки, уделявшие чрезмерное внимание личной гигиене, смогли избежать эпидемии, которые охватили бы армию христиан за такой долгий период. Они шли через земли, которые платили им дань и были обязаны поддерживать армию. И, таким образом, армия ни в чём не знала недостатка, в то время как греки, болгары и сербы голодали, поскольку до нитки были обобраны проходящим войском.

Где бы они ни раскинули шатры, образовывался городок площадью в несколько миль. В одну ночь палаточные лагеря превращались в огромные торговые ряды, куда отовсюду стекались купцы, предлагая свой товар воинам. Без сомнения, многие из них были шпионами, но Хоук-пашу это не заботило; любая информация, полученная венгерскими агентами, могла только навести ужас на христиан.

Информации об армии христиан не было. Хоук-паша не предполагал выяснить что-либо прежде, чем они выйдут на венгерскую равнину.

Каждый высокопоставленный чин ставил свои шатры в зависимости от желания показать себя и от размера гарема, который взял с собой. Они приглашали друг друга в гости и соперничали в угощениях.

Сулейман часто трапезничал с Хоквудом и Ибрагимом и вёл себя так, как будто они были его ближайшими друзьями. Ни тот, ни другой не были турками, и это, конечно, беспокоило других военачальников. Но Сулейман обсуждал военные планы, потому что он впервые был главнокомандующим. Он увлечённо слушал рассказы Вильяма Хоквуда о прошлых кампаниях, впитывая проверенные знания опытного человека.-

Ибрагим предпочитал шутки и разговоры о женщинах. Он никогда не упоминал о финансах империи, хотя Гарри заметил, что в каждом селении на их пути везир отъезжал посоветоваться с командирами местного гарнизона об эффективности сбора налогов, проверяя, могут ли они быть увеличены. В своём деле он был так же неутомим, как и в наслаждениях вечером и ночью.

В один из тёплых июльских вечеров армия, находившаяся в нескольких дневных переходах от Белграда, сделала остановку. Воздух был полон зноя, все ждали дождь – уже вдали погромыхивало и сверкали молнии. Именно в этот вечер Ибрагим пожелал, чтобы девушки танцевали перед ним. Гарри сразу не понял, о каких девушках Ибрагим ведёт речь, но тот уже завёл разговор с султаном.

– Ты не видел этих девушек, о падишах. Они русские, создания чудной красоты. Во всяком случае, моя Рокселана. – Ибрагим взглянул на Гарри. – Не сомневаюсь, что её сестра тоже прекрасна.

– Русские, говоришь... – удивился султан. Он взглянул на Гарри и увидел раздражение в его глазах. – Но это твои женщины, Ибрагим. Они не могут открыться.

– Это не важно, падишах. Они просто рабыни.

Гарри не относился к Яне как к рабыне, он взглянул на дядю в поисках поддержки. Глаза Хоквуда были закрыты – он устал от перехода, хотя замедлить турецкое наступление отказывался.

– Рокселана прекрасно танцует, – продолжал Ибрагим. – А как её сестра, Хоук-младший?

– Я никогда не видел, как танцует Яна, – признался Гарри. Ему не приходило в голову просить её об этом; просто взглянув на неё, он уже испытывал приступ страсти.

– Это у них в крови. – Ибрагим хлопнул в ладоши. – Приведите Рокселану, – приказал он евнуху и взглянул на Гарри.

Гарри вздохнул, но Сулейман явно проявлял интерес. Султан слишком долго находился вне женского общества.

– Скажи Динизу, чтобы он прислал сюда Яну, – смирившись, сказал Гарри.

– Ты не забудешь этих женщин, падишах, – пообещал Ибрагим.

Обеих девушек привели. На них были, как полагается, яшмаки и хаики. Во время похода они находились всегда рядом и часто ехали в одной корзине на спине мула. Гарри было интересно, о чём они разговаривали между собой: о своей ненависти к захватчикам или о мужских достоинствах тех, кому они принадлежали.

Ибрагим послал за музыкантами. Через некоторое время они появились и, сев на пол, начали играть. Евнух завязал музыкантам глаза.

Звуки музыки наполнили палатку, сопровождаемые ритмичными глухими ударами по барабану.

Вильям Хоквуд открыл глаза.

– Танцуйте! – сказал Ибрагим.

Это слово Рокселана понимала. Она что-то сказала сестре и начала двигаться, медленно и плавно, двигая руками в такт музыке, поводя плечами, время от времени притопывая ногой.

Через некоторое время Яна последовала её примеру. Гарри был восхищен.

Рокселана во всём была ведущей. После того недолгого танца перед мужчинами её хаик начал съезжать. Сначала обнажилось одно плечо, затем – другое. Потом накидка спустилась ниже. Несколько секунд она задержалась на бёдрах, обнажив её белую рубаху, и спустилась к щиколоткам. Рокселана перешагнула её. Рубаха прикрывала только бёдра, поэтому ноги её обнажились. Рокселана скинула сандалии.

Яна во всём следовала примеру сестры.

Сулейман подался вперёд и смотрел с нескрываемым интересом, даже Хоук-паша больше не спал.

Рокселана двигалась всё быстрее. Когда она кружилась на одной ноге, её рубаха распахивалась, обнажая белые ягодицы.

Рокселана держала рубаху обеими руками, ритмично вращаясь вокруг себя; волосы её разлетелись; она задрала рубаху выше талии, а затем и вовсе обнажила грудь. Рубаха теперь закрывала лицо Рокселаны. Гарри Хоквуд слышал прерывистое дыхание Сулеймана.

В конце концов рубаха упала на пол. Яна последовала примеру сестры, и девушки танцевали голые с яшмаками на лицах. Внезапно Рокселана остановилась, вслед за ней и Яна. Рокселана смотрела на Ибрагима. Он, очевидно, приручил её, подумал Гарри. Она, наверное, ждёт его приказания, прежде чем открыть лицо.

– Открой лицо, – горделиво приказал Ибрагим.

Мгновенно яшмак был снят. Рокселана пристально смотрела на султана. Она скорее вызывала животное влечение, чем была красивой; её ноздри раздувались, грудь и живот вздымались...

– А ты, юный Хоук, покажешь свою? – мягко спросил Сулейман.

– Конечно, Падишах.

Гарри махнул рукой, Яна сняла свой яшмак.

– Ты был прав, Ибрагим, это редкие жемчужины, – оценил их Сулейман.

– Тебе нравится Рокселана, падишах?

– Я должен быть евнухом, чтобы она мне не нравилась, везир.

– Тогда она твоя.

Сулейман удивлённо нахмурился.

– Это мой подарок тебе, падишах. Мужчина не может обойтись без женщины в походе.

– А как же ты?

– Я найду себе какую-нибудь девку на рынке в Белграде или среди венгерок. Почему бы тебе не взять их обеих? Я не сомневаюсь, что Хоук-младший последует моему примеру.

Сулейман перевёл взгляд с Рокселаны на Яну. Гарри затаил дыхание. Отказаться он не мог, но мысль о потере Яны удручала его.

– Нет. – Сулейман покачал головой. – Мне бы с одной справиться. Ты, однако, добр, Ибрагим, теперь я твой должник. – Султан встал, внезапно в нём при виде такой наготы запылал огонь страсти. – Я пойду отдыхать. Она говорит по-турецки?

– Увы, нет, падишах. Она знает несколько слов по-гречески.

– Вымойте её и пришлите ко мне. – Султан скрылся за перегородкой шатра.

– Ибрагим очень умён, – заметил Вильям Хоквуд, вернувшись в свой шатёр. – Мне представляется, он действовал по заранее подготовленному плану. Он любыми методами добивается благосклонности своего хозяина.

– Ты считаешь, что я должен был настоять, чтобы султан взял Яну? – спросил Гарри.

– Я доволен, что ты не сделал этого. Мне бы не хотелось, чтобы ты пытался войти в доверие султана, опустившись до сводничества. К тому же я слышал, что ты очень любишь свою маленькую русскую.

– Я никогда не встречал женщину, которая бы так нравилась мне, дядя.

– В этом нет ничего плохого, – сказал Вильям.

Дядя хорошо знает это, подумал Гарри, ведь он хранил свою любовь к Эме Ферран все восемнадцать лет их разлуки.

– Только не забывай, что удовольствие не должно мешать выполнять свои обязанности. Наше дело – воевать за султана, всё остальное не имеет значения. И это самый верный путь, чтобы завоевать уважение султана. Через несколько дней мы будем в Белграде, а значит, скоро и Венгрия. Мы на пути к победе, мальчик, так что сейчас нет времени думать о женщинах.

Никогда прежде Яна не любила так, как в ту ночь. Гарри не знал, то ли она благодарит за то, что он не отослал её к султану, то ли просто-напросто возбуждена вечером, проведённым в компании мужчин.

До Белграда армия добралась к концу третьей недели августа. Переправившись через Дунай, она сразу же атаковала передовую крепость Петервардейн. Теперь турки были за границами Османской империи, в Венгрии.

Крепость мгновенно пала, весь гарнизон был обезглавлен. Хоук-паша немедленно выставил заслон наёмников, и армия медленно двигалась вперёд на северо-запад к Буде.

Высокогорье осталось позади, они шли по огромной равнине, которая тянулась насколько хватало глаз. Шелестящие поля пшеницы, наполовину убранной из-за войны, обещали богатый урожай. Погода была тёплой, ветерок нежным. Гарри ещё ни разу не бывал в походах в такой прекрасной местности.

Армия проходила через деревни, где амбары ломились от зерна, а хлева были полны скота. Всех мужчин убивали, молодых женщин и детей брали в плен.

Наёмники вернулись в сильном возбуждении. Венгерский стан находился теперь в поле зрения на равнине, известной как Мохач, в излучине Дуная.

Хоук-паша выехал вперёд. С ним были султан, Ибрагим, Гарри и несколько военачальников. Одолев невысокий подъём, остановили коней. Перед ними предстало человеческое море с волнами знамён и ощетинившееся оружием. Венгерская армия уже заняла позиции, как будто ожидая внезапного нападения.

– Сколько их? – спросил Сулейман.

Расстояние было слишком большим, чтобы прикинуть количество воинов, но Вильям призвал на память годы военного опыта и определил численность каждого отряда.

– Сомневаюсь, что здесь больше двадцати пяти тысяч человек, падишах, – сказал он.

– Это всё, что Европа может выставить против меня?

– Нет. Франки по-прежнему разобщены. В этом их беда и наше преимущество,-падишах. Каждый франкский король уверен, что только он должен командовать армией, и не хочет делиться своими полномочиями. Он не примет помощь, даже если она будет у него на пути. Людвиг Венгерский – тщеславный юноша.

– Он прославится посмертно, – отметил Сулейман. – Скажи мне, Хоук-паша, какие бы силы ты вывел из расположения их войск?

– Король готовится к обороне, падишах. – Вильям указывал рукой то на одно место, то на другое, пока говорил. – Его пехота выстроена в три отряда, в каждом около четырёх тысяч человек.

– Все они венгры?

– Судя по шлемам, там есть и немцы. Большинство вооружены аркебузами, остальные – пиками.

– Между каждым отрядом пехоты король поставил кавалерийский эскадрон, – отметил Ибрагим.

– Это так. Только зачем, я не знаю. От них не будет пользы. Взгляни, падишах: основной отряд его кавалерии сосредоточен в тылах пехоты, кавалерия составляет половину его ударной силы. Обрати также внимание на то, что его артиллерия, состоящая из нескольких пушек, расположена по центру и перед кавалеристами. Теперь его позиция такова, что нам атаковать в центре рискованно; мы можем понести основательные потери. К тому же венгр оставил фланги на том обширном пространстве, где Дунай выходит из берегов. Любому войску, идущему через это болото, грозят крупные неприятности.

– Но его правый фланг открыт, – сказал Сулейман.

– Действительно, это так, падишах. Этот фланг не защищён. Но король, конечно, сделал это намеренно.

– Почему?

– Он прикинул, что мы не можем наступать на левый фланг и что атака в центре обойдётся нам слишком дорого, а значит, мы будем наступать на его правый фланг. Таким образом, король думает, что знает нашу стратегию, и бросит на нас кавалерию, когда мы начнём этот манёвр.

– Наша армия в четыре раза больше, чем его, – презрительно бросил Ибрагим. – Так же обстоят дела и с кавалерией. Чего нам бояться?

– Видишь отблеск солнечного луча на том всаднике? – спросил Вильям, – Это стальные доспехи. Его кавалерия гораздо тяжелее, чем наши сипахи или наёмники, и практически неуязвима. К тому же его войско компактно, наше – слишком растянуто.

– Каков в этом случае твой план, Хоук-паша? – спросил султан.

– Он очень прост, в его основе – моё знание этих людей. Я уже говорил, что их король тщеславен и глуп, а рыцари вряд ли лучше. Мы выстроим армию в три линии: первая – башибузуки, вторая – анатолийцы, третья – янычары. Мы будем действовать неожиданно и предпримем фронтальную атаку силами башибузуков.

Сулейман слушал, сдвинув брови.

– Конечно, эта атака будет отбита. Наши люди в панике побегут назад. Первая линия наших людей. Я твёрдо знаю, что, когда венгерские рыцари увидят эту картину, они не устоят перед желанием возвратиться домой и отпраздновать победу, которой, как им покажется, они достигли.

– А если башибузуки повернут назад? – спросил Сулейман.

– Они вполне способны на это, падишах. Они даже могут повлиять на анатолийцев. Но я полагаюсь на твоих сипахов и янычар, эти будут сражаться до конца. Я также полагаюсь на артиллерию, которую мы сгруппируем за атакующими, и её обнаружат только тогда, когда передовые отряды будут разбиты. Мы свяжем наши пушки, поэтому их невозможно будет оттащить с позиции или даже пройти сквозь их линию. Это – трудное дело, но оно, безусловно, принесёт нам победу.

– А что с кавалерией? – спросил Ибрагим. – Как ты сказал, Хоук-паша, более половины венгерской армии – кавалеристы. Ты не поставишь против них наших сипахов из-за их доспехов? – И снова в голосе его звучало презрение.

Хоук-паша не обиделся. Он выигрывал сражения уже тогда, когда оба эти человека были детьми.

– Кавалерию лучше использовать в контратаке, Ибрагим-паша. Наша кавалерия, наёмники и сипахи будут в резерве и бросятся вперёд, когда атака врага будет отбита.

Сулейман теребил бороду, глядя на венгерский стан.

– Судьба победы не определена, пока победа не достигнута, – заметил он!

– Это правда, падишах. Я только предлагаю свой опыт.

– Я высоко ценю опыт, Хоук-паша, и не сомневаюсь в твоём успехе. Но возможно ли сделать его ещё более верным.

Теперь настала очередь Вильяма Хоквуда слушать.

– Твой план даже скорее был бы реализован, если бы мы смогли атаковать перед тем, как разбить врага.

– Падишах?

– Ты считаешь, что рыцари воспользуются нашим отступлением и атакуют. Хорошо бы в этот момент ударить по ним с тыла или с фланга отрядом всадников. Они потерпят наиболее сильное моральное поражение.

– Конечно, падишах. Но откуда возьмётся этот отряд всадников?

– Мы должны спланировать это сейчас, – сказал Сулейман. – Сколько времени потребуется десяти отрядам наёмников на переход в десять миль на запад, потом на север, а затем обратно, чтобы подойти к венграм с тыла, с учётом того, что враги ничего не узнают о наших манёврах?

– Им придётся вести своих лошадей, – сказал Вильям, теребя бороду, – поэтому, я думаю, не менее двадцати четырёх часов.

– Прекрасно! Давайте отправим их сейчас и ничего не будем предпринимать до завтра. За это время распределим своё войско на наиболее удобных для нас позициях.

– А если венгры не собираются ждать двадцать четыре часа?

– Если они атакуют, мы в этом случае выполним первую часть твоего плана. Ты считаешь, в этом случае будут большие потери?

Хоук-паша молчал.

Сулейман взглянул по очереди на своих военачальников, а потом обратился к Гарри Хоквуду:

– Ты, юный Хоук, возьмёшь под командование десять отрядов наёмников и выполнишь манёвр, который я только что предложил. Но помни: ты должен быть готов к атаке завтра через четыре часа после восхода солнца. Наша атака начнётся через три часа.

Гарри отдал честь:

– Я отправлюсь через час, падишах.

Это было первое самостоятельное дело Гарри. Он как никогда прежде чувствовал себя взбудораженным. Его дядя отправился вместе с ним, чтобы отобрать всадников.

– Наш юный хозяин почти гений, – признался Вильям Хоквуд. – Но, к сожалению, такие манёвры часто сопровождаются риском задержки или неудачи. Я не думаю, что это повлияет на исход сражения, но, безусловно, может испортить твою репутацию. Береги честь своего имени, сынок.

Гарри сжал плечо Вильяма:

– Я не подведу ни тебя, ни себя, дядя.

Времени хватило только на быстрое прощание с Яной. Вильям удивился, увидев слёзы на её глазах. Она плакала, потому что поняла, её господина посылают на опасное задание.

Наёмники были довольны, что их выбрали для такой миссии, хотя с трудом понимали, что от них требуется. Гарри увёл их из лагеря, скрываясь меж холмами. Вслед за ними поднимались тучи пыли, избежать которых в августовскую жару было совершенно невозможно, даже идя шагом.

Турецкая армия медленно занимала позиции под внимательным наблюдением венгров. Но постепенно звон оружия и болтовню людей полностью заглушил цокот копыт.

Под командованием Гарри оказалось шесть тысяч воинов. Грудь его распирало от гордости, когда, оборачиваясь, он видел движущуюся за ним колонну людей.

Они шли на юго-запад три часа, потом повернули, как и должны были, на запад. В полдень они взяли направление на север. В сумерках Гарри скомандовал привал. Он запретил разжигать костры и приказал ужинать сухарями и водой. Гарри в сопровождении Диниза объехал все отряды, разговаривая с солдатами и командирами. Он объяснял план их действий следующим утром.

Шесть часов люди отдыхали, в четыре утра все поднялись; уже светало. Теперь надо было двигаться как можно быстрее под прикрытием лучников. Они проехали через два селения, не обращая внимания на испуганных жителей.

В шесть, когда солнце начало подниматься из-за туч на востоке, Гарри развернул свой отряд на юго-запад. Теперь они ехали скорее рысью, чем шагом, но каждые пятьдесят минут делали остановку, давая коням отдохнуть.

Гарри следил за раскалённым шаром, льющим свет на равнину, и внимательно всматривался.

Время, казалось, текло слишком медленно. Не один раз Гарри чувствовал отчаяние, ему казалось, что он выбрал не ту дорогу и может из-за этого пропустить битву. Но он услышал бы её звуки.

И вдруг до него донёсся вой труб, звуки барабанов, клич многих тысяч воинов, готовящихся умереть. Эти звуки донеслись с востока в третий час от начала дня, почти в тот самый момент, когда его лучники вернулись с сообщением, что видят отблеск солнца на доспехах воинов.

Гарри устроил лошадям последнюю передышку и отдал приказы своим людям. Они выстроились в три линии по две тысячи воинов в каждой. Всё это время слышались крики и лязг оружия, разносимые лёгким утренним ветерком.

Гарри поднялся в стременах и указал мечом в сторону врага. Наёмники издали воинственный клич и пришпорили коней.

Через несколько мгновений он понял, что битва разворачивалась точно так, как предсказал его дядя. Башибузуки предприняли атаку, но были отброшены и отступали по всем направлениям. Затем тяжеловооружённая венгерская и германская пехота атаковала анатолийцев. За пехотой шла конница с пиками наготове, ждущая своей очереди броситься в атаку.

Гарри снова поднял меч, и наёмники пустили лошадей галопом.

Анатолийцы распались под натиском атаки христиан, и теперь настала очередь янычар сдерживать натиск врага. Христиане нехотя раздвинули свои ряды и открыли путь кавалерии. Рыцари, их оруженосцы и тяжеловооружённые всадники, по шесть человек в каждом отряде, возглавлялись командиром в стальных доспехах. Они рысью двигались вперёд, земля содрогалась под копытами их коней. Тем временем янычары разделились на два крыла. Этим манёвром были открыты османские пушки, которые начали стрелять, извергая огонь. Рыцари лишь на миг приостановили атаку и снова галопом пустились вперёд...

Отряд Гарри был теперь в полумиле от поля битвы. Он в третий раз поднял меч.

– Труби атаку! – крикнул он, и его голос разнёсся эхом в утреннем воздухе.

Наёмники закричали и, подняв пики, бросились вперёд. И вновь прогремела пушка, её выстрел образовал большие бреши в венгерской кавалерии. Венгры, на мгновение замедлив ход, снова бросились вперёд. Чтобы перезарядить пушку, нужно было время...

Теперь венгров сражали пули янычар, но они подъехали прямо к пушкам и остановились перед цепями, связывавшими их. По ту сторону цепей артиллеристы были защищены от пик всадников-христиан.

Пока рыцари раздумывали, что делать дальше, янычары бросили мушкеты и кинулись вперёд с обнажёнными мечами; сипахи предприняли атаку с другого фланга.

Христиане, собранные командирами, уже возвращались с поля битвы, когда сзади донёсся топот копыт.

Король Людвиг держал в резерве дивизию всадников, и теперь она атаковала с флангов. Гарри мгновенно понял опасность положения и развернул свои силы навстречу угрозе. Обе дивизии столкнулись, тяжеловооружённые рыцари и всадники остановили атаку наёмников.

Несколько мгновений шла дикая схватка. Гарри увидел вооружённого и заслонённого щитом человека перед собой, взмахнул мечом и почувствовал неприятную дрожь в руке, когда ударил по стальным доспехам. Человек упал. Гарри тоже оказался на земле, потому что более массивный конь ударил его арабского скакуна, и тот не устоял на ногах. Это, возможно, спасло жизнь Гарри, так как в тот же миг копьё пролетело над его головой. Гарри вновь поднял меч, нацеливаясь ниже, где рыцарь сидел в седле, и был вознаграждён воплем боли. Ещё раз его арабский скакун был сбит и в этот раз перевернулся, но, собравшись с силами, поднялся вновь. Гарри вновь вскочил в седло.