Текст книги "Империя грез (СИ) "

Автор книги: А. Велнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

– В противном случае, мы никак не сможем защитить тебя, любимая! – добавил Вельгельм, надвинув широкополую шляпу из черной твердой кожи себе на глаза.

Девушка села обратно на свое место и молча кивнула, плотно сжав губы и стиснув пальцы в кулаки, тем самым унимая мелкую дрожь, родившуюся внутри ее тела.

Неведомые и неучтивые гости древнего поместья не заставили себя долго ожидать. Первым в зал вошла девушка в богатом и роскошном платье из тонкой золотой ткани, искусно расшитой красным и черным шелком. На лицее ее была гордая и надменная улыбка, черные, как дерево, волосы были уложены над головой в неимоверно сложном порядке и увенчаны тонкой серебристой сетью, усыпанной крупным морским жемчугом. Кожа ее была белей молока, а двигалась она легко словно дым над водой и в каждом движении читалось немыслимая гордость и превосходство, никогда не ведомое ни одному из самых могущественных людей на земле. Глаза ее по цвету напоминали темный лесной орех с примесью ледяной крошки и горели они таким же точно холодом, что и у древнего старейшины вампиров, последнего из всех еще живущих принцев ночи Фледера-Верминтаэля.

– Входите! Все, кто нам нужен – здесь! – пропела пришедшая величественная особа и без всякого страха и легко продвинулась вперед.

Лилея снова вздрогнула, услышав волшебный певучий голос на сей раз уже женский, нечаянная гостья тоже вне всяких сомнений была вампиром древним и сильным, а от того безмерно опасным для всех без исключения людей.

Следом за ней на пол зала ступила еще одна женщина на вид значительно старше первой, в черном кружевном платье глядя на которое от чего-то на ум приходили огромные смертельно ядовитые пауки. Кожа ее была цвета мокрой глины. Длинные сухие волосы были совсем седыми и не уложенными, а по цвету напоминали соль, смешанную с молотым перцем. Бездонные глаза старухи, большие и круглые как у лесной совы, вообще почти выцвели и потому можно было даже подумать будто бабка давно ослепла или окончательно лишилась ума. Но старуха была Банши и потому подобные глупые мысли были бы трагической ошибкой. У нее был длинный узкий крючковатый нос и широкий очень порочный рот, искривленный будто бы в странной конвульсии от невиданного никому и никогда не проходящего приступа боли.

– Фледер, мой дорогой! – радостно запела вошедшая девушка в золотых одеждах, всплеснув длинными и белыми будто выкрашенными под светлый алебастр руками.

– Как же я рада нашей встрече по прошествии нескольких столетий.

– Не помню, чтоб звал тебя Пиона-Валентина. Особенно подобным непочтительным манером, – спокойно отрезал старейшина, не меняясь в позе и лице.

– Быть может это потому что ты вздумал проснуться раньше положенного срока? – продолжала звенеть сладкоголосая царица ночи.

– Стой, где стоишь! – резко потребовал Вильгельм. И требование это больше напомнило удар ножом по лицу. Голос чернокнижника стал вдруг таким глухим и злобным, что Лилея невольно вжала голову в плечи, а по спине ее крепким ремнем ударил обжигающий холод. Она вообще с трудом верила, что сказал это именно ее возлюбленный, который всегда был с ней так добр и спокоен.

Пиона все же остановилась, недобро сверкнув глазами на человека в черной шляпе с порванным и будто поломанным верхом, который по-прежнему держал в руках нож и странный кусок лакированного дерева. Его бледное бородатое лицо было почти не возможно разглядеть под широкими полями кожаной шляпы, но его голос и поза лишней уверенности в себе никому из пришедших не придала.

Тем временем в зал скрепя дубленой кожей о метал вошли еще две громоздкие фигуры в древних рыцарских латах светлого цвета с темно-синим узором по краям кованых пластин и в шлемах с глухим треугольным забралом, опущенным вниз на лицо. Казалось будто в узких щелях светлой стали, венчавшей их головы, словно злой кипяток беззвучно бурлила тьма, густая как смола старого дерева, и ядовитая, как дым от лесного огня. Темные рыцари, как куклы, тяжело и гулко стуча по камню стальными сапогами заняли свое место подле двух странных женщин, сохраняя молчание и ожидая приказов от разума, который значительно превосходил их собственный по силе. В руках они держали связку длинных и тонких ржавых цепей, окончание которых с противным звоном медленно струясь по полу терялось в стоявшей за их спинами темноте.

– Предупреждаю! Я ударю первого, кто хотя бы еще на шаг двинется вперед! И уверяю вас, это будет очень неприятно! – голос черного мага и правда вдруг стал похож на вороний крик, и крик этот говорил о смерти.

– Что значит это вторжение? По какому праву вы смеете быть тут без моего дозволения? – строго поинтересовался Фледер у всех явившихся разом.

– По праву нарушенного тобой порядка, дорогой, – охотно кивнула юная лицом кровопийца, склонив голову вперед. – Ты знаешь, что наш закон строго воспрещает старейшинам рода пробуждаться без черных таинств обряда и уж тем более раньше положенного каждому из них срока.

– Я больше не ваш старейшина, Пиона. Передай Эребе, что теперь домом Крэйна править будет она вместе с принцессой Оливией Пэлисэт. Я самолично снимаю с себя правящий венец и все связанные с ним привилегии и звания и удаляюсь восвояси до конца времен. Решение окончательное! Я просто хотел послать клану Яростной крови письмо, но раз уж вы явились сами, говорю вам это лично в глаза! Далее можете делать все, что захотите, меня это уже касаться не будет!

– Это невозможно! – мягко ответствовала Пиона, продолжая улыбаться.

– Пиона-Валентина, ты забываешь, что в моем мире я сам решаю, что будет возможно и что нет. Никто из вас остановить меня не в силах и вы сами хорошо понимаете это.

– Прежде возможно так! – охотно согласилась она. – Но в случае, если ты решил кануть во тьму и бросить все, чем занимался не одно тысячелетие, теперь у нас есть только два возможных пути.

– Неужели? Каких же?

– Первый путь. Тот, кто займет твое место, выпьет всю твою древнюю кровь без остатка и вместе с ней заберет себе всю твою силу. Возможно, даже сохранив тебе при этом жизнь. Впрочем, вряд ли тебе и дальше будет интересно жить, поскольку ты разом лишишься всего, чем когда-то являлся.

– Вот как… – протянул древнейший, подняв брови. – Как это невероятно заманчиво. А каким будет второй путь, дозвольте спросить?

– Вы отдадите нам живую игрушку твоего единокровного брата. Эту смертную слепую провидицу, что сидит сейчас за вашим столом. А в придачу к ней и карты Сири-Саран. Тогда мы сами сможем создать себе ту судьбу, которая всех нас устроит в грядущем куда больше, чем твоя темная кровь.

При этих словах Лилея выпрямилась в полный рост молча встав с места и повернула голову в сторону, откуда слышала эти пугающее слова и этот безжалостный голос, сладкий, как мед с густой фруктовой рощи.

– Я так понимаю, что вам, двум великим владыкам, она теперь совершенно без надобности, равно как и старая потертая колода карт, ставших уже бесполезной. Не так ли, великие господа? – Пиона-Валентина продолжала странно улыбаться, ожидая немедленного ответа от братьев.

– Есть еще и третий вариант! – предложил вдруг Вильгельм, продолжая стоять неподвижно. Голос его, наполненный острым металлом, дарил человеческому слуху ощутимую боль, как льющийся на ладонь раскаленный свинец.

– Какой же?

– Прямо сейчас я убью вас всех до единого. И головы ваши отправлю обратно в клан крови в старой корзине для дров.

– Какой ты страшный! Надо же… К слову по поводу голов и корзин. – Пиона едва слышно рассмеялась, коснувшись пальцами губ, и обернулась к своей престарелой спутнице. Банши, будто сумев прочитать ее мысли, протянула ей серый тряпичный мешок, стянутый у основания толстой холщевой веревкой, видно было, что ткань щедро перемазана чем-то давно темным и давно высохшим.

Вампирша легко с влажным треском разорвала твердое сукно своими тонкими пальцами, которые были много тверже кованых гвоздей и небрежно швырнула свой темный дар под ноги Фледеру. Из порванной тряпки выкатилось нечто круглое и одновременно почти бесформенное и с отвратными шлепками покатилось вперед по гладкому каменному полу.

– Спешу представить вашему вниманию все, что осталось от вашей прежней старейшины, принцессы павшего мира Оливии Рино-Пэлисет. Первой правительницы в роду Пэлисет, ныне убитой в своем алькове на самом краю всех диких северных земель Армента.

Фледер пристально посмотрел на голову, лежавшую на полу его зала, запутанную в грязные и мертвые пережженные волосы, затем на пришельцев, и в глазах его на короткий миг встала смерть, быстро и неотвратимо, как встает в полный штиль огромная волна над дряхлым беспарусным судном.

– Мне тоже дозволили глотнуть немного ее крови, дорогой. И теперь мне хорошо известно, какие наивные и глупые чувства она все эти долгие столетия питала к тебе, древнейший из семьи Крейна. Кажется, люди называют это странное чувство любовью. Ты когда-то назвал ее своей сестрой, не так ли? – Пиона звонко засмеялась и смех ее прокатился по сводчатым потолкам, как неприятный звон разбитого стекла, нарушивший самый волшебный и торжественный момент из тех что были возможны. – Какая глупость! – Чувства ее были столь глубоки, что даже я теперь не могу называть тебя, Фледер-Риз, никак иначе, кроме как "любимый". Так что теперь править, кроме тебя, стало некому совсем. Клан Истинной крови коронует меня не раньше, чем через несколько столетий. А принцессе Эребе пора погружаться в темные Грезы, иначе она начнет терять свои безграничные силы и буквально увядать на глазах. Теперь остаешься только ты, моя старая любовь. Ты же не сможешь оставить всех нас без надлежащего присмотра? Даже страшно себе представить, что случиться тогда с ничтожными людишками, населяющими эту давно проклятую землю.

Вильгельм чуть повернул голову и покосился на брата, он ждал, когда тот даст ему хоть малейший намек на то, что данная крайне неприятная для всех беседа наконец-то будет окончена и он сможет сделать то, что давно хотел.

– Кто велел забрать кровь у Оливии и сжечь ее альков? – Фледер не менялся в лице и голосе и не возможно стало понять чувствует ли он что-либо вообще и, если да, то что именно это были за чувства.– Кто отдал приказ убить старейшину из дома Крейна?

– Что за неуместный вопрос? – Пиона возмущенно вскинула брови. – Принцесса Эреба забрала себе ее силу, пока вся она еще не превратилась в бесполезное ничто. Клан Истинной крови решил, что Оливия утеряла твердость веры в себя и тем самым доверие всей нашей семьи. Ее никто не охранял и она умерла быстро, без сопротивления и пустых никому ненужных сожалений. Мы были правы, она и впрямь давно лишилась сил истинного темного духа и могла со временем стать слабее презренных людей. Допускать подобное было бы непростительно. А может быть тоже самое случилось с тобой? – внезапно спросила Пиона. – Мы пришли, чтобы это узнать. Быть может и ты давно уже лишился внутренних силы, Фледер-Риз? И потому проснулся раньше срока и собрался трусливо бежать, бросив золотой венец к трону своего былого могущества? Предлагаю сделать так! Я заберу твою кровь, а в придачу с ней все прочее, что еще пожелаю и все, что мне понравиться в вашем доме, включая ее! – она указала пальцем на Лилею.

Ответить ей Фледер не успел. В этот момент голос подал тот, про кого все успели забыть на время выяснение всей правды о древних темных путях. Лилея из Семериван достала вдруг из складок своей белой одежды большой деревянный крест Предвечного огня, овитый простыми четками из пожелтевшей кости. Это был тяжелый крест с тонкой полосой латуни, центр которого был заключен в круг. Круг этот пересекали крест на крест четыре луча Перворожденного Света, идущие из самого центра всей сути вещей на земле. Она вытянула перед собой святое знамение и, глубоко вдохнув, крикнула так, чтоб ее могли услышать все без исключения живые и мертвые.

– Довольно, презренные твари! – голос был тверд и бесстрашен, он говорила возвышенно и с истинным гневом присущим лишь тем, кто по настоящему верит в свою правоту.

Даже с лица Пионы съехала на время омерзительная улыбка самовлюбленного палача и садиста.

– Убирайтесь обратно, откуда выползли! И пока будете лезть под свои гнилые коряги и плесневелые камни, молите у Света прощения за все, что совершили когда-то! Стенайте об очищении своей грязной души и крови прочной, от всего вашего бессмертия мнимого! Рыдайте, пока не исчерпали все святое терпение Предвечного суда божьего! И не хлебнули гнева его из колыбели мира заново рожденного. Молите у Света пощады желанной, иначе все вы тут сегодня сдохните!

 
На миг воцарилась гробовая тишина.
 

– Амен! – кивнул Фледер и криво усмехнулся, глядя Пионе прямо в глаза.

Вельгельм приложил вороний клюв к своему лицу чуть ниже глаз и тот мигом прирос к нему так, будто всегда там был, а откуда-то с затылка тело его мигом окутала густая тьма, подобная живому и непроницаемому угольному дыму, который дышал, двигался и думал по собственной воле. Чернота спеленала его целиком, словно кто-то вдруг освободил завернутую в рулон тяжелую ткань, окружавшую все его тело. Он издал звук, похожий на крик, который перерос мигом в каркающий смех жуткой вороны, никогда не знавшей, что такое собственная смерть.

Жутко закричала вдруг седовласая старуха Банши. И крик ее был страшнее любого звука, шума и прочей силы, какую возможно было себе вообразить. Он сотрясал само бытие, выворачивал наизнанку человеческую душу, заставляя сердце спотыкаться от боли, обжигая легки при вдохе и принося немыслимые страдание телу. Этот крик разом превращал сознание в звенящую струну, которую медленно, кусок за куском, нарезали раскаленным ножом.

Большая часть удара Банши пришлась прямиком на Вильгельма, который, свернув призрачные крылья, успел закрыть Лилею собой. Фледер со свистом яростного вихря бросился вперед. Быстрее молнии со штормовых небес, ударившей в землю, и проворнее стальной стрелы, пущенной из арбалета в упор.

Лилея почувствовала, будто все ее существо поразило изнутри, будто она упала вдруг с высокой отвесной стены, ударившись плашмя в ледяную и грязную водную гладь. В закрытое повязкой лицо полетели щепки от старого святого креста и знамение Света выдержало лишь благодаря латунной основе и возможно несокрушимой вере того, в чьих руках все это время находилось.

Из ушей, носа и рта пошла теплая и чуть солоноватая кровь, отдающая на языке сырым железом. У нее подогнулись колени, но внезапно она как и всегда, когда в жизни ей было больно и тяжело, вспомнила вдруг яркий свет далеких божественных звезд, тепло полуденного солнца и улыбающееся лицо человека, который спас ее однажды от жутких страданий. Лицо, которое она в своей жизни еще не видела ни разу и которое уже никогда не сможет увидеть, благодаря чудовищам, подобных тем, что пришли к ним сегодня.

– С нами Свет! – крикнула она что было сил, понимая что этот крик скорее всего будет последним в ее короткой жизни, полной боли и истинной борьбы со слабостью и человеческим злом.

Лилея из Семериван изо всех сил, что когда-либо были в ее сердце, ударила основой истерзанного креста о гладкий полированный стол и презренная всеми и жадная до крови Пиона завизжала схватившись руками за свои ослепшие в одно мгновение глаза.

Она упала на пол, запутавшись в складках своего великолепного и пышного платья, крича от того чувства, которое люди чаще всего называли страхом.

Крик Банши захлебнулся вдруг чем-то влажным и булькающим будто болотная жижа, Фледер, оказавшись за одно мгновение у нее за спиной, в буквальном смысле вырвал старой бестии обвисшее и клокочущее горло.

Бронзовый нож в руках Вильгельма, как тугая струя воды, брызнул вперед сотней острых блестящих клинков и превратился во что-то длинное и гибкое будто щупальце морского чудовища, не то в узкую цепь, не то в острый стальной кнут.

Тень, увенчанная странной остроконечной шляпой, расправив вороньи крылья сплетенные из тьмы и могильного холода, легко, как пух, поднялась вдруг над полом вверх в царивший кругом полумрак.

Послышался рык, который мгновенно перерос в вой и остервенелый рев голодного зверя, звякнули побитые ржавчиной цепи в руках темных рыцарей, стоявших у стен без движения и из черной пробоины в двери в ответ на мрачный призыв кинулись вперед огромные серые тени почти неуязвимых и древних убийц.

Оборотни. Острые волчьи уши, безумно алые как угли глаза, когти длинною с охотничий нож, клыки как острие трехгранного копья и утробный рык, от которого кровь застывала в жилах. Поджарое тело, свитое из ожившего камня, не ведавшего ран приносимых железом, и вечная застарелая злоба, которой во все времена мало что можно было бы противопоставить.

Первый из перевертышей, заревев кинулся прямо вперед на огромный стол перед собой, сняв лапами стружку со скрипом пошедшую сухими короткими спиралями. Но прыгнуть еще дальше на оглушенную и потерявшую от боли сознание Лилею он не успел всего пол прыжка, бронзовый кнут разом лишил чудовище головы, срубив кусок толстой столешницы, а затем сняв все четыре лап за раз, превратив зверя в ужасную смесь размочаленных щепок и груды костей и мяса растерзанного в мелкие клочья.

Второй метнулся вперед, обходя темного колдуна стороной, и обязательно успел бы схватить Лилею, если бы удар тугой медной смерти со оглушительным звоном не перебил его пополам легко, как лезвие топора разрубает древесного жука, притаившегося под толстой и влажной корой. От чудовищного удара с хрустом треснул многовековой камень, выложенный на полу далекими пращурами Вильгельма и Фледера.

Третий посланник зла обходил древних с противоположной стороны зала, стелясь вдоль стены, роняя из пасти хлопья пены и слюну подобно гончей из самого больного и жуткого кошмара на какой только мог быть способен разум людей. Оборотня на полном ходу прибило к каменой глыбе гладкого пола, будто бы темным божественным копьем. Стальная плеть вытянулась будто игла в руках опытного мастера, повисшего черным коконом почти над самым потолком и расправив громадные дымящиеся мраком крылья. Лютое чудовище древних времен получило смертельный удар прямо в то место, где у волков хребет встречается с головой. Полуволк на полном ходу пролетел сквозь жало колдовского ножа, словно гусиное перо через бритву распавшись при этом на две совершенно неровные части.

Последнее летящее вперед чудовище что было сил ударил Фледер. Не зверя и не человека подкинуло вверх и с влажным хрустом впечатало в круглую гранитную колонну парадного зала, стоявшую прямо напротив старого витражного окна, укрытого непроглядной зимней темнотой. Камень оказался прочней зараженной лекантропией плоти. Он дико взвыл, а древний вампир снова кинулся вперед, как яркая вспышка ожившего света. За короткий миг правой рукой он оторвал упавшему вниз зверю верхнюю челюсть легко, как крыло навозной мухе, прижав ногой к земле его ревущее и извивающееся в агонии тело в длинной, вонючей, свалявшейся шерсти.

Тень Чумной вороны, имеющая форму человека с крыльями, хрипло каркнула и резко крутанулась вокруг себя. Блестящая стальная змея в ее руке взвыла, рассекая пыльный воздух и с чудовищным звоном разбила разом фигуры темных рыцарей, которые по-прежнему держали в плохо гнущихся руках осиротевшие рваные цепи. Их останки раскидало повсюду кусками помятой и порванной брони и черного и липкого, как жирная земля праха, наполнявшего некогда зачарованную сталь.

Вильгельм легко снял маску и положил ее обратно на длинный стол, который все же устоял во время страшного боя. На лице его была кровь будто от сильных и тяжелых ударов. Жуткий крик старой Банши не прошел бесследно даже для него. Невероятная тьма, пеленавшая его все это время, рассеялась сама собой, она ушла так словно ее в широкую щель огромного окна забрал с собой сильный порыв холодного ветра. Шляпу он тоже снял и небрежно отбросил прочь, в правой руке остался только старый лекарский нож, отлитый из мягкой бронзы, закаленный в огне и выправленный каменным молотом тысячелетия назад. Чернокнижник осторожно склонился над своей возлюбленной, обняв ее за плечи и аккуратно подняв ее тело с перебитого пополам стола.

Для Фледера схватка была пока не окончена. В живых еще остался тот, кто только что все это затеял, тот, с кого началось это мрачное утро и тот, с кем теперь оно должно было непременно закончиться. Беспомощная и жалкая, ослепленная светлой молитвой, сестра ночи Пиона-Валентина корчилась на полу в приступах боли и ужаса за свою бесценную по ее мнению жизнь. Она поняла вдруг, что из тех, кто пришел вместе с ней в живых уже никого не осталось. А к ней неотвратимо, как удар меча, на широкой деревянной плахе приближался последний старейшина могущественного дома Крейна по имени Фледер. Старейшина, которому она, переполненная мнимыми превосходством, только что нанесла непростительное в их мире оскорбление.

Мысли метались в ее голове будто крысы по нагретой на углях сковородке. Стараясь спасти себя любой ценой, Пиона решила уйти незримым путем обратно туда, откуда пришла в старое поместье Крейна – в свое тихое черное убежище, полное покоя, самолюбия и злого торжества. Уже все равно куда, лишь бы подальше от этих жутко опасных и могущественных существ, на которых она посмела напасть столь наивно. Все ее предыдущие набеги на дома древних старейшин были достаточно просты и кто бы мог подумать какое неимоверное количество силы скрывали в себе последние оставшиеся в доме Крейна древнейшие. Про Вильгельма говорили разное и все истории были одна невероятнее другой, но никто и никогда до конца не верил в рассказы о его столь безграничном могуществе. В клане Яростной крови никто даже не смел подозревать кто все это время был у них под носом и какую опасность он таил в себе для всего немногочисленного братства вампиров все это бесконечно долго время. Это попросту не могло быть правдой. Много важнее было понять теперь, кто на самом деле была эта жуткая монахиня с повязкой на лице и крестом новой веры в маленьких бледных руках?

Ненавистная Фледеру Пиона начала уходить из этого места путем никогда не ведомым людям и он не раздумывая бросился следом за ней в голодную и прожорливую пустоту. Его закрутило вокруг своей оси, как крутит тяжелое веретено, висящее на тонкой шелковой нитке. Их двоих разом поглотил огромный чернильно-синий спрут, возникший в воздухе будто по волшебству. Быстро сожрав бессмертных, он сжался до размера маленькой капли и, громко хлопнув, исчез, не оставив после себя даже следа.

Они с шумом падали в широкой ледяной воздушной трубе, созданной целиком лишь из сильного обжигающего ветра. Вернее сказать, Пиона падала, а Фледер летел следом за ней головой вниз будто бросившись с бесконечно высокого обрыва в бездонное ущелье, хранящее в себе само сердце пульсирующего зла. Он вытянул руки вперед, опуская голову еще ниже и от того увеличивая скорость полета или падения в бесконечную пустоту. Пиону крутило, как крутит упавший с дерева лист, а ледяной ветер, бьющий в глаза понемногу стесывал Фледеру кожу с рук и лица, прижигая ее будто каленым железом и выбивая холодные слезы у того, кто плакать навсегда разучился еще когда этот мир был очень молод. Наконец он все же достиг ее и схватил за длинные складки растерзанного на груди платья, затем резко подтянул к себе и порвал ей горло, впившись в пульсирующую струю брызнувшей крови, несущей в себе силу, знание и вечную жизнь. Она кричала захлебываясь и пытаясь бороться, но все было тщетно, его хватка была поистине железной, и тут, на изнанке всех существующих миров, силы как и сама кровь, покидали ее намного быстрей, чем даже на дне целого озера освященной церковной воды.

Первый акт мести Фледера свершился и теперь, начиная с Пионы все, кто был причастен к убийству его названной темной сестры Оливии-Пэлисет непременно лишаться жизни, величия и сил. Пусть даже на это уйдут тысячелетия, пусть ценой этого станет его собственная жизнь, но клан Яростной крови падет и не останется даже тех, кто смог бы о нем хоть что-нибудь вспомнить.

Вильгельм положил Лилею на спину прямо на стол, подложив под голову свернутое одеяло. Бронзовый нож лекаря лежал у нее на груди и острие лезвия почти касалось ее круглого подбородка. Девушка спала будто опьяненная дурманящим зельем и дышала ровно и глубоко. Раны на ее лице зажили и теперь чернокнижник бережно стирал кровь с ее лица и рук влажным белым платком. Его лицо также исцелилось почти мгновенно и от причиненных ему ран не осталось теперь даже намека, лишь высохшая кровь на лице, которую он так и не удосужился стереть.

– Она подлинное сокровище, брат! – сказал Фледер, появившись за его спиной из пустоты.

– Ты прав!

– Приятно видеть, что тебе с ней все удалось в точности как мы того хотели когда-то.

– Это оказалась намного проще, чем я думал!

– Славно, – усмехнулся Фледер, продолжая неотрывно смотреть на спящую священницу.

– Что ты сотворил с омерзительной Пионой? – темный колдун обернулся и заглянул брату в глаза.

– Я оставил ей жизнь. И до скончания времен замуровал в недрах нашего имения в прежней гробнице Оливии. Я стянул ее руки и ноги заклятиями "Нерушимой петли" и бросил ее тело под тяжесть громадной Талдариновой плиты. Возможно она сможет выбраться через пару столетий, если окончательно не лишиться рассудка. Если нет, я вернусь за ней сам. Убивать ее прямо сейчас было бы слишком милосердной расправой. Мне, как известно, торопиться теперь некуда. Когда мы с тобой обрушим стены нашего дома на ее могилу всем своим немыслимым весом, моя месть ей будет считаться почти полностью свершенной.

– Не пойму, как они вообще осмелились на подобное нападение, Фледер?

– Меня больше смущает не это. Они все знают про Лилею из Семериван и про колоду карт меняющую судьбы мира и людей. Они даже не думали это скрывать полагая, что легко смогут нас одолеть. А если знают они, знает бог весть кто еще. И все они придут за ними.

– Представь, как велико искушение менять мир под себя. Даже мы с тобой ждали этого половину своей бесконечно долгой жизни. Думаю, прочие решат воспользоваться ей в куда более корыстных целях чем та, что стоит перед нами теперь.

– Этого ни в коем случае нельзя допустить.

– Мне интересно, кто помог клану крови узнать про все это! Про карты и главное про Лилею из Семериван? Обмануть меня никому из живых не под силу.

– Никому! – кивнул вампир, охотно соглашаясь. – Никому, кроме паука на черной карте, Вильгельм! Мне начинает казаться, что с нами кто-то решил поиграть и мне не терпится познакомится с ним! Кто-то коварный, умный и очень сильный! Полагаю, в этой связи мне будет нужно побеседовать с Архаэль с глазу на глаз? – в сказанном Фледером прозвучало одновременно утверждение, угроза и вопрос. – Чем быстрей мы поймем, кто решил встать у нас на пути, тем быстрей найдем того, кто нам с тобой теперь так нужен. – Быть может это вообще один и тот же человек! А если он не человек, то лицо. Одно и то же лицо!

– Хорошо! – кивнул чернокнижник. – На сколько я понимаю, клан крови теперь никогда не оставит нас в покое, не так ли, Фледер?

– Нет. Не оставит. И меня это радует сверх всякой меры. Мне проще будет выжечь дотла все это гадкое паучье гнездо. Я попутно избавлю мир от зла, которым сам же являюсь. И останусь последним. Вместе со мной на веке умрет гемофилия венценосных и на этом свете больше вампиров не будет! Этот мир будет лучше без чудовищ, почти не ведающих погибели! Таких как Пиона, которая всегда хотела жить вечно и теперь полагаю ей действительно щедро представиться такая возможность. Вечный голод, вечный страх и вечное безумие. Не думаю, что она заслуживала участи лучшей, чем эта. Как впрочем и все кровожадные чудовища, с которыми мы с тобой боролись бесчисленное количество лет. У нее теперь будет целая вечность подумать над всем, что она успела сотворить пока еще была свободна. Сколько зла и страданий она причинила другим. Сколько невинной крови выпила. Она сможет хорошо пожалеть обо всем, что посмела отнять у меня.

– Это страшная кара, брат! Похоже с годами ты так и не смог стать к подобным тебе хоть немного добрей, – голос Вильгельма не выражал сочувствия и вообще каких-либо эмоций. Ему совершенно точно было наплевать на судьбу несчастной убийцы. Теперь у них были куда более важные и трудные дела.

– Я – отражение в зеркале. Простое отражений их жажды и злобы. Всего их безжалостного голода.

– Если бы ты только мог увидеть их грязные мысли, как вижу их я, когда забираю их жизненные силы себе, – Фледер покачал головой.

– И слышать не хочу! – Вильгельм поднял руку в знак отрицания.

– Отражение в зеркале? Наверное очень неприятно смотреть на себя, если ты являешь собой настоящее чудовище. И кто сказал, что твое отражение не может быть настолько злым и сильным, что оживет и броситься на того, кто его только что оставил, – проговорил он задумчиво.

– Мне жаль, что с твоей темной сестрой так вышло, Фледер. Оливия была единственной, кто нравился мне среди всех прочих собратьев ночи. В ней одной всегда оставалось что-то живое. И возможно даже светлое!

– А как же Пенасильва? – изумился вампир округлив глаза.

– Юная Пенасильва-Хот? – Вильгельм от неожиданности даже уронил на пол сырой, весь в кровяных разводах платок. – Не упоминай при мне имя этой мерзкой твари, Фледер!! Клянусь призывом, эта старая колдунья множество раз пыталась убить меня! Она извела трех моих лучших учеников. Этот гадкий суккуб уничтожил многие мои упорные труды десятилетий и чуть было не спалил наше малое родовое гнездо в Саримпионе. Я бы не отказался прямо сейчас похоронить ее под твердью Талдарина рядом с Пионой. Жаль, что пришлось ей попросту голову оторвать!

– Мрак мне в подмогу! – воскликнул вампир, сжав руками свои широкие виски. – Ты не представляешь себе, что начинает твориться в голове, когда ты выпьешь крови венценосного. Все на свете смешивается воедино и резко меняет свое значение, смысл и цвет. Чужая память становиться твоей, а твоя еще чьей-то. Во всех твоих знаниях начинается путаница, как в огромной библиотеке, которая только что была поспешно спасена от пожара. Хвала Тьме это всего лишь на время.

– Зато ты становишься с каждым разом сильней. Вон даже волосы на голове расти начали, – на полном серьезе заявил ему темный колдун.

Фледер испуганно коснулся своей лысой головы и с облегчением вздохнул, поняв, что все осталось по-прежнему.

– Ты снова попался на это! – захохотал Вильгельм, запрокинув голову назад. – И двух коротких столетий не прошло с последнего раза.

– Как только тебе это еще не надоело не пойму? – изумился древний вампир, потирая руки.