Текст книги "Империя грез (СИ) "

Автор книги: А. Велнер

– Так! Чем дальше, тем невероятнее.

– Сначала все подумали, что это какая-то выжившая из ума селянка, но позже от чего-то люди очень сильно ее испугались и для разбирательства поспешно вызвали воинов Карающего Света, да так скоро, что самолично прислали к ним своих собственных гонцов. Учитывая, как все бояться и не любят инквизиторов, там и вправду случилось что-то страшное, от чего люди тут же решились на крайние меры.

– Что именно там у них приключилось?

– Лошадиный мор, мой господин. Разом все лошади в округе пали от никому до селе не ведомой хвори.

– Как интересно получается. Темерион-Ва оказался там вместе с ловцами и никто вроде бы не знает как, зачем и почему? Высшее духовенство в недоумении, а Инквизиция просто молчит, как наглое и тупое полено. Пропало шесть инквизиторов в самом сердце Империи, а буквально сразу после этого в том же месте исчезает сводный брат первого клинка Империи. Тебе не кажется, что это попросту не может быть совпадением?

– Точно так, господин. Никак не может.

– Почему к расследованию не привлекли нас?

 
Гунар передернул плечами.
 

– Духовенство решило, что Инквизиция разберется сама.

– Такой опасный и опытный убийца как Ва не мог действовать просто так, без чьего-либо приказа свыше. В их Ордене подобное вообще не принято. Да и на кой бес ему сдались поиски ведьмы и тем более погоня за ней? Пусть бы даже она там на метле при всех летала и на кирпичных трубах городских домов сношалась с нечистыми духами под звон колоколов местного храма. Мне и в самом деле очень интересно это узнать, Гунар. Что сказал тебе на это пресветлый глава Инквизиции?

– Великий инквизитор вообще отказался меня принять, мой господин.

– Да ну!!!? – Джодар заерзал и зябко поежился.

– А ты угрожал ему? Скверно ругался? Проклинал синод Карающего Огня? Угрожал им всем моим бесконечно страшным гневом? – с долей иронии поинтересовался глава Ордена Тайн, презрительно усмехнувшись и отведя в сторону глаза потерявшие цвет.

– Великий инквизитор Иоганн-Вергилий третий был совершенно непреклонен, мой повелитель. Ко мне вышли его подручные и вежливо, но крайне холодно сообщили, что его сиятельство устал, скверно себя чувствует и в данных момент удалился отдыхать в свою крепость "Огненной розы" тут неподалеку. И если у Ордена Тайн есть к нему дела, он с радостью поможет сразу, как станет чувствовать себя лучше.

– Да кем он себя возомнил? Может стоит напомнить ему о его чрезмерной и очень пагубной, а также весьма тайной любви к своему молодому и хрупкому виночерпию по имени Лестарт-Мисон? Или о том, что у него вообще есть виночерпий Лестарт, не смотря на то, что религия Предвечного Света категорически запрещает служителям карающей церкви пить что-либо крепче кваса из кислых ржаных сухарей? Поговори с этой наглой жабой завтра же, Гунар! Я пошлю с тобой письмо, заверенное мой личной печатью. Мне нужно знать, что там забыл Темерион-Ва, самый лучший воин его тайной церковной службы. Если он не выполнял приказы Иоганна, мы должны непременно выяснить чьи тогда это были приказы? И приказы ли вообще, а может нежные просьбы? Итак, что у нас теперь получается? В двух днях пути от дома мастера клинков бесследно пропадает семь человек, опытных ловцов, и лучший убийца в Империи, который в свое время умудрился прикончить непобедимого языческого Царя Мхана-Тервилия-Ба. К слову, чтобы свершить это, Темерион-Ва два дня просидел погрузившись с головой в кучу дерьма в выгребной яме царского дома и, когда наконец, страдавший желудком, языческий правитель собрался справить свою большую нужду, пробил его снизу копьем в буквальном смысле насквозь. Это событие, как тебе должно быть известно, сильно поменяло расклад сил на восточной земле еще в самом начале войны за Книгу. Ведьму тоже никто так и не нашел. Значит, исчезновения такой фигуры как Темерион-Ва приравнивается к его гибели, ибо скорее всего живым такой мастер никому бы никогда не дался. Теперь скажи мне, юноша, кому бы было под силу убить столь сильного и искусного человека? Из всех, кого ты лично знаешь или тех, кто известен нам с тобой обоим?

Гунар в сотый раз сухо кивнул и начал невозмутимо зажимать пальцы на правой руке, перечисляя всех существующих мастеров смерти, живших сейчас в Империи Грез.

– Это смогли бы сделать в первую очередь вы, мой грозный господин!

При этих словах Джодар молча вскинул брови, будто сам засомневался в том, что только что услышал.

– Наглая лесть – искусное оружие подлых! – согласно кивнул он и довольный этим высказыванием тихо засмеялся.

– Так же это смог бы сделать, Ремилион-Хэмли, его сын, которого недавно практически прикончили в Северном доме, и вне всякого сомнения Маркус из Рейна. Возможно еще с дюжину человек из армии Неприкасаемых, но все они либо пали в сражениях последней религиозной войны, либо преподают сейчас искусство клинков в Школе Меча Императорской столицы.

– Гениально! – согласился Мэйс. – Также, скорее всего с этим легко бы справился младший брат Маркуса из Рейна, Рейвен из Рейна. И кто, скажи мне на милость, из всех перечисленных тобой мужей реально был в тех местах в это самое время?

Он промолчал, хотя разумеется ответ на этот вопрос был любому совершенно очевиден.

– Если конечно в тех местах не завелась крохотная армия никому не подчиняющихся бойцов на мечах.

– Как вы сами учили меня, повелитель, в жизни всегда есть место случайности. И чисто случайно убить его мог вообще абсолютно любой житель Империи. Разбойники или хотя бы даже та самая ведьма, на которую все они так упорно охотились в это самое время.

– Чисто случайно, Гунар, это как убить древесного медведя голыми руками. С одной стороны чисто случайно подобное конечно несомненно возможно. Только вот попробуй-ка осуществить это на самом деле. Никаких разбойников в той земле нет и уже никогда теперь не появится. Там рядом стоит деревянная крепость великого Севера. Там живет приемный отец Маркуса. Эти люди никогда не потерпят разбоя на своей земле. А в одиночку? Прикончить и спрятать всех семерых? За раз? Замести следы так, чтоб даже наши люди ничего не нашли? Как бы ведьма не была сильна, она всего лишь развратная девица, которая путается с нечистым, видит и знает больше прочих, возможно колдует, но лишь при помощи предметов, что дарует природа, и максимум, что она успела бы сотворить за короткий период времени, пока за ней гнались, это наслать на всех них сильный приступ поноса. Возможно, они в итоге даже издохли от него, но прежде ее бы взяли под стальной венец. Все это ножом по воде. Она точна могла бы извести кого-то, возможно дальше большую их часть. Но не всех. Не Темериона-Ва, который однажды родился чтобы преследовать ведьм и убивать колдунов.

 
Гунар снова молчал, глубоко обдумывая все услышанное.
 

– И что ты теперь по поводу всего этого думаешь, мой юный и неопытный друг? – поинтересовался глава Ордена у своего первого и самого близкого поверенного. Холодное вино, которое он пил, кажется начало наконец оказывать на него некоторое расслабляющее действие. И услышанные им новости от чего-то, скорее успокоили и обрадовали его, нежели хоть как-то встревожили.

– Все это очень дурно пахнет, мой господин!

– Я бы даже сказал жутко воняет, – кивнул шемит.

– И еще похоже, что игра началась. Вы были правы на счет мастера клинков и его брата, когда мы начали заниматься делом Хорвата. Их абсолютно точно нужно изолировать, либо и вовсе уничтожить без следа. Сделать мучениками, к примеру.

– Воистину правда, – кивнул Джодар и разом прикончил оставшееся в бокале хмельной и давно остывший напиток.

– А теперь давай напишем его святейшеству письмо, ибо без его участия в этом странном деле у нас пока не остается места для ответного хода.

– Итак!

Джодар-Мэйс взял в руку лист очень дорогой светлой бумаги и, положив перед собой, промокнул костяной наконечник резного пера в темные, словно бычья кровь, чернила. Он писал размашисто и быстро чуть сдвинув на бок нижнюю челюсть и едва закусив верхнюю губу. Написав короткое послание, он отложил великолепную пожелтевшую от времени принадлежность для письма и поспешно засыпал потемневшую бумагу мелким сухим песком из продолговатого серебряного цилиндра с крупными дырами в торце. Сдув с листа набухшую от влаги песчаную пыль, он небрежно сложил лист пополам и согнув еще раз в двое протянул письмо Гунару.

– Благодарю, повелитель, – посланник кивнул в бесчисленный раз за свою еще достаточно недолгую жизнь и начал искать место в потайных карманных своих одежды, куда можно было надежно спрятать послание столь неимоверной ценности.

– Ты что не собираешься его читать? – возмутился шемит, снова наливая себе ароматное и практически ледяное вино в бокал.

– Это письмо адресовано не мне, мой господин.

 
Мэйс во второй раз за ночь искренне изумился.
 

– Я его не запечатывал, тупица. Так что читай и желательно вслух, я хотел бы понять на сколько проникновенными, учтивыми и добрыми вышли сочиненные мною строки.

Молодой человек послушно развернул листок и кашлянув отыскал глазами первое написанное слово, а затем покорно принялся читать вслух неровные и опасно вытянутые вензельные буквы.

– Послушай меня, старая и развратная мразь! Если ты сей же час не расскажешь моему посланнику, что именно забыл Темерион-Ва на имперском тракте Редании в компании шестерых твоих подчиненных, можешь быть уверен, что до наступлении это весны ты уже не доживешь. И все твое нынешнее дурное самочувствие покажется тебе настоящим праздником перед тем, как ты наконец окончательно сдохнешь по уши в собственном богомерзком дерьме.

Джодар широко заулыбался, явно оставшись довольным тем, что только что услышал, а прежде собственноручно вывел на бумаге. Гунар бросил на него короткий, но отчаянно красноречивый взгляд и в сером полумраке начал ощутимо бледнеть.

– Ниже подпись. С глубоким почтением глава Ордена Тайн, Джодар-Мэйс.

– Что скажешь? – радушно полюбопытствовал шемит.

Гунар молчал, осознав окончательно, что это самое письмо главе Инквизиции придется доставить ему самолично, а это могло означать множество различных и далеко неблагоприятных для него самого окончаний подобного на первый взгляд простого поручения.

Голос Гунара разом утерял былую крепость и перестал быть таким нарочито ровным.

– Полагаю, глава Ордена святой Инквизиции будет в настоящем бешенстве, когда прочтет написанные вами строки, мой повелитель.

– Очень надеюсь на это, – сухо признался шемит.

– Этим выродкам никогда не стоит забывать, кто именно тут лев. А кто всего лишь плешивая гиена. Ты улавливаешь мою мысль юный, Гунар?

– Разумеется, повелитель.

– Не страшись ничего! Особенно старых больных и развращенных кретинов. Нас с тобой призвали для того, чтоб мы очистили наконец нашу землю от любого рода скверны и все эти никчемные люди тоже есть в моем бесконечном списке расправы.

– Когда Император создал нашу тайную организацию, я согласился возглавить ее лишь на одном единственном условии, кроме конечно освобождения меня от пожизненного рабства, – Джодар внезапно замолчал.

– Каком именно, мой господин?

– Единственный человеком, кого мне можно и нужно будет бояться во всем, что я буду делать, будет сам владыка бескрайней Империи Грез.

Гунар само собой не нашелся, что вообще можно было ответить на подобное высказывание и счел наиболее уместным снова промолчать. К тому же в данном случае, хозяину легко можно было не отвечать ничего вообще, поскольку мнение других людей относительно его собственной жизни его лично вообще никогда не интересовало.

– Теперь слушай, – Джодар резко встал. И его поверенный, как беззвучное отражение в зеркале, незамедлительно и проворно вскочил со своего места, от чего стул его противно скрипнул.

– Я удаляюсь в свои покои. Распорядись, чтоб меня не беспокоили до утра. Пришли мне наверх одну из девиц, тех самых, что я постоянно вожу с собой.

– Какую именно теперь вы пожелаете увидеть, мой господин? Быть может сладкоголосую Алексу?

– Нет. Она недавно перепилась и упала с дворовой лестницы на камни, выбив себе напрочь передние зубы. Теперь бедняжка стала страшна, как лютый голод зимой. Пришли мне лучше рыжеволосую.

– Значит Нэйрис. Будет исполнено, мой повелитель.

 
Поверенный Императора поспешно двинулся к двери.
 

– Если этот старый обезумевший изгонятель демонов решит вдруг покинуть свое место, и опять начнет меня искать – свяжи его. Прикрути веревками к стулу, но только не поломай.

– Старика?

– Стул, глупец. Ладно, уверен ты меня отлично понял. Действуй. К Иоганну поедешь сразу, как взойдет солнце, благо твоя дорога к нему в крепость "Огненной розы" будет не слишком долгой.

Джодар прошел к двери и открыв ее внезапно резко обернулся и пристально взглянув на своего главного помощника сказал.

– Гунар!

– Да, повелитель!

– Я передумал. Сам с письмом к Инквизитору не езди. Отправь кого-нибудь, кто нам на данный момент не сильно нужен. Он все равно никогда не скажет правду вам и… Это небезопасно. Я сам с ним разберусь!

– Слушаюсь! – кивнул Гунар и от чего-то, широко и весело улыбнулся уже в след закрывшейся с грохотом двери. Хозяин всегда хорошо умел беречь нужных ему людей, даже более хорошо, чем уничтожать тех, кто стал ему совершенно не нужен или угрожал миру и спокойствию великой Империи Грез.

Было по прежнему темно и это все так же не могло не раздражать его. Приятным было лишь тот факт, что холод наконец отступил, вино и огонь сделали свое дело, но это увы как всегда было лишь на короткое время. Джодар сидел в кресле своих временных покоев над кабинетом почти вплотную к очагу, жар от которого уже основательно прогрел небольшую комнату с высокими и узкими, как побеги камыша, створчатыми окнами и драпированными пыльной тканью стенами из камня. Шемит курил длинную деревянную трубку, требовательно щелкая зубами о костяной мундштук, продолжал ожесточенно пить крепкое вино и напряженно размышлять над всем, что недавно узнал. Наконец в его дверь мягко постучали.

– Входи! – по обыкновению приглушенно и хрипло крикнул глава Ордена в направлении входа.

Стянутый сталью деревянный массив отворился и в зал вошла юная девушка в дорогом теплом платье из темно красного сукна, стройная, с тонкой талией, округлыми бедрами, высокой грудью и длинными вьющимися мелким бесом волосами цвета светлой молодой меди.

– Где тебя носит? – беззлобно поинтересовался шемит, разглядывая ее с ног до головы.

– Прошу прощения, мой господин! Я имела неосторожность задремать, полагая, что сегодня вы не будете заинтересованы в моем обществе. Появляться перед вами с не уложенными волосами и заспанным лицом было бы сильным оскорблением всего вашего безмерного величия.

– К моему огромному сожалению, Нэйрис, оскорблением для меня теперь является тот факт, что в твоем обществе я нуждаюсь гораздо чаще, чем когда бы то ни было.

Она улыбнулась в ответ на сказанное и улыбка ее от чего-то совершенно ничего не выражала. В ней не было совсем никаких чувств, так, словно на лице у нее была всего лишь маска, способная менять гримасы только по скупому желанию хозяина.

– Вы слишком строги к себе, мой господин! – кивнула она.

– Не слишком, к сожалению! Сядь подле меня, – попросил он тоном, не терпящим никаких пререканий. Она покорно опустилась на маленький низкий лакированный стул из светлого резного кедра прямо у его ног, коснувшись легкой рукой его правого колена. С ее лица по прежнему не сходила улыбка и улыбка эта была пустой, странной и далекой, как будто девушка в данный момент прибывала одновременно где-то еще.

– За дверью кто-нибудь есть? – поинтересовался Джодар.

– Нас никто не видит и не слышит, мой господин, – уверенно и мягко заверила она.

– Тогда приказываю тебе принять свой истинный облик. Я предпочитаю всегда помнить с кем на самом деле разговариваю.

Не меняясь в лице и шумно вздохнув она выпрямила спину и очевидно было видно, что данная просьба для нее давно была самым обычным делом и не вызвала у ни малейшей капли удивления. Девушка развела обе руки в сторону вверх, будто крест на крест; послышался тихий звук. Он был таким, как бывает, когда сильный сквозняк втягивает воздух через узкую дверную щель. Лицо ее будто бы растаяло в одно мгновение, как мягкий воск, а затем так же быстро снова застыло, обретя свои истинные черты будто бы еще более четкие, чем они могли быть до того.

Фигура ее так же изменилась разом утеряв столь аппетитные и выдающиеся формы, платье мигом стало ей слишком широким и тело сжавшись, теперь больше напоминало фигуру угловатого и болезненно худого подростка. Волосы распрямились и стали черными как деготь, лицо вышло более бледным и резким, длинный и хищно острый нос, маленький рот, серые веснушки и большие темные глаза, один из которых едва косил в сторону. Подобное с покон веков принято было считать верным признаком сговора с дьяволом и приверженностью ко всему нечестивому, что могло быть на земле. Самым неприятным в ее внешнем виде был страшный след от ожога на впалой щеке. Уродливая рана на самом деле была большим клеймом, оставленным когда-то добела раскаленным железом. Глубокий рубец изображал ровную пятиконечную звезду, заключенную в идеальный круг. Так язычники издревле перед казнью клеймили пойманных ими с поличным ведьм.

– Неужели так лучше? – голос Нэйрис тоже поменялся, он стал более глубоким низким и хриплым. Будто был однажды навсегда сорван на ледяном ветру от крика во время страшной зимней бури.

– Намного лучше. А разве тебя саму что-то смущает? Быть может отметина на лице?

– Такие раны у меня по всему телу. И тебе это хорошо известно, Джодар-Мэйс.

Очевидно, что с внешностью разом изменился и ее некогда покладистый, как шелк характер, он сошел с нее мигом, как сухая шелуха с зерен, слетела вся возможная благожелательность, воспитанность, кротость и желание услужить кому бы то ни было. А вместе с тем и всевозможная покорная развратность, которой всегда обладала любая искусная и дорогая блудница.

Но именно это всегда по-настоящему нравилось Джодару, он снова поймал себя на мысли, что никак не может определить, чего ему сейчас хочется больше. Ударить ее по лицу наотмашь и бить пока она не потеряет сознание и не захлебнется свой же кровью или сорвать с нее одежду и жестоко овладеть ей прямо тут на холодном и грязном полу. Возможно он хотел и того и другого за раз. Первое было признаком того, что он слишком уж глубоко ненавидел всех проклятых слуг ада и искоренять подобную ненависть в себе он вовсе не собирался.

– На моей коже их больше тридцати. Мне их оставили на память языческие палачи прежде, чем в эту крепость ворвалась армия твоего Императора и я вместо них попала в руки ваших святых инквизиторов в белых и красных просторных одеждах. Вот с этим фанатичным зверьем мне в те дни и правда пришлось по-настоящему туго.

– Да? – Джодар кивнул. – Как хорошо, что я все же смог снять тебя со стола "Нестерпимой боли", не так ли? Конечно не бесплатно. Разве ваши темные верования не предполагают постоянные страдания для всех без исключения? Боль от беспрерывных мук, когда все вы наконец устремляетесь в пекло ада, где вам давно уготовано законное место?

– Предполагает, – она широко улыбнулась, сверкнув двумя короткими, но по звериному острыми клыками.

– Но самым достойным из нас в аду уготована совсем другая судьба. Мы будем до безумия жестоко мучить таких как те, кто пытал меня в здешних подвалах и таких как ты сам, Джодар-Мэйс. Заставлять всех вас истошно орать от боли, до бесконечности наслаждаясь собой. Всех тех, кто уже вымазал кровью идею лживой доброты и слепящего Предвечного Света. Всех тех, кто сжег все знание кроме одного, всю силу мира и всю его свободу на костре вместе с тысячами невинных душ по ошибке попавших на бойню. Всех, кто молиться о том, чтоб по крикам боли, пеплу от сгоревших тел и костям, словно по лестнице, можно будет подняться в рай после смерти.

Услышав подобнее слова, Джодар на удивление даже для самого себя вдруг исполнил первое возникшее у него при явлении ведьмы желание и резко ударил ее кулаком по лицу. Она шумно упала с низкого стула, прикрыв лицо руками, ее острые тонкие и бледные пальцы заканчивались грязными и омерзительно переломанными серыми ногтями.

– Помолчи, пожалуйста! – резко смерив свое бешенство вежливо попросил он.

Она, лежа на полу, вдруг начала мерзко хихикать, а затем и вовсе причитать плаксивым, дрожащим, почти детским голосом, продолжая прятать хрупкими руками разбитое лицо.

– Папочка злиться на меня? Пожалуйста, не бей меня, папочка, я буду хорошей, очень хорошей девочкой, клянусь тебе!

Плач снова сменился вдруг отвратительным нервным смехом, который то и дело захлебывался по-настоящему истерическими всхлипываниями истиной и нестерпимой боли замученного разума.

– Я никогда не увижу рай, – сказал Джодар, спокойно сев обратно на место, и стало понятно, что самообладание в этом человеке было сильнее любых прочих и всех возможных на свете желаний.

– Я – настоящее чудовище и мне место среди вас. Я добровольно стал таким, чтобы очистить эту землю от подобных тебе и всех, кто с вами будет хоть чем-нибудь связан. И от таких, как всезнающий Хорват. Чтоб всем тем, кто по-настоящему верит в добро и для всех, кого не коснулась еще печать вашей омерзительной скверны дорога в райские сады была открыта, широка и просторна, но самое главное очень близка и не долга.

– Папочка хочет поиграть? – взвизгнула вдруг жутковатая женщина, закрыв ладонями рот и направив черные, скошенные и злые, как у росомахи глаза на главу Ордена Тайн.

– Только чудовище способно убить и извести другое чудовище, ведьма. Мне нужен этот демон, который посмел скрываться среди слуг Империи. Он должен быть изгнан любой ценой. Я заплачу за это сполна, всю цену целиком, а ты заплатишь свою, но главное, что дело будет сделано. На то, что будет после всего этого, мне будет ровным счетом плевать.

– Лишь бы дело твое не оказалось ошибкой! – ведьма, сказав это, снова залилась безумным смехом буйной одержимости.

Джодара снова начал слепить приступ гнева болезненного и острого, как внезапный резкий ожог факела.

– Прекрати это или Богом клянусь я перережу тебе горло и самолично вырежу твое черное сердце прямо тут, а утром зарою его в серую соль. Останки твои я скормлю псам, чтоб даже сам Йормунг не смог при желании воскресить твои скверные кости.

– Хорошо! – она вдруг выпрямилась, перестала смеяться и села обратно на перевернутый стул, положив одну ногу на другую, и накрыла свои острые колени скрещенными грязными руками. Лицо ее было перепачкано в крови, а тонкие губы были сильно разбиты.

– Благочестивые речи сильного человека, – она спокойно кивнула.– Не спорю!

– Не думаю, что тебе от меня сейчас было бы меньше пользы, если бы я служила в монастыре Света, ослепленная верой в Предвечного, лишенная лица, имени и всех человеческих желаний разом, закутанная в грубую и колючую робу, запертая в каменном гробу, ежедневно замерзая и мучаясь от голода и беспрерывно молясь. Молилась бы я лишь о избавлении от жуткого страха. От страха быть свободной от монастырских стен, книг и лживых званий и потому имея возможность умереть однажды от голода, быть забитой насмерть своим пьяным до беспамятства мужем, умереть при родах в хлеву или быть ради пьяного веселья изнасилованной имперскими гвардейцами, которые на летнем празднике по ошибке заехали бы в село, где я когда-то родилась. Вы называете подобную жизнь – жизнью в Империи Грез среди людей, которые действительно верят в добро и ежедневно молятся Предвечному Свету? Вы ошиблись и назвать все это нужно было вовсе не так. Куда лучше пошла бы – Империя Слез!

– Верно! – внезапно легко согласился шемит. – Пока все это есть на моей земле, всегда нужны будут такие люди, как я. Те, кто правит тут железной рукой, те, кто знает, что такое закон, те, кто верит в существование лучшего мира, в который сами уже никогда не смогут попасть. Те, кто как ядовитое лекарство очищает мир от еще более тяжкой болезни.

– Чем тогда я хуже тебя? – изумилась она, отводя черные блестящие глаза в сторону.

 
Он ответил сразу, не размышляя над своими словами ни единого мгновения:
 

– Тем, что в твоем сердце давно уже не осталось место даже для малейшей капли настоящей веры, Нэйрис! Веры во что-то лучшее, чем ты и я.

Джодар стал спокоен, подобно большому каменному изваянию древности. Он снова вспомнил вдруг, зачем и почему он делал все это бесконечно долгие десять с половиной зим. Не спал, не успевал есть и терзал себя до полусмерти, крутя в голове неимоверное количество событий и отчаянно стараясь найти сапожную иглу в стоге сена в кромешной ночной темноте. Он снова понял для себя зачем все это было нужно и на душе вновь стало спокойно и легко. Он сделает то, зачем был призван, и все, что будет с ним после уже не будет иметь никакого значения.

– Наверное, нас учили добру по разному, Джодар-Мэйс. В юности я была послушницей в монастыре Святого Прикосновения на скалистом берегу черных и холодных северных вод. Но ничего святого меня там так ни разу и не коснулось. Меня за мой нрав и непокорность от души почти каждый день стегали плеткой, морили голодом, на целую ночь ставили коленями на мелкие острые камни, сажали на цепь в промерзшей каменной кельи в одной лишь тоненькой и грязной рубахе. И конечно, все это было еще до того, как в эту самую мерзкую келью по ночам ко мне стал захаживать пьяный и потому очень уж злой на весь мир настоятель нашего святейшего синода.

– Меня учили добру в школе для рабов, ведьма, – отрезал, как серпом, поверенный Императора. – И там было во много раз хуже, потому что даже матерые и свирепые псы, которые стерегли нас по ночам, стоили дороже, чем десять людей подобных мне. А есть с ними нам всегда приходилось из одного деревянного корыта. Не рассказывай мне про ад, в нем я уже был. Я вызвал тебя не для религиозных и философских споров, которые порой в твоем исполнении мне бывают даже забавны, проклятая всеми женщина. Я хочу знать от тебя всего две очень важные для меня вещи. Первое. Что значит тот факт, что одна из ваших средь бела дня ходила в одеяниях Черного обряда в самом сердце моей земли? И второе. Расскажи мне все, что тебе известно про "Веретено тьмы", ибо я желаю проверить на тебе его могущественное действие.

Ее глаза вдруг округлились от удивления. Она хохотнула, открыв свой небольшой, перемазанный кровью, будто бы рыбий рот, который изнутри был словно выпачкан темными чернилами.

– В такой случае тебе, святой мститель, нужно знать всего две очень важные вещи. Во-первых, в одежде Черного обряда может ходить при непосвященных лишь только глава нашего Ордена и только тогда, когда объявляет кому-то войну и тем самым встает на тропу древнего гнева и мести, о которой даже люди со всем своим злом никогда еще не подозревали. А "Веретеном тьмы" я воспользоваться никак не смогу. Даже если бы я захотела сделать это для тебя или кого-либо еще. Его сделали могучие одержимые колдуны и демонологи древних времен, чтобы самые простые смертные могли при большом желании поговорить с истинной Тьмой. Чтобы они могли еще при жизни встать в полный рост у черных врат ада. Заглянуть чистому злу прямо в глаза и послушать его сладкий, сильный и жестокий голос. Если конечно выдержат! Я уже видела все это и теперь я скорей вернусь обратно в камеру Инквизиции, чем воспользуюсь веретеном.

– Хочешь проверим, так ли это на самом деле? – Джодар при этих словах очень не добро сощурил глаза.

– Давай! Лучше я сделаю, как ты хочешь. Но тебе хорошо известно, что после всего, что вы со мной сделали, я больше не способна лгать тебе. Равно, как и покинуть это отвратительное место по собственной воле.

– Если бы не это, я бы уже давно убил тебя! – между делом напомнил Джодар.

– Веретено хранит в себе огромную силу, святой мститель. Но и цена за использование его будет очень велика. Если им воспользуюсь я, оно может переломиться пополам, а я исчезну совсем или на века затеряюсь в мире, по сравнению с которым ад – лучшее место из всех, что когда-либо были придуманы. Ты же потеряешь последний артефакт тьмы и единственного по-настоящему полезного советника во всех вопросах, связанных с деяниями проклятых, ибо в наши времена настоящую ведьму среди людей найти почти уже невозможно. И как же ты тогда будешь искать Хорвата, мститель? Если же им воспользуется простой человек, он может спросить у великой Тьмы все, что только пожелает. И если у него хватит сил заплатить цену за этот вопрос, он узнает наконец любую тайну, какая только есть на земле. В твоем случае это будет презренный, проклятый всеми демон, которого ты так алчешь отыскать в людях этой земли.

– А если сил не хватит?

– Завидовать ему будет совершенно незачем, – коротко бросила она.

Джодар долго молчал, а Нэйрис не меняла позы и, сидя совершенно неподвижно, начала пугающе улыбаться и нечеловечески быстро дергать глазами взад-вперед, будто из ее головы разом пытались вырваться все демоны, с которыми она некогда заключила свой темный договор. То, что она при этом не произносила ни единого даже глухого звука, лишь усугубляло эту и без того весьма пугающую картину.

– Какой будет цена за использование темного веретена для меня?

Ведьма снова пристально взглянула на главу Ордена Тайн и тихо проговорила, чуть склонив голову на бок:

– Для всех она разная. Одно точно, она будет самой высокой, какую только можно себе представить. Ведь за все, кроме истинной доброты, всегда и везде нужно дорого платить, не так ли, Джодар-Мэйс?

 
Глава 7. Клятва.
 
 
Фледер быстрыми движениями рук собрал выложенные на стол карты Саран и спрятал колоду во внутренний карман своей мантии. Вильгельм, щелкнув последним кожаным ремнем, с визгом вытянул шнур и открыл наконец заветную коробку. Разумеется, что ничего хорошего от пришедших подобным образом незваных гостей ожидать не приходилось. Чернокнижник осторожно вынул черную остроконечную шляпу, верх которой был оборван и сильно заломлен на бок.
Не долго думая он натянул ее себе на голову, второй рукой он проворно вытащил маску, косясь на зияющую черную дыру, которая некогда была массивной замковой дверью. Маска представляла собой большой чуть изогнутый деревянный клюв, покрытый толстым слоем потрескавшегося в виде тонкой паутины лака. Он взял клюв в левую руку, а правую вооружил длинным ножом из темной бронзы, обоюдоострое лезвие которого было испещрено глубокими и острыми, как челюсть хищной рыбы, рубцами. Клинок выглядел так, будто этим ножом никогда никого не лечили, а скорее всего чаще насмерть с кем-то сражались. Он замер развернувшись к густо тлеющей деревянной пробоине в двери, продолжая держать в руках эти странные и на первый взгляд даже нелепые магические предметы. Фледер заложил руки за спину, сомкнув пальцы в замок, и тоже обернулся на встречу тем, кто должен был сейчас появиться прямо из сгустившейся перед ними темноты.
 

– Лилея, что бы не случилось, кто бы не вышел сейчас в зал, что бы ты не услышала после, ни в коем случае не сходи с места, на котором стоишь, – попросил Фледер абсолютно невозмутимым тоном. Вампир как будто даже заскучал и был возможно самую малость раздосадован тем, что кто-то прервал его беседу с близкими друзьями.