Текст книги "Империя грез (СИ) "

Автор книги: А. Велнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

Внезапно, стоявший на горном ветру чернокнижник значительно увеличился в размерах, словно его раздуло изнутри как ядовитую болотную жабу. Хлопнул слетевший с него кожаный пояс, который подпоясывал некогда тонкую женскую талию, треснула по швам ужасная инквизиторская ряса карателя и палача. Он внезапно с силой обеими руками ухватился за собственное лицо и содрал его с себя вместе с волосами словно маску из рыхлого дрожжевого теста. Под личиной полоумного древнего мага все это время самым непостижимым образом скрывался сам Фледер-Верминтаель-Оргаел-Риз, бессмертный и бессменный правитель земли Армента и носитель множества благородных титулов и регалий, а так же всевозможных наград, о которых сам никогда не упоминал. Вампир отдал лютому ветру свою омерзительную бело-серую личину, которой все это время искусно прикрывался, притворяясь тем, кого недавно прикончил. Фледер спокойно и пристально огляделся по сторонам и снова по древней и закоренелой привычке обратился к своему брату, которого теперь к сожалению больше не было и не могло быть рядом с ним. Это было совершенно бесполезно, тут, на немыслимой высоте ветер, набравший силу, сейчас выл так, что с трудом можно было услышать даже собственные мысли. И от того древний скорее шептал, чем произносил слова вслух, но все же это по прежнему было очень важно для него и потому он как заведенный механизм делал то, к чему очень давно привык. Возможно, старейшина культа Истинной Крови верил, что если его брат все еще жив в этом мире или в любом другом, он возможно сможет услышать хотя бы краткие обрывки некогда сказанных им слов. Наверное именно так люди разговаривают с памятными камнями тех, кто давно уже умер, но навсегда оставил в сердце неизгладимый след. След, оставленный Вильгельмом, невозможно было послать даже мысленно и потому возможно это было просто чистым безумием, но Фледер жил на свете уже настолько давно, что легко мог позволить себе сходить с ума любым возможным способом на собственный богатый выбор.

– Тут так красиво, не правда ли, Вильгельм? Жаль у людей этого мира нет возможности видеть это так, как сейчас это вижу это я сам. Не так это оказалось и сложно водить за нос первородную Тьму. Выпив крови старого колдуна, я легко узнал о нем все, что было надо, включая их дела с этим маленьким чудовищем с глазами цвета карамели. На самом деле, я тоже был о ней большего мнения. Я был уверен, что она догадается сразу, кто на самом деле пришел к ней и чью именно голову ей подарил. Поразительно, как тщеславие путает любой даже самый изощренный и злой разум в любом из миров. Украсть ее силу вообще не составило никакого труда. Она слишком уверена в себе и в том, как все вокруг ее жутко боятся. Пришлось правда немного запачкаться о ее поганые копыта, – он усмехнулся и поднес к лицу небольшой изломанный по краям осколок старого зеркала и в очередной раз убедился, что никак не может в нем отразится. – Будет тебе схватка, двойник. Никогда не бросай пустых слов на ветер. Мир может услышать и все наши желания, от самых сокровенных до мимолетных, сбудутся. Только чаще всего это происходит уже тогда, когда об этом скорее сожалеют, чем радуются произошедшему. Сказав так, он снова медленно преобразился в очередной раз став получеловеком-полунетопырем. Шторм сожрал собой глухой холодящий кровь рев, который Фледер издал, выпустив из глубин своей бездонной души настоящую злобу и жажду мстить.

За его плечами с хрустом, резко как копья выросли два огромных крыла и древний , оглядевшись полыхнувшими как рубины алыми глазами по сторонам, с разбегу бросился вниз с острого горного хребта, стремительно ринувшись на юг в сторону сердца Империи Грез. Он расправил оба крыла и резал ими ветер и лед, легко и стремительно уходя далеко за горизонт подальше от проклятых гор, в которых обрел нежданную дочь и уже дважды чуть было не погиб. Он то резко взмывал в высь, то так же стремительно пикировал, расправив тугие крылья, дрожащие на сильном ветру, словно серые стальные паруса. Ему необходимо было торопится, чтобы выполнить задуманное, ибо пока что все складывалось для этого как нельзя лучше. А так в этом мире очень редко случалось.

Тронный зал черного Храма Ночи был прекрасно освещен факелами и жаровнями из старой, покрашенной в алое, стали. Принцесса Эреба-Халсай уже достаточно давно ожидала к себе крайне важного для нее гостя. Вернее сказать гостью, присутствие которой тут все прочие служители культа Истинной крови терпели с огромным трудом и в основном лишь по причине того, что ужасно ее боялись.

Небольшой тронный зал был крайне пустым и лишенным всяческой роскоши, против обычного убранства подобавшего подобным местам. Высокие створчатые окна давно были наглухо заложены обтесанным камнем, дабы любые намеки на дневной свет никогда не смогли сюда проникнуть и осквернить место, в котором жила и рождалась темнота. Кругом не было почти ничего кроме кованного металла и обтесанных серых камней. Очень трудно было представить себе более пустынное, унылое и угнетающее душу место. В древние времена, когда самые первые люди возводили этот храм прямо в горной породе, принято было считать, что с правителями и царями находится рядом имели право лишь самые близкие и избранные и потому места для этого нужно было не так уж и много. Грубая, порядком истертая каменная лестница поднималась вверх прямо посреди зала, возвышаясь почти к самым сводам потолка и венчалась троном из черной стали, словно бы сваренного из огромного количества громоздких стальных слитков.

На этом самом троне в данный момент сидел первый экзорцист Империи Грез старый первосвященник по имени Самаэль-Хан, который не так давно бесследно исчез из крепости Первой Твердыни Света, в которой долго надоедал Джодару-Мэйсу своим назойливым присутствием.

На старика было трудно смотреть без содроганий и боли в сердце. Он постарел еще сильней, если подобное вообще было возможно. Одна его нога была цепью прикована к огромному каменном блоку, лежащему на гладких гранитных ступенях подле черного трона. Этот был обтесанный по краям прямоугольный камень, в который была грубо ввинчена цепь, и сам он совершенно точно не смог бы передвинуть его хотя бы на пол пальца в сторону, даже если бы очень того захотел. Кто-то вырядил его в уродливый наряд шута, который был ему мал и одел ему на его старую голову страшный разноцветный колпак с четырьмя бубенцами на завернутых вниз продолговатых концах. На лице святого отца зрел огромный темно-малиновый синяк прямо под правым глазом, который теперь напрочь заплыл и уже не мог видеть мрак, который обступил его со всех возможных сторон. На коленях Самаэль держал развернутую книгу с еще чистыми серыми листами, а в руке костяное перо и маленькую чернильницу. Сейчас было трудно представить себе образ более нелепый, пугающий и болезненно мрачный.

Сама царица ночи была внизу у самого подножия собственного несокрушимого престола. Все в той же просторной и простой одежде и с золотой короной на голове, такой старой и простой на вид, что даже стены храма вокруг могли показаться новыми в сравнении с этой вещицей. Эреба мерила шагами зал от одной стены к другой и явно не находила себе места от обуревавших ее противоречивых чувств, сомнения и злобы.

Внезапно старик подал голос, устав сидеть смирно как маленький ребенок, напуганный гневом строгой матери, державшей в руках тонкую плетку.

– Тебе страшно? Я чувствую твой страх даже тут! – голос старика был спокойным и пустым, какой бывает у тех, кто давно понял, что обречен и уже покорно принял жребий, выпавший на его долю.

Совсем юная на вид принцесса дернула головой, на миг выйдя из кипящего в ней потока мыслей, и, едва взглянув на своего шута будто намертво прибитого к железному трону гвоздями, растерянно протянула.

– Я уже успела забыть, что ты тут. Может ты чего-нибудь хочешь?

– Прошу, дай мне воды! – старик с мучением сглотнул и откинул голову назад, звеня бубенцами и закрыв еще не поврежденный ударом глаз.

Эреба расхохоталась, разбросав эхо от своего язвительного торжества по сводам черного зала словно игральные кости по столу.

– Ты наверное еще не понял, старик. В этих стенах никто не пьет воду. Ее тут нет и не было с момента создания мира. Воду пьют скотины в хлеву. Единственное, что пьют все, кто живет в черном храме, это теплая человеческая кровь. Хочешь попробовать немного? Мне сказали, что в прошлый раз ты от нее отказался.

– Я скорее умру, чем пойду на подобное!

– Посмотрим, что ты скажешь мне еще через день, старый упрямый дурак. Еще немного и ты будешь умолять, чтоб я дала тебе крови или даже ослиной мочи, лишь бы просто промочить распухшее и пересохшее от жажды горло.

– Зачем я тебе? Зачем ты мучаешь меня, черное дитя?

– Мучаю? – принцесса взвилась словно растревоженная змея. – Поверь мне, ты не представляешь себе, что бывает, когда я хочу кого-то помучить. Вам, люди, у нас еще учится и учится. Ты лучше радуйся, что Бьянка потребовала не трогать тебя. Мои дети наигрались бы с тобой от души. Хотя ты старый и долго бы скорее всего не протянул.

– Я не боюсь тебя! Ты чудовище, порожденное Тьмой! Проклятие в теле ребенка! Дитя сатаны, которую Бог послал мне, чтобы испытать силу моей веры в него!

Эреба снова презрительно рассмеялась, но на сей раз значительно тише и злее.

– Ты такой забавный. Все вы священники одинаковые, во все времена на этой бренной земле. Вы ровным счетом ничего не понимаете в том, о чем говорите другим. Никто из вас. Вы не представляете себе, что такое свет и добро, потому что вам до него так же далеко как до звезд в небесах, под которыми все вы ходите. Вы не представляете себе, что такое зло, потому что когда вы творите его вы сами не ведаете, что именно вы сделали и сколько горя причинили другим. Вы осознаете это только на собственной шкуре. И если вам делают больно, лишь тогда вы начинаете причитать и голосить, зовя на помощь Бога, которого сами уже не раз предали своей закоренелой жестокостью! А если вы вдруг осознали сотворенное вами зло, всегда есть тот, у кого можно попросить за это прощения, чтобы потом, раскаявшись, начать все заново. Зачем вам вообще нужен дьявол? Можно подумать ему есть дело до того, что тут происходит с вами, жалкие вы насекомые. Мне кажется род людской слишком много на себя берет. Вы придумали себе религию, как чудесное оправдание всех ваших пороков. Как ширму всего, чего вам так хочется и чего вы сами себя лишаете, потому что при этом все равно боитесь быть сами собой. Вы дали имя Богу, которого никогда не видели, чтобы было у кого просить прощения, когда вы не в силах сдерживать лютого зверя внутри. Вы дали имя злу, дабы проклинать его и обвинять его за всю Тьму, которая хранится лишь в ваших слабых сердцах. Вы придумали ад, чтобы было кого обвинять за то, что вы сами делаете с другими. Вы скверные и подлые лжецы, каких только можно себе вообразить во всех мирах, потому что вы день за днем обманываете сами себя. Все время, сколько я знаю ваш род, вы беспрерывно воюете друг с другом за земли, еду, золото или просто ради похоти, которую вы смеете называть любовью. Вы пьянствуете, прикрываясь священными праздниками. Насилуете, прикрываясь тем, что в вас проснулась пылкая страсть. Пытаете и жжете друг друга живьем на кострах, прикрываясь святым именем Бога, который вряд ли бы одобрил подобные зверства. Вы заключаете других людей в рабство и обращаетесь с ними хуже, чем с животными, прикрываясь тем, что кто-то случайно родил вас свободными и в этом якобы есть провидение Света. Вы убиваете тех, кто не согласен верить в то, во что вы сами не верите. Просто потому, что вам нравится убивать, пытать и калечить человеческие жизни. А все речи о добре и свете вы придумали как маску, которую никогда нельзя снимать с себя, чтобы не заглянуть случайно в свое собственно лицо и не понять как же оно на самом деле чудовищно, похотливо и убого. Только вы можете перерезать кому-то горло ради любви, изнасиловать ради красоты и украсть ради благородства. Но главное, солгать себе ради правды. Солгать себе самому! И ты еще смеешь называть меня чудовищем, старый спесивый болван!? – она начала подниматься вверх, словно огромная птица, расправившая громадные крылья, хрупкое дитя с глазами из чистого мрака. Злобный монстр в прекрасном теле человека, от которого за сотню шагов веяло кошмаром и пронизывающим насквозь холодом смерти.

Самаэль-Хан съежился в ужасе против собственной воли, ибо тень, которая надвигалась на него с пола, была неописуема. Ее вид и то, что она несла с собой, было на столько ужасно, что попросту не укладывалось в человеческое сознание. Он вдруг словно в горячем бреду понял, что записал все ее слова до последнего в открытой книге перед собой, записал так быстро, что стер себе руку о шершавую бумагу до самой крови. Он хотел закричать, но не смог даже вздохнуть, захлебываясь собственными пугливыми рыданиями. Внезапно все стихло. Принцесса ночи снова стала почти обычной. Она склонилась над экзорцистом, в насмешку сидящем на ее собственном троне в уродливом одеянии шута, и облизнула ярким ,словно мясная вырезка, языком белые, идеально ровные клыки.

– Пиши, святой отец. Записывай каждое слово, которое я скажу тебе. Все, что увидишь вокруг себя. А когда ты допишешь до конца, я отпущу тебя на все четыре стороны. И ты отнесешь эту книгу людям, подобным тебе. Книгу Тьмы, которую нельзя будет уничтожить, потому что любые настоящие знание в любом мире – бессмертны.

– Моя госпожа! – кто-то позвал Эребу из противоположного конца зала. Вампирша резко развернулась всем телом и за один миг словно камень слетела с тронных ступеней вниз на пол из серого мрамора. – К вам явился двойник. Она просит принять ее в ваших покоях.

– Пусть лучше пройдет сюда, я очень давно ее жду! – тень, пришедшая с докладом о появлении демоницы, покорно растаяла во мраке, поспешив исполнить приказ своей строгой госпожи.

Бьянка как всегда не торопливо и вместе с тем с невероятным упорством прошла в тронный зал, держа в руках матерчатый мешок в качестве подарка.

– Я заждалась! – Эреба скрестила руки на груди и скривилась в ехидной улыбке, завидев девушку с разноцветными глазами. приближавшуюся к ней. – Как все прошло?

Демоница остановилась рядом с лестницей, ведущей к трону, подойдя почти вплотную к принцессе ночи, и молча бросила к ее ногам голову в холщевом мешке.

– Твой отец мертв! Он был убит древним чернокнижником по имени Феалхас. В мешке его отрезанная голова. Все как мы и обещали.

Эреба на миг словно онемела. Казалось, она по прежнему никак не могла поверить в то, что сказанное Бьянкой могло на самом деле оказаться правдой. Она старалась даже не двигаться, чтобы не спугнуть реальность, стоявшую сейчас прямо перед ней и воплощавшую собой все ее заветные желания. Вместе с тем на ее черных глазах выступили слезы и не понятно, было были они вызваны восторгом или горем от того, что потерял этот мир вместе с ее могущественным отцом.

Демоница терпеливо смотрела на нее, словно ожидая чего-то особенного, возможно просто силясь понять, что за чувство охватили принцессу.

– Так странно. Отца больше нет. Его не стало так быстро и просто! Не могу в это поверить! Я чувствовала его боль, но не смогла испытать его смерть на себе, – она пристально взглянула на Бьянку, плотно сжав совсем детские губы. – Ты уверена в том что он на саЭмом деле мертв?

– Посмотри что в мешке и убедись сама! Мы выполнили свою часть сделки!

Эреба, уже потянувшаяся к тряпице на полу, внезапно замерла, распрямилась и посмотрев на свою гостью как змея на птенца, произнесла словно сквозь зубы.

– Выполнили свою часть сделки? Мне была обещана мертвая голова, кровь моего отца и карты Саран вместе со слепой предсказательницей. Я пока вижу тут только мертвую голову в грязном мешке. Я отдала вам несметное богатство древнего мира, которое защищало меня от дяди и отца. За "Тень Сувари" я жду расплаты сполна!

Демоница тоже криво усмехнулась словно была очень довольна тем, что только что услышала.

– Я принесла тебе голову Фледера. В ней полным полно его крови, а значит ты получила уже две вещи из четырех, обещанных тебе. Предсказательница у меня в плену. В надежном месте и я доставлю ее тебе вместе с картами еще до того, как зимняя синяя луна Альнуари начнет наконец стареть. А пока что советую тебе насладится победой и нашим общим триумфом. Нам, Кругу Совершенства, удалось за несколько дней сделать то, чего вы не могли добиться тысячелетия. Твой дядя мертв, твой отец обезглавлен, теперь ты можешь править миром теней без всякой оглядки. Тобой никто не станет помыкать или приказывать и тебе некого больше будет опасаться на этой земле.

Эреба некоторое время молчала, затем заметила с иронией в голосе, чуть склонив голову набок.

– Никого, кроме вас. Таинственного братства совершенных существ.

– Пойдя на сделку с нами и оказав нам помощь в устранении наших общих врагов, ты, сама того не ведая, стала одной из нас. Это не так сложно как кажется. Ты сама совершенна, принцесса ночи, и кому как не тебе вступить в круг подобных тебе. Неужели не тебе праздновать перерождение этого мира вместе с равными.

Эреба усмехнулась и ее глаза внезапно стали маслянистыми и загорелись неудержимым огнем плотской похоти, она вдруг грациозно двинулась вперед и подошла к Бьянке, сзади обняв ее и скрестив руки на ее упругой груди.

– Быть может мы с тобой начнем праздновать прямо сейчас, – шепнула она на ухо девушке с глазами разного цвета словно две яркие конфеты. Эреба едва заметно провела алым языком по ее бледной щеке демоницы.

Бьянка повернула к ней свое молодое и пугающе наивное и доброе лицо и легко коснулась рукой ее красных как морские кораллы губ.

– С радостью, но прежде я хочу закончить начатое мною дело. После этого и для меня наконец настанет время для отдыха и удовольствий, в которых мы обе не привыкли друг другу отказывать.

Вампирша усмехнулась с пониманием и иронией и, разомкнув свои холодные объятья, отошла в сторону, подняв с пола мешок из под пшеницы, в котором в данный момент покоилась голова ее кровного отца.

– Итак, принцесса, ты принимаешь от нас две вещи из четырех в обмен на переданную нам "Тень Сувари"?

– Принимаю! – она кивнула головой и едва заметно оскалилась. Эреба легко развязала крепкий узел на сухой ткани и осторожно и будто бы даже с опасением вынула лысую голову из пыльных матерчатых складок. Она долго держала ее в руках перед собой, внимательно всматриваясь в ее черты, словно изучая их как карту таинственного и загадочного мира, в которую скоро необходимо будет уйти на всегда. Все вроде бы было в порядке, кроме того, что что-то определенно было не так. Она никак не могла понять, что же именно вызывало внутри нее неприятное и скребущее словно острыми когтями по живому телу чувство неприязни и тревоги.

И вдруг мертвая голова Фледера одновременно открыла рот и глаза, ожив словно по команде чьей-то могущественной воли. Глаза Эребы-Халсай округлились было от ужаса и понимания того, что же на самом деле произошло. Но было уже поздно что-либо предпринимать.

– Что это? Что ты принесла в мой храм, проклятая? – принцесса мрака вскрикнула жутко и визгливо, посмотрев на Бьянку глазами полными безумного страха, но тут внезапно ожившая плоть начала издавать однотонный визжащий звук, который словно тяжелым молотом ударил по сознанию принцессы вампиров и в буквальном смысле заставил ее оцепенеть, замерев на месте со смертельном даром в обеих руках.

Самой Бьянке потребовалось меньше двух мгновений, чтобы понять, что на самом деле только что случилось и чему еще предстоит произойти. Она озадаченно и почти разочарованно покривилась глядя Эребе в глаза и что было сил бросилась прочь из тронного зала в сторону парадных дверей, через которые недавно вошла. Мерзкий звук, заполнивший собой зал и рвущий сознание на части, не смог парализовать демоницу окончательно, но смог существенно ее замедлить. Теперь она летела вперед так, словно оказалась на дне великого северного моря и каждое движение сейчас требовало от нее немыслимых усилий тела и воли. Фледер, передавший ей в мешке это магическую ловушку для своей кровной дочери, явно хотел, чтобы Бьянка осталась до момента пока начнется самое интересное, но в ее планы это разумеется входить никак не могло.

Самаэль-Хан наблюдал за всем происходившим с черного стального насеста, затаив дыхание и не смея даже шелохнуться, он не слышал омерзительного парализующего визга, того, что слышали чудовища, держащие его тут и потому не сразу понял, что же именно с ними теперь происходило. Он сидел смирно беспомощно моргая единственным видевшим глазом, ибо цепь на его ноге в любом случае не дала бы старику уйти слишком далеко от царственного трона принцессы клана Истинной Крови.

Бьянка понимала, что время пошло на мгновения и нужно было срочно уносить от сюда ноги, иначе того, что случится после скорее не сможет безболезненно пережить даже она. Демоница вкладывала все свои силы в то, чтобы двигаться быстрей, но делать это ей было мучительно и невыносимо тяжело. Величайшее и искусное колдовство Фледера, которым был наполнен зал, останавливало всех и вся, включая кажется даже всемогущее время, над которым как казалось никто вообще был не властен. Демон двойник шел вперед словно сквозь толщу воды, стараясь из всех сил как можно скорее покинуть место, в один миг ставшее для него проклятым и гиблым. Со стороны могло показаться будто она ради шутки едва переставляет ноги и вытягивает руки вперед будто пытаясь подтянуть к себе спасительные врата тронного зала, к которым она так отчаянно стремилась.

Принцесса Эреба стояла на месте не в силах пошевелить ни единым мускулом тела и не состоянии даже моргнуть черными и злыми глазами. Она очень долго жила на этом свете и прекрасно знала, что именно ее ждет впереди. В ее голове билась в агонии единственная ужасная мысль о том, как ее отцу удалось так просто обвести ее вокруг пальца. Самым немыслимым в этом было то, что по сути ему даже не пришлось делать ничего необычного. Она сама разжала кованные дуги капкана, дав Кругу Совершенства тронуть Вильгельма. Она сама взвела пружину, потребовав у них убить своего отца, и под действием собственной гордыни и, обольстив саму себя своим же несказанным могуществом, положила в этот капкан голову, позволив демону принести сюда губительный дар. Она едва заметно дрожала, ожидая того, что должно было случиться, из ее черных глаз текли слезы. Она не боялась смерти уже очень давно. Ей было невыносимо, немыслимо обидно, что ее переиграли так легко. Что она сама привела себя на эшафот и своими же руками затянула на своей шее петлю.

Внезапно, голова в ее руках окончательно ожила, взгляд ее мертвых глаз приобрел некоторую осмысленность и силу и оба они уставились прямо на нее. Послышался еще шум, словно мертвая голова выдыхала легкими, которых не было, воздух, которого не могло в них быть. После мертвые губы заговорили ангельским голосом Фледера, который невозможно было спутать ни с чем другим на этой земле.

– Прости меня, Эреба! Во всем, что с тобой случилось, виновата только ты сама! – голова открыла рот и из нее вперед с воем потянулся живой серый дым, закрученный в спираль, голодный злой и абсолютно безжалостный. Он за мгновение с глухим и гудящим воем разгоравшегося пламени окутал тело принцессы, а после медленно начал расползаться по залу так, словно в прозрачную воду кто-то лил густую как сметана черную краску и она постепенно вымещала собой все остальное, пожирая, безжалостно перемалывая и превращая в совершеннейшее и абсолютное ничто. Шум от древней магии вокруг стал таким, что задрожали стены вечного храма и показалось, что начала содрогаться даже сама гора, в недрах которой это храм был возведен бесчисленно и почти бесконечное число лет назад.

Тьма с ревом продолжала закручиваться в безжалостный вихрь, стирая все живое в пыль, центр этого черной воронки пришелся ровно на стальной трон из черного драгоценного металла. Серая колдовская тьма вокруг грохотала, звенела и рвала на части все живое, чего могла коснутся. Самаэль-Хан съежился на троне и был уже полностью уверен, что вокруг него открылись врата в ад и сейчас, если он еще не умер, то обязательно умрет, а после его поглотит предвечное и не рожденное зло, вырвавшееся из открывшейся перед ним пропасти. Если бы грохот вокруг не был таким абсолютным, старый экзорцист услышал бы собственный истошный крик, он кричал от несусветного и почти животного страха, кричал, сам не осознавая этого.

Бьянка вылетела из зала быстрее, чем арбалетная стрела, как только заклятие паралича перестало на нее действовать, она разом стала быстрее любой алой молнии в небесах, окутанных бурей. Демоница остановилась в пустом освещенном коридоре храма ночи и обернулась назад словно приветствуя того, кто осмелился ее преследовать. Серый дым полностью завладел тронным залом, сотрясая стену и ревя будто бескрайнее море, разом обручившееся на храм ночи, стремясь похоронить его на своем пустом и холодном дне, скрывавшимся под безумной и ревущей мощью колдовской бури. Демоница вдруг засмеялась почти с восторгом любуясь чужим заклятием как бессмертным шедевром силы и безграничного мастерства. Серой спиралью резко, будто змея на охоте, дым ринулся в коридор, и конец закрученной спирали дергался в разные стороны, будто принюхиваясь ко всему вокруг и разыскивая любые проявления жизни и смерти. Он хлынул следом за Бьянкой, окутывая и пеленая собой стены коридора и заполняя абсолютно все, что было возможно заполнить.

– Фледер! Вот теперь это куда больше похоже на деяния рук твоих! Уже с нетерпением жду нашей следующей встречи, – демоница стремглав кинулась дальше, по прежнему с немыслимой скоростью петляя по угловатым переходам темного храма проклятых.

Сложно было понять как долго продолжался этот ужас вокруг. Возможно целый день, а может быть всего одно краткое мгновение. Но так или иначе настал миг, когда все наконец стихло, отгремев безумной и чистой силой разрушительной колдовской стихии и оставив после себя оглушительную и звенящую в ушах тишину. Старому экзорцисту потребовалось значительное время, чтобы осознать, что он все еще по прежнему жив, не находится прямиком в аду, а всего лишь остался сидеть там же, где и был до прихода двойника. Он с опаской осмотрелся по сторонам. Вокруг было темно, тот немногий свет, что проникал теперь в зал, шел из длинного коридора перед троном. Казалось, что храм ночи умер, как бы странно подобное не звучало. Ни единого звука вокруг, ни одного даже самого незначительного шороха. Серый магический дым Фледера убил всех до единого, всех, кто не успел спастись бегством их этого давно проклятого всеми места. У подножия каменной лестницы осиротело лежала корона из белого золота, словно изъеденная кислотой и протертая до основания шипящими струями песка.

Это все, что осталось от королевы ночи, которая однажды все же вздумала бросить вызов своему бессмертному отцу. Больше от великой принцессы мрака, ужасной Эребы-Халсай, теперь не осталось даже следа, одни лишь воспоминания в сердцах тех, кому не посчастливилось знать ее при жизни.

Старик долго прислушивался к абсолютной тишине вокруг. Но даже мутное масло в чашах коридора горело теперь совершенно бесшумно. Мысль о том, что если он остался тут один, прикованный к гранитному цепью блоку, уже не могла напугать старого священника. Он за последние дни пережил слишком уж много жутко противоестественного и темного, и его разума уже не хватало на очередную порцию тревог и страхов, подступавших, словно на перебой стараясь успеть прежде других. В душе была только пустота и усталость, словно от непосильного рабского труда, когда в сознании уже не остается сил даже на то, что бы жалеть самого себя. Хочется просто закрыть глаза и навсегда забыться тяжелым сном без сновидений, который никогда не приносит с собой отдыха и бодрости. На него напало звериное отупение, все потеряло всяческое значение, смысл и цель. Вера, борьба, идеалы. На все это нужны были силы, а их у него теперь совершенно не осталось. Самаэль-Хан осторожно, словно состоял теперь из тонкого стекла, откинулся на ледяную спинку трона, глядя в темный сводчатый потолок надо собой, и просто вдыхал воздух с хрипом и свистом усталого больного и почти умирающего старика. Возможно на какое-то время он даже потерял наконец сознание.

Внезапно в длинном темном коридоре перед ним послышались неспешные шаги. Кто-то шел в сторону зала твердой и уверенной походкой, щелкая каблуками сапог по полированному камню. Тень от фигуры скользила вперед и вытягивалась в причудливый клин, уперевшийся в темноту тронного зала, то и дело вздрагивая из стороны в сторону. Вскоре в высоком дверном проеме, освещенным светом горящего масла, появилась фигура человека в грубой походной одежде. Он едва заметно прихрамывал на одну ногу и потому опирался рукой о старый кизиловый посох, который куда проще было бы назвать просто сухой и исцарапанной палкой. Под капюшоном из теплой ткани виднелась железная маска. Полированная медь, проклепанная по швам, и узкие черные прорези для глаз и рта. Маска для пыток, которой часто пользовалась Инквизиция в данный момент, была тут как нельзя кстати на лице человека, взявшегося словно из ниоткуда и явно собиравшегося дальше в абсолютное никуда.

– Приветствую вас, святой отец! – голос пришельца зазвенел в абсолютной тишине, противными нотами дребезжащей стали. Словно беспрерывно лопающаяся струна во время дивной игры на хорошо отлаженной гитаре. – Вижу вы тут совсем не скучаете против своей обычной жизни в столичном монастыре.

Самаэль-Хан резко дернул головой и бубенчики на его колпаке звякнули жалобно и тихо словно скулящая от тоски собака. Он старался разглядеть пришедшего к нему человека, но все сливалось перед глазами в единую серо-черную кашу. Пришелец двинулся вперед и очень скоро подошел к самому подножию трона, где недавно царица вампиров ждала убийцу своей родни и так вышло, что и свою собственную смерть. Странный гость в маске взял с пола обглоданную золотую корону Эребы-Халсай и, повертев ее в руках, одетых в грубые шершавые перчатки, совершенно бесчувственно заметил. – Как приятно, что все так закончилось. Сильный опять уничтожил слабого и мне не нужно было даже пачкаться при этом. Каждый раз одно и то же! Не унывайте, святой отец. Все самое интересно у нас с вами еще впереди.

– Кто вы? – старый священник спрашивал это, уже даже не из любопытства, а просто потому что так полагалось или скорее потому что он просто привык и был так воспитан. Он от чего-то вдруг начал думать что уже давно находится в кошмарном сне, от которого никак не получалось проснутся и раз проснутся было нельзя подробностями этого сна можно было особо не интересоваться, делая все, что первым взбредет в голову. Пришедший к нему от чего-то совершенно не пугал его как вся предыдущая нечисть до того. Хотя наверное именно от этого его стоило боятся еще много больше всех остальных, ибо любой настоящий хищник никогда не выдаст себя жертве раньше положенного срока.