Текст книги "Империя грез (СИ) "

Автор книги: А. Велнер

– Приятно, что ты всегда предоставляешь мне новую возможность.

– Не мешало бы тут прибраться, – оглядевшись, задумчиво протянул Фледер.

– Огонь все приберет! – ответил некромант, снова склонившись над Лилеей.

– Это верно. Но прежде есть еще одно очень важно дело.

Фледер прошел вдоль стола, обойдя растерзанные останки чудовищ стороной, он склонился перед мертвой головой своей темной сестры, припав на одной колено.

– Клянусь никогда не ведать покоя, покуда существуют мерзкий свету и тьме клан Яростной крови! Клянусь не ведать сна, пока все, кто состоят в нем, не будут уничтожены мной! Клянусь не знать что такое отдых, пока вся их сила не станет моей! Клянусь преследовать их всех и каждого в отдельности до самого края миров, если это потребуется! Клянусь в этом самым ценным, что у меня осталось! Своей собственной кровью!

Сказав так, он разрезал себе левую ладонь ногтем указательного пальца будто наточенной бритвой и, сильно сжав окровавленный кулак, поднес его к своим бледным губам.

Даже Вильгельм на время отвлекся от раздумий и врачевания своей возлюбленной и пристально смотрел на то, как его брат приносил свою громкую и священную клятву.

– Клянусь всей своей жизнью, что на себе самом я полностью прерву все существование вампиров на этом свете, пусть даже для этого мне придется умереть самому! Нам нужно торопиться, Вильгельм, – сказал Фледер резко поднявшись с колен. – Пока к нам в гости не пожаловал кто-то еще и в прямом смысле не спутал нам карты.

Он осторожно завернул голову Оливии Пэлисэт в порванный мешок и бросил грязный сверток в огонь, ярко горевший в очаге, выложенном по краям очень старым резным мрамором.

Тени плясали по бледному лицу вампира, стоявшему прямо перед огнем. Сейчас он смотрел не на горящее перед ним пламя, а на саму суть всего сущего на земле и никак нельзя было бы рассказать словами, что именно ему удавалось увидеть.

– Прощай, величайшая из всех нас, принцесса Оливия-Рино-Пэлисет. Ты была мне другом бесконечно долгое количество лет и я был от этого духовно очень богат. Жаль я не смог защитить тебя, как это подобает близким, и теперь, как и всегда в моей жизни, мне осталось лишь мстить. И сожалеть. До окончания времен! Прощай, Оливия! И до скорой встречи в других мирах, надеюсь более добрых, чем тот, что обошелся с тобою так несправедливо! – Фледер снова повернулся к брату. – Как скоро Лилея будет готова?

– Думаю, что к середине дня уже можно будет покинуть имение и начать наш долгий путь.

– Тем временем у нас явно возник и остался один важный и крайне неразрешимый для меня вопрос. Я вновь говорю о последней карте, которую твоя подруга вынула из колоды Саран. Она стала одиннадцатой по счету в раскладе судьбы и при этом никак не может считаться там лишней. Черная карата, на которой нарисован тот самый огромный паук. Загадка в непроницаемом мраке. И о том, что это может теперь значит для нашего и без того крайне нелегкого дела. Есть ли у тебя какие-то мысли относительно того, кто именно может быть этим пауком? И что нам теперь делать с этой редкой и удивительной картой?

– У меня пока нет! Но к счастью мы с тобой оба хорошо знаем того, у кого соображения наверняка найдутся.

– В таком случае нам нельзя терять драгоценное время. Так много всего еще нужно сделать!

– Предлагаю позвать его прямо сейчас, а потом все тут сжечь и разрушить!

 
При этом они оба внимательно посмотрели на мирно спавшую на столе Лилею.
 

– Поддерживаю! – согласился Вильгельм улыбнувшись.

 
Глава 8. Двенадцать имперских монет.
 
 
Маркус мало спал, ибо его давно мучил тяжелый, изнуряющий его сознание и душу кошмар. Когда ему все же удавалось уснуть, ему раз за разом снился один и то же сон, в котором он никак не мог помочь той, которую безумно любил все свою жизнь. И всю оставшуюся жизнь будет любить, несмотря ни на что происходящее с ним вокруг. Ей было больно, она звала его и немыслимо страдала, но сделать ничего Маркус не мог, он все слышал и видел, чувствовал все, что происходило с ней, все эти нестерпимые муки, он мог даже порой слышать ее мысли, но сделать что-либо, сказать или даже шевельнутся никак не удавалось. И это для него было страшнее самой медленной смерти на свете. Теперь Маркус твердо знал, что если существовал ад, то в своих снах он еще при жизни раз за разом погружался в него с головой. В ад, который кто-то выстроил специально только для него одного и похоже отпускать его это место совсем не собиралось.
Молодой харагрим ворочался и стонал, порой даже звал ее по имени и просыпался, но ответа столь желанного голоса услышать не мог. Так было и в эту холодную и темную ночь, на третий день отчаянных и изнурительных поисков его брата Рэйвена. Правнук Ворона бесследно пропал прямо с пира Середины зимы и все попытки найти его всем Северным домом не принесли никаких результатов.
Маркус почувствовал вдруг легкое прикосновение к своей груди и, уже покидая свое тяжелое наваждение, вязкое, как обжигающий расплавленный янтарь, удивился тому, что кто-то из простых смертных все же смог подкрасться к нему незамеченным. Он проснулся впервые за долгое время не от своего собственного крика, весь взмокший от тяжелой горячки, а спокойно, лежа на спине под огромным меховым одеялом и глядя в темный дощатый потолок родного старого дома. Над ним, прижавшись к его левому боку, склонилась девушка в легкой и длинной ночной рубахе едва расстегнутой на груди с волосами цвета льна и со взором цвета летнего неба. Маркус, тяжело дыша, перевел взгляд своих светлых серо-зеленых глаз на нее.
Спустя еще одно краткое мгновение мастер клинков понял, что этой столь неожиданной ночной гостьей оказалась Сарсэя-Кассин, его преданная молодая служанка, ежедневно подносящая ему вино и еду и почти что уже ставшая ему сводной сестрой.
Она сидела неподвижно, закрыв рот маленькой ладонью, и даже в слабом свете серебряной луны была заметно, что в глазах у нее стояли крупные слезы.
 

– Сарсэя? – Маркус от чего-то прошептал ее имя, хотя в его покоях они были совершенно одни и голос его все равно никто бы не мог услышать. Он при этом попытался подняться с постели, легко прогоняя остатки тяжелого и неглубокого сна. – Что случилось?

Он осторожно положил ей руку на плечо. Она продолжала молчать и во взгляде ее был сильный испуг и жгучий стыд. Молодого мастера клинков воспитали согласно мысли, что если женщина плачет, что бы ни было причиной ее слез, это всегда являлось позором для мужчины, который за нее отвечал. В данном случае этим самым мужчиной был он сам.

– Прости! Я знаю, что буду наказана за свою дерзость, – прошептала она, сдавливая рыдания.

Маркус окончательно понял, что проснулся и все это происходит с ним на самом деле и потому все его прочие чувства, как и всегда в минуты неопределенности, заменила вдруг твердая и непоколебимая решимость. Он молча поднялся и вылез из под теплого одеяла на колючий мороз. Быстро зажег мутную закопченную масляную лампу, стоявшую рядом на столе. Взял небольшой бокал, из которого некогда пил на пиру его брат Рэйв, и, налив в него вина, поспешно вернулся на место. Осторожно накинув Сарсэе на плечи свое одеяло, он твердо проговорил.

– Возьми! Тут очень холодно! Теперь выпей вот это и расскажи все по порядку, прошу тебя!

Она сама как будто спала наяву, взгляд ее, затуманенный страхом, блуждал где-то очень далеко от этих мест и места эти были совершенно точно лишены всяческой радости. Маркус слишком часто прежде во времена войны за Книгу приходилось видеть подобное выражение на лице у людей, чтобы теперь с уверенностью понять, что дело было очень серьезным и ему скорее всего очень не понравиться то, что он сейчас услышит.

– Сейчас пост. Пир Середины зимы закончился, – попыталась отказаться от вина Сарсэя, мягко отстраняя рукой праздничный кубок. – Всем верующим не должно пить ничего кроме воды!!!

– Этот грех я возьму на себя! – твердо заявил он, усмехнувшись. – Пей. Тебе станет легче! – на свете было не так много людей, кто смог бы позволить себе спорить с Маркусом из Рэйна. И уж тем более этого не могла бы сделать молодая до смерти перепуганная девушка, для которой этот человек был с некоторых пор чем-то вроде ожившего Бога. Она подчинилась молча и уже чуть более решительно чем прежде, что по большому счету уже было хорошим знаком.

– Прости меня! Мне больше не к кому было пойти, – проговорила она, отведя глаза в сторону, где царил сейчас холодный ночной полумрак. Северянин терпеливо ждал, чуть прищурившись и не двигаясь с места.

– В моей жизни кроме тебя никого нет. Вот! – она вложила в его руку маленький сложенный вдвое клочок твердой желтой бумаги.

Он нахмурился сильней и, развернув его, быстро начал читать, нагнувшись чуть ближе к бледно-сияющей лампе, стоявшей теперь на полу у кровати. Он читал шевеля губами очень внимательно и аккуратно, опасаясь пропустить хоть единую руну и не понять смысл странного послания. Перечитывая несколько раз ровные, идеально разборчивые строки, он снова смял бумагу в руке и, неглубоко вздохнув, проговорил:

– Так! Теперь расскажи мне подробно, кто это написал и по какой причине это письмо оказалось в руках именно у тебя?

– У них мой сын, Маркус! – сказав это Сарсэя разрыдалась уже по-настоящему, уткнувшись ему в плечо и положив белую тонкую руку на шею будто отлитую богами из нерушимой стали. Он понял вдруг, что будто оцепенел от ее легко и хрупкого прикосновения и это было ему очень непривычно и от чего-то неимоверно приятно. Он был одним из самых сильных людей мира и, будучи еще молод, повидал на своем веку больше, чем некоторые могли бы увидеть за несколько столетий. Но что именно следовало делать, когда тебя обнимает рыдающая молодая женщина, он кажется так до конца и не разобрался. Вернее всего наверное было бы обнять ее в ответ. Так он и поступил.

– Успокойся! Какой еще сын? У кого это у них?

Она заставила себя перестать плакать, поняв, что так ничего рассказать не получиться. Вытерев лицо широким рукавом своей рубахи, она посмотрела ему в глаза, заплаканно моргая.

– Ты помнишь как мы с тобой встретились, Маркус из Рэйна?

– Конечно помню, – кивнул он охотно. – Я был во дворце у Императора по случаю окончания войны. Был большой пир и кто-то прислал мне тебя для… – тут Маркус запнулся на мгновение и, прочистив горло, все же продолжил. Кто-то прислал мне тебя в качестве подарка для развлечения.

– Так и есть. Я была в то время рабыней во дворце правителя Империи. Там меня очень строго учили одному, но крайне важному искусству. Угождать мужчинам. Что бы это не означало. И не просто мужчинам, а тем, кто так или иначе был очень нужен нашей новой единой стране.

Мастер клинков коротко кивнул, вспоминая то давнее время и задумчиво крутя в руках скомканную бумагу.

– Для меня всегда существовала только одна женщина на свете и ничьи руки, кроме ее рук, никогда не обнимали меня. Я никогда ни к кому не прикасался кроме нее. И это по-прежнему осталось неизменным. Отказаться от тебя в тот весенний вечер было невыносимо тяжело!

– Но ты все же отказался, – она вдруг улыбнулась с каким-то странным внутренним торжеством и торжество это было связно не с тем, что сделала она. – Ты не стал отправлять меня обратно, потому что понимал, что меня жестоко накажут.

Маркус снова кивнул и осознал вдруг, что уже будто не по своей собственной воле едва коснулся ее лица. Кожа гладкая, чуть бархатистая и немыслимо нежная, словно сказочно дорогой медовый плод с далекого солнечного юга.

– Ты покинул пир и мы разговаривали всю ночь. И на утро ты заявил своему распорядителю, что собираешься выкупить меня. Кому угодно кроме тебя за меня назначили бы неслыханную большую цену. Но тебе меня отдали всего за двенадцать имперских монет золотом.

– Я заплатил бы за тебя сколько бы не попросили, – презрительно покривился харагрим.

– Мой клинок взял много больше золота, чем крови. Так было во все времена на земле. Пока кто-то воюет и продолжает убивать, присваивая себе все добро, взятое в бою и пока я еще жив – я буду богат.

– Ты не знал того, что прежде чем снять с меня цепи рабства меня вынудили остаться в рабстве совсем иного рода. Еще будучи там я родила сына. Отдав меня тебе, меня навсегда разлучили с моим маленьким ребенком. Остаться у меня возможности не было. Эти люди хотели, чтобы я жила в великом доме севера подле тебя, твоего брата и отца. И отдавать мне Джеми они не собирались, дабы держа его в плену могли и дальше распоряжаться мной, как рабыней, которой я когда-то была рождена.

– Кто это сделал, Сарсэя? Кто в Империи Грез мог пленить маленького ребенка ради своей выгоды?

– Мне неведомо кто они. И разумеется я не знаю и не могу знать их имен. Они сказали, что я должна им. В противном случае, с моим сыном случиться беда!.

Глаза Маркуса сверкнули в полумраке, как у тихо скалившегося матерого волка прямо перед смертельным броском на добычу. И блеск этот был едва заметным и страшным.

– В таком случае эти люди заслуживают того, что бы им пустили кровь! Возможно, именно по вине таких как они я лишился однажды всего самого дорого мне на всем этом свете.

– Это безжалостные чудовища, Маркус! – глаза девушки снова стали холодными и чужими от испуга.

– Я не раз видела на что они способны. Они убьют моего маленького Джеми не задумываясь, если так будет нужно.

– Откуда ты знаешь, что твой сын все еще жив? – поинтересовался харагрим голосом ровным и твердым, как ограненный камень, продолжая как будто думать о чем-то другом.

– Раз в году мне дозволяют увидеть его. Всего на один краткий миг.

– Когда наступит следующий раз?

– Завтра на закате они снова покажут его мне перед тем, как я должна буду прервать жизнь того несчастного юноши, что лежит сейчас при смерти в твоем доме. Так написано в этом письме.

– Так вот что значат слова о встрече в условленном месте! Где все это произойдет?

– В лесу. В старом охотничьем зимовье у незамерзающего ручья. Раз в году его привозят сюда, чтоб я никогда не забывала, кому именно всем обязана и чем на этом свете стоит дорожить больше всего. Думаю там мне передадут яд, который должен будет забрать жизнь несчастного, чей меч ты взял в поединке на празднестве. Если что-то будет не так, они обещали прислать моего ребенка мне… – тут она снова разрыдалась, будто мигом представила что именно случиться с ее ни в чем неповинным сыном, если она посмеет нарушить приказ.

– Тише! Тише! Не плачь! Прошу тебя! Все много проще, чем я подумал сначала. Если они привезут твоего сына сюда, нам даже смерть Хемли-Прайма разыгрывать не придется. Парень точно как-то связан с исчезновением Рэйва, искать которого сейчас уже, как мне кажется, совершенно бесполезно. Они просто хотели подстраховаться и убрать его, чтоб мы ничего не смогли у него вызнать, если вдруг Бог смилостивится и он останется жить. Я заберу ребенка у них и узнаю наконец кто все это начал.

– Я очень боюсь! – простонала она в ответ. – Что будет, если что-то сложиться не так как должно? Я не переживу гибели мальчика, Маркус! Моя собственная жизнь давно уже ничего не значит для меня! Но мой ребенок! Он невинен! Я почти не была с ним. Это невыносимое мучение, когда у матери отнимают детей!

 
Ее снова начали душить горькие рыдания.
 

– Тебе придется доверится мне, Сарсэя! Взгляни на меня, – попросил он, мягко взяв ее за узкие запястья. – Я никому не позволю ничего с ним сделать. Ни людям, ни призракам, ни демонам, ни ангелам! Вообще никому!

Она долго молчала, утирая лицо и обняв собственные колени, потом вдруг тихо проговорила, глядя в сторону:

– В моей жизни, Маркус, было всего несколько мгновений, когда я была по-настоящему счастлива. Первый был много лет назад. Когда родился мой маленький сын и мне наконец позволили взять его на руки. Второй случился со мной несколько лет назад, когда ты заплатил за меня двенадцать монет золотом и снял с меня тонкий стальной ошейник, порвав его руками, словно это была гнилая травинка. Сначала я не могла понять, зачем именно ты сделал это и на что вообще ты купил меня? Ведь для того, чтоб согревать твое ложе каждую ночь я совершенно не годилась! Но потом ты отвел меня в зал пиршеств и попросил опуститься на одно колено. Это было последний раз в моей жизни, когда я что-то сделала по приказу другого человека, а не по собственной воле свободной женщины. В те дни ты все еще сражался копьем. То копье, что тебе передали, воины в твоей армии называли "Пером ангела". Ты на глазах бесчисленного числа знатного и богатого люда со всех уголков бескрайней земли коснулся моего правого плеча длинным острым лезвием и объявил меня свободной до самого окончания времен. Я утеряла дар речи. Я не могла ни плакать, ни смеяться от счастья. Я кажется даже потеряла возможность думать. В тот миг я просто боялась проснуться. Потому что если бы это был сон, жить дальше у меня не хватило бы сил. Но к счастью все оказалась наяву! Избежать лютой смерти и заново родиться, вновь стать матерью и обрести свою истинную взаимную любовь было бы ничто по сравнению с тем, что я почувствовала, когда стала свободной. В тот миг я встретила само Предвечное Божество, которое подарило мне другую новую жизнь взамен прежней полной боли, насилия и унижений. Чтобы понять о чем я, нужно всю жизнь просидеть на цепи, терпеть унижения и побои, есть что придется и выносить такие вещи, зло от которых никто и никогда, даже после смерти, не сможет с себя смыть. Я обрела счастье в тот миг, о котором не могла даже мечтать, как человек не может мечтать о том, чтоб стать однажды ангелом. Стать светлым посланцем небес, которому дозволено лично разговаривать с Богом и дозволенно увидеть его во всем его безграничном величии, когда он только пожелает. Для смертных людей, рожденных в грехе, это попросту немыслимо и невозможно. Но я все же стала свободной и случилось это только благодаря твоей доброте. И потому сейчас, когда ты не прогнал меня из своих покоев и был ко мне столь добр, что выслушал все, о чем я успела сказать, пока твое добро ко мне еще не иссякло совсем, я прошу тебя сделать меня счастливой еще один и самый последний раз.

Маркус, сидевший на краю нагнувшись вперед и согнув спину дугой, повернул косматую голову в ее сторону, как дикий зверь, с опаской глядевший на яркий огонь.

– Прошу тебя! Убей меня прямо сейчас! Я солгала тебе и не могу обманывать тебя дальше! Спасти своего ребенка я тоже уже не смогу! Его судьбу я передам в твои руки и в руки Предвечного, что для меня теперь совершенно едино. Для меня ты всегда был посланником небес! – твердо проговорила она голосом, в котором практически совсем не осталось желания, чувства и жизни. Лишь усталость и безразличие юной девушки, которой прошлось за свои дни пройти уже через слишком огромное множество испытаний, безвозвратно состаривших ее душу много раньше положенного на то срока.

– Я боялся, ты не отважишься сказать мне. – Маркус печально улыбнулся. – Слава Богу, это все же произошло! Я знаю, что они пообещали тебе отпустить Джеми, если ты с помощью этого письма заманишь меня в заброшенное Медвежье зимовье завтра на закате. Брать меня тут, после исчезновения Рэйва, было бы для них слишком опасно. После того как они сотворят со мной что пожелают, тебе все равно придется убить раненного сына Ремилиона-Хэмли, чтобы исправить ошибку, которую они допустили, когда ранили его вместо того, чтоб убить. Для того, чтоб им стало возможно справиться со мной, меня нужно будет просто опоить чем-то сильным, что подействовало бы не сразу, а лишь спустя некоторое время. К примеру "серой белладонной". Для виночерпия отравление хозяина – дело обычное, не так ли? Вот почему чаще всего человеку, подносящему вино и еду, нужно доверять сильней, чем своему родному отцу.

Ее прелестные светлые глаза округлились от услышанного и в них появился не просто испуг, там встал настоящий ослепляющим разум ужас, который не оставил места даже для стыда и сожалений.

– Ты все знал с самого начала! – выдохнула она и закрыла лицо руками. – Ты знал, что я приду. Ты все заранее знал!

– Знал! Но теперь все это не важно. И я не думал, что это будешь именно ты. Я просто ждал, когда люди, забравшие Рейва, сделают следующий ход, – согласился харагрим.

 
Она уже не слышала его, снова закрыв руками лицо.
 

– Мне на земле никогда не будет прощения! Я предала тебя! Я не буду жить! – потрясение ее было столь глубоким, что плакать она уже не могла. У каждого человека есть свой предел внутренних сил и этой ночью она свой уже достигла. Она шептала, проклиная себя, и мотала прелестными льняными локонами будто обреченная на смерть, от стыда и отчаяния не желая больше смотреть на молодого мастерка клинков.

– Сарсэя-Кассин! – негромкий голос Маркуса раскатом грома ударил измученное горем сознание девушки.– Я, как твой друг и брат, если ты когда-то пожелаешь назвать меня таковым, запрещаю тебе говорить подобные вещи!

Она, будто повинуясь зову колдовской флейты, опустила руки и посмотрела наконец в его грустные серо-зеленые глаза.

– Сегодня ты совершила истинный подвиг! Ибо преодолела свой страх за самое дорогое, что только может быть в материнском сердце. Ты все же решилась не отбирать чужую жизнь взамен на ту, что тебе уже давно не принадлежит. Ты не отвела меня в ловушку, которую непонятно кто и зачем расставил для меня. Ты одна из самых сильных людей, которых я когда-либо встречал! – сказав так он бережно и заботливо прикоснулся ладонью к ее волосам, прижав руку к ее нежной, теплой от слез щеке. – И сила твоя благословенна небесами!

– В свершенном мною нет ничего, кроме трусости и скверны! – зло ответила она. В ее глазах мелькнуло вдруг презрение. Искреннее презрение к самой себе. – Я трусливая и жалкая тварь! Я не смогу отнять жизнь того смертельно раненого мальчика под крышей твоего дома! Даже если моего сына убьют завтра. У него ведь тоже есть мать! Убить его, словно заглянуть ей в глаза и сказать, что именно ты забрала его жизнь. И показать ей руки, густо перепачканные его кровью!

 
Надолго повисло тяжелое молчание.
 

– Твое сердце на самом деле наполнено подлинным добром, Сарсэя, – глухо проговорил Маркус. – Ты себе не представляешь, сколько раз я смотрел им в глаза. Матерям всех, кого убил когда-то! Я плачу за это непомерную цену, которую уже не считаю высокой. Плата за все зло, живущее на острие моего клинка, – голос Маркуса стал наполнен такой печалью, что говорить что-либо после сказанного им стало будто бы совсем бессмысленным делом.

– И еще, я твердо знаю, что они все равно убьют моего мальчика, Маркус! Я всегда это знала где-то в глубине души. Так глубокого, что не позволяла себе даже думать об этом! А следом за ним убьют и меня. Когда я вернусь к ним с новостью о смерти воина в шкуре волка, я стану не нужна и они перережут мне горло, а тело мое сожгут в глубокой яме из снега и земли. Когда дело касается великих домов империи, никто не станет рисковать. Вместе со мной канут в темную воду все возможные следы того, что эти люди задумали! На сострадание этих зверей надеяться было бы слишком глупо! Пусть лучше я умру сегодня же. И возможной тогда мой маленький сын им станет не нужен. Он ничего не знает и от его крови им не будет больше никакого толку. Быть может они тоже чьи-то отцы и матери и в сердце их осталась хоть капля любви и терпения. Одна отнятая жизнь или даже две всегда лучше, чем три жизни! Ты сможешь защитить Хэмли-Прайма от тех, кто придет за ним следом за мной? Теперь я решила выбрать такой путь, хотя это было так же жутко, как оторвать самому себе руку огромными раскаленными щипцами!

– Я знаю! – Маркус едва качнул головой вперед, как небольшая деревянная игрушка на нитках. – Теперь послушай меня очень внимательно, девочка! Я заплачу тебе откровенностью за откровенность, если ты пообещаешь мне хранить все услышанное в тайне, даже если тебя станут пытать.

Она просто молча кивнула головой – громких слов на сегодня было сказано уже более чем достаточно. В подобный ответ мастер клинков поверил быстрей и охотней, чем в целую сотню самых горячих заверений и отчаянных клятв.

– Не так давно мы с моим братом пошли на одну очень опасную сделку, наградой за которую должна стать жизнь любимого мной человека. А платой возможно… – тут он осекся во второй раз и договаривать начатое нужным не счел. – Я не знаю где и у кого сейчас мой брат. Полагаю, благодаря его спутнице, внук Ворона сейчас в куда более выгодном положении, чем мы с тобой. Но все мы теперь преследуем одни и те же цели. Я так же не знаю, кто же действительно стоит за всем случившимся в последние дни, я могу лишь предполагать это. И я сильно сомневаюсь в том, что любые признания Хемли-Прайма нам что-то дадут. Даже если он и вправду сможет вырваться из лап подкравшейся к нему погибели, в чем лично я не сильно уверен. В данный момент против нас встали те же самые люди, что столь подлым образом подослали к нам тебя. И те же люди, в чьих руках сейчас твой ребенок.

– Какой-то тайный орден?

– Верно! Если они были во дворце, когда я освободил тебя, значит они вплотную причастны к великим деяниям Империи. Сомневаюсь, что может быть как-то иначе. Мне нужно знать, кому и зачем на самом деле мы с братом так сильно им понадобились, раз они осмелились затеять столь сложную игру с великим домом Севера. И значит со всем северным Харагримом в придачу. Портить отношения с Севером император бы никогда не стал, тем более из-за такой мелочи, как я, и даже Северный дом. Северяне слишком не предсказуемы и кровожадный от природы. Все ордены и тайные организации в этом мире служат одной только императорской воле. Мы с Рэйвом первые среди "неприкасаемых" Империи. Что означает, что либо против нас играют, вопреки великой воли правителя всей нашей земли. Либо тут происходит нечто поистине невероятное, сложное и крайне зловещее, в чем мне теперь не терпится разобраться. Одно уже ясно наверняка, все это скорее всего как-то связано со сделкой, которую мы заключили недавно. Пока увы, вопросов у меня больше, чем ответов! И именно это я собираюсь исправить. При этом, разумеется вырвав твоего несчастного малыша из лап этих убийц. За оставшуюся часть ночи ты очень подробно расскажешь мне все, что тебе известно об этих людях и все, что тебе удастся вспомнить о том, когда ты с ними встречалась. Любая, самая незначительная вещь поможет мне лучше подготовиться к встречи с ними. Полагаю, теперь мне бы не помешала помощь некоторых моих близких друзей, ибо Рэйва больше нет рядом. За себя я спокоен, но там будешь ты и ребенок. Все нужно подготовить крайне тщательно, а времени почти не осталось.

– Позволь спросить, с кем именно ты пошел на сделку и ради чего все это затеял? Прости меня, я должна это знать. Если завтра я погибну или погибнет мой маленький сын, я должна знать во имя чего все это свершилось тобой.

– Я не могу сказать тебе этого… Не все зависит лишь от меня одного! Даже если бы мог, не сказал бы. Я знаю только, что любовь всей моей жизни жива. Она жива и каждый миг неимоверно страдает в месте, где людям вообще никогда не следовало быть. Те, с кем я договорился, могут помочь мне освободить ее. И я не остановлюсь ни перед чем, если это и вправду станет возможно.

– Ты говоришь о Рейнариди-Дэйриш?

 
Маркус отвернулся и коротко кивнул.
 

– Да, Сарсэя. Я говорю именно о ней.

– А что если те, с кем ты сейчас договорился, просто лгут тебе? Чтоб использовать твою силу в своих собственных целях, пользуясь твоей глубокой скорбью, как те люди, что пытаются использовать меня и множество других людей мне подобных? Как все, в чьих сердцах нет жалости, используют слабых, делая их рабами своих желаний и нужд?

Маркус вдруг снова широко улыбнулся и в глазах его на короткое мгновение появились огоньки тепла и радости.

– Ты очень мудрая девочка! Мне проще представить тебя не тут, в Штормовом кольце, под старым меховым одеялом, заплаканную и отчаявшуюся от того, в какой суровый капкан тебе довелось угодить. А где-то в самом сердце Империи. Правительницей одного из великих домов, прекрасной, горделивой и беспрестанно интригующей и никогда не ведающей поражений.

– Нет! Все это пустое. Мне хорошо только там, где я сейчас. В роли простой служаки, приносящей вино. Главное, чтобы все, что я делаю было предназначено тебе! Моему ангелу Света! Моему спасителю!

Маркус долго молчал, думая о чем-то не ведомом никому другому, кроме него.

– Они смогли доказать мне то, что я хорошо знал и без них. Рейна жива и ей нужна моя помощь. А значит, я не мог не согласиться на сделку, если все сделанное мной приведет к ее свободе от мучений, я согласен заплатить любую цену за это.

– А согласятся ли другие? Те, кто любят тебя, те кому ты так бесконечно дорог?

– Думаю, очень скоро мы это узнаем!

– В сговорах с проклятыми самым прискорбным является тот факт, что в основе любой темной сделки всегда лежит подлый обман и двуличие Сатаны ! – процитировала священное писание Сарсэя хриплым голосом. – Так написано в Книге Света, за которую вы с братом и весь дом Севера так долго проливали свою кровь.

– Согласен. Вопрос только в том, кто же кого обманул в самую первую очередь. Мою возлюбленную поглотила Тьма. И ни с кем, кроме нее, мне теперь нельзя договариваться о ее освобождении!

– Ты кричишь во сне! Ты зовешь ее по имени! Ты почти не спишь! Все это знают, но никто не в силах помочь тебе, Маркус!

– Именно так и потому я прекращу это сам! Тем или иным путем! Никто и не должен мне помогать, страдать из-за меня или жертвовать собой!

– Лишь бы цена не стала для тебя непомерно высокой. Так тоже часто случается, Маркус. И к сожалению слишком уж часто!

– Давай все же приступим, Сарсэя, зимняя тьма обманчива и рассвет наступит намного раньше, чем можно предположить, а сделать нам нужно еще очень многое. Кто именно и при каких обстоятельствах передал тебе это самое письмо?

Сарсэя-Кассин молчала мгновение, затем сделала крохотный глоток холодного вина их кубка Рэйвена и поставила его обратно на пол рядом с лампой. Смягчив пересохшее горло и кашлянув, она закрыла глаза, мысленно возвращаясь в сегодняшнее утро. Девушка вдохнула и начала сосредоточено вспоминать.

– Утром ко мне подошла молодая женщина. Сначала я решила, что это кто-то из слуг прибывших гостей! Одета она была в простую походную одежду и явно не из этих мест, откуда-то совсем из далека. Дело совсем не в ее виде, что-то в том, как она говорила на общем языке, напомнило мне что-то очень далекое. Еле уловимый странный говор. Что-то из прошлого, но я никак не могу вспомнить что именно. На руке у нее был тонкий серебряный браслет без камней. Волосы черные и короткие, будто ее остригли после недавней тяжелой болезни. Она встретила меня на внешнем дворе, когда я шла с большой корзиной забирать свежее белье после сушки. Она была невысокого роста с фигурой женщины-ребенка – короткие ноги, тонкие руки, маленькая грудь и узкие бедра. Едва заметный белый шрам на правом виске. Но самым странным и запоминающимся в ее внешности было то, что у нее глаза были разного цвета. Один карий, а другой светло-голубой.