Текст книги "Империя грез (СИ) "

Автор книги: А. Велнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

Поднявшись, он не торопясь облачился в броню из толстых кожаных пластин, которая специально под зимнее время была выкрашена в светло-белое. В некоторых местах краска уже стерлась, но хуже от этого быть не могло, напротив, со стороны в лесной глуши его будет еще более сложно заметить. Нашелся теплый белый плащ с капюшоном и перчатки из белой кожи. Даже белый ремень удалось отыскать, похоже совсем не даром о богатствах дома Севера давно ходили невероятные рассказы. Особенно о том, что все это богатство стояло на войне, грабежах и человеческой крови, как и было заведено у всех харагримов с самого начала времен. Медленно одевшись и проверив каждую застежку, заклепку, каждый шнур и ремень и взяв с собой все выбранное им оружие, Маркус поспешно вышел на малый двор, плотно закрыв за собой тяжелую дверь.

Было уже почти светло. Маркус двинулся в сторону дома, где недавно проходил пир Середины зимы. Теперь необходимо было обговорить со своими друзьями детали предстоящего дела. Сделать это лучше и проще всего было в большом и просторном помещении. У дверей трудно бы было что-то подслушать, а подкрасться к Маркусу в зале для пиршеств оставаясь не замеченным было фактически невыполнимой задачей. У тех, кто устроил похищения Рейва, глаза и уши могли быть повсюду, а мастер клинков снова и снова повторял себе, что права на ошибку в вопросе освобождения Джеми у него попросту не было.

На роль приманки он выбрал двух своих близких друзей из первого состава армии Неприкасаемых. Оба они гостили у него на пиру и обоим Маркус мог доверять безгранично и полностью любую тайну, связанную с ним или его братом. Роль отравленного отваром "Серой белладонны" Маркуса, для отвода глаз и отвлечения внимания, должен был сыграть нермериец по имени Арихани-Ким. А на роль Сарсэи прекрасно, по мнению молодого харагрима, подошла бы воительница из Центральных земель по имени Вилена Шаен-Халли, которую во время войны за Книгу соратники прозвали Волчица. Она и правда чем-то отдаленно напоминала Сарсэю. Такая же хрупкая с виду, светловолосая девушка со столь же непреклонным характером, которая своим длинным изогнутым мечем отправила на тот свет не один десяток жадных до крови язычников. Вилена и Арихани-Ким во время битв за книгу не раз спасали Маркусу жизнь, несколько раз в буквальном смысле закрывая его своей грудью. И вот теперь, в дни однозначного, но все же слегка обманчивого и зыбкого мира вокруг, заручившись их поддержкой, он готов был с легкостью отправится хоть прямиком к дьяволу в гости.

Они уже ждали его в огромном промерзшем зале, который еще так недавно был полон веселья, шума и тепла. Было тихо и светло, и потому огня в давно опустевшем зале никто не зажигал. Очаги тоже были погашены и теперь тут казалось холодней, чем на улице. Впрочем никого из присутствующих это не могло особенно смутить, учитывая, что именно им предстояло обсудить и сделать. Предполагалось, что беседа будет не слишком-то долгой, поскольку что именно было необходимо всем итак давно было предельно понятно.

Сарсэя тоже была тут, сосредоточенная, задумчивая, скрывающая сильнейшую тревогу под маской видимого каменного спокойствия. Глаза ее загорелись теплом и радостью лишь когда в зал вошел Маркус, весь увешанный оружием как древний языческий бог. Девушка постаралась улыбнутся ,но усталость и тревога последних дней брали свое, ее улыбка вышла сломанной и больше вымученной, чем радостной. Маркус тоже улыбнулся, заглянув ей в глаза, и снова подумал про себя, что любой ценой спасет ее сына и постарается не вмешивать ее в ту кашу, которую сам заварил недавно. "Любой ценой" – как часто в своей жизни он произносил эти слова. Его собственная жизнь будет меньшей ценой, которую он согласится за все это отдать, но порой и этого может быть не достаточно.

– Приветствую вас, друзья! – северянин поднял руку по обычаю своих предков. Все собравшиеся в зале молча ответили ему тем же.

– Итак, полагаю все достаточно просто. Согласно нашему плану, Сарсэя, то есть ты Вилена, отведешь меня, то есть Арихани-Кима, к месту, которое мы с братом называли "Зимовьем забытых зверей". Когда-то, очень давно в детстве, я потерял там деревянного волка, которого вырезал для свой сводной сестры из березы небольшим перочинным ножом. В те дни там было медвежье зимовье, но наши загонщики и егеря давно не пользуются этим привалом во время зимней или летней охоты северного дома. Возможно, собравшиеся там воины ждут какого-то подвоха со стороны Сарсэи и, учитывая, что брать им приказано меня, их там должно быть не меньше дюжины. Мальчиком они, не задумываясь, будут прикрываться, словно живым щитом, судя по всему, что я узнал о них. В этом у нас не должно быть ни малейших сомнений. Я постараюсь, пока вы будете заговаривать им зубы, пробраться в хижину и освободить Джеми. Скорее всего, выводить его на улицу сразу они попросту побоятся, ведь так мне много легче будет его отобрать. Если они его выведут, все, что нужно будет сделать, это дотянутся до того, кто будет стоять с ним рядом. Сделать это мне особого труда мне, скорее всего, не составит.

При этих словах харагрима Вилена улыбнулась горделиво и злобно. Она почти не спускала с него светлых, очень внимательных и умных глаз и в них явно читалось восхищение и гордость. Это была гордость за своего старшего брата, лучше которого не существовало ни одного человека на всей этой бескрайней земле. И почти никто на свете не смог бы заметить в них глубоко сокрытую печаль от того, что больше, чем просто братом, он в этой жизни никогда не сможет ей стать. Никто, кроме всевидящей Сарсэи-Кассин, которая сидела сейчас прямо напротив Волчицы и кусала губы, скрывая сильнейшее волнение.

Вилена была практически единственным человеком из легендарной армии Неприкасаемых, которого Маркус лично учил владеть оружием и убивать врагов Предвечного Света. Это было попросту неслыханно, поскольку кроме нее подобной чести удостоился за всю историю один только Рейв из рода Ворона, с которым они вместе росли в доме Севера, как родные братья.

Когда она была еще подростком, на деревню Вилены в центральных землях, напала кровожадная языческая орда огнепоклонников. В ее поселении люди практически первыми на этой земле уверовали в силу Предвечной доброты, за что и были жестоко наказаны иноверцами, живущими в соседних с ними степях. У нее на глазах воины огня убили всю ее семью и всех, кого она знала и любила с самого своего рождения. Над ней самой жестоко надругались телохранители царя и ради забавы отрезали девушке язык. Сложно сказать от чего ей оставили жизнь и не увели в рабство с арканом на шее, или попросту не убили, как всех остальных, что тогда, по ее мнению, было бы на много более милосердной судьбой, чем выпавшая на ее долю.

С того страшного дня Волчица люто возненавидела орду и все, что воплощал собой царь кочевников Мхан-Тервилий-Ба. Она поклялась своей кровью, что станет воином и отомстит за все, что с ней и ее близкими сотворили жестокие нелюди, покланявшиеся багровому огню и кованой стали. Еще множество трудностей и лишений выпало на ее долю прежде, чем она наконец стала одним из первых клинков в Империи Грез. Первой ученицей Маркуса из Рейна, без всяких оглядок на то, что она была практически единственной женщиной среди непобедимого войска Неприкасаемых мечей. У тех, кто видел, как она проливала кровь, и мысли не могло возникнуть о том, что мечем махать, не женское дело. Скорее к счастью, чем к печали, подобное в мире было скорей редкостью, чем правилом. Ко всем, кто желает чего-то поистине сильно, в буквальном смысле всем своим существом, рано или поздно приходит то, что они усердно просили. Волчица позабыла обо всех человеческих чувствах, кроме желания научится дарить жестокую смерть и упиться местью за ее младших братьев и сестер, которых в буквальном смысле растерзали на части прямо перед ней.

Пять долгих лет во время войны за Книгу она сеяла смерть среди тех, кого так люто ненавидела стоя бок о бок с мужами, силе которых практически не было равных. Но когда мстить вдруг стало уже некому, в ее сердце, которое казалось за эти годы превратилось в черный камень из льда, заглянуло вдруг давно позабытое чувство любви. Любви к человеку, которому по его силе ровнять можно было лишь с богами древнего мира. Любовь к человеку, которого не возможно было не полюбить, если хотя бы мгновение проведешь подле него, если хоть ненадолго заглянешь ему в бездонные серо-зеленые глаза. Этим чувством теперь она и жила, поскольку в ее судьбе не осталось больше ничего иного, что могло бы ее интересовать, вдохновлять и придавать ей сил и желания дышать. Лишь это, но не богатство, не почести и не великая слава героев, о которой грезили многие могучие мужи и не в состоянии были изведать. Но если бы сейчас Волчицу спросили о чем же она мечтает больше – быть с тем, кого любит, родить ему сына и согревать его ложе долгими зимними ночами, или снова надеть черную броню Неприкасаемых и встать под алые флаги Империи – Вилена не задумываясь, выбрала бы для себя второе. Хотя ей самой было немыслимо трудно в это поверить, она никогда не ждала, что доживет до окончания этой войны и потому о том, что делать теперь не имела ни малейшего понятия. В ее душе и в сердце жило желание мстить и необходимость ненавидеть. Желание такой силы, на которую способны лишь женщины, у которых однажды отняли много больше, чем у них вообще когда-либо было. И любовь без надежды на ответ никак не могла исцелить ее израненное лишениями сердце.

Маркус тем временем спокойно продолжал говорить, глядя на Арихани-Кима, который уверенно кивал головой, спокойно грызя соленый миндаль, который в пост заменял мужчинам жареное мясо. При каждом сказанном слове из его рта шел густой влажный пар, а жгучий холод вокруг постепенно донимал, противно кусая тело под зимней одеждой.

– Наверняка они выведут ребенка на свет лишь после того как убедятся, что для них я уже не опасен. А возможно они вообще не станут этого делать. Так или иначе, твоя задача притворится человеком, отравленным белладонной. Отрава схожа с опьянением маковым отваром. Его действие всем нам к сожалению прекрасно знакомо. Когда боль от ран была такой, что уже не выдерживал рассудок, маковый отвар приносил нам короткие мгновенья покоя. Тем, кому повезло меньше нас, порой уже навсегда. У серой белладонны в отличие от мака нет запаха и вкуса и действует она на людей далеко не сразу. Он заглянул в глаза Арихани-Киму и неожиданно весело улыбнулся.

– Тебе, Велена, нужно будет вести его под руки к самой двери охотничьей хижины в лесу, как и было задумано теми, кто держит ребенка в плену. Он будет шататься, нести ересь и то и дело его будет рвать прямо тебе под ноги. Все, как и положено в подобном случае, – Маркус перевел взгляд на воительницу, сидевшую сложив руки на груди. – Когда начнется свалка, постарайтесь убить как можно больше и как можно быстрей. Впрочем, не станем кривить душой, вы хорошо это умеете и лишний раз просить вас о подобном нет никакой необходимости. Сразу предупрежу, что один из них все же должен остаться в живых. Потому что если кто-то будет в хижине рядом с мальчиком с оружием в руках, я не стану лишний раз рисковать. Я сразу оторву этим людям головы. Подальше от греха. В эту хижину есть вход через крышу, о котором никто не может знать. Мы нашли его еще детьми и никто не стал его заделывать, поскольку это было попросту никому не нужно ни тогда, ни тем более сейчас. Думаю я и теперь пролезу в него без особого труда. Как только это случится, я подам вам знак. Как делал это в былое время. Услышите его, начинайте двигаться к заброшенному дому. Времени у нас будет мало, но его должно будет хватить.

– Можно сказать "по старой боевой традиции"! – усмехнулся Арихани и стряхнул с рук мелкую соль и шелуху от орехов. – Рад, что могу помочь тебе, Маркус. В последнее время со мной мало что происходит. Один день стал похож на другой, как капли дождевой воды! Я даже думал бороду с вечера сбрить, чтоб издалека больше походить на тебя.

– Нет необходимости, – Маркус покривился. – Когда тебя начнут пристально разглядывать, вопрос будет уже не в бороде и цвете волос, а в том, чей нож будет быстрей.

Оба они не добро усмехнулись слегка самодовольно, словно два выспавшихся в тепле тигра, которые предчувствовали скорый вкус свежей крови. И, очевидно, далеко не в первый раз в своей жизни.

 
Арихани задумчиво продолжил свою мысль:
 

– Богатая и сытая жизнь, о которой я мечтал, когда мы с тобой воевали, оказалась смертельно пустой и скучной, как одна и та же мелодия, которую никак нельзя прекратить. Кто бы мог подумать, что теперь я больше всего на свете снова хочу взять оружие в руки и бросится вперед на вражеские клинки. Пролить свою кровь, но предпочтительней конечно чужую. Похоже, войну, однажды ожившую в сердце, остановить в себе уже невозможно, – после этих слов все почему-то довольно долго молчали.

У Арихани-Кима был голос, совершенно не подходивший к его хмурой и суровой внешности. Он выглядел молодо, но крайне сурово от всего, что когда-то пережил. Темная кожа лица, короткая черная борода, острым клином уходящая вниз на подбородке. Острые черты лица, густые вьющиеся волосы, перебитый нос и ужасный темный шрам через все лицо, проходящий по лбу и щеке через левую бровь. Говорил он при этом спокойно и очень уж мягко, будто журчащий прохладой ручей. Таким легким голосом мог обладать странствующий священник или "Хранитель историй", которого с радостью пускали в любой дом и ни в чем не отказывали, покуда вечером он рассказывал всем собравшимся за домашним столом бесчисленное множество сказок и волшебных сказаний древних и новых миров.

Вилена просто сдержанно кивнула головой, подняв вверх большой палец правой руки, затянутой в черную перчатку – не стоит, мол, переживать.

– Пока неизвестно сколько их всего и сколько будет прятаться в окрестностях, поэтому я пойду первым и все как следует проверю. Я тут вырос и очень люблю этим места, мне известен тут каждый куст, каждый камень и каждая травинка в отличие от любого, кто обосновался там совсем недавно и явно не навсегда.

– Есть одна деталь, Маркус, о которой ты не пожелал говорить со мной прежде, – спокойно проговорила Сарсэя, подняв вдруг светлую голову.

Он заметил, что она нервно теребила на тонкой руке тяжелый браслет, искусно свитый из толстой золотой проволоки и усыпанный светлыми сапфирами. Тот самый, что Маркус подарил ей сразу после окончания пира. Он поймал себя на мысли, что ему было приятно от того, что теперь она носила его не снимая.

– Среди тех, кто ждет нас в медвежьем зимовье, могут быть люди, которые хорошо меня знают еще с прошлых моих свиданий с сыном. Возможно даже они знают мой голос и то, как я выгляжу, и Вилене не удастся обмануть их нашей сомнительной схожестью. А это значит, что с твоим другом в любом случае должна буду пойти я.

– Исключено! – Маркус коротко усмехнулся и покачал головой. – Слишком опасно! Мне хватит одного мальчика в плену! Я не смогу сражаться и следить за тем, чтоб с вами обоими ничего не случилось! Я даже обсуждать это не стану!

– На такой случай они придумали заветное слово, которое я должна буду выкрикнуть прежде, чем приблизиться к ним. И во всем, что мы делаем один только сильный просчет. Ты этого слова не знаешь и не должен знать, а Вилена не сможет его произнести, потому что, к моему огромному сожалению, давно лишена возможности говорить.

Маркусу всего на секунду показалось, что она сейчас солгала ему, но мысль эта прошла мимо сознания, как жужжащий отравленный дротик, брошенный в его сторону не слишком умелым врагом. О подобном врать в ее положении было просто бессмысленно.

Маркус шел впереди по дневному заснеженному старому лесу, а Вилена следовала за ним ступая точно след в след за ним и делая все, что делал он. Он и правда знал эти места куда лучше других и потому, не смотря на все возможные предосторожности, двигались сквозь чащу они достаточно быстро. Волчица тоже была теперь одета во все белое и вооружена в буквальном смысле до зубов, правда ее клинки были значительно легче. Маркус двигался абсолютно бесшумно и незаметно, как белый призрак, или полярный волк на затянувшейся зимней охоте. Порой, замерев на месте, он подолгу вглядывался в слепящую снежную чащу, лежащую прямо перед ним. Затем, убедившись, что опасности нет, и лес никто кроме них не тревожит своим присутствием, он медленно продвигался дальше на определенный отрезок пути. Оставаться невидимкой в лесной глуши в любое время года его обучил младший брат. Рейв – житель глухих западных лесов в любой непролазной чаще был в собственной стихии, как хищная рыба в воде или коршун в заоблачном небе. Было жаль, что сейчас его не было рядом.

Они шли достаточно долго, местами буквально утопая в снегу, но путь их вышел на лесную возвышенность и вскоре дорога стала более легкой для людей, увешанных тяжелым оружием. Маркус и Велена почти уже дошли до лесной опушки у "Мышиного ручья", успешно миновав завалы от летнего грозового бурелома внезапно преградившие им дорогу. За ними теперь было рукой подать до старого зимовья "Забытых зверей" и потому торопится было нельзя, ибо теперь любая неосторожность могла привести к провалу всего, что было задумано. Маркус замер на месте, закрыл глаза и начал буквально впитывать в себя каждый окружавший его звук, каждый мельчайший шорох и возможный шум, которым жил холодный зимний лес вокруг него. Никак нельзя было пропустить часового, притаившегося в снегу или в густом еловом лапнике на вековой сосне перед ним. Они шли практически единственным направлением, которым сюда можно было добраться со стороны Штормовых колец и от Северной деревянной крепости. Маркус пристально изучал все, что его окружало, при этом забыв обо всем прочем, что могло бы его отвлечь, даже о том, что человеку для жизни нужно дышать.

Внезапно он почувствовал как что-то резко изменилось вокруг, будто его кто-то ждал все это время, а теперь услужливо открыл перед ним несуществующую дверь в глухую и чуждую пустоту иного враждебного ему мира. Колючий от холода воздух сгустился как замороженное взбитое молоко. Все перед ним замерло на короткий миг так, словно кто-то смог остановить привычный порядок течения времени, а после небрежно бросил его как перчатку на снег. И ему показалось, что только он один смог все это почувствовать.

В нескольких сотнях шагов перед ними в низине у черных, поросших мхом, камней, словно из прожженной морозом пустоты, появился вдруг темный силуэт женщины, одетой в грязные лохмотья. Усталая и сгорбленная, одетая в изодранную черную робу, согнувшись в три погибели, она проворно переставляла короткие босые ноги, неся на угловатых плечах вязанку бурого хвороста, стянутую задубевшей от холода веревкой. Силуэт появился из-за высоких заваленных снегом деревьев так, будто кто-то быстро нарисовал его в белом тумане куском жирного древесного угля. Маленькая фигура, согнутая под тяжестью ноши, сдавлено напевала себе под нос старинную мелодию детской колыбельной, которую Маркус слышал множество раз от молодой жены отца, что по ночам качала маленьких детей на руках. Что-то не так было в появившемся перед ним человеке. Во всем, что она являла собой. Харагрим понял вдруг, что тот, кто только что вышел им на встречу в заметенном снегом лесу, вообще человеком никогда не был и даже не слишком старательно пытался скрывать свою суть от других.

Он понял, что просчитался, когда ночью решил придти сюда, не обдумав, кому именно это могло быть на руку на самом деле. Что все это была простая ловушка, столь примитивная, что больше напоминала приглашение о встрече, на которую ему лучше было не особо спешить. Впрочем, встреча эта всегда была лишь вопросом времени. Это конечно не шло ни в какое сравнение с западней, в которую угодил недавно его младший брат, пусть даже Рейв с Алией все продумали и подстроили заранее. Это было именно то, чего он с самого начала опасался больше всего. Слишком уж рано пришел их черед встретиться лицом к лицу с теми, кто все это начал долгие столетия назад. С теми, для кого все они были лишь средствами достижения великой и одновременно немыслимой жуткой цели уничтожения мира. Все случилось как ОН его и предупреждал в самом начале всей этой странной истории. Жаль что тогда совсем не было времени его более внимательно слушать.

Женщина остановилась на месте и скинула охапку сырых веток на землю. Большая тугая вязанка с хрустом рухнула на сухой снег перед ней. Она выпрямилась и сняла рваный капюшон из гнилой темной ткани со своего круглого бледного лица. И тут все сложилось, как древня загадка про шесть разноцветные камней. Про светлые и темные камни, точь-в-точь как глаза этой странной девушки. Он уже встречал ее совсем недавно во дворе свой собственной крепости. Только тогда она была совсем еще ребенком и подарила ему странную картонную карту с ярким рисунком меча в небесах.

– Маркус! Я знаю, ты тут! Я чувствую твой запах на снегу. Выходи! Поиграем немного!!! – голос ее действительно не мог принадлежать человеку. Скорее огромному и злому пауку, который на время им обернулся. И эхо от этого холодного и стрекучего голоса жило своей собственной жизнью, разойдясь по кронам заснеженных елей, словно сотня острых металлических игл.

Скрываться от нее уже не было ни малейшего смысла. Маркус повернулся к Вилене и, усмехнувшись, спокойно проговорил в полный голос, глядя ей прямо в глаза:

– Уходи отсюда, сестра! Прошу тебя! Этот противник не для тебя! Прости, что впутал тебя во все это. Это только моя война и дальше я должен буду пойти один.

 
Волчица нахмурилась, не понимая что именно он сейчас ей сказал.
 

– Уходи, Вилена, это приказ, – спокойно повторил мастер клинков голосом человека, который никогда не терпел с собой никаких пререканий.

Девушка нахмурилась еще сильней и, злобно мотнув головой, рубанула рукой воздух в знак того, что повиноваться подобным словам она отнюдь не собирается. В ее глазах встало одновременно непонимание, злость и жгучая обида. Чего такого испугался величайший воин Империи там внизу у деревьев. Неужели босоногой оборванки с вязанкой дров на горбатой спине? От чего он прогоняет ее? Ее, смерть несущую воительницу, которая готова навечно в рабство пойти по первому его слову. Человека, который никогда прежде не жалел и не будет жалеть себя ради того, во что все они так свято верили. Ради того, во что верил он.

– Уходи! – он указал рукой в белой перчатке в сторону Северной крепости и голос его резал ее больней самого острого ножа.

Все, что случилось дальше, Маркус из Рэйна после мог вспомнить с огромным трудом. Будто короткие обрывки забытого страшного сна, которые и без того снились ему теперь беспрерывно каждую ночь.

Волчица нахмурилась сильней и почти бесшумно оскалилась. Именно за подобное выражение лица она и получила свое прозвище когда-то очень давно. Вилена на языке ее племени значило "любящая" и это имя прекрасно ей подходило когда-то, пока к порогу ее дома не подошли люди с факелами в руках, закованные в грязную сталь.

Спустя один удар сердца воительница что было сил кинулась вперед в низину на встречу темной фигуре нищенки, по-прежнему неподвижно стоявшей внизу у больших темных камней. Маркус потянулся следом, но не успел всего на один краткий миг. Стальная рука в белом сжалась, поймав пустоту.

Вилена бросилась вниз что было сил. Он кинулся следом за ней, перехватив копье левой рукой. Поймать ее было не так просто, как могло показаться. Он сам учил ее уходить от любого удара, выпутываться из любого захвата, делая из нее по-настоящему неуязвимого противника. Маркус был очень хорошим учителем, хотя сам отказывался это признавать. Ученики хороших учителей почти всегда во многом превосходят тех, кто их когда-то учил, во многом, но увы не всегда абсолютно во всем. На четвертый прыжок он отчетливо понял, что схватить ее у него не выйдет и потому решил ударить ее древком копья по ногам под колени пока она не натворила глупостей, которые потому уже нельзя будет исправить.

Он, к сожалению, не успел и этого. Внезапно что-то ударило Вилену в спину. Нечто темное, большое и невероятно быстрое. как катапультный снаряд, скачущий по земле. Молниеносная тень с воем сбила Волчицу с ног и с силой швырнула далеко вперед, почти к самым ногам жутковатой ведьмы в лохмотьях. От внезапного удара воительница лишилась сознания и возможно даже жизни. Слишком невероятным и сильным был это столкновение. Пролетев по снегу остаток пути до низины, девушка замерла на белой земле, лежа лицом вверх и беспомощно раскинув руки в стороны. На лице была кровь, глаза, в миг ставшие мутными как старое стекло, бессмысленно смотрели в слепящее зимнее небо, а над ней вдруг, громко стрекоча, сгустилась непроглядная тьма, обретя четкие черты жуткого пастыря Тьмы. Это была Химера. И появилась она так, словно кто-то совместил две стеклянные линзы в огромном волшебном устройстве и от того на зыбком черно-белом фоне проступили черты древнего чудовища, еще более черного, чем все, что когда-либо видели люди. Демоница жутко зарычала, прижав тело Вилены к земле передней лапой, вооруженной когтями длиной с жало копья. Когти отчетливо звякнули в воцарившейся тишине, как пять клинков, разом вылетевших из ножен.

– Не нужно дергаться, Маркус. Если не хочешь, чтоб мои сестрички спустили с нее кожу тонкими лентами. Твое оружие, как и вся твоя сила, против них все равно бесполезна. Так что просто подойди ко мне ближе и прими ту судьбу, что была тебе уготована провидящими силами.

Чуть левее от них, так же из пустоты, появилась вдруг еще одна Химера. Она, напротив, прижав прямоугольную голову к земле, начала вдруг омерзительно и звонко хихикать, как маленький ребенок, оказавшийся на дне глубокого сухого колодца. Мастер клинков пока не видел третьего чудовища, но явно чувствовал, что оно было где-то рядом с ними. Справа от него, в густых зарослях болотного можжевельника. Сейчас настало время пустить в ход все, что он умел. Все, что мог и все, что желал когда-то.

Он глубоко и ровно вдохнул и внутри него будто пришел в действие какой-то не ведомый никому механизм. Он легко прыгнул вперед, бросив копье на снег. С обеих его рук со свистом ушло вниз два тонких и коротких ножа. Те самые скрытее клинки, которые он утром аккуратно спрятал в рукава своей белой одежды. Два лезвия полетели вперед с такой силой, что с легкостью раскололи бы пополам промасленные корабельные доски. Черные силуэты адских чудовищ даже не двинулись с места. Острая сталь не вошла в их плоть и не отлетела от шкуры как от полированного камня. Они просто исчезли внутри их, на вид почти плоских, антрацитовых тел. Так, будто ушли в абсолютную пустоту или были сожраны бездонным черным омутом проклятой кем-то воды. С таким же успехом дождевые капли могли бы пытаться раскрошить гранитный утес или пробить насквозь великую морскую гладь.

Девушка с разноцветными глазами звонко рассмеялась, запрокинув голову назад. Она была совершенно спокойна и наверное ей было даже капельку скучно. Как может быть скучно человеку, на которого пытался напасть средних размеров кузнечик.

– Вот видишь? Со своими железками ты жалок и бессилен. Спустись ближе ко мне и прими то, что я тебе приготовила. Тебе и всему этому миру.

Маркус медленно поднял с земли копье и почувствовал вдруг, что древко в руке стало горячим. Ему почудилось даже будто оно едва заметно начало дрожать в его широкой ладони, будто оживая. А потом он услышал голос за спиной. Всего одну короткую фразу, будто прокатившуюся у него по плечам, войдя глубоко в перенапряженное сознание.

– Убей их, – прошептал голос сквозь зимний холод отчетливо и тихо. Древко, выточенное из железного дерева, в буквальном смысле начало обжигать ему руку. Мастер клинков понял вдруг, что говоривший с ним голос был ему знаком до ноющей боли в груди. Он очень давно не слышал его. И всегда больше всего на свете хотел его слышать. Наверное именно так и теряют рассудок люди, одержимые идеями, которые кроме них никто больше разделить попросту не в состоянии. Но прямо сейчас это было абсолютно не важно. Его никогда не нужно было просить дважды убить посланников Тьмы. Особенно если просила об этом Она.

Снова повисла глухая тишина. Даже Химеры замерли яркими черными кляксами в белоснежной мгле, неподвижные, будто серые камни вокруг.

 
Северянин вдруг расхохотался весело и злобно:
 

– Молитесь, твари поганые, любому Богу на выбор!!! – потребовал он и плавно, и легко бросился вперед со всей скоростью, на которую был только способен. Время вокруг потекло очень медленно, так медленно, что показалось, будто остановилось совсем. Не остановились лишь посланники ада, стоявшие перед ним, и теперь их скорость с ним, была примерно одной. Химера, державшая лапой тело Вилены, с рыком, напомнившим раскат грома на летнем небе, прыгнула вперед, поняв очевидно, что уговоры на мастера клинков воздействия не возымели. Через несколько мгновений они уже столкнулись на середине пути. Маркус ударил тень острием копья справа налево и вопреки ожиданиям всех присутствующих здесь в этот момент, острый и длинный клинок, громко хлопнув, пробил густую антрацитовую шкуру демоницы и прошил ее тело насквозь, как живую плоть, способную чувствовать боль, истекать кровью, и умирать. Удар прижал зверя к земле, уложив прямоугольное извивающееся от боли и ярости тело набок. Мастер клинков молниеносно выхватил копье и ударил второй раз сверху вниз туда, где в его понимании у демона должна была быть шея, державшая огромную голову. Что-то влажно хрустнуло и на снег, мигом протопив его до земли и выбив столб теплого пара, полилось что-то черное и вязкое, будто деготь. Маркус пнул отрубленную голову ногой. Вытянутая, как громадная ящерица с горящими белым пламенем глазами, она, словно зеленый арбуз, покатилась вниз по снегу, разбрызгивая маслянистую кровь и весело подскакивая на кочках, покрытых инеем сухим от суровых морозов.

Демоница в лохмотьях издала вдруг истошный вопль, эхом разлетевшийся по лесу вокруг. Крик был таким, будто кто-то только что отрубил ей руку по локоть. Возможно, именно так оно и было. Тело обезглавленной химеры продолжало еще жить, в дикой ярости бессмысленно загребая кривыми короткими лапами, крутясь и взбивая кашу из черной крови, снега и земли, от мороза хрустящей и ломкой как мел.

Маркус, легко перехватив темное древко и не теряя ни единого мгновения, как волк на охоте, бросился дальше, невозмутимо глядя прямо на злую колдунью с пестрыми глазами ребенка. Главным было успеть. Это единственное, что в данный момент имело значение. И, кажется единственное, что имело значение всегда. Вторая тень так же ударила в лоб, безжалостно и быстро. Демоница, хохочущая как полоумный мальчишка, налетела на острие копья чуть ниже своей широко раскрытой пасти, усеянной длинными и черными зубами. Жуткая челюсть щелкнула как два острия полукруглой пилы, сошедшиеся на мгновение вместе. Маркус присел при ударе на правое колено, уперев древко копья в землю и подняв острие на уровне прыжка омерзительно смеющегося чудовища. Примерно схожим образом летней порой охотники ставили на пики матерых вепрей, поднятых из густого подлеска гончими псами. Вес химеры, упавшей на копье, был поистине чудовищным и она сразу начала скользить вниз по полированному железному дереву, грозясь отхватить Маркусу голову. Он дернул древко вверх, вывернув тело чудовища и, поднявшись с колен, левой рукой ухватил черен ровно за середину, а правой, что было сил, надвил на него сверху вниз. Получился рычаг, на одном конце которого было длинное жало. Снова послышался хруст и еще одна прямоугольная голова, состоящая из непроглядной черноты, улетела в сторону, начисто срезанная острием, словно гигантскими клещами. Из остатков тела на землю хлынула кровь, по виду напоминавшая темную кипяченую смолу. Со снега под ногами, как и в первый раз, ударил столб густого и влажного пара. Девушка в лохмотьях снова истошно закричала в полный голос и крик ее напомнил вой тонкой двуручной пилы, грызущей громадное вековое полено. Она продолжала стоять на обеих ногах и, разведя руки в стороны, дергалась, будто кто-то бил ее кнутом по спине. Возможно в некотором смысле именно так это и было.