Текст книги "Империя грез (СИ) "

Автор книги: А. Велнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)

– Да. Все не дают покоя всем моим старым кошмарным снам. Утренний пир уже начался? – сонно моргая поинтересовался Маркус у побратима и растер ладонями лицо.

– Скорее еще не закончился вечерний, – весело ответствовал тот.

– Я еще не ложился. Наш отец спросил у меня вчера, что я буду пить. Светлое пиво, темное пиво, красное вино, белое, розовое или синее? Или быть может сразу крепкую настойку на рябине, "Миндальный спотыкач", "Мятную вязкость" или "Черную лакричную обманку"?

– Я ответил, что буду пить все, именно в такой последовательности, как он предложил, –

Маркус тихо рассмеялся. – И вот я тут. Оберегаю твой сон. Пока что из предложенного я дошел только до синего вина, которое к слову сказать для меня уже на один вкус со всеми цветами до него. Но торопить меня дальше вдруг стало некому. Все, с кем я пил, повалились спать, где сидели. Слабый северный народ. Потомок Ворона фыркнул, будто большой лесной кот, обжегшийся о кипяченое молоко.

Затем он вдруг напрягся всем телом, прищурил глаза, завел правую руку за спину и коротко ахнув, резким броском метнул в противоположную стену тонкий обоюдоострый клинок. Точеная сталь свистнула и с тяжелым хрустом намертво вошла в сухую прямослойную сосну.

Присмотревшись внимательней, Маркус понял, что побратим пригвоздил к струганной балке огромного ядовитого паука, которого в народе называли "гремучником". Укус его был не смертельным, но для человека крайне неприятным и болезненным. Паук был размером с половину медной имперской монеты, жирный и тошнотворно блестящего, как рыбья чешуя.

– Посланники дьявола, – оскалился Ворон и улыбнулся словно сам себе.

– Боже, как тебе только удается подобное? В таком то утомленном состоянии.

– Все просто, – твердо заверил Рэйв, поднял руку и тем самым пытался радушно приветствовать брата. – На самом деле, это не паук ползет по бревну, это бревно ползет под пауком. И я как бы целюсь сквозь маленькое и незначительное, попадая при этом в огромное и важное для меня самого. А если говорить серьезно, то я целился мимо. Ты сам меня этому учил, когда в детстве я никуда не мог попасть. Ты просто говорил мне, целься мимо, брат. Как видишь, в итоге стало немного получаться.

Маркус молча прошел к окну, где стоял бочонок с холодной водой и не задумываясь, целиком опустил в него свою косматую, воспаленную кошмарами голову. Вынырнув, он стер воду с лица и отплевываясь замер на мгновение, упершись руками в узкие деревянные края. После чего задумчиво произнес:

– Мне кажется, что после выпитого вчера я не могу думать.

Она начал озираться в поисках чего-то, чем можно бы было вытереть намокшие волосы. Найти полотенце никаких надежд не было и потому его старая походная рубаха вполне сгодилась для этой незатейливой цели.

– Маркус, на наш… На пир сегодня ночью приехал царь, – заявил внезапно Ворон, оглядывая комнату мутным взглядом.

– Кто приехал? – харагрим от услышанного вытянул мокрую голову вперед и нахмурил тонкие брови.

– Царь!

– Отец пригласил на пир… царя?

– Да. Ваш северный родич. харагрим. По имени Марх… Мархарвир в леса.

– Мхарвин Лиса?

– Точно! – Рэйв широко и устало улыбнулся полностью довольный собой.

– Да. Только он Хирдмарин. То есть вождь дружины. Цари, это у вас в восточной земле бывают. Вернее бывали до войны за Книгу.

– А кто еще прибыл, пока я спал?

– Кажется к нам приехали около дюжины знатных дам в составе благородной родни, свиты и под вооруженной охраной. Прямиком из столицы.

– Приплыла даже одна северная принцесса и с ней пол сотни суровых бородатых мореходов с секирами в форме полумесяца. Я не помню точно, сколько именно их было в итоге, потому что после белого вина все они начали двоиться у меня в глазах и очень, ну просто очень громко со мной разговаривать, пытаясь перекричать музыкантов. Но все были очень милы собой, я почти уверен в этом.

– Ты сейчас, про мореходов с топорами?

– Про девиц. Клянусь святым копьем!!!

– Зачем они здесь? – северянин вдруг насторожился, пораженный внезапной догадкой.

– Они все без исключения прибыли с целю заключения с тобой брачного союза.

– Что??? – сдавлено крикнул Маркус. У него от чего-то разом отказали и без того слабые с похмелья колени и он упал обратно на твердую постель. Прочистил горло и уже севшим и будто простуженным голосом спросил снова. – Что? – Глаза его сами собой превращаться в крупные монеты.

Ворон пьяный до состояния полной невозмутимости сделал руками движение, будто ребенок, который лепил снежки из рыхлого снега.

– Узы брака с великим домами Империи. Они говорят, война окончена. Нужно думать о том, как жить в новом мире.

– Рейвен, скажи мне, сколько же я проспал?

– Столько, сколь я пропил. То есть всю ночь, день и еще одну ночь напролет. Ничего удивительного, ведь ты за последнее время вообще потерял даже намеки на сон. Эти кошмары сведут тебя с ума, брат мой, или вовсе убьют еще вернее разящей стали.

– Предвечный Свет! – застонал Маркус, обхватив руками гудящую голову. – Где моя одежда? Он, вскочив снова, кинулся вперед и зачем-то схватил валявшийся посреди комнаты сапог. – Как думаешь, сколько еще дней никто не заметит, что меня давно нет в крепости севера?

– Прекратить истерику! – потребовал Рэйв, поднимаясь с пола. – Это бесчестие для нашей семьи. Подумай, что скажут о нашем отце благочестивые люди. И церковный синод, червей ему в печень! Или ты полагаешь, тот факт, что он воспитал лучшего воина в Империи, спасет наш дом от любого позора? А тебе даст возможности вести себя безрассудно и глупо?

– Я не лучший воин Империи. Я устал всем это повторять. Ремилион-Хэмли – лучший!

– Телохранитель императора? Хороший и даже прекрасный боец. Но Ремилион-Хэмли стареет. К тому же, в битве двух воинств у Ветряного колеса ему сильно перебили колено.

– Это не мешает ему оставаться лучшим! – Отрезал Маркус, натягивая праздничную черную рубаху, расшитую у ворота тонким и очень ярким серебром.

– Я, признаться, очень рад, что армия Неприкасаемых в том сражении заходила с южной стороны, огибая перевал Галтаниэля слева от Черных гор. И мы с ним так и не сошлись лицом к лицу. Боюсь, если бы это случилось, сегодня великим семьям Империи совершенно точно не к кому бы было свататься в этом доме. Разве что к тебе самому, да только все у нас знают, что ты дал обед безбрачия до времени пока языческая религия не будет стерта с лица земли окончательно!

– Ерунда. Радоваться о том, что вы не встретились стоит самому Хэмли. Он был и остается язычником, Маркус. И значит, он никак не может быть лучше и уж тем более сильнее тебя.

– Такие глупости простительны тебе, брат, лишь потому, что за два дня ты выпил без малого треть винных запасов отца. И сейчас похож на флягу, до краев наполненную пшеничной водкой, – съязвил Маркус и покачал мокрой головой.

 
Рэйв пропустил замечание мимо ушей, беззаботно махнув рукой.
 

– В той самой битве он стоял с другой стороны, под знаменами армии короля еретиков. Лишь потерпев поражение, когда его Боги в ужасе отвернулись и позорно бежали, он вдруг уверовал в Предвечный Свет? Не смотря на то, что тогда, за Галтаниэлем их стояло в три раза больше, чем нас, мы выкосили всех, словно серп сорную траву. Я не сильно верю в то, что человек вроде Хэмли, так запросто может отказаться от того, во что верил сам и верили все его родичи и сто поколений предков до него. Он конечно принял нашу веру, но кто знает, кому он на самом деле молиться по ночам. Язычники охраняют нашего Императора! Мир давно катиться в ад! Куда вообще смотрит Орден Тайн? Не приложу никакого ума. Но довольно о глупостях. Сейчас я скажу тебе о важном! У прибывшей принцессы Севера очень чувственные губы и добрые зовущие глаза. Да и тело, надо отметить, весьма многообещающее в плане возможности продолжения рода, – Рэйв сипло расхохотался посаженным от криков и спиртного голосом.

Маркус смеялся с чуть меньшим энтузиазмом, прикрывая рукой рот, и настроение его после жуткого пробуждения от повторяющегося каждую ночь кошмара постепенно немного улучшилось.

 
Отсмеявшись правнук Ворона спросил:
 

– Что ты собираешься со всем этим делать?

– Для начала я пожалуй тоже снова выпью, – харагрим взял с пола кувшин брата и, исполненный торжественного и скупого отчаяния, осушил его до дна четырьмя могучими глотками, достойными беспрекословного уважения. Маркус шумно выдохнул, вытер губы, моргнул несколько раз, принимая в себя ароматный, сладкий и огненно крепкий напиток, затем небрежно отбросил кувшин в сторону. Сосуд из обожженной глины при ударе о деревянный пол с влажным и глухим звоном обиженно лопнул.

– Отвечать всем невестам сразу необязательно. На окончательный выбор могут уйти долгие годы. Ты же, как никак, легенда! – примирительно заявил Рэйв, подняв правую руку.

– Никакого выбора не будет. Я откажу всем без исключения. Если кто-то будет возмущаться… То тогда, ты набьешь всем морду!

– А если возмущаться станет цветущая дева? – опешил Рэйв.

– Проявим большую деликатность. Нужно будет облить ее с ног до головы крепким вином, испортив дорогое платье. Она опечалится и удалится с пира а возможно даже из крепости.

– Ага и вдогонку ей еще повозку поджечь! – кивнул Рэйв и снова захохотал.

– Потом перед Императором оправдаемся тем, что ты знатно перепился на пиру. О твоей способности выпить море спиртного давно ходят легенды, одна суровее другой.

 
Рэйв внезапно снова стал очень серьезен.
 

– Тогда предлагаю спуститься вниз и не дать развеяться этим суровым легендам.

Пир в честь середины зимы был в самом разгаре своего третьего дня проведения. Великий Северный Дом, который после войны за Книгу чаще стали называть Домом Маркуса, принимал у себя несколько сотен высоких гостей со всех уголков необъятной Империи. И без малого около трех сотен сопровождающих их лиц – слуг, поверенных, телохранителей и рабов из ближнего круга. Проходил пир в месте, которое принято было называть "Деревянная крепость". В большом зале древнего дома пировали знатные люди и их приближенные, герои войны и хмурые мореходы с Севера, а в двух малых залах веселились и пили все прочие, за исключением разве безмолвных и бесправных рабов старой крепости. Стоило сказать, правды ради, что уже ближе к середине третьего дня все пировавшие без исключения постепенно перемешались между собой. Маркус сидел во главе основного стола в большом зале рядом с братом, ел черный пышный хлеб, ароматное печеное мясо с длинного ножа, много смеялся и в умеренных количествах отпивал любимое малиновое вино года Ворона из огромного золотого рога. Нельзя было не заметить, что он от чего-то постоянно прибывал в напряжении, как туго сжатая пружина, и крайне пристально наблюдал за всем, что творилось вокруг. Он хорошо понимал, что встреча с имперским убийцей на тракте не сможет пройти для них бесследно. Маркус пристально следил, в буквальном смысле за всеми, кого мог увидеть ожидая чего-то. Он чем-то напоминал сейчас огромного сторожевого пса, ушедшего в дозор и сидящего под солнцем на высоком холме у дома. Его отец покинул залы еще утром, сказавшись на усталость и боль в коленях, он, слегка покачиваясь, ушел спать до полного наступления темноты.

Громок играла музыка, но она была всего лишь приятным сопровождения торжественного шума. Зал, словно улей, гудел от разговоров и сотрясался от пьяного смеха. В очагах пылал огонь, отгоняя уличную сырость и холод. Всюду несли на глиняной посуде горячую еду и разливали теплое зимнее вино, а также ледяное темное и пшеничное пиво. На вертелах аппетитно жарилось мясо с пряностями, приятно и совсем по-домашнему пахло свежим пшеничным и черным хлебом и острыми соленьями. Царила атмосфера веселья и откровенной и вполне искренней радости от затянувшихся праздничных дней. Именно этого всегда и старался добиться приемный отец Маркуса. Вероятно, у него так хорошо получались эти торжества зиму за зимой, потому что он никогда не приглашал к себе кого попало. Он был старым воином и большую часть жизни прожил еще при языческих богах. Интриги и политика нового мира его абсолютно не интересовали. За стол с ним могли сесть лишь те люди, которых Северный Дом и вообще Империя по-настоящему уважали. Для этого вовсе не нужно было быть благородным, богатым или могущественным человеком. Достаточно было просто быть собой, если конечно это вообще чего-то стоило в мире вокруг.

Было совсем не мудрено, что в царившей хмельной суматохе никто, кроме младшего хозяина, не заметил пришедшего на пир чужака. Человек бесшумной походкой вошел в ярко освященный зал, облаченный в легкую пехотную броню цвета сухого песка, на широком ремне висел короткий меч, каким пользовались преимущественно люди западной части Империи Грез. На пришельце была короткая куртка без рукавов из шкуры лесного волка, голова которого с острыми стоящими вверх ушами была сделана в виде капюшона и наглухо покрывала голову вошедшего. Вид у юноши был крайне надменный. Казалось, будто он зашел не на пир Великого имперской семьи, а в убогие чумные бараки рабов в соляных рудниках. Он осмотрел зал и, безошибочно определив в молодом харагриме хозяина, не задумываясь направился к нему бесцеремонно, расталкивая всех, кто попадался ему на пути.

Макрус нахмурился и его взгляд не предвещал незнакомцу ничего хорошего. Встав напротив стола, пришедший без приглашения человек небрежно смерил северянина взглядом и, презрительно скривив сухие обветренные пухлые губы, тихо спросил:

– Ты значит Маркус из Рэйна?

– А кто интересуется? – ледяным тоном осведомился Рейв, сидевший по правую руку от брата. Он был сейчас в том опасном состоянии опьянения, когда начинает казаться, что прочти все вокруг тебе не обоснованно грубят.

Маркус даже рта открыть не успел. Неизвестный проигнорировал внука Ворона, словно тот был чем-то не существенным, и это было уже второй ошибкой, которою он совершил, зайдя на торжественный пир Середины зимы в доме севера.

– Ты Маркус из Рейна? – громко повторил чужак свой вопрос и подбоченился.

Заслышав громкий и явно враждебный голос, от стен в глубине зала отделились четыре темные и молчаливые, как тени, фигуры, едва заметные в полумраке задней части зала. Это были лучшие телохранители первых лиц Империи Грез. Они всегда присутствовали подле тех, кого охраняли и потому в народе их часто называли "близкими".

Маркус сделал им сигнал едва заметно, что вмешиваться в разговор пока не стоило и жизни гостей ничего не угрожало. Мрачные стражники остались стоять на месте, наблюдая за развитием событий и держа сильные закованные в сталь руки на рукоятях длинных мечей.

 
Рейв повернулся к Маркусу и понизив голос спросил.
 

– Может ему стоит уши отрезать, если он все равно ими не пользуется? – Харагрим положил брату руку на плечо и улыбнулся.

– Подожди! С этим парнем что-то не так! – Затем повернулся в пришельцу и весело спросил. – Ты знаешь мое имя. Но я не знаю твоего.

– Я вызываю тебя на поединок! Прямо сейчас! Бой будет до смерти!

Все на пиру, кто услышал сказанное, дружно и совершенно беззаботно грохнули радостным смехом. Наверное даже хмурые телохранители не смогли сдержать веселья от услышанного. Не смеялся только сам Маркус, внимательно изучая человека в волчьей куртке и его брат пьяный, оскорбленный и потому злой, как раненная росомаха.

– Я тебя чем-то обидел? – изумился Маркус.

– Обидел??!! – заорал Рейв. – Если бы ты его обидел, от такой обиды он скорее всего бы давно уже умер!

– Подожди! – спокойно попросил северянин брата во второй раз.

– Тебя называют Мастером Клинков и первым мечом Империи Грез. Но я лучший среди учеников Школы Стали. И сегодня, когда ты будешь с позором повержен, все узнают, кто же на самом деле первый воин на этой земле, – пришедший говорил надменно и холодно.

– Школа Стали. Это где-то на востоке. Я много слышал про нее. Там изучают боевое искусство и преимущественно путь короткого остроконечного меча. Достойное место, – отвлеченно проговорил харагрим.

– Бери меч и сражайся! Или ты струсил!? – Пришедший начал терять терпение и почти перешел на крик. И возможно так было потому, что над каждым его словом, равно как и над ним самим постоянно и крайне задорно смеялись с полсотни самых прославленных мужей Империи. Кому-то из гостей возможно даже показалось, будто все это подготовлено заранее и разыграно по ролям ради праздничной потехи пришедших, на столько нелепо выглядели притязания вошедшего в зал человека.

– Могу ли я узнать имя столь сурового бойца? – повторил свой вопрос Маркус, не пряча оскорбительно ехидную ухмылку. Глаза его, снова как и всегда перед боем, начали наполняться пустотой и безупречной готовностью умереть и отнимать чужую жизнь.

– Хэмли Прайм.

– Хэмли Прайм! – рявкнул Рейв, подавившись вином и пытаясь вскочить с места. Это разуметься было уже невыполнимо. На его шее лежала тяжелая рука Маркуса и потому вырваться было так же сложно, как обрушить городскую стену, одним лишь отчаянно дерзким ударом ноги.

– Внебрачный сын Ремилиона-Хэмли! Первого телохранителя Императора. Вот что значит помянуть сатану! Он тут же явиться сам или пришлет к тебе своих наглых детей! Маркус, пожалуйста, прошу тебя! Можно я отрежу этому человеку нос! Он дважды нарушил закон гостеприимства! Уверен, он будет более учтив, если оторвать ему эту волчью башку и посадить ее на кол у южных ворот! – От того, каким тоном говорил все это Рейв, у любого нормального человека по спине бы давно ударил крепкий мороз.

– Успокойся! – в третий раз попросил Маркус брата, чуть склонившись над ним. И сказал так громко, чтоб слышали все. – На пиру Середины зимы под крышей нашего дома не прольется ни единой капли крови. В этом я клянусь Предвечным Светом. Я знал твоего отца, Хэмли Прайм. Это по истине величайший человек в Империи, которого я лично уважаю сверх всякой меры. Я сам не достоин даже чистить его легендарный клинок. Сядь подле меня за мой стол, выпей с нами вина и раздели еду. Нам незачем сражаться, ведь мы не враги друг другу. Между нами нет кровных обид и ссорится нам не за чем!

На миг Хэмли вероятно даже усомнился в правильности всего, что только что сделал и сказал, он начал быстро моргать и казалось забыл зачем пришел сюда. Но человеческое упрямство и гордость в очередной раз победило разум и здравый смысл.

– Мой отец тут не причем. Я пришел по своей воле. Сражайся, трус! – прошипел он, оскалившись. – Я взываю к священному Праву поединка, которое не может оспорить даже Предвечный Свет. Если ты так слаб и труслив, что откажешься, попроси кого-то из присутствующих мужчин взять в руки оружие и драться за тебя.

– Тебе конец, сын язычника! – Рейв покачал головой, глубоко сокрушаясь. – Тебе конец!

– Будь по твоему! – кивнул Маркус и бесшумно засмеялся.

– Раздвиньте столы! Освободите мне немного места для… – тут он на секунду осекся, чуть было не сказав слова "поединок". – У меня затекли ноги! Немного размять их будет очень уместно, – улыбнулся Харагрим.

К моменту, когда он произнес эти слова, уже все без исключения гости и слуги в зале совершенно молча слушали этот странный разговор. Не стихала только музыка, ибо играющим в конце пира заплатят в три раза больше, если мелодия за день ни разу не прервется. Так, сменяя друг друга, они могли играть сутки на пролет. Началась настоящая суматоха, когда все разом решили принять участие в переносе высоких столов и широких скамей.

Маркус повертел головой и жестом руки подозвал к себе свою служанку Сарсэю, которая на протяжении всего пира наливала вино лишь ему одному, а поскольку пил северянин очень мало, девушка к середине третьего дня успела порядком заскучать. Стройная и невероятно милая, с длинной тугой копной волос цвета молодого льна, Сарсэя быстро приблизилась грациозно и легко, будто и не шла вовсе, а плыла по гладкой воде, словно прекрасный сказочный лебедь. Она совсем по-дружески склонилась над первым воином Империи, обняв его за плечи, и с готовностью, ожидала от него распоряжений. Маркус с нарочито заговорщицким видом сквозь хитрую улыбку шепнул ей что-то на ушко, прикрыв рукой угол рта. Она, услышав просьбу, прыснула от смеха, прикрыв рот маленькой ладонью, и проворно, как напуганная серна, убежала куда-то в глубь огромного зала.

Тут голос снова подал Рэйв, в очередной раз хлебнув вина из огромного серебряного кубка, украшенного крупными алыми рубинами, он с треском ударил кулаком по столу так, что подлетела посуда. Маркус при этом порадовался про себя, что стол от удара железной руки вовсе не сложился пополам.

– Знаешь ли ты, несчастный, откуда в Империи появилась армия Неприкасаемых? Около сотни лучших бойцов со всей земли в разное время бросали Маркусу вызов. Они, как и ты, хотели развеять миф о его невероятном мастерстве моего старшего брата. И все без исключения раз за разом уступали его мечу. Многие воины были столь потрясены тем, с какой легкостью он победил их, что отказались покинуть молодого мастера клинков. И поскольку учить кого-либо он на отрез отказывался, эти люди всюду ходили следом за ним, просто делая все, что делает он, словно дешевые комедианты, повторяющие движения друг друга. С каждым новым днем их становилось все больше. Сначала Неприкасаемых называли армией Последователей. А потом война за Книгу охватила всю землю и к этим людям никто из язычников так и не посмел прикоснуться. На что ты, ничтожный, рассчитываешь? Школа Стали? – Рейв расхохотался сухо и злобно, запрокинув голову назад. – На сколько я понял, тебя не оставили в ней, чтоб ты мог учить других? Наверняка нашлись люди искусней и умнее тебя? За нашим домом есть огромное поле, на котором стоит добрая сотня памятных могильных камней. На этих камнях вырезаны имена людей, которые желали, как и ты, биться с моим братом до наступления смерти, проиграли ему и, будучи не в силах пережить позор, кидались на свои собственные мечи. Таким дерзким и тупым наглецам как ты, нужно попросту хорошенько расквасить рожу. Ты не стоишь поединка на мечах! Слишком много будет оказано чести!

Хэмли Прайм делал вид, что потерял слух. Он внешне казался очень спокойным, его злобу и волнение выдавали только на мертво стиснутые зубы, и рукоять меча в которую он вцепился так что побелели пальцы.

Когда в зале наконец освободили достаточно места и любопытное гости встали по кругу со всех сторон от образовавшегося ристалища, Маркус вылез из-за стола, на ходу распуская кожаные тесемки на запястьях. Расторопная и прилежная Сарсэя, протолкнувшись сквозь гудящую толпу, приблизилась к харагриму и, широко улыбаясь, слегка склонив голову, поднесла ему короткий и остроконечный меч из твердого серого дерева. Люди изумленно ахнули. Кто-то начал смеяться и даже хлопать в ладоши.

Маркус взял игрушку в руки, взвесил, взмахнул пару раз и довольно хмыкнул.

– Под крышей дома хозяину не годиться обнажать смертоносную сталь. Из дома может уйти удача и богатство. Этот меч моего племянника. Ему примерно семь зим. Он гоняет им по двору наглых и толстых индюков, – гости, все как один, снова громко зашлись веселым смехом.

– Если ты сразишь меня, можешь забрать этот меч себе, – Маркус, взявшись за теплую рукоять, указал острием гладко выструганной деревяшки на Хэмли Прайма. – И любую вещь в нашем доме, которая тебе понравиться. А если выиграю я, то заберу твой клинок, дабы пока ты не добыл себе новый, ты размышлял бы над тем, что такое учтивость в чужом доме. Я дам тебе сделать ровно три удара! А потом ударю сам!

Человек в куртке из шкуры волка, от бешенства буквально побелел, как ржаная мука. Молодой мастер клинков ни во что его не ставил. Он вел себя так, будто с ним вышел биться маленький наглый ребенок, которого стоило хорошенько и показательно проучить. Хэмли взял в руку щит, висевший за спиной, широкий и идеально круглый, обтянутый прочной воловьей кожей и по краям окованный сырым железом, в котором так прочно увязало острие меча. Затем осторожно обнажил короткий остроконечный клинок из превосходной бурой стали, острое лезвие выходя из ножен на свет зашипело, как растревоженная гадюка.

– Сейчас ты поплатишься за подобно оскорбление кровью! – Пообещал чужак и грозно двинулся вперед.

По тому, как сын Ремилиона-Хэмли держал оружие, Маркус безошибочно признал в нем превосходного и опытного бойца. Если он и уступал своему родичу в мастерстве, то вероятно совсем не сильно. Скорее всего, он и вправду был одним из лучших учеников в Школе Стали. Но даже если он был бы самым лучшим из них, против Маркуса из Рейна это не имело бы никакого значения. И таковой была воля Бога Предвечного Света, которую никто в этом мире был уже не в силах менять.

Маркус решил биться левой, заведя правую руку за спину. Его движения были легкими и точными, будто бы он не сражался на мечах, а исполнял давно отрепетированный и достаточно грозный танец, рассчитанный на одного, и, вместе с тем, на всех людей вокруг.

Хэмли сразу сделал выпад вперед, метя острием в сердце Маркуса, и промахнулся. В ответ харагрим хлестко и сильно ударил потешным мечем плашмя, по короткому стальному клинку и сын главного телохранителя Империи почувствовал, что его собственный меч жалобно звякнул и, в буквальном смысле, загудел, пытаясь вылететь из рук. Он постарался ударить краем тяжелого щита слева противнику в лицо и опять промахнулся. Мастер Клинков легко поднырнул ему под руку и в один миг оказался за его спиной.

– Раз!!! – громко считали люди, наблюдавшие за поединком во все глаза. Некоторые, кому не хватило места, стояли уже прямо на столах.

Хэмли резко крутанулся и рубанул мечем на уровне плеча, пытаясь снять сопернику голову; он сделал это невероятно быстро, так быстро, что удар почти нельзя было предугадать. У него бы получилось, прекрасно получилось бы с любым другим воином, кроме того, которого он сам вызвал только что на поединок в этот зимний праздничный день. Северянин ушел от разящей смерти легко и мягко, отклонившись назад и зал сотрясся от очередного радостного крика.

– Два!

Третий удар последовал незамедлительно, сверху вниз лезвие очертило идеальный полукруг. Харагрим, почти не двигаясь с места, резко отвел назад левое плечо, повернувшись к Хэмли в пол-оборота и меч незваного гостя, отчаянно свистнув, прошел всего на полпальца от его головы. Как и пообещал своему незадачливому сопернику после третьего раза, ударом на удар ответил наконец первый клинок Империи. Все выглядело как одно простое и сокрушительное движение, будто смертельный бросок гремучей змеи, о котором чаще всего становиться известно уже после того, как он произошел.

Люди в восторге крикнули "Три!". Маркус подпрыгнул беззвучно и страшно, как хищная птица, так, словно его подкинули ярмарочные силачи, и ударил сверху вниз острием деревянного меча куда-то на уровне ничем не защищенного горла противника. Искусный мастер Школы Стали в серой броне и очень дорогой куртке из шкуры лесного волка все же успел прикрыться щитом. Дерево с грохотом и треском ударилось о еще более прочное дерево и Хэмли впервые в жизни показалось, что в его щит на полном ходу влетело таранное бревно. Чтоб не упасть ему бы потребовалось все его мастерство без остатка, но увы, даже этого умения тут оказалось недостаточно.

Харагрим мягко, как горный кот, приземлился обратно, сделав несколько коротких шагов, чтоб остановиться, и отбросил в сторону ставший не нужным деревянный меч, превратившийся теперь в продолговатые измочаленные щепки. Он спокойно ждал, когда его противник поднимется с дощатого пола, затертого за долгие годы до гладкости полированного камня.

Серо-зеленные глаза Маркуса не были совсем пусты, как в минуты, когда ему приходилось забирать чью-то жизнь. В них плясало легкое хмельное веселье поверх монолитного и в буквальном смысле древнего спокойствия, которым во все времена владели лишь по-настоящему могущественные люди. В своей абсолютной непобедимости этот невероятный человек был прекрасен, загадочен и по-настоящему страшен.

Хэмли поднялся с земли и на лице его теперь можно было прочитать растерянность вперемешку с чем-то зародившимся вдруг внутри тела, предательски холодным и сильным, так удивительно похожим на давно и вроде бы прочно позабытое ощущение страха за свою собственную жизнь.

– Сдаешься? – весело спросил молодой мастер, улыбаясь почти с добротой, беззлобно и весело. Но спросил он это так, будто дал пришедшему звонкую и оскорбительную пощечину.

Сильнее глупости в людях бывает только гордость, потому что это глупость, облаченная в стальную броню сомнения в своем безусловном превосходстве над всеми вокруг. В глазах потемнело от обиды и злобы и пришелец, оскалившись, в последний раз бросился вперед на совершенно безоружного противника, выкрикнув что-то оскорбительное и не слишком пристойное в высшем набожном обществе.

Маркус, как тень, ушел влево, причем развернулся спиной вперед, перехватил руку противника, державшую меч и внезапно для себя Хэмли Прайм резко поменял направление движения, начав падать практически в противоположную сторону головой вниз. Харагрим грациозно обвел его вокруг себя, будто фокусник обводит большой медный наперсток вокруг указательного пальца. Ноги, обутые в теплые сапоги, очертили дугу идеальной формы и грозный боец вновь с шумом рухнул на пол, окончательно лишившись своего оружия. Когда пол и потолок вновь вернулись на законное место и он понял что руки и ноги его не оторваны напрочь, а сам он лежит на спине, Хэмли попытался поднять голову. И понял, что на горло ему мягко и неуклонно легла тяжелая холодная и острая сталь меча. ЕГО СОБСТВЕННОГО МЕЧА!

– Расстегивай пояс! – потребовал Маркус, чуть склонившись вперед над павшим противником. – Не хочу, чтоб кто-то, включая тебя самого, сомневался в том, кто именно победил сегодня.

Сын великого телохранителя на секунду заколебался, ибо явно не понимал, что именно сейчас с ним происходило и как такое вообще могло быть возможным.

– Снимай пояс, человек в шкуре волка, если не хочешь сейчас испытать еще большего позора, который едва ли перенесет твой излишне гордый и надменный характер!

Руки, расстегивающие стальную застежку ремня, слушались Хэмли Прайма с огромным трудом. Он был сыном самого великого воина древнего мира и за свою жизнь в Школе Стали не проиграл никому ни единого раза. Куда же делись долгие годы трудных испытаний и изнурительных тренировок? Совершенствование тела и духа, согласно истинному пути меча? Постигнутое им тайное знание восточной земли, которое всегда считали необоримой силой. Ночи без сна, постоянный голод и упражнения, от которых рвались сухожилия, ныли перетруждённые мышцы и трещали кости. Только для того, чтоб его приняли в закрытую школу боевых искусств, ему пришлось две зимы драить огромные кухонные котлы от пригоревшего жира и выносить помойные ведра с человеческим дерьмом из отхожих мест. Он все же закончил школу и там его назвали лучшим из всех, кто когда либо покидал ее стены. Неужели все это ровным счетом ничего не стоило? То, что сейчас с ним случилось, было попросту невозможно. Хэмли Прайм устоял в бою против трех своих учителей за раз, а этих людей не он один считал самыми непревзойденными мечниками на Востоке и Западе. Всему этому могло быть только одно возможное объяснение. Маркус из Рэйна был колдуном, злым богомерзким кудесником, сражавшимся при помощи заговора и черной магии.