Текст книги "Интересненько это они придумали...(СИ)"

Автор книги: Zora4ka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 44 страниц)

– Ты пей, пей, – посоветовал Макалаурэ.

Вспоминая недавний песенный поединок, он чувствовал, что ему и самому не мешает как следует успокоиться: в груди до сих пор стоял липкий комок задавленного волей ужаса. Поэтому невиданный “чай” лился рекою, невзирая на горечь, которая после пятой кружки совсем перестала раздражать...

Утро следующего дня.

...Макалаурэ проснулся от того, что ему на лицо упала большая раскаленная капля. Он подхватился, голова закружилась. Менестрель рухнул на твердый каменный пол. Притом падал он с чего-то явно повыше кровати. Кое-как проморгавшись и растерев огнем горящее лицо, которое стало болеть только сильнее, Макалаурэ огляделся и пришел в глубокое недоумение.

Он сидел на полу кузни, а спал, видимо, головой на наковальне, а ногами на печи. Над наковальней чадила прогоревшая на три четверти свеча, с которой то и дело срывались желтоватые капли.

“Так вот, почему у меня такое ощущение, словно все лицо залили кипятком, – догадался Макалаурэ. – Наверное, я долго так лежал, а воск падал на лоб и щеки. Хорошо хоть в глаза не попало. Стоп, а что я вообще делаю в кузне, да еще в таком виде?”

Открылась кованая дверь, и вошел Финдарато с кувшином, из которого доносился плеск воды.

– Какое счастье, что ты проснулся! – воскликнул он. – Я уже хотел тебя отливать. Ох, ну и физиономия у тебя... Пошли, надо хоть воск счистить.

Они выбрались из кузни и поднялись в большой круглый зал, по которому словно ураган гулял: мебель перевернута, на стенах вмятины, два окна с выбитыми стеклами.

– Что здесь случилось? – спросил Макалаурэ, ошалело созерцая разгром.

– А ты разве не помнишь? – удивился Финдарато. – Ты решил показать мне музыкальный прием, которым разрушил крепостную стену. С первых пяти раз ты посчитал, что вышло не слишком зрелищно, обругал арфу последними словами и так грянул, что вылетели стекла.

– Ничего не помню, совсем! – выдохнул Макалаурэ, садясь на чудом уцелевший стул. Поднял голову на кузена: – Что вообще вчера было?

– Ты решил напоить меня Тенькиным чаем и сам выпил целых семь кружек. С этого чая тебя разнесло похлеще, чем с мировуре. Для начала ты просто играл, так, что порвались две струны, а потом на оставшихся принялся преподавать мне основы разрушения.

– О, Эру, – Макалаурэ еще раз оглядел царящую кругом разруху.

Его взгляд упал на здоровенный обломок зеркала. Оттуда смотрело багровое от ожогов узкое лицо в потеках воска, на котором ярко блестели знакомые серо-голубые глаза. Волосы стояли торчком, мантия измялась, а кое-где даже порвалась.

– Потом, – продолжал Финдарато, – ты сказал, что тренироваться на мебели – это по-детски, нужны настоящие враги. И мы пошли к Саурону.

– Куда?

– Ну, в зеленую камеру. Ты пригвоздил его музыкой к стене и заставил извиняться. Целых два с половиной часа заставлял, пока Саурон не перечислил всех своих злодеяний и не извинился за каждое.

– А ты что в это время делал?

– Ну... сначала мне казалось, все складывается правильно, так ему и надо. Но под конец я тоже начал уговаривать тебя прекратить.

– А я что?

– Ты такой грозный был, вылитый Феанаро. Выслушал все извинения и лишь потом ушел, посулив зайти завтра. По-моему, Саурон всерьез перепугался. Он даже у меня пытался узнать, что с тобой.

– И ты ответил?

– Откуда я знаю, чего ты разошелся? Не мог же тот чай так сильно на тебя повлиять! Хотя... Я вот всего кружку выпил, а потом полночи ощущал странную легкость и покалывание в кончиках пальцев.

– А как я в кузне очутился?

– Здесь доля моей вины. Я же тогда сказал тебе, что ты на отца своего похож. А ты вдруг расплакался...

– Я?!!

– Ага. Всхлипываешь и сквозь слезы говоришь, что папа тебя никогда не ценил. Мол, ты только пить и петь способен. И ничего путного руками не сделал. Ты принялся мне доказывать, что на самом деле все умеешь, просто не любишь сидеть в кузне с рассвета до вечерней зари. Я попытался тебя утешить, но, видимо, ляпнул лишнее, потому что ты потащил меня в кузню, разжег огонь в печи и принялся ковать.

– Во имя всех Валар, ЧТО?! Я же почти ничего не смыслю в кузнечном ремесле!

– Ну, не знаю, вчера у тебя выходило так ловко, словно всю жизнь только этим и занимался. Получилась вполне сносная медная лютня. Красивая, но абсолютно бесполезная. Затем ты лег на наковальню и заснул. Я ждал-ждал, потом пошел за водой. Возвращаюсь, а ты и сам уже проснулся. На счастье, прежний. Во всяком случае, уже не скачешь на одной ноге по ступенькам, не поешь на тучу, пытаясь превратить дождь в радужный фейерверк, и не сочиняешь похабные стихи про Йаванну и топор.

Макалаурэ почувствовал, как у него горят уши.

– Ты говорил, я какую-то крепостную стену развалил... А мне ничего за это не будет?

– То ведь вражеская крепость была! Ты настолько все позабыл?

– Постой, – глухим голосом произнес Макалаурэ. – А откуда в Валиноре вражеские крепости?

Финдарато присвистнул.

– Мы вообще-то не в Валиноре.

– А где?!!

– В Белерианде.

– А как мы сюда попали?!

– Ты хотя бы помнишь, как Древа погасли? – забеспокоился Финдарато.

– Древа тоже я погасил? – убито уточнил Макалаурэ.

– Так, давай с самого начала: как тебя зовут?

– Канафинвэ Феанарион… Нет, это я помню.

– А помнишь, что у тебя шестеро братьев?

– Как, уже шестеро?!! – заорал Макалаурэ в суеверном ужасе. – Только вчера ведь четверо было! Они рождаются быстрее, чем я успеваю о них узнавать.

Финдарато закусил губу. Ему было смешно и страшно одновременно. Перед случившимся отступили даже прежние горести.

В зал вошла Клима.

– Инголдо, Макалаурэ, что здесь происходит? Неужели Саурон сбежал?

Ей по мере сил объяснили. Клима понюхала остатки “чая” и сообщила, что это кофе. Замечательный напиток, но на долгожителей вроде эльфов и сильфов действует странно.

– Как же теперь вернуть потерянную память? – спросил Финдарато.

Клима задумчиво покосилась на жертву чудо-напитка.

– Пусть проспится. И лицо чем-нибудь обработает, а то его словно зажженной свечой лупили.

– А если не поможет? – печально уточнил Макалаурэ.

– Ну, какая-нибудь мазь от ожогов в любом случае должна изменить дело к лучшему, – философски отметила Клима. – Ты попробуй. Там видно будет.

К счастью, обды никогда не ошибаются в предположениях. И уже вечером Макалаурэ вспомнил, где находится, как сюда попал, что творил в кузне и сколько у него братьев.

Финдарато “кофейное приключение” тоже пошло на пользу. Главным образом это выразилось в том, что он перестал часами подбирать на арфе скорбные мотивы. Хотя причина могла крыться просто в негодности инструмента из-за порванных струн.

Среди ночи в крепость внезапно прибыло всеми ожидаемое войско синдар. Кругом стало шумно и суетно, а у некоторых совершенно не осталось времени грустить. Требовалось разместить всех на ночлег, ввести командиров в курс дела, а самых дотошных и любопытных сводить поглазеть на Саурона, который после общения с разгневанным менестрелем сильно присмирел и держал глаза долу.

Через какое-то время Макалаурэ обратил внимание, что синдар косятся на него как-то странно, со смесью сочувствия и восхищения. Он никак не мог понять причин таких взглядов, пока не додумался спросить Климу.

– У тебя все лицо в красных пятнах, – напомнила обда.

До Макалаурэ дошло, что в суматохе он позабыл спрятать следы заживающих ожогов наговором, как раньше Майтимо прятал веснушки.

– Но почему они... восхищаются?

– Понимаешь, – участливо объяснила Клима, – несколько эльфов, видимо, знавших тебя лично, тактично спросили у меня, что с тобой случилось.

– Так, ясно. Что ты им наплела?

– Только правду. К чему мне врать нашим союзникам?

Макалаурэ нутром чуял какой-то подвох.

– Ты ведь недоговариваешь. Слово в слово: что ты им сказала?

Клима начала издалека.

– Рассказать о событиях можно по-разному. Например: стукнутый об тучу менестрель напился отвара иномирских трав и полночи проспал на наковальне под зажженной свечкой. А можно иначе: лорд Маглор отважился принять вызов Саурона и выиграл у него песенный поединок. И то, и другое – правда. Но первое – прямой ответ на заданный вопрос, а второе – высказанные вслух мысли, которые по чистой случайности были за этот ответ приняты.

– То есть, абсолютно случайно? – хмыкнул Макалаурэ.

– Разумеется, – с невинным видом заверила его обда.

Перед сном менестрель все же постоял у зеркала лишние полчаса, заговаривая ожоги. Расхаживать с красным лицом – прерогатива Карнистира, а Макалаурэ был дорог прежний цвет кожи. Главное теперь под регулятор не попасть.

Два дня спустя.

У ворот Ангамандо кипела нешуточная сеча. И, если бы не снующий повсюду сиреневый луч, эльфам пришлось бы совсем туго. Тенька сидел за оптическим прицелом, а Куруфинвэ вращал конструкцию во всех направлениях. Главной целью оставался черный замок – требовалось купировать исходящее от него лиходейство Врага. Хотя, уже не такой и черный: урегулированные стены стали розовыми, ярко-зелеными, кислотно-желтыми и ядовито-вишневыми. Крепость приобрела сходство с огромным пряничным домиком, исполненным в неуместном готическом стиле.

– Куда ты меня вертишь?! – возмущенно заорал Тенька. Колдун едва сумел прицелиться в замковую бойницу, но дуло руками Куруфинвэ крутанулось на сто восемьдесят градусов.

– Видишь там, на пригорке, Финдекано окружили? Стреляй по балрогу!

Тенька моментально сориентировался. Балрог, уже подкравшийся к эльфу с тыла, взорвался с громким неприятным звуком, орки полегли, Финдекано взрывной волной отбросило к подножию пригорка. Впрочем, король нолдор почти сразу же вскочил. Доспехи на нем ожидаемо порозовели, но такой малости в этой битве уже никто не удивлялся: особая прелесть регулятора заключалась в том, что его свет можно было направлять в самую гущу схватки, не опасаясь причинить ощутимый вред своим. Подумаешь, броня цвет сменила, распрямились волнистые волосы, появился лишний десяток веснушек или стал виден старый шрамик на носу. Главное, враги от луча теряли всякую боеспособность.

Синдарское подкрепление пришлось очень кстати: хотя засевший в замке Моринготто не мог послать в помощь своим войскам магию, орков все равно было слишком много.

– Курво, посиди за прицелом вместо меня! – крикнул Тенька. – Я так больше не могу! Надо было сделать это раньше!

– Куда ты?

Но колдун уже не слышал. Он кубарем скатился со своего насеста и пропал в мешанине тел. Куруфинвэ выхватил оттуда же первого попавшегося эльфа, велел тому крутить механизм, а сам взгромоздился верхом на дуло, поминая друга нехорошими словами.

Тенька носился между дерущимися и наводил на своих защиту собственного изобретения – сплошную броню из сгущенного воздуха. Слабые удары такая штука отбрасывала, а сильные замедляла. Тенька холодел при мысли, что после сражения не досчитается пары-тройки своих друзей. В конце концов, он, рискуя быть пронзенным стрелой, поднялся над битвой, разыскал по головам всех мало-мальски знакомых эльфов, заколдовал и лишь после этого немного успокоился. Вернее, стал носиться между бойцами не так хаотично, даже продумал некую систему. Примерно в тот момент, когда наведение защиты из жеста отчаяния превратилось в рутину, заскрежетали, открываясь, ворота Ангамандо. Тенька стремглав помчался к регулятору.

– Где тебя носило? – заорал Куруфинвэ, уступая место у пушки. Тенька машинально навел защиту и на него, и на незнакомого эльфа-помощника.

– Как думаешь, почему ворота открываются?

– Это либо подкрепление, либо сам Моринготто решил выйти на битву.

– Ты говорил, он всегда носит железную корону с сильмариллами?

– Не я, Майтимо рассказывал.

– Без разницы, это точно?

– Ты спрашиваешь так, словно я каждый день об этом лично справляюсь!

Ворота распахнулись до конца, и Тенькин вопрос стал излишним. В окружении очередной порции орков и балрогов там стояла громадная фигура в клочьях тьмы, облегающих ее, словно доспех. А на зубцах шлема горели и сверкали три круглых пятна.

– Помнишь, Курво, как еще на полигоне мы в шутку поспорили, что будет, если урегулировать сильмарилл?

– Не смей!!! – в ужасе заорал Куруфинвэ. – А если правда останется за мной?

– Кто не рискует, тот недостоин заниматься наукой! – бесшабашно заявил Тенька. – Крути, Курво, на цель, и моли всех ваших Валар, чтобы тебе не пришлось требовать с меня выигрыш!

Наверное, еще ни одно живое существо так сильно не желало проиграть в споре.

Сиреневый регулирующий луч засветил точно в голову Врага, поглотив сияющие пятна. В бесконечно долгое мгновение ничего не происходило. Моринготто даже поднял руку, инстинктивно пытаясь прикрыть глаза от света. Но не успел.

Черную фигуру, стоящих рядом с ней существ, замок, ворота и половину поля битвы озарила ярчайшая грибовидная вспышка. А потом бабахнуло так, что небо зашаталось и крошевом посыпалось на землю. Били в клубах дыма фонтанчики лавы, шипела на раскаленных треснутых камнях невесть откуда взявшаяся вода, взрывная сила заставляла воинов в тяжелых доспехах летать по воздуху с легкостью тополиного пуха...

Сорок восемь часов спустя.

Майтимо привело в чувство целительское пение брата. Он открыл глаза и увидел над собой знакомое лицо в непривычных красных пятнах и обгоревшие кое-где черные волосы, спадающие на урегулированно-розовую кольчугу.

– Что со мной? – спросил Майтимо.

– Уже ничего, – прежде звонкий голос Макалаурэ звучал сипло, с хрипотцой. – Я запел все раны.

Было поразительно тихо. Майтимо сел и оглядел поле боя. На земле трещины, затопленные водой, кое-где дымятся и булькают морщинистые лужицы полузастывшей лавы, клочья пепла темными мотыльками кружат по ветру. Всюду тела, многие шевелятся, несколько эльфов молча ходят, собирая своих раненых и добивая чужих.

– Что-то неправильно, – пробормотал Майтимо. – Не могу понять.

– Известно что, – меланхолично ответил Макалаурэ. – Ангамандо нет.

Майтимо посмотрел вокруг совсем другими глазами. Точно, черный замок пропал. Вместе со стенами, воротами, башнями и клочьями багряных туч. На его месте осталась лишь изъеденная особенно глубокими рытвинами земля, из которой одиноко торчала перекореженная и закопченная печная труба. По форме она чем-то напоминала вопросительный знак, будто интересуясь у окружающего мира: “Что я здесь делаю? Куда подевалось все остальное?”

– Получается, мы победили?

– По крайней мере, Финдекано в этом уверен, – пожал плечами менестрель.

– А где он?

– Пошел собирать остатки генерального совета. Сказал, как ты очнешься – приходи.

– Куда?

– Вон, у дальнего леса шатер белеет. Ну что, пошли?

– Ты кого-нибудь еще видел? – спросил Майтимо, опираясь на брата, чтобы встать.

– Клима с Тьелкормо помогали Финдарато тащить Артаресто. Он живой, просто оглушенный сильно. Я так понял, когда все случилось, Артаресто недалеко от ворот стоял, там всем тяжело пришлось. Если бы не Тенькина защита… Амбаруссар над Карнистиром смеялись – у него ярко-розовые доспехи, бурое от копоти лицо и вихор во всю макушку. На редкость забавное зрелище, я бы тоже посмеялся, но ты все время норовил помереть. Тьелпе отца искал. Ненве я самолично к целителям отправил – у него две стрелы в боку и запястье вывихнуто. Кстати, ты знал, что Ненве прячет здоровенную родинку над губой?

– Нет, – покачал головой Майтимо. – Я знаю, что Тьелко тайком завивает локоны.

– Это так и останется тайной, – фыркнул Макалаурэ. – Тьелкормо регулирующий луч миновал.

По пути к шатру они заметили торчащие из груды щебня обломки регулятора. Даже в покореженном состоянии конструкция выглядела внушительно, и невозможно было разобрать, что происходит по ту сторону.

– Давай обойдем и посмотрим, – предложил Майтимо.

– Перестань, ты еле на ногах стоишь, – возразил брат. – Я тебе три перелома срастил.

– Так ведь срастил же!

– Один – позвоночника!

– Все равно идем. Настоящие нолдор плюют на поджившие раны!

Приблизившись к регулятору, они услышали звуки сочных щелчков. А обогнув арматурного монстра, застали чудную картину.

Прямо на земле, закрытые обломками от половины внешнего мира, сидели чумазые, оборванные и до неприличия счастливые Куруфинвэ с Тенькой. При этом колдун деловито щелкал друга по лбу, считая щелчки.

– ...Сорок один, сорок два, сорок три...

Куруфинвэ сиял, что тот сильмарилл.

– Я проспорил! – радостно сообщил он, увидев братьев.

– Не сбивай меня, – проворчал Тенька. – Пятьдесят шесть, пятьдесят семь...

– Вы в такое время еще и поспорить ухитрились?! – воскликнул Майтимо.

– Нет, спорили мы раньше, – пояснил Куруфинвэ. – Но проверить получилось только сейчас. Ох, Кано, какой ты смешной с этой маскировкой под красного леопарда! А почему ожоги почти недельной давности?

– Потому что на мне все быстро заживает! – выкрутился Макалаурэ.

– О чем спор был? – спросил Майтимо. – И куда делся Ангамандо? В жизни не поверю, что Тенька тут не при чем!

– Да разнесло ваш Ангамандо, – махнул рукой Тенька, продолжая отмерять щелчки. – Шестьдесят, шестьдесят один... Он ведь в эпицентре был, к тому же искаженный под завязку. Я когда домой вернусь, занесу этот случай в учебники, как пример того, что нельзя при постройке стратегически важных объектов слепо полагаться на колдовство. Там все разнесло: и орков, и балрогов, и Моринготто...

– Точно? – переспросил Майтимо, разумом отказываясь поверить в такую радость.

– Ага. На микрочастицы. Курво сказал, что это его все равно не убило, потому что Валар еще бессмертнее эльфов, но оболочки Враг лишился основательно и, похоже, навсегда.

– А что взорвалось?

– Да сильмариллы. Мы же еще раньше поспорили, какой эффект окажет на них регулирующий луч. Курво считал, что многократно увеличит силу и позволит использовать ее в более широких целях. Я полагал, оно элементарно рванет. Но эксперимент не проводили, слишком опасно без особого оборудования, которое мы пока не изобрели...

– А теперь выяснилось, что я проспорил! – торжествующе закончил Куруфинвэ.

– Да, и получаешь свою сотню щелчков. В принципе, обе версии имели право на жизнь, мы жуть как рисковали, когда решили направить луч на сильмариллы в железной короне...

– Сумасшедшие, – выдохнул Макалаурэ. – Поспорить на щелчки, рухнет мир или нет...

– Да, интересненько это у нас вышло, – безмятежно согласился Тенька.

Две недели спустя, Дориат, дворец короля Тингола.

– ...Так что не осталось ни Моринготто, ни его короны, – завершила Клима долгую дипломатическую речь. – Поэтому Берен, сын Барахира, никак не может выполнить свое обещание.

– Вечно эти люди какие-то поводы находят, – проворчал Тингол.

Любой другой собеседник тактично сделал бы вид, что не услышал эти слова. Но только не Клима.

– Которую из озвученных мною весомых причин вы считаете найденным людьми поводом?

Синдарский король, не ожидавший подобного отпора, замялся. Клима смерила его снисходительным, но бесконечно участливым и понимающим взглядом. После чего продолжила:

– Но мое заявление совершенно не значит, что вы останетесь без сильмариллов. В качестве дружеского жеста и благодарности за выделенные войска мы подарили вам эти три камня.

Вперед выступила Лютиэн, держащая на вытянутых руках изукрашенную шкатулку. Клима подняла крышку, и присутствующие ахнули. На бархатном ложе покоились сияющие первозданной благодатью самоцветы.

– Также предлагаю считать это свадебным даром для жениха и невесты, – коварно подытожила Клима.

Немного позднее, на пиру, устроенном во дворце Тингола в честь победы и дружбы всех эльфов Белерианда, Макалаурэ тихонько спросил Климу:

– Откуда взялись лишние сильмариллы? Насколько я знаю, никто из нынешних владельцев не отдавал свои, а те, отцовские, взорвались в короне.

– Это новые. Изобретатели наши постарались.

– Но кто им играл? Ни я, ни Финдекано...

– У Теньки и Куруфинвэ на полигоне завелся какой-то менестрель, – объяснила Клима. – Поначалу дичился, но они его прикормили. Будки он не боится, воспринимает, как неизбежное зло. Накачается кофе под завязку, флейту в зубы – и вперед. Я сейчас даже скажу, как его зовут… Он вообще своего имени не говорил, Тенька его поначалу Пушком звал, потому что лохматый, а потом пришел Куруфинвэ и узнал менестреля. А, вспомнила, Даэрон. Ты чего в лице изменился? Старый знакомый?

– Почти, – сумел выговорить Макалаурэ.

В темном Дориатском коридоре Климу подстерег Тьелкормо.

– Я слышал, ты завтра уходишь домой.

– Да, кончился мой отпуск, – ровным голосом ответила Клима.

Они помолчали.

– Я бы подарил тебе кольцо, – сказал Тьелкормо. – Но ты говорила, что у вас не принято носить много украшений.

– Одно кольцо на пальце – это не много, – с грустной улыбкой произнесла Клима. – Но у меня есть другое кольцо, вот здесь, – она провела рукой поперек лба, обозначая место, где обычно находилась ее диадема власти.

– Я понимаю, – шепнул Тьелкормо.

– И пока я ношу его, – продолжила Клима. – Пальцы мои должны быть свободны.

– Тогда я переплавлю кольцо в фибулу. Ты будешь застегивать на нее свой золотисто-пурпурный плащ и вспоминать обо мне.

– Спасибо, Тьелко. А я подарю тебе эту ночь. И особые слова, которые будут согревать твое дыхание всю бесконечно долгую жизнь. Я умею дарить нужные слова. Они не изветшают и не потеряются. Но скажу я их только утром, на ушко...

А в небе плакала от радости луна и рождались новые созвездия. Потому что юный мир покинуло дыхание Тьмы.

====== О кольцах власти и загадочной физиологии Майар (часть 1) ======

Принамкский край, дворец в Гарлее, самое начало осени.

Стояло такое время суток, которое одни называют поздним вечером, другие – глубокой ночью, а третьи – самым разгаром рабочего дня. Тенька справедливо относил свою обду к последним. По его подсчетам, Клима в среднем спала по полтора часа в сутки, однако каким-то образом умудрялась с утра выглядеть отдохнувшей и довольной жизнью ровно настолько, насколько вообще может радоваться жизни повелительница огромной державы, не имеющая и пары минут свободного времени. На каждом рассвете Клима инспектировала дворец, наводя ужас на некоторых нерадивых придворных, днем давала аудиенции и наносила визиты, а по ночам – разбирала документацию. Время от времени Тенька присоединялся к своей обде. В качестве моральной поддержки. Клима ни разу даже не намекнула, что и впрямь нуждается в подобном, но колдуну не требовались намеки – он все видел по глазам. Клима любила его общество, так почему бы не угодить давней подруге?

– Верховный сильф совершенно обнаглел, – будничным тоном сообщила Клима, перелистывая страницы толстенной книжищи торгового договора. – Он думает, если его послы запросто залетают ко мне выпить чаю, то можно незаметно закупать у нас зерно по послевоенным ценам. Я уже три года как вдвое подняла плату, а он все не может поверить!

Тенька зевнул.

– Он у тебя каждую неделю наглеет. По-моему, Верховный сильф всерьез думает, что ты никогда не решишься сровнять их паршивые Холмы с землей.

– Мне бы этого не хотелось, – дипломатично заметила Клима. – Война – дело расходное...

– А ты у нас известная скупердяйка! Вот как в ином мире заварушку учинить – это всегда пожалуйста, а как дома – ни-ни. Мы с сильфами будем вежливо улыбаться друг другу, накручивать цены с мизерных до нормальных, сильфы будут делать вид, что постоянно путают цифры в договорах, а я буду отпаивать Юргена кофе, поскольку бедолага вынужден почти в одиночку лавировать политику двух держав, одна из которых – любимая родина, а другая – управляется его лучшей подругой.

– Как просто и непринужденно ты обрисовал наш политический курс на ближайшие двадцать лет, – фыркнула Клима. – Договоришься когда-нибудь, я тебя министром сделаю.

– Ну что ты, куда мне до твоих министров. Они тебе на полвека вперед точный прогноз составят, и диапазон колебания цен на экспортное зерно приложат. Мне вполне хватает кафедры прикладного колдовства в Институте.

– Кстати, о твоей кафедре. Ты там ведешь себя в точности, как верховный сильф. Только он с зерном мухлюет, а ты – с количеством комнат под лаборатории. Из-за твоих махинаций кафедра изящных искусств вынуждена ютиться в пяти помещениях, хотя ей изначально отводилось целое крыло.

– Клима, ну зачем им столько места... Цветочки-бабочки, кисточки-баночки, а нам шестую модель регулятора ставить некуда.

– Тенька, – строго сказала обда. – Ты мой лучший и единственный друг, я тебя очень люблю и ценю. Но если ты не перестанешь отбирать комнаты у кафедры изящных искусств, я сниму тебя с должности.

– Ну хорошо, хорошо, – вздохнул Тенька. – Лишний повод сделать очередную модель компактнее. Но я ничего не отбираю! Они сами отдают!

– Можно подумать, я не знаю, почему. Весь Принамкский край болтает, будто ты мой любовник.

– Но я же не использую это в качестве решающего аргумента! – невинно пожал плечами Тенька. – А ведь мог бы. В отличие от Юргена, Верховного сильфа, десятка министров, троих комендантов крепостей и одного популярного артиста.

– Я поражаюсь этому народу, – Клима между делом отложила исправленный сильфийский договор в сторону и взялась за новую кипу документов. – Если верить слухам, я вообще не сплю по ночам. Потому что втиснуть в свой плотный график полторы дюжины любовников я могу лишь в ущерб сну. Даже с тобой меня угораздило задолго до коронации, и то…

– ...По молодости, глупости и пьяни. Я помню. Такое не забывается. Зато, дорогая обда, мы тогда выяснили, как на тебя действуют крепкие напитки.

– Утешься этим, – усмехнулась Клима. – И не забудь разобраться с кафедрой изящных искусств.

Тенька обреченно кивнул, изучая темень за окном. Потом взгляд колдуна упал на старое водяное зеркало, на котором он пару лет назад упражнялся с временными полюсами. Теперь оно перебрасывало между мирами с разбежкой на несколько сотен лет. В рабочем кабинете обды зеркало пылилось давно. Тенька притащил его сюда, как почтенная кумушка – свое вязание, да так и забыл. А Клима, наверное, и не заметила. Во всяком случае, не подала виду. Тенька решил, что это хорошо, ведь ставить зеркало ему решительно негде, особенно в преддверии грядущего уплотнения кафедры, а уничтожить рука не поднимается.

Словно отзываясь на мысли колдуна, ровная водная поверхность пришла в движение, закручиваясь спиралью и отблескивая цветами радуги.

– Клима, гляди-ка! Либо я ничего не смыслю в водяных зеркалах, либо сейчас сюда кто-то войдет!

Обда оторвалась от бумаг.

– Ты кого-то ждешь через это зеркало?

– Нет, – Тенька мотнул головой. – Более того, оно почти нерабочее: настроено на единственный мир, и то со сдвигом.

– На какой?

– Тот, где ты последний отпуск проводила. Интересненькое дело...

Спираль перешла в рябь, радуга сверкнула особенно сильно, и из темных глубин в комнату вывалился золотоволосый эльф в полуобморочном состоянии. Он не удержался на ногах и ничком грохнулся на пол.

– Твои фокусы? – привычно уточнила Клима у придворного колдуна.

– В кои-то веки – нет! – выпалил Тенька.

Эльф на полу шевельнулся, приходя в себя, поднял голову...

– Инголдо! – воскликнула обда. Она встала из-за стола, быстрым шагом подошла к гостю, протянула руку. – Как ты очутился в водяном зеркале?

– Сам залез, – немного хрипловато сообщил эльф, перемещаясь с пола на предложенный Тенькой стул. – Голова кружится... Это нормально?

– Скоро пройдет, – заверил колдун. – Нечего было в такое нестабильное зеркало лезть.

– Но другого мы не нашли, – Финдарато помассировал виски кончиками пальцев, поморщился. – Тингол свое уничтожил, прочие вытекли, едва ты покинул наш мир, осталось только Химрингское...

– Еще бы, я его несколько лет настраивал! Даже убрал погрешность, из-за которой колдовство действует, лишь пока сотворивший его находится в данном мире. Правда, там напрочь сдвинуты временные полюса – разбежка в триста лет. Счастье, что тебя не занесло крокозябры знают куда!

– Вообще-то, у нас и впрямь прошло чуть больше трехсот лет, – поведал Финдарато.

– А здесь – пара месяцев, – просветил Тенька. – Интересненькая вещь – время...

– Зачем вам вообще так срочно понадобилось с нами связываться? – Клима налила в кубок воды и подала гостю.

– Кстати, – влез Тенька. – Я собирался навестить вас на днях, но теперь не получится.

– Почему? – Финдарато залпом осушил кубок, и его бледное лицо слегка порозовело.

– Появился ты и сказал, что нас не было в вашем мире больше трехсот лет. Если я возьму нормальное зеркало и перемещусь в Химринг, пространственно-временной континуум проклянет меня и треснет. Он и так уже на ладан дышит. Реальности раздвоятся – и привет. Окажусь я в какой-нибудь жуткой части вселенной, где ваш Белерианд, скажем, затопило, а нашу Климу в восемнадцать лет зарубили саблей.

– Значит, теперь я не смогу вернуться домой? – с ужасом уточнил Финдарато.

– Сможешь, – успокоил его Тенька. – Я ж профессионал. Подтяну временные полюса по поясам, разбросаю реальности по вероятностям – и вперед. Чего приходил-то? О пространственно-временном континууме лекцию послушать?

– У нас беда, – гость совсем помрачнел. – Если ты своим колдовством не поможешь, то лишь на Валар надежда, а это все равно, что надежды нет.

– Опять какой-то Враг завелся? – поднял бровь Тенька.

– Не какой-то, а все тот же, – Финдарато окончательно пришел в себя, выпрямился и окинул присутствующих ясным взглядом. – Саурон сбежал.

– Так я и знала, – бросила Клима. – Что за народ! Будь вы моими подданными, я бы и правда ночей не спала. Здесь хоть пару часов в сутки отдохнуть дают.

Тенька укоризненно покосился на обду.

– Мы недооценили его, – тихо сказал Финдарато. – За что и поплатились.

– Значит, вы триста лет держали Саурона взаперти, а потом...

– Нет, он сбежал уже на следующий год. Мы думали, больше о нем не услышим. Однако он всего лишь выжидал.

– Маленькая деталь, – уточнила Клима, – так думали все или только ты, главный... идеалист Белерианда?

– Большинство!

– Ясно, идеализм заразен...

– Но у нас были на то все основания. Зла не чувствовалось, на землях наконец-то воцарился мир...

– Конечно, я бы на месте Саурона тоже затаилась и не стала себя обнаруживать. Он – просто молодец.

– ...Но Финдекано по-прежнему был настороже...

– О, хотя бы в нем я не разочаровалась.

– ...Как и Майтимо.

– Приятная неожиданность для меня, – прокомментировала Клима язвительно. – Я была худшего мнения о его уме.

– То есть, я в твоих глазах – совсем законченный глупец?

– Инголдо, что ты такое говоришь? Ты один из самых мудрых эльфов Белерианда, однако твоя слабость в том, что ты постоянно думаешь об окружающих лучше, чем есть на самом деле.

– Я не считаю это слабостью.

– Дело твое, – не стала спорить обда. – Сейчас я велю подать чай, и ты расскажешь, чего столь страшного натворил ваш Саурон. А мы подумаем, сможет ли Тенька чем-нибудь помочь.

Двадцать семь с половиной минут спустя.