Текст книги "Интересненько это они придумали...(СИ)"

Автор книги: Zora4ka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 44 страниц)

Тот горячо кивнул.

Тенька приложил большой нарготрондский палантир к центру зеркала, и он словно прилип. Конструкция выходила не для слабонервных.

– Сейчас попробую подтасовать коды доступа, – бормотал колдун, – та-ак, они рассчитаны на определенную комбинацию астральных колебаний... Лютиэн, можно тебя на минутку? У тебя ведь есть беспрепятственный доступ домой? Приложи руку к палантиру и сделай вид, будто пересекаешь эту вашу границу. Хорошо, а теперь приложи к этому месту мою руку и повтори... Ага... Пошел процесс идентификации... Крокозябра ж твою на вынос!

Тенька отскочил от зеркала, палантир полыхнул багровым светом и рассыпался в крошево. Артаресто издал долгий горестный вздох.

– Точкой выхода ошибся, – невозмутимо пояснил колдун, откидывая со лба светлую челку. – Есть еще один палантир?

– Это завеса Мелиан так сработала? – ошарашенно спросил Финдекано.

– Нет. Говорю же, немного ошибся. У вашего Моринготто или у кого-нибудь из его подручных есть такая круглая штука?

– Да собственно, в Тол-ин-Гаурхот, у Саурона, – вспомнил Артаресто.

– Вот туда я и попал, – сделал вывод Тенька. – Там тоже защитка стоит, не навороченная, среднего пошиба профанация, но просто так все равно не свяжешься. Мне кто-нибудь даст новый палантир?

– А ты его опять угробишь? – недобро поинтересовалась Клима. – Думаешь, их тут неограниченный запас на все твои художества?

– На этот раз я точно не промахнусь, – заверил Тенька.

И правда, не прошло и десяти минут, как колдун беспрепятственно вошел через водяное зеркало. И пропал на целый час. Клима уже собиралась принимать меры, еще неизвестно какие, но явно решительные, когда в ее палантире отразилась донельзя довольная курносая физиономия.

– Докладываю: настройка связи прошла удачно, можешь говорить с Тинголом, а то он сам толком не умеет палантиром пользоваться.

– Мог бы научить, – попеняла Клима.

– Так я уже у Курво. Я как все объяснил, сразу вернулся к нему, работа ж стоит.

– А что ты сказал Тинголу?

– Дело было так, – со смаком принялся рассказывать Тенька. – Появляюсь я посреди зеленой такой аллеи, там какой-то эльф сидит. Спрашиваю у него, не Дориат ли это. Он на меня смотрит круглыми глазами и интересуется, как я сюда попал, ведь только что на моем месте никого не было. Я говорю, что это все мое колдовство. Он спрашивает, как я ухитрился со своим колдовством преодолеть пояс Мелиан, и не служу ли я Врагу. Даже за меч взялся. Я ответил, что пояс Мелиан взломал, но не сильно, скоро восстановится, и Врагу не служу, а против него воюю, и вообще пришел к королю Тинголу с посольской миссией из Нарготронда, где ждут ответа такие царственные особы как Финдекано, он же Фингон, Артаресто, моя дорогая обда... – Артаресто схватился за голову, Финдекано прыснул, Клима внимала с каменным лицом, – ...и их драгоценная Лютиэн. Эльф тот как про нее услышал, сразу меня к Тинголу и провел. Я вручил ему палантир, сказал кодовое слово “Лютиэн” и вернулся к Курво, дорабатывать регулятор, а то у нас тяги в колесах не хватает.

– Ладно, – махнула рукой Клима. – Молодец, с заданием справился. Дорабатывай свои колеса, только не пропадай, ты мне нужен круглосуточно.

Прервав связь с Тенькой, обда настроилась на переданный Тинголу палантир. Предстояли долгие и кропотливые переговоры.

Пятнадцать часов спустя.

Совет начался с опозданием: не вечером, а утром следующего дня. А все оттого, что уговорить Тингола на участие в заварушке оказалось еще сложнее, чем лесных эльфов. И в политике он был искушен куда больше. До глубокой ночи шла битва Климиного красноречия, дипломатичности Финдекано и жалобных глаз Лютиэн с опытом и упрямством синдарского короля. Но решающую роль в переговорах все-таки сыграли прекрасные очи Лютиэн и их выражение, умело обличенное Климой в выгодную словесную оболочку. Итогом переговоров стали выделенные Тинголом немалые войска. Участники дипломатического сражения, измотанные до предела (даже Лютиэн), отправились спать (Клима для разнообразия – одна и в свою комнату). На Тьелкормо, не принимавшего участия в переговорах, возложили непростую миссию – вежливо объяснить всем, что генеральный совет переносится на завтра.

Едва рассвело, все собрались в тронном зале. Вряд ли эти стены когда-либо знали такое столпотворение. Были здесь и шестеро феанарионов за вычетом занятого регулятором Куруфинвэ, вместо которого пришел сын; и многочисленные вожди нандор с ланквенди, и Финдекано, и Артаресто, как исполняющий обязанности государя Нарготронда. На возвышении стоял крошечный Климин палантир, из которого на присутствующих поглядывал король Тингол. Сама Клима сидела в уголке и наслаждалась тем, что ей не надо брать руководство над всем этим балаганом. Все скажут и решат без нее. Это было прекрасное чувство.

Первым говорил Тьелкормо. Он рассказал разработанную на спине Хуана стратегию, еще раз напомнил всем и каждому, насколько важна и нужна предстоящая битва, и предложил открыть обсуждение. Следующие несколько часов все вносили в план свои коррективы, мирно переругивались и согласовывали будущие действия. Одним словом, совещание протекало гладко, своим чередом. Самый яростный спор разыгрался, когда называли время выступления объединенных войск из Нарготронда. Одни хотели идти сегодня, другие предпочитали начинать всякое доброе дело с рассвета и выходить завтра. В конце концов, Клима связалась с Тенькой и спросила, будет ли готов его регулятор прямо сейчас. Колдун пришел в ужас и попросил хотя бы семь с половиной часов, а в идеале дня два на доработку соединительного троса, изменения силы трения относительно добавочного утяжеления и прочих столь же важных и непонятных вещей. Это и решило все. Выступление назначили на завтрашнее утро, еще немного поспорили, уже просто из любви к искусству, поговорили за жизнь и разошлись.

Вечером Тьелкормо пришел в Климину комнату и застал обду сидящей у окна и меланхолично взирающей на разруху во внутреннем дворе. Как и боялся Артаресто, магнолии не уцелели.

Из окна напротив было хорошо видно и слышно, как Майтимо уговаривает Макалаурэ надеть кольчугу и штаны с броней вместо любимой мантии, а еще наручи с сильмариллами. Как это, зачем? Пригодятся! И вовсе не тяжелые, и лоб не обожгут – нечего пот на лице запястьем вытирать! И на кой, во имя всех Валар, в бою нужна лютня? Лучше бы шлем взял! И Финдекано, которому арфа в похожей ситуации все-таки пригодилась, это не аргумент! Да, в будку с лютней можно, а в бой нельзя. И нечего пререкаться со старшим братом, а то еще и полный доспех заставит надеть. Как это “за что?” Чтобы на лютню сил не осталось!

– Сумасшедший день, – сказал Тьелкормо, садясь рядом.

– Вовсе нет, – хмыкнула Клима. – Дома у меня еще веселее. Здесь я отдыхаю просто.

– Нелегко тебе живется.

– Привыкла. Я ведь обда, я должна быть несгибаемой, должна все за всех решать, потому что меня окружают одни, как ты тогда выразился, идеалисты. Тьелко, ты себе не представляешь, как прекрасно, когда правитель не ты!

– Не представляю, – вздохнул Тьелкормо.

– Может, и к лучшему. Зато у тебя есть время носить бирюльки и навещать меня по ночам.

– Этим и живем, – фыркнул эльф.

– Обними меня, Тьелко. И не будем в эту ночь говорить о делах, – Клима произносила эти слова с величайшей бережностью, словно перекатывая по бархату хрупкие хрустальные бусины. Лишь в далеком иномирском городе она могла позволить себе хоть на одну ночь забыть про дела.

Три дня, тринадцать часов и тридцать три минуты спустя.

Распугивая и по мере возможностей уничтожая все встречные отряды орков, грозное войско добралось до стен Тол-ин-Гаурхот, расположившись лагерем на некотором расстоянии. Ждали появления “технической” поддержки. Та, естественно, запаздывала, ввиду очередных “интересненьких” причин.

– Тенька! – ругалась Клима. – Я же тебе десять раз на карте нарисовала, куда нужно переместить этот ваш регулятор! Почему у тебя вечно все идет наперекосяк?!

– Это естественная погрешность в ходе любого эксперимента, – вяло оправдывался колдун из недр палантира. – Я ничего не могу с ней поделать. Погрешность – единственное проявление естественных свойств, которое не поддается ни одному из типов искажений. Хотя наш регулятор...

– Где он, ваш регулятор? Почему я не вижу его перед собой?

– Нам всего три километра осталось, – Тенька старался говорить виновато, но выходило больше рассеяно. – Сейчас Курво под правые колеса рельс проложит...

– Какой еще рельс? – схватился за голову Майтимо, тоже слушавший разговор.

– Палка, по которой колесо едет. Они такие интересненькие получились, потому что надо было распределить вес по тяге, обычные колеса не годились, и тогда я вспомнил рассказы жены о поездах...

– Я его когда-нибудь четвертую, – устало пообещала Клима лорду Химринга и снова обратилась к палантиру: – Чтобы самое большее через час вы были здесь. Вместе с регулятором, рельсами и прочим оборудованием. И чтобы все работало!

– Будем, – пообещал Тенька. – Раз ты сказала – точно будем!

И правда, вскоре в задних рядах войск началось изумленное движение, а затем показалась всеми ожидаемая троица: Тенька, Куруфинвэ и регулятор.

Это была явно новая, сильно усовершенствованная модель: арматурный каркас загибался в некое подобие раковины, из которой торчало огромное дуло с оптическим прицелом. Внизу к “раковине” были приделаны двенадцать маленьких колес, шесть с каждой стороны. По ровной земле конструкция могла ехать сама, но при малейших кочках и канавах приходилось подкладывать длинные прямые рельсы, коих у изобретателей имелось целых четыре штуки. Регулятор не требовалось толкать: Тенька прикладывал к специальному ответвлению в арматуре скрученный из толстой проволоки дрын с шариком на конце. Соединение пускало зрелищные искры, и регулятор, скрипя всеми сочленениями, ехал вперед по рельсам.

Так и двинулись на штурм крепости: впереди поскрипывающий регулятор, словно ведомый Тенькой на поводке, нервно суетящийся вокруг Куруфинвэ с рельсами, а позади – прочее воинство, пешее, конное и знаменосное. Эльфы, особенно непривычные к веяниям прогресса жители Нарготронда, Гондолина и дремучих лесов, посматривали на чудо просвещенной мысли с явной опаской, некоторые даже потихоньку бормотали молитвы. Финдекано был вынужден проехаться по рядам и произнести пару-тройку речей в поддержку колдовства. Боевой дух удалось спасти.

У рва пришлось остановиться. На стену крепости поднялся высокий витязь в сочащихся тьмой доспехах. На нем не было шлема, и черные волосы полоскались по ветру как придаток плаща.

– Это Саурон, – пояснил для Климы Майтимо.

– У него Берен, я чувствую, – прошептала стоящая там же Лютиэн.

Саурон заговорил. Его голос разносился над округой гибельным эхом.

– Жалкие эльфы пытаются собрать остатки сил, чтобы бесславно сгинуть. Вы разобщены и умираете поодиночке. Вам никогда не одержать победу над великой Тьмой!

Речь лилась, презрительная, убедительная, заставляющая покориться. Над войском повисла тишина, и в ней раздался неунывающий Тенькин шепот:

– Можно я по нему из регулятора шмальну?..

Но тут вперед вышла Клима.

– Великое эльфийское воинство едино! Оно сокрушит Тьму и прогонит ее исчадия прочь! Здесь и сейчас в вечном зените славы мы возьмем эту крепость, а потом все прочие, занятые злом!..

Саурон подавился речью, но быстро опомнился и исхитрился перебить Климу, продолжив гнуть свое. Обда позиций не сдавала, и началось идеологическое противостояние, впоследствии прозванное Тенькой: “Кто кому больше гадостей накаркает”. Оба противника знали свою силу и были искушены в ораторском искусстве. Клима не обладала таким огромным жизненным опытом, как Саурон, но ее речи, благодаря таланту и поддержке высших сил, интуитивно выходили точнее и ярче. Под конец повелитель Тол-ин-Гаурхот незаметно для окружающих, но вполне ясно для себя и Климы начал сдавать позиции и выкинул из рукава припрятанный до поры козырь:

– Что толку в речах? Они пусты и глумливы. Но кто посмеет сравниться со мною в песнях? Один эльф из гнилого народа нолдор попытался намедни спеть со мною, и был брошен подыхать в волчью яму!..

– Это он об Инголдо, – догадался Артаресто, сжимая кулаки.

– И Берен с ним был, – Лютиэн исступленно прижала ладони к сердцу.

– “Брошен подыхать” и “подох” – разные вещи, – хладнокровно заметила Клима. – Значит, Инголдо еще жив.

– Ишь, стелет, – прошипел Майтимо с презрением и яростью. – На песенный поединок вызывает, время тянет.

– На какой поединок? – не понял Тенька.

– Известно, какой...

– ...Эльфы слабы, – вещал Саурон. – Никто не сумеет меня перепеть...

– Я сумею! – разнесся над притихшим войском звонкий твердый голос.

От пестрого монолита толпы отделилась синяя фигурка и быстрым шагом достигла края рва, замерев на высокой насыпи, у самой пропасти.

– Стой, куда?!! – слаженно выкрикнули Майтимо, Тенька и Куруфинвэ с Карнистиром. Но время было упущено, никто не успел удержать вызвавшегося.

Перед Тол-ин-Гаурхот, в отдалении от основных сил, один на один со смертью стоял Макалаурэ. Он так и не снял извечную мантию, хотя стараниями Майтимо на нее была надета длинная мифриловая кольчуга, подпоясанная чем-то подозрительно напоминающим обрывок конской уздечки. На запястьях менестреля сверкали сильмарилловые наручи, голову венчал остроконечный шлем. Из оружия у Макалаурэ имелась только лютня, с которой он сейчас деловито стягивал чехол.

– Что вы на него напялили?! – вытаращил глаза Тьелкормо, не успевший раньше толком рассмотреть облачение старшего брата. – Последний раз Кано так выглядел, когда еще в детстве мы с Курво и Морьо нарядили его Мелькором во время игры во взятие Утумно.

– Я самолично перед отъездом запихнул его в нормальные доспехи! – Майтимо стиснул кулаки. – Выехали, смотрю – он в мантии! Пришлось одевать в то, что под рукой было. Хорошо, я наручи догадался захватить. А лютню он вообще всю дорогу прятал. От меня!

Макалаурэ тем временем на пробу провел рукой по струнам. Аккорд зазвенел на всю округу.

– Они реально собираются петь? – разинул рот Тенька.

– Что из фразы “песенный поединок” заставило тебя в этом усомниться? – съязвил Майтимо.

– И Саурон петь будет?!

– Еще как, – проворчал Тьелкормо.

Клима заметила, что всеобщее внимание сейчас приковано к Макалаурэ и его противнику. Она поманила Лютиэн и тихонько предложила той под шумок пробраться в крепость на поиски пленников.

– Но как мы переберемся через ров? – спросила эльфийка.

– Уж воду-то я сгустить сумею, – ухмыльнулась Клима. – Хуже, чем это сделал бы Тенька, полностью сухими не выйдем, но и не потонем. Высшие силы, какое же это счастье, оставить всех и без последствий уйти на авантюру!

– Я пойду с вами, – неожиданно сказал Хуан, преданно глядя на Лютиэн, и вильнул хвостом.

Тем временем песенный поединок начался. Макалаурэ жестом показал Саурону, чтобы тот пел первым.

– Эру, зачем он это сделал?! – тут же застонал Майтимо. – Почему лишил себя преимущества?

– Может, хочет прощупать противника? – предположил Тенька.

– Я знаю, что он жить не хочет! Ты же ничего не смыслишь в песенных поединках!

– Я смыслю в колдовских... – начал было объяснять Тенька, но Саурон запел, и стало не до дискуссий.

Темный витязь пел без аккомпанемента, но легче от этого не становилась. Песня была резкой, жестокой, о гибельном пламени, несущем смерть и пожары, о пламени, которое сжигает всех и не знает пощады.

– Может, я его все-таки пристрелю из регулятора? – крикнул Тенька в ухо Майтимо.

– Не смей! Живой или мертвый, Кано не простит, если мы прервем поединок.

Макалаурэ не дрогнул. Поднявшийся ветер сорвал с него кое-как закрепленный шлем, растрепал темные волосы, взметнул полы мантии, но сам менестрель стоял прямо, не шелохнувшись. Едва голос Саурона стих, он поднял лютню и заиграл, дополняя музыку голосом. Песня о приветливом огне очага, о костре, согревающем усталых путников холодной дорожной ночью, об искрах, мотыльками летящих к заветной мечте, ничуть не уступала по мощи сауроновой.

– Я, кажется, понял принцип, – сообщил Тенька. – По-моему, у Кано все шансы на успех. Ишь, как грохочет музыка, а он еще возмущался, что не переносит громких звуков. Все, теперь от будки не отвертится!

– Если вернется, – с горечью прошептал Майтимо.

Завершилась песнь о добром огне. Опять настал черед Саурона.

– Пой еще, великий менестрель! – крикнул он.

– Да! Да! – обрадовался Майтимо. – Кано, давай, покажи ему!

Тьелкормо сказал то же самое, но в более вольной форме. А Тенька, вспомнив что-то из личного опыта, пробормотал:

– Ох, неспроста он это...

– Я подожду свой черед и оставлю третью песню за тобой, – ответил Макалаурэ.

– Балда! – взвыл Майтимо.

– Идеалист! – вторил брату Тьелкормо.

– Меча бы этому гаду, а не третью песню, – высказался Финдекано.

– Молодец! – выкрикнул Тенька.

– Да какой, к Моринготто, “молодец”?! Он же свой шанс на победу упустил! – не успокаивался Майтимо.

– Он не дает загнать себя в угол!

– Отказываясь петь?

– Да я точно так же выиграл свой первый поединок! – принялся горячо объяснять Тенька. – Ушел в глухую оборону, а когда соперник выдохся – ударил. Правда, первое у меня тогда со страху вышло, а второе – благодаря Климиной оплеухе. Но результат!

– Хочешь сказать, Кано сейчас испугался?

– Да не похоже. По-моему, он знает, что делает.

Тьелкормо тут же предположил, что именно знает его оглашенный братец Кано, и озвучивать сии речи можно было лишь здесь, на шумном поле брани, вдали от невинных дев, маленьких детей и комнатных растений.

Саурон запел третью песню. Он воспевал ужасы войны, злобу воинов, убийства и невосполнимость потерь, горы трупов, исклеванных воронами, покалеченные судьбы, разрушенные семьи, осиротевших детей. Финдекано побелел, Майтимо широко распахнутыми глазами, словно заклиная, глядел на прямую спину брата, все так же стоящего у самой пропасти. Тенька громко заявил, что наслушался этой муры дома от Юргена, когда убили его ныне здравствующую жену, и демонстративно заткнул уши.

Макалаурэ спокойно выслушал песню до конца и предложил Саурону спеть еще.

– Вот это выдержка! – восхитился Тенька. – Будка явно пошла ему на пользу.

– Какая, к драному Моринготто, выдержка?! – в голосе Майтимо звучал ужас. – Он просто не знает, о чем петь!

– Кано! – закричал Финдекано. – Пой о том, что день настанет вновь!

– Нет! – вторил ему Тьелкормо. – Лучше о большой любви между мужчиной и женщиной, которая породит много-много новой жизни!

– Идиоты! – вызверился на обоих Майтимо. – Это все не годится!

– Ничего подобного, – возразил Тьелкормо. – Про любовь всегда срабатывает.

– С чего ты вообще взялся определять, что годится? – раздраженно осведомился Финдекано. – У тебя даже слуха толком нет.

– Для того чтобы понять, насколько хороша тема песни, слух не нужен, – убежденно заявил Майтимо.

Саурон в это время принялся отнекиваться, предлагая менестрелю все же ответить. Макалаурэ не соглашался, вместо полноценной музыки у обоих выходили невнятные напевы, от которых даже земля не тряслась.

– Да что они ломаются один перед другим! – у Тьелкормо сдали нервы. – Кано, давай, пока берут... тьфу, пой, пока дают!

– Он бы уже дюжину раз на стену влез и шарахнул Саурона лютней промеж глаз, – бурчал Финдекано.

– Может, я из регулятора?.. – заикнулся Тенька.

– Рано, – отрезал Майтимо. От волнения его лицо потеряло и загар, зато веснушки ярко выступили даже на белых губах.

С каждым разом витиеватые расшаркивания поединщиков становились все протяжнее, почти балансируя на грани полноценной песни. Количество слов и музыкальных аккордов монотонно нарастало, и вот уже всякий, кто хоть немного смыслил в музыке или ритмике, мог почти наверняка предсказать, что когда через два хода Макалаурэ в очередной раз откажется, у Саурона выйдет полноценная песня.

Но менестрель не стал этого ждать. Он все-таки запел свою тему тремя ходами раньше.

– Что за... он поет?! – ахнул Майтимо.

– Какого Моринготто? – выругался Финдекано.

– Эх, о любви надо было, о любви! – в сердцах сплюнул Тьелкормо.

Макалаурэ почти дословно цитировал прошлые песни Саурона, постепенно сливая разные мотивы в один. На точке этого слияния он замедлился, приостановился, словно раскачиваясь перед броском, а потом грянул так, что даже Майтимо невольно поднес руки к ушам. Менестрель пел, что все зло, которое принесла Тьма на землю, все зло, которое было сотворено ею и по ее указке, сторицей вернется к ней карающим бичом. И чего бы Саурон ни пел, как бы ни пугал, какие кары бы ни сулил и о каких деяниях бы ни вспоминал – ничто не отвратит этого возмездия. А самое главное, Саурону это известно лучше всех присутствующих, иначе бы он не вышел сейчас на стену в надежде отсрочить неминуемую расплату.

Крепость сотряслась, часть стены обрушилась вниз, и Саурон, кувыркаясь, полетел следом.

– Тенька, давай!!! – завопил Майтимо, перекрывая грохот. И колдун “дал”, поймав бывшего хозяина Тол-ин-Гхаурота в мощный ядовито-сиреневый луч регулятора.

Саурон упал в ров, в рядах орков началась дикая паника, стена пустела на глазах.

Макалаурэ наконец-то повернулся к своим. В лице ни кровинки, на губах ошалелая улыбка. Он сделал несколько шагов от края пропасти, и Майтимо первым бросился к нему навстречу. Следом ринулись Тенька, Тьелкормо с прочими братьями, Финдекано и даже Артаресто.

– Задушите, – сипел Макалаурэ, заключенный в объятия со всех сторон. – Осторожно, инструмент раздавите!

Лютня в итоге все же треснула, а менестреля спасла мифриловая кольчуга.

В разгар всеобщего ликования отворились ворота крепости, опустился подвесной мост через ров, и на него вышли Лютиэн в обнимку с Береном, Клима, поддерживающая изрядно потрепанного Финдарато, и Хуан. Сам по себе, но морда заляпана волчьей кровью. Судя по виноватому лицу государя Нарготронда, обда только что наговорила ему много правильных и вечных вещей, а также справедливо обругала идеалистом.

Взятие Тол-ин-Гхаурота без боя шло своим чередом. Несколько эльфов нырнули в ров и выловили оттуда ценного пленника.

– Это точно Саурон? – поднял брови Макалаурэ, когда бывшего повелителя крепости подвели ближе.

– Тенька, а твоя “шайтан-машина” не так уж и бесполезна, – с мстительным злорадством отметил Майтимо.

Урегулированный Саурон и впрямь мало походил на себя прежнего. Мокрый, грязный, малость оглушенный, он водил по сторонам мутным взглядом красновато-карих глаз. Пропали черные волосы: истинный цвет шевелюры Саурона оказался таким же белобрысым, как у Теньки. На носу и бледных щеках проступили редкие серенькие веснушки. А искусно сработанные доспехи, прежде внушавшие трепет, теперь переливались всеми оттенками розового. И лишь черный плащ остался неизменным, только промок и больше не реял по ветру, а тяжелой тряпкой волочился следом.

– Заковать в кандалы и запереть, – распорядился Финдекано.

– Только не абы где, – спохватился Тенька. – Я ему камеру отрегулирую изнутри. Для верности.

====== О Берене, Лютиэн, кофе и поруганном каноне (часть 4) ======

Совет устроили в главном зале взятой крепости, наспех отмытом и кое-как приведенном в первозданный вид. Было шумно, решались сиюминутные организационные вопросы, Клима с Тьелкормо разговаривали глазами и нежно трогали друг друга за руки, Тенька в углу ковырял трофейный палантир, пообещав стереть с него все отпечатки зла и подарить Артаресто взамен рассыпавшегося. Финдарато тоже пришел на совет – отмытый, переодетый, причесанный и местами забинтованный, он сидел, облокотившись на спинку стула, с кубком горячего вина в руках и немного клевал носом.

– Чем скорее мы выступим на Ангамандо, тем лучше, – говорил Майтимо.

– Но войско синдар из Дориата прибудет в лучшем случае послезавтра, а то и три-четыре дня спустя, – заметил Артаресто.

– Нам дорога сейчас каждая минута! Враг не ожидал, что мы так скоро объединим силы, надо воспользоваться преимуществом.

– Он уже наверняка обо всем знает.

– Но все равно не успеет подготовиться! Я за то, чтобы выдвигаться завтра на рассвете.

– Давайте оставим в крепости небольшой арьергард, – предложил Финдекано. – Они проследят, чтобы орки не зашли к нам с тыла, посторожат Саурона, встретят синдар и вместе с ними выдвинутся к Ангамандо, как подкрепление.

– Хорошо, кто останется? – по голосу Майтимо было ясно, что уговаривать на подобное дело его самого – напрасный труд.

– Например, я, – сказал Макалаурэ. – Моего отряда как раз хватит на арьергард.

– Инголдо тоже, – покосился Артаресто на дремлющего брата. – Он еще не достаточно оправился, чтобы идти в битву. С ним можно оставить полсотни воинов из Нарготронда. Больше, думаю, не имеет смысла.

– Тогда решено, – подытожил Финдекано. – Завтра с утра идем на Ангамандо.

На другой день зарядил противный мелкий дождик, и на улице стало еще неуютнее, чем в разоренной орками крепости. Клима тоже не пошла с основными силами. Проводив Тьелкормо и Теньку, она занялась организацией уборки, караулов и поставки продовольствия. Обде всегда больше нравилось вести хозяйство, чем воевать, хотя это совершенно не значило, что последнее удавалось ей хуже.

После полудня, скоротав часок другой за просмотром счетов и чашкой привезенного Тенькой кофе, Клима вспомнила, что вообще-то у нее отпуск, и захотела экзотических развлечений. Тьелкормо, как назло, уехал воевать, утешать впавшего в уныние Финдарато не было настроения, а слушать, как Макалаурэ весьма мелодично пытается отладить треснутую лютню, казалось излишне спокойным занятием. Поэтому Клима отправилась проведать Саурона.

Пленник сидел в одной из башен, в комнате с ядовито-зелеными стенками (так отреагировала штукатурка на регулирующий луч). Закованный в толстые цепи, он, тем не менее, выглядел лучше, чем вчера. Светлые волосы стали отливать темным золотом, из орехово-карих глаз пропала краснота, веснушки точно испарились. На Сауроне не было плаща и доспехов, только простая черная рубашка и штаны.

– Меня почтила визитом прекрасная сладкоречивая леди, – произнес он, едва Клима переступила порог.

Обда мысленно усмехнулась: она знала, что стоит за подобным тоном. Развлечение началось.

– Да вот, решила поглумиться над твоим поражением, – протянула она.

– Я думал, что леди, водящая дружбу с прославленными эльфийскими героями, преисполнена более благородных помыслов.

– А они не знают, что я к тебе пришла, – Клима решила поиграть в непослушную девочку, которая против запрета взрослых идет ночью в кишащий волками лес.

– Какое мудрое решение, – Саурон расцвел на глазах, обде даже стало смешно. – Порою близким друзьям ни к чему знать наши маленькие увлечения. Ты ведь об этом на самом деле хотела со мной поговорить?

Вот только волкам невдомек, что у девочки давно наметан глаз, и она никогда не приходит в лес без заряженного арбалета.

– О, да, – кивнула Клима. – У меня к тебе выгодное предложение.

– Весь внимание, проницательная леди.

– Я хочу власти, – томно поделилась Клима. – А ты можешь помочь мне ее достичь.

– Сделаю все, что смогу.

“Высшие силы! – подумала Клима. – Как же просто обмануть существо, которое само жаждет обвести тебя вокруг пальца!”

– Тебя повезут в самое сердце Дориата. Не смей удрать по дороге! Там я приду к тебе и освобожу. А взамен ты убьешь всех этих лордов с государями и сделаешь меня единовластной королевой Белерианда. Не столь высокая цена за свободу, верно?

Саурон для виду принялся торговаться. Клима, тоже для виду, стояла на своем. Развлечение выходило на редкость занимательным.

За обедом обда сказала Макалаурэ, что Саурона можно будет везти куда угодно с любым конвоем. Он не сбежит.

– Почему ты так считаешь? – спросил менестрель.

Клима объяснила, тот схватился за голову.

– Ты же не всерьез замышляла всех убить?

– Макалаурэ, посуди сам: будь мое невинное развлечение хоть наполовину правдой, стала бы я с тобой делиться? Ты починил свою лютню?

– Нет, – эльф вздохнул. – Лютня пала жертвой братской любви.

– Жалко. Мне понравилось, как ты играл.

– На поединке?

– Нет. Из подземелий было плохо слышно. Сейчас.

– Но я ничего не играл.

– Ты настраивал.

Макалаурэ пришел в ужас от неприхотливости иномирской гостьи, раздобыл где-то арфу и до самого вечера посвящал ее в волшебный мир песен и мелодий. Его игра понравилась Климе даже больше, чем игра Финдарато. Хотя последним достаточно просто любоваться.

Сутки спустя.

Погода окончательно испортилась. Разгулялась гроза, шквальный ветер бросал на стекла крупные капли дождя. По Климиному распоряжению посты сменялись каждый час.

Макалаурэ сидел в главном зале крепости – наиболее уютном и обустроенном из общих помещений – и смотрел, как Финдарато хандрит. Пытается подобрать на единственной в крепости арфе какую-то унылую музыку, постоянно одергивает себя, тоскливо оглядывается на залитое дождем окно и продолжает мучить инструмент вновь и вновь.

– Хватит изводиться, – не выдержал Макалаурэ.

– Я безответственный идеалист, – убито сообщил Финдарато, не глядя на него, и снова тронул струны. Вышло похоже на чей-то предсмертный хрип.

– С чего ты взял?

– Клима сказала. Как увидела там, в подземелье, цепи сняла и начала говорить. Много.

– Ты герой. Остался жив, сдержал клятву...

– Из-за меня погибли все, кто пошел со мной. Из-за моей слабости и самонадеянности.

– Это тебе тоже Клима сказала?

– Почти. Многое я и сам понимаю, – государь Нарготронда лукавил. Похожие речи, только не воспитательно-сочувствующие, а издевательские, ему пришлось выслушивать от Саурона. И если раньше они казались пустой насмешкой...

– Берен выжил. И благодаря твоему поступку мы наконец-то собрали достойное войско.

– Ну почему меня тот волк не загрыз! – воскликнул Финдарато, отбрасывая арфу.

– Потому что его самого разорвал Хуан, – оптимистично ответил Макалаурэ. – Все мы совершаем ошибки. Ты остался жив, а значит, тебе дан шанс многое искупить.

– Я даже на штурм Ангамандо не пошел...

– Пойдешь позднее, с подкреплением. Ну куда тебе сейчас на штурм? Ты в зеркало давно смотрелся?

– А что там?

– Щеки впалые. Круги под глазами. Раны от кандалов на запястьях. Тебе бы выспаться, Инголдо.

– Не хочу спать. Не могу.

– Тогда... – взгляд Макалаурэ скользнул по столу и зацепился за знакомый полотняный мешочек, – о, да это же Тенькин чай! Давай-ка я тебе заварю, вмиг о горестях забудешь. Проверенное средство.

– А я-то думаю, чем так странно пахнет. Трава иномирская.

– Да, запах и впрямь не такой, как обычно. Хотя у Теньки все необычно. Где тут жаровня и котелок?

Чай вышел непрозрачным, темно-коричневого цвета, пах излишне резко, но в целом приятно.

– Горький, – Финдарато лишь чуть пригубил свою порцию.