Текст книги "Ночная духота (СИ)"

Автор книги: Zella

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)

– Ты чего так испугалась?

В голосе вампира слышался смех, хотя он уже стоял ко мне спиной, заваривая кофе, и я вовсе не была уверена, что на губах его играла улыбка.

– Мне показалось, что вы собираетесь меня укусить, – призналась я, даже не сделав никакой попытки оправдаться, и опустилась на стул.

– Глупая, мне же сначала надо тебя в себя влюбить. Иначе какой смысл в твоей крови?

Я уже взяла в руку вилку и теперь выронила её, и та упала на пол.

– Катья, ты как маленький ребёнок! Вот тебе чистая, – Граф так быстро вернулся к кофеварке, что вилка материализовалась подле моей тарелки будто из воздуха. – Взрослая женщина не должна верить детским сказкам. В такое мог поверить только твой дурак Клиф. Да, слишком много сказок читала Лорану нянька, что он так мастерски запудрил бедному мальчику мозги. Варенье получилось безумно сладким с вашим тростниковым сахаром. Ты уверена, что хочешь сахар в кофе?

– Как вам будет угодно, – выдохнула я.

– Отчего ты не ешь? Может, тебе мешает ремень на брюках, и ты желаешь сначала надеть нормальную юбку?

Граф продолжал стоять ко мне спиной, ища в шкафчике блюдечко под чашку.

– Позвольте мне вначале позавтракать, а то я безумно голодна.

– Я тоже.

Теперь он стоял ко мне лицом, и я вновь похолодела.

– Будешь дрожать на всякое моё слово? – теперь я видела на губах графа улыбку. – Не надо было позволять Клифу рассказывать тебе под утро страшилки. Взрослая женщина, в которую ты пытаешься играть, в первую очередь берёт за правило не верить мужчинам, чтобы потом не разочаровываться. Я не прав?

– Я просто не совсем владею своим телом, – прошептала я, сильнее сжимая саднящие веки, но по донёсшемуся с кухни звуку всё же догадалась, что из бутылки вылетела пробка, и раз граф заваривал мне кофе, то явно наполнил сейчас бокал для себя.

– Ешь, пока варенье окончательно не застыло, – граф поставил передо мной дымящуюся чашку с густой пенкой и опустился на стул напротив, крепко сжимая пальцами ножку бокала. – Время позднее, юная леди. Я уже было подумал, что вы оба меня бросили, и приготовился написать клубничным вареньем на блинах обиженные рожицы.

– Где Лоран? – спросила я, так и не донеся отрезанный кусочек до рта.

– Я бы и сам хотел это знать, – в голосе графа не было больше насмешки, он был сухой и даже немного злой. – Вы оба ушли до моего возвращения, иначе я бы ни одного из вас не выпустил из дома. Мой сын в злости способен выкинуть какую-то глупость, а ты уже умудрилась поверить сказкам своего бывшего… Прости, я не сумею, кажется, подобрать верное слово по-английски, чтобы не обидеть тебя. А я больше не желаю видеть твои слёзы. Если они попадут в тарелку, то испортят варенье.

– У меня глаза болели, – призналась я и использовала прошедшее время, потому что прежняя резь мгновение назад исчезла явно не без усилий со стороны графа. – Я забыла солнцезащитные очки и еле доехала до дома.

– Driving Under Influence, – произнёс граф медленно, и я даже дёрнулась от того, как противно в его устах прозвучали эти три слова, будто нечто чужеродное. – Тебя не пугает данное нарушение? Разве взрослая женщина садится за руль после наркотиков? Или для тебя это стало нормой?

Я промолчала, чувствуя во рту непростительный желчный ком, который поспешила заесть блином с вареньем. Граф должно быть не пожалел и коньяка при жарке блинов, будто сейчас был Mardi Gras.

– Quel dommage! (Какая жалость! (франц.) – протянул граф, вновь пряча лицо за стеклом бокала.

И тут я поняла, что очередное французское восклицание не нарушило целостности его речи, и тогда из моего рта непроизвольно вылетело:

– Si jʼy attache de lʼimportance? Oui. Alors. Je suis bien contente d’être revenue tôt de chez Cliff. (Понимала ли я, что делаю? Да. И все же… Я счастлива, что сумела вернуться от Клифа так рано (франц.)

И тут я осеклась и, не в силах сдержать удивления, выругалась к собственному удивлению по-русски. Но выражения моего лица оказалось достаточно для того, чтобы графу не потребовалось перевода. Он лишь улыбнулся и поставил на стол пустой бокал.

– Ты же хотела вспомнить французский, и раз мой сын отказывался говорить с тобой на родном языке, то я… – граф на мгновение прикрыл рот руками, будто провинившийся ребёнок. – Я выполняю все просьбы и сдерживаю все данные мной обещания… А в ответ, – теперь он театрально прикрыл глаза. – В ответ я жду благодарность.

Я с такой силой сжала пальцами вилку, что была уверена, что та погнётся. Граф продолжал улыбаться с закрытыми глазами, и мне пришлось кашлянуть. Тогда он открыл глаза и обиженно вздохнул, а я поняла, что на этом мой ужин завершён, потому что теперь я вряд ли сумею проглотить даже половину блина.

– Спасибо, – сказала я тихо по-французски, хотя всем сердцем желала перейти на английский.

– И всё?

Граф поставил локти на стол и опустил подбородок на сцепленные холеные пальцы, безжалостно сокращая между нами расстояние.

– Спасибо, – решила я повторить свою благодарность по-русски, и у меня это получилось

– Not enough, my fair lady (Этого недостаточно, моя прекрасная леди (анг.), – произнёс граф с наигранным акцентом, всё ближе и ближе приближая ко мне бледное лицо.

– Я не собираюсь вас целовать!

Я вжалась в спинку стула и подумала, что сейчас качну его на лишний дюйм и полечу на пол.

– Вот как, – граф вновь перешёл на французский. – За то, что я наконец избавил тебя от любви к Клифу, я не заслужил даже маленького поцелуя.

– Нет, – мотнула я головой, стараясь удержать равновесие. – Я знаю, чем заканчиваются поцелуи с вами.

– Откуда тебе знать, если ты ни разу не поцеловала меня? Ну если только в своих глупых фантазиях! – И тут же добавил с плотоядной кошачьей улыбкой: – Неужели не хочется попробовать по-настоящему?

– Не хочется, – чуть ли не перебила я и совсем тихо добавила: – Надеюсь, что мне больше никогда не придётся целовать вампира. Ваш сын…

– Обещал тебе вот это? – Граф резко откинулся на стул и извлёк из кармана джинсов небольшой сложенный бумажный квадратик, который в его руках тут же превратился в два обычных листа. Он положил их поверх моего недоеденного блина, не заботясь, что масло и варенье сразу проступили сквозь напечатанные буквы. – Это распечатка твоего банковского счёта. Сомневаюсь, что могу положить на него больше двухсот тысяч евро. А вот это твой билет в Сиэтл на утренний рейс в среду. У тебя будет предостаточно времени, чтобы упаковать чемодан. И я тебе настоятельно рекомендую ограничиться одним и выкинуть всё, что висит в твоём шкафу. Ну, – протянул он, когда я так и не подняла на него глаз: – Теперь я могу получить свой поцелуй? Или мне придётся проглотить твоё «спа-си-бо»? – проковеркал граф русское слово.

– Почему в среду?

Буквы перед моими глазами сливались в одно сплошное серое месиво, будто я тонула в глазах графа, пока не поняла, что действительно смотрю на него, а мой подбородок лежит на его указательном пальце.

– Потому что в среду я улетаю в Париж. Ты проводишь мой гроб и успеешь зарегистрироваться на местный рейс. Или ты хочешь, чтобы я просил Софи об одолжении?

Его голос звучал зло и холодно, а мне страшно было разлепить губы, боясь напороться на острый ноготь.

– Вот и славно. А то вдруг это заразно, и вместо пасторальных акварелей я примусь писать абстракцию. Это же ужасно, Катья.

– Почему Сиэтл? – спросила я, когда граф убрал палец и откинулся на спинку стула.

– А куда тебя деть? В Париж лететь ты не хочешь. Твой русский паспорт давно просрочен.

– Я должна лететь в Сиэтл? – переспросила я опасливо, желая вновь взглянуть на распечатку, чтобы увериться в обретённой свободе, только была не в силах оторвать взгляда от серебристой колкости серых глаз вампира.

– Ты никому ничего не должна с той самой минуты, как открыла эту дверь. Просто куда тебе действительно ехать, если не к родителям?

– Вы сами назвали меня взрослой женщиной, – начала я осторожно, но граф тут же хихикнул:

– Ну это я пошутил. Нет, нет, продолжай, – махнул он тут же рукой, игриво закусывая нижнюю губу, будто и правда боролся со смехом.

И я продолжила в запале, стараясь не сорваться ни на писк, ни на крик:

– В мире предостаточно мест. Я ни разу не была в Мексике. Я хочу посмотреть Лиму. Я хочу взглянуть на Мичу Пикчу. И если я теперь свободно говорю по-французски, то отчего не поехать в Монреаль? Я не хочу возвращаться к родителям. Я вообще не хочу туда ехать. Я изменилась, слишком изменилась, поймите это! И главное – я не желаю говорить дома по-русски. Я не та дочь, которую они бы хотели…

– Конечно, не та, – перебил меня граф с улыбкой. – Я тоже не хотел бы, чтобы моя дочь в двадцать четыре года курила марихуану, глотала таблетки, напивалась до поросячьего визга, спала с первым встречным и не умела благодарить. Так я получу свой поцелуй или нет?

Голос вампира стал подобен звуку разбивающегося айсберга, и я задрожала как в мороз. Неужто он устроил весь этот спектакль с бумажками, чтобы насладиться моей реакции, и потом безжалостно убить? Неужели Клиф был настолько прав, а я посчитала себя в безопасности с Лораном, который вот так безжалостно оставил меня отцу. Но я не в силах противостоять устроенной графом прелюдии. И там, где с трудом сейчас билось сердце, трепетала надежда, что вампир ограничится небольшим укусом. Разве моя жизнь не стоит трёх красных капель?

– Просто встань из-за стола, – продолжал граф спокойно, и я подчинилась уже не зная, чьей воле следую. – Подойди ко мне. Опусти мне на плечи руки. А теперь просто коснись моих губ.

И я дотронулась до них, таких же ледяных, что и Клифа, только к тому же и каменных. Граф не ответил на поцелуй, а даже, кажется, оттолкнул меня, или же я сама отшатнулась от каменной статуи и ухватилась за сердце, пытаясь увериться, что оно продолжает биться.

– Благодарность принята, – сказал вампир сухо и, стащив с тарелки, испорченные листы, скомкал их в шарик и швырнул в раковину, где, должно быть, так и остался лежать пепел от сожжённого Лораном дневника. – А теперь доедай, а то вдруг вздумаешь на радостях напиться на голодный желудок. Мне уже порядком надоело возиться с тобой, и я не меньше твоего считаю часы до возвращения в Париж. Садись за стол!

Колени дрожали, и если бы не посыл графа, то я вряд ли сумела бы дойти до стула. Руки продолжали трястись, и нож лишь стучал о вилку, утратив способность что-либо резать.

– Катья, твой страх мне надоел. До безумия! Мне за даром не нужна ни твоя кровь, ни твой поцелуй. Я просто хотел проверить, продолжаешь ли ты тянуться ко мне, как тянулась к Клифу, или же твой катарсис удался. К счастью, я сумел стереть из твоей головы все твои желания.

– Все? – переспросила я, с трудом прожевав остаток блина, и кажется прошла по меньшей мере минута, пока я сумела понять, что сказал граф.

– Все? – передразнил он меня и швырнул бокал в раковину. – А ты думаешь агрессию МакМёрфи можно было убрать чем-то иным, а не лоботомией? Прости, я не читал никаких книг по хирургии.

– Вы хотите сказать?

Я не хотела верить словам графа, но они складывались в жуткую картину, такую же серую, что и его глаза.

– Ты хочешь, чтобы я предложил тебе пройтись по улице и проверить это на живых мужчинах? У тебя будет ещё время, а пока я не могу дать никакого ответа на твой вопрос. Сейчас мне остаётся надеяться, что в тебе до среды ничего больше не вспыхнет ни ко мне, ни к Клифу. Что же касается твоих глаз, то скажи, что ты видишь?

– То, что вы, похоже, действительно не ложились спать. У вас жуткие мешки под глазами и… Кажется, вы постарели…

Это было правдой. Парижанин выглядел просто ужасно, намного хуже тринадцатого августа, когда пересёк в гробу Атлантику. Наверное, я не должна была говорить про морщины, но сомневаюсь, что он когда-то считал себя неотразимым красавцем.

– Спасибо за прямоту, – скривил он губы. – Настоящая художественная правда. Но я, должно быть, плохо сформулировал вопрос. Спрошу иначе: хорошо ли ты видишь окружающие тебя предметы?

– Теперь, когда слёзы больше не текут, да. Только к чему вопрос?

Я действительно терялась с ответом, но страшное подозрение вдруг стало закрадываться в душу. Неужели мои мысли у двери были верными?

– Здесь не горит ни одной лампы, – сказал граф. – Но не переживай, котёнок, твои глаза в темноте не светятся, пусть ты теперь и видишь не хуже меня.

– Что вы хотите сказать?

– Хочу сказать что скорее всего тебе придётся не снимать больше солнцезащитных очков и начать вести ночной образ жизни. В твоём положении остаётся лишь порадоваться исходу. Глаза не худший побочный эффект. Всё могло закончиться намного плачевнее, и я не думаю, что проделал бы с тобой то, что сделал с Лораном. Тогда бы мне пришлось тащить на себе ещё одного ненормального!

Я слишком сильно испугалась до этого, слушая рассуждения графа, чтобы сейчас бояться за последствия своих слов. Я даже вскочила со стула и швырнула в тарелку нож.

– Вы сами сотворили это с Анри! И теперь смеете обвинять его в сумасшествии…

– Скажи ещё, что это я убил всех этих женщин! – Граф вскочил со стула, и мне надо было благодарить стол, который встал у него на пути и не позволил схватить меня за горло, но тогда я отчего-то не боялась за себя и секунды. – Я утаскивал его с улиц, из борделей, из гримерных танцовщиц. Порой я даже прятал изуродованные трупы. Я нёс свой крест. Я знал, что плачу за то, что украл ребёнка у матери. Мне пришлось отпустить от себя Лорана, и вот уже много лет я живу вдали от сына, ради которого обрёк на несчастье Эстель. Сейчас я больше не сомневаюсь, что малыш Анри должен был либо умереть заживо погребённым, либо расти подле матери, чтобы потом освоить какое-то дело, жениться, родить детей и умереть. Но я пошёл на поводу у своего эгоизма – я взял то, что мне не принадлежало, и погубил его. Он сжёг дневник, но сжёг ли он до конца свою низменную страсть, кто знает? Я летел сюда в страхе, что он принялся за старое, и я мечтал, чтобы он хотя бы остановился, дойдя по последних страниц дневника. Воплотить в жизнь свою фантазию – это самое страшное, что может сотворить с собой человек. И будь мне благодарна, что я избавил тебя от неё. Теперь, когда ты забыла свои фантазии, попытайся хоть что-то сделать со своей жизнью. А сейчас дай мне свой телефон.

Я не стала спрашивать для чего тот ему понадобился. Мне и так хватило его откровений, и следующая фраза могла перерасти в какую-нибудь катастрофу, а мне очень хотелось зарегистрироваться на рейс в Сиэтл, а там взять в аэропорту машину и махнуть в Ванкувер, даже не заезжая в родительский дом. Дрожащими руками я извлекла телефон из рюкзака и осторожно положила на стол перед графом.

– Вы хотите позвонить Лорану? – спросила я, посчитав безопасным вернуться за стол и допить ледяной уже кофе.

– Нет, я хочу погуглить, что несёт в себе имя Клиф. Вот забавно-то как… Прости мой французский экспромт, но мне не хочется читать это по-английски. Так… Носящий его человек склонен всё идеализировать, является очень чувствительной и увлекающейся натурой. Эти качества не следует игнорировать, потому как если Клиф не сумеет выразить себя через музыку, искусство или иные формы творчества, он становится жутко ревнивым и развивает в себе собственнические качества, от которых страдают окружающие его люди… – Граф даже причмокнул и протянул мне телефон через стол. – Никогда бы не подумал, что имя может управлять человеком. А ты думала об этом?

– Нет, не думала…

– И верно, – Я не могла понять, насколько серьёзен сейчас граф. – Ведь твоё имя должно было сделать тебя чистой и непорочной, а какой стала ты, а? С другой стороны наша встреча не случайна, ведь имя твоё происходит от греческого слова «катариос», и раз американская действительность так тебя загрязнила, тебя следовало очистить… Теперь ты в мыслях непорочна, что ребёнок. Славно, Кэтрин…

– Я больше не Кэтрин, – сказала я зло, глядя на смеющиеся каменные губы графа. – Зовите меня Джанет. Я даже документы поменяю.

– Джанет? – тянул граф насмешливо. – Ты погугли прежде значение этого имени.

И я дрожащими пальцами вбила подаренное мне Клифом имя в поисковую строку браузера.

– На иврите оно означает подарок от бога, – произнесла я зло, надеясь, что тут граф не сумеет ни к чему придраться.

– Да, не желал бы я получить такой подарок. Ну что ж, меняй имя. Но помни слова своего дорогого Самюэля Клеменса: «Милостью божьей в нашей стране есть такие неоценимые блага, как свобода слова, свобода совести и благоразумие никогда этими благами не пользоваться».

– Я учту, – ответила я сухо и поспешно поднялась из-за стола: – Спасибо за завтрак. Как всегда, он был великолепен. Особенно вам удалась беседа.

– На здоровье, Джанет, – сказал граф со злорадной улыбкой, но я стойко её вынесла. – Но прежде, чем ты уйдёшь, окажи мне маленькую услугу. Cómo se dice «enchanté» en español (Как сказать по-испански «очень приятно» (исп.)?

– Encantado? – ответила я, не задумываясь, и только потом, после довольной улыбки, графа, испугалась.

– Благодарю, Джанет. Мне очень жаль, что я не смогу говорить с Габриэлем по-испански, но хоть пару слов хотел бы вставить. Может, на завтрашнюю ночь я могу заполучить тебя в переводчики?

– Меня не пригласят, – отрезала я, чувствуя, как по спине скатилась струйка ледяного пота. – Да и потом я ни разу не слышала, чтобы кто-то из них говорил по-испански, при мне звучал только английский. Да и я с трудом могу связать три слова. Я учила испанский в школе всего год.

– Но ты ведь всё равно пойдёшь со мной на это пау-вау или нет? – Граф не сводил с меня глаз, и я чувствовала, как подаренная Клифом повязка ещё безжалостнее стягивает виски. – Лоран со мной не разговаривает, и я даже не уверен, что он до среды вернётся домой, а мне очень интересно побывать на индейской церемонии. А то что же это получается! Побывал в Калифорнии, а ни индейцев не увидел, ни американских горок!

На губах парижанина блуждала горькая улыбка, но я не знала, о чём и о ком сейчас сожалеет граф.

– Ну так мы можем сейчас сходить на аттракционы, – сказала я, пытаясь нащупать под ногами спасительную почву. – Парк открыт до десяти. К тому же, сегодня у них будет салют. И могу сказать, он не уступают тому, что устраивают здесь на День Независимости. Так что вы двух зайцев одним выстрелом…

Слово «убьёте» я решила проглотить, вновь перестав чувствовать уверенность в своей свободе.

– Я буду тебе очень благодарен, если ты составишь мне компанию на оставшиеся три дня. Почти что четыре дня, – поправил себя граф и тут же добавил, даже как-то слишком поспешно: – Но ты свободна отказать мне. Это просьба, не более того. Ты мне больше ничем не обязана. Ни мне, ни тем более Лорану.

Граф замолчал, и я тоже молчала.

– Как мне следует расценивать твоё молчание?

– Как согласие. Только у меня есть одно условие: вы не будете меня больше пугать, вы не будете попрекать меня моим прошлым, и вы не будете за меня решать, что мне делать с моим будущим.

– Хорошо, – кивнул граф. – Только что мне делать, если ты вдруг спросишь совета. Молчать?

– Я не спрошу совета, – сказала я и вздрогнула, будто действительно услышала из уст графа голос Клифа:

– Самоуверенная смертная женщина.

Я быстро развернулась и направилась к себе в комнату, чтобы скинуть и повязку, и эту дурацкую тунику, и брюки Клифа. Меня трясло от разговора с графом, и о глазах я думала тогда меньше всего. Я до конца не верила, что так легко избавилась от общения с вампирами. Три дня и свобода – звучали слишком сказочно. Взгляд серых глаз настораживал, а кошачья улыбка прожигала мои глаза сильнее слёз.

Зажигать свет не потребовалось. Я прекрасно видела своё отражение в зеркальной дверце шкафа. Я была белее самой смерти, белее графа; под глазами залегли фиолетовые круги похлеще любого вампирского грима. Бледные губы продолжали подрагивать, будто у ребёнка, готового разреветься. Волосы высохли и, так как не были расчёсаны, торчали из-под повязки в разные стороны. Ну что ж, соответствующий видок для того, кто провёл день с одним вампиром и планирует провести ночь с другим. Я швырнула на кровать повязку, сорвала с себя тунику и откинула ногой брюки, а потом замерла перед вешалками, не зная, что надеть.

– Сказал же, что лучше всё выкинуть.

– Позвольте мне одеться, – ответила я, не поворачивая головы в сторону двери.

– Буду ждать тебя в гостиной. Что тебе сыграть?

– Реквием, – огрызнулась я и уперлась руками в закрытую створку шкафа.

Граф ушёл и действительно исполнил мою просьбу, а я вновь оказалась на полу, в слезах и отчаянье. За три дня я окончательно похороню в себе русскую Катю и наконец стану американкой Джанет, чтобы начать новую жизнь. Двести тысяч – неплохой старт. Я найду работу, и жизнь наладится. Я позабуду их всех, чтобы не вспоминать даже в Хэллоуин.

– Джанет, ты думаешь, что я буду играть тебе все сочинения Моцарта?

Граф вновь был в комнате, а я продолжала плакать, не в силах остановиться. Вешалки с визгом скользили по палке, пока граф не сорвал с них что-то и не швырнул на кровать.

– Я же сказал, что устал от твоих слёз. Оденься уже и пойдём на аттракционы.

Я влезла в длинную юбку, нацепила кофту и попросила разрешения почистить зубы, надеясь, что такая дурацкая процедура хоть немного приведёт меня в чувство. К косметике я даже не притронулась, понимая, что могу разреветься в любой момент, а серого месива на моём лице и так было уже предостаточно.

– А почему у тебя не висит ловитель снов? – донёсся до меня вопрос графа, когда я выключила воду.

Он лежал на кровати поверх застеленного покрывала, закинув за голову руки. Футболка задралась, но ничего во мне не дрогнуло, будто на кровати валялся кусок мрамора.

– У меня в машине есть один, разве вы забыли? – выдавила я из себя, борясь со страхом не понять очередной намёк на то, что парижанин дословно знает мой разговор с Клифом. – Мне в машине плохие сны обычно снятся…

Граф резко сел на кровати и улыбнулся, совсем по-чеширски.

– Нет, это снилось тебе не в машине. Все было здесь, вот в этих стенах. Но ты зря злишься на меня. Во-первых, я не обещал тебе лёгкой установки блока, а во-вторых, твой катарсис оставался последней возможностью вырвать тебя из рук Клифа. Или тебе так понравилось его признание в любви, что ты готова просить индейца повернуть реки вспять?

– Разве это возможно? – спросила я спокойно. – Было бы так просто избавиться от вашего катарсиса, то Габриэль давно бы помог Лорану с его зелёной кожей, не так ли? Да и я не хочу ничего менять в своей жизни. Я хочу начать новую, и если бы вы помогли мне забыть про существование вампиров, то я бы вас даже поцеловала.

Я закончила фразу и испугалась своей просьбы, ведь граф действительно выполнил всё, о чём я просила его даже в шутку.

– Неужели ты не будешь скучать по этому месту, неужели?

– Не буду. Я буду стараться забыть, как пыталась сделать это после расставания с Клифом. Надеюсь, в этот раз у меня всё получится.

– Странная ты, Катья… Прости, я предпочитаю называть тебя так. Другие вон выдумывают себе вампиров, а ты стараешься забыть настоящих, да ещё таких милых…

– Вы же обещали, Ваше Сиятельство, больше не подтрунивать надо мной. Прошу вас, – прошептала я устало, потому что не чувствовала в себе больше сил вступать с графом в словесную перепалку. – Я пойду с вами на пау-вау и, если Габриэль не прогонит меня, останусь до конца. Но вы же прекрасно знаете, что я играла с Клифом, стараясь выбраться из его дома. Зачем вы сейчас перевираете мои слова?

– Затем, что игра-то не закончена, – сказал граф неожиданно серьёзно. – Он ждёт тебя в полночь в Санта-Крузе, и я не заставлю его ждать и минуты. Ты подыграешь мне во всём, потому что твой Клиф настолько глупо себя ведёт, что всего моего опыта и логики не хватает, чтобы предсказать его следующий шаг. Я буду говорить с его создателем в надежде, что этот музыкантик услышит хотя бы его, если, конечно, ты не желаешь вернуться к Клифу уже в качестве Джанет. Не твоя ли это была мечта?

– Мечты меняются, – ответила я спокойно. – Я больше не буду ставить никаких дурацких галочек. Я, быть может, теперь стану канадкой. Почему бы и нет?

– Почему бы и нет, – передразнил меня граф и поднялся с кровати. – Пойдём уже, и захвати кофту, а то на океане ночью холодно, а я теперь не могу согреть твоё тело.

Я прошла в гараж и отыскала балетки, но прежде чем вернуться в дом, подошла к холодильнику, достала размороженных мышей и с открытыми глазами, голыми руками опустила еду змеям, не вздрогнув ни на секунду. На кухне я быстро прибралась в раковине и, вымыв наконец руки, смазала их кремом и шагнула к распахнутой графом двери.

– Катья, ты, главное, доверься мне и даже не заметишь, как наступит среда.

– Я вам доверяю, Антуан.

Он затворил дверь и достал из моего рюкзачка, который держал в руках, ключи. Я обрадовалась, что не придётся вести машину. Я вбила адрес парка развлечений и поставила телефон в держатель. На зеркале заднего вида висел простой маленький «ловитель снов», не имеющий, наверное, к индейцам никакого отношения, потому что купила я его на какой-то заправке, как только приехала в Калифорнию из Вашингтона. Граф щёлкнул по нему пальцем, и тот закачался, как маятник.

– Я боялся, что ты успела заменить его на чётки с крестом.

– Очень смешно, – парировала я, а граф тут же добавил без улыбки:

– А я не смеюсь. Я с тобой больше не смеюсь, как ты и просила.

Граф завёл машину, и тишину вечера прорезал голос Майка Науменко:

– … Я ждал тебя так долго, но я умею ждать, и, ты знаешь, как ни странно, я помню все, что ты забыла мне сказать. Когда твой отец прогонит тебя с порога, когда твои мемуары упадут в цене, когда ты будешь кричать «Караул! », но не придёт подмога – может быть, в этот день ты придёшь ко мне.

Ритм-секция била по мозгам мерно и жестоко, а ничего не значившие когда-то слова майковской песни хлестали по обнажённой душе безжалостно и беспрерывно, но я отчего-то не выключила стерео, будто действительно желала услышать следующую дорожку:

– … Нам всем нужен кто-то, кого бы мы могли любить, и, если хочешь, ты можешь полюбить меня…

И тогда я ударила по кнопке выключения должно быть слишком резко, и она нажалась дважды, вновь впуская голос Майка в душный салон машины. Граф улыбнулся краешком губ и осторожно выключил стерео, а я осталась гадать, понял ли он русские слова хотя бы через мою голову, потому что вдруг безумно испугалась, что Клиф говорил мне про него правду. Кто знает, не оттого ли граф так высмеивал теорию любовной крови, что она и есть настоящая правда о вампирской силе. И что стоит сейчас графу наполнить вакуум моей души любовью к себе, чтобы заполучить себе ещё немного силы. Уж слишком хорошо всё складывалось в моей судьбе, и главное – откуда графу было знать про мой уговор с Лораном, если хозяин ушёл до возвращения отца. Не взял ли всё граф из моей головы и разыграл свой сценарий, ведь никаких распечаток из банка и билета могло и не быть. С ним рядом никогда нельзя быть уверенным в том, что реально, а что нет. Не безопаснее было бы остаться под крылом Клифа? Отчего я решила довериться вампиру, которого знаю всего неделю, а не тому, с кем провела несколько лет?

========== Глава 28 ==========

Кромешная темнота подкралась незаметно. Свет от фар машин, бегущих по встречной полосе, бил по глазам, но я упрямо смотрела вперёд, пытаясь не жмуриться. Хотя, чего греха таить, я тогда плакала вовсе не из-за больных глаз, а от своей беспомощности. Билет в Сиэтл походил на игрушку для кошки, и я сомневалась, что сумею царапнуть его даже ногтем. Стерео молчало, как молчал и граф, лишь навигационная система изредка подавала голос. Белая и красная вереницы огней неторопливо бежали по трассе в обоих направлениях, и в этом людском море так легко было затеряться вампиру и смертной, которая вопрошала тишину, словно кукушку. Только та молчала, и в ней не было слышно даже моего дыхания. Наконец машина въехала на парковку парка развлечений, и граф заглушил мотор. Я не ждала, чтобы он галантно помог мне выйти из машины, просто меня окончательно разморило в душном салоне, и пока я отстёгивалась, граф успел протянуть руку. Я решила не начинать разговор первой. Пусть граф сам прокомментирует мои мысли, если пожелает, потому что мне уже без лишних слов было до безумия тошно. Его молчание выступало прекрасным катализатором страха.

Я купила два входных билета, и мы в таком же гробовом молчании прошли металлоискатель. На приветствие служащей я даже не улыбнулась. Как в немом кино, я неторопливо пошла вдоль фонтана мимо назойливых ребят в униформе с фотоаппаратами и остановилась при первых же словах графа, будто те сломали кинопроектор.

– Хочешь полетать, подобно орлу?

Я сжалась, но заставила себя поднять глаза на карусель. Быть может, не стоило искать в простом вопросе подвоха? И, обернувшись к настоящей «американской горке», выдавила из себя спокойный ответ:

– Нет, это совсем детский аттракцион. Давайте уж лучше почувствуем себя пилотами реактивного самолёта.

Парижанин улыбнулся и кивнул. Длинных очередей в этот поздний час уже не было, и мы почти сразу заняли места. Я внутренне сжалась, когда тело сдавили фиксаторы, и прикрыла глаза.

– Зачем ты катаешься, если так страшно? – спросил граф за секунду до того, как вагончики тронулись.

Я заставила себя открыть глаза, не понимая, чего испугалась. Прошло два года с моего последнего посещения парка, но прежде я никогда не боялась кататься. Страшно бывает в первый раз, а потом мозг уже знает, что несёт с собой новый поворот, и страх отступает, хотя сердце и продолжает замирать от скорости и перепадов давления. Что же – я не закрою глаза, я пройду все повороты и падения с широко распахнутыми глазами, чтобы доказать вам, что я умею не бояться.

Когда отстегнули ремни, граф сразу же подал мне руку и перехватил запястье, потому что знал, что я дёрнусь от него, как от раскалённой сковороды, вспомнив, что такое дикий ужас. Рука вампира была тёплой, и я взглянула ему в лицо, ища подтверждение своим опасениям. Напрасно. Глаза оставались стеклянными, а губы мраморными, без намёка на улыбку. Должно быть, прошло лишь мгновенье, но за него я смогла заново прокрутить всю беседу с Клифом, но смолчала, не зная, что и как сейчас следует говорить. Я покорно шла к выходу с аттракциона, стараясь не смотреть на вампира, чтобы не встретиться с кошачьей улыбкой победителя. Однако страх мой больше походил на обиду маленького ребёнка, которому пообещали показать фею, если он сам завяжет шнурки. После катарсиса я ещё не научилась по-настоящему бояться. Граф мог притащить меня на аттракционы как раз для того, чтобы возродить во мне природный страх самосохранения. Только для чего? Для того, чтобы моя кровь стала вкуснее? Интересно, существуют ли вампирские кулинарные книги с рецептами маринования людей…