Текст книги "Ночная духота (СИ)"

Автор книги: Zella

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

– Я пришла сюда либо по случайности, либо по чьей-то воле, – выдала я совершенно чужим осипшим голосом.

Слова с трудом продирались сквозь щели, оставленные комком страха в пересохшем горле. Я попыталась пошевелить ногой, но не сумела оторвать её от пола – значит упасть мне не позволят, как и уйти. И тут же на меня снизошло странное спокойствие, будто выпитое вино разметало спасительный страх перед тем, кто чуть не утопил меня в бассейне. Тревожный набат бил всё тише и тише. Страшные пустые серые глаза забирали лишние удары сердца. Блёклые губы пошевелились беззвучно. Что именно осталось невысказанным, я не поняла, хотя в какой-то момент показалось, я слышу в голове тихий голос графа…

Стало холодно, как от ледяного кофе, который щиплет глаза. Меня пробила дрожь, будто вода вновь ручьями заструилась по телу, как тогда, когда я только вскарабкалась на бортик бассейна. Я стащила через голову мокрую майку и скинула с ног юбку, не веря, что следую своей воле, пусть ноги и отлепились от пола. В руках графа вновь оказалась книга, и я словно переступила со страницы с яркой картинкой на тёмную, откуда на меня глядело чудовище и вновь пускало в моё сердце щупальцы нечеловеческого ужаса – я не могу изменить решение хозяина или его отца.

Перед глазами на мгновение возникло мрачное лицо Клифа. Таким я оставила его в гостиной. Он наконец осознал свою беспомощность и никчёмность рядом с этими страшными французами. Быть может, он даже пытался защитить меня перед Лораном, но тот уже принял решение… Голова горела, руки холодели, но я продолжала топтать мокрую одежду. Глаза графа походили на закопчённый очаг, в котором давно погас огонь. Я пыталась усмирить мысли, но нижняя губа непроизвольно тряслась, хотя глаза оставались сухи. Чего он медлит? Неужели смакование человеческого страха настолько приятно вампиру? Я ждала ответа, но выражение его лица не менялось.

– Может, наконец скажешь, зачем разделась передо мной?

Граф словно хлестнул вопросом, и я подхватила ледяную одежду и прижала к груди, куда так и не опустился взгляд вампира.

– Я пытаюсь согреться хоть немного, – пролепетала я, на долю секунды вновь усомнившись в злых намерениях графа. – Я рассчитывала принять душ, но ошиблась комнатой, и раз вы меня не отпускаете…

Голос дрожал, потому что я безнадёжно искала в бесцветных глазах графа живой огонёк.

– Ты себе льстишь, Катья… Можешь даже воспользоваться дверью из моей спальни, которую ты так и не заперла. У меня нет никакого желания в данный момент тебя рисовать, так что можешь не стоять передо мной в подобном виде, – и тут же добавил потухшим сиплым голосом: – Если, конечно, ты не разделась для чего-то иного… Тогда повторю ещё раз, ты себе льстишь… К твоим годам следует знать, что мужчине намного приятнее самому раздевать женщину, чем смотреть стриптиз, да ещё настолько дешёвый. Моё отношение к тебе, как мне казалось, ты уже уяснила, а намёки моего сына можешь пропускать мимо ушей. Ты меня не интересуешь. Ни как женщина, ни как модель. Я успел утолить тобой художественный голод, а иного у меня нет. Так что ты свободна от моего общества. Я тебе уже сказал это вчера. Сегодняшняя прогулка в саду ничего не изменила, поверь мне…

И я поверила, вновь прокляв свой страх. Лицо вспыхнуло пламенем стыда за мысли, которые привели парижанина в такую ярость, что ему пришлось так долго молчать. Я понимала, что обязана извиниться, но язык прилип к стиснутым зубам, да и слова не подбирались ни на одном известном мне языке. Страх липким потом стекал по телу, словно сопротивлялся своему уходу, желая владеть мной безраздельно, как во время страшных панических атак. И вдруг граф улыбнулся, вновь превратившись в кота.

– Но если ты решишь продолжить прерванный разговор, – изрёк вампир, растягивая каждый слог, – то отправляйся в душ, надевай пижаму, и тогда я пущу тебя в свою постель для дружеской беседы.

Я всегда любила котов, но сейчас начала ненавидеть всех представителей семейства кошачьих. Страх пропал, и на смену пришла досада на то, что я так легко становлюсь предметом насмешек. Граф откинул одеяло и ласково провёл пальцем по белой подушке. Меня передёрнуло, будто он коснулся меня. Интересно, это то предложение, от которого обычно не отказываются? Впрочем, что я теряю – ничего. Если и суждено мне что-то потерять в обществе графа, то это произойдёт без моего на то разрешения в любом случае.

– Я принимаю приглашение, – сказала я, украдкой облизнув пересохшие губы, и вдруг набралась смелости для вопроса. – Только за это прошу…

Граф тотчас перебил меня с прежней яростью:

– Здесь ставлю условия я. Если тебя что-то не устраивает, то твоя спальня за стенкой, и ноги моей в ней не будет, даже не мечтай. Compris?

– Oui, je vous comprends très bien? – поспешила заверить я графа в своей вменяемости, и всё же было обидно не получить ответа на такой простой вопрос – чей дневник читал Лоран в подвале.

Продолжая прижимать к груди мокрую одежду, я толкнула дверь в ванную комнату. Горячий душ не согревал: меня продолжало трясти, но уже не от холода, а потому, что я смутно представляла предстоящий разговор с графом. Зачем ему мучить меня разговорами о Клифе? Чего он хочет добиться? Куда проще вернуться в гостиную и спросить его самого? Время шло, но слишком медленно. За окном ещё долго не появится оранжевая полоска восходящего солнца. Да и не пробиться ему в этот страшный склеп через закрытые жалюзи.

Полотенце несколько раз выскальзывало из дрожащих рук, и я не смогла толком вытереться. Волосы тоже не желали сушиться. Горячий воздух обжигал лишь пальцы, и я в бешенстве рвала ногтями спутанные пряди. И была бы рада не одеваться вообще, ведь сейчас рядом с графом меня и шуба не согреет. Только он неспроста велел надеть пижаму, потому что прекрасно знал, что единственная пижама была куплена мной три года назад для пижамной вечеринки, и тогда ткань со множеством сердечек и фигурок «Хэллоу, Китти» меня веселила, как и возможность увидеть в дурацком виде сокурсников. А сейчас будет веселиться граф, ведь мой дурацкий внешний вид так подходил к моему имени…

– Я не смотрю детские мультики, – сказал вампир, не успела я приоткрыть дверь ванной комнаты. – И меня не интересует, во что ты одета. Главное, что ты вообще одета.

– Так вас всё же заинтересовала моя нагота не только в художественном плане?

Я закрыла дверь и прижалась к ней спиной, проклиная свой язык.

– Не в том смысле, в котором ты надеялась, – усмехнулся граф, и я вздрогнула, ощутив в смешке затаённую угрозу. – Запах ткани перебивает другой запах, борьба с которым мне всегда даётся с большим трудом. Но сейчас ты можешь без боязни устроиться на подушке рядом со мной, потому что конфликтовать с Лораном и Клифом из-за искусанной девочки мне не хочется. А как женщина ты меня не интересуешь, усвой это раз и навсегда. Твои мысли для меня хуже пощёчины. Я повидал дно Парижа, и оно намного отвратительнее того, что описал в романе Газданов, хотя, уверен, ты так и не дочитала до конца… Но даже там женщины сохраняли лицо, и ни одна не была мне так мерзка, как ты.

Я продолжала стоять у двери, не зная, как расценивать последние слова: быть может, он забирал обратно своё приглашение.

– Я сказал – ложись!

Сказали? Но я не слышала. И отчего не повторить без хлыста? Какой же болью отдаётся ваша злоба в моей голове! Как люди вообще умудряются в вас влюбляться, или когда вы что-то испытываете к человеку, то стараетесь не причинять ему боль?

Я не должна была даже мысленно задавать вампиру подобных вопросов. Граф вернулся к чтению и полностью проигнорировал не только вопросы, но и мои слабые попытки вытащить из-под него одеяло. В итоге я бросила гиблое дело и спрятала лишь голые ступни. Ночник граф так и не потушил, поэтому на тёмном потолке проступала тень ночного солнца. Я лежала и смотрела на неё, надеясь, что сон сомкнёт мои очи раньше, чем граф решит от чтения перейти к разговору.

– Даже не надейся уснуть раньше пяти утра. А именно во столько я тебя покину.

Я подскочила от хлопка закрывающейся книги, но тут же была уложена обратно ледяным краем простыни.

– Спасибо.

Я перехватила простынь и натянула под подбородок, как защитный саван.

– Два века пытаюсь безуспешно понять женщин, – усмехнулся граф прямо мне в ухо. – То раздеваешься, то…

– Вы сами сказали, что я и моё тело вам противны. К тому же, мне действительно холодно. Что касается женщин, то на подобный вопрос прекрасно ответила героиня Джейн Остин. Просто вы судите женщин по романам, написанным мужчинами. Ну, моя вольная перефразировка, но смысл сохранен.

По скрипу кровати я поняла, что граф опустил голову на соседнюю подушку, но решила не поворачиваться в его сторону и продолжила монолог:

– Женские действия часто обусловлены импульсами, а иногда интуицией, которой у вас, мужчин, нет.

– И чем было обусловлено твоё раздевание передо мной?

– О, мужскими фактами, не более того – мне было холодно.

– Опять врёшь!

– Ну если вы знаете, что я вру, то чего спрашиваете… Я была уверена, что вы заставили меня раздеться.

Я скрестила руки на груди, и граф вновь усмехнулся в темноту.

– Я тоже лежу и думаю, куда деть руки… Только складывать их на примере твоего, мне казалось неловким, не в гробу всё-таки…

Я тут же вытянула руки вдоль тела, а граф демонстративно закинул руку за голову.

– Я больше никогда не заставлю тебя раздеться. Увы, ты не подошла мне, как модель. Я рисовал, потому что рисование убивает время… Я не могу заставить себя читать. Я устал от чужих книжных переживаний, которые в сравнении с живыми кажутся нелепыми, глупыми и настолько канувшими в лету, что становится страшно. Скажи мне, Катья, зачем тебе нужно было снова ложиться в постель с мертвецом? Год назад ты уже знала, кто он.

– Инстинкт, – ответила я тут же. – Но сейчас мне ничего не надо, я уже передумала… Ещё до марихуаны, кажется. Поверьте же мне, я была уверена, что разделась по вашей указке. Сейчас, даже если вы предложите мне секс без последствий в виде ужасной кровопотери, то я откажусь. Я действительно не чувствую к вам никакого влечения. Я просто хочу спать… Нет, я всё же вру вам… Мне приятно засыпать не одной. Я сама не верю, что это со мной впервые, но это правда. И об этом я, наверное, и мечтаю подсознательно, и это мне нужно намного больше секса, потому как секса в моей жизни было достаточно, а вот… Простите, я запуталась в собственных словах, но вам ведь слова не нужны. Вы ведь прекрасно знаете, что я ни разу ещё не засыпала с кем-то для того, чтобы проснуться с ним же утром… Я, признаться, никогда не думала об этом до этой самой минуты и не понимала, как мне это нужно. Спасибо вам за этот подарок. Мне вдруг стало так спокойно. Так же спокойно, как после вашего платка. Сейчас я поняла, что именно для этого вы и пригласили меня уснуть подле вас. Простите меня за все мои глупости.

Я продолжала смотреть на световой след, оставленный на потолке ночником. Граф молчал, давая понять, что моя извиняющаяся речь не окончена.

– Я действительно вам благодарна за помощь с Лораном. Я вела себя глупо, но вы указали мне моё настоящее место. Спасибо ещё раз. Я теперь никогда не забуду разницу между собой и вампиром. Мне неловко говорить, но я до сих пор воспринимаю Клифа как человека. Да и вашего сына… Не знаю, быть может, это часть его терапии. Быть может, и сегодня я не должна была оценивать действия хозяина с человеческой точки зрения, ведь порой лекарство горькое, но оттого ещё более действенное. Скажите, ведь Лоран не злится на меня в действительности?

Минуты две прошли в тягостном молчании, и я заставила себя повернуть голову к вампиру. Длинные передние пряди, пересекая косой полосой бакенбарды, полностью скрывали лицо, но я знала, что граф смотрит на меня, только молчит.

– Ведь не злится? – повторила я вопрос уже как мольбу.

– Я не знаю, – отозвался граф грустно. – Душа сына для меня потёмки. Я честно признался тебе, что не понимаю, зачем ты ему нужна. Ты боишься? Пустое. Ты ведь понимаешь, что в любой момент можешь разбиться на машине и всё равно садишься за руль. Так и тут. Нельзя всю жизнь трястись в ожидании смерти – а то, когда она придёт, выяснится, что пожить-то ты и не успела.

– Спасибо, – зачем-то сказала я и вернула взгляд на потолок. – Спасибо ещё раз, что пригласили меня в свою постель. А то я так бы и не заснула ни с кем до самой смерти.

Я даже, кажется, усмехнулась, и почувствовала, как глаза защипало от долго сдерживаемых слёз.

– Ты хочешь, чтобы я остался сегодня с тобой?

Я отрицательно покрутила головой.

– Нет, с вами как раз мне не хочется просыпаться. Вы для подобных отношений по своей природе не подходите.

– А Клиф подходит? По своей природе?

– Да что вы прицепились ко мне с Клифом, объяснила ведь уже… – выкрикнула я и тут же осеклась, боясь перечеркнуть прежние извинения. Зато глаза тут же высохли. Только голос немного дрожал. – И про мои прежние глупости… Да это вы виноваты… Знаете же, какие желания в женщинах пробуждаете, а в изголодавшихся тем более, да ещё ваши постоянные намёки, – я ужасалась тому, что вылетало из моих уст, но была не в силах сдержать смертоносный поток слов. – Вы с Клифом отвергли меня дважды, и если считаете, что я могу нормально себя чувствовать, то вам надо не «Гроздья гнева» читать, а «Мадам Бовари».

– Бэйби… – Как же мне хотелось в тот момент залепить чем-нибудь в нависшую кошачью физиономию. – Ты противоречишь себе. Только что, беря в авторитеты мисс Остен, ты убеждала меня, что писатели-мужчины ни черта не смыслят в женской психологии, и тут же отправляешь меня изучать фантазию месье Флобера… Ну и что мне делать с женской логикой?

– Убрать с неё руку, – процедила я сквозь зубы, понимая, что никакая пижама не спасёт мои нервы.

Граф тут же откинулся на свою подушку.

– Теперь буду знать, где находится твой мозг. Мне всё же казалось, что немного ниже груди…

Он весело рассмеялся, а я вся сжалась под ледяной простыней, будто меня припорошили снежком.

– Верните мне визитку, пожалуйста, – попросила я, обхватив колени руками. – Мне необходимо убедиться, что я всё ещё способна начать отношения с человеком. Пожалуйста…

Граф резко сел, только колени обнимать не стал – наверное, в тот момент он с удовольствием обнял бы мою шею, потому и покинул соседнюю подушку.

– Если бы ты хоть иногда следила за тем, что вылетает из твоего рта, жить тебе было бы легче – и не только с вампирами. Я в который раз спрашиваю себя – зачем ты нужна Клифу? Я бы и на пушечный выстрел к тебе не подошёл, даже если бы был смертельно голоден, не то что… Я не понимаю, как можно быть настолько испорченной!

– Что вы на меня кричите? Какое вы вообще имеете право судить меня?! Тем более со своей колокольни, которая давно разрушилась. Тем более, когда моя жизнь, которую я строила с таким трудом, по воле Клифа катится ко всем чертям!

– А что такое твоя жизнь? Что ты вообще хотела? Что ты вообще хочешь? Отчего ты считаешь, что достойна чьей-то любви? Ты…

Я вспыхнула как этот несчастный ночник и занесла руку, чтобы… И я это сделала и отскочила к противоположной стене, хотя прекрасно понимала, что для парижского вампира моя пощёчина ничего не значила. Если бы он хотел, то перехватил мою руку раньше даже, чем моя мысль дошла бы до моей ладони, и тем более мог бы ответить до того, как я соскочила с кровати. Ладонь ныла так сильно, будто я со всей дури ударила рукой по гранитной столешнице.

– Вы уже высказали своё мнение обо мне, – процедила я сквозь зубы, потому как боялась, что если разожму губы, зубы застучат от страха. – Хватит повторять! Вы не имеете права меня оскорблять.

Граф улыбнулся и растянул на французский манер слова:

– А мне понравилось… И если ты захочешь ещё раз погладить меня, я не буду против…

– Простите. Я ещё никому не давала пощёчины.

– Тебе понравилось?

В ответ я подула на руку. Граф пальцем поманил меня к себе, и я покорно вернулась на свою подушку, спрятав зудящую руку под одеяло.

– Браво, Катья! А то я заскучал от покорной девочки… Впрочем, ты действительно покорна мне. Ты теперь поняла, что не в состоянии отличить мои желания от своих? – спросил граф, ложась рядом.

Я вопросительно взглянула на него.

– Неужели ты подумала, что я позволю тебе ударить себя? – убийственная кошачья улыбка стала продолжением фразы. – Если это не так, то как верить данному тобой обещанию не вести себя на равных с вампиром? Не хлопай ресницами! Да, я хочу сказать, что только что заставил тебя поднять на себя руку. А вот импульс бегства был уже твой. Всё-таки ты начала задумываться о причинно-следственных связях.

– Зачем вы это со мной делаете? – задрожала я ещё сильнее. – Неужели вам мало бассейна!

– Ты сама попросила меня научить тебя ставить блок, – улыбнулся граф, или же не переставал улыбаться всё то время, пока я не решалась взглянуть ему в лицо, боясь увидеть во рту клыки. – Но прежде ты должна научиться понимать, какие желания исходят от тебя, а какие извне.

– Но я не могу этого сделать.

– Сможешь, если будешь думать о последствиях. Тогда ты заблокируешь то, что тебе невыгодно.

– Как я могу подумать о последствиях, когда даже не успела заметить, как подняла руку?

– У нас есть целая неделя, чтобы научить тебя этому.

– Почему неделя?

– Потому что через семь дней я уеду.

– Так быстро?

– А ты будешь скучать?

– Причём тут я? Вы же к сыну приехали, а он…

– На этот раз он благополучно выкарабкался без моей помощи. И я боюсь испортить ему отношения с Клифом. Пусть я не одобряю его выбор, но не имею права мешать. И судить, ведь я ему не отец, сколько бы не пытался им стать. Мы слишком разные, слишком… Катья, какая тебе разница, чей это дневник?

Я аж вздрогнула, но вскочить с подушки на этот раз не смогла, придавленная невидимой рукой вампирской воли.

– Просто любопытно. Что в нём такого, что Лоран не мог просто ответить на мой вопрос, а сделал из него тайну за семью печатями, намекнув, что мне тоже стоит завести дневник…

И тут я осеклась, и наверное, мои глаза расширились от страшной догадки, но я принялась гнать подобные ужасы из головы, лепеча, будто дитя:

– Я, кажется, догадалась… Это письма Рене к Эстель, которые не…

– Ты же сама видела, что это тетрадь, а не подшивка писем… К тому же, он не особо любит вспоминать о своём настоящем отце… Я не должен был открывать ему тайну рождения. Или хотя бы не приглашать в мастерскую, когда там был Рене. Мы вместе после смерти Эдгара отливали скульптуры для аукциона.

– Вы сами? Зачем? – задавала я вопросы, продолжая бороться с ужасной догадкой.

– Просто так, мне хотелось… Не знаю… Наверное, пытался помочь себе забыть, как помог Эдгару уснуть вечным сном… Мне казалось, что эти скульптуры дышат. Лоран уверял, что ничего не почувствует к отцу, но его охватило безумное желание убить Рене… Я вытолкал его в ночь, а потом к утру… Впрочем, я же сказал, что это не моя тайна. Дневник писала женщина, это всё, что я тебе скажу.

Я вновь задрожала, уверенная, что тот смеётся надо мной.

– Она не была его служанкой. Она была… Впрочем, спроси у Лорана сама… Он же сказал, что у вас будет время поговорить про его аллергию…

– Он любил её, да? – не унималась я, чувствуя, как сердце стучит под самым подбородком. – Поэтому сейчас увлекается только мальчиками…

– Катья, это называется перемывать кости. Это невоспитанно. Да и откуда я могу знать, что и к кому он чувствует. Вот, например, к Клифу…

– Да ничего он к нему не чувствует! – выпалила я, и тут же почувствовала на щеке ледяной палец графа, которым он подобрал с моих ресниц слезу.

– Не надо питать иллюзий на свой счёт, мадемуазель. Самообман никого до добра не доводил.

Его рука исчезла так же быстро, как появилась.

– Но вы ведь так же считаете! – процедила я сквозь стиснутые зубы.

– Я ничего такого не говорил. Не приписывай мне своих мыслей. Я могу говорить лишь за себя. Я никого не люблю, но допускаю возможность любви со стороны другого вампира.

– Вы же сказали, что забыли, как оно – любить… Может, и любите да не знаете…

– Ох, Катья, Катья… Когда был человеком, я точно любил. Во всяком случае, я так думал или пытался оправдать этим словом похоть. Тогда я не знал ещё, что можно действительно не любить, – усмехнулся граф. – Однако точно могу сказать, что вампиром я так и не смог никого полюбить. В возлюбленной главное – загадка… А какая может быть загадка, когда знаешь всю подноготную и читаешь каждую мысль избранницы!

– А полюбить вампиршу?

– Не романтично…

– А если не читать мысли живой женщины? Сами же говорите, что можно научить ставить блок.

– Пока учишь ставить блок, всё узнаешь, так что… Не судьба мне.

– А хотелось бы?

– Да, хотелось бы. Думаешь, только тебе плохо просыпаться одной?

– Да не так уж мне и плохо.

– Да и я не жалуюсь, – улыбнулся граф. – Так ты со мной говорить будешь?

– О Клифе – нет.

– А почему ты думаешь, что мне больше не о чем тебя спросить? Все, что меня заботит в Клифе, так это вопрос, зачем ты ему была нужна. Но на него ты ответить не можешь, потому что твой ответ лишь умиляет меня…

Я, наверное, покраснела и ещё сильнее натянула на нос простыню.

– Я задам тебе последний вопрос про Клифа и больше никогда не заикнусь о нём. Только постарайся ответить на него честно, потому что я всё равно увижу правду в твоей голове, но я предпочитаю слышать её из уст собеседника. Согласилась бы ты стать вампиром, если бы Клиф предложил?

– Нет, – тут же ответила я. – Я с ним рассталась именно из-за того, кто он есть. Меня моя жизнь устраивает, если только…

– А если мы не желаем пропадать из твоей жизни?

– Когда-нибудь я вам надоем. Тогда, надеюсь, Лоран закончит лечение и отпустит меня.

Я закрыла глаза и отвернулась от графа.

– Твоя жизнь ведь так скучна…

– А ваша такая весёлая, что плакать хочется, – отозвалась я, чувствую холод его взгляда между лопаток. – Можно мне уйти к себе? Я хочу спать. Вам со мной говорить не имеет смысла, я не такая женщина, чтобы приворожить вампира…

– Позволь уже вампиру это решать.

– Да он решил уже давно.

– Так всё же ты ревнуешь его к Лорану? Ну озвучь ты это для себя наконец!

– Если бы у меня кто-то появился, я бы о нём не думала, а так… Если не желаете отдавать визитку, дайте мне платок. Теперь я хочу взять его насовсем.

Платок тут же оказался у меня в руке, и я, перевернувшись обратно на спину, приложила его к носу, но приятной слабости не почувствовала: должно быть, граф продолжал держать мою голову в плену. Наверное, разговора никакого между нами и не было. Ему понадобилось подержать меня подле себя какое-то время, чтобы выудить нужную информацию. Похоже, Клифа ждёт не очень приятная неделя. Но мне его абсолютно не жаль. Теперь я точно знаю, что Клиф не понравился бы мне, бейся в его груди сердце… Убери он вампирские чары, после аварии я бы с ним больше не встретилась.

– Ваше Сиятельство, дайте мне, пожалуйста, визитку, – повторила я просьбу. – Это лучше любой терапии. Меня перестанет тянуть к Клифу. Если он не пользуется силой убеждения, и это на самом деле моя ошибка, то мне необходимо занять голову другим мужчиной. Можно?

Я расправила на лице платок, чтобы не увидеть над собой искажённое злобой лицо вампира. Однако ушей моих достиг абсолютно спокойный голос:

– Потерпи семь дней. Это немного в сравнении с тем, сколько ты уже живёшь вот так… А спросишь телефон у Лорана, будешь иметь дело со мной. Я не знаю жалости к тем, кто меня не слушается.

– И что вы со мной сделаете? – дышала я в кружева.

– Не советую проверять.

Его пальцы осторожно оттянули с моих глаз платок.

– Не могу никак решить, который из твоих глаз нарисовать.

Граф почти вплотную наклонился к моему лицу, касаясь глаз жёсткими волосами. Их уколы оказались настолько нестерпимо-болезненными, что пришлось зажмуриться, как поступают женщины в ожидании поцелуя.

– Я помещу твой глаз в овал, украшенный по контуру перламутровым жемчугом. Такие украшения называли «глазами возлюбленных». Не люблю колец. Брошь легче приколоть к сердцу и видеть глаз лишь у зеркала… Я пришлю эту брошь Клифу на Рождество, она подойдёт к его костюму… Правда, он ничего не знает про глаза, хотя европейская мода пришла в девятнадцатом веке и в Америку. Надо просветить мальчика, а то он так и останется хиппи до скончания веков…

Граф отодвинулся от меня и потушил ночник. Сквозь кружева я видела лишь темноту.

– Начни вести дневник, вдруг кто-то захочет потом его прочесть.

Граф больше не сказал и слова, а я боялась задать ещё хоть один вопрос даже мысленно, потому принялась глупо считать овец и даже не заметила, как уснула, а когда проснулась, то была в комнате одна. Я выглянула в коридор – в доме царил полумрак, но я чувствовала, что уже давно наступило утро. Душ принимать я не стала, натянула привычные свободные штаны для йоги и майку, скомкала пижаму и запрятала подальше в шкаф, надеясь, что эта ночь стала для меня с графом первой и последней. Теперь пойти на кухню и спокойно поесть клубнику. Заботливый граф выставил на кофеварке таймер, и я смогла без промедления насладиться и клубникой, и крепким кофе.

Краем глаза я заметила приоткрытую дверь и покачала головой, отклоняя приглашение спуститься в подвал. Я отставила в сторону пиалу и решила попытать счастья в спальне Лорана. Вдруг на тумбочке рядом с портретом Эстель лежит таинственный дневник? Увы, я обнаружила там не только Лорана, но и Клифа. В одежде. Лишь камзол, аккуратно сложенный, лежал на оттомане. Клиф спал на самом краю. Лоран с другого края чуть ближе к середине, но всё равно спиной к любовнику. Они походили на разобидевшихся братьев. Я вошла в спальню и, бесшумно ступая босыми ногами, обошла кровать, чтобы поднять брошенное покрывало и укрыть вампиров, сама не зная зачем.

– Кэтрин, заняться нечем? Не мешай спать, – произнёс Лоран, не открывая глаз.

Я зачем-то кивнула и так же тихо вышла в коридор, плотно затворив дверь. Оставалось закрыть и другую, но вместо этого я стала тихо спускаться по ступенькам, нащупывая дорогу руками, и только внизу всё же засветила фонарик, который сняла со стены ещё на первой ступеньке. Чёрный гроб был закрыт – значит, меня не ждали. А вот белый оставался открытым и его следовало закрыть. Я на цыпочках подошла ближе, безотчётно сунула руку под подушку и, конечно же, нащупала дневник. Но лишь мои пальцы сомкнулись на корешке тетради, я услышала чёткий голос графа:

– Только посмей взять.

Я отдёрнул руку, но извиняться не стала – смысл?

– Катья, любопытство ещё никого до добра не доводило.

– Спокойного вам сна, Ваше Сиятельства. И спасибо за кофе, – кивнула я чёрному гробу.

– Я не сплю. Я ждал тебя.

Я прыгнула к гробу, поняв, что голос идёт с другой стороны, но ледяные пальцы успели сжать мои плечи. Совсем как в кино. И я зажмурилась, не издав и звука.

– Я ведь предупредил тебя, Катья. О-ля-ля, – пальцы переместились на шею, и я покорно откинула голову. – Прошло каких-то пару часов с твоего обещания…

Я зажмурилась ещё сильнее, почувствовав на шее лёгкий поцелуй, и тут же развернулась на сто восемьдесят градусов. Лицо графа было каменным.

– На этот раз я прощаю тебя. Но мой второй шанс всегда последний.

Я судорожно кивнула.

– Прошу вернуться в гостиную, – он сжал мне запястье. – И почитать Газданова, пока я сплю. А вечером ты перескажешь мне понравившийся момент. Договорились.

Я кивнула и попыталась высвободить руку.

– Мы пойдём наверх вместе. Я не граф Дракула, чтобы спать в гробу. Я действительно ждал тебя, потому что знал, что ты отправишься на поиски этого проклятого дневника. Ты почитаешь, а я подремлю на диване подле тебя. Так ты не наделаешь глупостей. Согласна?

Я вновь кивнула.

– И закажи столик на двоих. Только не во французском ресторане. Найди мексиканский с аутентичной музыкой.

– А если это будет простой ресторан, ничего? – пролепетала я. – Я знаю отличное место, хотя там может и не быть живой музыки в понедельник.

– Тогда обойдёмся без музыки и без ресторана. Я приготовлю французский ужин. Согласна?

– Холодильник пуст, – едва слышно отозвалась я уже сверху.

На узкой лестнице граф отпустил мою руку. Я не слышала шагов, но знала, что он поднимается следом.

– Американские магазины не закрываются в пять. Мы купим всё необходимое. Не бойся меня, Катья. Я совершенно нестрашный. Поверь, вампиры, кажущиеся безобидными, намного опаснее тех, кто иногда позволяет себе лишнее. Семь дней, мадемуазель, вернее ночей, и у тебя начнётся совершенно иная жизнь. Обещаю.

Я кивнула, пропуская графа в гостиную, чтобы затворить дверь в подвал. Он глядел мне в спину и, наверное, улыбался, а я не знала, как себя вести. Вернее знала – мне сказали читать Газданова, и именно этим я и должна заняться, сидя в ногах у спящего графа. Прямо-таки семейная идиллия.

========== Глава 20 ==========

Я долго не решалась слезть с кресла, чтобы взять с соседнего плед. Граф лежал на диване в той же позе, в какой я застала его за просмотром фильма. Глаза, пусть и закрытые, были устремлены на меня, и я вовсе не была уверена, что сквозь тонкие с фиолетовым отливом веки он меня не видит. Я никогда не читала быстро, даже в школе, когда надо было прочесть к следующему уроку всю «Войну и Мир». Для меня не существовало понятия пролистать книгу. Если роман захватывал, я зависала на каждой строчке, и даже скучный текст странный внутренний цензор не позволял читать по диагонали.

Сейчас мне предстояло выдержать экзамен по литературе, пусть и по заранее известному билету. Однако даже на сотой странице я не смогла определиться с любимой сценой. Мне не нравилось ничего, потому что на заднем плане дребезжал голос Лорана, монотонно напоминающий, что эта книга поможет лучше понять графа. Понять? Невозможно представить этого холеного мужчину за рулём такси… Какой же скучной должна быть его парижская жизнь, если ему доставляет удовольствие копаться в городской клоаке… Или, быть может, это просто легальная возможность утолить голод не из бутылки… О, да…

Всех нас иногда посещают мысли о самоубийстве, особенно во время прогулки по мосту над глубокой рекой. Но все ли думают об убийстве себе подобного? И только ли страх наказания удерживает людей от расправы над другим человеком? Твари ли мы все дрожащие или же право имеем признаться себе, что никому не желаем смерти. Чушь… Откуда тогда пошло выражение «Да чтоб ты сдох…»? Вот герой Газданова признается в трусости перед воплощением желания в жизнь и потому по дороге домой с обывательской изящностью рисует в голове кровавые сцены, чтобы потом забыть их, сделав перед сном утреннюю зарядку…

Я попыталась вернуться к чтению, но от страшных мыслей даже пальцы покрылись мурашками. Нога, на которой я по глупости просидела целый час, затекла, и её продолжало жутко дёргать даже после пяти минут неистового растирания коленки. Было жизненно необходимо на манер героя книги сделать зарядку, только потом, увы, не лечь спать, а вернуться к чтению… Пару раз я откидывала голову на мягкий подголовник кресла и закрывала глаза, но тут же начинала судорожно трясти головой, когда мне казалось, что я проваливаюсь в сон. Невыносимо хотелось пить. На языке чувствовался горький привкус кофе, будто я лишь пять минут как выпила его. Или то был привкус желчи, которой отзывался организм на вынужденное голодание и близость вампира. Тошнота становилась невыносимой, и я наконец вырвала себя из плена кресла и проковыляла на кухню. К счастью, в холодильнике охлаждалась бутылка воды, и мне не пришлось тревожить спящего графа включением крана. Вода освежила рот, но не мысли. Я пила и пила. Только вода под конец пошла не из ушей, а из глаз.