Текст книги "Ночная духота (СИ)"

Автор книги: Zella

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

Теперь же, будто в отместку за пережитое с графом унижение, в котором были виноваты оба, и Лоран, и Клиф, я испортила сдобренный отличным вином вечер… Вино, комикс… Чёрт бы тебя побрал, Клиф! Неужели ты знал, что останешься со мной наедине… Впрочем, эти мысли взорвали мозг уже во время ожидания примирения, а в момент прочтения комикса я совсем не думала о том, что меня разыграли как карту…

Тогда я думала о том, как по-дурацки американцы утрируют собственную историю. Крепость Форт-Росс первую половину девятнадцатого века принадлежала Российско-Американской Пушной Компании и снабжала охотников на Аляске съестными припасами. И когда стало выгоднее покупать продовольствие у американцев, чем выращивать самим, крепость и прилегающие земли продали соседу Джону Саттеру. История русских поселенцев на этом закончилась – одни уехали обратно в Россию, другие перебрались в Сан-Франциско и стали американцами, и никто бы и не вспомнил про разрушенную крепость, если бы творческие личности с обеих сторон не взяли её в оборот. В России создали мюзикл «Юнона и Авось», а в Америке двумя десятилетия раньше крепость послужила прекрасной пропагандой в рамках холодной войны.

Конечно, Клиф не желал оскорбить мои патриотические чувства, и на ссору я напросилась сама. Комикс оказался частью истории про бравого американского солдата, которому Джон Саттер поручил забрать из бывшей русской крепости пушки и церковный колокол. Однако в пустой крепости его поджидал вымышленный комендант с громким именем Иван. Он приказал американцам убираться вон из крепости, которую якобы никому не продавал. Русский Иван пошёл дальше, заявив, что калифорнийская земля принадлежит императору Николаю, но бравый американский вояка поспешил уведомить разбушевавшегося русского, что его царь поклялся не колонизировать Запад!

– И погнали вы русских оттуда…

Клиф тут же рассказал о финале – добрые силы, конечно же, победили злые, и русский Иван был изгнан с американской земли… Навечно!

– Странно, что Иван не потребовал у Саттера Аляску… – опять же зря брякнула я, позабыв про все существующие и не существующие родинки Клифа. – Чего Аляску-то не отхапал, а? Или напечатали продолжение истории?

Клиф пожал плечами, и я не поняла, было то ответом на мой вопрос или же спокойной реакцией на брожение моего мозга.

– Ну и… Это и есть твои представления о России? – всё не могла уняться я. – Вот какого чёрта ваше правительство нагло перевирает историю в целях запугивания и так запуганного населения! Лучше бы написали, что русские агрономы в Калифорнии виноград из дикого в домашний превратили! Но зачем же, вам же врага подавай, в тулупе и с медведем!

Я уже не понимала, что несу… Голос звучал где-то в стороне, и я не была уверена, что говорила тихо… Мне стоило большого труда замолчать, но поток мыслей остановить уже не получилось. Клиф молчал, его взгляд становился всё более стеклянным, а мои мысли окончательно потеряли кристальную чистоту… Комикс, выполненный американским карикатуристом, спустя пять лет после окончания второй мировой войны и в разгар корейской, готов был разрушить мой зыбкий мир с вампиром, у которого ещё четверть часа назад я просила прощение за вчерашнее. Клиф ничего не сказал и просто отвернулся, а я скомкала журнальный лист, который сейчас упрямо разглаживала на дрожащих коленях. Нет, страха не было, просто сказалось напряжение от слепой прогулки с графом.

Вдруг Клиф поднялся, слишком резко, и я не заметила, как сама оказалась на ногах. Мы медленно или вернее бегом спустились по широкой лестнице на огромную лужайку, отделявшую особняк от ботанического сада, и оба рухнули на траву. Вернее, меня на неё швырнули или во всяком случае не поддержали, когда я оступилась, и теперь пальцы левой ноги жутко ныли. Клиф стянул балетку и сжал пальцы в холодные тиски.

– Прости, – сказал он. – Я не хотел тебя обидеть. Когда же ты поймёшь, что я не воспринимал и не воспринимаю тебя русской. Да, у тебя немного забавный акцент, но он никогда не напрягал меня… Мне просто нравится твой типаж, твоя внешность… Ни в коей мере ты не казалась мне экзотикой. Мне абсолютно плевать на твои корни, для меня ты – американка, понимаешь?

– Понимаю, – кивнула я, выдёргивая из его пальцев ногу. – Для тебя я – американка. Для Лорана – русская, вы уж определитесь…

– Да при чем тут Лоран!

Чёлка и без ветра заходила ходуном, и вот тут я задрожала, потому что отчётливо увидела между его пухлых губ клыки, но шелохнуться не могла.

– Ты считаешь, у меня нет своего мнения? – Клиф заметил клыки и стиснул губы. – Ты тоже считаешь, что я тень Лорана? Как этот… Да чёрт бы вас всех побрал!

Клиф отвернулся, обхватил колени руками и совсем по-женски спрятал в них подбородок. Меня сразу отпустило и безумно захотелось погладить его волосы без пошлости, по-матерински. Вампир, обидевшийся как ребёнок, зрелище более, чем комичное, но в тот момент я не смела смеяться даже мысленно. Мне хотелось сесть рядом и плакать на пару. Если граф не церемонился в словах с собственным сыном, то мог открыто обидеть Клифа. Я сжимала пальцы в замок, чтобы не притронулась к байкеру, и продолжала ждать, когда он сам повернётся ко мне, и наконец Клиф повернулся.

– Комикс я принёс просто так… – сказал он абсолютно безразличным тоном, и я поспешила отметить, что чёлка теперь висела абсолютно спокойно. – Вернее не совсем просто так, а чтобы ты поняла, что из этой истории можно сделать конфетку.

– Из какой? Из коменданта Ивана? – вновь зло прошипела я, хотя должна была замолчать и радоваться, что Клиф сам пошёл на примирение, но я была пьяна. Он сам напоил меня.

– Прекрати перебивать! Это невежливо. Ты пожаловалась, что не в состоянии писать про дружбу орла и койота, так почему бы тебе не написать о любви…

– Орла и койота? – попыталась я переспросить с улыбкой и тут же оказалась лежащей у Клифа на коленях, хотя ещё секунду назад между нами было расстояние в человеческий рост.

– Ты можешь не перебивать? – палец Клифа скользил по моей щеке, и я поняла, что он рисует на ней мысленный цветок.

Захлестнувшая меня волна тёплых воспоминаний смыла последнюю разумную преграду на моем пути к желанию поцеловать Клифа, но мои попытки приподнять голову не увенчались успехом, и я видела ухмылку на его губах. Он пригвоздил меня к своим коленям лёгким нажатием пальца и выводил теперь контуры радуги на другой моей щеке. Несмотря на растущую в голове злость, я не могла отделаться от желания вернуть тот прекрасный вечер в Голден-Гейт Парке, когда я вот так лежала у него на коленях и под уличную музыку битломанов Клиф карандашами для боди-рта раскрашивал мне щеки и руки. Тогда я ещё не знала про хипповское прошлое байкера и такая шалость казалась забавной шуткой, а сейчас мне вдруг показалось, что Клиф мог действительно что-то чувствовать ко мне, раз ему захотелось повторить со мной то, что он делал с девушками, когда сердце в груди ещё билось.

– У меня есть для тебя замечательная история о русском парне и туземке… Сто лет назад эту историю рассказали одной новеллистке, но она решила, что публике будет намного интереснее читать, если девушка окажется хотя бы русской княжной, которая, сопровождая жену коменданта, найдёт в колонии бывшего любовника – тоже князя, бежавшего из России из-за каких-то там козней… Ну там океан, холод и горячая любовь, только полуночное свидание закончилось трагически – они встретились на мельнице, а та неожиданно заработала и накрутила на колесо волосы несчастной княжны… Нелепая смерть, безутешный князь…

– Бред, – с трудом разлепила я губы. – Ложь ведь, да? Такое лишь в книгах пишут.

– Почему? Правда… Только она переврала всё в книге, – пожал плечами Клиф и убрал палец с моей щеки, но я не сделала и попытки подняться с его колен; мне было хорошо, слишком хорошо, чтобы я прогоняла прекрасное воспоминание… – Хочешь, он подтвердит тебе? Как раз на следующей неделе «пау-вау», и я могу организовать вам встречу. Хочешь?

– Нет, не хочу.

Я резко вскочила с коленей вампира и запахнула кофту, обхватив себя руками в защитном знаке.

– Я не верю в любовь, потому не стану про неё писать. Будь хоть сто раз это правдой. Индейцы, слепые женщины… Вы сговорились, да?

Я плюхнулась на траву, и между нами вновь было приличное расстояние, и даже вытяни я ноги, не смогла бы коснуться его кроссовок.

– Я с графом не сговаривался, а вот Лоран… Ну да черт с ними… Он подтвердил твои слова и да ладно.

– Какие слова? – спросила я, хотя разрозненные детали мозаики в моей голове уже почти сложились в нерадостную картинку. – Это рассказ графа о матери Лорана, вернее Анри? Ты хочешь сказать…

– Конечно, он знал, что я прочту твои мысли, вот и рассказал тебе эту историю. Ведь не мог же воспитанный француз указать мне на моё место в открытую… И сказать, что он никакой Лорану не отец. Спасибо, что обошёлся без подробностей. Знаешь, я вовсе не идиот, что бы твой граф не думал… Лоран никогда к нему не вернётся, но ты… Будь с ним поосторожней… Лоран ведь предупредил тебя об его наклонностях. Как думаешь, сколько ему лет?

– Ты же знаешь, что он мне этого не сказал. Но два столетия ему точно. Интересно, как много талантов вы открываете в себе с возрастом?

– Не думаю, что тебе стоит у него это спрашивать, – нервно передёрнул губами Клиф. – Постарайся держаться от этого садиста подальше.

– Легко сказать, – усмехнулась я, хотя мне совершенно не было смешно. Меня использовали, откровенно использовали в какой-то игре, конец которой мог оказаться для меня совсем несчастливым.

– А ты постарайся. Я просил Лорана позаботиться о тебе, и что теперь творит с тобой этот граф… Когда вы ушли, я боялся, что больше не увижу тебя, хотя Лоран заверил, что граф никогда не причинит тебе вреда. Но тебя просто трясло, когда вы вернулись. Тогда я понял, зачем Лоран отправил меня за вином. Он знает, что граф делает с тобой. Знает и позволяет.

– Мне кажется, у Лорана понятие вреда немного отличается от твоего. Европейское…

Я сказала это, но не верила своим словам. Просто мозг не хотел допускать мысли, что мой хозяин может быть ко мне так жесток. Быть может, он мстит за Клифа? Но не слишком ли мелочно для вампира, которому почти два столетия…

– Ты можешь прийти завтра? – спросила я подобострастно, как никогда ещё не говорила с Клифом. – Я надеюсь, что граф будет спать этим днём. Я действительно больше не хочу оставаться с ним наедине.

– Приду, – ответил Клиф быстро, но в голосе его не отразилось никаких эмоций. – Мы с Лораном решили устроить небольшой квартирник для его… – Клиф опустил глаза и принялся изучать кроссовок. – Отца.

Он словно выплюнул это слово, и я была рада, что плевок полетел не мне в лицо. Я чувствовала, как опьянение проходит, и тепло заменяет зверский холод.

– Я боюсь, – сказала я и бросилась к Клифу на шею, но не с желанием поцеловать, а просто спрятаться, как недавно на груди Лорана. Пожалел ли меня тогда хозяин или это тоже было частью игры с отцом? Как же страшно быть беззащитной, как же страшно… Я почувствовала руку Клифа на макушке как тогда, в машине – он успокаивал меня, хотя когда-то давно это было его излюбленной лаской. Его пальцы, такие длинные, постоянно утопали в моих волосах, острые ногти перебирали волосинку за волосинкой, будто струны гитары. Я таяла под умиротворённую мелодию его ласк. Клиф никогда не торопился, словно скорость, с которой он рассекал в горах на мотоцикле, не была его стихией. Он погружал меня в безвременье, и я как муха увязала в его паучьих медовых сетях, где ждала меня смерть… Отчего он просто не убил меня, зачем оставил в живых и обрёк на страшные панические атаки, зачем вручил Лорану, зачем… Что со мной будет, когда эта троица закончит свою игру?

Хватит ли у Клифа смелости противостоять графу и желаниям Лорана… А если и хватит, станет ли он защищать меня, или же я для него такое же безликое и бездушное оружие в предложенной игре, как и для французов? Имею ли я право обманываться? Или мне не поможет никто, кроме меня самой? Но что я могу сделать вампирам? Они полностью подчиняют меня своей власти. Если Клиф не захочет, я не смогу коснуться его губ или поднять веером длинную чёлку. Или запустить руку под футболку, чтобы удостовериться, что на его спине нет родинок…

– Ты не понимаешь, что это часть проверки?

Из моих глаз брызнули слёзы, когда я схватилась за щеку, пылавшую от пощёчины Клифа. Он позволил себе то, от чего удержался граф. То, что он никогда себе не позволял. Я схватила солёными губами ледяную ночную траву. Я плакала, плакала от боли и обиды. А он стоял надо мной, засунув руки в карманы джинсов, и молча отбивал такт продолжавшегося концерта своим чёртовым кроссовком.

– Прости, – сказал Клиф, поднимая меня с земли за шкирку, словно котёнка. – Именно этого хочет твой граф. Переспав со мной, ты убьёшь себя и перечеркнёшь мои отношения с Лораном. Понимаешь? Однако он может программировать тебя, сколько его душе угодно. Я сильнее, чем он думает. Сильнее! Ты слышишь меня?

Я дёрнула плечами и скинула руки. Щека продолжала пылать. Перед глазами стоял туман из слез, но я заставила голос не дрожать.

– Я поняла. Не думай, что граф не в состоянии справиться с тобой иначе, чем через меня. Это я хотела поцеловать тебя. И я проклинаю себя за то, что не в состоянии выкинуть тебя из головы. Но я выкину. Обязательно выкину!

Я крепче запахнула кофту, нашла в темноте балетку и направилась к дороге. Впереди целая ночь, которая может преподнести много сюрпризов. Безопаснее провести её с Клифом, только назад, к нему, дороги нет. Я должна закрыть эту дверь окончательно и слепо идти вперёд. Я справлюсь, справлюсь сама, если оба – Лоран и Клиф – отказались от меня. Ничего, граф сказал, что я не должна сразу сдаваться. Я и не буду сдаваться… сразу. Мы ещё поиграем.

========== Глава 15 ==========

Ещё на дорожке, ведущей к парадному входу, я поняла, что меня ждут неприятности. Футболка каждой полосочкой прилипла к взмокшей спине, но я не допускала и мысли о побеге. Куда бежать? Куда я могу деться от хозяина? Софи за чашечкой кофе любила травить байки о неповиновении слуг. Она ещё не открывала рта, а я уже давилась пончиком. Так что сейчас, тихо проглотив ком запоздалого страха, я коснулась ручки незакрытой двери, из-за которой шёл одурманивающий аромат омлета с зеленью и помидорами. Именно такой я любила заказывать во французском бистро. Его мог приготовить только граф и только для меня. Однако живот скрутило не от голода, а страха. Лоран не вынес бы подобного запаха, а значит в доме, кроме графа, никого нет.

Бежать… Бежать… Это маленький человечек в моей не тронутой тлением подкорке бил тревогу, но я знала, что ноги не сделают и шага назад, а лишняя секунда промедления станет не спасением, а лишь поводом для едкого комментария графа. Сейчас у меня ещё оставался шанс услышать от вампира приветливое «доброй ночи».

– Bon Soir, Mademoiselle, – поднялся граф из-за стола, когда я ещё даже не прикрыла входную дверь.

Я кивнула, надеясь, что парижанин не сочтёт мой пропавший голос за проявление неуважения.

– Признаюсь, я уже думал, что придётся ужинать в одиночестве.

Его чеширская ухмылка вернула мне дар речи, и я выпалила, что не ем после полуночи, и заодно поинтересовалась, где сейчас Лоран? Граф был беспредельно удивлён моим вопросом; его брови поползли вверх настолько убедительно, что я готова была поверить в искренность последовавших слов:

– Спит. Где ему ещё быть?

Однако поддаваться на уловку не стоило. Пусть знает, что я приняла игру, а там уж посмотрим, когда именно я проиграю…

Я скинула балетки, повесила в шкаф кофту и, извинившись, прошла к себе, чтобы сменить футболку. Я схватила первую попавшуюся, которая могла поспорить в цвете с маком, но мне некогда было перерывать шкаф в поисках чего-то более нейтрального. Графу всё равно не составит труда найти, к чему придраться. Теперь надо вымыть руки и лучше с закрытыми глазами, чтобы не видеть в зеркале бледную утопленницу. Но все же я заставила себя взглянуть на отражение. Удивительно, что вино наградило меня румянцем и даже не лихорадочным. Я выглядела довольно посвежевшей и потому решила взяться за расчёску. Войну принято начинать если не с боевой раскраской, то хотя бы с уложенными волосами.

Граф продолжал стоять подле стола и опустился на стул лишь тогда, когда я придвинула к себе тарелку, тихо поблагодарив за заботу. Перед ним на пластиковой ажурной салфетке вновь красовался полный бокал, который он тут же принялся крутил в пальцах по часовой стрелке.

– Остыл? – осведомился граф, когда я с трудом проглотила первый кусок.

Для моего изголодавшегося желудка омлет уподобился амброзии, но нож в руке нагло дрожал и брякал по краю тарелки. Кляня себя за трусость, я одновременно понимала, что абсолютно не контролирую разбегающиеся по телу мурашки, хотя в доме продолжала царить дневная духота.

– Всё великолепно, Ваше Сиятельство, – прошептала я, не смея протянуть руку за своим бокалом.

Я давно не выпивала целую бутылку и боялась окончательно потерять над собой контроль. Сейчас хотелось попросить воды, но если только я подниму глаза, он сразу помёт, насколько я пьяна. Хотя он и так знает, куда делось мускатное вино.

– Как часто вы готовите? – спрашивала я, изучая причудливый узор, созданный под лёгким слоем омлета кровавыми помидорами.

– Не так часто, как хотелось бы… К тому же, я не ожидал, что не найду в холодильнике даже яиц. Впрочем, я купил бельгийских вафель на завтрак, хотя не понимаю, как и зачем ты ешь эту гадость.

Его бокал продолжал крутиться перед моим туманным взором. Упоминание завтрака немного успокоило меня, и голос приобрёл хоть какую-то громкость.

– Я редко ем дома. К тому же, я совершенно не умею готовить. Да и готовить мне некому, а так я бы научилась, пожалуй.

– Это не твоя беда, это твоя вина, – совсем не по-доброму сказал граф. – Запивать ужин водой совсем не по-французски, так что подними бокал.

Трясущимися руками я взялась за тонкую ножку и задержала бокал в соответствии с этикетом чуть ниже бокала графа. Я не поднимала на вампира глаз, но была уверена, что по его лицу скользнула всё та же ухмылка, когда он осторожно опустил свой бокал ниже моего, как бы передавая пальму превосходства. Оставалось лишь произнести тост за моё здоровье, что вампир и сделал, заставив меня захлебнуться до ужаса кислым вином. Я закашлялась, рука дрогнула, и макового цвета кофта окрасилась в кровавый цвет. Заходясь кашлем, я опустила бокал на салфетку, расплескав в тарелку с недоеденным омлетом оставшееся вино. Кашель не отпускал, сжимая грудь в тиски, но граф не спешил приходить на помощь. Я поднялась на ноги, и кровавое пятно потекло ниже на живот. Кое-как я сумела промокнуть ткань салфеткой. Граф откинулся на спинку и принялся раскачиваться на стуле, медленно потягивая из своего бокала то, на что так было похоже сейчас вино на моей кофте.

– Я хотел купить маки, но у вас их не продают… – говорил он, явно забавляясь моим несмешным положением. – Так странно, ведь это местный цветок, способный в отличие от роз пережить засуху. А это, ужас…

Граф свободной рукой схватил в охапку подвядшие за душный день розы и медленно понёс букет на кухню, чтобы бросить в мусорный бак. Мгновения хватило, чтобы я откашлялась и, глядя на пустую вазу, сказала:

– Цветы у нас принято выбрасывать отдельно.

– А это не цветы. Это протухшие воспоминания, которые стоит выбрасывать с прочим мусором. Сними кофту, она же вся мокрая.

Я попыталась сделать шаг от стола, но ноги вросли в пол.

– Я, кажется, достаточно чётко сказал – сними кофту, а не ступай переоденься. В английском языке это два абсолютно разных глагола.

Голос прозвучал слишком близко, заставив вздрогнуть, хотя я не услышала поскрипывания ботинок.

– Простите, но у меня под ней… – начала я дрожащим голосом.

– Я знаю.

Я покорно стянула кофту и сжала в руках прямо перед собой. Сколько бы я не пыталась расправить плечи, лопатки совершенно не желали сходиться, и тут руки графа пришли мне на помощь, причиняя спине нестерпимую боль, но я не позволила себе застонать, закусив нижнюю губу.

– Тебе не говорили, что ты жутко сутулишься? Ты похожа на участника Тур-де-Франс.

– Простите, но я много лет не поднимала головы от книг.

– Особенно последний год, – я встретилась всё с той же усмешкой, когда граф резко развернул меня к себе. – Туземки ходили в одной юбке, а в жару и без неё. Как же ты сумеешь описать героиню, если прячешь своё тело?

Его руки исчезли с моих плеч, и я с ужасом стала следить за его указательным пальцем, боясь, что тот коснётся меня. Грудь предавала в самый неподходящий момент, когда остальной организм панически сопротивлялся близости. Граф забавлялся моим ужасом, и я понимала, что вчерашние игры были лишь цветочками. Страшно подумать, что готовит мне граф на ближайшие ночи. Главное, я не понимала, за что он издевается надо мной. Неужели не в силах убить скуку иначе? Или же это моё планомерное изощрённое убийство? Я прикрыла глаза и повторила то, что сказала Клифу час назад:

– Я не буду писать про любовь, потому что не верю в неё.

– Не веришь в любовь, не веришь в дружбу, не веришь в Бога в конце концов… Какая же ты скучная. Нет ничего никчёмнее циничного человека. Ну так будем циничными до конца. Напишем, что русскому князю было скучно, а так как вера не позволяла брать женщин в открытую, то ему пришлось жениться на туземке. Такой расклад тебя устраивает? И жили они долго и счастливо, пока мельничное колесо не накрутило её волосы, хотя… У туземок были короткие волосы, даже короче твоих и ещё чёлка…

Я распахнула глаза от прикосновения к мокрому лбу холодных пальцев графа, на которые уже была накручена прядь моих волос.

– Нет, – покачал он головой и даже причмокнул. – Чёлка тебе не идёт… Ну что ты молчишь? Как тебе такой сюжет? И если уж так надо убить туземку, то утопи байдарку в океане – жены часто сопровождали мужей на охоте.

– Он же князь… – пролепетала я.

– Скучающий князь, а это многое меняет. К тому же, литература – простор для фантазии. Чем абсурднее сюжет, тем больше шансов, что читатель поверит в его правдивость.

– Откуда вы…

Окончание вопроса потонуло в хриплом хохоте графа.

– Слушай, ты действительно такая глупая или издеваешься надо мной? Из твоей головы, я всё беру из твоей головы… Нет, меня поражает… Этот болван хотя бы в любовь верит, а ты… Нет, и что он в тебе нашёл!

– Ничего он во мне не нашёл! Ему от меня, кроме секса, ничего не было нужно!

Я с такой яростью выкрикнула эту фразу, что палец графа так и застыл в воздухе, не отпустив до конца прядь моих волос.

– Да ты зациклена на своём Клифе. Я говорил о сыне. Я не понимаю, с чего вдруг Лоран возится с такой неврастеничкой. Какой в тебе прок? Я бы ещё понял, если бы он решил спасать божье создание, но ты же… Я не стану повторяться.

Граф резко отпустил мои волосы и шагнул обратно к столу, чтобы взять свой бокал, который не осушил даже наполовину. Я вновь принялась краснеть под его оценивающим взглядом, хотя прекрасно понимала, что он смотрит на меня лишь как художник, но я не могла отыскать в себе хотя бы йоту спокойствия модели. Спина затекла, но чувство проглоченной палки не отпускало. Забава графа ещё не подошла к концу.

– Так где Лоран? Он не выносит запаха еды.

Я не знала, зачем задавала этот вопрос и какой ответ желала получить. Разговор с Клифом подорвал веру в хозяина, и сейчас я понимала, что тот оставил меня с отцом наедине нарочно, и никакого чувства семейности в наших отношениях не осталось, а, быть может, никогда и не было. Был лишь самообман, желание найти что-то положительное в рабском положении. Не думаю, что в прошлые века раб мог сетовать, так и сейчас мне не приходилось роптать на судьбу. Но молчание графа было невыносимым, как и его пустой серо-холодный взгляд, словно грозовое небо, хотя я давно позабыла, как выглядит дождливое питерское небо, да и небо Сиэтла не отпечаталось в памяти – я уже слишком долго жила с голубыми калифорнийскими небесами, растворенными в глазах Лорана. Только теперь моё солнце закатилось окончательно, и я получила штормовое предупреждение. Однако уверенности в том, что моё утлое судёнышко выдержит, у меня не было.

– Он спит, – сухо и резко ответил граф. – Что ты так на меня смотришь? Ставишь под сомнения мои слова? Какой смысл мне врать тебе? А запахи… Сейчас он чувствует лишь один запах. Ты должна понимать, в каком состоянии Лоран находился последние дни. Ему нужен покой. И я бы с удовольствием отменил завтрашний визит Клифа…

Это была пауза, многозначительная, в которую я должна была вставить свою реплику, и вставила, вновь не подумав.

– Странно, Клиф совершенно не выглядел озабоченным здоровьем Лорана.

– А с чего он должен переживать за Лорана? – бокал графа резко опустился на стол, и я вздрогнула, но сжать плечи не сумела. – Он не любит его. Почему он должен волноваться, а?

– Почему вы решили, что не любит…

– А вот решил и всё, чутье, – перебил меня граф и снова взял в руку бокал. – А что ты постоянно его защищаешь, а? Может, ты врёшь, говоря, что не умеешь любить? Может, ты любишь Клифа? А, может, и он любит тебя?

Взгляд графа отпустил меня, и плечи тут же упали вперёд, и мне даже пришлось ухватиться за стол, чтобы удержаться на ногах.

– Я уже вам ответила на этот вопрос.

– Да неужели ты веришь в это? – рассмеялся граф и вновь вернул бокал на салфетку, чтобы переплести пальцы узлом и хрустнуть хрящиками. – Ну так раскрой свой секрет, как удержать в постели вампира целых два года, а? Что же ты такого умеешь делать с мужчинами, а?

Я молчала, покрываясь в очередной раз холодным потом.

– Если ты продолжишь повторять это про свои отношения с Клифом, то я захочу сам убедиться в правоте твоих слов.

Я отпустила стол и отступила к стене коридора. Граф не двинулся с места. К счастью!

– Позвольте мне уйти, – прошептала я, казалось, не произнеся и звука; даже грудь перестала вздыматься, словно я затаила дыхание перед прыжком в бассейн.

– А разве я тебя держу? – в голосе графа звучала неподдельная искренность. – Это дом Лорана, а я здесь временный гость и просто просил составить мне компанию. Если моё общество тебе так противно, то я найду чем себя занять. Уж поверь мне… Мнение Клифа на твой счёт я не разделяю, как и моего сына…. Впрочем, ты вела себя сегодня абсолютно глупо. Если ты считаешь своего бывшего любовника таким непроходимым тупицей, то стоит задуматься о себе самой. Это только в физике противоположности притягиваются. Впрочем, я действительно не думаю, что ты многим отличаешься от бывшего дружка. Очаровательную компанию выбрал мой сын. Зря я отпустил его из Парижа. Все-таки неразумных детей надо держать под крылом. То же касается и твоих родителей. Они потерпели фиаско в воспитании дочери.

– Не смейте…

Выкрикнуть я ничего не успела, потому что граф в единое мгновение оказался подле меня и не очень ласково сжал мою шею двумя пальцами.

– Запомни, что я смею иметь собственное мнение по любому вопросу, а вот тебе его ещё надо заслужить. Уяснила?

Я кивнула и обрела свободу, но поднять руки к ноющей шеи не посмела.

– А вы-то знаете, что такое любовь? – спросила я и тут же прокляла себя за вопрос.

– Я? – вновь на лице графа нарисовалось искреннее удивления. – Нет, забыл… Столько лет прошло… Нет, не вспомню уже… Если некоторые при жизни не умеют любить, то что спрашивать с нас, мертвецов… Ты у Клифа поинтересуйся, он ещё должен помнить про любовь, – граф на мгновение задумался и даже повернулся ко мне в профиль, будто трагический актёр. – Для меня любовь осталась в стихах, песнях, в людях, жизни которых я наблюдаю… Наверное, я тоже когда-то любил, но нет той любви, которая способна пережить века. Нет.

Он вновь смотрел на меня, и вновь его серый взгляд не выражал ничего.

– Ты ведь не уснёшь так быстро. Позволь мне дорассказать тебе про Эстель. Истории не любят оставаться нерассказанными.

– Я не хочу, чтобы вы входили в мою спальню, – сказала я тихо, боясь собственной смелости. – У нас с Лораном чёткий договор – это моя территория. И вы уже достаточно там похозяйничали без моего разрешения.

– Я постою в коридоре, – улыбнулся граф.

Я с ужасом следила за движением его губ, опасаясь увидеть клыки, как недавно у Клифа, но их не было.

– Конец у этой истории слишком короткий, как и сама жизнь.

Я осторожно прошла в свою комнату. Граф не последовал за мной. Я всё так же осторожно сняла джинсы, но только успела залезть под простынь, как в дверном проёме тут же выросла высокая фигура графа.

– Она родила ему ещё много детей, – начал граф совершенно бесцветным голосом, монотонно, словно уставший лектор. – Казалось, всё было таким радужным. Эдгар умилялся семейной идиллии брата и даже завидовал, но сам так и не решился обзавестись семьёй. Но, но, но… Везде есть своя мельница. Для Рене ей стал крах торгового дела. Эдгар пытался спасти брата, продал почти все картины, чтобы выплатить долги, но никакие деньги не способны вернуть семейное счастье. Рене решил для себя, что содержать такое количество детей для него обременительно и якобы уехал по делам, а затем прислал жене требование о разводе. Эстель молча подписала бумаги и тут же направила в суд другие, дающие ей право дать их общим детям девичью фамилию матери. Только положительное судебное решение запоздало. Носить фамилию стало некому. Младенец умер через пару месяцев после развода, потом умерла дочка от первого брака, затем остальные – лишь двух чудом сумели спасти. Отец Эстель продал все плантации, чтобы обеспечить дочери и внукам хоть какое-то содержание. Рене присылал лишь письма, которые отец не читал дочке. Ну, а закончилась история дележом наследства Эдгара, за которое дрались дети Рене от его второго брака. Так что ты права, любви не существует… И если всё же решишь писать про туземку, то запускать мельницу надо на третьей странице – тогда князь будет приходить на могилу и плакать о том, как счастливо они могли бы жить… Доброй ночи.

Граф замолчал, но продолжал глядеть на меня, словно сделал в истории паузу, а не поставил жирную точку.

– А Лоран…

Я не сумела задать вопрос. Отсутствующее выражение на лице вампира мгновенно сменилось злобной маской.

– А это уже другая история… И я не имею права её рассказывать.

Он исчез так же неожиданно, как и появился, оставив дверь открытой. Я бы с радостью затворила дверь сама, но для этого надо было сначала подойти к ней, а если граф остался в коридоре? Слишком уж призывно зиял зев двери, приглашая ступить на запретную территорию. Я закрыла глаза и принялась считать овец, чтобы уснуть и прекратить думать о злополучной двери, но чем больше я считала, тем сильнее дверь начинала меня манить. Я пару раз открывала глаза и вновь закрывала. Однако дверь становилась всё реальнее и реальнее. Теперь я видела её даже с закрытыми глазами. Не выдержав, я с неистовством сорвала с себя простынь и шагнула к двери, чтобы закрыть её и улечься наконец спать.