Текст книги "Ночная духота (СИ)"

Автор книги: Zella

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 36 страниц)

– Лоран, прости меня. Я знаю, что ты ревнуешь.

– Нет, ты ничего не знаешь, – на этот раз голос Лорана был тих и страшен. – Это была последняя проверка результатов моей терапии, и ты легко перечеркнула всё, что я делал с тобой весь этот год. Ты пришла ко мне, чтобы избавиться от своей зависимости, а, получается, ты желала лишь избавиться от страха, чтобы вернуться к Клифу. Так ведь?

– Нет, не так, – отозвалась я так же спокойно и безжизненно. – Я просто желала, чтобы панические атаки отпустили меня, и я смогла начать жить заново. Мне не нужен Клиф, я его ненавижу, и ты это знаешь. Я ненавижу то, что он сотворил со мной, и никогда не смогу простить ему свою разбитую жизнь, – И тут у меня откуда-то взялись силы, и я ухватилась за запястье вампира – ледяное и скользкое. Ухватилась лишь на мгновение, но пока пальцы не соскользнули вновь безвольно ко мне на колени, я успела выдохнуть: – Если ты вдруг сможешь отпустить меня, я уеду туда, где и близко не будет никакого Клифа, и…

Я осеклась, будто выдохнула последний оставшийся в лёгких кислород.

– Туда, – Лоран тянул слова, или же я вновь погрузилась с головой в звуковое болото, в котором всё дрожало и отзывалось эхом. – Где так же не будет меня…

И, кажется, чтобы заглушить эхо его вопроса, я закричала:

– Да, и тебя. Никаких вампиров и никаких страшных воспоминаний.

– Именно об этом ты просила отца? – как-то совсем беззвучно задал вопрос Лоран, и мой ответ прозвучал настолько тихо, что я сама себя не услышала, но знала точно, что сказала тогда следующее:

– Я его ни о чем не просила. Я отказалась от предложенной помощи, а он всё равно сделал со мной то, что сделал.

Быть может, я выкрикнула последнее слово, потому что Лоран вдруг навис надо мной и опустил ледяную руку мне на лоб, который, я была уверена, вовсе не был горячим – он был ледяным, будто затянулся мёртвой кожей.

– Не сердись на отца, – произнёс Лоран медленно, касаясь скользкими и ледяными губами кончика моего носа. – Ему будет достаточно моей злости. Я знаю, что сделал он это для меня, и совсем не для тебя.

Лоран отстранился и вновь откинул голову на спинку дивана, а я продолжила неподвижно лежать, вдавив затылок в мягкий подлокотник.

– Унизить твой успех в моем лечении?

Я задавала вопрос буднично, без всякого желания получить ответ. Я просто чувствовала себя обязанной продолжать беседу, или же пыталась звуком собственного голоса убедить себя в том, что всё ещё жива и способна соображать.

– Нет, – голос Лорана был глух и спокоен. – Он желал реабилитировать себя в собственных глазах. Однажды он проделал это со мной, только неудачно. Он убил меня по-настоящему. В тебе он сумел убить лишь душу.

– Как это?

Задав вопрос, я вдруг поняла, что сижу, упираясь затылком в спинку дивана, но не смогла вспомнить, как поменяла положение тела и сделала ли это сама. В гостиной горели все три лампы, и Лоран казался бледнее обычного. И верно, глаза слезились от витавшего вокруг облака пудры.

– Очень просто. Наша душа – это наши живые привязанности. Все твои мысли сосредоточились на Клифе и поработили тебя. Отец убил в тебе тягу к Клифу. Во мне же он не сумел убить только желание принадлежать моему другу, он убил меня всего. Сердце моё отказалось биться, и ему пришлось реанимировать меня в вечность. По правде, он никогда не думал меня обращать, но не готов был потерять так рано.

– Получается, он мог убить меня? – спросила я абсолютно спокойно, будто говорила не то что о постороннем человеке, а о прихлопнутом назойливом комаре.

– Мог.

Лоран поднялся из кресла и направился к кухонному столу, где продолжала стоять откупоренная бутылка вина.

– Пей.

Он вернулся слишком быстро, или небытие не желало выпускать меня обратно в жизнь. Я вцепилась руками в бокал, радуясь возвращающимся прежним ощущениям – пальцы чувствовали холод стекла, а губы терпкость вина. Лоран уселся на пол, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и я поняла, что никогда больше не будет такого сладостного момента близости, и спросила:

– Граф говорил про женщину, про дневник.

По лицу Лорана скользнула улыбка.

– Он не сумел убить в тебе любопытство.

– Напротив он заставил меня думать о дневнике, будто в нём сокрыт какой-то важный для меня ответ.

Лоран вновь улыбнулся, но не шевельнул и пальцем.

– Это мой дневник. Эта женщина – я.

– Я знаю, что ты не женщина. Зачем ты врёшь мне? Ответь, молю тебя. Позволь мне вновь ощутить почву под ногами.

– Я не вру тебе. Совсем не вру. Он постоянно видел во мне мою мать, и оттого, думается, развил во мне, сам того не сознавая, женские потребности. И, получилось, что я, как греческий Аполлон, мечтал стать женщиной, оттого убивал исключительно представительниц прекрасного пола. Сначала я убивал их в мечтах. Страницы этого дневника исписаны сценами убийств. Ты читала подобное у Газданова. Бессознательное желание увидеть у своих ног мёртвое тело живёт в каждом из нас, и лишь страх наказания удерживает многих от воплощения фантазий в жизнь. Ведь так? Я напугал тебя тогда у рояля, потому что был уверен, что страх получения от меня наказания станет сильнее страха перед панической атакой и поможет тебе удержаться от близости с Клифом до того момента, пока я не очищу твою душу полностью. Но твоё тёмное желание оказалось сильнее страха наказания. Моё же желание воплотилось в жизнь, как только я обрёл силу вампира. Исчезло сдерживающее начало – что бы я ни сделал, мне не грозило от людей никакого наказания. Я убивал проституток изощренно, мучая до последней секунды их никчёмной жизни. Я воплощал свои фантазии в жизнь страницу за страницей, пока отец не отобрал дневник. И вот тогда случилось страшное. Убивая мою душу, отец убил все мои желания, и я жил лишь воспоминаниями, которые сосредоточились в записях этого дневника. Теперь передо мной разверзлась пустота, и я желал, чтобы она быстрее поглотила меня, потому что не видел никакого смысла в нынешнем состоянии. Я никогда не чувствовал жажды крови, его перекрывала жажда убийства. Я иссыхал на глазах. Отец насильно вливал в меня кровь, я давился каждой каплей, пока мой организм не начал вовсе отторгать её. Я умирал во второй раз. Отец пошёл на риск, смешав женскую кровь с абсентом. Будучи человеком, после обильных возлияний, я и записывал свои фантазии в дневник. И вот я вновь был на волоске от смерти, и отцу оставалось лишь молча наблюдать за тем, как моё мёртвое тело сопротивляется окончательной смерти. Мнимая смерть в конце концов победила смерть настоящую, и кризис миновал, я выжил. Только белизну кожи не вернул, теперь мой родной цвет – зелёный. Пудра забивает поры и даёт на время эффект бледности, но если я забуду обновить её, моя зелень беспощадно проступит наружу. Да, и теперь организм не позволяет мне убивать женщин.

– А как ты нашёл новый смысл существования? Ты ищешь замену своему другу?

– Нет, мой друг, моя единственная любовь, умер. Умер давно, и я даже не был на его похоронах. Искать замену мёртвому глупо. Ему нет замены. Но он оставил во мне свою страсть к нарядам. Он обожал карнавальные костюмы.

– Он был англичанином?

– Ш-ш, – Лоран приложил палец к своим синюшным губам. – Мы не станем произносить имён, мы не будем тревожить усопших. Потом была музыка, этот талант я унаследовал от Рене. И машины, гоночные машины, это был подарок нового века. Ты могла слышать о женщине, которая то в гонках участвовала наравне с мужчинами, то вдруг принялась выступать во всему миру с концертами, вдруг обнаружив в себе дар пианистки. Это был я… А теперь, теперь я живу для того, чтобы помогать живым. Я дарю музыку и иногда лечу людей…

Лоран вдруг резко поднялся, выхватил у меня из рук бокал и шагнул в сторону кухни.

– Зачем ты рассказал мне это? – бросила я ему в спину вопрос, поняв, что наш разговор закончен.

– Ты спросила, я ответил, – Лоран медленно обернулся к дивану и зло сузил глаза, заставив меня почувствовать на языке горький привкус желчи. – Тебя интересовал дневник.

– Зачем граф хотел, чтобы я узнала твою историю?

– Он хотел другого. Он хотел, чтобы я вновь вспомнил её. Он привёз мне дневник и заставил прочесть от корки до корки. И я прочёл даже не воплощённые в жизнь страницы. И понял, что излечился.

– А что должна сделать я? Написать дневник своей тоски по Клифу и прочесть его себе?

– Для каждого своя терапия. Я не знаю, что поможет тебе. Я больше не твой врач. Я потерпел фиаско. Теперь твой врач не Анри Дега, а Антуан дю Сенг. Я отпускаю тебя к нему.

– Отпускаешь? – спросила я, не понимая до конца смысла сказанного моим хозяином.

– Да, мне не нужна служанка, ты ведь никогда и не прислуживала мне. Я впустил тебя в свой дом абсолютно больную и взял твои страхи под контроль, предоставив тебе полную свободу, желая понять, что ты станешь делать со своей жизнью, когда я закончу терапию. Но ты не пожелала воспользоваться свободой, творить свою жизнь заново. Ты предпочла безделье. Должно быть, я плохой врач. Что ж, хотя бы я не убиваю женщин. Иди сюда.

Лоран протянул ко мне руки, и каким-то образом я покинула диван и оказалась подле него. Руки вампира в этот раз были тёплыми и ласковыми, и я долго и тихо плакала у него на груди, прежде чем отстраниться и твердо упереться ногами в пол.

– Отпусти меня совсем. Я справлюсь без Антуана дю Сенга.

– Я не уверен.

Я хотела протянуть к нему руки, но не чувствовала себя способной пошевелить даже пальцем.

– Дай мне шанс ради всех тех женщин, которых ты убил, – произнесла я из последних сил.

Лицо вампира стало каменным, и я не видела, как шевельнулись его губы. Лишь услышала слова:

– И что ты будешь делать с моим шансом?

– Начну жить, – это я уже сказала, корчась у его ног.

Живот безжалостно скрутило, и я поняла, что не в силах сдержать в себе выпитое вино. Лоран сгрёб меня в охапку и подтащил к раковине. Рвота была кровавой и густой. Горло саднило так, будто в льющейся из меня слизи плавали иголки, разодравшие гортань. Наконец Лоран повернул кран и плеснул мне в лицо ледяной водой, а потом убрал из-под живота руку, и я вновь осела к его ногам, с отвращением к самой себе пряча лицо в брошенное мне полотенце. Лоран ушёл в гостиную и вернулся с дневником. Я догадалась об этом по шелесту страниц, с трудом подняла голову и с ужасом обнаружила, что Лоран безжалостно дерёт страницы и бросает в раковину. Зачем?

– Долго растапливать камин, – ответил он, не оборачиваясь. – Я сожгу их здесь. Я не желаю возвращения к прошлому, никогда и ни при каких обстоятельствах. Верно ведь говорят, что пять лет психолог лечится сам и лишь два года учится, как лечить других. А я до сих пор не уверен, что излечился окончательно. Но я стараюсь, я стараюсь с каждым днём отдаляться всё дальше и дальше от своего прошлого.

– Убивая мужчин?

Я испугалась своего вопроса и со страхом ждала, что вампир сейчас обернётся, но нет, ему дела не было до моих вопросов. Он хлопнул дверцей шкафа, чиркнул спичкой, и раковина запылала. Он заворожённо глядел, как горит дневник, а я полной грудью вдыхала запах гари, молясь, чтобы не сработала противопожарная сигнализация, оглушив нас посреди ночи визгом.

– Лоран, – я позвала слишком тихо, зная, что вампир в любом случае услышит меня, но ответит лишь, если закончил наслаждаться победой над собственными страхами.

– Я отпущу тебя при одном условии.

Мне даже показалось, что у меня вновь остановилось сердце.

– Ты сейчас отправишься к Клифу и переспишь с ним по-настоящему, – Лоран резко обернулся и вперил в меня режущий ледяной взгляд. – И если ты переживёшь этот день, то можешь собирать свои вещи. На твоём счёте довольно денег, чтобы убраться из Долины.

– Лоран, – я едва могла разомкнуть пересохшие губы. – Зачем так? Зачем делать себе больно?

– Мне не будет больно. Для меня это ничего не значит, но это значит всё для тебя. Выбирай – либо Клиф, либо мой отец. Кого ты выбираешь?

Мне не нужна была и секунда для размышления.

– Я не знаю его адреса.

– Проверь на телефоне сообщение от меня.

– А если он не согласится?

– С ним я уже поговорил. Уезжай, пока не вернулся отец. Иначе он тебя не отпустит.

Я в страхе покосилась на дверь, и мне казалось, что она вот-вот распахнётся.

========== Глава 25 ==========

Я так спешила покинуть дом Лорана, что выскочила на улицу как была – в пижаме, лишь сунула ноги в сандалии. Плевать – для моей нынешней миссии внешний вид не имел никакого значения. Я, словно спринтер, добежала до машины, вставила ключ в зажигание и, лишь пристегнув ремень безопасности, поняла, что наконец обрела способность управлять собственным телом. Однако слишком быстрая перемена в моём состоянии настораживала – должно быть, всё-таки Лоран успел наградить меня мысленным зарядом бодрости, и я поспешно нажала на педаль газа, надеясь добраться до пункта назначения до того, как вновь превращусь в бестелесную куклу.

Заехав на территорию таун-хаусов, я принялась всматриваться в номера домов, чтобы как можно ближе поставить машину, потому что не доверяла ногам. Подле искомого дома не оказалось ни одного свободного парковочного места, и я решила просто перегородить машиной выезд из гаража. Клифу до моего ухода он всё равно не понадобится. Распахнув настежь дверцу, я осторожно ступила на асфальтированную дорожку, сделала несколько шагов и поняла, что силы мои и в правду на исходе. К счастью, Клиф почувствовал моё приближение и распахнул дверь, а потом просто подхватил на руки и внёс в дом.

– Ты бы дверь закрыл, – прошептала я, когда он осторожно опустил меня в кресло.

Клиф молча исполнил просьбу, и я поняла, что он даже не поздоровался, да и в последующие пять минут не произнёс и слова. Он жался к дверям, как напуганный человек. Длинная чёлка полностью скрывала от меня его глаза, но я знала, что глядит он на нос левого кроссовка, которым выстукивает абсолютно незнакомый мне ритм.

– Я не знаю, что сказал тебе Лоран, – начала я осторожно, испугавшись, что Клиф так и не заговорит со мной.

Он поднял глаза, пустые, ледяные, безразличные. Я вновь почувствовала лёгкий приступ тошноты и с трудом закончила фразу:

– Граф провёл со мной терапию и… – я прикрыла глаза, страшась собственных слов. – Мне надо понять, насколько она результативна…

– Валерьянка, мокрое полотенце, – неожиданно перебил меня Клиф, или не перебил, а просто устал слушать моё медленное растягивание слов, будто я впервые заговорила на иностранном языке. – Как вспомню нашу последнюю ночь, меня начинает трясти, как тебя тогда.

– Ничего не будет, – сказала я на этот раз чётко, в глубине души поражаясь собственной уверенности. – Если бы его лечение дало осечку, я бы здесь не сидела, – и вдруг я ахнула, испугавшись собственной догадки, и прикрыла рот ладонью, потому вопрос прозвучал совсем тихо: – Какая твоя любимая книга? Ответь, пожалуйста.

– Моя любимая книга? – Клиф сделал шаг к креслу, но отчего-то остановился и засунул руки в карманы джинсов. – Конечно же, «Пролетая над гнездом кукушки». Почему ты спрашиваешь?

– Сейчас я задаю вопросы, – мой голос дрожал, и на каждом новом слове поднимался чуть ли не на целую октаву. – Сколько стоил билет на психоделический автобус?

– Один доллар! Кэтрин, с каких пор тебя стало интересовать моё прошлое?

– Не перебивай, просто отвечай. Где ты любил назначать встречи?

– На перекрёстке Хайт и Ашбери, как все во Фриско. Кэтрин, объясни, что происходит!

Клиф наконец дошёл до кресла и опустился на ковёр у моих ног, но схватить меня за руки я ему не позволила, спрятав обе руки за спину.

– Возьми гитару и сыграй песню автора, чьё имя начинается с «дабалью».

Клиф покорно стащил с соседнего кресла акустическую гитару и, ни секунды не задумываясь, взял несколько тягучих аккордов. Голос его, как всегда, был чист и прекрасен.

– I tried so hard my dear to show that youʼre my every dream. Yet youʼre afraid each thing I do is just some evil scheme. A memory from your lonesome past keeps us so far apart. Why canʼt I free your doubtful mind and melt your cold cold heart. Youʼll never know how much it hurts to see you sat and cry…

Клиф закашлялся, совсем как человек, и отложил гитару.

– Хэнк Вильямс, начинается с «дабалью», – прохрипел он, спрятав лицо в ладонях, выпуская чёлку, как всегда, наружу. – Было время, когда я верил, что ты принадлежишь мне, – попытался пропеть Клиф, но вновь закашлялся. – У меня развилась аллергия на твоего графа… Запах этого платка, он пропитал всю тебя…

– Теперь я уверена, что это на самом деле ты… – Я облегчённо выдохнула. – Граф не знает американское кантри…

– А до этого, что ты обо мне думала?

Клиф слишком быстро вскочил с дивана и навис надо мной, уперев руки в подлокотники кресла.

– Я боялась, что они вновь играют с моим воображением.

И я рассказала Клифу, что произошло у Лорана дома. Он сначала слушал молча, а потом осел подле кресла и уткнулся лицом мне в колени. Я не подняла его, но и не притронулась к его волосам, спрятав руки за спиной, словно пленница. И чем больше я говорила, тем отрешённее становился мой голос. Я старалась абстрагироваться от слов, чтобы вновь не погрузиться в боль своего катарсиса, как обозвал Лоран отцовскую терапию.

– Ты должен меня понять, – казалось, голос шёл не от меня, а откуда-то из другого конца комнаты. И, чтобы как-то осознать своё присутствие в доме Клифа, я провела носом по склонённой тёмной макушке. – Теперь я знаю, что никогда нельзя быть уверенным в том, что реально, а что нет. Я долго сомневалась, ты ли это или всего лишь моя больная фантазия. Прости за вопросы, но я так мало про тебя знаю. Так что граф ничего не мог достать из моей головы и не ответил бы за тебя на эти вопросы.

Клиф резко вскинул голову и схватил меня за плечи, да так сильно встряхнул, что мне показалось, я слышу хруст шейных позвонков. Однако не почувствовала ни холода, ни боли, ни раздражения – абсолютно ничего, потому не сделала и попытки высвободиться. Длинная чёлка касалась моего носа, но мне не было, как прежде, щекотно. А вот тепло и мягкость его губ я почувствовала, но не смогла ответить на поцелуй, не в силах разлепить стиснутых зубов, и язык Клифа не стал биться в закрытую дверь.

– Неужели это можно спутать? – едва различимым шёпотом спросил Клиф, вновь опускаясь на ковёр у моих ног.

А я не знала, что ответить. Его поцелуй впервые не отозвался в моём теле даже раздражением, будто все рецепторы во рту уснули, или ещё хуже – умерли, и я испугалась, потому заговорила быстро, чтобы переговорить страх.

– Понимаешь, граф и пальцем до меня не дотронулся, потому что не спит с блядями. Он просто вызвал мои воспоминания, видоизменил картинку, наложил на неё нужный звукоряд – и всё, вот она, виртуальная реальность. И да, он ещё стёр мне память, потому что я не помню, как оказалась в собственной постели до самой… – я запнулась. – Процедуры.

Я выплюнула последнее слово по слогам, ища в себе слёзы злости, но не находила. Что происходит с организмом? Я будто вновь вышла из тела и наблюдала за собой со стороны. Клиф собрал пальцы в замок и опустил между разведённых коленей.

– Дерьмо! – прошипел он и даже прикрыл глаза. – Не понимаю, как такое возможно. Он оставался всё время с нами. Они ушли вместе с Лораном намного позже тебя.

Я сидела с отрешённым видом, будто наглоталась успокоительных или выпила настолько много, что любое произведённое мною движение могло бы выдать окружающим моё состояние, которое я пыталась скрыть. Клиф осторожно стянул меня с кресла, и моя голова легла ему на колени – ворсинки ковра напоминали горную траву. Я продолжала говорить, страшась следующего мёртвого поцелуя. Губы шевелились сами собой, слова рождались из воздуха самостоятельно, потому что я совершенно не обдумывала фразы, а слушала их будто в прямом эфире.

– Я не знаю, как всё это происходило. Он мог запрограммировать меня, пока мы гуляли. Я не уверена, что он оставался в комнате со змеёй. Это явно похлеще вашей таблеточной психоделики… Думаю, я уже никогда не стану прежней. Лоран сравнил это с психологическим убийством. Наверное, я действительно мертва. Может, мне взять другое имя?

– Джанет, – тут же отозвался Клиф. – Тебе нравится имя Джанет?

– Пусть будет Джанет, – я попыталась улыбнуться, но губы отказывались слушаться, и вновь Клиф не сумел меня поцеловать.

– Мне кажется, ты смертельно хочешь спать. Давай я уложу тебя наверху? Я не могу сказать, что у меня прибрано, но это единственная открытая комната.

– Твоя бывшая?

– Не сказал бы. Родители купили таун-хаус, когда я уже учился в Беркли. Я не часто бывал у них. Так, иногда заезжал, но у меня была своя кровать… И это то, что тебе сейчас нужно.

– Да, ради постели я к тебе и приехала, ты забыл?

Клиф хотел откинуть с моего лица волосы. Но после этих слов отдёрнул руку, будто я была раскалённой сковородой.

– Не в таком же состоянии! Ты сейчас уснёшь у меня на коленях! И, послушай, давай забудем, что сказал Лоран. Никто никому не смеет указывать, с кем спать. Скажи, зачем это надо тебе?

– Я же объяснила, – я напрасно попыталась придать голосу злость, он звучал мягко, словно я говорила Клифу какие-то приятности. – Хочу убедиться, что избавилась от панических атак. Неужели непонятно?

– Допустим, – Клиф вернул взгляд на моё лицо. – Но если я не буду спать с тобой, то всё равно атаки не будет, верно? Мы же договорились, что между нами больше никогда ничего не будет. Зачем ты просила у графа помощи, я же сказал тебе…

Показалось, что Клиф закричал, но стопроцентной уверенности не было. Я действительно засыпала, и голос его то пропадал, то вновь возникал в моих ушах, и порой приходилось додумывать фразы.

– Я ничего не просила у него. Он сам решил это со мной сотворить. И более того, он намеривается довести лечение до конца. Только ты можешь меня сейчас спасти, доказав ему и Лорану, что я в лечении не нуждаюсь. Страшно подумать, что этот врач может со мной сотворить.

Мои губы сложились в усмешку, хотя я была уверена, что даже не хмыкнула. Мне было действительно страшно. Один страх накладывался на другой, вырастая в пирамиду, и я не боялась в тот момент лишь Клифа и близости с ним. Будто бы лишь одно это желание оставил мне хозяин, посылая к своему приятелю.

– А ты уверена, что тебя послал ко мне Лоран? Потому что после твоего рассказа я не уверен, что говорил по телефону именно с ним.

Я глядела на Клифа, не мигая, будто после неожиданного пробуждения. Не отвечала на вопрос, и этой паузы оказалось достаточно, чтобы его указательный палец лёг на мою нижнюю губу. Я прикусила его и наградила Клифа долгим взглядом, впервые вкладывая в него мысль, чтобы донести для Клифа как прежде, без озвучивания, но в его глазах продолжал светиться вопрос, который через долгую минуту молчания он наконец озвучил. Значит, он утратил возможность читать мои мысли и управлять мной.

– Ну так… – протянул Клиф. – Не продолжение ли это графской игры, но уже с реальными героями?

– А тебе это так важно? – спросила я, отстраняясь от назойливого пальца. – Мне вот уже абсолютно безразлично. Я устала играть в его игры и хочу положить последнюю карту. Клиф! – я позвала его, потому что он продолжал глядеть в сторону. – Неужели у тебя на женщину больше не встаёт?

Клиф так резко вскочил, что мой затылок прочувствовал удар даже через ворсинки ковра.

– Понимаю, – протянула я, не в силах поднять руки к затылку. – Ты боишься навредить своим отношениям с Лораном. Да кто я такая, чтобы секс со мной мог повредить им? Я уверена, что говорила с хозяином, я успела изучить его лучше тебя. И, возможно, лучше самого графа.

– Отношений никаких нет, – отрезал Клиф и ушёл на кухню, откуда тут же донёсся звук бегущей воды. Я с трудом приподняла голову и застыла с открытым ртом: Клиф пил воду. – Я даже не уверен, что они были, – продолжил он, утирая ладонью губы. – Возможно, этот доморощенный психолог и мне запудрил мозги. Только сейчас это уже не важно. Мы расстались давно, и нас удерживали рядом один человек и одна стихия: ты и музыка. Можешь мне не верить, но я очень хотел, чтобы ты поправилась, и, возможно, потому продолжал играть роль его приятеля, чтобы ненароком не навредить тебе. Я прекрасно видел, что тебя продолжает ко мне тянуть. И сейчас я не стану спать с тобой, потому что не хочу тебе навредить. Даже если возможность панической атаки равна сотой доле процента, я не хочу рисковать. Ты нужна мне живой. Поняла?

– Зачем я нужна тебе? – спросила я, не понимая, откуда взялись силы поддерживать себя в сидячем положении.

– Дурацкий вопрос! – Клиф швырнул стакан в раковину и, конечно, расколотил. – Неужели тебе не хочется быть кому-то нужной? У меня не осталось семьи, никого… Ни единой живой души. А без семьи тебя нет, понимаешь? Это они, – Клиф махнул рукой в потолок. – Они, англосаксы, придумали индивидуализм, а индейцы учат тому, что мы не отдельные целостные личности, а лишь части целого. И это целое называется семьёй, общиной…

– Ты бросил меня, – сказала я тихо, не понимая и слова из сказанного Клифом. Если бы я не знала, что вампиры не курят, была бы уверена, что он обкурился.

– Я не бросал тебя! – закричал Клиф, ворвавшись обратно в гостиную, и упал на пол в полуметре от меня. – Ты просто меня испугалась, – он закрыл лицо руками и даже, мне показалось, застонал. – Потому я отошёл в сторону и стал искать помощи… И вот что получил…

– Не хочешь ли ты сказать, что заплатил собой за моё лечение? – я еле проговорила эту фразу и рухнула на ковёр рядом с Клифом, потому что рука моя вдруг обмякла.

Клиф закинул все волосы мне на лицо, но я не сумела поднять руки, чтобы их скинуть. Другой реакции на мои слова не последовало. Волосы продолжали лежать на моем лице, а сам Клиф, наверное, о чем-то задумался. Прошла минута, а то и больше. Я тоже молчала, оглушённая признанием Клифа. Пусть он и не произнёс три заветных слова, но разве не были его действия сродни им?

– Джанет, – Клиф позвал тихо, но я быстро повернула голову, будто это глупое имя и вправду стало мне родным. – Позволь отнести тебя наверх и уложить спать?

– Нет, – я наконец совладала с рукой и убрала с лица волосы. – Ты не представляешь, через что я прошла из-за тебя. Не представляешь. И если для завершения игры необходим секс, то я добьюсь его от тебя, чего бы мне это ни стоило.

Клиф закрыл мне рот ладонью и процедил:

– Я не играю в подобные игры, бэйби, не играю… Ты тоже не представляешь, через что прошёл я ради тебя. Не понимаешь, какой была моя жизнь. Ты жалеешь себя, только себя. Но я не позволю воспользоваться мной, как лакмусовой бумажкой, слышишь?!

Я мотнула головой, чтобы скинуть его руку, и вновь сумела принять сидячее положение. Клиф же продолжал лежать и снова закрыл лицо руками, будто стыдился посмотреть мне в глаза.

– Почему так сложно заняться со мной любовью? – спросила я, и собственный голос загудел в моей голове, будто в трубе. – Сам же хочешь этого, а то я не вижу, – кажется, чувство злости стало возвращаться в мой пустой внутренний мир, развеивая смертельную усталость. – Расстегни ширинку, пока не лопнула!

Но я не успела коснуться ремня. Клиф сел слишком резко и сжал мне запястье. Только глаза его оставались закрытыми, и на долю секунды я даже испугалась такого странного поведения.

– Я люблю тебя, – произнёс он тихо. – А ты просто забыла, как меня любить. Но я дождусь, когда ты вспомнишь. И мне нет дела до этого графа, до этого Лорана. Мне нет дело ни до кого, кроме меня и тебя, Джанет. Я слишком долго ждал, чтобы сорваться в последний момент.

– Клиф, – позвала я тихо, и он наконец открыл глаза. – Я хочу секса. После этого наваждения я хочу тебя ещё сильнее. Мне тоже плевать на графа и Лорана, я слишком долго их обоих терпела. Пойдём наверх. Я хочу заняться этим в твоей постели в первый раз в жизни.

– Ещё рано, – прошептал Клиф, отпуская мою руку. – Потерпи.

Его рука осторожно скользила по моим волосам, зарылась в них у самых корней и вытянула вверх на всю длину, и я вновь почувствовала внутри себя пустоту. Жуткую холодную пустоту и всепоглощающий страх того, что та, возможно, никогда больше не отпустит меня. Зачем меня на самом деле послал сюда Лоран? Быть может, близость с Клифом должна вернуть мне хоть какие-то ощущения?

– Неужели ты говоришь мне «нет»?

Мне показалось, что я даже не смогла заставить свой голос прозвучать с вопросительной интонацией, или же интонации просто не могут существовать без эмоций, а у меня их сейчас не было ни одной, кроме страха, что я не завершу сейчас свой катарсис, и граф вновь вывернет меня наизнанку. Палец Клифа лёг на мою нижнюю губу, чтобы пару раз дёрнуть её вниз лёгким перебором, будто струну гитары. Сквозь его пальцы я видела лишь тусклую серость потолка и желтоватый отблеск горящей в коридоре одинокой лампы. Вновь хотелось спать, до ужаса, до боли в глазах. Но я боялась уснуть, не завершив своего лечения.

– Клиф, умоляю тебя, не тяни… Я хочу спать. Я уже и так не в состоянии поднять руку, чтобы обнять тебя, – и всё же я сумела отыскать губами его пальцы. – Ты холодный, почему же ты холодный? Почему я чувствую твой холод? Стань же для меня снова живым и тёплым.

Обе руки лежали на его щеках, и по пальцам начал разливаться смертельный холод, будто я долго копалась в морозилке. Его чёлка дёргалась, глаза бешено моргали, губы едва заметно шевелились. Мои плечи обвисли, и я бы вновь упала на ковёр, если бы жутко-ледяные руки не схватили меня за плечи.

– Я не могу, – зашептал Клиф мне прямо в лицо, обжигая холодом. – Я не чувствую тебя, совсем… Почему я больше не слышу ни одной твоей мысли?

Я вздёрнула плечи, чтобы скинуть руки Клифа, но он не отпустил, а притянул меня к себе, и я уткнулась носом в мятую чёрную футболку с серебристой кожаной нашивкой в форме знака «пис-энд-лав», затем боднула макушкой и наконец вскинула голову, чтобы удариться с ним носами, и, выдержав холод, сказала:

– Лоран попросил графа поставить мне блок, чтобы тот удерживал его от копания в моей голове. Быть может, он так передал отцу моё лечение, а свою обиду просто разыграл передо мной, чтобы продолжить отцовский эксперимент. Я уже ничего не понимаю…

Я с силой рванулась в сторону и рухнула на ковёр. Слёзы градом полились из глаз, и я несказанно обрадовалась им. Хоть какие-то эмоции! Живые эмоции! Клифа же они напугали, и как в моем видении он принялся вновь успокаивать меня индейским напевом. В первое мгновение я дёрнулась от него, вновь усомнившись в реальности происходящего, но не имея возможности найти тому ни опровержение, ни подтверждения, выпалила в лицо Клифа, плюя на последствия:

– Я тебе сейчас скажу, отчего лечил меня граф. Он сказал, что мне мешает моё неправильное видение самой себя и своих желания – а моё главное желание последнее время было желание секса с тобой. Я хотела именно тебя, ведь три года у меня, кроме тебя, никого не было… И вот теперь я совершенно не хочу тебя.