Текст книги "Ночная духота (СИ)"

Автор книги: Zella

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)

– Там платье не нужно…

Я постаралась улыбнуться, но не вышло. Меня передёргивало от воспоминаний. Почему я не вспомнила о Маргарите, когда стояла обнажённой перед графом? От его ледяного взгляда веяло Воландом. Нет, я и в страшном сне больше не помыслю даже поцеловать вас. Мне вообще не нравятся мужчины настолько старше меня…

– Ты говоришь, ему лет сорок, – я вздрогнула от голоса Сони и звона тарелок. – Сколько же тогда твоему музыканту? Совсем ребёнок?

– Двадцать три. Ошибка молодости, – брякнула я, стараясь не выдавать своё замешательство. Неужели я все два часа говорила о графе! – Да я так, не серьёзно… Я просто давно не общалась с европейцем, а наши местные… Ну, немного отморозки…

– Гамбургеры, кола, – Соня уже разливала суп по тарелкам. – Утрируешь, дети здесь у них такие воспитанные. Вчера в очереди стояла с одним папой лет сорока, кстати. Мальчик его все пытался выклянчить конфеты, хватая упаковки со стеллажей возле кассы. Он тихо каждый раз упрашивал сына положить их обратно. Мой тут же орет на детей, сколько бы я его не одёргивала. Так что у тебя больше шансов отыскать приличного мужа, чем у русских девочек. Я вот снова думаю на курсы английского пойти.

– Не в языке дело, – опустилась я на стул. – Они все равно меня за свою не считают, несмотря на диплом, паспорт и идеальный английский. Я чужая…

– У тебя же был американский бойфренд? Ты как-то говорила.

– Был да сплыл. Он предпочёл мне мужчину. Надо было сразу обратить внимание на его ногти…

Соня не донесла ложку до рта.

– Ты что, серьёзно?

– Ну, да… Сан-Франциско, все дела… Ну да чёрт с ними со всеми. Как там говорилось, пусть плачет тот, кому мы не достались, пусть сдохнет тот, кто нами пренебрёг… Я не переврала?

– Нет, у тебя вообще прогресс в русском. Я всё жду, когда у меня дети начнут говорить по-английски.

– Потом будешь им кричать – мы дома говорим только по-русски! И станешь совать им борщ, а они станут его ненавидеть.

Я смотрела в тарелку, но вместо свекольного бульона видела кровавые разводы, заставившие меня задохнуться. Я замерла, чувствуя, как тошнотворный ком неумолимо поднимается из глубин живота.

– Прости, я не могу есть…

Я быстро схватила тарелку, каким-то чудом не расплескав и капли, и сладостно опрокинула содержимое в бездну раковины, а потом глядела, как красные разводы медленно уходят в воронку, но от этого зрелища спазмы в животе стали только сильнее. Я поспешила на патио, но в воздухе продолжал висеть душный сладковатый запах.

– Катя, ты там как?

Соня встала из-за стола и шагнула ко мне, но я отрицательно мотнула головой, боясь подпустить кого-либо в своё личное пространство. Я старалась дышать глубоко, как нас учили на классе йоги, чтобы насытить кровь кислородом, но та лишь закипала, выступая на коже горячим потом. Сарафан прилип к спине, а с шеи вниз ринулся целый горный поток.

– Катя, вернись в дом, не стой на солнце.

Я покорно перешагнула порог гостиной и замерла в двух шагах от дивана. Мой сумасшедший взгляд блуждал по комнате, пока не замер на висевшем на крючке индейском сувенире. Ловитель снов, дримкетчер: круг, замотанный кожаной лентой и украшенный перьями с бусинами, а в нем сетка из проволоки с вплетёнными камнями.

– Откуда это у тебя? – спросила я, потому что помнила лишь матрёшки.

Соня пожала плечами.

– Подарили на день рождения. Вот, висит без дела… Думала повесить в машину, но он слишком большой для зеркала, а в спальню – муж не поймёт… Ненужная, но красивая вещь. Выкинуть жалко… Дети иногда играют. Вот жду, когда перья обломают и камни вытащат из лески, тогда и выкинуть будет можно.

Я наконец опустилась на диван и откинулась на мягкую спинку.

– Ты знаешь легенду про дримкэтчер?

Соня отрицательно мотнула головой и вернулась к недоеденному супу.

– Может тебе что-то другое дать?

Нет, ну что это за чисто русское желание обязательно накормить… Нет, не надо мне про еду… Я съем суши в торговом центре. Но в слух я сказала лишь «нет». Теперь я контролировала свой язык.

– Это своеобразный фильтр снов и видений, – начала я. – Индейцы верят, что ночной мир заселён добрыми и злыми духами, потому сны бывают хорошими и плохими. Дримкэтчер, свободно раскачиваясь в воздухе, ловит сны, которые пролетают мимо. Добрые из них ловятся паутиной жизни, которая удерживает их, а злые сны и видения уходят сквозь отверстие и никогда больше возвращаются.

Я подошла к полкам и, сняв безделушку с крючка, просунула в отверстие указательный палец. Первым подарком Клифа был как раз дримкэтчер. Я повесила его на лампу, потому что в съёмной квартире не разрешали вбивать в стены гвозди. Я не верила в индейскую магию, но меня грела мысль, что он подарен моим первым американским бойфрендом. Я засыпала с мыслью о Клифе и целый день ждала вечера, чтобы услышать рокот мотоцикла. Тогда я ещё не знала, какие страшные сны принесёт мне этот ловец.

– А по другому поверью, – продолжала я, чтобы вновь не погрузиться в воспоминания о Клифе, – добрые сны знают, как пройти сквозь паутину, и оседают на мягких перья. В то время как дурные сны не знают спасительного пути и завязают в паутине, чтобы погибнуть с первыми лучами нового дня…

Я осеклась, поняв, что перешла на английский. Соня внимательно смотрела на меня.

– Ты всё понимаешь? Мне просто достаточно сложно говорить красиво по-русски.

– Я понимаю, не переживай. Это я только говорю плохо, – улыбнулась Соня и положила голову на округлую спинку пустого стула. – А ты откуда всё это знаешь?

– От бывшего. Он увлекался индейцами, и я как раз делала проект по их искусству. Так слушай, потом детям перескажешь. Давным-давно в древнем мире все племена жили вместе на острове, который назывался Черепаховым, и Женщина-Паук помогала людям возвращать на землю солнце. До сих пор она плетёт свою паутину до самого рассвета – и если проснуться с рассветом, то можно увидеть, как она ловит своей сетью солнце. Когда люди расселились по другим землям, ей стало сложно справляться одной, и она попросила сестёр, бабушек и всех родственниц помочь ей в плетении магических паутин, чтобы ловить солнце во всех землях, которые заселили её дети – они делали круг из ветви ивы и иных растений и ткали свой таинственный узор. Так над кроватью одной старой женщины день за днём плёл паутину один паук. Однажды его увидел маленький внук и замахнулся башмаком, чтобы убить, но старая женщина остановила мальчика: «Не причиняй ему вреда!» «Но почему ты защищаешь паука?» – воскликнул тот. Старая женщина улыбнулась, но ничего не ответила, и когда мальчик ушёл, паук подполз к женщине и поблагодарил за спасение. Он сказал ей: «Столько дней ты наблюдала за моей рутинной работой и любовалась ей, и в знак благодарности за спасение моей жизни я дам тебе подарок». Он улыбнулся своей паучьей улыбкой и уполз продолжать своё плетение. И вскоре, когда луна, медленно двигаясь в окне, озарила его работу таинственным серебристым светом, паук сказал: «Видишь, как я плету? Смотри и учись. Запомни, каждая паутина – это ловушка для плохих снов. Только хорошие сны могут пройти сквозь маленькое отверстие. Это мой подарок тебе – пользуйся им и только хорошие сны ты сможешь вспомнить. Плохие сны безнадёжно завязнут в паутине».

Я замолчала, продолжая крутить на пальце ловушку для снов. Я смотрела на неё, но видела перед собой лицо Клифа.

– Как ты красиво рассказываешь. Может, тебе рассказы для детей писать?

Я вздрогнула и сильнее раскрутила на пальце индейский сувенир.

– У меня просто память хорошая, как и у моего бывшего. Это его знакомый индеец умеет красиво рассказывать, а Клиф лишь пересказывает да переигрывает.

– А ты видела живого индейца? – оживилась Соня, а я зло усмехнулась:

– Ну не совсем живого… Они же вымерли как динозавры, только не из-за льда, а виски. Тех, кого не пристрелили, американцы нагло споили, нам так прямо и говорила учительница по антропологии. В Калифорнии, кстати, не осталось чистокровных индейцев, у всех мексиканская кровь присутствует. Кстати, тут неподалёку неплохой магазин с индейскими побрякушками. Дорого, но красиво…. А в воскресенье в колледже, где фермерский рынок, будет их собрание – пау-вау называется. Вот и увидишь живых индейцев. Детей приводи – красиво, они перья цепляют, в барабаны бьют… Ну это так, типа ритуальные танцы, типа у них тут священная земля, на которой правительство разрешает раз в год совершать ритуал. Ну это так, для антуража, а вообще они просто безделушками торгуют, вернисаж такой… Сходи, не пожалеешь, только много налички с собой не бери, не сможешь остановиться. Хочется всё скупить. И не задерживайся до темноты. Даже в наших краях бывает неспокойно.

Я повесила дримкэтчер обратно на крючок, расплатилась с Соней и ушла, хотя тело требовало остаться в горизонтальном положении на мягком диване. Но я не могла позволить себе такую роскошь. Солнце безжалостно ползло на запад, и не было у меня в наличии никакой заботливой матери-паучихи, которая поймала бы светило в сеть и запретила ночи опускаться в Кремниевую долину.

========== Глава 17 ==========

В состоянии полудрёмы я доехала до торгового центра и, когда увидела, как криво припарковала машину, обрадовалась, что не выехала на скоростную трассу. Поднималась я по лестнице медленно, считая каждую ступеньку, и молилась, чтобы через час вернуться к машине с лучшей координацией. Если пьяной доводилось водить не раз, то под травой я села за руль впервые. Марихуана никогда не действовала на меня подобным образом. Сознание ускользало, в ушах звенело, но по натянутым уголкам губ я понимала, что улыбаюсь окружающему миру на этот раз не наигранно, а от всей своей потрескавшейся души. Лестница показалась бесконечной, и когда наконец я добралась до ресторанного уголка в торговом центре, то почти без чувств рухнула на стул.

Запахи вызывали тошноту. Однако я понимала, что еда сейчас может стать самым простым и чудодейственным лекарством. Я устало поднялась со стула и мелкими шажками направилась к стойке, чтобы заказать буритто. Суши-бар, к несчастью, находился в противоположном конце торгового центра, а делать лишние телодвижения в моем состоянии было затруднительно. Язык тоже отказывался слушаться, и я, как немая, ткнула в карту меню и стала ждать заказа, привалившись к стене рядом с кассой.

Я старалась не закрывать глаз, чтобы никто не озаботился моим самочувствием. Как нашкодившему подростку, мне казалось, что все всё обо мне знают. Когда мимо прошёл охранник, я постаралась закусить губу, но рот назло посмеялись надо мной по-детски громким смехом. К счастью, уже наступал вечер, и торговый центр гудел, как встревоженный улей, и никто не заметил жужжания весёлой пчёлки. Я тихо давилась буритто и фыркала от ударивших в нос пузырьков колы. Грызла конец трубочки, словно ногти, и даже чувствуя на губах привкус пластика, не могла остановиться. Плавленный сыр лип к зубам, а разваренная фасоль камнепадом катилась в желудок, заставляя его подпрыгивать баскетбольным мячиком. Я старалась победить газировкой икоту, но силы были неравны, и мне пришлось выкинуть недоеденный буритто в мусорку, а затем долго простоять у фонтанчика с питьевой водой.

Голова перестала кружиться, но на смену пришла пьяная лёгкость в мозгах. Я проклинала себя за то, что явилась за покупками, о которых меня на самом деле никто не просил, но тело не слышало слабых возмущений мозга, и ноги сам вынесли меня к дверям магазина. Мысли возбужденно кружились вокруг достоинств и минусов фасонов, а руки безжалостно пробовали наощупь ткань. Наверное, у меня выросли обещанные Лораном крылышки феи от одной лишь мысли, что к ночи я сниму с графа европейский костюм.

Стрелы глупости наповал поразили мой мозг. Я думала про джинсы, шорты и майки, прикидывая, лекало какой фирмы подойдёт графу. Для начала я взяла всего по одной паре, управляемая надеждой, что граф не задержится надолго в наших краях. Однако на кассе обнаружила всё в четырёх экземплярах. Видно тело понимало, что близкого спасения ждать не приходится. Я, словно в тумане, перешла в другой магазин, надеясь отыскать не полосатую ткань, которая была трендом нынешнего лета, но нашла лишь чёрные футболки… Вернее успела найти, потому как мой неконтролируемый язык спросил продавщицу о наличии в магазине маек с черепами, и я готова была провалиться на месте под её взглядом, потому быстро провела кредитку и побежала на стоянку.

Бросив пакеты на заднее сиденье, я поняла, что мне страшно ехать. Наркотическое опьянение отступало медленно, но я уже понимала, что творю недозволенное. Была мысль вызвать «убер», но слишком короткая, и я завела мотор и постаралась выкинуть из головы лишние мысли, чтобы сфокусироваться на дороге. Я будто сдавала практический экзамен по вождению: держала дистанцию, следила за показателями спидометра и даже поворачивала голову при смене полосы. На йоге учат блокировать вредные мысли, и я представила перед собой дерево и развесила на ветках все проблемы, включая марихуану и графа дю Сенга – пусть повисят до дома, оставив мне единственную задачу – не попасть в аварию.

В гараже, уже с выключенным зажиганием, я долго, даже слишком долго, снимала проблемы с дерева и запихивала обратно в трещины мозга. Потом с прежним багажом проблем и пакетами завалилась на кухню и принялась сканировать дом глазами: никого не увидев, я облегчённо выдохнула и тут же вспомнила про оставленную в машине клубнику. Она начала скукоживаться от жары, и я поразилась своему обонянию – как можно не чувствовать одурманивающего аромата. Пару подгнивших ягод пришлось выкинуть, а для остальных легко нашлось места в холодильнике. В дверце красовался купленный ещё месяц назад баллончик взбитых сливок, и я тут же каждой клеточкой языка ощутила холодную сладость клубничной амброзии. Ягоды снимут противное послевкусие буритто, но для начала стоит срезать этикетки с купленных вещей и повесить в шкаф. Я было потянулась за ножницами, но потом, будто вынырнув из бассейна, тряхнула головой, схватила оба пакета с одеждой и вынесла обратно в гараж, где надёжно затолкала под стойку водогрея. Нет, граф не увидит это убожество! Я завтра отдам всё это нищим.

Скинув сандалии, я босая вернулась в дом. Ещё два часа будет тихо, и я смогу спокойно поесть клубнику. Но до холодильника я не дошла, пришлось присесть на стул. Вернулось головокружение, к горлу вновь подкатил тошнотворный сырный ком, сарафан прилип к телу. Возможно, меня спасёт душ. Стало немного легче. Я побоялась включать фен и оставила волосы крысиные хвостами холодить лопатки, да и тело я не вытерла, просто завернулась в полотенце и вернулась в спальню. В глазах вновь зарябило, я прикрыла веки, а когда открыла, поняла, что ошиблась комнатой. К счастью, граф предпочёл провести день в другом месте. Подле Лорана или в подвале, не моё дело.

И всё равно я не сумела вовремя отогнать неприятные мысли, и мокрое тело затрясло уже не от холода – лучше бы я представила на месте графа Клифа. Схватившись за горло, я подскочила с кровати, но даже шага сделать не смогла. Хорошо ещё успела протянуть руку и уперлась пятернёй в зеркальную дверцу, а через секунду уже шкрябала половицы. К счастью, я потеряла лишь равновесие, не сознание. Повернув голову к зеркалу, чтобы взглянуть на себя, я обнаружила шкаф открытым. Наверное, я утянула за собой дверцу. Французские костюмы висели чинно и аккуратно, и я ещё раз похвалила себя за спрятанные пакеты.

Я дотянулась до полки и сумела встать на ноги, но отпустить руки побоялась или не захотела. Ноздри приятно щекотали пролитые маленьким Лораном духи. Жалко, что граф не дорассказал историю сына Эстель. Он не мог запутаться и не просто так назвал мужской аромат материнским. Надо обязательно попросить продолжения. Аккуратные ряды рубашек закачались как на ветру, и я еле успела отступить к кровати. В глазах померкло, но мягкий матрас я почувствовала раньше, чем провалилась в чёрную дыру.

Я проснулась от холода и потому, не открывая глаз, с кошачьим наслаждением подтянула к носу плед, но тут же подскочила в кровати, до боли в пальцах стиснув материю под подбородком – я не забиралась под одеяло! Однако в ногах на этот раз я никого не обнаружила.

– Катья, поверни голову к окну.

Я даже не вздрогнула. Пальцы разжались сами, и плед мягко скользнул вниз по обнажённой груди к животу, на котором складками собралось всё ещё влажное полотенце. Быстро натянув плед обратно под горло, я медленно повернула голову. Граф сидел почти вплотную ко мне, в изголовье кровати, с согнутыми ногами, на которых лежала раскрытая книга. Несмотря на то, что у меня от ужаса рябило в глазах, я сумела прочесть название – «Гроздья Гнева». Предыдущие хозяева оставили в доме не только мебель, но и книги в библиотеке – в основном американских авторов, что и следовало ожидать – Стейнбек, Воннегут, Твен, Лондон…

– Хотите посмотреть Салинас, где творил Джон Стейнбек? – спросила я едва различимым шёпотом, стараясь не думать про цирк. – Или съездить в Верджинию-Сити, где работал журналистом Самюэль Клеменс?

Парижанин отрицательно мотнул головой и отложил закрытую книгу на подушку, где только что лежала моя голова. Я сжала губы, понимая, что не хочу объяснять графу, что делаю в его постели.

– Я предпочитаю читать их книги. Памятные камни меня не интересуют. И я уже сказал, что ты не обязана меня развлекать. Если бы я случайно не нашёл тебя в своей постели, то даже не пожелал бы тебе доброго вечера. Я не привык навязывать людям своё общество, в особенности дамам. В особенности таким дамам.

Я проглотила сырный ком, который до сих пор отравлял организм напоминанием об ужасной мексиканской еде, и попыталась двинуть ногой, чтобы слезть с кровати, но не смогла пошевелиться, как и в то злополучное утро, когда граф рисовал меня спящей. Неужели он хочет, чтобы я озвучила свой проступок?

– Благодарю за заботу о моем гардеробе.

По лицу графа скользнула прежняя противная кошачья усмешка, и я только тогда обратила внимание на то, во что он одет. С размерами я не прогадала… Но только с размерами.

– Это Лоран сказал мне купить вам шорты, – я понимала бесполезность слов, но продолжала шептать их: – Я понимаю, что эти вещи на вас ужасны. И вы не были обязаны демонстрировать это наглядно.

– Да неужели? – глаза графа сделались ледяными. – А мне очень удобно в шортах. Чувствую себя раскрепощённым американцем. Почему ты не подумала про автозагар?

– Зачем вы издеваетесь надо мной? – Глаза оставались сухими, хотя слёзы обиды душили меня. – Я сделала то, что приказал хозяин. Я не смею ослушаться Лорана. И… Отпустите меня, пожалуйста, я хочу одеться. Вы же не просто так прикрыли меня пледом!

Шёпот сорвался на крик, и я прикрыла глаза – серые глаза засияли слишком близко, хотя я не заметила, когда граф подвинулся. Так близко я видела их во сне…

– Ты могла замёрзнуть, – проговорил он ровно. – Надо было снять мокрое полотенце, но я побоялся бередить твою и так буйную фантазию.

– Это был кошмар, – процедила я сквозь плотно стиснутые зубы, радуясь возвращающейся лёгкости ног.

Я отбросила в сторону плед, быстро натянула на грудь полотенце и соскочила с кровати.

– Если вас не затруднит, закройте дверь в ванную на замок изнутри.

– Затруднит, – холодно ответил граф. – Ты стоишь подле двери. Поверни ключ и выйди через коридор. Клиф ещё не пришёл, хотя, сомневаюсь, что он увидит что-то новое.

Это был удар хлыстом, и я рванулась с места, как подстёгнутая на бегах лошадь, позабыв про замок на двери ванной комнаты. Мысли про соблазнения графа я точно оставила во дворе Сони, и он первый, кто должен был это знать. Это надо ж было перепутать двери! Я стала рыться в шкафу в поисках самой длинной юбки, и в итоге нашла: синий верх на сборках и коричневый низ с какими-то цветочными орнаментами. Волосы остались влажными, потому я сумела кое-как пригладить их пальцами, но о возвращении в ванную комнату не было и речи. Я с радостью осталась бы в своей комнате, но желудок свело голодным спазмом, и мне до безумия захотелось отведать клубники со сливками.

Кухня была пуста. И я поверила в возможность секундного счастья – холодного, сладкого и ароматного. Однако только облизала пальцы от сливок, как подскочила от звонкого «Добрый вечер, Кэтрин». Взгляд на часы – половина девятого! Ничего себе! Я не успела обернуться, потому что Лоран заговорил по-французски. Граф ответил, и между ними завязался разговор. Теперь можно и не оборачиваться, но клубнику придётся есть стоя, прямо у раковины. Только первая же клубничина застряла в горле. Лоран не ушёл с кухни, как я думала. Он всё время стоял за моей спиной, и сейчас его ледяные руки легли мне на плечи.

– Клубника не влияет на вкус крови, – прошептал Лоран в самое ухо. – Это всё выдумки людей. Зря ты с ним играешь, зря…

Я не могла выплюнуть клубничину при Лоране, но он не собирался уходить, только сильнее сжимал мне плечи, причиняя уже ощутимую боль, первую боль…

– И марихуана была лишней. Я эту гадость до сих пор чувствую. Что же мне теперь делать? Может, в бассейн тебя швырнуть? Или хлорка не в силах перебить сладкий дурман счастья?

– Не надо меня никуда швырять, – я и на секунду не поверила угрозам хозяина, да и хватка железных пальцев ослабла, а издёвку я точно заслужила. – Я просто уйду. Могу даже уехать из дома. Прости меня. Я больше не буду.

Лоран убрал руки, и плечи в миг поникли, и не осталось сил, чтобы свести лопатки. Сейчас он вернётся в гостиную, и мне станет легче. Только Лоран будто прирос к полу. Прошла минута, и вот он подцепил самую крупную клубничину и, обмакнув в сладкие сливки, запихнул мне в рот. С двумя ягодами я не могла издать и звука, и чуть не разревелась, пытаясь прожевать их. Какая игра? Я только и делала, что выполняла приказы графа и твои собственные. А за марихуану я извинилась.

– У него три родинки на спине, – абсолютно спокойным тоном нарушил мучительную тишину Лоран. – Странно, что ты могла их забыть. Ранее я не примечал в тебе проблем с памятью.

О, боже! Он мстит за Клифа! Как же мелочно, ведь сам же оставил меня с ним после ужаса, который я пережила в горах с графом… В чём я виновата?!

– Ты не помнишь ни мои наказы, ни собственные обещания. У нас на курсе поднималась подобная тема, и сейчас мне надо попытаться вспомнить, как подобное лечится…

Хозяин вернулся в гостиную. Я продолжала стоять к вампирам спиной, но до меня доносился белый шум французской речи. Даже если бы они говорили в полный голос и медленно, я всё равно не поняла бы и слова. Любая речь, даже на английском и русском, сейчас не достигла бы парализованного страхом сознания. Я бы действительно не отказалась от бассейна, потому что кофта прилипла к спине и босые ноги приклеились к полу. Лоран всегда был ко мне добр, потому что я покорно выполняла все его приказы, а сейчас он считает, что я предала его веру, совершив одну за другой попытки соблазнения Клифа. Но это не я, это нечто бессознательное во мне… Клиф, приди уже наконец! Скажи ему, что я дура и всегда ей была. Пожалуйста…

Я выбросила клубнику в мусорный бак, но пиалу оставила в раковине, потому что бросилась на зов дверного звонка. Я распахнула дверь, готовая броситься Клифу на шею, но тут же отпрыгнула в сторону, прикрыла рот ладонью и всё равно расхохоталась в голос. Смех вышел действительно диким, и Лоран опрометью кинулся ко мне, явно усомнившись в моей вменяемости. Но я сумела взять себя в руки раньше, чем ледяные руки вновь стиснули мне плечи.

– Добро пожаловать, мистер Джефферсон, – прошептала я, выскальзывая из объятий Лорана, чтобы затворить дверь. Клиф хотел снять туфли с бляшкой, но я кинулась к его ногам, будто кусачая болонка.

– Разве можно портить маскарад?! У меня начались проблемы с ориентацией во времени, и Четвёртое июля ещё не закончилось? И мы сейчас будем подписывать декларацию о независимости?

Я, наверное, ещё добавила немало, и Лоран вновь сжал мне плечи и, поставив на ноги, приставил к стене, в которой я с радостью отыскала опору для ставшего вдруг ватным тела. К перебору с марихуаной, голодному желудку и страху перед расправой добавилось проклятье, посланное в мой адрес Клифом, хотя я его и не разобрала. Адреналин вышел из меня жутким смехом, когда я увидела ожидаемого спасителя. От такого дурака, каким показал себя Клиф, вырядившись в колониальный костюм, помощи ждать не приходилось. Неужели он подумал, что, заявившись в костюме а-ля восемнадцатый век, сумеет напомнить графу о причастности к европейской культуре своих предков, к которым рокер из шестидесятых годов двадцатого века имеет такое же отношение, как и я – к деяниям Петра Великого… Клиф, отчего раньше я не замечала, какой ты на самом деле дурак… Наверное, граф прав, и я не далеко от тебя ушла.

Поток мыслей перешёл в поток слёз, и я уткнулась в стену, но она показалась мне слишком мягкой. Я вновь перепутала право и лево, и врезалась в графа, подошедшего к двери, чтобы поприветствовать гостя, или же, чтобы протянуть мне кружевной платок… Поблагодарить я не успела. Пока я промаргивалась, трое вампиров успели отойти к роялю.

– Так и простоишь у двери? Иди к нам, – поманил меня Лоран, и я даже затрясла головой, чтобы убедиться, что улыбка на его лице не плод моей подстёгнутой страхом фантазии.

Я улыбнулась в ответ и сделала первый неуверенный шаг к дивану. Поняв, что не теряю равновесие, я вступила в гостиную и замерла – граф успел опуститься на диван мгновением раньше.

– Я не ожидал, что тебя пригласят, – усмехнулся парижанин. – Я бы на месте Лорана не пригласил. Но он слишком добрый к таким, как ты. Слишком. Только почему я должен страдать? Впрочем, этот вечер уже не испортит даже близость тебя. Присаживайся рядом.

Только он даже не подумал сдвинуться с середины. Даже через плотную юбку я чувствовала холод его обнажённой коленки и, даже не поворачивая голову, знала, что на лице графа гуляет противная кошачья улыбка. Ничего, солнце взойдёт, и вы трое растворитесь в темноте ваших гробов, как страшные ночные кошмары.

========== Глава 18 ==========

Такой шикарный костюм нельзя отыскать в хэллоуинской лавке, и ни одна швея не справиться с заказом за одну ночь. Что подобный шедевр портновского искусства мог делать в шкафу, набитом футболками и джинсами? Лоран внимательно осматривал скомороха, явно мысленно подмечая огрехи современной реплики. Клиф переминался с ноги на ногу, теряя последнюю выправку. Мог бы заранее догадаться, что станет центром не очень приятного внимания, и отрепетировать походку перед зеркалом. За те две минуты, что я в упор смотрела на него, пытаясь не думать про коленку графа, Клиф успел раз десять поправить хвостик парика, белый нагрудный бант и подтяжки чулок. Теперь он нервно играл с верхней пуговицей камзола.

– Тот самый костюм?

Голос Лорана не выдал издёвки, и я поняла, что маскарад был спланирован хозяином. Бедный Клиф стал оружием в его игре с отцом. Байкер кивнул и схватил приставленную к роялю гитару. Лоран величественно опустился на скамейку и своими движениями до безумия напоминал мне сейчас графа.

– Репертуар соответствующий? Ты не передумал?

Зачем Лоран ещё больше унижает Клифа? Его отец прекрасно знает, что никакого выбора байкеру не дали. «Мистер Джефферсон» кивнул, а я вжалась в спинку дивана, надеясь, что эти двое не станут петь про прекрасную Америку или хуже того про звёздно-полосатый флаг. Не могло же у них полностью отключить мозги? По губам Лорана скользнула улыбка. Он медленно заправил за уши волосы, расправил воротник спортивной футболки и сказал, обращаясь к Клифу, но не сводя глаз с моего бледного лица.

– Почему ты никогда не показывал этот костюм Кэтрин?

– Она не любит ранний рок. Она предпочитает музыку восьмидесятых.

Клиф стоял спиной к пианисту и глядел мне в лицо, будто ответ предназначался не Лорану. Я почувствовала, как вспыхнули уши то ли от стыда, то ли гнева. Ты не показал мне костюм, потому что ни разу не пригласил домой. Ты не желал делиться со мной ни одной частичкой себя, потому что я ни минуты не была по-настоящему твоей гёрлфрэнд. Рука графа демонстративно прикрыла мою, лежащую на прорисовавшейся под тканью коленке.

– Бэйби…

Обращение прозвучало до боли нежно, но причиной нежности была ревность. Та же необузданная, что и в «Бьюике». Только сейчас Клифу пришлось стиснуть зубы и вместо моих плеч сжать гриф гитары. Мной вновь играли.

– У нас тут есть музыкант Пол Ривер. Давным-давно со своими парнями он создал псевдо-патриотический стиль в ответ на англонизацию последователей битлов, которые выступали в строгих костюмах. Такие вот наряды революционеров были одним из их сценических образов. Ну и мы попали в волну…

Клиф не спускал глаз с пальцев графа, которыми тот по очереди приподнимал мои, словно опускал на клавиши рояля. Я не чувствовала смертельного холода, потому что страх отключил все мои сенсоры. Граф принял игру и наигрывал какую-то знакомую Клифу мелодию… Хотя играл он её вероятнее всего для Лорана. Клиф, как и я, попал между молотом и наковальней. Только находился в более выгодном положении – он уже был мёртв, а я желала остаться живой.

– Лорану нравится их творчество, – продолжал байкер спокойно; теперь он смотрел в лицо графа, и мне стало непонятно, кому предназначались произносимые им слова. – В нём чувствуется наша американская самобытность.

– Мне не терпелось получить объяснение странному маскараду, который при иных обстоятельствах, учитывая мой возраст, мог быть воспринят как оскорбление.

На лице графа не было и тени улыбки. Голос звучал сухо. Он уже отпустил мои пальцы, и те машинально сжали ткань юбки. Я смотрела вперёд мимо Клифа на лицо Лорана: хозяин был бледен даже по вампирским меркам. Подведённые ресницы дрожали, будто он собирался заплакать.

– Да что вы, папа, право… Клиф замечательный мальчик, и даже в самом плохом расположении духа не подумает вас обидеть. Лучше обратите испепеляющий взор на Кэтрин. Сегодня именно она достойна вашего порицания.

Я непроизвольно повернула голову в сторону графа, но увидела лишь кончик носа. Остальное лицо скрывали выбившимися из-за уха волосы. К счастью, у меня не возникло желания дотронуться до волос вампира, как в первую встречу.

– Твоё предвзятое мнение о женщинах, мой мальчик, мне прекрасно известно, – сказал граф сухо, совсем так, как говорил со мной в спальне. – Но я впервые хотел похвалить твой выбор.

Я вцепилась свободной рукой в мягкий подлокотник дивана в надежде удержать равновесие и не упасть на графа. Что это было, скажите на милость, комплимент или очередное предупреждение? Клиф стащил парик, но остался в сеточке. Какой же он смешной без чёлки…