Текст книги "Ночная духота (СИ)"

Автор книги: Zella

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)

– Долго будешь так сидеть? – прорычала на него хозяйка. – Позови хоть одного из них. Она же и шага без посторонней помощи не сделает.

Я, желая опровергнуть её слова, приняла сидячее положение, но вампирша тут же подставила мне под спину руку.

– Теперь понимаю, отчего у твоего хозяина аллергия на женскую кровь, – расхохоталась она в недрах вываливавшейся из лифа груди. – Нет ничего противнее нажравшейся женщины.

Я опустила глаза. Надорванное платье едва прикрывало босую ногу. Хорошо, что я не видела своего лица. Вскоре вернулся «Пресли» со второй туфлей – хорошо ещё он не ей съездил мне по морде, приводя в чувства. Следом шёл Лоран, обсыпанный пудрой и злостью. К счастью, графа с ним не было.

– Я же просил не пить! – Лоран не кричал, но тихие слова хлестнули плёткой, и я подскочила на ноги, но не удержалась и рухнула на подставленные распорядительницей руки.

– Дейв отнесёт её в машину, – выплюнула вампирша и брезгливо оттолкнула меня к «Элвису Пресли», но Лоран перехватил моё падающее тело.

– Мне не нужна помощь.

Я уткнулась носом в плечо хозяина и шмыгнула.

– Не надо давить на жалость, – буркнул Лоран и двинул плечом мне прямо в скулу.

Я отстранилась и к ужасу увидела графа, спокойно идущего по правую руку приёмного сына.

– Антуан, ты можешь остаться. Я отвезу тебя, – послышался где-то далеко голос распорядительницы и быстро последовавший за ним отказ парижанина.

В другой момент я бы обрадовалась отказу, но сейчас мне хотелось, чтобы граф остался с этой грудастой стервой. Я боялась, что он озвучит мою бредовую фантазию. Хорошо же я стукнулась головой о клумбу. В очередной раз я не послушалась хозяина и оказалась в дурацком положении. Узнать хотя бы, в какой момент порвалась моя связь с реальностью. И если я нафантазировала себя произошедшее в спальне, то кто даст гарантию, что в тот момент я не забыла чего-то, что произошло на самом деле. Не могло же всё быть по-детски просто: этот Дейв вывел меня на прогулку, начал приставать и, оттолкнув его, я ударилась о клумбу, а он бросился за помощью к хозяйке. Я ощупала голову. Шишки не было. Значит, я просто лишилась чувств от выпитого вина. Или… Слишком много “или”…

========== Глава 23 ==========

Утро пятницы началось, как всегда, со звука газонокосилки. Я не знала, когда и как уснула, но понимала, что жутко не выспалась, потому, не открывая глаз, выпалила в потолок все известные мне испанские ругательства, но тут же села и в страхе огляделась. Спальня, к счастью, оказалась пустой, и единственным напоминанием о графе служил лежащий на соседней подушке свеженадушенный платок. Я приложила его к носу, пытаясь вспомнить, как мы втроём добрались до дома – вернее, как я оказалась в своей постели да ещё в пижаме. Только никаких мыслей в пустой голове не нашлось, как впрочем и остатков алкоголя – все мои воспоминания оказались коротенькими, как мысли свежевыструганного Буратино, и заканчивались ровно в тот момент, когда тело моё коснулось ледяного сиденья «Бьюика».

Единственное, что я прекрасно помнила, это мой сон или скорее пьяный бред. Как иначе назвать то, что примерещилось мне прошлой ночью? Я настолько отчётливо помнила миссис Винчестер, что будь под рукой блокнот, легко бы набросала её портрет, а имя Габриэль врезалось в память калёным железом. А что если индейца действительно зовут Габриэлем… Я всеми фибрами души желала, чтобы содеянное ночью оставалось плодом моей больной фантазии, ведь дурные мысли материализуются гораздо быстрее праведных. На трезвую голову я никогда не потеряла бы той самой головы.

Пустая лёгкая голова была страшнее тяжёлой похмельной, и я стремительно принялась утяжелять её размышлениями о том, с каким лицом надлежит предстать перед графом, когда он прочитает, если уже не сделал этого, мою фантасмагорию в интерьерах спальни старушки Винчестер. И тут же с ужасом обнаружила в приоткрытом шкафу испорченное платье эпохи ампир, которому, по словам самого графа, теперь надлежало найти свой последний приют в помойном ведре. Или он повесил его здесь посланием проснувшейся Кате, которое я не могла прочесть? Или же аристократическая щепетильность не позволила выкинуть пусть и испорченную, но всё же чужую вещь?

Я слезла с кровати и вцепилась в платье, словно то способно было дать хоть один из желанных ответов. Оно действительно пахло туалетной водой графа, духами вампирши и вином – источники всех этих запахов и обстоятельства получения их несчастным платьем были мне хорошо известны. А вот индеец Габриэль, увы, не пах никак – вернее я не могла сейчас восстановить в памяти никакого аромата. Даже запах табака не вязался в памяти с «белым орлом», и этот запах проклятое платье точно не источало. Оно пахло роковой тайной, в которой мои потаённые желания разбились о безысходность действительности – такое платье выкидывать нельзя. Оно и правда моя оболочка, как сказала миссис Винчестер. Быть может, если я переделаю его на благородный викторианский манер, оно освободит из плена мою память?

Эту мысль сдобрил сильный аромат кофе, и я поняла, что кое-кто вновь поставил эспрессо-машину на таймер, будто заранее знал, когда я проснусь. Впрочем, проспать жужжание газонокосилки не было никакой возможности. Бравые мексиканцы все ещё бороздили безбрежные просторы газона на заднем дворе, но я решила не ждать их ухода и, приняв душ, вышла на кухню. Есть совершенно не хотелось, и я чуть ли не силой впихнула в себя чашку кофе и тост, оставленный на кухне заботливым графом дю Сенгом, чтобы все ангелы на него ополчились! Он даже поставил в вазу новые розы, в которых затерялась записка. Боже, как в дешёвом романтическом кино! Не удивлюсь, если в ней будет написано что-то по-французски…

Но я удивилась, потому что записка оказалась от Лорана. Его красивым почерком по-английски было выведено напоминание о выставке несравненного Джо. Да, в хорошем же я была вчера состоянии, что хозяин не понадеялся на силу своего внушения и по-человечески оставил записку. Спасибо ему огромное, потому что сегодняшний вечер напрочь вылетел из моей больной головы. Впрочем, голова не болела, как бывало по утрам после терапии. Наверное, и вправду граф запретил Лорану касаться моих мыслей, сейчас это была его прерогатива. Что ж, современное искусство Джо и бренчание Клифа должны вывести из себя парижанина намного больше моих ничтожных бабских фантазий. Быть может, эти двое спасут мой вечер! Потому что моё утро Лоран спас короткой подписью – змей я покормил. Интересно, заботился ли он в тот момент обо мне или всё же тревожился о своих питомцах? Должно быть, второе…

Что ж, я специально не давила на его жалость. Я заслужила хорошую взбучку за семь бокалов вина, выпитых на голодный желудок. Быть может, хозяин ещё призовёт меня к ответу, когда будет не так занят музыкой. Пусть же он как можно дольше следует завету Верлена: «музыка прежде всего». А для меня эта выставка может стать прекрасным поводом вновь надеть платье, чтобы показать графу, что я превратилась в саму скромность.

Верные решения принимаются быстро, и я стала обзванивать пошивочные мастерские в надежде уговорить хоть одну мастерицу исполнить мой заказ прямо сейчас за любые деньги. Я час выслушивала милый китайский выговор и отказ по каждому набранному телефону. Наконец одна согласилась сшить мне за два часа викторианское платье. Я тут же закинула платье в химчистку и, перерыв в магазине все кружева, отыскала те, что напоминали творение миссис Винчестер. Я купила к ним бежевую ткань, пуговицы и даже нитки. Оставалось дело за малым – отыскать модель. Не надеясь на свой карандаш, я принялась перебирать в памяти художников, которые могли воссоздать желаемый образ. И вот во всемирной сети я отыскала изображение похожего платья. Им оказалась, как по заказу, картина парижского американца Джеймса Эббота Макнила Уистлера – хорошо ещё длинноволосая красавица не имела со мной ни малейшего сходства. Швея, не подведи!

И швея не подвела. Когда я переступила порог галереи, несравненная Софи чуть не захлебнулась кофе.

– Ты не спутала нас с ярмаркой Диккенса?

Я решила не отвечать на выпад, понимая, что действительно выгляжу по-дурацки в глазах непосвящённого. Это был мой молчаливый ответ графу, только ответ на что? На то, что я буду хорошо себя вести или на то, что принимаю его помощь? Я приму это решение, когда вновь увижу Клифа. Пока его не было рядом, я не вспоминала о нём целых полдня. Нет, вру, я решила спросить у него имя индейца, чтобы оградить себя от жутких похмельных мучений. А пока я пила бурду, которую Софи сунула мне в руку в бумажном стакане из «Старбакса». В голове непрерывно крутилось имя «Габриэль», и я то и дело поглядывала на телефон, считая минуты до появления Клифа, надеясь, что смогу переговорить с ним наедине. Я глядела на Софи и думала, что у Джо тоже должно быть ненастоящее имя – слишком просто оно для художника и тем более вампира.

Софи сидела на стуле, привалившись к стене и, казалось, действительно получала удовольствия от вливания в себя невкусной дозы, вытянутой из кофейных зёрен. Похоже, содержание кофеина в её крови было сравнимо содержанию алкоголя у того, кому уже не помогут никакие реабилитационные центры. Один стакан в её руке сменялся другим – во всяком случае я не помнила, что когда-то видела её без раздражающего дешёвого аромата, смешенного со стойкими цветочными духами. Я выудила из сумочки кружевной платок и вдохнула самый замечательный аромат на свете, после которого мой нос перестал воспринимать исходящие от Софи запахи.

Для меня Софи изначально была оплотом человеческой глупости. Я с ней практически не разговаривала – даже на нейтральные темы. Обсуждение погоды тоже были куцыми. Мои глазные рецепторы переклинивали все иные. Я видела только толстенные плетёные браслеты, которые – сомнений не было – скрывали следы от клыков Джо, и тонкие шелковые шарфики тоже были неотъемлемой частью её гардероба. При одном взгляде на Софи у меня начинали чесаться все те места, которые она умело прятала от несведущих людей. Как долго она может оставаться донором и что произойдёт, когда она окончательно утратит способность восстанавливаться? Организм уже не справлялся с сонливостью, которую вызывает большая кровопотеря, отсюда и росли ноги кофеиновой зависимости.

Посетителей было мало, но Софи честно отрабатывала статус арт-менеджера, обсуждая с ними картины, больше похожие на пол, на который пролили краску сразу из нескольких вёдер, чем на произведения искусства. Меня умиляли названия – пытаясь скрыть улыбку, я спрашивала своего внутреннего критика, где на размалёванном холсте Софи увидела небоскрёб или пустынный пляж. И едва сдерживала смех, когда после её красочных рассказов посетители тоже начинали видеть на холстах несуществующее. Чтобы отвлечься от постоянного выглядывания на улицу в ожидании Клифа, я в очередной раз навела красоту на стенде с проспектами и каталогами картин, которые перемешали неуклюжие руки посетителей.

Начинало смеркаться. На улице зажглись фонари, но солнце ещё не спрятало за горизонт оранжево-алые прожектора. Я с замиранием сердца следила за тем, как меняется цвет воздуха, как мгновенно исчезают вечерние солнечные зайчики, как наступает южная ночь. Совсем скоро появятся вампиры, но ждать их в галерее было выше моих сил, и я решила выйти на улицу, но не успела открыть стеклянную дверь, как налетела на Джо, который галантно отступил назад. Поздоровался ли он со мной, не знаю, но я выдала привычное «хай» и прижалась спиной к кирпичной стене. Каждую первую пятницу месяца эта улица превращалась в праздник искусства – любого, большей частью непонятного даже мне. Через квартал возвели эстраду, и я гадала – насколько громко в этот раз будут фонить колонки, и смогут ли Клиф с Лораном нормально играть при закрытых дверях галереи.

Возвращаться обратно не хотелось, потому что я знала, что Софи висит на шее у Джо. Она никогда не говорила со мной про свои отношения с хозяином и не спрашивала про Лорана и тем более Клифа. Возможно, я её просто не интересовала. Однако в моей голове не укладывалось, как современная девушка способна свято верить, что что-то значит для своего хозяина. Неужто она действительно надеется, что он оставит её с собой, подарив бессмертие? Или это обычная игра вампира с человеком, в которой Софи давно стала ни чем иным, как послушной марионеткой? После недели с графом я уже не верила, что люди способны оставаться подле вампиров людьми. А после прошлой ночи я вообще перестала быть уверенной в том, что наедине с собой все ещё нахожусь в здравом уме. Меня бросало то в дрожь, то в жар, и я проклинала синтетические кружева, от которых чесались запястья. Я глядела на фланирующих людей и не видела их, и вдруг отскочила от стены, почувствовав щекой прикосновение ледяных губ. Это надо было так уйти в свои мысли, чтобы не услышать торможения мотоцикла!

– Чего скачешь, как мартовский заяц?

Клиф повесил шлем на спинку сиденья и вытянул из моей руки платок.

– Я тебя не заметила, – сказала я, решив не добавлять, что не заметила и того, что вновь зарылась носом в чёртов платок. – Отлично выглядишь. Пиджак с заплатами на локтях тоже из шестидесятых?

– Чего спрашиваешь, когда знаешь ответ, – голос Клифа прозвучал зло и обиженно, да и сам он показался мне в тот момент неестественно грустным, хотя любое чувство, прописанное на лице вампира, не могло быть естественным по своей мёртвой природе. – А ты чего вырядилась, как королева Виктория? – теперь Клиф усмехнулся и медленно добавил полувопросительным тоном: – Граф оденется принцем Альбертом?

– Отдай платок, – зло сказала я, стараясь не распалиться от глупой шутки, но перед глазами явственно вставала кровать миссис Винчестер с небрежно брошенным пиджаком…

Как за спасительную соломинку, я с силой ухватилась за край платка, думая, что Клиф примется играть со мной в «собачку», но байкер и не думал удерживать платок, и я быстро запихнула его обратно в рукав платья.

– Зачем тебе это? Этот запах… – Клиф явно говорил о платке, хотя смотрел поверх меня на эстраду. – Ты что, не понимаешь, с кем играешь? И для чего? Дай мне самому с ним разобраться.

– Я не играю больше, – выдохнула я, желая свято уверовать в эту новую правду. – У меня с похмелья голова трещит, и этот платок помогает мне придти в себя. Я с первых дней с ним. Это ничего не значит, абсолютно ничего… Лоран даже змей покормил за меня… Можешь себе представить, в каком я вчера была состоянии, – я усмехнулась, вспоминая брезгливое выражение на лице этой чёртовой вампирши, но звонко рассмеяться не получилось. – Ты тоже ему не нужен. Ему никто не нужен. Он скоро вернётся в свой Париж и о нас не вспомнит. И не беспокойся за меня, – тараторила я без остановки, всё никак не решаясь задать вопрос. – Скажи, – наконец выдохнула я, – как зовут вождя индейцев?

– Габриэль, – тут же ответил Клиф, а потом вздрогнул, слишком явственно, будто человек от холода. – А чего вдруг тебе стало это интересно? Или тебя граф спросил?

– С чего бы это? – я еле выдавила из себя слова, чувствуя, как сердце из груди ворвалось в голову, желая разорвать её в клочья. – Просто пау-вау в воскресенья и я… Просто, я просто спросила…

– Да успокойся. Это только у белых короли не досягаемы, а у индейцев в языке даже нет слова, обозначающего «вождь» – они называют его «большой человек», что означает «большой духом»…

Я молча кивала головой, сжав губы, чтобы не разреветься. Что же это было вчера, что же…

– Привет, Клиф, – Джо появился на улице моим спасением и пожал протянутую байкером руку.

Улучив момент, я проскользнула обратно в галерею, окоченев за пару секунд. Платье промокло, что футболка от бега. Что же это было вчера… Я еле доковыляла до кресла и рухнула в него, понимая что не в состоянии стоять на ногах и тем более принимать посетителей, хотя особого ажиотажа и не наблюдалось.

– Добрый вечер, Катья!

Сердце упало в туфли и побежало по ногам разрядами тока, и я не знаю, каких сил мне стоило подняться навстречу парижанину, который стоял передо мной в шортах и лёгкой футболке, будто заправский американец.

– Скажите только: да или нет? – выдохнула я вместо приветствия, понимая, что ещё секунду, и из глаз моих брызнут слёзы.

– Да, – протянул граф, не сводя глаз с моего то ли побелевшего, то ли покрасневшего лица. – Или нет.

Он издевался надо мной! Но я была бессильна перед ним, как и ночью в спальне миссис Винчестер. Если я ещё секунду простою вот так, глядя в стеклянные глаза, то утону в собственных соплях.

– Извините, у меня работа, – еле выдавила я и кинулась к Софи за спасением.

Час назад мы с ней натянули на стену три огромных листа обоев и поставили на скамейку в ряд три ведра с основными цветами – жёлтым, красный и синим, а так же ведёрочко с чёрной краской и ящик, наполненный малярными кистями. Это была моя давнишняя идея предложить посетителям сделать парочку мазков, а в конце вечера представить на суд публики коллективную абстрактную работу. Джо скептически втянул в себя нижнюю губу, услышав моё предложение, но согласился. Я тогда улыбалась как идиотка, потому что прекрасно понимала, что он прочитал мою мысль о том, что картина посетителей получится не хуже выставляемых им полотен. Ради Лорана вампиры прощали мои крамольные мысли – во всяком случае, мне хотелось в это верить. Пока меня не прощал только граф дю Сенг. Я заставляла себя говорить с посетителями, чтобы даже одной мыслью не возвращаться в особняк миссис Винчестер. Подавая очередному новоявленному художнику кисть, я вздрогнула, встретившись с ледяными пальцами.

– Вы будете рисовать? – я цедила слова сквозь зубы, вновь почувствовав, как предательски задрожала нижняя губа.

Граф мило улыбнулся и обмакнул кисть в чёрную краску.

– А чем ты предлагаешь мне тут заняться? От гитары Клифа мои уши сворачиваются в трубочку, говоря вашим языком. Но если ты вдруг составишь мне компанию на улице…

– Я составила вам её вчера, – выпалила я, надеясь получить от графа хотя бы ещё один знак, приоткрывающий тайну прошлой ночи. Но лицо вампира оставалось абсолютно бесстрастным, и я выпалила: – И это было ошибкой, во всяком случае с моей стороны. Сейчас мне безопаснее дружить с кистями и красками.

– Уверен, эта милая девушка справится без тебя.

Что ж, разве оставляют вампиры людям хоть какой-то выбор? Я покорно вложила свою тёплую ладонь в ледяную ладонь вампира и позволила увести себя на улицу, где гремел второсортный рок. Однако чувствительные уши графа он совершенно не раздражал. Граф не выпускал мое й руки, будто я могла или хотела сбежать.

– Я просто считаю удары твоего сердца. Ты абсолютно спокойна, не то что ночью.

Я прислушалась к себе и поняла, что дышу спокойно, лишь мокрое платье выдавало недавнюю агонию. Что же, граф вновь взял меня под своё крыло, то есть контроль, хотя я и не ожидала ничего иного.

– Рад, что больше не вызываю в тебе никаких тёмных желаний, – продолжил граф, как мне показалось, немного злорадно, если вообще его голос способен передать напрочь отсутствовавшие на лице эмоции. – Забыл сказать, что викторианское платье идёт тебе намного больше вчерашнего.

– Я знала, что вы его оцените, – выдохнула я обречённо. – Скажите только, я всё помню из вчерашнего или что-то подзабыла?

– А это так важно?

– Что ещё я сделала из того, что не помню? – настаивала я на своём желании получить ответ, но парижанин лишь таинственно кривил губы, а у меня пересыхало во рту от одного лишь воспоминания, как эти самые губы касались моего тела. – Ответьте, что произошло после второго удара колокола?

– Я не знаю даже, что произошло после первого удара, – вдруг рассмеялся граф по-человечески тепло, и даже серые глаза ожили и осыпали меня дождём радостных брызг. Похоже, подобный взрыв эмоций стал для него самого неожиданностью, потому он даже остановился, чтобы отсмеяться. – Катья, сколько ты вчера выпила? И неужто думаешь, что в таком состоянии была мне нужна? Сколько раз повторять тебе, что подобные женщины не вызывают во мне абсолютно никаких желаний!

– Но вы…

– Я ничего не сделал. Это всё твоя богатая фантазия. Не надо было отпускать тебя после танца.

– Так что? – я машинально ухватилась за запястья графа. – Не было призрака миссис Винчестер? И Габриэля?

– Я вообще не знаю никакого Габриэля, поэтому не могу тебе о нём ничего сказать, – граф вновь с трудом сдерживал смех. – В призраков я лично не верю, но если ты в них уверовала, то они могли тебе явиться. В этом мире всё возможно…

– Да прекратите уже смеяться! – закричала я, чувствуя, что сама сейчас то ли разревусь, то ли расхохочусь. – Скажите мне правду! Что вам стоит!

– Тебе не надоело требовать от меня правды? – граф, кажется, отсмеялся, и его глаза вновь стали стеклянными. – У меня нет для тебя никакой правды. И какая вообще разница, что было вчера, когда мы уже живём сегодня.

– Мне надо знать, – я продолжала сжимать запястья графа, не в силах разжать пальцы. – Мне надо знать, говорила ли я с миссис Винчестер. Она сказала мне нечто очень важное, понимаете?

– Не понимаю, Катья. Действительно не понимаю. Ответь самой себе, почему-то, что мог сказать какой-то там призрак, для тебя станет истиной, а свои собственные мысли нет? Если это не призрак, а ты сама наконец-то разобралась в своих желаниях и приняла какое-то решение, то это даже лучше. Разве оно перестанет быть верным лишь оттого, что тебе не подсказал его кто-то посторонний? Прекрати жить чужим умом!

– Неужели вам так трудно сказать, что вчера было, а чего не было? – не унималась я, чувствуя мокрой спиной жуткий холод. – Скажите просто – да или нет.

Граф молча изучал мой безумный взгляд и беззвучно кривил губы, но я ничего не сумела по ним прочесть, тогда он сказал едва слышно:

– Ни да, ни нет, а может быть.

– Что вы имеете в виду?

– Я ответил на твой вопрос, так что можешь отцепиться от меня и прекратить допрос. Я вышел прогуляться, и если ты больше не желаешь составлять мне компанию, то возвращайся в галерею уродовать обои.

Я поняла, что граф не станет меня удерживать, оттого осталась рядом, подумав, что в галереи я просто разревусь от досады или брошусь на шею Лорана, чтобы он вытряс из меня воспоминания, а устраивать комедию на глазах Софи жутко не хотелось – и так эта зазвездившаяся дамочка не лучшего обо мне мнения. Но вот дома я не отцеплюсь от Лорана, и он как врач не посмеет прогнать меня прочь без ответа, а сейчас можно поискать хоть какое-то спокойствие в ярмарочной балагане, в который превратилась на этот вечер улица в центре Сан-Хосе.

Полной темноты ещё не было, и всё равно подсвеченные палатки смотрелись сказочно, хотя арт-содержание их оставляло желать лучшего. Я даже не заглядывала туда, чтобы не мучить свой художественный вкус, а графу не было до балагана никакого дела. Он просто убивал очередную ночь своего существования и потому спокойно остановился вместе со мной подле палатки танцовщиков. В ней было установлено три рамы с человеческий рост. Три девушки в трикотажных костюмах, выкрашенных в тон задников, исполняли пантомиму выхода из рамы и захода в неё обратно – это был удивительный тандем художника и танцовщиков, потому что в момент прохода через раму, фигуры полностью сливались с задником и становились частью картины. Не знаю, сколько минут я стояла подле палатки с открытым ртом, но когда обернулась к графу, небо стало по-ночному тёмным.

– Оно стоило того? – спросила я.

– Я на тебя смотрел, – ответил граф, продолжая буравить меня взглядом. – И оно того стоило. Идём дальше?

Это был приказ, потому что его рука мгновенно опустилась на моё плечо, но что удивительно, прежнего трепета я не ощутила. Меня захлестнуло странное чувство спокойствия – будто находилась я на улице одна. Я понимала, что граф вновь играет с моей головой, но остановить его или себя не могла. Я бы так и шла подле него по нескончаемой дороге к счастью. Однако дорога быстро закончилась подле большого скопления народа, но плотная стена людей быстро расступилась перед нами, и лишь когда мы оказались в первом ряду зрителей, я наконец услышала заводные арабские мотивы, будто скинула с себя пелену сна.

Танцовщица и в этот раз была великолепна. Я который месяц не уставала удивляться гибкости и выносливости её тела. Тому, как умела она удерживать плечи спокойными, когда бедра подскакивали в бешеном восточном ритме. Мягкие движения рук танцовщицы рассекали небесные гущи – медленно и томно, складываясь в различны узоры подле спокойного улыбающегося лица. Она медленно обходила круг зрителей, то подбрасывая живот вперёд, то втягивая в себя. Монетки на поясе звенели и сверкали в свете прожекторов. Тело девушки светилось, будто зашитое в рыбью чешую. Она заслужила возгласы восхищения. Лишь лицо графа не выражало ничего, оставшись древне-греческой маской скорби.

Танцовщица приняла из рук мужчины меч и подняла над головой, демонстрируя острое лезвие. Народ притих, и стала слышна ритм-секция, надрывающаяся на эстраде у галереи. Меч плавно скользнул с груди на живот и стал мерно подпрыгивать от ритмичных движений натренированных мышц. Танцовщица, стоя на коленях, откинула голову далеко назад и принялась плавно вычерчивать руками круги. Народ одобрительно свистел, но я видела лишь примятую лезвием кожу.

– Хорошо, что ты не вампир, – послышался над самым ухом голос графа. – А то у несчастной на животе давно бы выступила кровь от твоего плотоядного взгляда.

Я без слов принялась пробираться обратно через толпу, чувствуя необходимость тотчас отыскать стену, чтобы не упасть. Либо я передышала платком, либо терапия графа выбивает у меня из-под ног последнюю почву.

– Отчего ты думаешь, что всё должно плохо окончиться? – руки графа опустились на стену по обе стороны от моей головы, и лицо его вновь оказалось невыносимо близко от моего. – Если бы танцовщица думала, что сейчас порежется, то никогда не смогла удержать меч на животе. Если ты будешь продолжать выдавать мозгом негативные позывы, они будут бумерангом возвращаться к тебе. Если ты будешь постоянно думать, что я жажду причинить тебе боль, мне придётся в итоге сделать это, потому что мы любим соответствовать ожиданиям людей. Если ты будешь навязывать людям то мнение, которые они якобы должны иметь о тебе, они просто перестанут тебя замечать, потому что картинка твоего мира полностью не соответствует действительности.

– Вы можете мне просто сказать, что делать? Без лишней философии.

– Ты должна понять, что тебе нужно от окружающих, и тогда вокруг появятся люди, которые смогут тебе это дать, если ты не в состоянии принять то, что предлагает тебе твоё нынешнее окружение.

– Я не знаю, что мне надо, не знаю… Единственное, что я сейчас понимаю, это то, что совершенно не хочу вас целовать. Так что отойдите от меня, пожалуйста.

С тяжёлым вздохом граф отступил от стены, и я шумно перевела дыхание, прежде чем сказать:

– Мне только что было очень хорошо, абсолютно спокойно. Что вы сделали со мной в тот момент?

– Заблокировал твои мысли, больше ничего.

– Это та блокировка, о которой вы говорили? Как её оставить?

– Нет, не та. Если я оставлю нынешнюю, тебе придётся переехать от Лорана в лечебницу, – улыбнулся граф. – Не переживай, мы все страдаем от своих мыслей, просто надо уметь настраивать их на лучший лад. Я тоже несчастен, потому что разучился видеть хорошее. Вот возьмём, например, тебя – я не могу увидеть в тебе ничего, кроме … Я сейчас получу вторую заслуженную пощёчину, а мне жалко твою руку – ещё пальцы сломаешь и не сможешь рисовать. Я, как художник, не могу такого допустить. Ещё подумаешь, что я позавидовал твоему таланту…

И вот тут мне действительно вновь захотелось влепить вампиру оплеуху – и не столько за нынешнюю издёвку, а за то, что он безжалостно играл весь вечер моими страхами. Ничего, Лоран расставит в моей голове всё по полочкам и без вашей помощи. Я даже без страха смогу кормить змей. Вот только бы не ударить вас сейчас. И будто чувствуя моё желание, граф взял меня за руку и потащил обратно к галерее, только на этот раз я видела и слышала вокруг себя всё, чувствовала холод его руки, тиски пальцев и ещё… Мне хотелось плакать, до ужаса и боли в глазах, будто вокруг вместо холодного воздуха висели капельки лукового сока. И ещё – граф так и не спросил у меня про мой ответ? А мне очень хотелось сказать ему «нет» прямо сейчас. Я не приму от вас помощь, потому что ваша помощь страшнее медвежьей услуги.

В галерее народ толпился вокруг шедеврального полотна. Софи красивыми словами описывала смешение красок, будто то была не мазня посетителей, а бессмертные творения её бессмертного Джо. Граф незаметно отошёл к Лорану и Клифу, а я осталась стоять у огромного окна, и вдруг в кишащей людьми пустоте увидела бывшего учителя и приняла это за знак свыше – лучше смотаться из галереи до очередного выяснения отношений с графом, с призраками, индейцами и всеми остальными нечеловеками. Я догнала учителя у дальнего стенда, где он остановился побеседовать с выставляющимся художником. Разговор получился стандартным – ничего не значимым, но по-дружески тёплым, вызывающим на лице улыбку.

Молодой художник оказался симпатичнее своих картин, и после мраморных лиц вампиров на него хотелось смотреть и смотреть, примечая каждое подрагивание ресниц. Я с улыбкой сунула в сумочку его визитку и согласилась встретиться завтра в «Старбаксе», понимая что мне просто необходимо посидеть хотя бы пять минут с человеком при свете дня. К тому же разговор будет пустой, скорее всего о тенденциях в искусстве, и впервые за столько дней никто не будет копаться в моих переживаниях, и я сама, возможно, на миг забуду про них. Только нашей встрече не судьба была состояться, потому что через минуту визитка полетела в уличную урну, выуженная из моей сумочки когтями парижанина.

– Мы ведь, кажется, договорились с тобой, – голос его был спокоен, как и лицо. – Осталось четыре дня. Потерпи.

– Хватит! – я ударила перед собой воздух, вымещая на нем накопившуюся обиду. – Прекратите издеваться! Нет! Я говорю вам – нет, и теперь вам нет до меня дела ни сейчас, ни завтра, ни через четыре дня. Ясно? – Глаза безжалостно щипало от слёз. – Я уже не могу просто выпить с кем-то кофе?

– Ты ведь думала не только о кофе…

– Ничего такого я не думала, и вы прекрасно это знаете! Да и вообще какое вам дело, буду я с ним спать или нет.

– Никакого… Только я сыт по горло твоими сексуальными фантазиями. И если себя я в них ещё могу снести, то этого мальчишку – увольте. Поверь мне, из Парижа я не стану читать твои мысли, и тогда делай со своей жизнью и своим телом, что тебе вздумается. Так ты говоришь «нет»? – граф так неожиданно прервал вопросом свою яростную тираду, что я в замешательстве просто бросилась бежать по улицы, чуть не сбивая людей с ног, мимо огней ресторанов на крытую парковку к своей машине. Пристегнув ремень безопасности, я вставила ключ в зажигание, но повернуть не смогла. Душившие меня весь вечер слёзы вырвались наружу. Я упала лицом на руль и дала им волю, а потом не заметила, как вновь уткнулась носом в надушенный платок, но быстро стёрла им тушь, высморкалась и швырнула на заднее сиденье, посылая его владельца на три буквы русского алфавита. Теперь можно было спокойно ехать домой и ждать возвращения Лорана. Сегодня я выскажу ему всё про его отца.