Текст книги "Ночная духота (СИ)"

Автор книги: Zella

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)

Я глядела в стеклянные глаза Клифа и ждала реакции. Мне было плевать на его чувства. Мне жизненно-необходимо было стянуть с него штаны, а потом пусть он играет в положительного влюблённого героя сколько ему влезет.

– Они оба послали меня сюда, чтобы я убедилась в том, что ты мне больше не нужен. Вот она, моя правда. Делай с ней, что хочешь.

Я подтянула к животу ноги и обхватила руками колени. Слёзы высохли, но глаза продолжало щипать, словно от лука.

– Так и будешь молчать?

Даже с откинутой на бок чёлкой взгляд тёмных глаз оставался пустым и мёртвым.

– Я бросил тебя, чтобы не убить, это правда, – сказал Клиф тихо, вцепившись пальцами в ворсинки ковра. – Я хотел продолжать чувствовать себя человеком, не смирившись с вечностью, к которой не был готов – я уже рассказал, что Габриэль обратил меня, спасая из наркотического плена. Я никогда не спал с вампиршами, никогда, но всех живых любовниц в конце-концов убивал, не сдержавшись. Ты была единственной, кто не влюбился в меня, и когда я снял с тебя свои чары, твой страх передо мной дал тебе силы побороть смерть в моём лице. Я ушёл, но меня тянуло обратно, потому что кровь человека, с которым ты долгое время получал удовольствие, даёт тебе силы, и постепенно ты растёшь как вампир, становишься сильнее, могущественнее…

Клиф замолчал и принялся нервно покусывать губы.

– Теперь ты понимаешь, откуда сила у этих парижан. За двести лет сколько людей они могли успеть в себя влюбить? Я тоже растил в себе силу. Только ты-то меня не полюбила, я знал это… Твоя смерть была бы бессмысленной. Лоран обещал помочь подготовить твою кровь для меня. Он объяснил, что любовь у вампиров никогда не бывает взаимной: вампир никогда не любит того, кто любит его, как и человек никогда не ответит взаимностью влюблённому в него вампиру. Он обещался помочь разлюбить тебя, но с ним я лишь сильнее полюбил тебя и понял, что мне не нужна от тебя сила, мне нужна ты сама. Я не знаю, за что возненавидел меня ваш граф, но он сделал всё, чтобы ты никогда не стала моей, – Клиф замолчал на мгновение, а потом отчеканил каждое слово, а имя просто выплюнул мне в лицо: – Игра закончилась, Джанет.

Я качнулась в сторону, но Клиф сумел подхватить меня.

– И всё же я уложу тебя спать. Только не в своей постели. Здесь на диване тебя устроит?

Он помог мне подняться, и я кое-как доковыляла до дивана.

– Ты мне всё сказал?

– Всё, что знал. Ложись.

И секунды не прошло, как под моей головой оказался жёсткий подлокотник дивана. Клиф куда-то исчез, но тут же вернулся с одеялом и подушкой. Как заботливая мамочка, он подоткнул одеяло и присел в ногах. Слишком много информации навалилось на меня в этот день, и я была не в состоянии разложить её по верным полочкам и решила просто поспать. Теперь мне казались ложью все слова: и Лорана, и Клифа, и тем более графа. Правдой оставался лишь мой катарсис, и я не знала, кому и какую услугу он должен сослужить. Мои веки плавно закрывались, и если я не могла удержать их наверху, то что было говорить про губы. Я почувствовала что-то между зубов и, не задумываясь, проглотила, и лишь потом догадалась, что это было моё персональное приглашение в психоделическое путешествие. Ах, Клиф, сколько же в тебе всего осталось от человека, и именно твоя человеческая природа сейчас сыграет мне на руку. Хорошо всё же, что ты не налил мне вина… Тогда это закончилось бы катастрофой…

– Ну что же, – губы вдруг начали слушаться. – У них есть европейская традиция превосходства, а у нас лишь наша пресловутая американская свобода, которую никто не посмеет у нас отнять, так милый? Плевать, что ты мёртвый и холодный, а я живая и горячая – зато у нас есть своя декларация независимости, которую мы чтим, как Библию, и никакие парижане не будут управлять нами. Давай-ка смешаем им все карты их же руками, а?

Холодные руки Клифа легли на мою шею и сжали её. Я смотрела в его глаза и видела в них собственную улыбку. Мне не было страшно.

– Значит, ты меня совсем не хочешь? Так?

Я покорно склонила голову, и его губы встретились с моей макушкой. Руки продолжали сжимать шею, большие пальцы подбросили мой подбородок, и его губы заскользили вниз, на мои глаза, заставляя опустить веки.

– Я смогу забрать тебя у них. Если я не справлюсь сам, то попрошу помощи у Габриэля. Я никогда ни о чём его не просил, а всё-таки он мой создатель…

Чертова ли таблетка сковала мне в тот момент язык или страх, что Клиф вновь передумает, но я ничего не ответила, покорно подставляя тело под его ласки. Необходимо было поставить галочку, чтобы Лоран не мог упрекнуть меня в невыполненном требовании. И, быть может, он действительно отпустит меня, и я уберусь отсюда за тысячи километров, оставив тебя, милый Клиф, наедине со своей мечтой о Джанет.

Моё тело для тебя мертво, и только полный профан не может почувствовать это. Быть может, такой ты и есть, если веришь моим наигранным вздохам. Ты вычеркнут из моей жизни полностью… Он продолжал что-то шептать мне на ухо или даже напевать, но я уже ничего не слышала. Я наконец-то проваливалась в желанный глубокий сон. В нём была лишь маленькая девочка. Она бежала по расцвеченную полевыми цветами лугу – над головой сияло голубое небо. И в вышине, раскинув огромные крылья, парил орел… Девочка не сводила с него глаз, считая секунды, когда же тот камнем кинется вниз к очередной жертве. Кто же обречён в этот раз? Эта девочка? Нет… Он не успеет, потому что мягкие лапы койота уже легли ей на плечи, а орел никогда не вырвет добычу у того, с кем его связывает старинная дружба, которая началась задолго до того, как на свет появилась эта девочка… Дыхание койота обжигает, когти оставляют на коже глубокие кровавые борозды, и орел молча взирает на распластанное на траве тело девочки…

В полудрёме я пыталась ухватиться пальцами за ворсинки ковра, но те выскальзывали из пальцев. Наконец Клиф перехватил мою руку, сжал пальцы в кулак и положил на мою обнажённую, едва вздымающуюся грудь. У меня не было сил открыть глаза, да и не хотелось, ведь мне впервые посчастливилось уснуть в чьих-то объятьях, чтобы в них же и проснуться – пускай не на рассвете, а на закате. К тому же, я была счастлива, что этим некто оказался Клиф, потому что я к нему ничего не чувствовала, абсолютно ничего, и не боялась, что он уйдёт. Это я надеюсь уйти от всех, если хозяин сдержит данное слово.

========== Глава 26 ==========

Я проснулась задолго до заката, но абсолютно выспавшаяся. Сквозь жалюзи пробивался солнечный свет и замирал рядом с плинтусом, оставляя в спасительном сумраке диван, рядом с которым мы спали. Моя голова лежала на ледяной груди Клифа, но от накинутого на нагое тело одеяла было тепло. Он укрыл меня, когда я уже спала, а потом уложил себе на грудь. Как романтично… Я втянула ноздрями воздух в надежде уловить хоть какой-то знакомый запах – вчера я не чувствовала ничего, даже валерьянки и аромата вина, которым поил меня граф. Сейчас же я поняла, что следует принять душ, чему несказанно обрадовалась, ведь мёртвые не потеют!

Я несколько раз пыталась скинуть руку Клифа, но тот упрямо, без слов и не открывая глаз, возвращал её на моё плечо, не давая подняться. Тогда я решила воспользоваться подаренным временем, чтобы собрать разрозненные мысли воедино, если вообще было что собирать. Голова напоминала ёлочный шарик, в пустоте которого парил лишь орел… Я подняла глаза и увидела свисающий с потолка дримкетчер – огромный плетёный из натуральной кожи круг с вкраплением настоящих костей и камней – не ширпотреб, висевший в квартирке маникюрши, а добротный ловитель снов. Ночью его не было. Значит, Клиф для чего-то повесил его перед сном.

Я улыбнулась, поймав ещё один знак – пусть сегодня был не четверг, обещавший вещие сны, а суббота, но посетившее меня сновидение явно несло в себе какой-то тайный смысл. То, что орлом был Габриэль, сомневаться не приходилось, а вот на роль койота претендовали аж сразу три вампира. Граф, Лоран и милый Клиф… Одно не вызывало сомнения, все трое в той или иной степени желали моей смерти, каждый со своим выигрышем, и меньше всего доставалось, как ни странно, Антуану дю Сенгу, благодаря которому я сейчас безмятежно лежала в объятьях Клифа.

– Да отпусти ты меня наконец! – крикнула я, и сама поразилась тому, с какой силой прозвучал мой голос, который вчера пропадал на каждом третьем слове. Сон действительно стал целительным и в какой-то мере спасительным, дав мне поле для размышлений.

– Я не разрешаю тебе идти к нему, – Клиф, казалось, не разлепил губ, но я явно услышала его голос – вампир не сумел проникнуть мне в мысли. – Ни к нему, ни к Лорану.

Я вновь попыталась высвободиться, но теперь Клиф прижал меня к себе обеими руками, заставив уткнуться носом в гладкую ледяную грудь.

– А кто ты такой, чтобы хоть что-то запрещать мне? – пропищала я, стараясь не касаться его кожи губами, чтобы Клиф не принял это за ласку. – С чего вдруг я должна тебя слушаться?

– Да потому что я люблю тебя и пытаюсь защитить…

– А я не боюсь своих французов, – перебила я Клифа, чтобы тот бросил примерять на себя маску Ромео. – Им я, как и тебе, нужна живой. Мы ещё поиграем.

– Глупая … – Клиф продолжал лежать с закрытыми глазами, но в этот раз я увидела, как дёрнулись его губы. – Глупая самоуверенная смертная женщина… Если бы этот граф хоть что-то испытывал к тебе, у тебя мог бы появиться шанс начать игру… А так он убьёт тебя, не задумываясь, просто так, ради удовольствия. Он убийца, причём безжалостный… Это ведь читается в его взгляде.

Клиф говорил о графе, но я представляла себе Лорана и радовалась, что мне не удалось прочесть его дневник и подстегнуть воображение, потому что сейчас образ садиста-вампира оставался в какой-то мере нереально-книжным. Интересно, рассказывал ли Лоран про свои изощрённые убийства Клифу? В минуты близости это было бы по-вампирски романтично… А вот был ли настолько безжалостен граф, я сомневалась. Да, он чуть не убил приёмного сына, но лишь от желания помочь, а меня почти отправил на тот свет не от скуки, а пытаясь реабилитироваться в собственных глазах. Так ли он плох при этом?

– Его останавливал лишь наш уговор с Лораном, – продолжал Клиф разговор с самим собой, потому что я совершенно не желала его слушать и явно пропустила что-то из этого примитивного монолога. – Теперь же, когда всё закончилось…

Он замолчал. Я тоже молчала, постигая сказанное, которое ночью почти незаметно прошло мимо моего опустошённого сознания, лишь обдав мимолётным жаром ужаса… Если верить словам Клифа, хозяин выдерживал меня целый год, как молодое вино, доводя воздержанием и постоянным присутствием в доме Клифа до сумасшествия – надеясь, что я всё же влюблюсь в горе-рокера. И если это правда, то спор с хозяйкой «Пресли», повлёкший за собой неожиданный приезд графа, смешал мальчикам карты. Граф с самого начала выпытывал у меня информацию о Клифе, словно старался распутать какой-то клубок, а потом сделал всё, чтобы план Клифа не сработал. Тогда получается, что Антуан дю Сенг сжалился надо мной и пошёл против сына, оттого Лоран так и злился на него вчера. Однако если допустить, что Лоран был честен со мной и попросил отца о помощи, потому что после разрыва с Клифом решил не давать байкеру лишней силы, то парижане объединились против Клифа. Кто же из них троих врёт и почему? Понять невозможно. Не подлежит сомнению лишь одно – я всего лишь разменная монета, на которую особо ничего не купишь… Однако, как говорится, копейка рубль бережёт, поэтому меня все ещё держат в кармане – причём, все трое сразу.

– Я вернусь к Лорану, – озвучила я не подлежащее пересмотру решение. – Я не желаю злить его неповиновением. Я не хочу повторения пытки у рояля. Ты не знаешь, что я тогда чувствовала.

– Я знаю, – Клиф вновь прикрыл глаза. – Прости, что я оказался бессилен помочь тебе. Но я больше не отступлю и буду бороться за тебя. Эту ночь мы проведём в Санта-Крузе, ты же так любишь всякие инсталляции… Это, конечно, не майский «Бёрнинг-мен», но всё же… Слушай, я позвоню Лорану, и если он пожелает, пусть приезжает. Пока я рядом, они не посмеют тронуть тебя.

Я всё же смогла чуть-чуть поднять голову и коснулась губами холодной щеки Клифа, только поцелуй мой не был благодарностью, мне просто хотелось выключить граммофон, и Клиф действительно на мгновение замолчал, но не успел ответить на поцелуй, потому что я отвернулась к двери, чтобы он не увидел моей победной улыбки.

– Я должна вернуться, – постаралась сказать я совершенно буднично. – Я должна увидеть графа и Лорана. Я должна продолжить игру, усыпляя их бдительность… Они играют с тобой, не со мной. Я знаю, что Лоран тоже жаждет встречи с Габриэлем, вот и узнаешь, как относится к тебе твой большой человек. Таблетка и дримкечер наслали на меня вещий сон. Я видела орла в небесной синеве. Он смотрел на меня и ждал. Это знак. Надо слушать знаки, ведь так он учил тебя?

Я боялась, что Клиф сейчас развернёт меня к себе и без вампирского умения, просто по-человечески, догадается, что я вру.

– И вообще не надо просить за меня Габриэля, я сделаю это сама. Так будет честнее.

Наивный Клиф действительно слушал и верил. Какие же вы дурные, американские мальчики, никогда не взрослеющие дети.

– И что ты попросишь у него? Чтобы он снял блок, который поставил граф, да?

– Конечно, а как же иначе мне быть с тобой?

Я чуть не рассмеялась от собственного ответа и одновременно не расплакалась от сознания того, что потеряла уверенность в договоре с хозяином. И если Лоран не пожелает меня отпустить, то я действительно побегу завтра к индейцу. Неужто все мои видения – это знак от Габриэля, намёк, что со мной безжалостно играют, но если я убегу к нему от всех троих лгунов, даст ли он мне «место за своею спиной»… Черт побери, кто бы мог подумать, что песни Майка Науменко когда-то обретут такой ужасный для меня смысл.

– Отпусти меня! – прошипела я, когда руки Клифа вновь легли на мои дрожащие плечи, а холодные сухие губы заскользили по спине.

– Похоже, из-за этого блока тебе и правда не понравился наш секс, – тихо сказал Клиф, целуя мне плечо. – Но, может, ты просто была слишком уставшей? Мне даже показалось, что ты уснула в процессе. Давай попробуем ещё раз…

– Не надо! Не сейчас! Прошу тебя, не надо!

На этот раз голос мой прозвучал с мольбой, потому что справиться с вампиром, даже не управляющим тобой мысленно, не помогут никакие приёмы самообороны. Я и смотрела на него с той же мольбой в надежде, что в нём осталось мужское достоинство, не позволяющее брать женщину силой. Я, конечно же, смогу стерпеть, как хорошая проститутка, ведь я действительно ничего не почувствовала ночью, тем более – боли. Однако сейчас была дорога каждая минута, потому что хотелось застать Лорана дома и потребовать немедленного подтверждения того, что теперь я свободна. Если он даже не лгал мне ночью, то за день мог запросто передумать. При таком раскладе нельзя было терять даже пяти минут на прощание с Клифом. Ох, как же хотелось верить, что я вижу его в последний раз.

– У нас ещё будет время, когда я вновь научусь чувствовать тебя, – я собрала в кулак все свои актёрские способности и глядела ему прямо в глаза. – Я сделаю всё, чтобы привести этих двоих на океан. Пробудем до утра все вместе, чтобы никто никому ничего не сделал. Нам надо выиграть время, пока Габриэль не вступит в игру…

– Откуда у тебя уверенность, что он станет помогать?

– Помнишь спектакль по твоей, оказывается, любимой книге? Мы ходили все вместе – ты, Лоран и Габриэль. После спектакля он долго беседовал с актёром, который играл индейца. Лоран сказал, что он натаскивал его на роль. Я сидела в стороне у прохода. И когда Габриэль выходил из зала, он на секунду присел рядом, взял за руку и сказал, что если мне вдруг понадобится помощь…

Я рассказала Клифу про театр, чтобы обуздать его прыть, ведь на самом деле он мог прямиком отправиться к индейцу, и тогда трудно было предположить исход нашей с ним встречи.

– Вспомни слова МакМёрфи из твоей любимой книги, – продолжала я пудрить ему мозги. – Как ты можешь знать, что у тебя не получится, если не попробуешь. Я попробую, я поговорю с большим человеком.

Клиф молча смотрел на меня, и я продолжила говорить, буравя его взглядом:

– Ведь я не думаю, что твои махинации могли остаться в тайне от твоего создателя. Не лезь к нему с просьбами. Дай мне самой это сделать. Индейцы не любят, когда им врут и сами не дают ложных обещаний. Договорились? Он и я, только он и я. Слышишь, Клиф?

Он кивнул и прикусил свой указательный палец, став вдруг похожим на обиженного ребёнка. Глаза вновь защипало от слёз, хотя я не понимала их природы – должно быть, я жалела себя, окончательно запутавшуюся в сетях лжи. Пусть хотя бы Габриэль окажется честен со мной. Мне больше некому верить, только ему… И, если игра проиграна, то уж лучше умереть от его клыков, чем от твоих, милый Клиф, ведь кто даст мне гарантию, что ты и вправду полюбил меня, а не пытаешься убить наперекор графу? Я знаю, чего стоит вампирская забота… Я смотрела в его моргающие глаза, ища ответ. Но не дал ли он мне его ночью, рассказав о происхождении вампирской силы. Ничего не изменилось и никогда не поменяется в мире, где правит кровь… Или же любовь, замешанная на крови.

– Джанет… Прошу тебя, не ходи к ним. Не рискуй.

Я сжала ладонями его щёки, что есть силы, хотя и понимала, что он ничего не чувствует.

– Всё будет хорошо, милый. Всё будет хорошо. Мы скоро увидимся в Санта-Крузе.

А про себя я говорила другое: «Ты не имеешь права ничего у меня просить. Не имеешь… Я сделаю всё возможное, чтобы никогда даже маленькая искорка любви к тебе не вспыхнула в моём сердце. Мы с тобой не союзники – ты мой враг, злейший враг. Я ненавижу тебя сильнее прежнего. Спасение утопающих дело рук самих утопающих, и я стану бороться до последней капли своей крови, чтобы выжить или умереть, не дав никому из вас ничего взамен. Я сказала тебе в первый же вечер, как ты позволил увидеть свои клыки, что ненавижу тебя. Ничего не изменилось – я ненавижу вас, кровососы…»

Я обвила его шею руками, коснулась его губ, страшась почувствовать хоть что-то, даже намёк на ненависть, но не было ничего – ни желания продолжить поцелуй, ни желания немедленно прекратить его. Как славно, безразличие – это самый надёжный союзник. Клиф не обнял меня и не поцеловал в ответ. Он стал мраморным изваянием – бездушным, холодным, прекрасным… Да, я могла бы влюбиться в тебя, но я не влюбилась. Раз судьба – или кто-то другой – сжалились надо мной и дали шанс спастись, то я попробую выбраться из этого ада. Если никто не придёт мне на помощь, то я столкну вас всех друг с другом, как тот солдат, который взрывает себя гранатой в надежде унести с собой хоть одного врага…

Я заставила себя отпустить губы Клифа, и он упал на ковёр, будто мой поцелуй держал его в воздухе, и остался недвижим. Я бы дорого отдала, чтобы прочитать его мысли. Поверил ли он мне и согласился играть по моей партитуре? Любая его импровизация могла стоить мне жизни.

– Я хотела бы принять душ.

Я действительно хотела смыть все воспоминания этой страшной ночи. Скомкав в руках пижаму с кошечками, я пошла следом за Клифом к лестнице, ни разу не качнувшись, и считала ступеньки просто так, а не потому что те давались мне с трудом – тринадцать, ровно тринадцать, чёртово число… Комната Клифа оказалась первой от лестницы. Пустой стол с крутящимся стулом, матрас на деревянных столбиках, и все… Если не считать пожелтевших плакатов на стенах. Вряд ли здесь что-то изменилось после смерти хозяина.

Данный комплекс таун-хаусов построили в начале шестидесятых, и если снаружи его приводили в порядок ремонтные службы, то внутреннего убранства дома мертвеца никто не касался. Его родители, похоже, лишь раз делали ремонт. Кухня из-за плитки и крашеных шкафчиков хоть и выглядела старой, но не была ветхой, а вот в гостевую ванну страшно было ступить. Затирка плитки местами потемнела, в углах ванны разрослась плесень, зеркало пошло чёрными пятнами, около крана проступила ржавчина… Желание принять душ мгновенно испарилось, но ретироваться не получилось, потому что хозяин в костюме Аполлона уже протягивал мне полотенце. На удивление чистое.

– Ты бы оделся.

Раньше я бы никогда не попросила его спрятать упругое тело. А теперь меня не завораживала даже его красота, был лишь страх, что он вновь ко мне прикоснётся. Но больше всего я боялась возвращения прежних чувств, ведь любое лечение могло дать осечку. Даже доктора Антуана дю Сенга. Колёсико крана с трудом повернулось, но вода долго не желала прогреваться. Интересно, а когда Клиф последний раз принимал здесь душ? И принимал ли вообще? Здесь только паутины не хватало для полного вампирского счастья. Бедный Клиф, конечно, ничего этого не замечал – ему ведь и мятые футболки не претили, но ведь когда-нибудь всё тут совсем сгниёт и надо будет искать другое жилье… Сможет ли он уехать или так и будет цепляться за пожелтевшие плакаты с молодыми кумирами и старую акустику? Хорошо ещё кроссовки и джинсы покупает новые, когда старые снашиваются.

– Где ты жил до смерти родителей?

– У Габриэля в Монтерее.

– А почему вернулся?

– Он сказал, что я вырос.

Вода не согрела моего ледяного тела, лишь смыла навеянную сном решимость и оставила на коже налёт страха, который обжигал хуже кипятка. Кран со скипом завернулся, и я уже хотела вылезти из ванной, как наткнулось на расправленное Клифом полотенце. Бессознательно я сравнила его действия с графскими, и пришлось отметить, что в его заботливом вытирании не было вызова, который читался в каждом движение парижанина – начиная с сорванных гроздей винограда и заканчивая последним протянутым бокалом. Клиф просто хотел помочь вытереться, как сделал бы, будь жив. И пустоту в сердце неожиданно заполнила жалость, раздирая его кошачьей лапой, и я вновь едва сдержала слёзы. Бедный, тебе просто необходима какая-нибудь Софи, чтобы сделать ремонт и следить за ежегодной регистрацией твоего мотоцикла… Вы ведь не замечаете, как течёт время, вас ведь совершенно не занимают житейские неурядицы, хотя… Наверное, это зависит от того, каким ты был при жизни.

Хотела бы я посмотреть на парижский дом графа – там уж точно со стен не свисает паутина и старинные картины не покрыты сантиметровым слоем пыли. Нет, вампир, на котором и майка сидит как костюм-тройка, не может игнорировать окружающие предметы, а ты… У тебя дом прогнил так, как сгнил бы ты после лишней таблетки ЛСД, если бы над твоей головой не парил орел. Только зачем? Зачем миру нужен такой вампир, как ты? Собственно, такой как граф, не нужен тоже. Вы никому, кроме самих себя, не нужны…

– А что ты наденешь?

Что? Ты действительно задал мне вопрос таким заботливым тоном, что я даже улыбнулась? Или я просто из жалости начала болезненно приписываю тебе человеческие качества?

– Пижаму и надену, ведь скоро ночь.

Однако попытка улыбнуться провалилась, губы вновь стали каменными, будто сдерживали моё желание поцеловать Клифа, лицо которого было сейчас безжалостно близко от моего. Нет, только не это, только не возвращение чувств. Я вырвала из его рук полотенце и завернулась в него, будто в кокон. Клиф верно истолковал мои движения и ушёл, а я продолжила топтаться на потёртом линолеуме, коря себя за пугающие мысли. Неужели я стала испытывать к Клифу жалость? Нельзя, нельзя пустить в пустое ныне сердце даже то чувство, которое обычно не перерастает в любовь. Нельзя, иначе он победит, а я не желаю ни умереть ради него, ни жить с ним вечно.

– Вот.

Я аж вздрогнула, так неожиданно Клиф вновь вырос в дверях ванной комнаты, уже одетый в футболку в ярких разводах от «тай-дая», исполненных в виде пацифистского знака.

– Сам красил, – улыбнулся Клиф, заметив мой оценивающий взгляд, и вновь тряхнул рукой, и лишь тогда я заметила, что он протягивает мне нечто подобное. – Я покрасил её совсем недавно. Для тебя.

Я бы, наверное, присвистнула, если бы умела. Неужели ты не совсем износился, ты – такой вот не доумерший вампир? Я с приятным чувством удивления натянула хипповскую тунику, которая доходила до половины бедра… И только взглянула в мутное зеркало, как холодные руки Клифа легли мне на волосы и оставили на лбу украшенную бисером повязку. Длинные пальцы заботливо прошлись по влажным волосам, расправляя их на плечах.

– Ты хороша, – бросил Клиф и вышел из ванной так же неожиданно, как и вошёл.

Повязка стянула мне голову, словно железным обручем, и я похолодела. Клиф слишком серьёзно принял мою игру, но как обуздать его порыв нежности, не выдав себя с головой, я не могла представить, потому быстро шагнула следом и опасливо заглянула в спальню. Он склонялся над раскрытым на кровати чемоданом.

– Если хорошенько подтянуть пояс, – сказал он, не поворачивая в мою сторону головы, – то они с тебя не свалятся.

– Клиф.

Я искала подходящие слова, чтобы поскорее выбраться из этого дома и больше никогда не возвращаться, но они не находились. С трудом сдерживая слёзы, я пыталась понять, отчего плачу. Оттого ли, что не могу ничего почувствовать к Клифу и принять подобную заботу, о которой я когда-то мечтала, или оттого, что начинала вновь погружаться в непонятную сплетённую им сеть, чтобы вновь моя жизнь стала зависеть от одного его взгляда. Нет, мне надо бежать, пока я собственноручно не отдала ему в руки выстраданную мной свободу. Я схватила протянутые брюки и сама затянула пояс, не позволив ему больше к себе прикоснуться. Ткань со временем стала мягкой, и ноги ощутили ту же свободу, какую дарит юбка. Штанины легко подкрутились вверх, и я была готова спуститься в гостиную, дойти до входной двери и с шумом захлопнуть её. Навсегда.

– Ты, наверное, хочешь есть? – не унимался Клиф. – Но мне абсолютно нечего тебе предложить.

– Не переживай, – я даже выставила вперёд руку, чтобы он не подошёл поправить на мне тунику. – Я куплю по дороге бургер. И вот, – я вдруг поняла, что не могу поступить жестоко с воспоминаниями Клифа, и потянулась к волосам. – Возьми обратно, пожалуйста.

Только Клиф перехватил мои пальцы и сжал так крепко, что я даже почувствовала боль.

– Оставь себе, пожалуйста. Той, которой она принадлежала, давно нет… Мы тогда вместе переглотали таблеток. Я думал, что никогда не смогу увидеть её на другой женщине, но сейчас понял, что очень хочу, чтобы ты её носила.

Его голос звучал жёстко, без намёка на нежность, и я поняла, что внутри его борется тот давнишний живой Клиф и нынешний мёртвый, и последний победил. Он поправил съехавшую на бок повязку и вернулся к кровати, чтобы затолкать под неё чемодан. Я чувствовала себя воровкой, но ситуация вышла из-под контроля без моего ведома. Я вернулась в ванную комнату, сняла с крючка пижаму и скомкала у груди – этот фетиш я точно ему не оставлю.

– Если ты не приедешь в полночь, я буду тебя искать. Только бы ничего не случилось до полуночи.

Клиф говорил это уже в гостиной, стоя у двери, и я не могла её открыть, ведь на дворе ещё вовсю светило солнце.

– Клиф, всё будет хорошо, – успокаивала я его, словно маленького ребёнка, а он продолжал хвататься за мои пальцы и не выпускал из дома.

Наконец я вывернулась и выскочила в гараж, чтобы выбежать к машине через боковую дверь. В лицо пахнуло жарким ветерком свободы, и я зажмурилась на солнце, почувствовав жуткую резь в глазах, которые вновь заслезились, словно от лука. Юркнув в машину, я глянула на часы, которые показывали четверть шестого, и принялась искать солнцезащитные очки, но не нашла. Я почти не могла открыть глаз, и ехать в таком состоянии было равносильно самоубийству, но у меня не было выбора. Я ехала медленно в правом ряду или маленькими улочками. Безжалостное калифорнийское солнце спускалось за синие горы и разбегалось в глазах оранжевыми кругами. Живот скрутило, но уже не от тошноты, а от голода. Безумно захотелось съесть кусочек пирога сестёр Татен. Только бы доехать живой и невредимой.

========== Глава 27 ==========

Я жмурясь дошла до двери и вслепую стала пытаться попасть ключом в замочную скважину. Руки от напряжения дрожали, а по щекам текли слёзы. Я втянула носом влагу и смахнула слезу, чуть не попав в глаз связкой ключей, а когда вновь поднесла ключ к замку, поняла, что дверь открыта, даже более того – приоткрыта. Не может быть – она точно была заперта! Потому осторожно приоткрыла дверь лишь настолько, чтобы проскользнуть в дом, и тут же плотно затворила, повернув замок – так, на всякий случай, но никого за дверью не обнаружила. Дом показался мне слишком светлым, и я с опаской покосилась на окна, но жалюзи, как всегда, были плотно закрыты. Куда же девался привычный полумрак, ведь в моих глазах не могло поменяться соотношение палочек и колбочек, чтобы наградить ночным зрением. К тому же, как я вообще могла что-то видеть через слёзы!

Я опустила рюкзачок на гранитную столешницу и, уперевшись о неё руками, попыталась проморгаться. Дрожь в руках передалась в ноги, и я просто осела на пол, утратив появившиеся после сна силы. Повязка на волосах сжимала лоб подобно кожаному шлему на голове манкурта. Только терять память совсем не хотелось, потому я решила сорвать её с головы и попросить Лорана при случае вернуть владельцу. Однако как только пальцы коснулись бисера, стоячую тишину дома прорезал тихий голос:

– Не снимай. Она тебе более к лицу, чем русский платок.

Через пелену слёз я разглядела сидевшего на кухне графа.

– Спасибо, что открыли дверь, – сказала я после долгого поиска пропавшего голоса. – Я не думала, что вы проснётесь так рано.

– Проснусь? – Его брови немного поднялись, а губы скривились в улыбке. – Я, быть может, ещё и не ложился.

– Разве вы ещё не перестроились на тихоокеанское время, то есть луну? – спросила я, продолжая жмуриться.

– Возможно, – граф говорил медленно, нарочно растягивая каждый гласный звук. – А возможно я просто ждал тебя…

Повисла пауза – даже не музыкальная, а больше театральная по своей продолжительности и драматизму. Я вновь почувствовала спиной холодок и боль от сдавливающей голову повязки и попыталась разлепить мокрые глаза.

– Ты будешь продолжать сидеть на полу или всё же пройдёшь на кухню? Блины почти остыли, а клубничное варенье утратило прежнюю тягучесть. Но если ты желаешь кусок чёрствого пирога…

Я вцепилась пальцами в столешницу, чтобы подняться на ноги и почти на ощупь прошла к столу. Граф слишком порывисто поднялся, и я перестала ощущать биение сердца – теперь оно билось там, в дрожащих коленях, будучи не в состоянии спрятаться в пятки. Я стояла ни жива-ни мертва, и даже не вздрогнула от звука отодвигаемого для меня стула.