Текст книги "ПУТЬ БЕЗ УКАЗАТЕЛЕЙ (СИ)"

Автор книги: vudu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 46 страниц)

   Вера мгновенно осознала плачевность положения людей, смерть Костика была забыта…, пока. Стоял невыносимый шум, где-то что-то громыхало и взрывалось, кричали люди и топали инки. Как их было много! Против такого количества не продержаться и десяти минут! Вера встала в круг обороняющихся людей, схватив первый, попавшийся под руку острый осколок.

4.

    «Не каждый умеет танцевать под музыку грядущего».

                                    (Станислав Ежи Лец)

      Прошло много часов, а может дней или недель. Дошка понял это по тому, как похудели его руки, ноги, живот…, в общем, все, что он мог разглядеть из своего положения. Он знал, что все эти часы, дни, недели продолжался изнуряющий бег за кровавым дождем. Похоже, дождь полностью оправдал данное ему имя.

   Дошка не чувствовал боли, хотя совершенно точно знал, что сломаны несколько ребер и рука, а ушибов и порезов не перечесть. Все это не имело значения для дождя, важно было только то, что Дошка мог продолжать путь.

   Повернуть голову и посмотреть на товарищей, а он слышал, что не один, Дошка не мог. Тело не слушалось. В его распоряжении были только мутное зрение и обостренный слух. Было светло, дождь перестал. Дошка видел лишь бескрайнюю равнину, такую же, как много часов назад. Наверное, вся планета сейчас выглядит почти одинаково…, обе луны поработали на славу. Голубоватая поросль приятно радовала взор, мальчик уже успел полюбить этот необычный для растений цвет…

   Дошка не шевелился, он не чувствовал ни одной клеточки своего тела. Только глаза нехотя слушались приказов мозга. Взглянув наверх можно было разглядеть жаркий оранжевый диск светила на гладком, словно мокром небе. Предметы расплывались перед глазами, иногда совсем пропадали, утонув в сплошном красном киселе. Тогда Дошка на несколько минут закрывал глаза и медленно спокойно дышал. Так учила его Роуз, где-то в другой жизни, далеко-далеко, на Земле, в маленьком домике со светлыми стенами и множеством детей…

   Через пару часов подвижность начала возвращаться в измученное тело, вместе с невыносимой болью. Дошка лежал на сломанной руке. Боль была такой сильной, что сознание все время уплывало и мальчику казалось, что его качает на гигантских волнах. Со второй попытки ему удалось перекатиться на спину. С пересохших растрескавшихся губ сорвался тягучий болезненный стон. Дошка не смог узнать своего голоса. Невыносимо хотелось плакать, но он не мог, слез не было. В нем, вообще, уже не было ничего человеческого…, просто тело.

   Теперь он смог увидеть несколько человек, что лежали неподалеку. Никто из них не шевелился. Ростик видел Михаила и Пола – враги по воле случая находились на расстоянии вытянутой руки. Только оценить этого они не могли и не смогут никогда. Дошка точно знал, что происходит. Это знание словно было у него внутри. Оно не было результатом размышлений или логических заключений, оно просто было и все…

   Дождь никогда не отпустит этих людей, они по сути уже мертвы. Сознание и возможность мыслить больше никогда не вернутся к ним. Теперь Дошка знал, что дождь на самом деле не так безобиден, как кажется. Даже если привязываться и не уходить вслед за соленым дождем, каждый раз эти струи и капли будут наносить непоправимый вред сознанию человека. Пока это незаметно, но настанет критическим момент, когда человек, попадающий под дождь, не сможет больше стать прежним, вернуть себе свое сознание и память. Так уже произошло с Михаилом, Полом и с другими, кто лежал рядом и кто остался лежать на пути.

   То же самое произойдет и с ним, возможно уже сегодня. Дошка знал, почему он единственный, кто смог, вообще, очнуться от гипноза. Он прибыл на планету совсем недавно и мало бывал под дождем. Но и он никогда не сможет вернуться, у него просто не хватит сил сопротивляться дождю.

   Дошка понимал, что человек сможет выжить на планете, только если научиться избегать воздействия дождя. Так как это делали Миша и Михаил во время своего путешествия с барабанами, или как-то еще. К сожалению, люди не могут осознать вреда, который незаметно копиться в их головах. Как бы Дошка хотел рассказать им об этом, но он не может. Он бы все отдал, хотя у него ничего и не осталось, чтобы сообщить об этом, чтобы дать людям шанс выжить.

    Может оставить какой-то знак? А будут ли их искать? Если да, то найдут ли послание? Нет, ему никогда не сделать этого…, никогда. Если он сделает хоть какое-нибудь движение, то просто потеряет сознание. Скорее бы пришел дождь, он принесет облегчение и свободу от боли и чувства бессилия, свободу от мрачных мыслей, которые убивают последние человеческие силы.

   Дошка сдался, понимая бесполезность борьбы. Странно, но он испытывал чувство стыда за то, что не может бороться, за то, что не может помочь людям, за то, что не может сообщить им такую важную информацию…

   Не в силах больше смотреть на гладкое серое небо и жаркое колючее солнце, Дошка закрыл глаза. Он думал о Сафиде и Виктории, гадал, удалось ли Сафиду и Бэрте спастись, или они тоже лежат где-то в этой степи и ждут очередной порции дождя?

   Мысли лениво и медленно перетекли в воспоминания, воспоминания о Земле. Такой жестокой, неласковой и далекой, но такой желанной…! Воспоминания о земном доме были теплыми, а воспоминания о Роуз вызывали резь в глазах…, но заплакать Дошка все равно не смог. Белые кудряшки и гладкое красивое лицо, мягкий светлый взгляд и добрая улыбка, что еще может вспоминать маленький мальчик, лишенный родительского тепла? О чем еще может мечтать ребенок, по воле судьбы заброшенный в чужой, жестокий, загадочный мир?

   Дошка слышал тяжелое дыхание лежащих рядом людей, но знал, чувствовал, что головы этих людей уже совершенно пусты, что относиться к ним как к людям уже нельзя. Но все равно, каждый раз вздрагивал и замирал, когда кто-то из людей на мгновение переставал дышать. Даже образ светловолосой, кудрявой феи в эти моменты исчезал из памяти.

   Наконец-то, Дошка услышал звук дождя, который возвращался за своими полуживыми жертвами. От облегчения он смог даже скривить губы в улыбке, или он это сделал только в мыслях? Скорее бы забыться и никогда больше не приходить в себя. Ах, если бы у него было больше сил, чтобы побороться за себя и других, чтобы продержаться, пока дождь не уйдет…, но нет, это несбыточные мечты. Даже не мечты, на самом деле Дошка этого уже и не хотел. Может, его сознание тоже изменилось безвозвратно? Какое это имеет значение? Все равно это конец, спасительный конец...

***

      «Неистребимая потребность записывать свои мысли, которая появилась у меня несколько месяцев назад, не давала мне покоя, пока я не нашла способ ее удовлетворить. Смешно вспоминать, как я бросилась на поиски чего-нибудь, на чем можно было бы писать, когда другие часами пытались прийти в себя и осмыслить происходящее.

   Очень важно, чтобы переломные для человечества события были зафиксированы. Я в этом совершенно уверена. Это настолько важно, что мне пришлось пойти на мелкое воровство, ведь спрашивать разрешение было глупо, когда Виктория не могла найти времени даже чтобы попить. А у меня просто руки чесались все записать. Мне иногда кажется, что я разучилась мыслить и делать выводы в голове. Записывая, я все вижу яснее и четче и главное, часто замечаю то, что все пропускают. Сейчас так важно, чтобы все было четко и ясно, и чтобы ничто не ускользнуло от внимания. Тут может быть важна любая мелочь. И я обязательно замечу эту мелочь. Дайте мне только на чем писать и чем…

    Впервые мне приходится писать на материале из живых человеческих клеток. Пусть внешне это похоже на тетрадь…, но ведь эти листочки живые. А ручка? Чернила из человеческой крови, смешанной с продуктами человеческих отходов…, какая гадость, если подумать…, но пишет исправно и ярко. Остается надеяться, что надолго.

    Я описываю здешние красоты и свою преступную деятельность, в надежде отвлечься от бесконечных вопросов о том, почему поток переселенцев внезапно иссяк. Сначала я надеялась, что это временная заминка, связанная с техническими проблемами, ведь переселенцы, прибывшие последними, не говорили об опасности. Но прошло уже полчаса, но никто больше не появился. Я не хочу…, не могу думать о том, что могло случиться самое ужасное, ведь на земле остался Фред.

   Я знаю, что времени было мало, что эти полчаса отняли жизни у тысяч людей, но не могу поверить, что среди них оказались Фред или Вера, или кто-то из тех, кого я так люблю…

   Здесь так много людей! Они испуганы и обескуражены. Почему же так тихо? Неужели все, не только я, понимают, что происходит? Я вижу в глазах людей стыд, им стыдно за то, что они оказались здесь, в то время как ученые и дети остались у врагов. Они помнят, как недостойно вели себя перед отправкой, как сражались за место в волновом передатчике. Я тоже это помню. Это странно, но я не виню их…, а ведь мой ребенок остался там.

   Виктория сидит возле ямы и неподвижным взглядом смотрит в одну точку. Она тоже думает о тех, кто остался на Земле. Там были ее друзья, ее учителя. Где же Сафид? Как его не хватает!? Кто-то сказал, что через пару часов станет темно. Мне страшно. Здесь негде укрыться.

    Что это? В голубоватой дымке я вижу какие-то фигуры…, по-моему, человеческие. Еще далеко, но вряд ли это галлюцинация. Ну конечно, это Сафид, кто же еще? Здесь ведь больше никого нет. Вернее сказать, это те люди, за которыми отправился Сафид, но его самого пока не видно. Как-то странно они передвигаются…, вроде как несут кого-то?

  Виктория тоже увидела. Она бросилось навстречу толпе, такая худенькая, измученная, но одновременно гибкая и подвижная. В ней появилась какая-то дикая, животная грация. Только минут через двадцать процессия добрела до лагеря. Все измучены. Много раненых, некоторые серьезно. Новоиспеченные колонисты притихли и стараются не привлекать внимания. Им страшно.

    Сафид колдует над ранеными. Ему помогают все, кто на это способен. Среди переселенцев есть и врачи. Постепенно картина проясняется. Предательство человека и соленый дождь уничтожили много жизней, многие пострадали.

   Я смотрю на этих людей, таких разных, но объединенных одной целью и понимаю, что сделанный нами выбор, несмотря ни на что, верен. Мы должны были бежать с Земли, чтобы остаться самими собой, даже если здесь нас примут неласково, даже если со временем мы изменимся до неузнаваемости. И мы изменимся. Мы перестанем быть людьми в биологическом смысле этого слова и очень скоро. Я понимаю это, глядя не тех, кто живет здесь много месяцев, глядя на Вику и Сафида.  И изменения будут кардинальными. Мы получили здесь именно то, от чего бежали. Или нет?

   Но я ни на секунду не сомневаюсь, что мы поступили правильно! Не смотря на изменения, мы останемся самими собой, и мы будем свободны. Будут ли так же думать все остальные? Почему-то я сомневаюсь. В такой ситуации упреки и возможные волнения будут сродни катастрофе.

   Сафид пытается связаться с Землей! Он принес передатчик! Есть шанс узнать, что происходит на Земле, и остались ли там живые? Судя по всему связи нет…, и это означает, что волновые передатчики на Земле уничтожены. И Фред остался там…, жив ли он? Даже не знаю, что бы я предпочла…

   Но нет – Сафид связался с Землей! Слава богу, значит, там еще есть люди, и они живы…! Они борются и есть шанс на спасение. Пойду, узнаю, что происходит на Земле, не могу больше сидеть…»

***

       Кто-то принес дыхательные маски, и это позволило сражаться в полную силу, потому что от гари и дыма горло сводило судорогой, а желудок выворачивало наизнанку. Проход был уже глубоким и скоро должен был появиться просвет. Неллия уже слышала скрипучий голос Карбовски по ту сторону. Слава богу, они с Хасидом Петровичем тоже разбирали завал. Карбовски что-то кричал о связи с Юрико, и это неприятно удивило Неллию, потому что она и не подозревала, что со связью были какие-то проблемы. Противный старикашка опять что-то от нее скрыл!

   Обороняющихся спасало наличие универсальных дубинок. Их было немного, но они позволяли не подпускать беснующуюся толпу детей слишком близко. Это было важно, так как нападающих было в сотни раз больше. Ближний бой означал бы скорую смерть.

   К сожалению, заряд в дубинках постепенно иссякал. Вера приспособилась кидать увесистые оплавленные куски пластика, но выходило не слишком метко и эффективно, потому что она каждый раз в момент броска закрывала глаза. Невозможно избавиться от предрассудков за полчаса, даже если эти предрассудки готовы проломить тебе череп. Среди детей-инков все чаще стали появляться взрослые. Они понимали, что песенка людей спета, и победа врагов всего лишь вопрос времени. И это время стремительно испарялось.

   Инки тоже швыряли куски тяжелого пластика и металла. Приходилось укрываться за грудой осколков, которая образовалась после взрыва. Кое-как держались, но силы были на исходе. Людей становилось все меньше.

   -Давайте по одному. Расширять не будем, так легче будет оборонять вход… – Зычный голос Неллии прозвучал как сигнал к спасению и заставил обороняющихся людей использовать дубинки на полную мощность.

   Люди быстро просочились в комнату через узкий лаз. Ведь их было совсем мало, всего человек тридцать, не больше. Почти сразу после этого прозвучал небольшой взрыв, вход завалило. Пришлось пожертвовать частью заряда приготовленного для ликвидации машин. Но зато задумка удалась, и у людей появилось время организовать волновую передачу. Теперь уже ничто не могло этому помешать!

   Один за другим в полном молчании и без лишней суеты все погрузились в волновые передатчики. Потребовалось всего несколько перебросок, чтобы отправить всех. Хасид Петрович никому не доверил включение таймера, поэтому проделал эту работу сам. Еще через минуту волновые передатчики вместе со всеми программами и сопутствующей аппаратурой перестали существовать. Так же как и Земля для человека. Земля теперь принадлежала инкам, без всякого исключения.

***

       На лагерь опустилась ночь. Люди, напуганные полной и внезапной темнотой, кричали и ругались. Только так они могли понять, что живы и не одни. Люди вели себя словно дети, которые в темноте разговаривали вслух сами с собой, чтобы не было так страшно. В неимоверном шуме никто не услышал тихих шлепков. Последняя группа переселенцев наконец-то добралась до Юрико.

   -Не может быть! Я упустила начало ночи. Да замолчите вы все, я не могу вас перекричать! Если вы не будете делать, как я скажу, то можете пострадать. Здесь небезопасно. – Виктория кричала, но никто не слышал. Паника накрыла людей непроницаемым панцирем, через который невозможно было проникнуть.

   -Нужно добраться до фонарей, иначе лагерь превратиться в гигантскую непредсказуемую толчею. – Виктория двинулась в сторону палаток, которые были набиты ребятишками. Хоть они вели себя спокойно и почти все спали. Дети часто переживают стрессовые ситуации гораздо легче взрослых. Споткнувшись один раз, потом другой, Виктория решила, что лучше передвигаться ползком…, но и это ей не удалось. От каждого ее прикосновения, словно круги на воде, расходились волны паники, криков и вздохов. Так ей никогда не добраться до палаток.

    Темнота вокруг словно уплотнилась и потяжелела, заставляя лечь и заснуть. Наверное, все ощущали нечто подобное, потому что лагерь постепенно затихал. Люди смирились с тем, что до утра все равно ничего не изменить. Многие до сих пор с тоской задавали себе один и тот же вопрос, правильно ли они сделали, что покинули Землю? Некоторые молились о том, чтобы оставшиеся на Земле смогли выбраться.

   Виктория села на свободный пятачок, чувствуя рядом теплые тела незнакомых чужих людей. Женщину охватило странное чувство неприязни к этим беспомощным испуганным людям. Ей не нужна была их близость, их присутствие, она ненавидела чувство ответственности за них, не желала вникать в их проблемы. Сейчас ей были нужны только ее муж и друзья, те с кем она пережила столько горя и потрясений, те кто, как и она, были уже другими. Но они затерялись в этом людском море и в темноте их было не найти. Чувство одиночества было таким острым и болезненным, что начали подрагивать руки. Негромкий, но навязчивый гул лагеря давил на мозг так, что хотелось кричать, хотелось тишины любыми способами…

   Сомкнув трясущиеся руки на животе, Вика сумела немного успокоиться. Она задумалась о малыше под сердцем. Что ждет его среди людей, которые не готовы к переменам? Которые начнут искать виноватых? Которые способны поступать с детьми так, как они это делали на Земле с детьми-мутантами? Она ненавидела их жестокость, невежество и косность.

   Виктория думала, что ни за что не сможет заснуть в такой обстановке, но ошиблась…., заснула очень быстро. Прошедший накануне дождь не должен был вернуться так скоро, и это успокаивало.

   -Кто-нибудь меня слышит? Неллия, ты здесь? Вера? Черт возьми, кто-нибудь отзовется или нет? – Тихий, скрипучий голос точно принадлежал Карбовски, только он мог устроить скандал в такой ситуации.

  -Да здесь я, старый проныра. Нечего кричать. Не знаю, куда мы попали, но я совершенно ничего не вижу…, может у меня что-то с глазами? Эй, люди, у вас тоже свет отключили? – Неллия вытянула вперед руку и тут же ее одернула, дотронувшись до чьих-то волос. Человек вскрикнул, и Неллия решила прекратить свои исследования.

   -Не расстраивайся, бабушка, со зрением у тебя все в порядке. По-видимому, здесь просто ночь. Вам, доктор Карбовски лучше знать, какими здесь бывают ночи и какие могут быть опасности, ведь именно вы курировали все донесения с Юрико?

   -Да, скорее всего, наступила ночь, поэтому темно. А опасностей здесь хватает. Не понимаю, почему они не используют огонь для освещения или фонари? Судя по звукам, людей здесь много, и все они лежат прямо под открытым небом, а это небезопасно, особенно в такой темнотище. – Карбовски поерзал и понял, что больше не может находиться в этом месте. – Лично мне не очень нравиться сидеть в этой луже…, да и прохладно как-то. Моим старым косточкам такая баня противопоказана.

   -Почему вы все говорите шепотом? Боитесь разбудить кого-то?

   -Скорее напугать. Здесь может случиться такая цепная реакция, что мало не покажется…

   -Вы что ж, милейшая Верочка, предлагаете прохлаждаться в водичке до утра? Ну уж нет! Кстати, дети-то при вас?

   -Да, все трое: и Надя, и Фред, и Роланд, только очень молчаливые. – Вера для надежности еще раз ощупала детей. Фред пожал ей руку в ответ, Роланд толкнул в бок, а Надя как будто спала. Наверное, ей трудно дались последние мгновения на родной планете.

    -Судя по всему, вернее, судя по звукам, лагерь находиться немного справа…, значит, мы можем рискнуть и отползти в противоположную сторону, чтобы найти местечко посуше, без риска растоптать какого-нибудь бедолагу.

   -Может для тебя, Гена, это  и право, а для меня, например, это скорее лево…

   -Бабушка! Лучше предложи что-нибудь дельное, вместо того чтобы цепляться к словам. Ты же у нас такая умная и все на свете знаешь…

   -Что правда, то правда, только не на этом свете, увы. Но выползать из этой каши точно надо. Не понимаю, почему мы сидим здесь битых двадцать минут, и треплем языком? Нормальные люди давно бы выползли и не разводили разговоры. Ох, уж мне эти ученые, с вами никогда каши не сваришь…, но с другой стороны без вас как-то скучно…

   -Господи, она всегда такая, или это реакция на стресс?

  -Всегда, всегда, а стресса у нее не бывает.

   -Эй, вы там, в яме, мы давно уже на суше, выбирайтесь к нам… – Маски была человеком практичным и потому привыкла больше полагаться на свою интуицию, чем на подсказки посторонних. Единственным человеком, который заслужил ее безграничное доверие и уважение, была Неллия. Но в этом случае пришлось брать все в свои руки, не дожидаясь ее приказов. – И не шумите так, сейчас не время привлекать к себе внимание. Хоть Карбовски и связался с Юрико перед отправкой, но толком ничего не успел сказать. Так что, вполне возможно нас вовсе не ожидают в гости …

   -Да как тут выбраться? Почему, черт возьми, мы очутились в каком-то колодце?

   -Да прекратите вы болтать и ножками, ножками…! Лезьте на мой голос, я руку даю… – Маски уже смеялась про себя, ну просто малые дети, да и только.

   С громким сопением и театральными вздохами люди выбрались, наконец, из мокрой ямы. Наверху было сухо. Что-то тонкое и колючее щекотало кожу рук, так что приходилось прятать ладони под одежду. Ночь самое активное время суток для местной флоры и фауны, поэтому, как только стемнело, ростки потянули свои тоненькие усики кверху. Там где полчаса назад все было вытоптано, теперь опять появились веточки. Они-то и кололи открытые участки кожи, мешали спокойно улечься и заснуть. Кое-как устроившись, группа затихла. Неллия заставила связать рукава комбинезонов между собой, поэтому пришлось всю ночь спать в одной позе. Не слишком удобно, зато безопасно.

***

       Утро свалилось на спящий лагерь мощными потоками оранжевого света. Жаркого и невыносимо яркого. Небо было утыкано бело-желтыми облаками, которые без всякого движения висели на сером фоне. Казалось, их просто намертво приколотили, причем с чувством симметрии у неизвестного дизайнера были явные проблемы.

   Сильва попыталась прикрыть глаза руками, но привязанные рукава не позволили. Ночью она не видела, кто оказался рядом, знала только, что точно не Влад. Сейчас сквозь прищуренные веки она рассматривала соседей. Справа оказался Карбовски, он по-прежнему умудрялся спать, даже солнечные лучи, падающие ему на веки, не могли его разбудить. Слева был привязан Роланд, он не спал. С поистине детским любопытством парень вертел головой, хотя это было очень неудобно в лежачей позе со связанными руками.

   Сильва вздохнула, чувствуя на языке необычный вкус здешнего воздуха. Такого чистого, свежего, сладкого! Отвернув лицо как можно дальше от солнца, она стала рассматривать то, что оказалось в поле ее зрения.

   Необычный цвет неба, солнца и растительности, создавал впечатление, что все происходит во сне. Она так мечтала очутиться на Юрико, что должна была смеяться от счастья, но щемящее чувство в груди не позволяло радоваться спасению. Чужая планета не вызывала в душе ничего, кроме холодного профессионального любопытства. Тоненькие голубые веточки как живые червяки шевелились прямо перед глазами. Стебли уже наливались ярким, синим цветом.

   -Ничего, я привыкну. Человек ко всему привыкает, и все умеет превратить в свой дом. Уж если мы могли считать домом пыльные улицы без капли жизни, то уж этот свободный, живой мир быстренько станет для нас родным… – Успокаивала себя Сильва, стараясь подавить неприятный ком в душе. – Конечно, потеря родной планеты кого угодно вгонит в уныние…

   -Чего ты там бормочешь, Сильва? Давай лучше отвяжемся, а то у меня все мышцы затекли. – Роланд поерзал и дернул рукой.

  Отвязавшись и приняв сидячее положение, Сильва и Роланд смогли рассмотреть спящих рядом товарищей и пока еще тихий лагерь поблизости. Ряд палаток и небольшой лесок с гигантскими деревьями – вот и все достопримечательности.

   Вытянутые рукава комбинезонов медленно восстанавливали свою первоначальную форму. Временно пришлось мириться с отвисшими манжетами. Неллию, как человека чрезвычайно деятельного, подобные неудобства выводили из себя. Тем более что при каждом движении остро вспыхивала боль в сломанных ребрах, а рука ныла не переставая.

   -Куда подевался Карбовски? Гена, почему не помогаешь больной бабушке? Найдите мне профессора, мне нужно с ним поговорить. – Неллия пыталась заплести седые волосы в косу, но это было невозможно, потому что старушка могла манипулировать только одной рукой. Коса получилась кривой, а отдельные пряди так и остались висеть над самыми глазами, мешая разглядывать новый мир.

   -Да вон он дрыхнет, словно находиться у себя в спальне. Поразительное безразличие к ситуации…! Мы можно сказать навсегда потеряли родную планету, осиротели на веки вечные, а он, посмотрите, спит, как ни в чем не бывало! – Вера переложила спящую девочку с одной руки на другую и еще раз вгляделась в лицо спящего профессора.

   -Не надо по поводу сиротства так иронизировать, деточка, слишком болезненная тема. Мы так много потеряли – и людей, и планету. Мы ведь рассчитывали, что все будет совсем по-другому, мы думали, что Земля всегда останется у нас как вариант про запас. А теперь мы все здесь и никаких вариантов, никакой помощи, только мы и этот мир. И насколько я понимаю, совсем небезопасный. – Неллия здоровой рукой откинула мешающие пряди за спину. Это не помогло – волосы снова упали на глаза.

   Через пару минут Карбовски проснулся, и группа двинулась к людскому муравейнику. Там тоже появились первые утренние признаки жизни. Группу идущую к лагерю сразу заметили. Яркое солнце и открытое пространство сделали скрытное продвижение невозможным.

   Карбовки вздыхал и охал, он не был готов сейчас решать какие-то проблемы и, вообще, хотел, чтобы его оставили в покое. Может, стоило остаться на Земле и дожить свой век как получалось? Даже присутствие растрепанной Неллии не очень-то радовало. Хасид Петрович шел рядом, прихрамывая на одну ногу, все-таки его прилично зацепило во время взрыва. Он не жаловался, не охал, терпел молча, но лицо было нерадостное. Профессор думал о встрече с Викторией и Сафидом.

   В лагере поднялась волна шума, на гребне которой, как и следовало ожидать, была София. Она бежала навстречу сыну, размахивая руками и каким-то предметом, подозрительно похожим на тетрадь. Вечером она уже начала привыкать к мысли, что никогда не увидит ребенка. Эта ночь для нее стала самой ужасной…, ночь воспоминаний. Самые страшные моменты их жизни и самые волнительные: как Фреда похитил отец, и София не могла вытащить его из Опекунского совета; как Фреду пришлось сражаться с инками; как Фред подружился с маленькой необычной девочкой Надей. Каждый эпизод София рассматривала как под микроскопом, вспоминая детали, выражения лиц, каждое слово…, словно хотела все это записать в памяти, чтобы не дай бог, что-то не потерялось. Ведь она думала, что кроме этих воспоминаний у нее не осталось ничего…

   Теперь она бежала, не разбирая дороги, не в силах поверить в чудо. Возбуждение перехлестывало через край, она боялась даже моргнуть из опасения, что мираж рассеется. Она видела в группе людей улыбающегося Карлоса и напряженного Фреда. Почему он так напряжен, почему не рад встрече? Что-то не так?! Все остальные выглядели более или менее адекватно, но Фред…, он был мрачен и словно находился где-то в другом месте.

***

      -Вот все это и закончилось…, немного неожиданно. У нас даже не было времени остановиться и осмыслить то, что произошло… – Карбовски не знал как себя вести. Все было таким странным. Это место…, эти люди…, которые больше походили на аборигенов. Ему даже показалось, что мыслить они стали как-то не по-человечески, словно изменились не только внешне, но и внутри. Этих людей изменили обстоятельства, невзгоды и трагедии.

   -Да, мы получили то, что хотели, но разве кто-то мог предположить, чего нам это будет стоить? Чего придется лишиться во время осуществления нашей мечты? – Сильва печально опустила голову, вспоминая потерянных друзей. Хорошо, что рядом был Влад, вместе им все нипочем. Теперь придется пожертвовать любимой привычкой, раскидывать вещи …, ведь вещей у нее будет совсем мало.

   -Ты говоришь так, словно в том, что Землю захватили инки, есть и наша вина? Это не так, Сильва, и мне бы хотелось, чтобы к этому вопросу мы не возвращались. – Хасид Петрович растер ноющее плечо и посмотрел на собравшихся в палатке людей. Человек двадцать, не больше, все кто принял непосредственное участие в осуществлении общей мечты. – Поверьте, мы должны забыть все сожаления и исходить из того, что имеем. На оплакивание у нас нет ни времени, ни сил. Здесь и сейчас у нас много вопросов и проблем и они требуют срочного решения.

   -По большей части это вопросы организационные, но есть и кое-что важное…, например, природа соленого дождя и последствия его воздействия. Боюсь, он не так безобиден, как мы полагали. И эффективных методов борьбы с ним не найдено. Виктория, позволь мне высказать недовольство по поводу того бардака, который вы здесь устроили? Я не пытаюсь приуменьшить те проблемы, которые вам приходилось решать и даже готов согласиться с тем, что большинство из них вы решили блестяще…, но Пол?! Вы позволили мелочному мальчишке с манией величия уничтожить треть колонистов! Недопустимо.

  -Доктор Карбовски, вы сами предложили начать с этого момента и принять все как есть. Не будем возвращаться к прошлому, ведь уже ничего не изменить. – Сафид понимал, что слова относились к нему в той же степени, как к Виктории. – Мы не имели возможности предвидеть то, что случилось. Та жизнь, которая нас окружала на Земле, не могла дать ни капли знаний в этой области. А вы учили нас только тому, как бороться с обстоятельствами и проблемами, источником которых была сама планета. Так что, лучше оставим эти вопросы.

   -Согласен. Я не хотел вас ни в чем обвинять, думаю, чувство вины вас и так мучает, мои претензии здесь лишние. Какие есть предложения, по поводу защиты от дождя.

  -Я бы для начала выяснила, что это вообще такое и для чего существует, и только потом искала бы радикальные методы борьбы. А временные у нас и так есть. Не думаю, что мы сейчас, сидя в этой палатке, сможем так сходу сообразить что-то принципиально новое. – Неллия продолжала борьбу с непокорными волосами, но это не мешало ей четко мыслить. – Наша основная проблема в отсутствии оборудования, орудий труда и инструментов. Мы должны быть готовы к совершенно примитивной жизни. Очень нескоро мы вернем человечество на тот уровень, с которого мы его сбросили. Если, конечно, сможем выжить... В этой связи очень важно найти способ зафиксировать те знания, которые есть у нас в головах.

   -Я тоже так думаю. Несмотря на то, что у нас совершенно нет на это времени. Все наше время занимают более приземленные вопросы. Но это действительно слишком важно, чтобы откладывать. Если мы, конечно, не хотим, чтобы человечество начало свой путь с нуля. Боюсь, тогда мы можем оказаться неготовыми, если инки найдут нас. Мы не должны забывать о такой возможности. – Вера говорила все это машинально, потому что мысли ее были заняты странностями в поведении Нади. Девочка все никак не просыпалась, а дыхание было слишком медленным. Надя ни на что не реагировала.