сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 50 страниц)
У него в ногах стоят две ее дорожные сумки, на одной из сих сидит Дейзи, глядя по сторонам. Северус слегка приподнимает голову, дает ей тем самым понять, что слышит обращение. В ответ он на нее не смотрит.
— Пожалуйста, скажи что-нибудь, — негромко просит она.
Северус сглатывает. И ничего не говорит.
Между ними появляется чудовищная пропасть, миновать которую с каждым днем становится все сложнее. Сначала Северус уходит на все воскресенье из дома, поясняя, что его снова сдергивают в Министерство, затем не приходит к ней спать с воскресенья на понедельник.
На неделе они почти не видятся, из пяти рабочих дней вместе они ужинают всего один раз, но, как бы Гермиона ни старалась, на разговор выйти не получается. Северус закрывается от нее, а процесс этот остановить она совсем не может.
В среду Гермиона старается пойти на контакт, стучит в его спальню, но не получает ответа. Она стоит возле его двери и смотрит на полосу света под ней, но вскоре комната погружается во тьму.
Она чувствует, как наворачиваются слезы и, сжав губы, уходит к себе в комнату, плотно закрыв за собой дверь. Гермиона ложится в большую постель и подминает под себя одеяло, сворачиваясь в позу эмбриона.
По переносице стекает слеза и, спустившись вдоль носа, падает на хлопковую наволочку. Гермиона забывается беспокойным сном и жалеет всем своим существом о принятом решении.
Джинни она говорит, что все прошло нормально.
Она бессовестным образом врет лучшей подруге, но у той, видимо, детектор лжи на фоне гормонов дает сбой, и она всплескивает руками, заявляя громогласно: «Я же говорила!» Гермиона тогда прикладывает все усилия, чтобы улыбнуться.
Эта неделя тянется бесконечно тяжело. В четверг Гермиона снова предпринимает попытку зайти к нему и поговорить, но дверь его спальни оказывается закрыта, а полоса света исчезает так же быстро, как и в среду.
Северус не заходит к ней, он не присоединяется к ней в библиотеке, не открывает свою дверь. Не открывает свое сердце. Он закрывается от нее, не говорит о том, что чувствует.
Что думает.
Гермионе приходится додумывать самой, как это было изначально, и такая идея ей совершенно не нравится, потому что каждая собственная мысль доводит ее только сильнее. Она пытается понять причину его отчужденности, но не находит ее.
Почему же он тогда так сильно не хотел отпускать ее в мир магглов? Почему отпускает ее сейчас, но закрывается от нее еще сильнее, чем в первое время после свадьбы?
Гермиона продолжает задавать вопросы. Северус не дает ей ответы.
— Это же всего на два месяца, — смотрит она на его профиль. — Пролетят, не заметишь даже, — старается улыбнуться она и тянет пальцы к его руке.
Слышится громкий гудок, заставляя отреагировать всех присутствующих на перроне, только не Гермиону, внимание которой оказывается полностью сосредоточено на Северусе. Он смотрит на рельсы.
— Поезд прибывает, — негромко замечает он отстраненным тоном и наклоняется вниз, убирая руку, чтобы взять ручку сумки.
Гермиона вздрагивает от не случившегося прикосновения, как от пощечины, сердце сдавливает досада. Ох, Мерлин, да что же происходит с ними! Девушка наклоняется сама, чтобы помочь Дейзи встать, и сжимает ее теплую ладонь в своей.
Гермиона смотрит в спину своему мужу и борется с непреодолимым желанием бросить все вещи, выпустить руку дочери из своей, подойти к нему и обнять сзади, прижав к себе так сильно, чтобы на щеке чувствовалось биение его сердца. Так, чтобы костяшки пальцев побелели от того, как сильно она сжимает его мантию.
Так, чтобы он опустил свои руки на ее собственные и сжал их в ответ.
Поезд прибывает, проводники открывают двери, выпуская пассажиров. Северус проходит всего пару шагов вперед, сжимая в руках ручки обеих ее сумок, которые снова ставит в ноги. Он вынимает из кармана какой-то лист, смотрит на него, а затем переводит взгляд на номер вагона.
Все правильно.
— Скучать будешь? — слышит Гермиона ласковый говор Джинни не так далеко от себя.
— Я уже скучаю, — отвечает ей Гарри и нежно целует, склонив голову вправо.
Гермиона понимает, что она впервые осознанно завидует тому, что видит. Эта зависть, конечно, белая, но она есть. У Гермионы кошки на душе скребутся от того, что она не может вот так просто взять, подойти к своему мужу и поцеловать его у всех на виду.
Северус чуть расправляет плечи, когда видит ее, выходящую из вагона. Он ловит ее взгляд и кивком приветствует. Гермиона не сразу это замечает. Видит только в какой-то момент, что к ним целенаправленно идет какая-то женщина в аккуратной шляпке с желтым бутоном лилии сбоку.
— С прибытием, — сдержанно произносит Северус, чуть кивнув.
— Да-да, как всегда очень радушно, Северус, — расслабленно замечает женщина, чуть взмахнув рукой. — Я тоже тебе рада.
Женщина выше Гермионы почти на целую голову, она в теле и определенно старше нее. У нее глубокого цвета голубые глаза, светлые волосы, закрученные не без помощи бигудей, и темные брови, подведенные карандашом. Одета дама точно на свой возраст.
Она оглядывается по сторонам, а затем смотрит за спину Северуса и охает в изумлении, оставляя сумки на земле и прикладывая ладони к губам.
— Ох, Мерлин! — в изумлении шепчет она. — Дейзи, как ты выросла! Как выросла, девочка моя!
Полноватая женщина тянет к девочке руки, и Гермиона машинально хмурит брови, собираясь завести дочь за ногу, но тут же ловит взгляд Северуса и отказывается от этой идеи. Кажется, она знакома ему.
Даже больше. Эта женщина знает Дейзи.
— Дай-ка я на тебя посмотрю! — берет она на руки девочку, даже не спросив ее разрешения.
Дейзи устраивается на ее руке и взволнованно смотрит на папу, но тот только кивает, и девочка расслабляется, даже чуть улыбается незнакомой Гермионе женщине. Та, в свою очередь, смотрит на девочку с восхищением и качает головой.
— На мать похожа стала, — негромко замечает она. — Сильно.
Гермиона чувствует, как горло сдавливает невидимая рука.
— Ты меня не узнаешь, Дейзи? — улыбается женщина. — Это же я, тетушка Рози!
— Розамунд, ей было полтора года, когда вы виделись последний раз, — негромко замечает Северус.
Розамунд сводит на переносице брови на мгновение, но тут же расслабляется и улыбается девочке. Гермиона замечает, что у женщины одна ямочка на щеке, когда она улыбается. Совсем как у Дейзи.
— Ничего страшного, быстро наверстаем упущенное, — смеется она, после чего переводит взгляд на замершую на месте девушку. — А вы, должно быть, Гермиона?..
Она спрашивает это небрежно, словно просто так, между делом. Гермиона понимает, что теплых чувств Розамунд к ней совершенно не испытывает, даже более того, воспринимает девушку в штыки.
— Да, — кивает она.
— М, — окинув ее взглядом, реагирует женщина. — Понятно. Ну что, идем?
Розамунд уже собирается пойти к выходу, но Гермиона делает несколько коротких шагов вперед, чувствуя, как подгибаются ноги. Кто эта женщина? И почему она не дает ей попрощаться с Дейзи?
— Малышка, мне пора уезжать, — негромко произносит Гермиона, когда Дейзи поворачивается к ней прямо на руках у Розамунд.
По виду женщины становится понятно, что она не собирается отдавать ее в руки Гермионы. Дейзи смотрит своими огромными зелеными глазами ей в самую душу, а после прикасается ладошкой к ее щеке, и Гермиона закрывает на мгновение глаза, накрывая ее руку своей.
— А ты скоро вернешься, мамочка? — спрашивает она.
Гермиона поджимает губы и несколько раз кивает, не зная, что вообще произойдет за эти два месяца, что за раскол произошел между ней и Северусом, сможет ли она залатать его со временем и исполнит ли она желание, которое Дейзи загадывает на день рождения?
Сможет ли она быть с ней в этот день через год вместе с Северусом?
Гермиона тянется вперед и прикасается губами ко лбу девочки, зажмурив глаза.
— Конечно, скоро, Дейзи.
Отпустить руку дочери оказывается почти физически больно.
Гермиона понимает, что не может заставить себя обернуться. Не может позволить себе посмотреть на Дейзи еще раз, потому что ее материнское сердце просто не выдержит разлуки. Поэтому она идет рядом с Северусом, который держит ее сумки, и борется со своими чувствами.
— Кто это? — слегка надломившимся голосом спрашивает Гермиона, подняв на Северуса взгляд.
Если он даже сейчас, даже в эти последние минуты не станет говорить с ней, она просто не выдержит всего этого. Зачем же он отпускает ее, если все становится так? Почему молчит о своей печали, почему не делится ею с Гермионой?
— Это Розамунд Тодд, — глядя перед собой, отвечает Северус, пока они идут к вагону. — Младшая сестра Мелоди, матери Дейзи.
Гермиона радуется тому, что он идет на диалог, пусть суть разговора ужасна, вся ситуация пугающая, да и последняя неделя ее жизни становится давно забытой черной полосой.
Девушка отмечает, как он представляет ей Розамунд. Не как «сестру бывшей жены», не как «родственницу покойной супруги». Он называет ее «сестрой Мелоди, матери Дейзи». Мелоди Тодд… Вот какое у нее настоящее имя.
— Зачем она приехала? — смотрит на него Гермиона.
Северус продолжает смотреть вперед.
— Забрать Дейзи к себе, — отстранено отвечает он.
Гермиона чувствует, как подгибаются колени. Она непроизвольно останавливается, но сама не замечает, как вовремя, потому что они уже подходят к необходимому вагону. Гермиона не обращает внимания, как всего в каких-то десяти метрах от них Гарри затаскивает в вагон чемоданы Джинни.
— Почему? — тихо спрашивает она.
Северус ставит сумки под ноги и какое-то время молчит, взвешивая слова. Гермиона все еще смотрит на него. Он вздыхает и, заложив руки за спину, поворачивается к ней, впервые за долгое время глядя в глаза. Гермиона даже не вздрагивает от его холодности, словно только ее и ждет все это время.
— Гермиона, я осознал одну очень важную вещь, которая довольно долго не давала мне покоя, но я гнал ее прочь, потому что был… Ослеплен…
… тобой. Любовью к тебе, которая сжигала меня первое время изнутри.
Вслух он этого не говорит.
— Я много думал об этом, — продолжает он.
Я много думал о тебе. Я весь этот год только о тебе и думаю.
Гермиона все еще смотрит на него, не дышит почти, не моргает. Сжимает только сухие губы, чуть вскинув голову вверх, и немного сводит вместе аккуратные брови, чтобы не дать другим эмоциям волю.
— Магическое сообщество давно молчит о том, что случилось прошлым летом и, — он замолкает на какое-то время, — в моей защите ты больше не нуждаешься…
— Стой, — прерывает его девушка, не чувствуя собственного тела, — что ты говоришь такое?
Руки холодеют, кончики пальцев начинает покалывать. Перед глазами вспыхивает ночь в прошлую пятницу, когда Гермиона засыпает в его объятиях, прижимая к себе его руку. Она помнит его суховатые пальцы, словно чувствует сейчас, в этот самый момент.
Та ночь запоминается лучше всего. Наверное, все дело в том, что Гермиона делает себе подсознательную установку, что эта ночь может оказаться последней. Не зря говорят, что нужно следить за тем, о чем думаешь.
Мысли имеют способность становиться материальными.
Она смотрит на Северуса, стоит на перроне с ним, но мысли ее все еще в ее спальне, в его объятиях. Она не слышит топота ног пассажиров, их звонкие голоса, она чувствует ровное дыхание своего мужа в волосах, чувствует спиной биение его сердца и тепло его тела.
Остановись. Не говори больше ничего. Не надо.
— Мы попытались стать семьей, но у нас не получилось, — продолжает он, — глупо пытаться сделать то, что нам не под силу. Ты больше во мне не нуждаешься, — холодно замечает он.
Я хочу помыть свой поганый рот с мылом.
— Северус, — одними губами.
— И ты права, — продолжает смотреть на нее мужчина. — Всегда была права, зря я не слушал. Все это… Бессмысленно.
Смысл исчезнет в тот момент, когда ты уйдешь. Без тебя его не станет.
Гермиона сухо сглатывает, в ушах начинает шуметь.
— Что именно? — она задает вопрос тихо, почти беззвучно, но он слышит каждое слово.
Если бы она только знала, что он слышит даже каждый ее редкий вдох. Если бы знала, почему он так поступает. О, Мерлин.
— Притворяться и пытаться быть теми, кем мы не являемся, — отвечает он.
— Кем?
Она задает глупые вопросы. Он дает глупые ответы.
Прости меня.
— Семьей.
Машинист дает гудок, перрон постепенно пустеет. Гарри все еще прощается в вагоне с Джинни, намереваясь выбежать из него в последнюю минуту. Розамунд стоит с Дейзи на руках и что-то ей рассказывает, но девочка не слушает ее, смотрит неотрывно на маму, которая, в свою очередь…
Во все глаза смотрит на ее папу.
— Повторюсь, в моей защите ты больше не нуждаешься, — продолжает он. — У тебя свои планы на жизнь были до нашей встречи прошлым летом, у меня свои, — он недолго молчит и чуть хмурится. — Думаю, мы в планы друг друга не вписываемся.
Ненависть проще, чем любовь.
Северус снова ненадолго замолкает, глядя Гермионе в глаза. В них столько всего, столько всего, что зацепиться ни за что не удается. Мужчина думает о том, что неоднократно повторяет себе, как ему страшно сломать ее. Такую хрупкую и нежную.
На прошлой неделе она сама ломает его.
А сейчас они стоят друг напротив друга и разрушают оба то, что кропотливым трудом строят почти целый год.
— Я хочу сказать, что мы оба друг в друге больше не нуждаемся, разве нет?
Я себя ненавижу.
Гермиона заторможено моргает. Сознание не успевает воспринимать информацию, она словно получает ножевые ранения, но они не задевают ее плоти. Она чувствует, что что-то не так, совсем, совершенно не так, но не может ничего сделать, чтобы этого избежать.
Его слова постепенно начинают проникать в мысли.
Гермиона чувствует, как дрогнули колени.
— Я… — делает она паузу, сглатывая сухой комок в глотке, — не нужна… тебе?..
Северус смотрит на нее в ответ, хочет ответить, но не может найти в себе силы так бессовестно солгать ей прямо в глаза. Он никогда не лгал ей до сегодняшнего дня. Ни разу, ни единого, черт возьми, раза.
Мужчина беспомощно открывает и закрывает рот, глядя в ее искрящиеся тупой болью глаза, на гаснущие радужки, опущенные уголки губ, морщинку между бровей, которую он столько раз разглаживал указательным пальцем за последние месяцы, а теперь не может заставить себя поднять руку и сделать так снова.
Знает прекрасно, что, если прикоснется к ней, оно взорвется в нем снова, погубит его основательно. Она четко выражает свою позицию скрытым отъездом, она не раз кричала ему за этот год о том, что терпеть не может находиться в этом доме, она сбегала, она терпела этот брак.
Она принимает решение уехать из его дома еще зимой. Северусу больше не нужно подсказок, он понимает, что происходит. Гермиона выживала в этом браке, теперь он это видит. Видит, снова забывая о том, что время их обоих меняет, и следует сначала спрашивать вслух, а не додумывать самому.
Северус опускает взгляд.
Он не может ей сказать о том, что она ему не нужна.
Это была бы самая отвратительная ложь всей его жизни.
— Думаю, ты терпеливо ждала, когда я скажу об этом вслух, поэтому я говорю…
… совсем не то, что думаю.
— Я отпускаю тебя.
Внутри что-то непоправимо, безвозвратно надламывается одновременно у них обоих, когда слова повисают между ними в воздухе. Эти маркие, липкие слова. Гермиона чуть дергается от этого, как от пощечины. Она старается распахнуть губы, чтобы задать вопрос, но язык не слушается, словно прилипает намертво к нёбу.
— Я отпускаю тебя, — повторяет он так, словно хочет заколотить последний гвоздь в их в без того тяжелое положение. — Прощай, Гермиона.
— Поезд отправляется через три минуты! — гремит голос проводника. — Просьба всем пассажирам пройти в вагоны, а провожающим покинуть их!
Гудит клаксон, двигатель состава разогревается, из-под колес поезда вырываются белые клубы дыма, снуют провожающие возле окон, слуха касаются разные голоса, чей-то смех, слышится запах сигаретного дыма.
Они не видят никого, кроме друг друга.
— Гермиона, давай я занесу твои сумки, я предупрежу проводника, — появляется рядом Гарри.
Она не слышит его, он его не слышит.
Гарри берет ее сумки и снова мчит в вагон, проводница просит его поскорее выходить и пригласить пассажирку, раз она его знакомая. Гарри обещает, что так и сделает. Гермиона смотрит на Северуса еще какое-то мгновение, а после ощущает, как внутри все разом отключается.
Так, словно кто-то срывает все предохранители разом, отключая энергию.
Она кивает и распахивает сухие губы.
— Прощай, Северус, — тихо шепчет она, не доверяя собственным связкам.
Боль оглушает.
