сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 50 страниц)
Гермиона сильнее скрещивает на груди руки и прищуривается.
— Почему вы сегодня так долго? — у нее даже не дрожит голос, когда она задает вопрос.
А с чего бы ему дрожать? Ее муж задерживается на работе на четыре часа. Северус отряхивает ладони, обескураженно глядя на девушку. Она впервые так делает. Это… как вообще можно подобрать слово тому, что сейчас происходит? Она беспокоится? Она… что она чувствует?
— Мы закрывали дело мистера Болдвуда о магическом происшествии, — объясняет Северус. — Я его четыре месяца вел. Даже заседание хотели отложить, но комиссия настояла на закрытии дела сегодня, поэтому и задержался.
Северус говорит ей правду, он всегда только ее ей говорит, и Гермиона это чувствует. Она сразу расслабляется, потому что да, она его жена, но неуверенность в ней взрастил Рон, и теперь она пожинает плоды. Сорняки неуверенности все еще есть в ее саду, но она старается избавляться от них.
Да, грешным делом она думает о том, что Северус мог быть в кабинете одной несносной журналистки. Гермиона почему-то не понимает, что ее опасения бессмысленны, а эта женщина не стоит и ногтя на ее мизинце.
— Хорошо, — кивает она, направляясь к нему.
Северус старается понять ее эмоции. Она так спокойна, так расслаблена. Между бровей нет той морщинки, которая долгие месяцы не дает ему покоя. Она чувствует себя… в безопасности?
— Почему вы спросили? — задает он вопрос, чтоб понять ее.
Гермиона останавливается возле него, слегка приподнимая голову. В темных глазах мужчины озадаченность и немой вопрос. Гермиона учится читать его эмоции. Они у него, оказывается, есть. Просто язык его эмоций не всем понятен, а ей наконец попадает в руки необходимый словарь.
Девушка жмет плечами. Правду говорить не хочется.
— Время увидела, — слегка нахмурившись, кивает она. — Обычно вы… в начале седьмого уже дома.
— Уже дома, да, — зачем-то повторяет он, глядя в ее искрящиеся глаза.
Гермиона смотрит на него, сжимая пальцами предплечья. Желание сделать это появляется само. Дать шанс. Себе, ему. Им обоим. Девушка делает полшага вперед, врываясь в его личное пространство.
Гермиона чувствует его дыхание в своих волосах и тепло его тела. Она приподнимает голову. Северус смотрит на нее во все глаза, восхищаясь каждой чертой ее лица, но не подавая виду. Она осознает, что ни разу его не целовала за эти месяцы. Смазанный поцелуй в день свадьбы не считается.
Гермиона чувствует, что правда хочет этого, поэтому чуть тянется к нему, приподнимаясь на носочки, и, прикрыв глаза, склоняет голову. Она не делает это первой, боится все равно, поэтому пару мгновений стоит в нескольких миллиметрах от его губ, чувствуя его дыхание и касание кончика носа по своей щеке.
Поцелуй меня, чего же ты ждешь?
Северус уже хочет податься вперед, как вдруг на лестнице слышится топот ног. Гермиона сжимает губы, когда больше не чувствует его рядом с собой, и опускает пятки на пол, разочарованно сжимая челюсти.
Топот ног усиливается, и на кухню влетает причина сорвавшегося поцелуя.
— Папочка! — сонно восклицает Дейзи. — Я никак не могла уснуть, потому что тебя не увидела!
— Направляйся спать немедленно! — грубо прерывает ее Северус, сам того не замечая.
Гермиона хмурится, подходит к девчонке, губа которой тут же оказывается вздернута, и гладит ее по волосам, позволяя обнять себя за ногу.
— Незачем так кричать, — платит ему той же монетой Гермиона, чеканя каждое слово. — Она лишь хотела поприветствовать вас.
На одном желании далеко не уедешь. Его устои жизни, его холодное отношение к дочери и третирование домовика перечеркивают то немногочисленное хорошее, что Гермиона ищет в нем столько месяцев.
Она берет Дейзи на руки, крепко прижимая к себе.
— Идем, цветочек мой, я уложу тебя спать, — целует она ее в волосы.
Девочка сильнее обнимает ее за шею, пряча взгляд. Северус с болью в сердце наблюдает за тем, как они уходят. Гермиона возвращается в спальню крохи, зажигает свечу и помогает ей улечься.
— Вот так, — поправляет она ей одеяло.
Гермиона видит, что Дейзи расстроена. Неужели ей придется… Ох, розовые очки придется вернуть на место.
— Ты не расстраивайся из-за папы, хорошо? — гладит ее Гермиона по щеке. — Он просто устал на работе, он не хотел на тебя кричать.
Девчушка тут же расцветает на глазах и успокаивается. Вот у кого наивности не занимать, пусть жизнелюбию девочки стоит поучиться всем жителям этого дома. Дейзи вылезает из-под одеяла и ползет на коленках к Гермионе, обнимая ее за шею.
— Я люблю тебя, — внезапно произносит Дейзи, — мамочка.
Гермиона замирает с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. В глазах резко закипают слезы. Она называет ее мамой. Дейзи называет ее мамой. О, Мерлин… От переполняющих эмоций сжимается все в груди, когда Гермиона обнимает девочку в ответ.
— И я люблю тебя, Дейзи, — шепчет она в ответ, потому что знает себя: голос подведет, и она разрыдается прямо здесь.
Она гладит кроху по теплой спине и дышит глубоко и свободно. Гермиона непроизвольно снова возвращается мыслями к разговору с Гарри. Обстоятельства. Ком в горле мешает сглотнуть. Девушка выпускает Дейзи и гасит сразу свечу, чтобы малышка не увидела, как она растрогана тем, что произошло.
Гермиона целует ее в лоб и выходит из детской, плотно закрыв за собой дверь.
Девушка с завидной быстротой успокаивается и возвращается вниз. Ей хочется сказать Северусу, как он не прав в своем отношении к дочери, но, стоит ей войти, весь запал гнева куда-то уходит. Северус тут же поднимается с места и рассеянно смотрит на нее.
— Что я делаю не так? — беспомощно разводит он в стороны руки.
Настоящий разговор? Не прошло и года. Гермиона сжимает губы. Что не так? Твоя манера общения с дочерью, отсутствие всяких эмоций, третирование домашних эльфов. Это, пожалуй, основное. Больше всего Гермиону, конечно, беспокоит Дейзи.
Она у нее на первом месте.
Наверное, еще в тот день, когда она находит ее в Министерстве, заплутавшей на этажах, Гермиона уже понимает, что эта девочка будет у нее на первом месте.
Гермиона не отвечает.
— Осень прошла, — продолжает он, — идет вторая треть зимы, а мы по-прежнему живем так, будто чужие люди.
Девушка скрещивает на груди руки. Надо чем-то себя занять. Ответ приходит сам, ей надо сварить еще «маленького маминого помощника». Девушка подходит к двери, которую держат запертой от Дейзи, дергает ее на себя и заходит внутрь.
В кладовке зельевара места хватит и для двоих, но Северус не заходит, останавливается на пороге.
— Гермиона, скажите мне, что я делаю не так, — в его голосе почти мольба.
Она не может заставить себя сказать и слова. Только берет ингредиенты, стоя к нему боком и прекрасно зная, что он смотрит на профиль ее лица. Гермиона понимает, что собственный муж начинает ее привлекать, но его поведение ее снова отталкивает.
Парадокс, черт возьми.
— Вы не улыбаетесь, — продолжает вести он свой монолог, — не смеетесь… Проводите время только с домовиком и Дейзи. Почему?
— Я не знаю, — резко на выдохе произносит она, бросая в котел пучок сухоцветов.
Она все прекрасно знает.
— Вы боитесь меня?
Вопрос звучит ужас как безысходно, но на то есть свои причины. Он же сам сделал это с ней. Как и она. Все эти вопросы… Это она сделала с ним, даже не подозревая об этом. Гермиона молчит какое-то время, а после решается.
Он хочет знать, что делает не так?
Пожалуйста.
— Вы почему Дейзи не любите? — резко развернувшись, задает она вопрос, сверкнув глазами.
Северус хмурится, прежняя холодность в глазах возвращается на место.
— С чего вы взяли? — в том же тоне спрашивает он.
Гермиона сжимает пальцами столешницу, чтобы была опора.
— Вы вечно гоняете ее, точно собачонку, — злится она. — Она — ребенок, живой человек. И она бесконечно любит вас, — захлебывается Гермиона словами. — Откуда в вас столько жестокости и хладнокровия по отношению к ней?
Северус резко выставляет вперед указательный палец.
— Не говорите так, — требует он. — Вы ничего об этом не знаете.
Гермиона вспыхивает.
— Я знаю! — кричит она. — Я все прекрасно знаю! Вы — один из тех, кто считает, что ненависть проще, чем любовь, — выдает она. — Вам проще, чтобы собственная дочь вас ненавидела, чтобы не ранить себя, когда она уйдет. А она уйдет, если вы не прекратите так себя вести! Уйдет, когда ей даже не будет пятнадцати!
Северус удивленно смотрит на Гермиону. Неужели кто-то впервые видит причины его поступков? Она действительно сама осознает, почему он так делает? О, Мерлин… В его голове это все звучит куда лучше, пусть суть одна и та же.
— Это эгоистично! У всех тяжелая жизнь, как вы не понимаете, — никак не может остановиться она. — Совсем необязательно проецировать собственное прошлое на будущее единственной дочери!
Поглощенная эмоциями, Гермиона слишком сильно взмахивает рукой, не замечая, как сбивает с полки пузырек с каким-то зельем. Он разбивается у нее под ногами, но ни Гермиона, ни Северус внимания на это не обращают.
— Я не просил вас, — чеканит он, стараясь скрыть эмоции и гулко долбящее в глотке сердце, — проводить на мне психоанализ. Вам неизвестно мое прошлое, о котором вы так громко говорите. Вы не знаете меня.
— А вы не знаете меня, — в той же мере холодно произносит она, скрестив на груди руки и глядя ему в глаза.
Они молча сверлят друг друга взглядами. Маленький мамин помощник непоправимо испорчен, придется варить заново, а в крохотной комнатушке запах одеколона Северуса слишком сильный. Гермиона фыркает.
— Вот это гармония, — саркастично выдыхает она, сильнее скрещивая на груди руки.
Северус непонимающе хмурится.
— Что?
— Гармония, — повторяет она. — Вы же именно это мне обещали тогда, — смотрит она на него. — Сосуществовать в гармонии.
Северус злится. Злится на эту тесную комнату, на свои пустые, нарушенные обещания и, в первую очередь, на себя самого. Он сжимает губы и чуть морщится.
— В следующий раз используйте не такое баснословное количество ваших духов, Гермиона, — резко выдыхает он. — В доме нечем дышать.
Не давая ей вставить слово, Северус разворачивается и уходит. Они словно два глупца. Только кричат друг на друга, а поговорить нормально не могут. И оба, точно дети. Ни она, ни он о собственных чувствах говорить не умеют.
Гермиона чувствует, как от безысходности гудит в груди. Слез нет, только зияющая пустота за ребрами. Она снова резко выдыхает носом, потому что очень яркий отголосок запаха одеколона Северуса все еще здесь.
Девушка наклоняется над разбившимся зельем и, взмахнув палочкой, чтобы не порезаться осколками, поднимает пузырек вверх. Прищурившись, Гермиона старается прочесть, что за название у зелья, и не опасно ли ей сейчас находиться в комнате.
Как только пузырек поворачивается к ней этикеткой, Гермиона в изумлении распахивает губы. Ответы на все вопросы приходят сами. Убрав котел с недоваренным зельем, девушка выключает свет и выходит из комнаты, направляясь на второй этаж.
На столешнице в подсобке зельевара лежат осколки от разбившейся бутылки с Амортенцией.
Комментарий к 11.
Меня можно найти в социальных сетях:
inst: dominika_storm
tik tok: dominika_storm
На случай, если вы захотите порадовать меня парой шекелей на стики: 4276 2900 1685 6730
========== 12. ==========
Комментарий к 12.
Приятного прочтения! Первую часть главы обязательно читаем с этой композицией: **Fire In The Water - Feist**
Гермиона поднимается на второй этаж, перешагивая через одну ступеньку. В горле стучит сердце, и девушке впервые не хочется, чтобы ритм был ровнее. Внутри все дрожит от осознания. Она помнит урок профессора Слизнорта на шестом курсе, знает, что из себя представляет разбившееся зелье.
Понимает, что происходит.
Осознание подкрадывается незаметно. Кажется, они оба за бесконечными перепалками не принимают очевидного. Они живут под одной крышей, носят одну фамилию, едят за одним столом. Да, прошло много времени, но это, кажется, происходит.
Гермиона осознает, что, кажется… Влюбляется в собственного мужа.
Она останавливается напротив двери его комнаты, сжимая кулаки и переминаясь с ноги на ногу. Гермиона кусает губу. Зайти сейчас? Без приглашения и ожидания? Открыть дверь и войти, потому что это необходимо? Девушка зажмуривается, впиваясь короткими ногтями в ладони.
Внезапный страх побуждает мурашки пробежать вдоль позвоночника и утонуть в ямочках на пояснице. Девушка резко выдыхает, прислушиваясь. По ту сторону двери спальни супруга слишком тихо. Может, он ушел в ванную? Или уже лег спать?
Полоса света под дверью помогает ей понять, что ответ на второй вопрос отрицательный.
Гермиона осознает, что боится. Она разворачивается и входит в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь. Сердце стучит по ребрам, мешая нормально дышать. Тело бросает в жар.
Гермиона не может стоять спокойно, не может нормализовать дыхание. Она начинает мерить шагами комнату. Сжимая левой рукой правое предплечье, девушка нервно покусывает подушечку большого пальца. Ей жарко, совсем не дышится. Она подходит к окну и, отдернув штору, открывает его.
Морозный зимний воздух врывается в помещение.
Гермиона распускает пучок волос и старается глубоко дышать, чувствуя, как мороз обжигает глотку. Ей приходится снять домашний костюм и надеть белую сорочку, чтобы стало прохладнее. Это не спасает.
Успокоиться не получается. Она понимает, что меняется. Понимает, что он делает это с ней. Гермиона не может отрицать, что и сама влияет на собственного мужа. Даже в самых странных своих фантазиях Гермиона такого исхода в собственной жизни никогда не предполагала.
У нее был план, четкий план. Получить образование, найти работу, выйти замуж за Рона и завести с ним семью. План — отвратительный, Гермиона сейчас это понимает. Глаза ей открывает на все это ее импульсивность, которая вкупе с наивностью приводит ее в жизнь Северуса.
Если раньше Гермионе казалось, что это — самое глупое решение в ее жизни, сейчас она так не считает.
Она хочет быть частью его жизни, хочет стараться работать над ней, над их браком. Она даже ругаться с ним любит, как бы это сейчас ни прозвучало. Больше всего на свете любит, пусть и не осознает до конца. Да, ему тяжело понимать людей, тяжело понимать женщин, но он старается. Гермиона это видит.
Видит, потому что он старается ради нее.
Намотав по комнате еще три круга, девушка понимает, что действительно не может больше ждать. Шанс. Попытка. Нужно что-то менять, потому что иначе чувства, которые она не принимает до сегодняшнего момента, так и останутся в ней, сгниют глубоко внутри и станут трухой, а она так и не сможет понять, каково это…
Любить своего мужа.
Гермиона решается. Подлетев к выходу, Гермиона дергает ручку двери на себя и замирает, широко распахнув глаза. На пороге своей спальни с открытой дверью стоит Северус. Они смотрят друг на друга с немым изумлением в глазах.
Северус уже успевает побывать в ванной, поскольку на нем та самая белая ночная рубашка и темные домашние штаны. Видимо, ему тоже не удается успокоить даже после душа свои мысли, а о сне вообще не может быть и речи.
Кажется, собственных порывов они оба не понимают, поэтому смущение тут же вспыхивает на щеках Гермионы. Северус сжимает ручку своей двери. Неловкость такая ощутимая, что кажется, будто можно протянуть руку и сжать ее между пальцами.
Мужчина чуть кашляет.
— Доброй ночи, — коротко и тихо произносит он, делая шаг назад и закрывая дверь.
Коридор погружается во мрак с правой стороны. Гермиона заторможено смотрит на закрытую дверь. Сколько же еще они будут бояться жить? Одна часть Гермионы хочет сделать точно тоже самое: закрыть дверь своей спальни и остаться в ней, сжираемая собственными мыслями. Другая часть…
Другая ее часть, та самая, что засыпает в ней после войны не без помощи удушающих обстоятельств неудачного партнера, решается сорвать с себя оковы именно сейчас. Именно поэтому Гермиона шагает в коридор, хотя у нее дрожат колени.
Именно поэтому она поднимает ледяную руку и, не давая себе подумать еще раз, стучит в его комнату. По ту сторону двери тишина. Гермиона сглатывает, прислушиваясь. Ох, да я сейчас отключусь из-за волнения!
— Да? — слышится удивленный и неуверенный приглушенный ответ.
Гермиона понимает, что назад дороги нет, пусть все ее существо и трясет от переживаний за исход ее очередной импульсивности. Она нервно облизывает пересохшие губы и давит на ручку двери, толкая ее вперед.
В комнате горит всего три свечи на прикроватной тумбочке, шторы плотно закрыты, потому что он не терпит дневного и ночного света, постель еще не разобрана. Северус поднимается с кресла и, едва заметно дрогнув, смотрит на девушку.
