сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 50 страниц)
В своей спальне выбирает образ, в котором будет блистать на работе, а в его… В его спальне она спит на правой стороне постели.
Выносить все это спустя полторы недели он больше не может. Северус оставляет связку ключей на зеркале в прихожей, собирает небольшую сумку и выполняет свое обещание. Он покидает свое поместье.
Северус снимает небольшую квартирку в нескольких кварталах от Министерства, но там ему становится не особо легче. Пахнет там сыростью, матрас на кровати не помешало бы поменять, да и половицы скрипят, но это оказывается лучшим решением в данной ситуации.
Спать он по-прежнему нормально не может. Стоит ему закрыть глаза, как он видит ее. Гермиона улыбается ему во сне, держит его руку в своей, ветер треплет ее мягкие пушистые волосы. На ее щеках ямочки, в карих ярких глазах — смешинки.
Сон всегда становится кошмаром, потому что этот свет исчезает спустя какое-то время, и на него смотрят полные опустошающей тоски глаза во время их последнего разговора на вокзале.
Северус не может понять, как все так повернулось в его жизни. Она принимает решение об отъезде еще зимой. Да, зимой у них все было еще не очень хорошо, это правда, и он это признает, но весной…
Весной что-то происходит с ними. С ними обоими. Их прикосновения, поцелуи, их интимная близость. Все меняется, оттаивает от зимней стужи и распускается молодыми бутонами подснежников и тюльпанов. Это нельзя было подделать.
Это нельзя подделать.
Однажды ночью он подрывается на постели от очередного кошмара и, убрав назад влажные волосы, вскакивает с места. Чуть не повалив на бок стул, Северус садится на него и зажигает лампу, хватая лист бумаги и перо с чернильницей.
Размашистым почерком он пишет десятки мыслей на бумаге, не обращая внимания на кляксы. Только пишет, пишет и пишет, а затем внезапно замирает, и кончик пера дрожит в его руке. Он даже не знает ее адреса.
Письмо он не выбрасывает, так и оставляет на столе, а сам снова ложиться в постель, забываясь очередным беспокойным сном.
Приближается конец весны. Дни по-прежнему не имеют никакого смысла. Он проигрывает в четырех делах из восьми. Берет в этом месяце статистику закрытых дел не качеством, а количеством, за что получает выговор от вышестоящего лица.
Слова эти проходят мимо него, Северус не считает это чем-то важным.
За это время Розамунд присылает ему три письма. Заверяет, что все хорошо, а в одном и писем упоминает, что Дейзи по нему скучает, но она старается занимать ее разными делами. В конце каждого письма Розамунд упоминает о том, что Северус может не присылать сову в ответ, если не хочет этого.
Северус отпускает сову все три раза с пустыми лапами.
Перо с противным звуком скребет по пергаменту, когда Северус заполняет заключение по очередному делу в своем офисе в Министерстве. В помещении прохладно, он кладет на мгновение перо в чернильницу и потирает ладони. Словно чувствуя дискомфорт начальника, в офисе появляется эльф с подносом в руках.
Северус переводит на него взгляд.
Этот эльф приставлен к его отделу с того момента, как он получает здесь работу. Он на мгновение задумывается, что за все эти годы даже не интересуется, как его зовут. В Министерстве эльфам выдают единую форму красного цвета и шаровидные шапки с ремешком под шею.
Даже этот внешний вид не спасает эльфа этого отдела. Он молчаливый, всегда с недовольным лицом и вечно опущенной вниз головой. Нос у него слишком большой и крючковатый, сплошь усыпанный бородавками. От неизменной хмурости черты его лица совсем не разглаживаются, пребывая в одной ипостаси.
Северус смотрит на эльфа сегодня дольше обычного. Смотрит и понимает, что чем-то он напоминает ему изображение главного героя сказки, которую однажды он читает Дейзи перед сном. Как раз в тот день, когда она простывает.
«Жил-был одинокий и ворчливый эльф, а ворчливый он был, потому что его никто никогда не любил»
Северус чувствует, как снова болит за ребрами.
Вокруг неурядиц и несчастий мы чертим оградительные линии, а сами сидим на своих островках безопасности, и ни одна беда ни в силах нас по-настоящему задеть. Беды покрыты блестящим и гладким слоем перламутра и скатываются с нас, как жемчужины, причиняя лишь временный дискомфорт, но не настоящую боль.
Выдуманные миры и книги позволяют нам очутиться в другой реальности, проникнуть в чужое сознание и взглянуть на все вокруг не своими глазами. В придуманной истории мы не умираем, вовремя успев остановиться, или умираем, но лишь за персонажа, а в действительности остаемся целыми и невредимыми, а затем просто переворачиваем страницу или закрываем книгу: и жизнь продолжается.
Однако одни жемчужины просто скатываются вниз, а некоторые из них судьба прицельно запускает в нас со всей присущей ей силы, намереваясь обеспечить безоговорочное попадание, совсем как на маггловском уроке физкультуры в младших классах.
И тебя ломает от боли, причиненной этим ударом.
Северус чувствует ее.
Потому что правда заключается в том, что жил-был одинокий и ворчливый эльф, а ворчливый он был, потому что его никто никогда не любил.
Эльф ставит поднос на стол и, молча поклонившись без особого энтузиазма, исчезает, щелкнув пальцами.
Северус наливает в чашку горячий напиток и намеренно делает большой глоток, ощущая, как пищевод слегка обжигает, и в желудок попадает необходимое организму тепло. Под конец чашки он начинает чувствовать тепло в замерзших шершавых пальцах.
Он дописывает заключение и берет сразу несколько папок с законченными делами, намереваясь отнести их в вышестоящий отдел. Под вечер в коридоре он почти никого не встречает, что радует. С ним кто-то здоровается, но он не замечает лиц, только отстраненно кивает в ответ.
Сдав начальнику все папки, он перекидывается с ним парой слов по работе и снова направляется к себе. Мысли снова слишком громкие. Их снова чрезмерно много. Поэтому, наверное, он и замечает случайного собеседника лишь в тот момент, когда он касается его плеча ладонью.
Северус оборачивается.
— Добрый вечер, мистер Снейп, — слабо улыбается парень, но руки не вынимает, помнит о последствиях.
Забини выглядит не совсем так, как следует. Обычно он дефилирует по Министерству в костюме с иголочки, при новых туфлях, запонках на манжетах рубашки и булавке на галстуке, а сейчас одет в обычные темные джинсы и светлую толстовку с каким-то странным логотипом, который Северус никогда раньше не видел.
— Забини, — чуть кивает он, окидывая его взглядом. — Давно ли ваш отдел славится повседневным стилем одежды?
Парень смотрит вниз и чуть одергивает на себе толстовку, после чего поднимает взгляд на собеседника.
— Так я больше и в начальниках там не числюсь, — криво улыбается он. — И без того засиделся дольше, чем нужно, — поясняет парень. — Отец вернулся на должность. Ждет не дождется Гермиону, самому весь объем тяжело тянуть.
Северус чувствует, как сердце пропускает удар. Он почти целый месяц не слышит ее имени, а сейчас оно звучит так внезапно, что это буквально выбивает из-под ног почву.
— Она, — сглатывает он, — продолжит работу?
Блейз непонимающе хмурится от этого вопроса.
— Разумеется, — кивает он, — она же ради этого квалификацию и получает, — Блейз недолго молчит, а после прищуривается. — Вы что, не в курсе?
Северус хмыкает и небрежно взмахивает рукой, стараясь держаться расслабленно. Получается у него крайне скверно, но Блейз не настолько хорошо знает его, чтобы такие изменения в его поведении увидеть.
— Конечно, в курсе, — ровным голосом заявляет он.
Блейз заметно расслабляется. Его радует, что муж Гермионы так спокоен в этом вопросе. После того разговора прошло много времени, и Забини может с уверенностью сказать, что бывший декан здорово изменился.
Люди видят лишь то, что им показывают.
— Да, — чувствует себя увереннее Забини, продолжая диалог, — она вернется с повышенной квалификацией и будет уверена в своих знаниях, после чего продолжит работать с моим отцом в качестве ассистента. Просто он требовательный, — чуть кривит линию губ парень, — сами знаете. Гермиона беспокоилась, что провисает во многих вопросах, вот и решилась на обучение.
Северус кивает, но от роя мыслей, взмывших ввысь в сознании, начинает закладывать уши. Ох, Мерлин!
— Как у нее там дела? — спрашивает Блейз. — Слышал, в этом году экзамены сложнее, — замечает он. — Хотя, что это я, — чуть машет он рукой. — Это же Гермиона. Лучше всех сдаст, уверен.
Дыхание становится чаще, все более поверхностным, биение сердца становится нервным, в ушах появляется звон. Северус старается держаться спокойно, но у него не выходит. Он ловит себя на мысли, что Забини ждет его ответа, а он не может заставить себя даже открыть рот.
— Ладно, — воспринимает молчание за прежнюю отчужденность Блейз, но не расстраивается.
Может, к Гермионе бывший декан и стал относиться мягче и сердечнее, другие люди не входят в число помилования. Блейз спокойно принимает его характер, не воспринимает холодность на свой счет. Просто он такой, ничего не попишешь.
— Всего доброго вам, мистер Снейп, — кивает Забини и, не дожидаясь его ответа, уходит в сторону лифтов.
Северус стоит посередине коридора, чувствуя, как бешено стучит в груди, ушах и горле собственное сердце. Он дышит ртом, переварить старается, но у него не выходит. Она собиралась вернуться? Гермиона не хотела уезжать навсегда?
Она говорила ему правду?
Северус не замечает, как приходит обратно в свой офис и присаживается на край стола, хватаясь за него руками и глядя в какую-то точку перед собой. Под коленями начинает дрожать. Ох, Мерлин! Мерлин! Значит, все было совсем не так! Совершенно, абсолютно не так, как он полагал!
В офис стучат. Видимо, делают это повторно, потому что стук настойчивый.
— Войдите, — небрежно бросает он.
Дверь открывается, и на пороге появляется последний человек, которого он сейчас хочет видеть.
Рита мягко улыбается, когда входит в его офис. Она вообще за этот месяц теряет всю свою браваду и жесткость, уступая место мягкотелости и слабохарактерности. Рита неоднократно посещает его за это время, но любые ее попытки вывести его на разговор или что-то большее оказываются безуспешными.
Он не идет ей навстречу совершенно, окатывает холодом из раза в раз, но она не отступает. Проглатывает его безразличие, его закрытость и будто напитывается всем этим до кончиком пальцев, испытывая все более глубокое чувство болезненной привязанности к нему.
Жизнь ничему ее не учит, но…
Она приходит снова. Как на прошлой неделе, позапрошлой, позавчера, вчера и сегодня. Она не понимает, что таким образом он не пытается распалить ее только сильнее. Северус лишь в очередной раз выражает свою позицию на ее счет.
Рита решает, что пора действовать активнее, иначе ничего не поменяется абсолютно.
— Северус, — мягко произносит она, когда закрывает дверь и направляется к нему.
В ее голосе театральная нежность, которую Северус на дух не переносит. Он даже не может проникнуться к ней чувством сострадания, потому что Рита — человек такой. Прилипчивый, злопамятный и страшно опасный в своей профессии.
Она останавливается напротив него с опущенными вниз руками.
— Сколько ты еще будешь себя мучить, скажи мне? — негромко произносит она.
Северус поднимает на нее взгляд. Откуда в ее голосе столько… Мужчина поражается. Что это? Это… Бессилие?
— Мы же можем попробовать, понимаешь? — решается она на открытый разговор без уверток. — Ты ведь даже не даешь мне… возможности.
Она взволнованно, с некоторой опаской поднимает руку, намереваясь обхватить его лицо ладонью. И она почти делает это, почти чувствует проблеск надежды на лучшее, но в последний момент он ловит ее руку, осторожно сжимая запястье через ткань ярко-зеленого пиджака.
— Рита, — смотрит он ей в глаза. — Я не могу тебе ее дать.
В глазах журналистки все рушится. Она заторможено моргает, сжимая губы.
Северус даже в этот момент старается смягчить ответ, пусть она и не заслуживает этого после всего, что наговорила, и всего, что сделала. Она вечно строила какие-то козни весь этот год, пыталась получить его внимание мерзкими способами.
Она ссорила их с Гермионой, она травила ее своими статьями и наслаждалась ее бессилием. Она вылавливала ее в коридорах Министерства и говорила гадости, которые она не заслужила услышать.
Не заслужила совершенно. А Северус… Северус чувствует себя идиотом.
Наивным, невероятным глупцом.
Гермиона приходит в его жизнь прошлым летом внезапно, точно молния среди ясного неба. Да, сначала им обоим было тяжело. Страшно, невозможно тяжело. Северус не понимает ее в начале, не знает, как себя вести. Как воспринимать ее слова и поступки.
Однако со временем он учится ее слушать.
Они оба учатся слушать и понимать друг друга. У них было тяжелое лето, ненастная осень и холодная зима, но они переступают эту черту весной и все меняется. Она меняет его, он ее. Они понимают, что влюбляются. Искренне, тихо и по-своему.
Северус выражает свою любовь одним способом, Гермиона, пусть и не говорит о своих чувствах вслух, также выражает свою привязанность, но своими методами.
Она помогает ему искоренить дурные черты его характера, она приносит в его дом свет, становится свидетелем его послевоенной, нелегкой жизни. Она воспитывает Дейзи, как собственную дочь.
Любит ее открыто, всепоглощающе и чисто.
Северус теперь понимает, почему она так долго тянет с разговором об учебе. А еще он понимает, что был не прав. И его опасения оказываются полнейшим бредом. Они же оба боялись разрушить все то, что так долго и кропотливо строят весь этот год.
И он понимает, что разрушает все со своей подачи, поддавшись глупым опасениям, лишенных истины.
Северус хочет взвыть от злости на самого себя. Ох, Мерлин!
Я ей такое наговорил перед отъездом! Какой же я идиот!
Он смотрит Рите в глаза и говорит наконец именно то, что думает.
— Она в каждой комнате моего дома, — начинает он. — В каждой моей мысли, в каждом слове, жесте и взгляде.
Рита вздрагивает от его слов, как от пощечины, но молчит. Не произносит ни слова, лишь сжимает губы.
— Она в моем сердце, — он словно говорит это наконец вслух самому себе, а не ей. — Тебе этого не понять.
Журналистка стоит пару мгновений, как вкопанная, а затем вынимает из персонального архива своей памяти лучшую маску и надевает на лицо улыбку. Только вот глаза. Глаза обмануть не получается. Не зря говорят, что они — зеркало души.
— Я тебя услышала, Северус, — кивает она. — Я рада за тебя.
Она чувствует тепло его руки через ткань пиджака и надеется, что он не чувствует под пальцами ее бешеный пульс. Он выдает ее также сильно, как и собственный взгляд, наполненный чудовищной душевной болью, которую она никогда в своей жизни еще не испытывала.
Кажется, только разменяв четвёртый десяток на реке времени, Рита познает это чувство. Беспомощность разбитого сердца, которое у нее, оказывается, есть.
— Но ты всегда знаешь, где можно меня найти, верно? — кривовато улыбается она, растаптывая окончательно остатки своей гордости перед ним. — Я открою тебе двери своего дома, если тебе что-то потребуется. Знай это.
Северус понимает, что задерживаться здесь больше нет никакого смысла. Рите придется самой переболеть эту искусственно взращенную в душе болезненную привязанность. Он четко обозначает ей свою позицию и в этот раз окончательно.
Лечить он ее не станет. Он не спасатель.
К тому же, спасать того, кто о помощи не просит — не в его правилах.
— Я должен идти, — отпускает он ее руку.
Рита кивает, несколько раз кивает, но не оборачивается, не провожает его взглядом. Лишь когда он закрывает за собой дверь, маска с лица журналистки срывается и падает на пол, разбиваясь на сотни черепков.
Она чувствует, как все у нее внутри разрушается, и прижимает к груди руку, которую он держал, потому что ткань пиджака все еще сохраняет его тепло.
Оставшись в полном одиночестве, Рита больше не сдерживается и впервые на своей памяти за последние двадцать пять лет начинает в голос рыдать, не замечая, как тыльной стороной ладони смазывает с губ горячо любимую ее сердцу алую губную помаду.
Северус мчит по коридорам, направляясь в сторону каминов. Его мантия развевается за спиной. Сердце громко ухает в груди. Время пришло.
Пора исправлять свои ошибки.
Комментарий к 17.
Меня можно найти в социальных сетях:
inst: dominika_storm
tik tok: dominika_storm
На случай, если вы захотите порадовать меня парой шекелей на стики: 4276 2900 1685 6730
========== 18. ==========
Комментарий к 18.
Читаем с: Adagio in D Minor - John Murphy
Джинни глубоко вдыхает и, размяв плечи, усаживается поудобнее, закрыв глаза. Солнце мягко пригревает веки, теплый ветер помогает расслабиться, а не изнывать от майской жары. Молодая осока ненавязчиво щекочет кожу открытых лодыжек.
