сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 50 страниц)
Рональд замолкает на мгновение, глядя на девушку, а после открыто улыбается. Черт возьми, у нее что, очнулся ото сна стержень характера? Рон не помнит уже, когда она последний раз говорит о том, что думает на самом деле. Последний раз такое на войне было, наверное.
Парень все еще смотрит на нее не без некоторого восхищения, Гермиона безразлично смотрит на него в ответ. И что же ее привлекло столько лет назад? Дело вовсе не во внешности, Гермиона обращает внимание на другие вещи.
Он был другой, она была другая. Рон был храбрым, открытым и настоящим. Он и злился, и радовался, и печалился, и завидовал. Он был обычным парнем с полным комплектом обычных человеческих качеств, но некоторые из них выделялись на фоне прочих.
Рон защищал ее, пусть всем своим видом девушка всегда показывала, что в защите не нуждается. Он оберегал ее, был ее опорой. Их дружба плавно перетекла в любовь, но после войны все изменилось.
Может, все дело было в ней. В войне. В опасностях, из-за которых ты не знал, будешь ли жив завтра. В глупостях, которые все совершали, потому что не смотрели в будущее, а жили только тяжелым настоящим.
Наверное, их попытка создать отношения и оказывается глупостью. Любовь становится слепой привязанностью к постоянству, за которую Гермиона хватается, точно за спасительную соломинку, только бы не потерять той мнимой стабильности, которую она кропотливо выстраивает у себя в подсознании после войны.
А стабильность… Стабильность оказывается попыткой создать зону комфорта и плодом наивности. Глупой уверенности в том, что все должно идти по «плану», когда никакого плана нет и не было никогда.
Задумавшись обо всем этом, Гермиона не замечает, как им приносят кофе. Девушка нервно моргает и берет в руку чайную ложку, начиная помешивать пену. Она не любит кофе. Мерлин, она его не любит! За столько лет Рональд так и не смог этого запомнить.
Она уже собирается сказать об этом, как вдруг горячие пальцы Рона опускаются на тыльную сторону ладони девушки. Гермиона вздрагивает от этого прикосновения, как от огня, и отдергивает руку, пряча ее под стол.
— Что ты делаешь? — непроизвольно шипит она.
— У тебя по-прежнему, — он ненадолго задумывается, — хорошая кожа.
Рон кривовато улыбается, глядя на нее. Он не может не отметить, как Гермиона красива. Она всегда была хороша собой, не считая последних лет, а сейчас будто наверстывает упущенное. Надо было раньше расстаться с ней, чтобы она побыстрее пришла в себя!
Он осознает, что она вновь привлекает его.
— Вовсе необязательно прикасаться ко мне без моего позволения, — хмурит она брови.
Рон удивленно смотрит на нее, но улыбки сдержать все равно не может. Черт возьми, да это же та самая Гермиона Джин Грейнджер!
— Ладно, прости, — выставляет он согнутые руки ладонями к ней в примирительном жесте.
Гермиона видит, что в свои извинения он не вкладывает ни капли искренности. Она осознает, что так было всегда. Совершив что-то дурное, Рональд извиняется, но затем повторяет точно тоже самое и приносит извинения повторно. И так продолжается по кругу.
Нормальный человек, когда приносит свои извинения, старается сделать так, чтобы этого больше не повторилось. Это называется «работа над ошибками». Когда человек бессмысленно произносит извинения и продолжает совершать одно и то же, это уже называется по-другому.
Это манипуляция. Слепое оружие усыпления бдительности партнера, чтобы он перестал злиться.
Именно этим Рональд и занимался последние пять лет их отношений. Гермиону поражает, что она все это осознает только сейчас. Она действительно была в каком-то трансе на фоне всего дерьма, что творилось в ее жизни.
— Тебе нужен сахар? — спрашивает он.
Я все равно этот кофе не выпью, а так хоть будет, чем руки занять.
— Да, спасибо.
Рон протягивает ей пакетик на раскрытую ладонь и намеренно касается пальцами ее кожи на запястье. Что и требовалось доказать. Обычная манипуляция. Только это не отменяет того факта, что в глубине карих глаз Гермиона по-прежнему продолжает видеть мальчишку, в которого была влюблена еще ребенком.
Ох, что же с нами стало?!
И Гермиона отвечает на свой же вопрос сама.
Просто я выросла.
— Какая встреча! — врывается в их личные границы неприятный голос.
Гермиона вздрагивает, дергая рукой, и пакетик с сахаром падает прямо в чашку, но ей далеко плевать. Интересует Гермиону сейчас совсем не это. Возле их стола с отвратительно довольной ухмылкой стоит несносная журналистка, глядя на двух молодых людей поверх очков.
Ох, им следовало отойти на пару улиц в любом направлении! Разумеется, в это кафе забегают почти все сотрудники в любое время. Даже сейчас, вечером, кто-то забегает за стаканом кофе, потому что перерабатывает.
Как, например, она.
— Мистер Уизли, — смотрит она мгновение на парня, — и миссис, — женщина делает паузу и проводит кончиком языка по губам, словно смачивая их своим ядом, — Снейп…
Гермиону почти передергивает от того, с какой скрытой ненавистью обращается к ней журналистка. Видимо, она окончательно перешла ей дорогу, когда связала себя узами брака с предметом ее слепой одержимости. Нормальный человек начал бы беспокоиться, а у Гермионы нет на это ни времени, ни сил.
— Мисс Скитер, — поднимает Гермиона голову. — Чем обязаны?
Рита смотрит на облаченную в черное дорогое платье девушку с некоторой завистью. Фигура Скитер не позволяет ей носить такие платья, пусть ее кошелек и способен их оплатить. Рита почти с ненавистью думает о том, что эта малолетняя волшебница не смогла бы себе этого позволить, если бы не ее муж.
— Знакомые лица всегда приятно видеть, — замечает она с ярко выраженной саркастичностью. — Особенно ваши.
Гермионе не нравится все это. Теперь в глубине души она действительно начинает беспокоиться. Вот кого следует опасаться в магическом сообществе. Никто почему-то не понимает, насколько Рита опасна, если кто-то покушается на ее собственность. Слово жалит не хуже заклинания.
Особенно, если слов много. Особенно, когда их повторяют тысячи людей.
— В таком случае, присаживайтесь к нам, — указывает на соседний стул Гермиона, чувствуя, как вспыхивают щеки. — Поболтаем вместе.
Рита получает от кассира свой стакан с кофе и возвращается к столику, намеренно обходя его полукругом, чтобы рассмотреть детали во всех подробностях. Она запоминает их мимику, считывает эмоции. Ох, Рита знает, что сейчас она пойдет не к себе в кабинет с такими новостями.
— Благодарю за приглашение, — небрежно бросает она, — но я понимаю, что у вас тут тет-а-тет, — ужасно пошло подмигивает она Рональду, на что тот чуть ухмыляется и отводит взгляд.
Гермиона чувствует, как в горле начинает стучать пульс в тот момент, когда Рита выходит из кафе. Девушка сразу чувствует что-то неладное. Руки тут же становятся влажными. Зря она все это затеяла. Надо было сразу идти домой, а там Джинни написать письмо, что они не смогут сегодня встретиться.
Или следовало написать ей письмо заранее. Черт возьми, сколько ужасных новостей она сегодня получает! Смех не перед радостью, гласит пословица. Так что же теперь, совсем перестать смеяться?
Гермиона только-только испытывает искренне счастье от случившегося ночью, как весь сегодняшний день то и дело преподносит ей сюрпризы. Печально то, что все они отнюдь не радостные.
Девушка поднимается с места.
— Мне надо домой, — сглотнув, произносит она, когда тянется к пальто, висящему на спинке стула.
Рон встает следом за ней. Они толком не поговорили. К тому же, не только разговоры его интересуют.
— Постой, — просит он, — не уходи.
Гермиона замирает на мгновение с почти надетым пальто и смотрит на него. Не уходи? Это надо было полгода назад говорить, глупенький. Гермиона чуть морщится, покачав головой. Эта встреча — насмешка судьбы.
— Мы можем немного прогуляться? — просит он. — Снегопада нет, еще только начало седьмого. Пожалуйста.
Гермиона надевает пальто до конца и опускает вдоль тела руки. Ей все равно предстоит идти целую милю, чтобы оттуда трансгрессировать домой. Общество Рона ей хотелось бы иметь в последнюю очередь, но… Они действительно толком не поговорили.
— Ладно, — сдается она.
Рон ухмыляется, поднимаясь с места. Он оплачивает кофе и оставляет официантке чаевые, а затем выходит из кафе следом за ней. Он даже не обращает внимания, что Гермиона не делает ни глотка.
Да и встреча с Ритой ничего хорошего не предвещает, Гермиона чувствует это всеми фибрами души.
На улице прохладно, но снегопада нет. Они медленно идут рядом. Гермиона чувствует себя некомфортно. Она замечает, что так она себя с ним чувствовала последние два с половиной года во время отношений с ним, но не придавала значения. Мерлин, сколько же времени с ним она потеряла впустую?
Он заговаривает с ней на отдаленные темы, рассказывает про службу, но по нему видно, что спросить он хочет совершенно о другом. Гермионе хочется поскорее вернуться домой, эта идея кажется единственно правильной. Она понимает, что поезд ее взаимоотношений с Роном давно ушел, но она ни капли не жалеет, что так случилось.
— Я, кстати, живу тут неподалеку, — как бы невзначай замечает он.
— Здорово, — просто кивает она, наблюдая за тем, как место для трансгрессии все ближе и ближе.
— У меня комната в общежитии, — указывает он рукой на торчащее вдалеке здание, — хочешь зайти?
Предложение нелепое и глупое. Он совершенно не замечает, как она отстранена?
— Не думаю, что это хорошая идея, — холодно произносит она.
Рональд внезапно останавливается, Гермиона тоже. Она нервно теребит пальцы рук в карманах пальто. Парень чуть прищуривается.
— Боишься что ли? — со смешинкой в голосе спрашивает он.
Гермиона вздергивает подбородок. Ладно, злить он по-прежнему ее умеет, это придется признать. И минуту назад Гермиона бы лишь фыркнула и направилась домой, потому что это верный поступок. Сейчас он задевает ее гордость.
— Что за глупости? — немного резко произносит она, нахмурив брови.
— Тогда идем, — упивается он всем этим, снова направляясь вперед.
Гермиона сжимает челюсти, наблюдая за его удаляющимся силуэтом и… Почему-то идет за ним. Вахтер пропускает их внутрь по пропуску Рона. Гермиона обстукивает каблуки от налипшего снега и идет на третий этаж, расстегнув три пуговицы пальто.
Здание старое, требует ремонта. Общежитие для мракоборцев по контракту смахивает на студенческое в маггловском университете с низким бюджетом, но Гермиона старается этого не замечать. Ну, зайдет она к нему на пару минут, что в этом такого?
Рон открывает дверь своей комнаты и пропускает Гермиону внутрь. Девушка делает два смелых шага вперед, вздернув подбородок, но тут же чуть дергается, потому что на второй постели сидит какой-то парень с книгой в руках. Он смотрит на девушку поверх страниц.
Рон входит следом, сразу заприметив товарища.
— Привет, Холл, — кивает он, чуть ухмыляясь. — Это… моя сестра. Навестить пришла.
Холл чуть вскидывает брови в усталой гримасе. Видимо, к соседу по комнате довольно часто приходят всякие «сестры». Парень он тактичный и, разумеется, не глупый. А еще он читает газеты и варится в магическом мире также, как и все.
Он знает, кто она такая. И знает, кем они друг другу приходились.
Холл молча встает с постели вместе с книгой и, захватив пальто, выходит из комнаты, закрыв за собой дверь.
В помещении пахнет давно не стиранным постельным бельем, сигаретами и ношеной одеждой. Гермиона непроизвольно морщится.
— Располагайся, — указывает Рон на комнату, пока сам идет к небольшому шкафчику с расхлябанной дверцей.
Гермиона снимает пальто и держит его в руках. Класть его куда-либо ей не хочется. Стоит быть откровенным, ей и мысль о том, что следует куда-то сесть, радости не приносит. Рон достает из шкафчика бутылку самодельной настойки.
— Хочешь выпить? — спрашивает он.
Девушка отрицательно качает головой.
— Нет, спасибо, — учтиво отзывается она.
— Как знаешь, — жмет он плечами, после чего наливает себе в стакан красной жидкости на два пальца от дна и сразу ее выпивает, приложив тыльную сторону ладони к губам.
Гермиона непроизвольно смотрит на то, как он проводит пальцами по редким усам. Она не замечала раньше, что Рон выпивает. Несколько месяцев назад на заднем дворе семейства Уизли — как раз после свадьбы — Гермиона помнит, как нашла окурок сигареты.
Судя по запаху в комнате, Рон, видимо, еще и по-прежнему курит.
Парень убирает бутылку обратно в шкафчик и, выдохнув, смотрит на девушку, по-прежнему стоящую на одном месте. Видимо, об отсутствии свободного места он догадывается не сразу, но это происходит. Сбросив со стула гору вещей на кровать соседа, Рон указывает на него руками.
— Прошу, — улыбается он.
Гермиона бормочет слова благодарности, пусть благодарить его не за что, и садится на стул. Рон берет в руки старую, повидавшую мир гитару. Он что, за полгода научился играть? Парень начинает играть какой-то перебор и напевает мотив неизвестной ей песни.
Голос Рона приятный, но вся ситуация в целом впечатление от исполнения омрачает.
— Я скучал, — прервав мелодию, внезапно произносит Рон.
Гермиона не сразу поднимает взгляд от струн, чтобы посмотреть на него. Внезапное признание не поражает, но отзывается где-то глубоко внутри. Где же были эти слова несколько лет назад, Рональд? Когда я нуждалась в тебе, ты этого не говорил. Теперь я больше в тебе не нуждаюсь, и ты решил сказать об этом?
— Неправда, — твердо произносит она.
Рон садится на постели ровнее.
— Правда, — настаивает он. — Я думаю о тебе постоянно. С того самого дня, когда…
Он кивает на уже пожелтевшую газету на углу тумбочки. Гермиона смотрит на нее. Тот самый выпуск Пророка, на главной странице которого она целует Северуса в день свадьбы. Газета где только не была. На ней и след от чашки, и обуглившиеся точки, будто он тушил об нее сигареты.
Несмотря на это, ей видно, что среди всего хлама эта газета является чем-то важным.
Гермиона снова переводит на Рона взгляд. Он внимательно смотрит на нее, чуть прищурившись.
— Ты ведь не любишь его, — уверенно произносит он.
К щекам моментально приливает кровь. Ее злят его слова, он не имеет никакого права вообще ничего ей говорить после всего, что случилось. Никакого, черт возьми, права.
— Это уже не твое дело, Рон, — старается спокойно произнести она, держит марку.
Парень откладывает гитару в сторону и придвигается еще ближе, чтобы смотреть ей в глаза неотрывно.
— Ты несчастна, — вкрадчиво продолжает он.
Манипуляции. Снова. Гермиона спокойно смотрит ему в глаза.
— Счастлива, — спокойно отвечает она. — У меня есть муж, дом, любимая работа и дочь.
Рон, до того момента настроенный на то, чтобы сломать ее, удивленно распахивает глаза. Гермиона прикусывает язык. Вот же ляпнула! Рон непроизвольно смотрит на ее плоский живот и издевательски хмыкает.
— Так он тебе еще и с прицепом достался, — догадывается он. — Спишь со стариком и воспитываешь падчерицу?
Гермиона резко поднимается на ноги и тут же следует к выходу. Она даже тратить нервы на него не собирается. Он глуп, служба отморозила ему все мозги. Девушка умоляет себя не злиться и не придавать значения его словам.
Он намеренно делает это, Гермиона это понимает. Она умнее, чем он.
— Стой! — подрывается он с постели следом. — Извини, ладно, стой!
Он хватает ее за запястье и дергает на себя. Белоснежное пальто падает на давно немытый пол. Гермиона резко вздыхает и больше не может подавлять свой гнев. Он взрывается в ней слишком долго спящим вулканом.
— Немедленно отпусти меня! — рявкает она так грозно, что поражается сама.
Рон теряет бдительность только на мгновение, а затем почти рычит, делая это с улыбкой.
— Брось творить херню, Гермиона, — жестко опускает он ей руку на затылок. — Ты любишь меня, всегда любила.
Он силой тянет ее к себе, намереваясь поцеловать, но девушка реагирует молниеносно. Замахнувшись свободной рукой, она с размаху впечатывает Рональду в нос. Парень тут же теряет запал и хватается за лицо, делая два шага назад.
Гермиона хватает упавшее на пол пальто, которое уже точно не кристально белое.
— Еще раз ты появишься в моей жизни, — выставляет она вперед палец, — и я за себя не ручаюсь! — рычит она. — Держись от меня и моего дома подальше!
Она разворачивается и, схватившись за ручку двери, резко дергает ее на себя, открывая так сильно, что она бьет по дверце шкафа. Рон делает пару шагов вперед и хватается за косяк, поднимая голову выше, чтобы остановить кровь.
— Ну, и катись! — орет он. — Пожалеешь еще о своем выборе, черт возьми!
