сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 50 страниц)
Чисто механически она делает два шага назад, сжимая перед собой в руках куртку, пока смотрит на него эти последние секунды. В грудной клетке ухающая, густая темнота, она не чувствует рук, не понимает, как шевелит ногами, заставляя себя двигаться.
Она разворачивается и следует к вагону, чувствуя его взгляд на своих лопатках.
Гудит клаксон, Гермиона чуть дергается, когда поезд трогается с места.
Телом она находится в поезде, душа ее остается на перроне.
Комментарий к 16.
Меня можно найти в социальных сетях:
inst: dominika_storm
tik tok: dominika_storm
На случай, если вы захотите порадовать меня парой шекелей на стики: 4276 2900 1685 6730
========== 17. ==========
Комментарий к 17.
Читаем с: The Modern Age - Exitmusic
Из-под колес вагона вырываются ввысь белые клубы дыма, когда состав трогается с места. Северус видит в мутном, нуждающимся в чистке стекле двери ее прямую спину. Ее лопатки сведены вместе. Голова не опущена, она смотрит прямо перед собой.
И не оборачивается, когда состав начинает набирать скорость, и она исчезает из поля его зрения.
Северус заторможено провожает взглядом поезд, а сам не понимает даже, что дыхание задерживает в тот момент, когда она говорит ему «Прощай» в ответ. Легкие зудит, и мужчина с дрожью выдыхает, после чего нервно вздыхает снова.
Что я сделал?
В глотке песок. Ощущения такие, словно он глотает минутой ранее здоровенную сухую таблетку, но никто не предлагает ему запить ее водой. Вот она и стоит комом у него в глотке, ни туда, ни сюда. Пальцы дрожат.
Северус сжимает ими в поисках опоры полу собственной мантии, и по всем пальцам бегут импульсы электрического тока, словно рука затекает от долгого пребывания в одном положении, но он не успевает заметить неладное.
Выпустил ее из клетки.
Ногами трудно шевелить. Все тело будто оказывается парализовано. Словно вместе с собой Гермиона забирает не только две сумки, но и часть его самого. Ту живую, открытую часть его составляющей, которую она кропотливым трудом побуждала раскрыться ей навстречу весь этот год.
В воздухе стоит душный запах переработанного угля, и мужчина непроизвольно морщит нос, но ему плевать в глубине души. Северус готов стоять тут до тех пор, пока едва заметная точка хвоста вагона не скроется за горизонтом.
— Ты Дейзи заставил ее матерью называть? — врывается в его сознание знакомый голос.
Розамунд хмурит брови, когда произносит это. Она не знает, что происходило весь этот год в стенах их дома, но делиться с ней никто этим и не собирается. Если она составляет свое впечатление о Гермионе, о нем самом и Дейзи, то это ее дело.
Северус не собирается доказывать что-то Розамунд.
И не отвечает ей, лишь берет ее сумки, разворачиваясь и направляясь к выходу с вокзала.
Водитель ожидает их возле ворот. Северус передает ему багаж и сам садится на переднее сидение. Он всеми силами старается не смотреть на Дейзи, взгляд которой чувствует на себе. Девочка только сжимает губы и совсем не понимает, что происходит.
Только позволяет тете усадить себя в детское кресло и продолжает смотреть на профиль отца, сидящего спереди.
Всю дорогу Розамунд что-то рассказывает Дейзи, но Северус не слышит и половины разговора. Он только смотрит на бегущую мутную дорогу за окном и не произносит ни слова. Весь путь до поместья не запоминается, Северус только ощущает душащую, ухающую пустоту в грудной клетке.
Биение собственного сердца кажется ему чужим и незнакомым. Кажется, будто энергии на обыденное поддержание жизнедеятельности совсем не хватает. Он борется с желанием обернуться назад, чтобы посмотреть на заднее сидение.
Обычно они там сидят вдвоем с Гермионой. Сейчас ее там нет.
И в доме ее нет. И на работе нет. И она не встретит его на кухне в половину седьмого.
Северус снимает защитное заклинание с ворот, когда они подъезжают к поместью. Отсыпав водителю чаевые, мужчина отпускает его домой и берет по сумке Розамунд в каждую руку. Женщина не замолкает. Все говорит и говорит.
Навязчивое жужжание нервирует.
— Надеюсь, дома есть продукты? — спрашивает Розамунд. — Я проголодалась, да и ты, наверное, тоже. Дейзи имеет собственный рацион, ориентированный на растущий организм? Овощи и фрукты свежие?
Вопросов слишком много. Слишком много, и все они глупые, бестолковые, не имеющие никакого смысла.
— Да, — он немногословен.
Розамунд словно не замечает его отчужденности, потому что помнит их последнюю встречу. Он совершенно не изменился. Ей до сих пор непонятно, чем же он так зацепил ее сестру, но это было давно. Боль от потери миновала, с ней по жизни остается лишь светлая печаль от того, что Мелоди так рано покидает этот мир.
Их мать удара от потери дочери не переносит, уходит следом за ней через год, и так Розамунд остается совсем одна. С матерью у нее не было тесных отношений, она не была любимым ребенком в семье.
Поэтому, наверное, она с возрастом окончательно черствеет, поэтому не открывает двери в свою жизнь другим, поэтому в свои тридцать четыре выглядит старше своего возраста.
И именно поэтому соглашается взять Дейзи к себе, когда Северус на прошлой неделе присылает ей сову.
Это все от одиночества. От проклятого одиночества.
— Здесь пахнет сыростью, — оглядывается по сторонам Розамунд, сморщив нос. — Тебе следует чаще топить камины.
Северус в ее советах не нуждается, но вот в ее помощи… Поэтому он лишь сжимает челюсти и следует в сторону кухни.
— Домовик! — громко произносит Розамунд, глядя вглубь дома. — Домовик!
Моди с тихим хлопком тут же оказывается в холле дома. Она смотрит своими большими глазами на хозяина дома, и у пожилой эльфийки мурашки бегут вдоль позвоночника. Она таким убитым его даже после смерти Мелоди не видела.
Розамунд она тут же узнает. Память Моди крепкая, она помнит, как сестра покойной жены хозяина приезжала на одно Рождество. Дейзи тогда была совсем крошка. Ее приезд Моди непонятен.
Она теряется в догадках, что же произошло, когда хозяева дома уехали. Гермиона рассказывает Моди о своем отъезде и предупреждает, что это всего на пару месяцев, однако пожилая эльфийка чувствует, что что-то идет не так на вокзале.
Видит это. Невозможно не увидеть.
— Вот и ты, — небрежно произносит женщина, снимая с рук кружевные бежевые перчатки. — Ужин готов?
Моди бросает быстрый взгляд на Северуса, но тот оказывается полностью погружен в свои мысли.
— Хозяин не давал распоряжения, — склонив голову, осторожно отвечает она.
Розамунд фыркает.
— А я даю, — заявляет она. — Мне меньше масла и соли, никаких орехов и цитруса, — следует она в сторону лестниц. — И не затягивай!
Моди сглатывает, склоняя голову ниже.
— Конечно, — и исчезает из холла по щелчку пальцев.
Дейзи переминается с ноги на ногу на пороге из прихожей в холл. Она теребит пальцы рук и затравленно смотрит по сторонам. Наивно полагает, что вот-вот дверь на втором этаже откроется, и мама спустится к ней, сияя улыбкой. Или выйдет из кухни. Может, из библиотеки.
И всюду будет пахнуть ее вкусными духами.
Мама не спускается со второго этажа, не выходит из библиотеки, не появляется с кухни. И духами ее совсем нигде не пахнет. Дейзи вздергивает губу. Она уже скучает по Гермионе так сильно, что слезы появляются сами.
— Ну, что это тут у нас такое! — подлетает к ней Розамунд. — Скоро будет ужин, нечего слезы лить! Полчасика потерпишь! Идем переодеваться и мыть руки.
Дейзи трет пальцами глаза и старается поймать взгляд родителя. Северус словно совершенно отключается от реальности, смотрит куда-то перед собой, теряет интерес к собственной жизни и всему, что его окружает.
Девчонка отводит взгляд только в тот момент, когда Розамунд заходит в освещенный коридор, сетуя на то, что дом совершенно не прогрет, а половина этажа находится в заброшенном состоянии.
Розамунд спрашивает, какая из комнат принадлежит Дейзи, и та указывает на дверь рукой. Странная тетушка без конца говорит, но Дейзи не успевает понимать, о чем именно. Даже половины не слышит.
Дейзи не нравится, как Розамунд держит ее на руках. Как-то грубо, неаккуратно, не усаживает ее ровнее, будто куклу на руку сажает. Дейзи обнимать ее за шею не спешит, только держится за ее предплечье, чтобы удержать равновесие.
От тетушки веет резким запахом лилии, бутон которой приделан к ее шляпке, а еще сундуком с вещами, которые много лет лежат на чердаке, чаем с чабрецом и приторной сладостью от пудры для лица.
Ее светлые волосы собраны в тугой пучок на затылке. Они прямые, ни одной кудряшки. Дейзи не нравится тетушка Рози. Дейзи уверена, что эта женщина ее совсем не любит.
— Сейчас тебе ванну наберу, — суетится Розамунд. — Как раз к ужину успею тебя собрать.
Дейзи хочет ей сказать, что ванну она принимает только перед сном, через два часа после ужина, но она не говорит. Дейзи думает о том, что тетушка Рози не станет ее слушать. Девочка покорно следует в ванную, принимает ее не без помощи этой женщины и вскоре уже стоит в полотенце, утирая его уголком капли с лица.
— Сама одеваться умеешь? — спрашивает она, когда приносит из комнаты одежду.
Дейзи кивает.
— Радует, — резюмирует она, оставляя вещи на стуле. — Хоть чему-то эта юная особа тебя научила, — негромко добавляет она и выходит из ванной, прикрыв за собой дверь.
Дейзи смотрит на дверь какое-то время, стоя в пустой ванной. Она смотрит вверх, наблюдает за тем, как облачка пара закручиваются под потолком. Гермиона обычно всегда рядом даже в такие моменты.
Помогает просунуть голову в ворот футболки, превращает это в маленькую игру. Помогает вытереть руки и спину, сидит на корточках рядом, чтобы надеть штаны. Дейзи едва удерживает в руках тяжелое влажное полотенце, когда делает сейчас все это сама.
В комнате очень тихо. Из крана в остатки воды на дне ванной падают редкие капли. Маленькое окошко под потолком запотело, зеркало тоже. Дейзи оставляет полотенце на стуле, но оно падает вниз, и девочка терпеливо кладет его на место снова.
Убрав назад влажные темные волосы, Дейзи берет в руки футболку и старается понять, как правильно ее надеть. Она помнит, что Гермиона показывает ей маленькую хитрость. Этикетка на вороте одежды находится сзади. Дейзи находит ее и старается надеть футболку с первого раза.
Сил не хватает просунуть голову, и девочка непроизвольно хныкает, но не прекращает попыток закончить начатое. Ей кажется, что, если она сделает это сама, то, надев ее полностью, увидит в ванной маму.
Это придает сил, и она справляется. Только в ванной она по-прежнему находится одна. И мамы здесь нет.
Дейзи снова вздергивает губу и хмурит темные брови, но не позволяет себе расплакаться. Одевается до конца сама, пусть и тратит на это большое количество времени, после чего направляется к выходу из ванной.
И почти врезается в ноги Розамунд.
— Почему так долго? — чуть хмурится она. — Ты закончила?
— Да, — коротко кивает девочка.
— Тогда идем, — идет она к двери комнаты, — ужин уже готов.
Дейзи вздыхает и следует за ней, стараясь убрать назад не заплетенные влажные волосы. Она спускается вниз тоже сама, придерживаясь рукой за прутья перил, и идет на кухню, рассчитывая, что поест сегодня с Моди. Дейзи совсем не хочется сидеть за большим столом, когда мамы там нет.
Она заходит на кухню, но ее стол оказывается придвинут к стене, а на нем самом ничего нет.
— Ужинать будешь в столовой, душа моя, — заметив взволнованность девочки, реагирует Моди.
Дейзи смотрит на эльфийку и сжимает на мгновение губы.
— Но мамочка же сегодня там есть не будет, — замечает она.
Моди старается не смотреть на девочку в ответ, у нее от голоса ребенка пожилое сердце кровью обливается.
— Папа будет, — произносит она и берет в руки блюдо. — Идем.
Дейзи слушается, но только потому что это Моди. Моди она слушается также, как папу и маму.
— Приборы следует натирать внимательнее, — рассматривает Розамунд вилку, заприметив на ней разводы от воды. — Северус, у тебя страдает контроль в этом доме.
Мужчина не поднимает взгляда от Ежедневного Пророка, пусть читает он статью лишь вскользь, информацию не воспринимает совершенно. Мысли его не за этим столом. Часть из них остается на вокзале, еще часть мчит в немагическую Британию.
— Я так не думаю, — отстранено отвечает он.
— Как же! Вот, посмотри! — указывает она на вилку. — Разводов немыслимое количество!
Она цокает языком и прищуривается, рассматривая все внимательнее. Моди выносит блюда, Дейзи садится на свой высокий стул. Ей не нравится, что слева от нее сидит кто-то другой, а не мама.
— Следует натереть все приборы в доме, домовик, — кладет на салфетку вилку женщина. — Займись этим, как закончишь с ужином.
— Моди, — впервые оторвав взгляд от Пророка, жестко реагирует Северус, бросив ледяной взгляд на свою гостью. — У нее есть имя. Ее зовут Моди.
Эльфийка смотрит во все глаза на хозяина, боится моргнуть даже. Дейзи смотрит на папу, к ужину пока даже не прикасается, потому что есть совсем не хочется, а Розамунд… Смотрит на него в ответ со смежной холодностью, чуть вздернув подбородок.
— По имени называешь, — вскинув брови, рассуждает она, накладывая себе ужин из отдельной тарелки, где меньше соли. — Может, еще и благодаришь за работу, которую они обязаны делать, а, Северус?
Мужчина чувствует, как закипает. Розамунд раньше казалась ему вполне приятной личностью, а сейчас… Сейчас он видит в ней себя в первые месяцы брака с Гермионой. Ох, Мерлин, теперь-то он наконец понимает чувства Гермионы в то время.
От неприязни к самому себе в животе все сжимается, вызывая приступ тошноты. Да и от воспоминаний о Гермионе легче не становится. Северус буквально видит ее за этим столом. Розамунд здесь совсем чужая.
Хорошо, что она здесь ненадолго.
Звенящая тишина за столом страшно нервирует, гнетет и давит на плечи. Дейзи не выдерживает первая.
— А мамочка скоро вернется? — кладет она вилку обратно в тарелку, так толком и не прикоснувшись к еде.
Северус ощущает, как сжимается от этого вопроса сердце.
Розамунд с силой сглатывает, чувствуя, как краснеют от моментальной злости щеки. Ее страшно раздражает, что Дейзи называет эту малолетнюю волшебницу своей мамой. Мать у нее только одна. Пусть Мелоди и мертва, она была, есть и будет ее единственной матерью.
И она уже собирается не стесняться в выражениях и сказать об этом, но вдруг слышится внезапный звонок в дверь. Все трое сидящих за столом синхронно смотрят на дверь столовой. Северус хмурится, поднимаясь с места.
По рассеянности он забывает наложить заклинание защиты на ворота, и сейчас кто-то рвется в его дом в столь поздний час. Надежда вспыхивает моментально. Северус даже ног не чувствует, когда направляется к выходу из столовой.
— Ты почему так плохо ешь? — слышится голос Розамунд за столом. — Есть надо все, чтобы были силы.
Северус не обращает внимания на то, что она говорит, лишь следует к входной двери, чувствуя, как бешено сердце бьется о ребра. В голове много мыслей, одна заглушает другую, перекрикивает, глотку срывает буквально.
Если это она? Если она здесь? Что ему сделать? Что сказать? Увидеть бы ее только. Увидеть тепло ее карих глаз, да к себе прижать. Так сильно, так отчаянно и рьяно, чтобы душевную боль заглушить.
И шептать, шептать, шептать ей в волосы бесконечным потоком просьбы о прощении. За свою жесткость, за свою импульсивность. Что бы она ни сказала, он готов выслушать, готов услышать. Готов искоренить в себе эту черту характера: перестать додумывать самому.
Это у них семейное.
Северус открывает дверь, чувствуя, как подрагивают пальцы рук.
Она стоит на пороге, сжимая перед собой слишком маленькую сумочку, и растягивает губы в слабой, немного хищной улыбке. Северус непроизвольно морщится, злость просыпается моментально.
— Что ты здесь делаешь?
— И тебе добрый вечер, — парирует она.
Рита поправляет светлые кудряшки и снова растягивает губы в улыбке. Масляная алая помада выходит за контур и чуть сворачивается в уголках губ. Кажется, она прибывает сюда сразу после работы в Министерстве.
Северус молчит, Рита вздыхает.
— Знаешь, новости распространяются очень быстро, особенно для меня, — кладет руку на сердце Рита. — Я здесь, потому что хочу поддержать тебя, — она на мгновение замолкает, — и сказать, что была права, разумеется.
От саркастичности удержаться не получается, Риту буквально разрывает от того, что происходит. От счастья, от радости, от бешеной эйфории. Ей льстит мысль о собственной правоте.
Девчонка ведь его так и не полюбила. Сбежала, как Рита его и предупреждала.
— Ладно, брось, я здесь не за этим, — глядя на его ледяную реакцию, замечает она, махнув рукой. — Розамунд написала мне, что приезжает сегодня.
Не давая Северусу вставить даже слово, Рита огибает его и входит в дом, цокая короткими каблучками по каменному полу. Она слышит голоса из столовой и сразу направляется туда. Знает точно, кого за столом увидит. Рита толкает рукой дверь.
