Текст книги "Хронос и Деймос (СИ)"

Автор книги: TsissiBlack

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 45 страниц)

Глава 15

Как следует поспать Северусу не дали – уже через несколько часов он почувствовал, как к его бедру недвусмысленно прижимается горячий твердый член, а в ухо легонько дуют. Неожиданно для себя он мурлыкнул и потянулся. Мурлыкнул! Он, Пожиратель, условно оправданный убийца и самый мрачный профессор Хогвартса мурлыкнул, как сытый кот.

– Северус, – соблазнительно прошептал ему на ухо Деймос, – отоспишься, когда я уйду. Давай займемся чем-нибудь интересным. Поедим, например.

– Ммм… так это твой голодный желудок столь красноречиво в меня упирается?

– Не желудок, но определенного рода голод все же гложет меня.

Северус прерывисто вздохнул и чуть прогнулся в пояснице, давая ему лучший доступ. Деймос тихо выдохнул, целуя в плечо, проникая уже смазанными чем-то пальцами в него, снова раскрывая, нетерпеливо растягивая для себя.

– Расслабься, расслабься, малыш. Я не сделаю больно. Хороший мой. Мой… еще немного. Да…

– Дейм…

– Я здесь, с тобой… все хорошо… Как же хорошо! Северус, мой Сев…

Деймос нежно толкался в него, лаская, обнимая, целуя в плечо и шею, прижимая спиной к горячей груди, прикусывая ухо. Северус терялся в этих ласках, не привыкший к такому количеству удовольствия, внимания, искренней заинтересованности. Казалось, что это лишь еще один из тех снов, после которых не хотелось просыпаться, в них любовник был нежен и осторожен, целовал, звал по имени, заставляя делить с ним наслаждение снова и снова. Наяву же он просыпался в одинокой постели с мыслями о небольшом флакончике яда, сваренном им во время защиты степени Мастера. Этот уникальный состав позволял уснуть и не просыпаться очень долго, и все это время видеть яркие, реалистичные сны.

Но в этот раз все было по-другому. Сильные руки ласкали его, хриплый голос шептал нежные слова, которые из уст любого другого человека звучали бы оскорблением.

И Северус гнулся, плавился в этих руках, как горячий воск, желая Деймоса, его всего, себе, навсегда.

«Неужели так и будет? – думал он, отвечая на поцелуй. – Неужели… магический, вечный брак? Когда только смерть… и то не всегда властна над супругами?»

– Сев…

Движения становились все быстрее, рука крепко обхватила член, сталкивая за край, туда, в восторг, от которого будто отнимается все тело, а потом вновь наполняется теплом и счастьем.

Деймос стиснул его до хруста, толкнулся еще несколько раз и, зарычав, кончил, впившись поцелуем в губы.

– Ты мой, – довольно прошептал он, подмяв Северуса под себя и совершенно не собираясь отпускать. – Запомни это раз и навсегда.

– Кто же советовал мне жить своей жизнью, а не ждать у моря погоды?

– Я и сейчас бы это повторил, но не могу. Боюсь, придется заавадить всех, кто тобой заинтересуется. Ну, или изуродовать.

– О, ну да. За дверью очередь желающих стоит, только хотят они не трахаться, а плюнуть мне в лицо, за то, что я…

– Обломаются.

– Если бы я не жил здесь…

– То ничего бы не изменилось. Вспомни, что ты окклюмент, и меньше пей чай с директором. Он тот еще кукольник.

– Что…

– А то. Подумай сам, известно ли широкому кругу лиц, что ты был Пожирателем? Об этом знают только твои «братья по оружию» и фениксовцы.

– А еще все, кто был на суде. Мне больше интересно, – Северус повернулся к Деймосу лицом и подпер голову рукой, стараясь уловить мельчайшие оттенки эмоций на его лице, – откуда ТЫ знаешь о сверхсекретной организации. Ты в ней состоял?

– Нет, – даже врать не пришлось. – Но в моем времени, после победы, об Ордене Феникса знают все.

Северус продолжил подозрительно всматривался в его лицо, а потом спросил:

– Когда мы встретимся?

– Скоро.

– А… точнее?

– Хотел бы ответить – назвал бы точную дату.

– И мы сразу... ну, станем близки.

Деймос фыркнул, стараясь не засмеяться, но потом не сдержался и расхохотался. «Станем близки, как же. Хотя…»

– О, да. Станем. Хватит задавать вопросы, иначе ты нарушишь ход истории, и ничего не получится.

– Не этим ли ты занимаешься с той самой ночи в Хижине?

– Не этим. Я творю историю, которая в мое время уже стала прошлым. Для тебя это по-прежнему будущее, а потому живи, и со временем все произойдет само собой. Неужели тебе охота все знать наперед?

– Где ты сейчас? Ну, ты по версии этого времени?

– Зачем тебе?

– Просто интересно.

– Ничего интересного, на самом деле, нет. Все, хватит. Я не разговаривать сюда пришел.

– А зачем, кстати, ты явился?

– План был прост, как все гениальное: вытащить тебя в очередной раз из какой-нибудь заварушки, как следует всыпать ремня, чтобы в следующий раз думал, прежде чем рисковать собой, а потом заняться с тобой любовью на живописных развалинах, которые бы остались от того места, где все это произошло.

– И почему же ты пропустил кульминацию, сразу перешел к развязке?

– Разве может кто-то, пребывающий в здравом уме, увидев твою задницу, захотеть ее пороть? Я нашел ей лучшее применение.

– Это ты-то в здравом уме?

– Угу.

– Ненасытный маньяк.

– Целиком и полностью согласен.

– Оставь мою шею.

– Ни за какие коврижки.

– Кто-то хвастался, что пребывает в здравом… уме… Дейм…

– Я. И не хвастался, а констатировал неоспоримый факт.

– Тогда поможешь проверить эссе.

– Еще чего. Я бесплатно не думаю.

– И чего же ты… о, нет…

– Да, Северус, да. Именно.

– Маньяк.

– Умный маньяк. Домашний. Проверяющий эссе и умеющий варить костерост.

– Ловлю на слове.

– Еще вот тут поцелуй, ловец на слове.

– Не командуй.

– Сев?

– М?

– Ты мой.

– А ты чей?

– А я ничейный. Подберешь по доброте душевной?

– Сначала тебя подбери, потом накорми, а потом ты и в постель залезешь.

– Да. Наглость – второе счастье. Ты против?

– Лежи уж. И руки на место верни. Ничейный он. Ошейник тебе, что ли, подарить? С брелком. Чтоб нашедший вернул хозяину, иначе тот его проклянет.

– Да я сам кого хочешь прокляну. Сев… давай еще, а?

– Что за идиотская привычка сокращать мое имя?

– То есть, по сути предложения у тебя возражений нет.

Северус красноречиво промолчал. Впрочем, совсем не издавать никаких звуков он долго не смог.

До эссе дело дошло лишь к вечеру воскресенья, когда любовники наконец смогли оторваться друг от друга и выбраться из постели.

***

– Теперь я верю, что заключил с тобой брак, – Гарри улегся в кровать, обнял спокойно спящего Северуса и начал свой привычный ежевечерний монолог, так как поделиться с кем-либо еще новыми впечатлениями было непросто. – И даже знаю, почему. Потому что отказаться от тебя невозможно. Ты как те самые зелья, что околдовывают разум, порабощают чувства… и что они там еще делают, м? А ты, вот, похоже, пробкой смерть как раз заткнул. Нахлебался очередной гадости, суицидник хренов. Ничего, я эту пробку из тебя выбью, смерть вылью, и затрахаю до потери сознания, чтобы ты больше никогда…

Он обнял теплого спящего любовника и вдохнул аромат его волос, знакомый до мельчайшего оттенка, с удовольствием вспоминая, как эта же самая тяжелая голова лежала у него на груди. Как приятно было пропускать между пальцами тонкие скользкие пряди, наматывать их на пальцы и, не видя лица, каким-то совершенно не существующим шестым чувством понимать, что Северус улыбается.

– Не пойму, за что ты так меня ненавидел, Северус. Меня-Гарри, в смысле. Ведь ты совершенно другой. Ядовитый, конечно, но… Или это я видел в тебе лишь то, что чувствовал сам? Разве мог ребенок оценить твой блестящий ум, тонкий сарказм, изощренные многоэтажные конструкции, оскорбляющие только тех, кто осознает свою ущербность рядом с тобой? Ведь ты по-своему переживал за меня, теперь я это понимаю. Для того чтобы переживать и сострадать, совершенно необязательно любить. Ты видел во мне лишь сплав двух ненавистных тебе людей, от которых я, признаться, действительно взял очень многое. Не обладая их талантами ни в трансфигурации, ни в заклинаниях, ни в анимагии, ни маминым увлечением зельями, я почему-то считал, что могу себе позволить быть, как все. Просто жить, средне учиться, гонять в квиддич, задирать Малфоя, шляться ночами по Хогвартсу с молчаливого одобрения директора. Но ты знал, что именно мне предстоит победить Лорда. Я сам тебе об этом сказал. Ты строг к себе, строг к остальным. Ты считал, что Гарри Поттер, от которого столько всего зависит, должен проводить дни и ночи в библиотеке, как ты, когда хотел стать Мастером, беспрерывно тренироваться, изнемогая от нагрузок, отдать всего себя, совершить невозможное. Ты видел меня таким, каким я и был: обычным. С некоторыми способностями, но не гениальным, не унаследовавшим талантов, но с избытком отхватившим наглости, почти всегда остававшейся безнаказанной. Дамблдор начислял мне баллы за то, за что, по-хорошему, надо было выгнать взашей, тем самым провоцируя меня на поиски новых приключений. Он ласково журил меня за самые дикие выходки, поощряя тем самым новые безумства. Ты это понимал и злился. Я теперь тоже это понимаю. Тебя, пятнадцатилетнего, тоже хотелось выдрать ремнем и закрыть в самой высокой башне какого-нибудь зачарованного замка, спрятать ото всех, чтобы ты ни во что не лез.

Он поцеловал высокий чистый лоб с почти разгладившейся вертикальной морщинкой. Сердце сжималось от жалости, от невозможности что-либо изменить. Гарри пытался представить, каково это – всю жизнь ждать, жить от встречи к встрече, мучиться от неудовлетворенного желания, от потребности в ласке и заботе, от того, что все равно, как ни крути, от тебя ничего не зависит.

– Думаю, ты догадался о том, кто я, еще в школе. На старших курсах, да? Подростком я совершенно не походил на себя теперешнего, был тощим, нескладным и не слишком высоким. Был больше похож на Джеймса Поттера, тот тоже недомерком вырос. Это потом, уже после Победы, я принял кровь и магию Блэков и вымахал почти на четыре дюйма. Еще удивлялся, отчего так легко получилось, сила будто сама хлынула в меня, будто только этого и ждала. Гоблины, уродцы зеленые, только скалились. Хоть бы одна гнусь намекнула, что у меня два отца, и Блэки – мой род по праву. Мне никто ничего не сказал. Ну, ты ладно – ты терпеть меня не мог, да и не в таких мы были отношениях. Но Дамблдор, Люпин… не понимаю. Хотя нет, понимаю. Директор опасался делать меня излишне сильным, угроза нового Темного Лорда, так сказать. Надеялся, что я не выживу, и просчитался. А Люпин, этот грустный клоун, мог и не знать, он же не чистокровный. Ладно, давай спать. Хотя, ты и так вечно дрыхнешь, неинтересно даже. Я уже успел привыкнуть к нашим перепалкам, к тому, что я тебе слово, а ты в ответ десять. Забавным ты все-таки был юношей. Может, ты всегда такой, а я просто плохо тебя знаю?

Северус по обыкновению не ответил. То ли не хотел, то ли не мог – надписи на нем больше не появлялись.

***

– У меня странное чувство, – Гарри по привычке присел у кровати и погладил Северуса по волосам. – Я надевал сегодня кольчугу и думал, что было бы странно попасть сразу во время возрождения Волдеморта, ведь это означало бы, что мы не виделись много лет. Представить страшно.

Он по-турецки уселся на пол и принялся наматывать на пальцы темную прядь.

– Знаешь, я хотел бы сейчас сказать, что был бы рад, если бы у тебя кто-то был, хотя бы периодически, что любовник, приходящий раз в год – это херня, а не отношения, что для здоровья вредно и все такое прочее, но не могу. Я чертов эгоист, совершенно не желающий ни с кем делиться. Ты был прав. Самовлюбленный, наглый, беспринципный, как мой отец. Как оба моих отца, думаю. Но вот застать тебя с кем-то, увидеть, как чужие руки касаются твоей нежной белой кожи, и какой-то совершенно чужой мужчина целует тебя, а ты прикрываешь глаза и стонешь, запрокидывая голову, подставляя шею… Не могу, Северус. Я ревнивый идиот, сволочь, отнявшая у тебя юность, но… Так хочется чтобы ты был только моим. Если ты меня сейчас слышишь, то прошу тебя – ничего мне не рассказывай о своих любовниках, если они были, ладно? Потому что я их изуродую, зааважу, потом сделаю из них зомби, допрошу и снова упокою. Не желаю ничего знать.

Северус молчал, но по тому, как чуть сошлись к переносице его брови, было понятно, что он все слышал.

– Знаю, – Гарри вздохнул и поцеловал вновь наметившуюся морщинку, – знаю, что ты хочешь сказать. Моя свадьба с Джинни, интрижки, которых я не скрывал, и твое одиночество. Неправильно это. Почему ты не… Бред. Я не стал бы тебя слушать, заяви ты на меня свои права. Прости, что так все вышло, я не знаю, как это исправить. Обещаю лишь, что когда ты очнешься, я попытаюсь компенсировать тебе если не всю жизнь, то хотя бы последние пять лет, что мы не виделись совсем. Я поцелую каждый дюйм твоей нежной кожи, буду молить о прощении за каждое грубое слово, за каждое проклятие, за каждую бессонную ночь. Только дай мне такую возможность, ладно? Никто не знает, чем ты отравился. Никто, кроме тебя. Теперь, узнав тебя ближе, я в этом уверен.

Поцеловав закрытые веки, Гарри поднялся и стиснул «Хронос», привычно готовясь ко всяким неожиданностям. Двойник лишь пожал плечами.

***

Деймос с палочкой наголо оказался… в уютной комнате у рождественской ели. Маленькие феи порхали вокруг, рассыпая золотые блестки, где-то играла музыка, а в кресле у камина, на котором не висело, кстати, ни одного носка, сидел Северус. Лицо его выразило вежливое недоумение, когда он холодным взглядом окинул незваного гостя в темном плаще, неизменном свитере, штанах с тысячей карманов и ботинках на толстой подошве.

– Какой милый сюрприз, – голос явно повзрослевшего Снейпа стал ниже, и в нем отчетливо слышались те самые нотки, от которых в школьные годы мороз продирал по коже. – Чему обязан, мистер Блэк?

Деймос спрятал палочку и шагнул ближе, напряженно вглядываясь в бледное сосредоточенное лицо.

– Северус…

– Ах, Северус, – не повышая голоса, холодно перебил его Снейп. – Не припоминаю, чтобы позволял вам…

Деймос опустился на пол у его ног и уткнулся лицом в острые колени.

– Прости меня, Северус. Я… не мог. Ты же знаешь.

Снейп оттолкнул его и поднялся.

– Полагаю, больше вам здесь делать нечего. Убирайтесь, мистер Блэк. Боюсь, мне уже давно нечего вам предложить. Уже семь лет, как.

Глава 16

Деймос поднялся на ноги, и внимательно огляделся. Он в Хогвартсе, Северус ушел в спальню, плотно закрыв за собой дверь и запечатав ее каким-то заклинанием, судя по всему, изобретенным им лично. Открыть ее не получится, по крайней мере, пока. Наколдовав модифицированный Темпус, он определил, что они с Северусом не виделись долгие семь лет. Год он, видимо, ждал, как обычно, а потом…

При мысли о том, сколько боли он причинил возлюбленному, доверившемуся ему, каждый день ждавшему, что вот-вот, не сегодня-завтра, они увидятся снова, на душе стало паршиво. Сейчас ласковый малыш вырос, и совершенно не ясно, что с ним, с этим взрослым опасным Снейпом делать.

Вспомнился вдруг жар гибкого тела, хриплые выдохи: «Дейми, Мерлин мой, еще… еще… мой… люблю», за которые этот чужой холодный мужчина, скрывшийся за дверью, наверняка себя сейчас ненавидит.

Но отчего-то верилось, что под напускной холодностью скрывается все тот же порывистый, горячий Северус, отчаянный, близкий. Деймос видел его даже в том, кого оставил дома в своей постели. Их магия льнула друг к другу, переплетаясь, образовывая общий фон. Вспомнились длинные ресницы и розовые губы, безвольные руки, теплая тяжесть в объятиях и желание защитить, укрыть, сделать счастливым. Вздохнув, он занял кресло, справедливо полагая, что бесконечно в спальне не просидишь, даже если допустить, что домовики принесут еду прямо туда. Приближалось время праздничного ужина, и все преподаватели должны были быть в Большом зале. Даже профессор Снейп.

Где-то через час дверь наконец открылась, и Северус прошел мимо, хлестнув мантией по вытянутым ногам Деймоса и не обратив на него ровным счетом никакого внимания. Он спокойно проверил крепление палочки, мельком глянул в зеркало и вышел.

Блэк поднялся, очистил сознание, чтобы случайные восторженные мысли о том, как повзрослел и похорошел Северус, не были считаны Дамблдором, накинул мантию-невидимку и вышел вслед за… за профессором Снейпом.

По выработанной годами привычке, передвигался он совершенно бесшумно.

Большой зал сиял сотнями свечей, учеников было совсем мало, Дамблдор в ярко-фиолетовом колпаке благосклонно взирал на то, как рассаживаются самые младшие из них, Макгонагалл помогала Флитвику взобраться на слишком высокий для него стул, Трелони витала в облаках, а какой-то незнакомый блондин просиял, увидев Северуса. Впрочем, только он один. Ученики, до этого радостно обсуждавшие возможные подарки, бой снежками и катание на санках с горы, тут же испуганно притихли, Минерва нахмурилась, а Дамблдор, продолжая излучать внешнее радушие, чуть пригасил свою силу.

Сейчас, будучи и сам далеко неслабым волшебником, Деймос осознал, насколько силен был директор Хогвартса. Он не считал нужным скрывать ослепительно-яркую ауру, воздействовавшую на всех без исключения. К нему тянулись дети, его уважали коллеги и боялись враги. В юности Гарри Поттер почти молился на этого человека, считая истиной в последней инстанции. Теперь, по трезвом размышлении, нельзя было не признать наличия у Дамблдора и мудрости, и умения ладить с людьми, и даже глупо было отрицать искренность его стремления к победе над врагом. С точки зрения «на войне все средства хороши» Альбус был абсолютно прав, как и любой полководец, отправляющий солдат на смерть.

На фоне величайших свершений этого человека как-то забывалось, что солдаты долго и упорно готовились к войне, делая ее своей профессией осознанно, зная, на что они идут. Он же, Гарри Джеймс Поттер, так и не простил кумиру своего детства ни предательства, ни чулана под лестницей, ни белых пятен в собственной родословной, ни разграбленного дома Блэков, в который многоуважаемый директор пригласил всякий сброд, непонятно каким правом руководствуясь. Теперь же к довольно длинному списку претензий прибавился еще Северус, вынужденный шпионить и рисковать, лгать, изворачиваться и убивать. Его, Дамблдора, смерть Снейпу многие так и не простили, за глаза по-прежнему называя убийцей и предателем. Ну и так, по мелочи, вроде лжи о том, как Гарри Поттер выжил, и почему.

Северус величественно опустился на стул около подозрительно довольного блондина в темно-синей мантии и вполне благосклонно выслушал его восторги. Дамблдор что-то вещал, взорвал хлопушку, пристально оглядев зал и буквально на мгновение дольше задержавшись в том месте, где стоял Деймос.

«Чуешь, Альбус? Еще бы тебе не чуять. Только вот ауру я спрятал, сознание очистил, а сквозь эту мантию не видит даже Госпожа, куда уж тебе. Помнится, ты как-то пытался меня убедить, что ты чуть ли не в соседней комнате мышь под плинтусом видишь через две стены. Но вот только врал ты, по-моему».

Пир начался, все веселились, а Деймос не сводил глаз с Северуса, с ужасом понимая, что этот смазливый блондинчик, так рьяно вьющийся вокруг него… совершенно точно не просто коллега.

«А чего ты хотел, Поттер? Пропасть на семь лет и ждать, что он тут плачет в подушку? Ему тридцать, как тебе сейчас. Стал бы ты тосковать об увлечениях юности? Да ты их лиц сейчас не вспомнишь. А этот… Дерек рядом. У него прекрасные синие глаза и мягкие волосы. Наверняка он уютно прижимается во сне и многое ему позволяет. Тебе же, Поттер, никто ничего не обещал, а во время страстного секса чего только не скажешь. Даже «люблю». Что ты дал Северусу, кроме бесконечной надежды, которая почти никогда не оправдывалась?»

Дерек Томпсон тем временем незаметно для всех положил руку Северусу на колено. Так, будто имел на это право, так, будто…

«Что там болтали у нас о предшественнике Квирелла? Что предыдущего преподавателя, занимавшего эту должность, пришлось списать, пока у него еще остались в наличии хоть какие-то конечности? Я, кажется, знаю, куда делись недостающие. Их откусило чудовище, в которое я вот-вот превращусь! Надо уйти. Надо, но… Северус так невозмутим, будто это самое обычное дело – у меня на глазах… Мерлин, да я сейчас разнесу тут все к Мордреду! Интересно, в Истории Хогвартса упоминается о том, что накануне поступления в школу Великого Гарри Поттера, ее пришлось спешно восстанавливать из руин?!»

Деймос, закрыв глаза, досчитал до двадцати, после чего легко коснулся любимых волос, выглядевших сейчас удивительно неухоженными, и вышел в открытые двери Большого зала.

На Гриммо не хотелось – дом давно заброшен, да и щемящая тоска и боль, поселившиеся в сердце при виде холеной белой руки на темной ткани брюк, там только бы усугубилась. Поэтому Деймос побрел на Астрономическую башню. Когда его утянет в настоящее, было неизвестно, но очень хотелось верить, что скоро. Он понял, что не сможет сдержаться, пойдет утром в Большой зал на завтрак, чтобы еще раз увидеть Северуса, и будет придирчиво всматриваться в его лицо, пытаясь различить залегшие под глазами тени, смягчившиеся складки у губ и томно-ленивую негу в каждом движении, так хорошо знакомую ему. Тогда Деймос любовался своим юным любовником, наслаждаясь видом его зацелованных губ, плавностью движений, хрипотцой в голосе, сорванном от криков. Так хотелось вернуться туда, в прошлое, чтобы снова иметь право целовать его, ласкать, пересчитывая губами каждый позвонок.

«Ты был прав, Северус. В том, что не ждал меня, в том, что не захотел жить мечтой и просыпаться в холодной постели. Дерьмовый из меня вышел муж. Ни уму, ни телу, ни делу».

Деймос сбросил мантию, запихнул ее во внутренний карман, забрался с ногами на широкий парапет и закурил. На душе было паршиво настолько, что даже не хотелось убить того смазливого наглеца, лапавшего Северуса. Хотелось заавадиться самому, чтобы не помнить вкуса тонких губ и страстного, едва слышного «Дейми…» на самом краю. Он смотрел на заснеженные, слабо подсвеченные склоны, на огоньки далекого Хогсмида, и думал о том, что и тут Северусу пришлось хуже, ведь он пережил и свадьбу Поттера, точно зная, что тот принадлежит ему, должен принадлежать, что так было еще до его рождения, и многочисленные романы разведенного Главного, и то самое проклятие, что сорвалось с палочки человека, всю жизнь защищавшего, и оттого причинившее еще большую боль.

«Прости, что я могу еще сказать? Что принес тебе редчайший гриммуар по зельям? Стоит ли он семи лет одиночества? Пожалуй, попрошу домовиков оставить его в твоих комнатах под елкой. Что я безумно скучал по твоему острому языку, такому сладкому в поцелуях? Что хочу тебя всего, что не считаю тебя виноватым, что виню лишь себя? Что я не знаю, как дальше жить, что боюсь по возвращении найти тебя уже мертвым? Что только теперь понял, что тебе пришлось пережить? Что с ума по тебе схожу, не только от ревности, но и от…»

– От ревности – более правдоподобно, – раздался голос с лестницы. – Не сиди на холодном.

– Превращаешься в заботливую мамашу? Я не твой первокурсник и знаю согревающие чары.

Деймос затянулся дымом, но так и не повернул головы, не желая травить душу.

– Не пойму, как тебе удалось достичь таких высот в боевой магии и окклюменции. Ведь ты беспечен, как детеныш пикси. Думаешь почти вслух.

– Я говорил с тобой, глупо закрывать мысли от того, кому они предназначаются, не находишь?

– Пойдем.

– Куда?

Северус обернулся и презрительно скривился, выражая таким образом свое отношение к уровню умственного развития собеседника.

– Ко мне. Ты дорогу забыл?

– Некому свечку подержать?

– Блэк, – опасно низким голосом произнес Северус. – Настоятельно не рекомендую…

– Тебе плохо со мной. Я все понимаю. Не стану мешать. Ведь это у тебя для меня ничего нет, а я все еще твой, – он опустил ворот свитера и показал тонкую цепочку, трансфигурированную Северусом из чернильницы тогда, семь лет назад. На круглой медальке были выгравированы три буквы «ССС» – собственность Северуса Снейпа. Над тонкой змейкой желтого металла темнел роскошный засос, поставленный тогда же, дабы кое-кому не повадно было смеяться над глупыми фантазиями любовника.

– Мне плохо не с тобой, а без тебя, – наконец, так же холодно ответил Северус. – Но это не повод отказывать в гостеприимстве. Я слишком многим тебе обязан.

Не дожидаясь ответа, он взмахнул полами мантии и принялся бесшумно спускаться по бесконечной витой лестнице, оставляя Деймосу выбор: принимать новые правила и «я тебе обязан» вместо «ты мой» или нет.

В апартаментах было тихо. Веселые феечки исчезли, музыка стихла, а Северус стоял спиной к двери и молча пил виски. Деймос плеснул и себе, не дожидаясь разрешения, и уселся в единственное кресло.

– Блэк, – начал Снейп, видимо, на что-то решившись. И это «что-то» далось ему нелегко.

– Подожди, – Деймос поднялся, отставил бокал и подошел вплотную. – Прежде, чем ты что-либо скажешь, я хочу озвучить просьбу.

Северус выжидающе посмотрел на него. Обычно подвижное лицо было удивительно бесстрастным, непривычно-холодным и почти чужим.

– Я слушаю.

– Прежде, чем ты начнешь по мне топтаться, мстительно наступая на самые чувствительные места, которых я от тебя никогда не скрывал, прошу вспомнить, что я говорил тебе, начиная с пятнадцати лет. Ты заслуживаешь большего. Ты ничего мне не должен. Я не смогу постоянно быть рядом. И еще. Для меня наша прошлая встреча была позавчера. Я целовал самого лучшего на свете человека, потому что не мог иначе, потому что невозможно было устоять, и я отказываюсь считать это ошибкой. Поэтому прошу тебя. Не плюй мне в душу. Знаю, ты можешь. Мое чувство к тебе еще не загрубело, не нарастило хитиновый панцирь цинизма и привычки, не припало пылью прожитых в одиночестве лет. Не хочешь снова входить в ту же реку – твое право, но не отравляй мне сладости воспоминаний о том, как я опрометчиво считал тебя своим.

Северус все так же бесстрастно смотрел на него и молчал.

– Хорошо, – сказал он через минуту. – Тогда я лишь поставлю тебя в известность о том, что не намерен больше жить в ожидании чуда. Жизнь – мгновение, она здесь и сейчас и глупо тратить ее на… надежду.

– Пусть так, – Деймос снова уселся в кресло. – Чего ты хочешь?

– Чтобы ты больше не приходил.

– Я не могу, – Блэк достал из-за пазухи «Хронос» и показал его Северусу. – Видишь эти огоньки на цепочке? Зеленые – это еще не использованные шансы, краеугольные камни моего настоящего и твоего будущего. Я не могу так рисковать.

– Тогда не приходи ко мне.

– И это у меня, боюсь, не выйдет. Каждое мое перемещение сюда привязано к событиям в твоей жизни.

Снейп пригубил еще виски и промолчал.

– Не обязательно меня ждать, – с усилием сказал Деймос, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. – Живи своей жизнью, заведи любовника, получи Мастера по ЗоТи, свари антиликантропное, делай то, что доставляет тебе радость. Представь, что я – лишь эпизод, редкий гость, вроде живущего за границей друга. Хочешь, я пообещаю, что больше не прикоснусь к тебе?

Северус взглянул на него с прохладным интересом, как на довольно странный ингредиент с переменными свойствами, зависящими от множества факторов.

– Глупо обещать собственному супругу не дотрагиваться до него, не находишь? Тем более, что у подобных клятв нет срока годности. Вернешься в свое время, полезешь обниматься, а магия накажет тебя.

– Значит, не прикоснусь, пока ты не позволишь.

– Оставим бессмысленный разговор, – Северус резко развернулся и наколдовал себе еще одно кресло. – Ответь мне на один вопрос, Деймос. Полагаю, я имею право знать. Сколько это все еще будет продолжаться?

– Что именно?

– Твои скачки во времени.

– Долго, Северус. Еще довольно долго.

– И когда мы, наконец, заключим брак? Когда мне исполнится сто лет? Сто двадцать? Я теперь вообще не уверен в том, что нам следует поступать столь опрометчиво.

– То есть?

– Быть вместе.

Деймос прикрыл глаза, пережидая вспышку отчаянной ярости, по опыту зная, что поддавшись бешеному блэковскому темпераменту, наломает дров. Он сидел и считал от одного до двадцати и обратно.

– Северус, – шумно выдохнув, наконец спокойно сказал он. – Не принимай поспешных решений.

– Я просто высказал вслух свое предположение. По-моему ничем хорошим твоя авантюра не закончится.

– Ну я-то точно знаю, чем она закончится. Ты выживешь, откроешь свою собственную лабораторию и будешь моим мужем.

– Зачем я тебе, м? Мало других…

– Помолчи, пожалуйста. Зачем тебе был я?

Лицо Северуса приняло чуть брезгливое выражение.

– Полагаю, моя к тебе… слабость уходила корнями в обездоленное детство, – чуть помедлив, ответил он. – Я был одинок, а тут ты. Героический спаситель, сильный, мудрый. Возишься со мной, внимание уделяешь, из постели не гонишь, образование, вот, дал. Кумир, – зло бросил он. – Золотой идол. Недостижимый приз, который мне никогда не выиграть.

Деймос поднялся из кресла и одним плавным, неожиданно грациозным для его комплекции движением уселся на пол у ног Северуса.

– Я здесь. Я твой. Не нужно ничего выигрывать, состязаться, заслуживать и доказывать. Понимаю, что сваливаюсь, как снег на голову, лезу в твою жизнь, постель и душу. Согласен, что так жить – не нормально. Согласен на любые твои условия. Будем пить виски и играть в шахматы, варить зелья, проверять эссе. Только не хлопай дверью у меня перед носом и не посыпай солью свежие раны.

– Ты вот так смиришься? Ты? – Снейп хмыкнул и сделал еще глоток из своего стакана. – Я жду тебя полжизни. Разбираю в думосборе каждое твое движение, каждое слово, мельчайший жест. Мне давно не семнадцать, и наивность вся куда-то испарилась, а потому я говорю: ты не из тех, кто сдается. Ты будешь терзать меня, тянуть из души последние соки, но своего добьешься. А потому я прошу тебя больше не приходить. Я больше не нуждаюсь в твоей опеке. Если ты не лгал мне, говоря, как много я для тебя значу, то ты должен понять – это не жизнь. Дожидаться, отдавать тебе все то немногое, что у меня есть, раскрывать душу, чтобы потом оставаться одному в совершеннейшем раздрае, будучи не в силах думать ни о чем, кроме новой встречи, которая будет неизвестно когда. Неопределенность убивает хуже, чем четкое осознание – тебя больше нет для меня. Надо попытаться жить дальше.

– Сев…

Северус отнял у него руку, аккуратно, будто боясь лишний раз прикоснуться, поднялся и отошел на безопасное расстояние.

– Мерлин, я только-только убедил себя, что стоит попробовать просто жить, – совсем другим тоном сказал он. – Что стоит подпустить к себе этого Дерека, совершеннейшую бездарность, ответить на его дурацкие ухаживания, перестать ходить в веселый квартал к Марку. Если уткнуть этого хастлера носом в подушку и самому закрыть глаза, то его широкая спина отдаленно похожа на твою. Главное не увлекаться и не ласкать слишком яростно, так как у него напрочь отсутствует тонкий шрам, что пересекает твою спину у правой лопатки. И нет родинки под левой. И чертовых ямочек на пояснице, особенно отчетливо проступающих, когда ты потягиваешься, тоже нет. И…