Текст книги "«Книга Всезнания» (СИ)"
Автор книги: Tamashi1
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц)
Парень опустил взгляд и закусил губу. К горлу подкатывал спазм, а глаза защипало, ладони сжались в кулаки, и неровно обстриженные, местами обгрызенные ногти впились в кожу. Больно. Только боль не всегда отрезвляет…
«Не важно, что будет, – вдруг подумал Савада, чувствуя, как безысходность сменяется решимостью. – Я предал доверие Мукуро, но больше такого не повторится. Не важно, кто что скажет. Я буду верить в своих друзей! И если он сейчас захочет меня побить, пусть. Потому что я заслужил. Я поступил очень подло».
– Понял, да? – усталый и словно обреченный голос прозвучал у Савады за спиной, и он резко обернулся. Лия стояла неподалеку, в тени раскидистого дерева и смотрела на небо каким-то пустым, отрешенным взглядом.
– О чем ты? – нахмурился Тсуна.
– Знаешь, что меня в тебе больше всего раздражает, Савада? – вопрос Хозяина проигнорировали, девушка словно говорила с серым, унылым небом, а не с человеком, к которому обращалась. – Ты слишком добрый. Настолько, что у меня сводит скулы. Когда-то я была такой же: наивной, доверчивой идиоткой, которая готова была помочь всем и каждому. Потому ты меня и бесишь. Но если думаешь, что меня раздражают воспоминания о собственной наивности, ошибаешься. Это только половина правды. Вторая половина – будущее. Я верила людям, Савада Тсунаёши. Я сама была человеком и думала, что мир прекрасен, несмотря на жестокость, царившую в нем, а люди просто притворяются плохими, и даже у самых ужасных злодеев в глубине души есть нечто хорошее.
Тсуна удивленно посмотрел на Стража и хотел было переспросить, подумав, что ослышался. «Она была человеком? Как же так?!» Но он промолчал. Потому что времени задать вопрос ему не дали.
– Думать, что все вокруг такие, как ты сам, – самая большая глупость, доступная человеку. Хотя нет, это вторая по значимости глупость. Первая – верить, что ты центр Земли, и мир вращается вокруг тебя, а потому уж тебя-то, всего такого великолепного и чудесного, беда точно обойдет стороной. Не важно, добрый человек или злой, умный или глупый – эгоизм присущ всем, и большинство наивно полагают, что к ним беда не подкрадется. Одни говорят: «Я для этого слишком умный». Другие: «Это же я! Меня не может коснуться беда, я идеален!» Третьи: «Я такой никчемный и незаметный, что бедам до меня просто дела не будет». Это всё эгоизм. Потому что жизни наплевать, какой ты, и никто не застрахован от предательства, разочарований и потерь. Я была такой же: эгоистичной наивной идиоткой, верившей в лучшее и в то, что мир не может быть злым, потому как все вокруг в глубине души тоже добряки. Я ошиблась. Мой собственный отец, итальянский дворянин, отдал меня в качестве залога. Он обещал французскому партнеру, что не предаст их дело, и как гарант этого отдал ему свою младшую дочь. Живя во Франции, я поняла, что люди бывают разные: кто-то ненавидел иностранку, кто-то перед ней расстилался, кто-то считал отбросом общества. Но я всё еще верила в человеческую доброту. А потом мой отец предал доверие партнера, и тот отправил ему письмо, в котором обещал убить меня. Знаешь, что ответил отец, который, как я думала, меня любил? Ничего. Он просто продолжил предавать партнера, чтобы извлечь выгоду. И знаешь, что сделал человек, который всё это время обращался со мной как с принцессой и обещал, что скоро я буду дома и увижу отца? Отвел в катакомбы, в один из тупиковых отрезков с несколькими коридорами, не имеющими выхода, и замуровал. Заживо.
Тсуна вздрогнул. Карие глаза наполнял ужас, губы парня задрожали, он сделал шаг назад. Но Лия вдруг рассмеялась. Безучастным, отрешенным смехом, в котором не было ни капли веселья, но и ни капли ненависти. Лишь пустота.
– Последними словами его мне было, что к отцу отправлен гонец, и так как воды в катакомбах предостаточно, у моего отца будет месяц на то, чтобы меня спасти. Вода там была, он не солгал. Она грязными, липкими струйками бежала по каменной кладке, покрытой слизью. А вот еды не было. Зато были мыши. Много мышей. И знаешь, что я сделала, Савада Тсунаёши? Я как идиотка поверила в отца и в то, что он за мной придет. Отмеряла время по едва долетавшему звону колоколов и царапала на стенах палочки, отсчитывающие дни. Пыталась пробиться наверх, сделав подкоп, на случай, если отец опоздает. Говорила со стенами, водой, мышами, а потом и с самой собой, чтобы не свихнуться. Пила мерзкую, полную слизи, протухшую воду. Ловила мышей и поедала их прямо так, сырыми. Потому что верила: я должна выжить до тех пор, пока отец не вернется за мной.
Тсуна передернулся. Желудок скрутили рвотные позывы, и парень закрыл рот руками, но девушка всё так же безучастно смотрела в небо и продолжала рассказывать историю собственной жизни. А впрочем, нет. Собственной смерти.
– Я прожила в катакомбах месяц, но отец не пришел. Я еле двигалась, но продолжала цепляться за жизнь, пытаясь проделать себе путь к спасению. Глупо. Полтора месяца оказались пределом моего организма: мыши не глупы, они перестали приходить в эту часть катакомб, и еда исчезла окончательно. Я больше не могла продолжать подкоп: всё это время царапала осколком камня кладку и даже вытащила пару камней из стены, но за ней оказался второй слой. Ногти все сорвала, но царапала. Зря. Потому что отец и не думал приходить. А затем мыши исчезли, и я не могла даже подняться. И тогда мыши вернулись. Почуяли запах падали. Мыши и крысы. Их было много, очень много. А может, мне это лишь казалось. Самые смелые подбегали и отрывали от меня куски, будто мстили за сородичей, которых я съела. Сначала я пыталась поймать хоть одну, но уже не могла. Потом пыталась просто отмахнуться, но тоже не получалось, потому что стоило мне потерять сознание, и они возвращались. А затем я не могла и пальцем пошевелить – только чувствовала, как желудок слипается, да как отрывают от меня куски мяса крысы. И знаешь, что я поняла на сорок третий день заключения, Савада Тсунаёши? Это было справедливо. Я ела их, они съели меня. Око за око, зуб за зуб. Я с самого начала знала, что отец не придет, но верила в него, а не в знание о его жадности. Я знала, что человек, замуровавший меня, очень жесток и не придет мне на помощь, но верила, что в нем проснется сострадание к ближнему и он не даст мне умереть. Но крысы доказали мне, что в этом мире выживает сильнейший. И если не съешь ты, съедят тебя. Потому что все предают, а те, кто не способен предать сознательно, может сделать это по глупости. Или от безысходности. Или им просто воспользуются. Знаешь, что ты сейчас сделал, Савада Тсунаёши?
Лия вдруг обернулась к парню, и тонкие губы исказила болезненная, плотоядная усмешка. В серых глазах появился странный блеск, и Тсуна попятился. Это не были глаза безумца. Это были глаза человека, точно знавшего, что и почему он делает. Это были холодные, беспощадные глаза существа, способного абсолютно на всё.
– Ты предал друга, Рокудо Мукуро, потому что Ребекка и я напомнили тебе о его грехах, забыв упомянуть о хороших поступках. Я наступила на твою больную мозоль – сказала, что ты не поможешь друзьям, если не причинишь боль иллюзионисту, и ты сделал это. Выбрал из двух зол меньшее. А затем и вовсе не только усомнился в нем, но и показал свои сомнения ему самому и всем вокруг. Ты предал доверие Рокудо Мукуро, сам того не заметив.
Шаг назад. Еще шаг. Савада качал головой, словно не хотел верить сказанному, всё быстрее и быстрее, всё отчаяннее и отчаяннее, но… он верил. Потому что девушка, надвигавшаяся на него, словно хищная птица, словно уродливый голодный гриф, улыбалась абсолютно беспощадно, а глаза ее были полны… боли. И этой боли Савада верил даже больше, чем собственной интуиции, кричавшей, что Страж не лжет.
– А теперь скажи мне, Савада Тсунаёши, если даже ты, человек, в котором ты был уверен на все сто, человек, который, как ты считал, никогда не поступит плохо и друзьям-то уж точно не причинит боли, способен на подлый, низкий поступок, где гарантия, что остальные не поступят так же? Где гарантия, что люди не причинят тебе боль, если ты причиняешь ее им? И где гарантия, что твои добрые, неспособные на подлость друзья не встретят на своем пути такую же тварь, не верящую ни во что, кроме скепсиса? Я тебя настроила против друга, может, и их кто-то настроит против тебя?
– Зачем?.. – одними губами прошептал Савада, и Лия остановилась. Ухмылка сползла с ее губ, а глаза медленно, но верно заполняла всё та же пустота, что и прежде.
– Я знала, что меня убьют, и когда один очень добрый человек посоветовал мне бежать, я его не послушала. Он умолял меня спасать свою жизнь, сделал всё, что мог, чтобы я спаслась, но я сказала, что если убегу, отец пострадает, а потому я должна в него верить. Этот человек говорил, что отцу наплевать на меня, но я отвечала, что он мой отец, а значит, я должна верить в него. Вот только я никому ничего не была должна. Я умерла, а потом, став Стражем, узнала из Книги, что тот человек тоже преследовал собственную выгоду, пытаясь мне помочь. Он хотел спасти меня, чтобы потом спастись самому. И знаешь, что я поняла, Савада Тсунаёши? В этом мире нельзя верить никому, даже самому себе. Ты носишь розовые очки, доверяя всем вокруг, своей интуиции и собственному эгоизму, кричащему, что ты непогрешим. Но ты грешник. Как и все вокруг. Только знаешь что? Больше на тебе этих розовых очков нет, а надеть ли их вновь – решать тебе. Думаешь, я призываю тебя стать таким же скептиком, как я сама? Нет. Просто есть две категории вещей. Факты и чувства. Первые не лгут, их надо просто верно истолковать. Вторые обманывают напропалую, потому что люди очень любят подстраивать свои чувства под собственные интересы. Если ты до сих пор не понял, я заставила тебя предать Рокудо Мукуро, чтобы ты прекратил жить в мире грез и убил собственную наивность. Доверяешь людям? Прекрасно. Но не будь слепцом. Проверяй факты, и если факты не согласны с твоими чувствами, уничтожай доверие. Вот и всё. Я не добрая фея и не ангел, я зло, и я делаю всё это, чтобы ты выжил. Чтобы ты жил очень и очень долго, потому что чем дольше ты живешь, тем больше ты грешишь. Я помогаю тебе, чтобы в итоге тебя уничтожить. И потому я сделаю абсолютно всё, чтобы ты, Савада Тсунаёши, прожил долгую жизнь, а это невозможно, если босс мафии будет столь наивен.
Внезапно Лия усмехнулась, но в этой ухмылке не было никаких эмоций, кроме обреченности и ядовитого сарказма. А голос и вовсе оставался безэмоционален:
– Я уже говорила, что я просто тварь? Я повторюсь. Книга Всезнания – демоническая книга, созданная в Аду демоном уныния и праздности Бельфегором. И ее Стража не может быть ангельски доброй. Если ты умрешь, я не расплачусь: Книга найдет нового Хозяина. Но пока Хозяин ты, и контракт, заключенный на твоей крови, дает нам силы, я буду делать абсолютно всё для твоего благополучия. Даже уничтожать твоих врагов твоими же собственными руками. Но мне не хотелось делать это «в темную», и потому на примере Рокудо Мукуро я показала тебе, как ты наивен и эгоистичен. А теперь можешь делать, что хочешь. Можешь даже перестать меня слушать. Потому что теперь ты знаешь. Знаешь, что верить на все сто нельзя никому. Ни друзьям, ни Страже, ни даже самому себе. Правда, Стража о твоем физическом благополучии будет заботиться даже против твоей воли, но это не значит, что мы заботимся и о твоей душе. Этот мир – мир лжи. И если верить чувствам, а не фактам, просто сдохнешь. Как я.
Девушка развернулась и медленно пошла прочь по сочной зеленой траве, не касаясь ее ногами. Но почему-то безумно худая фигура умершего страшной смертью человека не казалась ни сломленной, ни поверженной, ни опустошенной. Лия шла, расправив плечи и глядя прямо вперед, с высоко поднятой головой и абсолютно спокойно. Ни суеты, ни печали, ни сожалений, ни чувства стыда. Ни даже чувства выполненного долга. Словно не существовало ни Тсуны, ни этого мира, а она была где-то очень далеко, в иной вселенной, где царила лишь бесконечная темная пустота. И единственное, что на самом деле пугало в этой хрупкой фигуре, неспешно удалявшейся в сумрак леса, – ее абсолютная безучастность. Ей на самом деле было всё равно, что будет дальше.
А глупый маленький человечек смотрел вслед твари, сломавшей его мир всего за пару дней, и думал о том, что мир порой бывает слишком жесток к людям. Ведь этот человечек всё же был слишком добрым.
Как только фигура Лии скрылась из виду, Савада опустился на землю и посмотрел на небо. Первая капля дождя упала ему на щеку, и парень тяжело вздохнул. «И что я должен делать? Зачем она так?.. Неужели я и правда был слишком наивным, или это всё тоже фарс? Как я теперь могу ей верить?.. А может, и не надо этого? Не надо думать, кому можно верить, а кому нельзя. Она думает об этом постоянно, и что из этого вышло? Она вообще перестала кому-либо доверять. Может, я и глупый, может, и наивный, но я не буду больше сомневаться. Пока не узнаю, что друг на самом деле меня предал, я буду в него верить, а если пойму, что что-то с ним не так, попытаюсь поговорить с ним и помочь, если смогу. А если не смогу… значит, я чего-то не увидел. Потому что всё, чего я хочу, на самом деле хочу, это чтобы мы все были счастливы. Запускать вместе фейерверки, играть в снежки, слушать, как канарейка Хибари-сана поет гимн нашей школы, ругаться с Реборном, смеяться над шутками Франа, если они необидные, гулять по парку, отшучиваться от Мукуро, который говорит что вот сейчас-то уж точно захватит мое тело, потому как момент просто идеальный, убегать от сестры Гокудеры с ее отравленной кулинарией… Я хочу жить. Жить вместе со своими друзьями в мире и покое. Улыбаться. Смеяться. Шутить. Не знаю, много это или мало, может, Лия и права, и в этом мире очень много боли, и в любой момент на нас может упасть очередное испытание, но… их было уже много. А мы всё равно вместе. Значит, не так уж и плохо, что я не искал подвоха в каждом человеке, пока враги не начинали атаковать». Савада вздохнул, а на его щеку упала еще одна холодная капля. Он опустил глаза и, стерев влагу со смуглой кожи, посмотрел на свои руки. А затем улыбнулся.
«Странно. Я ведь сейчас подумал как раз о том, о чем говорила Лия. Я верил людям, пока они не начинали нас атаковать, но ведь и она сказала, что надо смотреть на факты, и если они говорят о плохих намерениях, тогда надо прекращать верить. Похоже, я понял, что она хотела мне сказать. Мне либо Реборн говорил, что какой-то человек хочет атаковать моих друзей, и я с ним сражался, либо этот человек просто приходил и устраивал бой. Но я никогда не думал сам. Не пытался по происходящему вокруг составить настоящую картину. Гокудера пытался, Реборн тоже, а я нет. Перекладывал на других то, что должен был делать сам. Я хотел быть похожим на Вонголу Примо и на себя самого из десятилетнего будущего, но… ничего для этого не делал. Если бы я на самом деле прочитал в библиотеке дедушки Тимотео книги об иллюзионистах, Мукуро не заподозрил бы подвоха, и я сам мог бы обменять информацию на нож. Если бы я пытался как-то анализировать происходящее, как Реборн или Гокудера, я не поступил бы с Мукуро так, как поступил. Я просто плыл по течению, а надо было думать о том, что делаю, и о том, что делают другие. Ямамото на меня так смотрел… грустно. Но я даже не подумал, почему. Просто поверил словам Ребекки-сан. А ведь она могла не всё рассказать, или Ямамото потом к другим выводам пришел… Просто я не подумал о том, что друзья очень переживают за меня, и мое поведение им кажется странным. Я правда глупый. Но, может, еще не поздно стать тем, кем я хотел быть? И, может, еще не поздно начать больше обращать внимания на своих друзей, думать о том, что с ними происходит на самом деле?»
Тсуна улыбнулся своим мыслям и встал. Дождь холодными дорожками расчерчивал смуглые щеки, словно парень плакал, но в глазах его грусти не было: Тсуна принял решение и менять его не собирался. И только вот он забыл, как часто из-за собственной лени бросал начатое и нарушал данное самому себе слово – начать учиться, перестать слишком много играть в видеоигры, дополнительно тренироваться в рукопашке… Память человека ведь очень выборочная штука, любящая идти у него на поводу.
Встряхнувшись, Тсуна бодрым шагом направился к поляне, на которой они ночевали в прошлый раз. Где-то вдали прогремел громовой раскат, белая вспышка озарила серое небо. Запах озона, металлический, холодный, разливался по воздуху, наполняя легкие свежестью, а мысли – беспокойством. Дождавшаяся влаги земля жадно впитывала дождевые капли, словно боясь, что дождь скоро пройдет, но смутно предчувствуя, что он может перейти в настоящий ураган. А дождь становился всё сильнее, и крупные капли сменили мелкие, встав стеной. Лето пролилось на горы слезами надежд, насыщавших землю, а молнии ждали момент, чтобы устроить пожар. Ведь контрасты свойственны этой жизни больше, чем что-либо еще.
Тсуна бежал со всех ног, из-под кроссовок взметались водяные брызги, а дождь всё усиливался, продолжая подгонять глупого смертного. Сердце билось о ребра так, словно мечтало их проломить, а глаза смотрели вперед с отчаянной надеждой. «Только бы с ними со всеми всё было в порядке!» Бесполезная мысль доброго человека, бежавшего, не глядя под ноги, лишь бы побыстрее добраться до друзей… И он добрался. Пару раз упав по дороге, Савада выбежал на поляну и, подлетев к стоявшим у ее края под деревьями друзьям, замер. Что-то было не так. Слова извинения, которые вертелись у Тсуны на языке, испарились из его мыслей. Куда более насущный вопрос поглотил его.
– А где Мукуро?
Парни переглянулись, и Ямамото, хмуро посмотрев на друга, ответил:
– После того, как он ушел, мы его не видели.
«Это ты виноват».
– Джудайме, думаю, он где-то на территории, потому как от сделки с Реборном он бы не отказался.
«Ты будешь виноват, если с ним что-то случится».
– Савада, Мукуро и сам экстремально справится, он сильный малый.
«Он не может использовать иллюзии, а на территории слишком много опасных участков, без клада он не уйдет, а если останется один, как минимум может заболеть, как максимум умереть. И в этом всем будешь виноват ты».
Внутренний голос порой очень тяжело подавить. Но это не всегда плохо, не так ли?
– Мы должны найти его, – голос Савады стал собранным и решительным. Как тогда, когда он зажигал Пламя Предсмертной Воли, вот только огня видно не было. – Слишком опасно в такую погоду быть одному, мы должны его отыскать.
– Он не пойдет с нами, даже если мы его найдем, – пожал плечами Ямамото, укоризненно глядя на друга.
– Знаю. Поэтому если найдете его, просто останьтесь с ним. Не бросайте. Я понял кое-что важное и хочу извиниться перед вами всеми, но в первую очередь перед Мукуро. Потому что я идиот.
– С кем не бывает, – рассмеялся Такеши, и напряжение из его взгляда мгновенно исчезло. Гокудера облегченно вздохнул и улыбнулся, а Рёхей, похлопав Саваду по плечу, показал ему знак «победа». Вот только Савада на это не отреагировал, потому что интуиция всё громче кричала о том, что иллюзионист в опасности.
– Ребята, мне кажется с Мукуро что-то не так, на этот раз это на самом деле интуиция. Давайте найдем его, я боюсь, что с ним что-то случится. Пожалуйста.
Парни переглянулись. На секунду в их глазах промелькнуло недоверие, но тут же исчезло, и, кивнув, они поспешили разделить территорию на четыре части. Рёхей отправился на юг, Ямамото – на север, Гокудера – на запад, а Тсуна – на восток. Когда квадрат прочесывали в поисках воды, никто не подумал осмотреть его более тщательно, а потому с местностью парни были знакомы довольно плохо и не только не представляли, куда мог направиться иллюзионист, но и не знали, какая именно часть леса может таить в себе наибольшую угрозу. Но ведь интуиция Вонголы и впрямь очень сильна, хотя мало кто догадывается насколько, а потому Савада даже не подозревал, что выбрал верное направление.
Вот только он не подозревал еще и о том, какое испытание ждет его на восточной окраине тренировочной площадки, у горной реки, в этом месте набиравшей максимальную скорость. У камней, обрывов и того, что называют «одной из главных опасностей гор»…
========== 10) Когда глаза открыты ==========
Тсуна бежал со всех ног, ища взглядом в сером, затопленном стеной дождя мире фигуру иллюзиониста. Вот только не находил ее. Сердце билось где-то в горле, дыхание перехватывало, интуиция кричала об опасности, и паника медленно, но верно охватывала десятого босса Вонголы. Но он продолжал бежать вперед, а из-под насквозь промокших джинсовых кед взлетали брызги грязной, мутной воды, не впитавшейся в землю. Ливень становился всё сильнее, траву медленно, но верно пытались скрыть излишки мутной влаги, а раскаты грома вторили вспышкам молний.
Страшно.
Бежать вперед, не останавливаясь, задыхаться, но продолжать надеяться на лучшее. Прорываться сквозь дождь, ветер и отчаяние. Мечтать лишь о том, чтобы интуиция ошиблась, и товарищ не был в смертельной опасности.
Ужасно.
А где-то вдалеке падали деревья, выкорчеванные поднявшимся ураганным ветром, срывались с обрывов тяжелые камни, уносила река в бушующем потоке отломанные ветви. И каждый из них мог уничтожить иллюзиониста, так некстати решившего остаться в одиночестве. А виноват в этом был Савада Тсунаёши, чье огненное дыхание срывалось с губ вместе со всхлипами.
Кошмарно.
Вдалеке мерцнули блики молний, гром предсмертным воем титана прошелся по барабанным перепонкам. Сердце гулко ударилось о ребра, и Савада замер. В белой вспышке он увидел фигуру, которую бы не спутал ни с одной другой. Вот только прическа, обычно напоминавшая шипы, сейчас растрепалась, гордая осанка сгинула в небытие… А в следующую секунду Тсуна уже мчался со всех ног к обрыву, у которого стоял Рокудо Мукуро.
Нет, он не собирался прыгать в бурную, разлившуюся от дождя горную реку. Нет, он не был отрезан от берега. Нет, он не оказался случайной жертвой разбушевавшейся стихии. Он просто только что перебрался через хрупкий подвесной мост на другую сторону скалы и заметил в камнях нечто блестящее. Случайно. А потому спустился вниз по течению на пару шагов и раздумывал, достать подсказку из скалистого берега или не стоит: рисковать Рокудо Мукуро не любил. Тем более, своей жизнью.
Вот только интуиция Вонголы буквально взорвалась от паники, когда Тсуна увидел стоявшего неподалеку от двухметрового обрыва иллюзиониста. И потому Савада со всех ног помчался к товарищу. Подвесной мост вызвал у него лавину ужаса и кошмарных воспоминаний о другом таком же приспособлении, но парень собрал волю в кулак и осторожно двинулся по скользким деревяшкам на другой берег. Вода билась о клетку из скал, вспенивалась, с гулким шумом рвалась вниз, а редкие брызги, долетавшие до моста, оседали на раскисшем, прогнившем дереве. Но Савада брел вперед, не задумываясь о том, что может рухнуть вниз, – просто потому, что его друг был в беде.
Мост остался позади, и Тсуна со всех ног кинулся к товарищу, но… вспышка осветила страшную картину. Молния, ударившая неподалеку от иллюзиониста, заставила того отступить, а в следующую секунду камни под его ногами исчезли в небытии. Просто дождь размыл землю. Просто оползень, одна из главных опасностей гор, в этом месте решил проявиться совсем не масштабно, но очень метко. Просто кусок берега вдруг полетел в бездну, вместе со стоявшим на нем иллюзионистом…
Удар.
Камни с гулким грохотом упали в воду, и бушующий поток со всей силы ударил ими о берег. А мозолистые загорелые пальцы сжимали тонкие, бледные, с полупрозрачной кожей, так и не восстановившейся до конца после полугода в колбе с раствором жизнеобеспечения. Карие глаза смотрели в разноцветные, и в них горело лишь одно желание – желание защитить друга. Но ему не отвечали пониманием.
– С чего такая щедрость, Савада? – усмехнулся висевший над бездной иллюзионист. – Ты ведь, кажется, считаешь, что от меня можно ждать лишь неприятностей, так избавься от угрозы, что же ты медлишь?
– Мукуро, ты мой товарищ. Поэтому не говори ерунды…
Тсуна лежал на самом краю обрыва, едва удерживая друга, и пытался вытянуть его, но ничего не получалось. Мукуро усмехнулся и в следующую секунду сказал:
– Ты глуп, Савада. Я могу создать иллюзию и спасусь без твоей помощи. Но даже упав в реку, я не пострадаю. Тут всего два метра.
– Я тебя не отпущу.
– И не надо. Можешь упасть, я не против. А я выберусь сам.
Иероглиф «Ад» вдруг задрожал, словно Мукуро собирался призвать иллюзию, но крик Тсуны его остановил:
– Не надо! Ты ведь тогда не получишь информацию от Реборна!
Секунда. Всего одна секунда сомнений в разноцветных глазах иллюзиониста. А в следующий миг было уже поздно. С гулким грохотом в бездну посыпались новые осколки берега – камни, некогда связанные между собой вязкой глиной, так легко размываемой дождем. И Савада Тсунаёши полетел вниз, всё еще держа за руку своего товарища.
Удар о воду. Болезненный. Выбивающий из легких весь воздух, а из разума – сознание.
Темнота накрыла мир, а в следующую секунду вспыхнула мириадами огней, и, распахнув глаза, Тсуна увидел водяные брызги, пену и взволнованное, но отнюдь не испуганное лицо иллюзиониста. И почему-то в голове Савады промелькнула странная мысль: «Он слишком легкий». Рокудо Мукуро был гением и, используй он иллюзии, легко выбрался бы из бурной горной реки. А еще он был очень сильным бойцом и верил, что выбрался бы даже без помощи Пламени Предсмертной Воли. Вот только иллюзионист кое-чего не учел. Целых полгода он, побежденный Савадой Тсунаёши, провел в тюрьме для особо опасных преступников, в колбе с раствором жизнеобеспечения: без сознания, скованный цепями и неспособный даже пошевелиться. Кожа его истончилась, как и кости, мышцы начали атрофироваться, мышечная масса уменьшилась, а жировые запасы были быстро израсходованы. И вернувшись к нормальной жизни, пройдя реабилитацию и восстановив здоровье, Рокудо Мукуро не смог добиться лишь двух вещей: нарушенный обмен веществ не позволил ему набрать вес, а истончившиеся кости даже от приема кальция не желали становиться прочнее.
Он был слишком легким.
Резкий порыв ветра, и мощнейший водный поток рванул парней к берегу, чтобы ударить о скалы новым украшением разбушевавшейся реки. Камни с грохотом впечатались в преграду, не оказывая сопротивления, а люди пытались бороться со стихией, но… Мукуро всё же был слабее воды. Просто потому, что казался ей легким, как перышко. И его начало сносить. А в следующую секунду куда более успешно справлявшийся с потоком Савада увидел надвигавшуюся на них мощную волну и, не думая, что делает, схватил иллюзиониста за руку.
Рывок, и они были рядом, а вода холодной пеленой насмешливо царапала кожу, выжимая из нее алые капли. Волна накатила ужасающим монстром, сносящим всё на своем пути, и в разноцветных глазах иллюзиониста Тсуна на секунду увидел искреннее удивление и непонимание. А затем водяной вихрь поглотил их, но Савада не отпустил руку товарища – он продолжал бороться со стихией, и ему повезло: другой рукой он сумел вцепиться в толстую ветку, которая давала хоть какую-то опору. Мафиози вцепились в осколок мертвой древесины, и поток с бешеной скоростью понес их вниз по течению, но вдвоем парни сумели заставить бревно плыть по центру реки, не приближаясь к берегам. А еще они сумели спасти свои жизни, не используя Пламя Предсмертной Воли. И это было настоящим достижением для человека, не желавшего становиться боссом мафии и не верившего в свои силы. Ведь Тсуна верил лишь в то, что сделает всё возможное для спасения друзей, но не был уверен, что сумеет помочь, а вот сейчас – сумел. И это заставляло его улыбаться. Грести изо всех сил, судорожно пытаться дышать ровнее и не поддаваться панике, прислушиваться к интуиции, чтобы понять, не грозит ли им новая опасность, но… улыбаться.
Брызги воды, пена, оборванная листва и изломанные ветви, камни, куски глины и высокие, скалистые берега – всё это проносилось перед парнями сплошным монолитом, словно узор калейдоскопа: изменчивый, но неспособный исчезнуть или превратиться в нечто новое. Раскаты грома сливались с ревом потока, молнии били в деревья где-то там, наверху, а дождь жалил кожу острыми холодными иглами. Река относила мафиози всё дальше, и постепенно берега сменились на пологие, невысокие, заросшие травой.
Не сговариваясь, парни начали движение к суше, всё так же держась за ветку, как за спасательный круг. Как за единственную надежду. Дерево ткнулось о размытый пологий берег и было наконец отпущено. Пальцы вцепились в мокрую траву и вырвали ее с корнем, а поток продолжал сносить мафиози всё ниже. Первым зафиксировать свое положение сумел иллюзионист, Саваду отнесло на пару метров ниже по течению, но он всё же сумел остановится. Подтянувшись на невысоком, размытом, скользком берегу, парни выбрались на сушу и буквально рухнули на землю. Мукуро закашлялся, стоя на четвереньках и сплевывая на траву попавшую в легкие воду, а Тсуна лежал на животе, закрыв глаза, и пытался отдышаться.
Кашель иллюзиониста вдруг стал каким-то странным, болезненным, и Савада, открыв глаза и покосившись на товарища, в который раз замер. Тело фокусника сводило судорогами, а вместе с водой на траву падало нечто алое. Мукуро кашлял кровью, и это Саваде крайне не понравилось. Он думал, что иллюзионист полностью восстановился после пребывания в колбе с раствором жизнеобеспечения, но… Тсуна не знал, что такое невозможно в принципе. Гокудера это понимал, как и Реборн, вот только они молчали, а Саваде и в голову не пришло поинтересоваться о подобном. Он просто не знал, что такое полгода без движения, без сознания, без возможности сделать вдох по своей воле, а не благодаря аппарату искусственного дыхания.
Парень шмыгнул носом и заставил себя пошевелиться. Встав на четвереньки, он подполз к Мукуро и сел рядом с ним, но иллюзионист отвернулся, словно не желал показывать свою слабость врагу.
– Ты в порядке, Мукуро? – нет, он не в порядке, но как же не спросить? – Чем я могу помочь? – ты ничем не можешь помочь, потому что даже не знаешь, что происходит, но ты совершенно точно готов сделать что угодно. Разве это не глупо? А может, это всё-таки правильно?..
Кашель был ему ответом, и Савада растерялся. Вся его решительность исчезла, потому как он даже не представлял, что может сделать, чтобы другу стало хоть немного легче. А зеленую, сырую от дождя траву продолжали украшать багряные разводы. «Я должен что-то сделать! Но что? Что мне делать?! Был бы тут Реборн, он бы знал, чем помочь, он бы посоветовал, как… Знал. Реборн бы знал, как помочь. Мне нужно тоже это узнать».
