Текст книги "«Книга Всезнания» (СИ)"
Автор книги: Tamashi1
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 42 страниц)
– Опять винишь себя во всех грехах, – фыркнул Фукс, а Киоко в ту же секунду перебила Тсуну и с улыбкой, искренней и понимающей, сказала то же самое, но другими словами:
– Не вини себя, Тсуна-кун. Это не твоя вина. Никто ведь не знал, что погода испортится, а если бы предсказания метеорологов сбылись, вы не заболели бы. Это непредвиденная случайность, тут никто не виноват.
– Разве что метеорологи, – хмыкнул Страж и добавил: – Савада-сан, не упускай шанс. Предложи проводить ее немного и рассказать о вашем приключении. Ей будет интересно, поверь.
Тсуна икнул и покосился на Стража, а девушка удивленно вскинула брови и спросила, что случилось. Мысли в голове мафиози забегали подстреленными антилопами, снося всё на своем пути. «Как мне быть? Как быть? Как быть?!»
– Не терять шанс и решить наконец, хочешь ты добиться ее любви или нет, – внес рациональное предложение в сумятицу мысленного водоворота Хозяина Страж. Тсуна глубоко вздохнул и, наконец подняв глаза на Киоко, краснея, как вареный рак, пробормотал:
– Киоко-чан… Я… это… ну…
– Тсуна-кун?
Склонив голову на бок, Сасагава удивленно смотрела на замявшегося одноклассника, отчаянно сминавшего край пиджака. Русые волосы, ложась на плечи солнечным водопадом, искрились в лучах дневного света, а медовые глаза затопляло волнение, смешивавшееся в причудливый коктейль с надеждами, внезапно получившими шанс на претворение в реальность.
«Я не могу не попробовать».
Решение наконец-то не только обрело форму. Оно сделало первый шаг к исполнению мечты.
– Киоко-чан, а хочешь, я немного с тобой пройдусь и расскажу, как мы клад искали? – на одном дыхании выпалил Савада и, сжав кулаки так, что костяшки пальцев побелели, зажмурился, ожидая немедленного отказа. Киоко растерялась, покосилась на ждавшую ее у выхода Ханну и, наконец, ответила:
– Хорошо, давай пройдемся вместе. Правда, Ханна половину дороги вместе со мной обычно проходит, так что пойдем втроем?
Появившаяся было в сердце парня надежда рухнула обломками старого дома с прогнившими сваями. «Вот так всегда», – подумал он и кивнул, поднимаясь и быстро сгребая в сумку учебники.
– Тогда я предупрежу Ханну-чан, и мы будем ждать тебя внизу! – улыбнувшись другу на прощание, Киоко умчалась в неизвестность, а Тсуна тяжело вздохнул.
«Зря надеялся», – обреченно подумал Савада, застегивая «молнию» на массивной сумке.
– Отнюдь, – отозвался Вольфрам. – Ведь фройляйн Ханна пройдет с вами лишь половину дороги. А ты можешь идти с леди Киоко ровно столько, сколько будет длиться твой рассказ. Побольше деталей, побольше подробностей, и ты проводишь ее до самого дома.
«Я не смогу! – заливаясь краской, подумал Тсуна и посмотрел на друга полными ужаса глазами. – Как же я с ней наедине?..»
– Но предлагая проводить ее, ты как раз рассчитывал остаться с ней наедине, – перебил Хозяина Фукс. – Не обманывай себя в собственных желаниях и иди до конца, раз уж сделал первый шаг. Или ты хочешь сказать, что друг Вольфрама Фукса, первого сына барона Фукса, Второго Стража Книги Всезнания – это человек, не держащий слова, данного самому себе?
Впервые Тсуна услышал в голосе барона металл. Впервые увидел в вечно спокойных, уверенных, но мягких и будто слегка отрешенных глазах непоколебимую решимость. Впервые Тсуна осознал, что перед ним не просто «старший брат», как Дино Каваллоне, не просто друг, как Гокудера, не просто уставший от жизни человек, любящий смотреть в потолок, но видеть что-то иное, как порой любил смотреть на вечернее небо Реборн, сжимая в ладони символ своего проклятия – пустышку аркобалено. Перед ним был аристократ до мозга костей, презиравший любого, нарушившего свое слово. И почему-то в памяти Тсуны всплыл образ другого аристократа. Принца-потрошителя Варии, Бельфегора Каваллини. И на секунду Тсуна подумал, что они чем-то неуловимо похожи. Жестокостью? Пренебрежением ко всем, кто был им неинтересен? Понятиями чести? Нет.
«Они всегда идут до конца, несмотря ни на что».
Тсуна вздрогнул от собственных мыслей и встряхнулся. Фукс смотрел на него всё тем же пристальным, немигающим взглядом, а на губах его не было и тени улыбки, и почему-то Саваде внезапно безумно захотелось стать сильным и решительным. Просто потому, что он всегда восхищался окружавшими его сильными людьми, и всегда считал, что ему не стать похожим на них. А вот сейчас один из этих людей вдруг сказал, что видел в нем того самого решительного человека, не пасующего перед трудностями, каким он хотел быть. И Тсуна понял, что не хочет потерять это ощущение. Ощущение того, что в тебя не просто верят, но и не простят неверия в самого себя.
– Я не отступлю, – сказал он. Голос дрогнул, уверенность – нет. Потому что Савада Тсунаёши не хотел сомневаться.
Обледеневшая сталь исчезла из глаз аристократа, на губах его появилась извечная добродушная улыбка. Он кивнул и, подмигнув Хозяину, отвесил ему шутливый полупоклон.
– Идем, а то заставлять девушек ждать – дурной тон, – обычным спокойным голосом сказал он. – И не заставляй меня больше задавать глупые, лишние вопросы, Савада сяньшэн. Я в тебя верю, не подводи меня, сомневаясь в самом себе.
Фукс двинулся на выход, огибая несуществующие для него парты. Легкие, невесомые шаги плавно отдаляли его от единственного живого человека в давно опустевшем классе. А Тсуна смотрел ему вслед и думал о том, что хочет быть похож на своих друзей, способных идти по жизни с высоко поднятой головой. И в его душе осторожно поднимала голову надежда. Надежда на то, что и он может стать сильным. «Но почему ты не слушал, когда друзья говорили, что ты не бесполезен?» – спросила бы у него Лия, будь она здесь. И в Книге Всезнания она увидела бы простой и понятный, но такой неправильный ответ. «Потому что я боялся, что они говорят это лишь для того, чтобы меня подбодрить. Они слишком добрые, чтобы назвать меня бесполезным, и слишком в меня верят, не обращая внимания на недостатки. Реборн же говорит, что я бесполезен, видя то же, что и они, и никогда не хвалит». Лия рассмеялась бы, уточнив, почему же тогда глупый смертный поверил призраку, и увидела бы в ответ очередную банальность. «Потому что Фукс о моих минусах говорит так же легко, как и о плюсах, и всякий раз указывает на них, порой даже укоряя. Друзья же ни в чем меня не обвиняют, только подбадривают». Смешно, но верить людям, отчаянно желающим тебе блага, а потому старающимся не наступать на больные мозоли, сложнее, чем тем, кто в равной степени указывает и на твои промахи, и на твои победы. А может, это закономерно. Но одно было точно – Савада Тсунаёши захотел измениться, а Фукс, читая его эмоции в Книге, думал о том, что человек, желающий добиться своей цели всем сердцем, непременно начнет свой путь к ней. А первый шаг – самое сложное и самое важное, то, на что решиться сложнее всего. И если его всё же сделать, лишь начнешь набирать скорость, а значит, цель постепенно будет становиться всё ближе. И немец довольно улыбался, размышляя о том, что сильный, решительный Хозяин подходит Книге Всезнания куда больше, нежели не верящий сам в себя; а человек, добивающийся своей цели, идя до конца, как бы больно и тяжело ни было, подходит в компаньоны барона фон Фукса куда больше, нежели отступающий перед малейшей трудностью.
«Я помогу тебе перестать бояться самого себя, герр Савада. Это – моя цель, а я всегда добиваюсь своего».
Тсуна выбежал из класса, спеша навстречу собственной, наконец-то поставленной цели.
***
Словно разверзстая пасть доменной печи изливало беспощадный жар на многовековой слой песка безоблачное небо. Солнце подбрасывало уголь в шахту, бледная, чуть синеватая атмосфера рассылала огонь по всему чреву этого бескрайнего монстра, а крохотные существа, казавшиеся небу соринками на бесконечном пустынно-желтом полотне, изнемогали, чувствуя, как вместе с потом испаряются и их жизни. На их коже вместе с солью оставался лишь возраст. И с каждым годом возраст этот становился лишь страшнее, а соль лишь сильнее разъедала смуглую кожу.
Египет окутывали похоронные бинты песка, охраняли саркофаги раскаленного воздуха, венчали пирамиды бледно-голубого, будто покрытого пылью – или прахом? – неба. Он застыл в этом царстве вечного зноя, будто сфинкс, возлежащий посреди пустыни, и лишь изредка, раз в столетие, стряхивал с себя монотонную дрему и оглашал мир страшным рыком. Тогда небо улыбалось своему духу-хранителю и плакало градом стрел, пуль и бомб. А земля дрожала, словно встряхиваясь, с насмешкой разбрасывала песок, будто свадебный рис, и замирала, покрывшись сотнями уродливых разломов, трещин, воронок. Язвы от слез небес не заживали долго. Куда быстрее люди заживляли раны в собственной численности на землях Египта. А время неслось вперед, и лишь замолкал очередной вооруженный конфликт, сфинкс вновь впадал спячку. На очередную спокойную сотню лет…
Мужчина лет тридцати, спокойный и уверенный, как Колосс, стоял на холме и взирал на Великие пирамиды. Они сливались с горизонтом, выделяясь на алеющем закатом небе лишь темными контурами, лишившимися облицовки в угоду смертным, посмевшим ограбить почивших фараонов. Горячий, как дыхание дракона, ветер ерошил некогда идеально уложенные светлые волосы, превращая их в жалкое подобие живой шевелюры Медузы Горгоны. Атлетическая фигура этого Колосса, слишком бледного для мира вечных песчаных бурь, была недвижима, и лишь усмешка порой всплывала на тонких губах, шелковистых, ничуть не обветрившихся, будто не знавших сухости, заполонившей мир вокруг. Вот только серые глаза, спокойно, уверенно и равнодушно смотревшие на великий памятник времени, последнее уцелевшее чудо древности, не улыбались. Они отказывались смотреть в прошлое, глядя лишь вперед. В будущее, которое этот человек предпочитал строить сам.
– Дивный вид, когда-то я могла лишь мечтать насладиться им.
Тонкие изящные ладони легли на плечи мужчины, скрытые тонкой белой рубашкой. Будто пальцы пианистки легли на костяную усмешку рояля. Быстро, словно паучьи лапки по жертве, пробежали пальцы по белому шелку, скользнув по спине не поведшего и бровью скульптурного божества.
– Знаешь ли, моя нимфа, я предпочитаю более живые пейзажи. Вернее, более насыщенные. Мне нужно действие, иначе моя жизнь покатится в Тартар. А я собираюсь добраться до Олимпа.
– Ты рискуешь стать Нарциссом, лелея надежды свергнуть Зевса, – коварно улыбнувшись, ответила женщина. Черные волосы ее разметались по плечам, словно иссохшие водоросли, забытые приливом на берегу. Пальцы замерли на лопатках собеседника, и она прошептала ему прямо в ухо:
– Мне это нравится, иначе было бы совсем неинтересно.
– Мой нарциссизм против твоей жестокости, что сильнее? – Губы, мягкие, словно губы младенца, исказила беспощадная гримаса Калигулы.
– Полагаю, время, – прошелестела женщина и обняла своего спутника, прижавшись щекой к его плечу.
Колосс нахмурился, улыбка отравителя исчезла с его губ, как и равнодушие Фернана Мейсонье* растворилось в глазах, из солнечно-летних превратившихся в предгрозовые.
– Хм. Пожалуй, стоит посодействовать идеям повстанцев по сносу этого монумента, – протянул он ровным и тягучим, будто патока, голосом. – Они жаждали взорвать эти пирамиды, так что я даже решил было помочь, но вспомнил о других делах… Думаю, стоит вернуться к данному вопросу. Храм Десяти Тысяч Будд разлетался на куски довольно феерично, возможно, и здесь революционеры сумеют устроить любопытное шоу.
– Как хочешь, это твоя жизнь, твой мир, твои правила, – пожала плечами сладкоголосая сирена за его спиной. – Решать тебе. Вопрос лишь в том, принесет ли это тебе прибыль, как уничтожение Храма.
– Именно это и стало решающим фактором, – и вновь ухмылка отравителя, задумавшего свести в могилу еще с десяток-другой смертных. – Пока, полагаю, нам здесь ловить нечего и пирамиды не принесут прибыли, так что нас ждет другая страна. На этот раз куда более цивилизованная и менее жаркая – я наконец-то смогу надеть пиджак.
– А мне больше нравится, когда ты лишь в рубашке, – рассмеялась женщина, отступая и любуясь последним даром Восьми Чудес Света потомкам своих создателей. – Меньше похож на банкира, меньшее количество простого народа начинает подозревать, что ты слишком богат, для того чтобы быть обычным человеком.
– Нимфа, из меня не вытравить это даже нищенским рубищем! Я ведь аристократ.
– Некогда обнищавший род обрел достойного продолжателя: он стал во много раз богаче!
– Именно так. Но родовые поместья и земли я возвращать не собираюсь, деньги сейчас лучше хранить в чем-то мобильном. Ситуация в мире неспокойная, – мужчина рассмеялся удачной шутке и обернулся. Где-то вдали прогрохотал громовой раскат.
– О да, и мы сделаем ее еще взрывоопаснее. Но почему ты решил на этот раз взяться за столь нестандартную задачу? Ближний Восток и страны третьего мира – это наша извечная вотчина, но Италия…
Сирена обернулась к городу, смотревшему на древние Пирамиды, памятник самого Времени. Карие глаза полыхнули предвкушением, и она улыбнулась. Земля содрогнулась, словно отвечая на ее немой призыв, мольбу о ярких поминках всех тех, кто уничтожал сейчас город, политический строй и самих себя.
– Понимаешь ли, без прогресса нет жизни. А я не собираюсь умирать, застряв в болоте. – Серые глаза равнодушно взирали на столбы пыли, поднимавшиеся к небесам.
– Решил покорить новые горизонты?
– Именно так.
Очередной стон израненной земли заставил пирамиды печально вздохнуть, сетуя Сфинксу на то, что люди так и не осознают, как же быстро их деяния стираются во времени. Сфинкс не ответил: он уже готовился к новой спячке, точно зная, что великая страна песков будет существовать независимо ни от желаний смертных, ни от благоволения природы, ни от самого наличия или отсутствия на мертвых песках последнего Чуда древнего зодчества. Египту ведь покровительствует сам Ра, сжигая его дотла и возрождая, как сгорал каждый вечер и рождался каждое утро солнечный диск.
– Потому мне с тобой так интересно, Клаус.
– Взаимно, Диана. Хотя знаешь, имя древнеримской богини охоты тебе не подходит. Тебе бы куда больше подошло имя «Фурия» или «Мегера» – богиню мщения ты мне напоминаешь куда больше.
– Почему же? – рассмеялась невеселым смехом, похожим на раскаты колокольного звона, вглядывавшаяся в серые столпы пыли итальянка. – Охотиться на людей я люблю ничуть не меньше, чем мстить им.
Карие глаза безразлично скользнули по догорающему в жарком мареве, охваченному войной городу. Грохот взрывов заглушал стоны раненых, слишком тихие, чтобы достичь слуха людей, похожих на божеств, но слишком громкие, чтобы их не услышал страж пирамид с львиным телом и человеческой головой. Вот только отвечала на стоны лишь тишина.
На горизонте показалась крохотная точка, стремительно увеличивавшаяся в размерах. Черная букашка разрасталась, будто пиявка, напившаяся крови, и вскоре превратилась в гигантского дракона, летевшего на огромных крыльях-лопастях, вращавшихся с немыслимой скоростью.
«Паф!» – фыркнул дракон, изрыгая из пасти пламя.
«Бом!» – похоронным звоном отозвалась земля, принимая бомбу.
Очередная уродливая язва украсила тело Египта, сравняв несколько домов с землей.
Блондин смотрел на взметнувшийся к небу прах, как Македонский смотрел на поверженных персов. И Колосс на глазах у сфинкса превращался в Ареса, упивающегося победой на поле брани. А затем пыль развеялась, и Арес перевоплотился в Аида. Спокойно и равнодушно провожали серые глаза оседающий пепел, будто следили за песком в древних часах. Тартару главное – подсчитать души, попавшие в него, к чему им сопереживать?
– Тогда идея немного расшевелить тайный мир мафии тебе должна прийтись по вкусу, – переведя взгляд на всё раздававшийся в размерах, как грозовая туча, вертолет, наконец сказал он.
– Несомненно. Но с какой бы семьи нам начать? – отозвалась она.
– Главное не спешить, моя нимфа. Терпение – залог успеха. Нельзя кидаться на крупную добычу, не уничтожив ее мелких приспешников.
– А еще нельзя бросаться на сильную добычу, не ослабив ее, – рассмеялась Диана.
Вертолет опустился на песок, притворившись безобидным черным вороном. Люди, заигравшиеся в божеств, синхронно усмехнулись и направились к укрощенному хищнику. Им предстоял долгий, но увлекательный перелет мимо погруженных в Тартар гражданских войн городов.
А ветер неспешно засыпал следы на песке, шепча сфинксу, что время и впрямь всегда побеждает…
========== 17) Помеха ==========
Утро началось для Савады Тсунаёши бодро и довольно радостно. В который раз Реборн, явившийся будить ученика, застал картину «ленивый соня бодро одевается, встав раньше будильника». Еще бы ему не встать, когда за пять минут до звонка Фукс положил ладонь на лоб Хозяина, отлично зная, что ледяное прикосновение мертвеца всегда мгновенно будило Тсунаёши! Но Реборн не знал о присутствии в доме Савады призраков, а потому в который раз сказал сам себе, что найдет причину изменений в ученике. Вот только с каждым днем солнечному аркобалено всё больше казалось, что он уходит прочь от разгадки, вместо того, чтобы ее достичь.
Ведь Савада Тсунаёши с каждым днем всё лучше обтекал углы, уворачиваясь от провокационных вопросов… как профессиональный лжец.
Когда Реборн покинул комнату ученика, выдав ему ценные указания на день, Тсуна поспешил поделиться с призраком радостью. А точнее, обсудить прошлый вечер. Вчера Десятый Вонгола проводил Киоко до самого дома, рассказывая ей о приключениях, произошедших с ним и его друзьями в лесу, а также разъясняя Киоко непонятные моменты, связанные с миром мафии. Фукс всё это время делал вид, что его нет, и лишь когда Хозяин начинал смущаться и запинаться, подбадривал паренька, подкидывая темы для разговора. Итогом прогулки стала благодарность Сасагавы и эйфория Тсуны, которого не только поблагодарили, но и сказали, что он будет очень хорошим боссом, если заботится не только о своих подчиненных, но и о тех, кто переживает за них в тылу. Вот только после этого разговор съехал к теме успеваемости, и Савада, никогда не умевший держать язык за зубами, в ответ на подбадривание Киоко сморозил глупость. Дал обещание написать следующий тест на пятьдесят баллов, хотя обычно не набирал больше тридцати.
Конечно же, Тсуна сразу пожалел о сказанном, но деваться было уже некуда – брать свои слова назад он не привык, даже несмотря на собственную лень и нелюбовь к обязательствам. Вот только сияющая улыбка Киоко настроила его на позитив, и Тсуна решил как следует подготовиться к следующей проверке знаний, чему немало удивился Реборн, вечером обнаруживший в своем ученике невероятную тягу к знаниям. Собственно говоря, после ужина аркобалено долго и упорно вдалбливал в голову будущего мафиозного босса алгебраические формулы и законы физики, но вместо обычных стонов и жалоб на жизнь получал сосредоточенное сопение, усердную зубрежку и уточнения по непонятным моментам. Этого Реборн стерпеть уже не смог и прямо спросил, что происходит, на что был дан совершенно неожиданный, но абсолютно честный ответ: «Я случайно пообещал Киоко-чан, что наберу целых пятьдесят баллов на следующем тесте! Я не могу ее подвести, помоги мне, Реборн!» И вот тут-то взрослый в теле ребенка понял, что окончательно запутался.
Если Савада не один, и ему кто-то помогает, почему он не попросит помощи в подготовке у этого тайного помощника? Если он один, и что-то не так с его психикой, почему он на удивление адекватен? Если на него влияет враг, почему будущий босс Вонголы начал браться за ум, вместо того, чтобы способствовать разрушению семьи? Если же у него на самом деле чудовищно обострилась интуиция, почему он не хочет просто угадать варианты ответов на тесте, а учит материал? И, наконец, главный вопрос. Почему Савада Тсунаёши, которого раньше можно было читать, как открытую книгу, теперь стал настолько скрытным, но это проявляется далеко не всегда, и лишь на определенные вопросы он не желает отвечать правдиво? Что он скрывает, почему, и как эта тайна на него воздействует? Ведь такие минуты, как эта, говорили о том, что перед аркобалено настоящий Савада Тсунаёши, не подверженный контролю извне! И всё же как только речь заходила о событиях в лесу, он становился настоящей лисой. Изворотливой, хитрой, скрытной. И у Реборна закончились предположения о том, что могло так изменить Десятого Вонголу.
Оставшийся почти в одиночестве после ухода репетитора Савада быстро лег спать, поскольку с непривычки после усердной зубрежки у него разболелась голова, а потому обсудить с Вольфом Киоко он не успел. И вот с утра парень решил исправить это упущение, а потому, собираясь в школу, засыпал Стража тонной вопросов о том, не ошибся ли он прошлым вечером в чем-то еще, кроме поспешного обещания. Фукс отвечал одно и то же: что «два шага вперед, один назад – лучше, чем стояние на месте», и даже если где-то была допущена ошибка, она станет уроком на будущее. Савада же не отставал и мысленно продолжал уламывать Фукса помочь ему разобраться, где он был не прав. На вопрос же духа, с чего парень взял, что мертвый вот уже как более двухсот лет, неженатый барон может стать хорошим советчиком в любви, был получен занятный ответ: «Ну так ты же вон какой, наверняка на тебя девчонки пачками вешались!»
Смех призрака не услышал никто, кроме его незадачливого Хозяина, и Вольф посоветовал Саваде почитать учебники истории о нравах девятнадцатого века. Однако всё же добавил, что опыт в амурных делах у него неплохой, равно как и знания Книги способствуют поиску наилучших вариантов, но если Савада будет делать всё по указке, он никогда не сможет завоевать Киоко. Ведь, по словам Фукса, ей интересно было с Савадой Тсунаёши – с тем, кого она отлично знала, а не с неведомым человеком, который начал бы вести себя как кто-то совершенно чужой. Дав Хозяину главный совет, состоявший в словах: «Будь собой, но не отступай и не бойся, просто иди к своей цели так, как умеешь, как подсказывает тебе сердце», – Фукс объявил, что решение Тсуны начать учиться было абсолютно верным, и парень слегка приободрился. Вот только как понять, правильно ли он вел себя с Киоко, Тсуна не представлял, и это грызло его изнутри.
А ведь узнать о чувствах Сасагавы было так просто – надо было всего лишь спросить о них Книгу. Но Тсуна почему-то об этом даже не задумывался. И Лия бы сказала, что он прав.
Направляясь в школу, Савада который раз прокручивал в голове события прошлого вечера и пришел к выводу, что в принципе ничего ужасного он не сказал, да и то, что сумел проводить Киоко до самого дома, не сбежав с полдороги, как сделал бы, если бы Фукс не подкидывал ему темы для беседы, уже было прогрессом. Разве что сам факт помощи призрака несколько удручал, и потому Тсуна принял героическое решение – в следующий раз постараться самому вести диалог с Киоко, не полагаясь на Стража. Правда, когда будет этот самый «следующий раз» он понятия не имел, но отчаянно надеялся, что он всё же состоится. Ведь эйфория, нахлынувшая вчера, уходить от своего счастливого обладателя отчаянно не желала, зато он желал испытать ее вновь.
Школа встретила Саваду как обычно негостеприимно. Пара одноклассников, встретившихся у ворот, назвала его «бесполезным Тсуной», когда он споткнулся. Старшеклассник потребовал денег, стоило лишь Десятому боссу Вонголы обуть сменку. К счастью, на горизонте замаячили члены Дисциплинарного Комитета, и это спасло кошелек Савады от разорения, но Фукс тут же поспешил испортить радужное настроение Хозяина, порадовавшегося чудесному спасению. Он посмотрел вслед уходившему старшекласснику и пренебрежительно протянул:
– И вот такой зазнавшийся отброс, не ценящий в жизни ничего, кроме денег, и вжимающийся в стену от одного взгляда своей матери, напугал человека, который готов умереть ради счастья своих друзей? Мне жаль этот мир, если в нем сильные позволяют угнетать себя слабакам.
«Я не сильный», – печально ответил Тсунаёши, по традиции решив заняться самобичеванием.
– Отнюдь, – пожал плечами Фукс. – Если в битве на кулаках ты проиграешь дону Реборну, в количестве пламени – Хибари-сану, а в ловкости – мсье Мукуро, это не значит, что ты слаб. Смотря что считать силой. Кто-то говорит, что это деньги. Кто-то – что сила заключается в мускулах и способности уничтожать врагов. Кто-то думает, что сила в правде. А кто-то не спешит мериться силами и просто живет, но когда встает вопрос, отстаивать свои идеалы до конца и погибнуть или предать всех и вся, восходит на плаху без сожалений. Вот и скажи мне, Тсунаёши-кун, кто сильнее? Олигарх, заставляющий страдать простых людей? Боксер, избивающий любого несогласного с ним, даже ребенка? Правдолюб, обличающий истину и карающий острым словом любого, кто идет неверной, как ему кажется, дорогой? Или тот, кто не кичится своими деяниями и просто защищает то, что ему дорого? Ради чего правильнее погибнуть, ради денег, славы или своих друзей?
– Ради друзей, – прошептал Тсунаёши, упершись лбом в дверцу шкафа со сменкой. Проходившие мимо старшеклассницы удивленно на него покосились.
– Так в чем же сила: в деньгах, кулаках или чести?
Повисла тишина. Звуки, долетавшие до слуха Савады, исчезали, не проникнув в его сознание. И в его голове всё отчетливее звучала одна простая, понятная ему мысль, которая раньше отказывалась складываться в слова, существуя лишь на уровне ощущений. «Злой человек не будет сильным, потому что у него не будет друзей. А тот, кто готов им помочь, несмотря ни на что, может стать сильным, даже если он слаб. Ведь друзья его всегда поддержат». И внутренний голос шепнул Десятому боссу Вонголы: «У тебя есть друзья». А Вольфрам Фукс добавил:
– У тебя есть честь, герр Савада. Потому я тебе и помогаю.
Тсуна улыбнулся краешками губ и посмотрел в конец холла. На небо, видневшееся за распахнутой настежь дверью. И улыбка его стала широкой и безмятежной. Ведь если в тебя верят друзья, поверить в самого себя куда проще, а у Савады было очень много людей, которые в него верили.
Кивнув собственным мыслям, Тсуна побежал в класс, мысленно крикнув Стражу: «Спасибо, Вольф!» Но призрак не ответил. Лишь поправил шейный платок, хмуро покосился на то же самое небо, что пару секунду назад вселило уверенность в Хозяина Книги, и цокнул языком. «Слишком медленно», – беззвучно произнесли его губы. А затем добавили: «Ты слишком медленно идешь к своим целям, герр Савада. Ведь ты их до сих пор не осознал. И это плохо. Времени у тебя не много».
***
Первым, кого увидел Тсуна, зайдя в класс, оказался Гокудера Хаято. Курильщик, как обычно, сидел, закинув руки за голову и положив ноги на парту, а пачка сигарет покоилась в нагрудном кармане белой рубашки. Пепельные волосы парня были взъерошены, и «каре» превратилось в воронье гнездо, а общая бледность Хранителя Урагана яснее любых слов сообщала о том, что он лишь недавно пришел в себя после серьезной болезни. Собственно, даже Тсуну выписали на несколько дней раньше Хаято, поскольку у того были серьезные осложнения, и после выписки парни не виделись ввиду нежелания «Правой руки» заразить босса или вызвать его жалость, ведь едва ползающий по квартире помощник – позор для босса мафии, по крайней мере, так думал Гокудера. Благодаря этому единственный визит Тсуны к его Урагану был прерван в самом начале, и только сегодня эти двое наконец пересеклись, ведь вместо школы прошлым утром Гокудера ходил в больницу, зато сейчас мог с чистой совестью сказать, что заразить босса он уже не сможет.
– Гокудера-кун, привет! Ты в порядке? – тут же направившись к другу, спросил Савада.
Хаято подобрался, встал и поспешил отчитаться:
– Всё в порядке, Джудайме! Я полностью поправился, можете положиться на меня, если что-то случится!
– Надеюсь, что ничего такого не произойдет, – поморщился шатен и тяжко вздохнул.
– Я тоже, – сияя, ответил довольный курильщик, но тут же понизил голос до шепота и едва слышно произнес: – Но нам надо бы обсудить, что делать с… Вашей интуицией.
Гокудера многозначительно осмотрелся и помахал рукой, будто описывая в воздухе контур призрака, а Тсуна икнул. Говорить о Книге ему совсем не хотелось, равно как и вновь ставить с ней какие-либо эксперименты. Однако Гокудера убил робкую надежду босса избежать разговора, прошептав:
– Давайте после школы сходим туда, где нам не помешают, и решим, можем мы верить ей или нет?
– Ладно, – нехотя ответил Тсуна и подумал, что всегда слишком быстро сдается. – Но я ей доверяю.
– Отлично, значит, всё будет куда проще, – блеснул оптимизмом подрывник, однако во взгляде его сквозила настороженность.
– О чем болтаем? – задорный голос бейсболиста, подошедшего к друзьям, нарушил атмосферу таинственности и скрытности, и Гокудера вздохнул. Он любил тайны не меньше мистики.
– Чего тебе надо с самого утра? – проворчал он, а Тсуна поспешил сгладить ситуацию:
– Доброе утро, Ямамото!
– И вам, – кивнул Хранитель Дождя, вставая слева от босса. – Ну так что вы так загадочно обсуждали, будто собрались грабить банк?
– Не говори ерунды, – фыркнул Хаято и, снизив голос, всё же пояснил: – Решили вечером обсудить «интуицию» Джудайме.
– Тогда я с вами, всё равно тренировки сегодня нет, – улыбнулся Ямамото и настороженно посмотрел на Тсуну. Тот лишь тяжко вздохнул в ответ. – И раз уж мы решили собраться, то, может, и Рёхея позовем? Он всё равно в курсе дела.
– Совсем спятил? С этим газоноголовым беседа затянется на всю ночь! – взвился Хаято и сжал кулаки. Мышцы, скрытые черными напульсниками, мгновенно напряглись. Белые узоры на темной ткани растянулись, не желая сдерживать порыв своего хозяина. А Савада, почесав кончик носа, задал вопрос, мгновенно охладивший пыл его «Правой руки»:
– А где мы вообще будем это обсуждать? У меня нельзя, там Реборн, а на улице допоздна лучше не засиживаться.
Хранители переглянулись. Гокудера жил на съемной квартире, в которой имелась лишь одна комната и кухня, а потому разместиться с комфортом там в любом случае не получилось бы. Отец Ямамото владел суши-баром, располагавшимся в их собственном доме, рядом с которым было еще и небольшое додзё, однако на этой неделе у них остановились старые друзья отца, и даже в додзё от них вряд ли удалось бы скрыться, ведь все они отлично владели кендо, и в любой момент могли захотеть потренироваться. Дом Тсуны отметался по вполне понятным причинам, а собираться у Сасагавы для обсуждения мафиозных дел было нереально, поскольку тот отчаянно не желал, чтобы сестра была в курсе положения дел. И опасность того, что Киоко краем уха услышит диалог о Книге Всезнания вешала амбарный замок на двери дома ее брата. А потому парням не оставалось ничего, кроме как серьезно призадуматься о месте дислокации на этот вечер, вместо бесполезных перебранок. Собственно, именно ради их прекращения Тсуна и сменил тему, но даже он сам не ожидал, что вопрос окажется настолько насущным.
