Текст книги "«Книга Всезнания» (СИ)"
Автор книги: Tamashi1
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 42 страниц)
– Наивный, глупый мальчик, – вдохнула Страж, стоя у парапета и глядя на безразличное серое небо таким же пустым, как и оно само, взглядом. – Но это всё же хорошая черта. Не потеряй ее.
Слабая улыбка коснулась губ призрака, но тут же исчезла, и она тихо начала рассказ.
– Фукс был революционером. Он считал, что правительство угнетает народ, и мечтал свергнуть его, посадив на трон человека, в которого верил. Он наплевал на то, что может подставить собственную семью под удар, и ввязался в заговор против короны, а благодаря своим выдающимся ораторским и лидерским качествам быстро стал одной из ключевых фигур восстания. Не могу сказать, что его идеи были не верны: если бы им удалось выполнить всё задуманное, ситуация в Священной Римской империи германской нации могла бы существенно измениться. Впрочем, в те времена столь небольшие группы революционеров не получали власть – как показывала практика, такие восстания правительство давило на корню. И Вольфрам вместе с другими лидерами революционного движения отлично это понимали, а потому рассчитывали незаметно для императора увеличить свою численность, а затем устроить самую настоящую революцию. Однако Вольфрам забыл, что не все люди радеют о благополучии народа, а не о своем собственном. Его младший брат вступил в отряд, разузнал всё, что мог, о структуре организации и планах заговорщиков, а затем написал подробный донос императору. Вольфрама и его людей было велено арестовать. Однако Фукс узнал о предательстве заранее, и потому сумел предупредить большую часть соратников, дав им шанс на побег из империи. Он принял весь удар на себя, решив вместе с небольшой группой повстанцев, которым нечего было терять, устроить переполох и тем самым отвлечь солдат. Его товарищи бежали за границу, а Вольфрама арестовали вместе с теми его сообщниками, что выжили в отвлекающем маневре. Их было решено повесить как предателей. Вот только у Вольфрама был шанс на спасение: тот, кого он мечтал увидеть на троне, тот, в кого он верил, должен был направить небольшой отряд к месту казни. И он на самом деле хотел это сделать, но незадолго до назначенного срока получил письмо от брата Вольфрама. В нем говорилось, что если спасательная операция будет проведена, Фукс-младший обязательно воспользуется оставшимися связями и выяснит всё о главных заговорщиках, включая место их пребывания, а затем сдаст их императору. И естественно, это возымело эффект – помощь Вольфраму отправлена не была. Он до последнего верил, что его спасут, хотя знающий человек сообщил ему о письме брата и ответе на него. Вот только Вольфрам, понимавший, что ему не лгут, не предпринял попытку к бегству самостоятельно. Его товарищи, узнав о предательстве лидера, попытались сбежать сами, а вот Фукс не стал. Он даже сказал им, что умереть на виселице за свою идею – почетно. Только вот в ответ на это получил довольно забавные слова. «Плевать нам на твои идеи, мы должны спастись! Не ради крестьян затевалось восстание, а ради нашего собственного блага! Так почему мы должны сгнить в земле, чтобы стать вдохновителями других повстанцев? Главное – выжить, остальное значения не имеет! Если бы мы знали, что нас схватят, не пошли бы за тобой на этот отвлекающий маневр! Это твоя вина, ты не предупредил о риске». И Вольфрам остался в камере – дожидаться исполнения приговора, а его товарищи напали на охрану, вырвались в коридор и погибли. Потому что солдат там оказалось много больше, нежели они рассчитывали. Просто они не догадывались о том, что охрану усилили ввиду скорой казни. А вот Фукс это прекрасно понимал, но не сообщил им об этом. Потому что они предали. Не его – идеал, за который они все вместе сражались. И потому барон наблюдал за смертью бывших товарищей, не отводя взгляд и не пытаясь им помочь. Его вера в людей умирала – окончательно и бесповоротно. Тех, кто выжил, снова бросили в темницу, но Фукс с ними больше не говорил. А затем состоялась казнь, и когда ему надели веревку на шею и дали последнее слово, он сказал смотревшей на него толпе: «Мы были правы, а потому победим. Народ должен быть свободным». Вот только в ответ ему понеслись проклятия, смех, шутки и издевательства. Народ, который он мечтал защитить и привести к процветанию, кричал: «Казните его уже скорее, скучно стало!» Они болтали о пустяках и грызли яблоки, ожидая приведение приговора в исполнение. Но больше всего Фукса поразила фраза, сказанная молодой женщиной в первом ряду. «Глупые дворяне, думают, они умнее всех. Решили над императором посмеяться, теперь на виселице оказались. Ну и правильно, не нужны народу их забавы! Смерть предателям короны!» И толпа подхватила ее слова, скандируя: «Смерть, смерть, смерть, смерть!» В тот момент Вольфрам Фукс понял то, что я поняла, умирая в катакомбах. Люди не заслуживают того, чтобы верить в них, сражаться за них и отдавать за них свою жизнь. Ведь они свою жизнь ставить на кон не захотят. А главное, твою жертву сочтут просто глупой и примут ее последствия как должное, словно ты обязан был умереть ради них и иначе быть не могло, но всё же тебя назовут идиотом, потому что только идиот не попытался бы спастись даже в безвыходной ситуации, пусть и пришлось бы предать всех и вся. Но знаешь, Тсунаёши, Вольфрама я безмерно уважаю. Потому что для меня его смерть прекрасна, как и его идеалы. И в то же время я его презираю, поскольку он готов идти к своей цели любыми средствами. Тебе решать, как относиться к нему, я не хочу, чтобы ты основывал свое решение на моем видении ситуации, однако скажу так. В каждом человеке есть что-то хорошее и что-то плохое, вопрос лишь в том, что перевешивает и можем ли мы понять и принять эти качества, смирившись с ними. Если да, этот человек не вызовет отторжения, если нет, общаться с ним станет невозможно. Вот и подумай о Фуксе.
– Не хочу, – ответил Савада, не раздумывая, и ветер растрепал каштановые пряди, вплетая в них серебристые блики снега. – Я верю тебе и Вольфраму, верю своим друзьям и товарищам. И если меня предадут, я буду разбираться с последствиями. Но я не хочу раздумывать, нравится мне жизненная позиция человека или нет, и исходя из этого решать, общаться с ним или нет. Я уже решил, что буду вашим другом, и решения своего не изменю. Вольфрам – хороший человек, и если его принципы отличаются от моих, это не значит, что я его должен отталкивать. Не хочу так поступать. Не хочу быть расчетливым и бездушным. Потому что я принимаю своих друзей такими, какие они есть, а если с чем-то не согласен – либо терплю, либо говорю им и пытаюсь убедить, что они не правы. Но я не бросаю своих друзей. Никогда.
Решительность в карих глазах смешивалась с болью, а руки десятого босса Вонголы сжимались в кулаки, вот только на губах играла улыбка – его обычная, добрая, немного наивная улыбка. Он верил в свои слова. И отступать от них не собирался. Страж смотрела на то, как ветер играет полами светлого пиджака, взлохмачивает непослушные каштановые пряди, покрывает смуглые щеки румянцем, и думала о том, что, возможно, не так уж и плохо иногда верить в человека, если он такой, как Савада Тсунаёши. Если он умеет верить в ответ.
– Ладно, демагог, сдаюсь! – подняв руки, рассмеялась она. – Поступай как знаешь. Иногда и опыт множества столетий бывает бесполезен, если дело касается слишком светлого человека. А теперь возвращайся в класс, потому как у нас скоро будут гости.
– Кто? – насторожился Тсуна, и Страж, которой очень важно было побыстрее вернуть Хозяина за парту, ответила:
– Реборн направляется в школу с довольно занятной новостью. Так что приготовься.
– Приготовиться? – озадачился Тсуна, удивленно глядя на босую девушку, стоявшую у края пропасти с насмешливо-равнодушным видом. Словно гриф присел на дерево у поля боя, ожидая кровавой жатвы.
– О да. Скоро твоей мирной жизни настанет конец.
«И тогда мы посмотрим, чего стоят твои убеждения на самом деле», – добавила она мысленно. А Савада Тсунаёши наконец осознал, что Хозяина Книги Всезнания испытания ждут не только после смерти…
========== 26) Первый гром ==========
По-зимнему серое небо резко контрастировало с осенней температурой воздуха. Пятнадцать градусов тепла показались привыкшим к снежной зиме Хранителям Вонголы десятого поколения слишком странными для пятого декабря. Лишь итальянцы по происхождению удивлены не были: для их Родины такие температурные показатели являлись нормой, и потому они были единственными, кто не захватил с собой в путешествие излишне теплую для окрестностей Рима зимнюю одежду. Впрочем, все члены банды Кокуё грамотно собрали багаж благодаря советам лидера, а вот друзья Гокудеры, забывшего сообщить им об очевидной, по его мнению, детали, покидая аэропорт, думали о том, зачем старательно упаковывали в чемоданы куртки с меховой подкладкой и кучу теплых свитеров.
Италия встретила друзей аномальной для них погодой, обещаниями таксистов доставить путешественников в любую точку Рима и толпами снующих тут и там итальянцев, говоривших на абсолютно незнакомом для большей части японцев языке. Но, к счастью, Хранители прибыли в Аэропорт Фьюмичино не одни. Реборн, Колонелло, сестра Хаято Бьянки, доктор Трейдент Шамал и банда Кокуё в полном составе также явились на зов девятого босса Вонголы, дона Тимотео. И это решало большую часть проблем японцев, за исключением вопроса: «Зачем я набрал столько зимних шмоток, и что мне теперь с ними делать?» Только вот все присутствовавшие отлично понимали, что это будет наименьший из проблем данного путешествия…
Несколько дней назад Реборн принес Саваде известие о том, что Девятый Вонгола объявил всеобщую мобилизацию в связи с создавшимся опасным положением. Первым вопросом Тсуны конечно же стало: «А кто на нас напал? Кто на этот раз решил захватить мир?» – на что был озвучен довольно неприятный ответ: «Никто, глупый Тсуна. Неужели ты думал, что мафия только и делает, что сражается с врагами человечества? Просто начался передел сфер влияния, и если Вонгола не покажет клыки, нас лишат титула самой влиятельной семьи, а то и вовсе уничтожат. Это война кланов, и врагов будет очень много. Но на захват мира им плевать. Им нужны деньги и власть». И это стало для Тсунаёши самым настоящим шоком. Отчего-то всё это время наивный подросток полагал, что задача Вонголы – сохранение мира и помощь простым гражданам в минуты опасности, а слово «мафия» воспринималось им исключительно как имя нарицательное, без особой смысловой нагрузки. Он представлял сильнейший клан мафии элитным отрядом бойскаутов, у которых вместо рогаток пистолеты, и которые привыкли слегка перегибать палку, порой стреляя на поражение ради защиты мирных граждан. И Тсуна абсолютно не задумывался о том, что вообще-то Вонгола – не исключение из правила, и раз она оставалась сильнейшей мафиозной семьей, значит, продолжала идти по трупам.
Когда-то давно он увидел кровавое прошлое своего клана и пообещал изменить положение дел, но вскоре перестал думать об этом, ведь дон Тимотео был очень мягким и абсолютно не воинственным боссом, который шел по дороге, проложенной Вонголой Примо, и старался сохранить мир во всем мире, не сильно притесняя простых граждан. А потому Савада по привычке перестал размышлять о неприятных вещах, предпочтя забыть о них. Вот только они напомнили о себе сами. Ведь отворачиваясь от грязи этого мира и закрывая на нее глаза, ее не уничтожить. Она существует независимо от нашего к ней отношения.
Всего три дня понадобилось Реборну, чтобы полностью подготовить поездку, приготовить для Хранителей поддельные документы на фальшивые имена и собрать всех верных Вонголе мафиози, на тот момент находившихся в Японии. Хранитель Грозы, Ламбо, окончательно разболелся, и потому его было решено не брать в поездку, поскольку доктор Шамал лечил исключительно женщин и мальчика ставить на ноги отказался. А вот остальные хранители, включая всех помощников Мукуро, были вынуждены откликнуться на призыв дона Тимотео. Также солнечный аркобалено связался со всеми коллегами, находившимися не в Намимори, и они в срочном порядке вылетели в Италию. Закончив со всеми приготовлениями, Реборн заказал билеты на самолет для всех, кто собирался лететь вместе с ним, и был озадачен неожиданной просьбой от Савады. Ученик попросил приобрести один лишний билет – для Сасагавы Киоко. Объяснялся этот факт довольно просто: узнав от Тсуны о поездке, Киоко начала упрашивать друга взять ее с собой, обещая не вмешиваться в дела мафии и просто быть поддержкой в тылу, а также говоря, что остаться в Японии, когда ее брат и друзья в опасности, она просто не сможет – изведется. И потому добросердечный Савада поддался на уговоры, подумав, что в штабе Вонголы с Киоко уж точно ничего не случится. Рёхея Киоко сама убедила в том, что будет в порядке, и проблема, казалось бы, была решена, вот только Реборн заупрямился, не желая впутывать обычную девушку в разборки мафии. Ведь он отлично понимал, что даже штаб не является абсолютно безопасной территорией. Однако Тсуна пошел на хитрость: позвонил отцу и убедил его в необходимости присутствия родного человека в качестве моральной поддержки, а также заручился поддержкой Колонелло, Шамала и Бьянки. И в итоге Реборну не оставалось ничего, кроме как заказать дополнительный билет на самолет.
И вот, наконец оказавшись в небольшом городке Фьюмичино, расположенном неподалеку от Рима, Тсуна с удивлением смотрел на привычный для его знакомых итальянцев пейзаж и размышлял об излишне жаркой погоде, о том, что если его всё же признают десятым боссом Вонголы, ему явно придется учить итальянский, и о том, будет ли Киоко в безопасности в главном штабе. А Киоко, держа брата за руку, восторженно оглядывалась, удивленно разглядывая непривычный пейзаж, и улыбалась, радуясь тому, что ее наконец-то перестали оставлять в одиночестве без надежды на получение известий о дорогих ее сердцу людях.
Гокудера решил было взять такси, однако Реборн остановил его и повел процессию к краю парковки, где расположился небольшой туристический автобус без опознавательных знаков, повествующих миру о его принадлежности к какой-либо турфирме. К вящему удивлению Тсуны, возле распахнутой настежь двери обнаружился его отец, что-то увлеченно печатавший в мобильном телефоне. Привыкший к расхлябанному, неопрятному облику родителя, дома постоянно блиставшего щетиной, мятыми майками, спортивным штанами и беспечной улыбкой от уха до уха, Савада от удивления открыл рот, ведь перед ним предстал буквально другой человек. Классический черный костюм с застегнутым на все пуговицы пиджаком и затянутым под горло черными галстуком, кожаные ботинки, изящные запонки и золотистая булавка для галстука, слегка растрепанные от ветра, но всё же не спутанные короткие светлые волосы и сосредоточенное, хмурое выражение лица никак не вязались у Тсунаёши с образом его отца. Разве что трехдневная щетина доказывала, что перед ним не двойник, но мешки под глазами и цепкий, сосредоточенный взгляд карих глаз недвусмысленно намекали на то, что щетина – следствие нехватки времени даже на сон, а не обычной беспечности. И оттого отец вдруг показался Тсуне совсем далеким, незнакомым, чужим… Но он вдруг подумал, что теперь понимает, отчего Ёмицу так редко бывал дома. Просто вырваться из плена забот, не дававших ему времени даже на отдых, было слишком сложно. И раздражение, как обычно возникшее в душе парня при встрече с отцом, сошло на нет. Потому что он наконец понял, что у Ёмицу на самом деле не хватало времени на поездки домой. А бросить работу он не мог – ведь он слишком ценил своих подчиненных и благополучие собственной семьи. Да и… «из мафии не уходят». Тсуна слышал эту фразу в каком-то фильме, но не придал ей значения. Зато теперь она вспыхнула в памяти и заставила осознать простую истину: отец на самом деле не мог проводить с ним больше времени, а отнюдь не не хотел, ведь, услышав знакомые голоса, Ёмицу мгновенно оторвался от телефона и, увидев сына, расплылся в широкой, счастливой, абсолютно искренней улыбке. И Тсуна понял, что ему тоже одиноко в этом чужом жарком городе, где есть работа, коллеги и друзья, но нет покоя, семьи и душевного тепла. А потому парень улыбнулся в ответ. Не натянуто и от всего сердца. Он просто обрадовался тому, что наконец понял – он был важен отцу, и это простое открытие сделало его немного счастливее.
– Всем привет! – возвестил Ёмицу, помахав коллегам рукой и подмигнув сыну: – Как перелет? Запрыгивайте в автобус, домчим вас с ветерком! За рулем сегодня Моретти, вы его помните.
Тсуна скользнул взглядом по водительской кабине и кивнул сидевшему за рулем высокому худому итальянцу, с которым сталкивался всего пару раз, но которого отлично запомнил в виду его неординарного умения притворяться мертвым, замедляя собственное сердцебиение. Моретти отсалютовал коллегам, те сдержано поприветствовали главу CEDEF и его подчиненного, а затем вся толпа недружным строем начала закидывать чемоданы в багажное отделение и размещаться в салоне.
– Ну как дела, сынок? – подойдя к Тсуне, стоявшему в сторонке, пока друзья штурмовали автобус, спросил Ёмицу и, спрятав мобильник в карман пиджака, остановился напротив парня, не решаясь его обнять.
– Да ничего, только как-то я так и не понял, что случилось, – вздохнул Тсуна и, почесав кончик носа, спросил: – А ты всегда тут такой… представительный?
Ёмицу расхохотался и протянул было руку, чтобы потрепать сына по голове, но остановился и, вздохнув, почесал собственный затылок. Карие глаза заволокла тоска, и он посмотрел на небо. Серое. Унылое. Безразличное.
– Работа обязывает, что поделать. Я бы с удовольствием надел майку: люблю свободные вещи, движений не стесняющие. Но глава внешней консультационной семьи в майке будет выглядеть…
– …нелепо, – закончил за отца Тсуна. – А я как-то не задумывался о том, как ты тут живешь. Скучно, наверное, в смысле… ты по нам скучаешь?
Не ожидавший от сына подобного вопроса, Ёмицу подавился воздухом и закашлялся, но мгновенно взял себя в руки и, подозрительно посмотрев на Тсуну, уточнил:
– Скучаю, конечно, но с чего вдруг такой вопрос?
– Нельзя? – сделав наивную мордочку печально спросил Тсунаёши, и отец не нашел, что ответить, а Савада-младший задал, наконец, вопрос, ответ на который захотел услышать с того самого момента, как увидел осунувшееся, напряженное, сосредоточенное лицо отца: – Просто я вдруг подумал: тебе без нас с мамой одиноко?
– Одиноко, – признал Ёмицу и тяжело вздохнул. – Но ты же понимаешь, не могу я бросить всё и вернуться домой. Они на меня рассчитывают. И Девятый, и все в CEDEF…
– А еще надо деньги зарабатывать, – добавил Тсуна, отлично уяснивший за последние два месяца, что жить так, как жили они с матерью, на зарплату простого труженика офиса средней руки было бы невозможно.
– Точно, – подтвердил Савада-старший, всё подозрительнее глядя на сына. Тсуна слишком изменился, и это было заметно невооруженным глазом, однако изменения эти не были плохими – Ёмицу даже подумал, что теперь у Тсуны намного больше шансов стать достойным боссом, чем раньше… Вот только причина этого была всё так же неясна. Ведь даже постоянные игры в шахматы и учеба вместо развлечений не смогли бы настолько изменить само мышление наивного, абсолютно бесхитростного подростка. А теперь хитрости в нем было хоть отбавляй, равно как и расчетливости, и глава структуры, плотно занимавшейся разведкой, эти качества в сыне мгновенно распознал.
– А я дверь смазал… ну, в смысле, петли, – сменил тему Тсуна, теребя длинную ручку стоявшей на асфальте спортивной сумки. – Как ты учил. Правда, упал, когда верхнюю петлю смазывал, и немного масла пролил, но быстренько затер, так что мама не заметила.
Тсуна хихикнул, а Ёмицу протянул:
– Хитер, ничего не скажешь… Я обычно если что-то проливаю, мама застукивает за заметанием улик. У нее прямо-таки чутье на мои оплошности! Как умудрился избежать ее печальных вздохов и укоризненного взгляда?
– Да я просто пошел петли смазывать, когда она с детьми по магазинам отправилась. Будь она дома, наверняка бы застукала – это же мама! Она всегда знает, когда кто-то провинился, – выдал себя с потрохами так и не научившийся держать язык за зубами в любой ситуации, а также постоянно читать между строк Тсунаёши. Призрак за его спиной закатил глаза, но промолчал – Лие невыгодно было заставлять Хозяина Книги беспокоиться перед столь умным и хитрым человеком, как Савада Ёмицу.
– О, а это вариант! Как-то я о таком даже не подумал, – рассмеялся глава CEDEF, отметив про себя, что Тсуна даже в подобных мелочах начал просчитывать свои действия на ход вперед.
– Да ты дома вообще мало думаешь, – проворчал Тсунаёши, возмущенно покосившись на отца и сложив руки на груди. – Ты зачем маме говоришь, что нефть в Антарктике добываешь? Да еще и дома каску носишь в подтверждение своих слов! Она же явно не верит тебе! Точнее, я раньше думал, что она верит, и удивлялся, а тут заметил, что она всё время смотрит прогнозы погоды в Италии, а Антарктикой совсем не интересуется. Да и когда ты снова месяц назад отложил возвращение домой, она с соседкой пошла поболтать, и я случайно услышал, как она спрашивала, не происходит ли в Италии чего-то страшного, нет ли там каких военных конфликтов или чего-то в этом роде. У соседки нашей ведь в Риме сын живет, вот она и пошла узнавать информацию из первых рук. Так зачем ты такую ерунду рассказываешь, если мама и так в курсе того, чем ты занимаешься?
Ёмицу растерялся. Подобной атаки от сына, из которого обычно и пары слов было не вытянуть, он не ожидал. Но у Тсуны эти вопросы явно наболели, потому как он сверлил отца возмущенным взглядом, поджимал губы и отстукивал ногой какой-то ритм. Непонятный, нечеткий, не складывавшийся в мелодию, но явно несший в себе какой-то смысл, ведь это не было простое хаотичное притоптывание – в нем четко отслеживался ритм.
– Ну… наша мама – очень умная женщина, – попытался объяснить свою позицию Ёмицу. – Но скажи я ей, что работаю в мафии и у нас постоянно происходят вооруженные стычки, она бы места себе не находила. Потому я и говорю очевидные глупости, чтобы она знала, что я что-то скрываю, но думала, что я кто-то вроде… спецагента или военного на службе правительства. У них, вроде как, всё поспокойнее, чем у нас, потому как военных конфликтов только в последнее время много стало, а Италия так и вообще редко во что-то ввязывается. Не хочу ей врать, говоря, что я спецагент, но и правду сказать не могу, а то она будет думать, что у меня каждый день разборки с перестрелками. Потому выкручиваюсь, как могу.
– Ну и зря, – вздохнул Тсуна и печально покосился на Киоко, пытавшуюся доказать брату, что ехать надо в начале автобуса, а не в конце, чтобы не укачало. – Я тоже думал, что лучше им ничего не знать, а сейчас понял, что ошибался. Киоко-чан смотри какая счастливая оттого, что мы ее с собой взяли. Сказала, что даже просто готовить нам завтраки и поддерживать из штаба для нее будет счастьем. А то в неизвестности сидеть дома и слушать новости, боясь услышать знакомое имя, ей страшно. Мне кажется, маме тоже страшно, но она каждый день смотрит новости и ищет в интернете ссылки на чрезвычайные происшествия в Италии, я сам видел в журнале браузера. Так что ты ей только нервы изводишь. Я тут понял кое-что… Знания могут принести вред, но они не бывают лишними. И лучше знать что-то, чем не знать, даже если это знание опасно, раздражает или заставляет нервничать… Ну, мне так кажется. Так что я даже несмотря на возмущение старшего брата рассказываю Киоко-чан о проблемах, если они могут нам угрожать.
– Как-то я с такой стороны на этот вопрос не смотрел, – озадаченно пробормотал Ёмицу и, одернув рукава пиджака, беспечным тоном, не отражавшим и капли его настороженности, спросил: – Ты-то как до этого додумался? Я вот уже много лет в CEDEF, и не подумал, а ты сразу об этом задумался…
– Это Киоко-чан меня заставила призадуматься, – чуть покраснев, ответил Тсуна и снова просмотрел на девушку, наконец договорившуюся с братом о компромиссе – посадке в середину салона, и теперь поднимавшуюся по ступенькам. – Она меня первого сентября спросила, как мы умудрились заболеть, и я попытался выкрутиться, но она сразу сказала, что простая тренировка не могла так плачевно закончиться. И тогда я… Ну не хотел я ей врать. Потому рассказал правду. И знаешь… – Тсуна обернулся к отцу и улыбнулся. Смущенно, но очень счастливо. – Она ведь очень обрадовалась. Обрадовалась, что я не стал ни врать, ни скрытничать. Поблагодарила и попросила больше от нее ничего не скрывать, потому что очень переживает. Она мне потом даже объяснила, что всегда понимала, когда мы врали, и очень из-за этого нервничала. Вот тогда я и подумал, что мама тоже наверняка тебе не верит, и к ней присмотрелся. Может, не стоит больше обманывать их? Они ведь на нашей стороне, а «тыл должен быть укреплен», ну, в смысле, не только в шахматах надо своего короля защищать, а и в жизни пытаться сделать так, чтобы те, кто в тылу, были надежной опорой. Разве нет?
– Это-то ты откуда выкопал? – озадачился Ёмицу.
– А, ты же не знаешь! – всполошился Тсуна, отлично понимавший, что отец в курсе его новых увлечений. – Я в шахматы с Гокудерой постоянно играю, и мы пытаемся перенести их правила на жизнь. Ну… вроде как я подумал, что если уж мне не отвертеться от роли босса, то надо соответствовать – стать собой из десятилетнего будущего. Ну и мы с Гокудерой как-то решили сыграть в шахматы и поняли, что это отличный способ научиться думать. Вот с тех пор я всё время стараюсь, как он учил, переложить жизнь на шахматы. Это плохо?
– Нет, это хорошо, – улыбнулся Ёмицу, подумав, что что-то не так. – Тебе явно пошли эти занятия на пользу. Только…
– Что? – насторожился Тсуна, впрочем, не подав виду.
– Да как-то непривычно тебя таким видеть, – рассмеялся Савада-старший и почесал затылок. А карие глаза внимательно смотрели на будущего Вонголу Дечимо из-под полуопущенных век.
– А ты подольше домой не приезжай, – проворчал Тсуна и вдруг сказал совершенно обычную для себя вещь: – А вообще, не важно это всё, пошел я в автобус. Жарко тут… что ж тут так жарко-то?..
Тяжко вздохнув и подхватив поклажу, Тсуна, ворча, поплелся в автобус, а его отец остался стоять на опустевшей парковке, удивлено глядя сыну вслед. И смутное ощущение неправильности происходящего наконец сложилось в четко оформленную мысль. «Почему он разговорился? Обычно молчал в моем присутствии, а тут прочел мне лекцию, рассказал о своих занятиях, да еще и не стал скрывать привязанность к Сасагаве Киоко. Почему? И почему его объяснение всего произошедшего настолько логично и выверено? Словно это всё – заранее подготовленная речь. Он что-то скрывает. Что-то важное. Но что? О матери он явно заговорил спонтанно, а потом перевел разговор в нужное русло: к обсуждению шахмат и его новых увлечений. Откуда у Тсуны такие таланты к риторике? Без практики этого не достичь, а Гокудера Хаято – не тот человек, который мог его этому научить. Что происходит? Неужели Тсуна на самом деле слышит живущего в нашем доме призрака и говорит с ним, но считает, что это галлюцинация, и оттого всеми силами старается скрыть этот факт? Тогда я должен… нет, я обязан поговорить с сыном начистоту. Он должен знать, что не сошел с ума. И я должен понять, что это приведение внушает моему сыну. Только вот как это сделать? Он вряд ли попадется в ловушку и расскажет правду: теперь Тсуна сумеет выкрутиться. Что же делать?»
Вольфрам Фукс, находившийся в Книге и игравший с Ребеккой в го на память, довольно улыбнулся. Его план привел к тому самому результату, на который он и рассчитывал. Глава CEDEF решил, что на Тсуну влияет живущий в его доме призрак, а Тсуна считает себя сумасшедшим. И это была вторая по значимости победа после нахождения Савадой собственной цели, пришедшейся Фуксу по нраву. И теперь оставалось лишь завершить партию, для чего Тсуна должен был, следуя плану Вольфа, подтвердить догадки отца. Призрак рассчитывал, что первый разговор отца и сына произойдет в Италии, но Тсуне об этом не говорил, прорабатывая с ним варианты бесед с отцом, вернувшимся домой. И вот сейчас Тсуна, на самом деле упомянувший о матери на эмоциях, привел разговор к запланированной духом теме, заронив в голове отца подозрения. Финальным же штрихом должен был стать прямой вопрос Ёмицу о том, не видит ли Тсуна призраков, и утвердительный ответ на него после долгих «попыток увернуться от разговора». Вот только никто, даже Вольфрам, не мог предположить, что первая встреча отца и сына не даст им шанса на спокойную долгую беседу по душам. Ведь Книга Всезнания не знала будущего, и потому обстоятельства сложились совсем не так, как того хотелось бы Второму Стражу. Впрочем, разговор этот мог и подождать, а потому Фукс, уже знавший, что произошла слегка нарушившая его план неожиданность, был абсолютно спокоен. Ведь мелкие неприятности делают партию лишь интереснее…
Звонок мобильного вывел Саваду Ёмицу из раздумий. Он машинально ответил, всё еще продолжая смотреть на распахнутую дверь автобуса, но голос Лар Милч, необычайно взволнованный и злой, заставил его мгновенно собраться и отодвинуть мысли о сыне на задний план. Девушка, не склонная к панике, явно была в бешенстве и недоумении, и это сообщило Ёмицу о серьезности ситуации даже больше любых слов. Сообщение бывшей аркобалено пролило свет на причину ее состояния, и глава CEDEF мгновенно помрачнел. Он предполагал, что события могут начать развиваться в подобном ключе, но надеялся, что они всё же сложатся иначе, а если уж не повезет, то хотя бы будут развиваться не столь стремительно. Вот только его желания никому интересны не были. Особенно тем, кто решил начать переворот.
– Мы уже едем, ты знаешь, что делать, Лар. Вызывай всех наших врачей, что поблизости. Можешь даже вызвать «скорую», разрешаю. Дорога займет два часа, до тех пор всё на тебе. Высылаю Колонелло вам на помощь.
Савада нажал «отбой» и бегом кинулся в автобус. Аркобалено, видевшие его реакцию на звонок, уже ждали у ступеней, и Колонелло гладил по коричневым мягким перьям крупного орла, выпущенного из клетки и умостившегося на первом сидении.
– Колонелло, лети в штаб, помоги Лар, – скомандовал Ёмицу, забегая в салон. В ту же минуту аркобалено Дождя, не говоря ни слова, свистнул, и орел вылетел на улицу, а сам солдат спрыгнул на асфальт и поднял руки. Ухватившись за планку, привязанную к лапкам птицы, спикировавшей вниз, он взмыл в воздух и исчез в сером осеннем небе.
