Текст книги "«Книга Всезнания» (СИ)"
Автор книги: Tamashi1
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 42 страниц)
Бежевые рюкзаки дополняли образ «японских бедуинов», а кеды напоминали о том, что европеизация захватила все страны мира. Руки и лица парней загорели, две недели исследования развалин научили их правильно ступать по песку, а удаленность развалин от города заставила привыкших к современному транспорту мафиози научиться держаться в седле. И отчего-то Тсуне казалось, что на лошади ехать гораздо проще, нежели на мотоцикле: по крайней мере, она сама держалась в вертикальном положении, не стремясь ежесекундно завалиться на бок. Хибари же был рад подобному способу передвижения: животных он любил до безумия, и потому отсутствие любимой канарейки, оставленной в Японии на попечение «Правой руки» Главы Дисциплинарного Комитета, вызывало у него острое чувство одиночества. Хибари подпускал к себе только животных, и в их отсутствие слишком отчетливо понимал, как тяжело существовать в изоляции. Тем более в той, что ты выстроил сам.
Прибыв в Асуан, парни нашли археолога, с удовольствием поделившегося с ними знаниями обо всех близлежащих руинах. За определенную плату, конечно. И путем нехитрых вычислений мафиози сумели выяснить, где Клаус Хоффман впервые получил спасение от раздора. А затем, снова заплатив всё тому же археологу, парни начали обследовать руины древнего храма, вдоль и поперек изрытые в прежние годы искателями сокровищ, но ничего интересного не нашли. Все сохранившиеся надписи на стенах были давно изучены и не содержали ничего подозрительного – лишь восхваления богов. Тайников и сокровищниц не было вовсе, а все мелкие ценности, что могли там быть, много лет назад исчезли, сменив место обитания на сейфы «черных коллекционеров». Легенд же об этом храме существовало немного, и среди них не было ни одной, связанной с раздорами. А потому парни уже не знали, что искать: если Клаус нашел в храме некий артефакт, как его проглядели археологи и «черные копатели?» Если же он обрел некую экстрасенсорную способность, почему это произошло именно там, и почему не происходило с другими людьми? А еще комитетчику не давал покоя вопрос: «Сам ли Хоффман вызвал ссору похитителей, или это сделало нечто из храма?» И Тсуна отлично понимал, что только ответ на этот вопрос может пролить свет на происходящее и дать подсказку к продолжению поисков.
Если паранормальные способности были изначально заложены в немце, а экстренная ситуация их пробудила, парням надо было срочно возвращаться в Италию и приступать к изучению информации, собранной Мукуро. Если же бандитов рассорило нечто, скрытое в храме, требовалось выяснить, что это было, и понять, как оно работает. Но если это нечто и впрямь находилось в храме, как оно пробудилось и от чего? Просто от присутствия рядом группы людей? Тогда почему оно не пробуждалось раньше, во время раскопок?
И Тсуне казалось, что он мог бы дать ответ. Но ему не хотелось верить в худшее.
Впрочем, «куда уж хуже»? Вольфрам долго смеялся, считывая противоречивые эмоции Савады, две с половиной недели назад услышавшего от Бьянки страшную новость. «Поскольку церемония наследования была сорвана, и Тсунаёши не является официальным наследником Вонголы, Девятый временно поставил под вопрос его кандидатуру. „Каким-то чудом” главы сильных семей узнали о том, что Тсуна „угрожал торговцу оружием и пытался отобрать у него товар с помощью банального нападения, выставленного как последствие спора”. Так что теперь они сомневаются в выборе Девятого и уже не раз присылали письма с вопросом: „Неужели нам и правда придется сотрудничать с бесчестным боссом Вонголы? Ведь эта семья является гарантом справедливости. Подобное поведение недопустимо для того, кто будет решать разногласия других семей!” Проще говоря, Хоффман пустил слух о том, что Тсуна пришел к нему на склад и попытался выкрасть оружие, затеяв спор и спровоцировав драку. В свете последних событий никому это не показалось странным: воюют практически все. Только вот грабить свободных торговцев оружием считается дурным тоном – с такими людьми не захочет иметь дело ни один бизнесмен, да и мафиози будут крайне неохотно идти на сделки. Поэтому Тсуна может лишиться титула наследника. Если он не докажет, что Хоффман лжет, то потеряет доверие боссов других семей, а значит, Девятый не станет передавать ему пост, ведь лидеру Вонголы должны доверять».
Эта речь, сказанная сестрой Хаято на одном дыхании, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Гокудера, несмотря на колики в животе, громко возмущался и, стараясь не смотреть на сестру, поливал немца отборными ругательствами. Ямамото пытался выяснить у Бьянки подробности, и девушка, раздражено сжимавшая кулаки, нетерпеливо поясняла детали, постоянно спрашивая у Савады, что тот намерен делать. Хибари казался отстраненным и безучастным, но полный немой злобы взгляд, прожигавший столешницу, говорил о многом. Мукуро же был мрачнее тучи и исподлобья смотрел на босса, который окончательно растерялся – только он смирился с уготованной ему участью, как она оказалась под вопросом, и сам Тсунаёши был поставлен перед выбором: доказать свою невиновность и вывести Хоффмана на чистую воду, после чего унаследовать титул Десятого, либо пустить всё на самотек и получить то, о чем мечтал – избавление от роли мафиози. Буквально полгода назад Тсуна бы выбрал второй вариант: постоянные неприятности мира мафии и сама роль босса его, мягко говоря, не устраивали. Вот только сейчас выбор уже был не столь очевиден.
Сначала Тсуна подумал о том, что Хоффмана необходимо вывести на чистую воду в любом случае. И Фукс довольно кивнул, зная, что его никто не увидит. Затем парень почувствовал, как поднимает голову эгоизм и собственная жажда покоя: не трогая немца, он получил бы долгожданную свободу. И эти две позиции начали борьбу за лидерство. На это Фукс лишь беззвучно рассмеялся и закатил глаза. Затем Тсунаёши подумал, что мог бы найти доказательства вины Хоффмана и предъявить их мафии, но себя не оправдывать – чем не идеальный вариант? Но идеала в мире нет, и Тсуна это понял, когда эйфорию развеяла печальная мысль: кто поверит человеку с запятнанной репутацией? Кто поверит не доказавшему свою невиновность грабителю? Да его не станут даже слушать! А если удастся рассказать о своих догадках и привести доказательства, возникнет логичный вопрос: начал ли Тсуна искать эту информацию, чтобы обелить свое имя и доказать собственную невиновность и невиновность кинувшего динамит Хаято, или же он сделал это ради мира, а история с динамитом стала толчком к мысли о виновности Хоффмана в кризисе мировой мафии. В любом случае получалось, что если Тсуна добьется суда, если его историю выслушают и посмотрят на доказательства, история с Хаято, динамитом и «попыткой выкрасть оружие» будет разъяснена, а значит, и титул Десятого окажется вне опасности. Но как же не хочется его получать!..
Вольфрам долго смеялся, следя за мыслительным процессом Хозяина. Стража забавляла борьба человека с самим собой и спор его желаний с идеалами. Вот только Тсуна, наконец, сделал выбор, и немцу резко стало не до смеха. Савада принял решение вывести Хоффмана на чистую воду несмотря ни на что, ради мира и стабильности, ради сохранения жизней простых людей. И Фукс подумал, что этот парень вполне может оказаться одним из немногих, делающих на развилке добра и зла верный выбор. Страж улыбнулся.
Объявив, что в любом случае собирается раскопать доказательства вины Клауса, Тсуна спросил, останутся ли друзья с ним. Вопрос был неуместен, и Саваду обругал Рёхей, подколол Мукуро, засыпал возмущениями Хаято и подбодрил Ямамото. Хибари же сказал, что в любом случае делал это не ради Савады. Бьянки облегченно вздохнула, а парни, бурно обсуждая «неспортивное поведение» немца, разошлись по своим комнатам, чтобы на следующий день начать претворять недавно составленный план в жизнь. И через три дня Тсунаёши, играя роль стоп-крана вспыльчивого комитетчика, оказался в душном, жарком, неспокойном Египте.
Страна давно почивших фараонов две недели смеялась над чужеземцем, методично расплавляя его беспощадным огнем Ра. Савада Тсунаёши оказался в тупике.
– И что нам теперь делать? – уныло спросил спутника Тсуна, внимательно разглядывая песок под ногами. Они шли мимо ставших уже привычными каменных стен, но даже не приглядывались к ним: слишком тщательно за время экспедиции был изучен каждый выступ.
– Мы восстановили события того дня, вот и подумай, – отозвался Хибари, лишившийся из-за этой поездки любимой канарейки и ставший на одну сотую долю более разговорчивым. Просто Савада не был «жалким травоядным», а кроме него в бескрайней пустыне не было ни души. Да и это Небо было всё же куда лучшим собеседником, чем абсолютное одиночество…
– Труп был найден в одном из коридоров храма, ведущих к подсобным помещениям, – на автомате начал восстанавливать факты Тсуна. – Реконструкция показала, где должен был прятаться Хоффман, чтобы напасть на врага со спины – в небольшой «комнате» с тремя выходами, а точнее, с прогалами в стенах. Но там нет ничего необычного, разве что стены довольно высокие, даже потолок в одном месте сохранился – нависает козырьком, потому песка там немного меньше, чем в соседних «помещениях». Но там явно нет ни тайников, ни каких-то подземных схронов. Так что же нам искать?
– Тебе подумать велели, а не перечислять очевидное, – раздраженно бросил комитетчик, яростно боровшийся с жарой. Правда, тяжкий вздох Савады, который и так уже всю голову сломал над этим вопросом, заставил Хибари дать тому подсказку: – В руинах не могло быть древних ценностей. Духи там обитать тоже не могли. Но то травоядное получило мистическую помощь. Если отбросить вариант с природными способностями организма, остается единственная возможность.
– Что нечто, найденное им в руинах, появилось тут не в древности? – уныло уточнил Савада, отчаянно гнавший от себя эту мысль, но вынужденно принявший ее ввиду отсутствия альтернативы.
– Его могли сюда положить или заточить. Легенды о духах гласят, что их можно запечатать в предмете, независимо от его размера. Дух могли заточить даже в самих стенах. Если, конечно, это был призрак.
– А если нет… – Тсуна вздохнул так, словно пробежал марафон, а затем покосился на Вольфрама. Тот с усмешкой шагал по энергетическим потокам, не испытывая ни малейшего дискомфорта от погоды. Правда, его душила несуществующая веревка, но это не бросалось в глаза, и Тсуна ему позавидовал.
– Артефакт могли спрятать, чтобы он не принес новых бед. Как поступили с твоей книгой.
Тсуна вздохнул еще печальнее. Сталкиваться с артефактом, подобным Книге Всезнания, ему крайне не хотелось, ведь он отлично понимал, чем подобное может обернуться. Если бы Хозяин Книги хотел развязать мировую войну, ему бы не составило труда это сделать: информация помогла бы ему преодолеть любые препятствия. Вот только Книга Всезнания была уникальна, а неведомый египетский артефакт, видимо, разжигал ссоры, а не давал информацию…
Тсуна тряхнул головой. Его так и подмывало сделать запрос и вмиг получить ответ на все загадки или хотя бы уточнить, существуют ли вообще артефакты, подобные Книге. Но он не имел права поддаваться искушению – за последнее время это стало очевидным. Да и две недели под палящим солнцем, где лишь первые дни компанию японцам составлял археолог, переводивший немногочисленные надписи в руинах, многому научили Саваду. Он осознал, что полагаться можно только на себя, и даже присутствие рядом верного друга не является гарантией удачного исхода дела. Каждый день они с комитетчиком чуть ли не ползали по песку, стараясь найти тайник или хоть какие-то зацепки, но безуспешно, а возвращаясь в гостиницу после захода солнца, вместо желанного отдыха Савада получал ненавистную тренировку в виде спарринга, единственным приятным моментом которой была температура воздуха: ночью он становился довольно прохладным. После спарринга уставшие, но довольные результатом мафиози плелись в отель и до поздней ночи обсуждали ситуацию с Хоффманом, однако к однозначным выводам прийти так и не сумели. А еще в этих разговорах постоянно всплывала тема Книги Всезнания, и, посмотрев на ситуацию глазами принципиального комитетчика, Тсуна провел некоторую переоценку ценностей. Ведь какая бы случайность ни сделала его Хозяином демонического фолианта, кто дал ему право использовать вещь, созданную врагом всего живого? Она априори не могла быть чем-то хорошим и нести в мир добро. А значит, ее использование было чревато катастрофическими последствиями, и Тсуна уже не раз убеждался в этом на собственной шкуре. Потому он окончательно пришел к выводу, очевидному для Ёмицу и Хибари: делать запросы нельзя. Если раньше Тсуна просто соглашался с их решением, теперь оно стало и его собственным – на все сто.
– Но если это артефакт, – предпринял вялую попытку возразить Тсунаёши, – почему мы не слышали никаких легенд о конфликтах?
Комитетчик смерил напарника подозрительным взглядом и хмыкнул:
– Тебе голову напекло, Савада?
– Уже давно, – пожаловался Тсуна, ничуть не оскорбившись.
– Мы искали легенды, связанные с храмом и этой местностью! – сделав скидку на жару, решил поделиться выводами Хибари. – Если артефакт был спрятан приезжим, мы не найдем нужных сведений в истории древнего Асуана. К тому же, если его использовали как сейчас, никому и в голову не пришло бы слагать мифы о чуде внезапных ссор. Ссорятся все. Ничего необычного в этом нет.
– То есть, если артефакт использовали нечасто и не в глобальных масштабах, он не оставил бы следа в истории? – совсем сник Тсунаёши.
– Нет событий, не оставляющих след в истории, – нахмурился прирожденный разведчик. – Надо только уметь их находить.
И Саваде стало очевидно, что с завтрашнего утра дни в пустыне сменятся на дни в библиотеке. Вот только после египетской революции в местных музеях царила неразбериха, которую сложно было исправить. Уничтоженные вандалами мумии и украденные мародерами древние реликвии были лишь малой частью потерь, понесенных музеями в этом конфликте. А впрочем, не только музеями.
– Еще раз осмотрим ту «комнату» и прилегающие помещения, а завтра перебираемся в библиотеки, – подтвердил опасения босса поправивший клетчатый платок Хибари.
– Тогда я еще позвоню отцу, попрошу CEDEF осторожненько подключиться, – кивнул Тсуна. – Если спрятавший здесь артефакт человек жил не в Египте, мы в подшивках местных газет ничего не найдем.
– Надо понять, в какой период времени артефакт здесь оставили. Тогда вести поиски будет легче.
– Ну, не позже того дня, когда Хоффман оказался у руин, – блеснул логикой Савада. – А вот ранний срок… Надо посмотреть, когда последняя экспедиция была.
– За пять лет до этого случая, – отозвался человек с куда более развитой памятью.
– Пять лет – это многовато, – пригорюнился Тсуна.
– Поэтому я и сказал, что надо определить временные рамки. Владелец артефакта мог «засветиться» в местных газетах, когда приехал его прятать.
– Имеете ввиду, что даже если он осознал, что у него в руках ужасная штука, которую надо спрятать, всё равно не мог напоследок не воспользоваться ею?
– Люди склонны пользоваться властью, узнав ее вкус.
– В принципе, да, но зачем он тогда отказался от артефакта?
– Кто сказал? – Хибари хмыкнул и бросил на Тсуну насмешливый взгляд. – Ты тоже закопал Книгу, но это не значит, что ты не можешь ее использовать.
Длинные монотонные дни в библиотеке обещали Саваде долгие часы общения с переводчиком, что будет читать ему вслух местную прессу. А Хибари, отлично знавшего английский, ждали горы англоязычных газет на просторах интернета…
***
Мукуро пнул мягкий пуфик, только что принявший на себя вес его куртки. Комната иллюзиониста, как и две с половиной недели назад, была залита мерным лунным светом, а сова, жившая в лесу, окружавшем усадьбу, привычно ухала в ночи. Всё было почти как тогда, точно так же, как и каждую ночь после, но чего-то не хватало… с каждым днем всё больше и больше.
Мукуро не хотел признавать, что отсутствие в ночной комнате одного элемента портило ему настроение.
Еще раз с силой пнув пуфик, отлетевший к окну, мафиози рухнул на кровать и уставился в потолок. Опершись ладонями о матрас за спиной, он попытался сосредоточиться на деле, а не на мыслях о пропаже, слишком необходимой, чтобы ее не замечать.
– Невозможно воздействовать на людей на расстоянии, – тихо сказал он, стараясь собрать мысли воедино. – А эта тварь не встречалась с боссами лично. Он не экстрасенс. Савада не зря отправился в Египет.
Кивнув собственным мыслям, наконец-то настроившимся на нужный лад, Мукуро начал распутывать резинку, надежно удерживавшую волосы в форме ананаса без помощи лака. «Будь Хоффман гипнотизером, ему понадобился бы зрительный контакт. Гипноз через телефон или видеоконференцию невозможен. Значит, он не гипнотизер, – иллюзионист начал мысленно систематизировать данные. – Экстрасенсы высочайшего уровня умеют воздействовать на эмоции человека, но для этого им чаще всего необходимы какие-то обряды или хотя бы тактильный, визуальный, речевой контакт. Хоффман говорил по телефону с несколькими боссами, подвергшимися воздействию, но с большей частью говорили его помощники. Они просто „рекламировали” своего начальника, который в это время уже готовил оружие для жертвы. И как только Хоффман оказывался в городе потенциального покупателя, а иногда чуть раньше, начинался конфликт. Боссы бежали к нему за оружием, вспомнив „рекламу”. Чаще всего лично он пересекался с жертвами уже после начала сражений. Он не экстрасенс. Тогда как он влияет на окружающих? Если преданная болонка Савады и правда метнула динамит из-за Хоффмана, в его поведении должно было быть что-то необычное. Он не гипнотизер, не экстрасенс, значит, пользуется какими-то магическими артефактами. Но в руках у него ничего не было… Савада. Савада всегда обращается к своей книженции мысленно, но у него при этом всегда отрешенный или озабоченный вид. По лицу видно, что он думает о чем-то важном и ушел в себя, но ни он, ни эти бесполезные Хранители не помнят ничего странного в поведении немца. На записи ничего не видно, потому как Хоффман прислал данные с камеры, стоявшей у него за спиной. На ней не видно лица – только руки. Это явно сделано для того, чтобы показать: он не представлял угрозы, оружия у него в руках не было; и одновременно с тем не дать прочитать по губам провокационные слова. А может, что-то еще? То, что проглядели эти три слепых идиота! И почему Савада такой непроходимый тупица? Почему не может сохранять здравомыслие даже в чрезвычайной ситуации? Впрочем, не важно. Его здравомыслие можно улучшить. А сейчас передо мной вполне конкретная задача: узнать, что в поведении Хоффмана было необычного. И, кажется, я знаю, что для этого нужно сделать. Пожалуй, я всё же не зря изучал влияние гипнотизеров на человеческую память…»
В дверь тихо постучали. Мукуро встрепенулся и покосился на зеркало, висевшее напротив кровати. Привычная прическа была безвозвратно утеряна, и волосы неровными ступенями рассыпались по плечам.
– Кто там? – неохотно спросил иллюзионист, быстро собирая волосы в «хвост».
– Это Наги, – послышалось из коридора. – Можно войти?
Тонкие пальцы отпустили иссиня-черную паутину и замерли в воздухе. Комната обретала потерянный элемент. Слишком важный, слишком нужный, за последние дни ставший почти жизненно необходимым.
Но Мукуро не хотел ни от кого зависеть.
Глубоко вздохнув, он подумал, что если Наги всего лишь скажет, зачем пришла, и уйдет, это не сильно на него повлияет. А еще решил, что наверняка справится с собой и сумеет заглушить эти бесполезные эмоции. Всю эту никчемную благодарность. Весь этот бесполезный оптимизм, появлявшийся в душе при приближении иллюзионистки. И опасное желание довериться постороннему тоже. Весь, весь, весь этот бесполезный набор положительных чувств!
– Заходи. – Одно чувство отказывалось получать наименование и потому не могло быть уничтожено. Иллюзионист поверил, что сможет выставить Наги в любой момент, но это чувство ехидно смеялось, понимая, как он ошибается. Он уже был зависим.
Дверь тихо отворилась, и Наги быстро подошла к иллюзионисту, успевшему принять привычную позу: локти на колени, пальцы в замок и прижать их к подбородку, на губы натянуть усмешку и заставить воздух вокруг наполниться атмосферой таинственности. Только вот ни перчаток, ни куртки, ни трезубца, ни даже неотъемлемого атрибута – похожей на иглы дикобраза прически не было. Что-то в Мукуро было неправильно. Не так, как всегда. И с каждым днем становилось только хуже.
– Мукуро-са… – девушка осеклась на полуслове, заметив раздражение в глазах Рокудо, но тут же перешла к делу. – Звонил босс, хотел поговорить с Вами. Я ответила, что Вы уехали на консультацию с известным эзотериком, и он попросил передать, чтобы Вы ему с утра перезвонили. Он будет в библиотеке, а не в пустыне, так что мобильный должен принять сигнал.
– С чего это они сменили место дислокации? – насмешливо вскинул брови фокусник.
– Босс сказал, им кажется, Хоффман нашел артефакт похожий на его Книгу. Так что они начнут завтра искать информацию в газетах.
Что-то было не так. Неприятно и неправильно. Недостающий элемент находился в комнате, но… не на том месте? Он застыл перед Рокудо как каменное изваяние, и лишь цепкие пальцы быстро крутили пуговицу куртки цвета хаки.
– Садись, расскажешь подробнее, – Мукуро мысленно поморщился: поддаваться эмоциям было неприятно. Но он тут же сказал себе, что всего лишь должен услышать рассказ о Саваде, и стоять при этом Хром не обязана.
Самообман – сладкая ложь.
Наги кивнула и присела на кровать иллюзиониста, ближе к подушкам. Подальше от него самого. И это тоже было неправильно. Неприятно. Раздражающе.
– Рассказывай, – хмуро бросил он, борясь с желанием пересесть чуть левее. Чуть ближе к двум мягким пуховым подушкам в кипенно-белых наволочках, резному изголовью кровати, стене, оклеенной бежевыми обоями… к Наги.
Нет-нет, он не собирался передвигаться к ней! Это ошибка! Одна сплошная, бесполезная, никчемная ошибка! Она всего лишь его помощница, всего лишь девчонка, которую он спас! Всего лишь та, кому он верил.
– Босс думает, в газетах должно было промелькнуть что-то о странных склоках. Может, в криминальной хронике, может, в колонке новостей… Ему кажется, что в пятилетний период между…
Голос девушки, ровный и спокойный, подозрительно умиротворял. Луна всё так же холодно светила в окно слепым бельмом, но не могла уничтожить темноту ночи. Лампы не горели, зимний воздух проникал в комнату, уничтожая тепло. Но Мукуро не было ни холодно, ни темно, ни одиноко. Как никогда раньше.
Полмесяца назад он поверил Наги и попытался поверить в себя. Две недели назад понял, что рядом с ней ему спокойнее, чем без нее: она помогала ему не замкнуться. Спустя еще несколько дней ее присутствие стало слишком важным: иллюзионист поверил в себя благодаря поддержке скромной доброй девушки, сумевшей пробиться сквозь его защитный панцирь и понять то, чего он сам не понимал. Началось отторжение. Он не мог, не мог, не мог быть зависимым от кого-то постороннего! Но он зависел. И это безумно злило. Вот только злиться на Хром Мукуро не мог. Ее ему хотелось…
Да ни черта подобного, не хотел он ничего! Ни защищать эту глупую девчонку, ни оберегать ее, ни быть причиной ее улыбки! Это всё лишнее, ненужное, бесполезное! А бесполезным вещам в мире прошедшего Шесть Путей Ада человека не место!
Наги бесполезной не была.
– …так что босс теперь будет целые дни проводить в библиотеке.
Рассказ окончился, а Мукуро даже не заметил прошедшего времени. Он понял всё, что было сказано, но воспринял это слишком отрешенно. И это злило не меньше борьбы с самим собой.
– Ему полезно, может, поумнеет, – раздраженно бросил фокусник, а Наги чуть укоризненно на него посмотрела и осторожно спросила:
– Что-то случилось? Почему Вы срываетесь сейчас на босса?
Удар под дых. Очередной. Она всегда видит то, что он пытается спрятать! Наглая, раздражающая, жестокая, слишком проницательная…
Необходимая.
Мукуро мотнул головой, отгоняя неприятные мысли. Всего за неделю Наги стала слишком важна для него. Почему же до этого больше года он ее не видел? Почему просто использовал, не замечая, как она?.. Он не видел не ее. Себя. Жизни, тлевшей в обледеневшем сердце, казавшимся умершим. Мертвецы не могут чувствовать. Не могут быть привязаны к кому-то. Они не могут…
Нет-нет-нет, это просто блажь! Благодарность, опьянение жизнью, приведшее к лишним эмоциям, желание насытиться вновь обретенными чувствами, не более! И ему совсем не хотелось ни приближаться к подушкам, ни сидеть возле стены, ни опираться спиной о деревянное изголовье кровати!
Ему хотелось обнять Наги.
Мукуро почувствовал, как ладони сжались в кулаки, а по щекам пошли желваки. Он знал, что это не просто благодарность за поддержку в трудное время: она не заставляет сердце биться так часто. Понимал, что это не мимолетная иллюзия поверхностных положительных эмоций, что спали, а теперь очнулись и решили поиграть на его нервах: слишком сильно щемило душу от тоски. А еще Рокудо отлично осознавал, что всё время играл с окружавшими его женщинами, чтобы они предано служили ему, но никогда не испытывал к ним привязанности. Они были слишком фальшивы, а он сам был мертв. Вот только с Наги он давно уже перестал играть: она фальшивкой не была никогда. Он чувствовал, что может ей верить, но не хотел думать об этом (а может, и о чем-то более важном?..), ведь мертвецам размышления о чувствах ни к чему. Однако совсем недавно Мукуро понял, что не умирал, а Наги – не иллюзия. Она была его истиной.
Человек может поверить в себя, лишь если в него верит кто-то другой. И Рокудо Мукуро стал реальностью, потому что девушка, видевшая его насквозь, не была лживой иллюзией. Она помогла ему понять, что он и сам не иллюзорен.
– Я устал, – тихо сказал Мукуро, то ли отвечая на ее вопрос, то ли на собственное нежелание и дальше бороться с очевидным. «За последнее время мое существование превратилось непонятно во что. Это ты виновата! Твоя доброта…» Он только недавно понял, что иллюзионисткой двигала не благодарность, не чувство долга и не фальшивая влюбленность. Она любила его больше жизни. И это вызвало резонанс…
– Я устал сегодня, Наги, – он попытался прогнать ее из последних сил. Последняя попытка остаться сильным, независимым, гордым… одиноким.
– Мукуро-са…
Его передернуло. «Так не должно быть!»
– Мукуро…
И сердце ответило на звук его собственного имени бешеным бегом в никуда. К могиле.
Теплые ладони легли на сжатый до боли кулак, на побелевшие костяшки, на впившиеся ногтями в ладонь пальцы. И главная мышца организма отказалась совершать очередной удар. Всё было бесполезно – на протесты против собственных чувств не осталось сил. Кулаки разжались, Рокудо устало выдохнул.
– Если Вас что-то гложет, расскажите мне, прошу. Я не многим могу помочь, но, может, хотя бы чем-то… Пожалуйста, не держите всё в себе, это разъедает Вашу душу изнутри. Вы постоянно грустите, с каждым днем всё больше и больше. Это… из-за той ночи? Я ошиблась? Вы не смогли себя простить? Но ведь у вас был такой взгляд… живой. Не как прежде. Что случилось, Мукуро? Почему Вы с каждым днем всё больше злитесь на самого себя?
Слишком проницательная, слишком умная, слишком внимательная, слишком наблюдательная… Нет, она просто видела его насквозь, потому что любила. Она чувствовала его боль. И он уже не хотел сражаться за холодное одиночество прошлого.
Алая радужка, искалеченная адским символом, и синяя, удивительно чистая, затуманились. Мукуро обернулся и посмотрел Наги в глаза.
– Не понимаешь? – спросил он как-то отрешенно, и она осторожно сжала его ладонь.
– Поделитесь со мной, если можете…
Может – не может, какая теперь разница? Он не способен жить без нее. И эта слабость отчего-то больше не злила.
Мукуро любил Наги. И он это отлично понимал. А теперь еще и верил.
Шумно выдохнув, будто перед прыжком в воду, иллюзионист сжал ладонь девушки и сделал то, чего так хотел: приблизился к подушкам, изголовью и стене. К Наги.
– Мукуро-са?..
– Не надо суффиксов, я же сказал, – перебил ее он, и горячее дыхание «трупа», никогда не умиравшего, обожгло кожу девушки, вытащенной им с края могилы.
Она не ответила. Просто единственный целый глаз наполнялся безумным удивлением, а зрачок, казалось, хотел захватить радужку. В следующую секунду потрескавшиеся, но мягкие губы накрыли дрожавшие, сухие, болезненно-бледные, и пальцы иллюзиониста скользнули по спине его помощницы. Он крепко сжимал ее ладонь и нежно, боясь спугнуть, целовал губы девушки, которой осмелился поверить…
Наги вырвалась и вскочила. В сердце Мукуро вбили раскаленный добела гвоздь. Он сжал кулаки и резко обернулся. Пронзительно-черный глаз смотрел на иллюзиониста с болью и непониманием. В нем застыли слезы, не смевшие сорваться вниз. И Рокудо понял, что ошибся. Совершил страшную, катастрофическую ошибку.
– Зачем же Вы так?.. Я всего лишь хотела помогать Вам, мне не надо ничего взамен… – судорожный вдох оборвал едва слышные слова, и Наги кинулась к двери. Ей не нужны были подачки фокусника, решившего отплатить за помощь и преданность иллюзией любви. Ей вообще ничего от него не было нужно. Она просто хотела, чтобы он был счастлив. И Мукуро наконец понял, что был идиотом. Отрицать любовь к такому человеку – поистине величайшая глупость…
– Стой. – Ее буквально вжали в дверь, когда она попыталась вырваться в коридор. Убежать от боли не получилось: боль настигла и, уперев ладони в дверь рядом с ее плечами, обожгла щеку горячим дыханием.
– Зачем Вы так, Мукуро-сама?! Зачем?..
– Эй, ты ведь меня раньше понимала. – Иллюзионист развернул девушку, старательно отворачивавшуюся от него, и поймал ее за подбородок. – Просто посмотри мне в глаза еще раз. Скажи, разве я лгу, Наги?
Она боялась поверить ему. Боялась поверить в сказку, а затем разочароваться. Точно так же, как и он совсем недавно.
– Наги, посмотри мне в глаза. Ты не ошибешься.
Ее веки дрогнули, и подбородок, придерживаемый иллюзионистом, сдвинулся на пару сантиметров. Хром боролась с желанием поверить в чудо и нежеланием отпускать бешеное биение сердца, рождавшееся только рядом с ним. С ним одним…
– Ты же видишь меня насквозь.
Она осторожно повернула голову, всё еще глядя куда-то вниз. А он сказал то, что боялся произнести.
– Ты не ошибешься. Я… верю.
И единственный целый глаз искалеченной безразличием окружающих девушки встретился с проклятым учеными глазом человека, помнившего множество прошлых жизней, но ни в одной из них не нашедшего счастья.
