Текст книги "Дети Драконьего леса: Вайтер-Лойд (СИ)"

Автор книги: shaeliin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 36 страниц)

Порой вы бываете… такими добрыми. Порой вы даете нам такое милосердие, что я начинаю сомневаться: а правда ли, что это были вы, а правда ли, что это вы заперли меня в тоннелях Сокрытого, а правда ли, что это вы обрекли меня на вечные скитания под землей? Потому что потом вы решили – не знаю, зачем, – пожалеть меня, и я научился выжигать выходы и входы, и я научился подниматься наверх по каменным ступеням, и я научился – выбрасывать свое тело из-под земли. Если честно, то я… многому научился, но мне кажется – лишь потому, что вы обо мне забыли. Лишь потому, что вы меня бросили.

Забывать и бросать – это и есть ваше милосердие?

Пришел Создатель – и, разочарованный, испортил код Повелевающих, Взывающих и Гончих. Пришел Создатель – и, по сути, обрек Вайтер-Лойд на смерть; пришел Создатель – и обвинил «чистых» детей в том, что они бессовестно согрешили. А потом он забыл о них, он заперся – в каком-то кусочке мира, в белом песке, под ясными голубыми небесами. А потом он забыл о них, и девочка по имени Лойд выжила, потому что, не желая о ней помнить, он сам допустил это. Не желая о ней помнить, не желая о ней думать, не желая и дальше мучиться, он допустил, чтобы кто-то извне дотянулся – и ловко исправил ее поврежденный код.

Или нет. Или… все было не совсем так.

Элентас улыбнулся.

Если бы не Талер Хвет… ничего бы не случилось. Ничего – ни с кем – не произошло бы; мальчик по имени Лаур не сунулся бы в Сопротивление, девочка по имени Лойд умерла бы на алтаре. Одинокий Создатель не вернулся бы на земли Карадорра, господина Шеля Эрвета утопили бы в океане крови. Юноша по имени Сколот не лежал бы, как испорченная кукла, на каменной брусчатке площади; не прижималась бы к нему хищная деревянная сколопендра. Тень Взывающего не спускалась бы вниз по железной винтовой лестнице, и трое слепых королей не испытывали бы надежды. А я бы спал, где-то глубоко под соленой океанской водой, и плитами, и породой, и рассеянными жилами серебра. Я бы спал, и я бы не мучился, я не мучился бы – повторно, потому что, пока меня уносила прочь подземная огненная река, мне чудилось, что мои названые родители живы. Мне чудилось, что по-прежнему где-то смеется Арэн, и весело улыбается, глядя на нее, Лерт. Мне чудилось, что они вместе катаются на качелях, и он рассказывает ей о «лойдах». Мне чудилось, что мы – трое, забери Дьявол, опять – трое наивных, уверенных в себе детей – сидим на ковре в каком-нибудь зале, и на подносе медленно остывает чай, и Арэн читает книгу, а мы с Лертом слушаем ее – завороженно, как маленькие, как будто мы еще не разменяли первый десяток лет.

Мне чудилось, что они живы. И… счастливы.

Шаман проснулся далеко не в лучшем расположении духа. Персиками несло даже сквозь плотно задернутые шторы, даже сквозь плотно запертые ставни. Сердце подземной огненной реки неподвижно сидело в кресле – но стоило шаману выпрямиться, как оно грациозно подалось вперед.

Мягкий, теплый, невозможный голос ударил эделе по ушам.

– Имя твое?

Он застыл.

Теперь, едва река очнулась – она была… просто великолепна. Она манила, и вызывала сплошное безумие внутри; она улыбалась, и за эту ее улыбку шаман бы отдал все свое золото, и всю свою власть, и… пожалуй, всю свою магию.

– Имя твое? – настаивала река.

– Язу, – глухо отозвался он.

Стало тихо. Она, заключенная в теле юноши, следила за ним настороженно – и немного высокомерно.

– Зови меня Элентас, – мягкий, теплый, невозможный голос повторился, и за что, чтобы он звучал, шаман согласился бы костьми лечь. Белыми очарованными костьми – под любые ноги. – Но, обращаясь ко мне, помни, что я – пламя, и я – дым, и я – пепел. Помни, что кем бы ты ни был, передо мной ты – беспомощнее ребенка.

Вот, где оно было, сказал себе Язу. Вот, где оно теперь; нечто, превосходящее меня по силе, нечто, способное отмахнуться от моего дара – и не дождаться никакой ответной реакции. Потому что, Дьявол забери, чем я могу ответить, что я могу сделать?..

Я, сказал себе Элентас, не предложу этому ребенку помощи. Я, сказал себе Элентас, не буду его любить, и не буду за него бояться, и не буду спасать. Но я им воспользуюсь. Он вытащил меня из-под соленой воды здешнего моря – а значит, я им воспользуюсь; Лерт бы не оценил, ему бы это не понравилось, он бы обиделся, он бы – не поверил, что я отважился на такое.

И все-таки Лерт – всего лишь носитель «чистого» «лойда». Он бы вряд понял, чем питается подземная огненная река, спрятанная глубоко под землей. Он бы вряд ли понял, какой голод ее преследует, какой голод преследует меня; я – хрупок, я – невысок, но пламя тоже надо чем-то кормить. Оно исчезнет, оно остановится, оно – окаменевшей магмой застынет в темных тоннелях; я хочу есть. Я всего лишь хочу есть, и я не думаю, что это плохо.

Виноват ли я, что течь, и гореть, и пожирать – это всего лишь мой способ дыхания? Виноват ли я, что не хочу умирать?..

Ты умер, и умерли твои дети, и внуки, и правнуки. И умер мальчик по имени Ремаль, мальчик, который не был Гончим, но так любил небо, что в итоге поселился на пустоши, вдали от живых людей, и смотрел на него каждую ночь. Мальчик, который не был Гончим, но который слышал, как поют – высоко-высоко вверху – пока еще свободные звезды.

Ты умер, и умерли твои дети, и внуки, и правнуки. И умер мальчик по имени Талер, мальчик, потерявший своих родителей, мальчик, на полном ходу выпавший из обреченного экипажа – и разбивший лицо о каменную брусчатку. Ты умер, и умер мальчик по имени Талер, и он лежит на дне карадоррского озера, и ему уже все равно, ему наплевать, что именно он…

…послужил началом.

И он – завершил начатое.

Шамана трясло. В комнате пахло персиками, но это больше не имело значения, это было настолько неважно, что – впервые за два десятка весен, – Язу не замечал проклятого запаха.

– Я сделаю все, что угодно, – очень тихо произнес он. – Одно твое слово, Элентас, и я сделаю все, что угодно.

Юноша улыбнулся ему снова.

– Я, – не менее тихо сообщил он, – голоден…