Текст книги "Ты - моя зависимость (СИ)"

Автор книги: Rayne The Queen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 38 страниц)

Девушка уже было дошла до середины комнаты, когда рот её был просто переполнен всякой дрянью, оставалось только проглотить дикую, ядерную смесь спонтанной «дозы», и наконец-то она получит долгожданное освобождение, долгожданное избавление, долгожданный и выстраданный всеми возможными пытками кайф. Ничуть не сомневаясь, Тано, кривясь от отвратительной смеси вкусов всего этого набора разнообразного непонятно чего, сделала усилие, чтобы направить дурманящие разум вещества внутрь, обильно поливая их сверху дешёвым одеколоном. Больно обжигая горло девушки, вещества двинулись в указанном направлении, но не дойдя и до середины груди, тут же были отторжены измученным организмом наркоманки.

Резко почувствовав острую нестерпимую боль внутри и мерзкий, сродни рвотному позыву, спазм, Асока, вся скукожилась, словно старый рваный ботинок и обессиленно, почти теряя сознание, плюхнулась на пол, выплёвывая её «драгоценный кайф» обратно на пёстрый новенький ковёр, задыхаясь, даваясь и кашляя. Но, несмотря на то, как плохо, как ужасно, как отвратительно и мучительно всё это было, Тано продолжала и продолжала попытки получить хоть какую-то толику счастья и наслаждения от доступных на сегодня для неё «наркотиков». Частями сплёвывая всю эту нереальную смесь, чуть ли не с кровью от её страдающего горла, тогрута продолжала и продолжала пичкать себя очередными порциями единственного оставшегося у неё одеколона, стараясь проглотить как можно больше, стараясь уловить или уцепить от него хоть грамм пьянящего забвения, но это лишь вызывало новые и новые спазмы, заставляя девушку ещё сильнее кашлять, а её организм ещё обильнее выталкивать обратно неестественное для него пойло.

С каждым новым разом, с каждым новым глотком отвратного напитка, с каждым новым хриплым вздохом и давящимся подступом кашля тогрута всё сильнее чувствовала слабость и боль, всё больше теряла контроль и над своим сознанием, и над своим телом. Спустя всего пару минут «насилования» себя этим низкокачественным, отвратным одеколоном, тогрута уже не могла ни стоять на четвереньках, ни нормально дышать, от чего, лишь видя, как всё плывёт перед глазами, в некой дикой, безумной эйфории боли и страданий духовных и физических, просто немощно рухнула на пол, подле лужи выплюнутой обратно смеси, с каким-то неадекватным, диким, придурковатым взглядом и улыбкой, обнимая, комкая, раздирая заляпанный лекарствами ковёр. Тано уже не соображала, что творила, она уже не соображала, вообще ничего, в том числе и как сильно опустилась из-за своей зависимости, ей это было не важно, всё не важно, она больше не походила на нормального здорового гуманоида, сейчас она была похожа скорее на некий неспособный ни думать, ни осознавать, ни вообще хоть что-либо делать овощ.

Всё ещё бездейственно и абсолютно бесполезно слушая из-за двери, как Асока постепенно начинала успокаиваться, Энакин выждал момент, пока он сам окончательно не войдёт в состояние сдержанности и равновесия, чтобы не дай Сила, в неадекватном гневе не навредить ей, и, в какой-то момент, внезапно, поняв, что Тано окончательно затихла, поспешил вернуться. Да, генерал боялся причинить вред своей бывшей ученице собственными силами, вот только джедай как-то не учёл того, что ещё больший вред она причинит себе сама.

Спешно оказавшись внутри квартиры, Энакин с ужасом и шоком нашёл измученную, неадекватную, стеклянным взглядом смотрящую куда-то в пустоту тогруту, едва заметными движениями рук комкающую замазанный смесью лекарств ковёр, а рядом с ней почти полупустую, опрокинутую бутылку дешёвого одеколона. Всё что он видел, всё что переживал и чувствовал по отношению к наркомании Тано и из-за наркомании Тано, показалось Скайуокеру в этот страшный судьбоносный момент абсолютно ничем. Такой жалкой, такой грязной, столь сильно упавшей и окончательно опустившейся Асоку Энакин не видел никогда. Это больно жгло резало, терзало даже его взгляд, не говоря о его чувствах и душе. И тем не менее, как бы сильно ни замаралась в собственных ошибках и собственной зависимости тогрута, как бы сильно она ни пала и ни опустилась на дно этой грешной жизни, для Скайуокера девушка, всё равно, оставалась самым добрым, самым чистым, самым любимым и светлым существом в этой галактике. Существом, которое требовало его любви, ласки, заботы и понимания.

Быстро подойдя к валяющееся на заляпанном и замусоренном полу дрожащей и бьющейся в редких болезненных конвульсиях ломки Асоке, Скайуокер обессиленно плюхнулся на колени рядом с ней и аккуратно, будто боясь сломать или разбить, поднял и прижал к себе тощее, многострадальное тело девушки. Генерал столько прошёл вместе с ней, столько испытал, столько пережил из-за неё и для неё, борясь с её зависимостью, борясь с её наркоманией, борясь с её самоличным погребением себя заживо, но он до сих пор был абсолютно бессилен остановить это. Да, он являлся избранным, да он был любимейшим и мощнейшим служителем Силы, да он был одним из лучших джедаев ордена и опытнейшим, умнейшим генералом армии Республики, но для самого близкого ему в галактике существа Энакин не мог сделать ровным счётом ничего, и Асока губила себя, Асока убивала себя и медленно, мучительно «умирала» буквально у него на руках.

Вся та боль, всё то отчаяние, вся та изученность, усталость и безысходность, до сих пор не находившие абсолютно никакого выхода, внезапно хлынули наружу, хлынули из голубых глаз Скайуокера горькими «обжигающими» лицо и душу слезами. По его грубым щекам, вопреки всем правилам мужской гордости и непоколебимости побежали прозрачные солоновато-горькие капли, словно частицы той самой «невидимой крови», которой уже захлёбывалось истерзанное сердце генерала. И тем не менее, хоть в душе его сейчас творился полный хаос, хоть, в сознании и подсознании были страх за возлюбленную, абсолютная безысходность и пустота, джедай продолжал всё крепче и крепче прижимать к себе едва соображающую Тано, повторяя то ли ей, то ли самому себе одни и те же слова, в которые уже давно не верил сам:

– Всё будет хорошо, Асока. Ты вылечишься, и у нас с тобой всё будет хорошо.

Сквозь пелену наконец-то успокоившегося, но до сих пор затуманенного сознания, тогрута мельком взглянула на Энакина, таким расстроенным, таким опечаленным и разбитым она не видела его ещё никогда. Девушка вновь причинила боль своему самому дорогому, своему самому близкому и любимому человеку, и если в прошлый раз она не видела, насколько сильно морально его ранили её неадекватные поступки, то сейчас она могла наглядно наблюдать, как отчаянно оплакивали Асоку и её загубленную жизнь его истерзанная душа, его страдающее сердце. И муки эти были для Тано невыносимы. Да, они являлись чужими, но она ощущала их куда острее, чем если бы они были её собственными. Страдания, боль безысходность чувствовались как в их с Энакином духовной связи, как и в их ментальной связи учителя и ученика, так внезапно вновь открывшейся для обоих. И это было ужасно, страшно, непередаваемо давяще, щемяще болезненно. Это вызывало лишь ужас и печаль, вселенскую скорбь обо всём случившемся, одновременно зарождая в бесстыжей душе в бесстыжем сознании Тано такое же вселенское чувство стыда от понимания её непростительных ошибок. Никогда, никогда в жизни тогрута не хотела, чтобы Энакин плакал, не просто плакал, а оплакивал её печальную судьбу, чувствовал такую тоску и пустоту из-за неё, из-за её поступков, страдал по её вине.

Слабая тощая трясущаяся замаранная смесью каких-то непонятных химических веществ рука Асоки с огромным трудом поднялась вверх. Девушка ещё раз, виновато взглянула в бездонные глаза её возлюбленного, и мягкое прикосновение оранжевых подушечек пальцев к его щеке стёрло последнюю слезу с лица Скайуокера. Сейчас Асока жизнь бы отдала лишь бы только больше не видеть этого никогда, лишь бы только не заставлять так сильно мучаться и переживать из-за неё, единственного, последнего и самого любимого человека, который остался у тогруты на этом свете. Да, пусть ломка в буквальном смысле «изломает» её, да, путь Тано будет в тысячу раз больнее, да, пусть она хоть умрёт, лишь бы больше никогда не видеть его слёзы!

Прилагая неимоверные усилия по самоконтролю в том состоянии, в котором Асока была, Тано слабо, но очень искренне и мягко улыбнулась, как будто давая Энакину поверить в его собственные утверждения о счастливом исходе этой истории, как будто давая Скайуокеру поверить в новую надежду.

Не говоря больше ни слова, и стараясь вновь взять себя в руки, генерал, тоже попытался искусственно и слабо улыбнуться ей, потому, что улыбаться сейчас по-настоящему и искренне абсолютно не хотелось, хотелось умереть, покончить с собой от того, что творилось с его ученицей по его же вине, но джедай стойко продолжал делать вид, что это абсолютно не так, ведь если он не будет сильным в их паре, то Тано просто не у кого будет искать поддержки и не на кого будет опереться в этой неравной борьбе с зависимостью.

Почти моментально успокоившись, будто ничего такого особенного здесь и не было, Энакин бережно поднял Асоку на руки и, стараясь как можно менее тревожить и беспокоить, понёс девушку в спальню. В силу достаточного опыта в этом деле из-за обилия подобных срывов и самых разнообразных ужасных случаев с Тано из-за её наркомании, Скайуокер быстро и умело привёл свою бывшую и уже абсолютно не сопротивляющуюся ученицу в порядок. Заботливо уложив тогруту на чистейшую белоснежную постель, генерал так предусмотрительно укрыл полу дремлющую наркоманку тёплым, мягким одеялом и, в очередной раз окинув ту сочувственным, полным безысходности взглядом, ласково погладил после всех страданий умиротворённо засыпающую возлюбленную по голове. Для неё на сегодня всё уже закончилось. А вот Энакину ещё предстояло обработать рану, убраться в квартире, обшарить весь дом на предмет любого рода «дурманящих» веществ, вроде того злосчастного одеколона, коим он теперь никогда не будет пользоваться, в общем, как всегда, устранить и разрешить невольно созданные и спонтанно возникшие тяжёлые последствия страшнейшей беды во всей галактике – неконтролируемой зависимости близкого существа от наркотиков.

========== Глава 11. Доза ценою в жизнь, Часть 1 ==========

После того случая прошло много дней. Трезво осознавая, что Асока опять сорвалась, Энакин с огромным трудом выпросил, буквально вымолил у совета несколько дней «отпуска» от миссий, чтобы следить за своей бывшей ученицей. Благо, тогрута достойно держалась всё это время, то ли тяжёлые последствия от произошедшего в тот раз, то ли невероятный стыд перед её возлюбленным, то ли тот самый ужас, который внушали ей слёзы Скайуокера, то ли всё сразу, заставляли наркоманку всеми силами избегать приёма хоть каких-либо дурманящих веществ. Хотя, у нее, в общем-то, не было ни выбора, ни возможности. После последнего срыва генерал особо тщательно следил за всем, что и хранилось у них дома, и поглощала или держала в руках Асока. Да и Сила как-то, видимо, была очень благосклонна к парочке мастера и падавана, таких мощных, таких затягивающих и сокрушительных ломок у Тано больше не было. В общем, всё шло своим чередом.

Джедай всё время проводил со своей возлюбленной, которая, кажется, начинала исправляться, и со стороны выглядела даже абсолютно нормальной и здоровой, но уже не однократно наученный горьким опытом Энакин знал, что не всё было так, как казалось на первый взгляд. Тогрута не избавилась от зависимости и не забыла, а её организм не отказался от желания получить вредоносную для него синюю жидкость, всё это призрачное счастье было лишь очередным затишьем перед бурей, а ведь Скайуокеру так хотелось, чтобы у них, наконец-то, всё было хорошо, чтобы всё страшное и ужасное оказалось позади, в прошлом. И, хотя, разумом генерал уже окончательно потерял надежду хоть на какое-то положительное изменение в состоянии Асоки, сердце его по-прежнему надеялось на лучшее. А мысли всё больше и больше уходили в сторону осознания, что сам он не справиться, и для спасения Тано требовалось нечто куда эффективнее, нежели его слова, действия, запреты, даже любовь – тогруте требовалась помощь настоящих профессионалов. И джедай всё больше понимал, что стационарное лечение в клинике было единственным реальным выходом. Но от чего же тогда он продолжал тянуть с этим предложением, всё так же отчаянно пытаясь справиться своими силами? Боялся сломать Асоке жизнь, боялся потерять контроль над ситуацией, полностью признавая свою беспомощность, боялся расстаться с любимой женщиной? Ответа на этот вопрос Скайуокер и сам не знал.

Дни тянулись медленно, но скучными или заунывными они не были. Пожалуй, это были самые счастливые времена в их с Тано семейной жизни. Поистине, семейной, к которой каждый из пары начинал привыкать как-то по-своему, по-новому. Некое подобие брака Энакина с Асокой не было похоже совершенно ни на что, что доводилось переживать ранее ни ей, ни ему. Тогрута и вовсе никогда не знала, что такое жить с кем-то, иметь родственников, чувствовать подобного рода связь и переживать столь многое вместе с близкими людьми. Единственный, к кому у юной наркоманки были подобные эмоции, или с кем у нее были подобного рода приближённые к семейным отношения являлся её «приёмный отец» Пло Кун. Но эта связь так же мгновенно разрушилась, как и возникла, как только тогрута посмела разочаровать кел-дора, самолично списывая себя с его счетов. Потому, замужняя жизнь казалась юной наркоманке каким-то недостающим кусочком рая в её многострадальной и ничуть не радостной ранее судьбе. Истинное счастье она испытывала и познавала лишь теперь.

Энакин же не переставал удивляться тому, насколько разными были его супружеская жизнь с манерной и какой-то отстранённой Падме по сравнению с совместным обитанием в одной квартире со словно объятой пламенем чувств резкой и живой Асокой. Обе эти женщины, отношения с ними, уклад жизни с ними, даже манера общения с ними были абсолютно разными. И Скайуокеру всё больше и больше начинало казаться, что когда-то он совершил грубейшую ошибку, сойдясь не с той, сломав судьбу и ей, и себе, и наивной влюблённой в него ученице.

Они с Асокой всегда понимали друг друга с полуслова, они с Асокой всегда делали, практически, один и тот же выбор, чего бы это ни касалось, они с Асокой как-то невольно идеально дополняли друг друга, были одновременно и такими разными, и такими одинаковыми, похожими, будто две половинки чего-то одного целого. Когда тогрута не принимала наркотиков и не переживала очередных страшнейших ломок, мастеру и падавану было легко вместе, хорошо вместе, потому, что не существовало никаких препятствий, запретов, граней и невидимых стен отстранения. Они были не только хорошими учителем и учеником, не только красиво смотрящейся со стороны парой, но и одновременно лучшими друзьями, самыми близкими друг для друга существами в духовном и даже ментальном союзе. Что заставляло джедая до глубины души изумляться тому, и как он раньше всего этого мог не замечать? Как глупо и наивно игнорировал, пропускал мимо себя тот факт, что рядом с ним всегда была именно та женщина, девушка, девочка, о которой он всю жизнь мечтал. Наверное, слепоте и недальновидности Скайуокера было лишь одно оправдание – Асока действительно всегда казалась ему только маленькой девочкой, и разглядеть в ней потенциальную спутницу жизни генерал смог лишь сейчас, когда почти насильно заставил себя преступить грань дозволенного. Впрочем, теперь джедай уже ни о чём не жалел. И если бы не наркотики, их совместная жизнь с Тано была бы почти идеальна.

Они вместе просыпались в одной постели, вместе готовили завтрак, весело смеясь и шутя, а затем вместе отправлялись гулять по живописному искусственной красотой Корусанту и вместе проводили такие романтичные уютные домашние вечера. И каждый новый день, каждое новое свидание, каждая прожитая рядом секунда была единственной и неповторимой, была светлой и невероятно счастливой. И, казалось, ничто не могло омрачить этой идиллии, кроме, постепенно забывающийся, прячущейся под «маской» беззаботной жизни зависимости, а также… Сложных и тяжёлых мыслей о Падме, как-то решить сложившуюся крайне неприятную ситуацию с которой всё равно когда-нибудь пришлось бы.

К слову, брошенная неверным мужем и оскорблённая его малолетней любовницей жена, внезапно, дала о себе знать. Энакину было стыдно признаться, но на фоне всех проблем, неурядиц и невзгод с Асокой, после той судьбоносной ночи, которую они провели вместе, он как-то совсем позабыл об Амидале. Это было ужасно, жестоко, отвратительно, хотя, наверное, ещё хуже было врать и лицемерить ей теперь о желании сохранить этот брак, и ещё отвратительнее было бы бросить Асоку после того, как он её кхм… обесчестил, совратил, изнасиловал и ни один раз? Точного слова подобрать, чтобы описать его поступки Скайуокер как-то не мог. Собственно, он и не хотел оправдываться. Генерал был виноват во всём, что происходило между ними тремя, и был абсолютно готов понести справедливое наказание.

Падме «позвонила» джедаю как-то очень внезапно по её личному, секретному и никем не прослушиваемому каналу связи, так что какой-либо огласки не должно было быть. Судя по фону, который маячил за плечами сенатора, Скайуокер понял, что женщина, после крайне длительного периода реабилитации от последних «счастливых» дней их брака, наконец-то вернулась на Корусант, ибо с лёгкостью узнал гостиную собственной квартиры. Нет, теперь это уже была квартира Падме, Энакин не имел абсолютно никакого права и даже думать не смел о том, чтобы просто называть колыбель их преданной Скайуокером любви своим домом. Теперь после всего, что он сделал, после всего, что натворил генерал не смел претендовать ни на возвращение в роскошную сенаторскую квартиру, ни на возвращение к ней – к женщине, «ангелу», которая всего этого не заслужила, к безгрешному, ни в чём неповинному «ангелу», с которым он так мерзко поступил. И джедаю отчасти было страшно представлять, что по этому поводу думала она.

Впрочем, то, что Амидала связалась с ним из вновь отстроенной после того ужасного разрушения и дома, и брака этой семьи гостиной, было крайне символично, как и то, что Падме не стала сохранять свою «модную» короткую стрижку, благодаря рукам какого-то умелого высокооплачиваемого парикмахера искусственно нарастив её чудесные каштановые локоны обратно.

Вопреки ожиданиям Скайуокера, который думал, что сейчас на него свалится огромный поток мощной, но справедливой ярости, ненависти, обиды, как это бывало обычно в ссорах с Асокой, Падме держалась спокойно, непринуждённо, как-то холодно-отстранённо и достаточно достойно.

– За дни, проведённые на Набу, я всё обдумала, – с наигранной вежливостью, сначала манерно, словно в сенате, поздоровавшись, с ходу промолвила Амидала, а затем резко и чётко, безапелляционно заявила, – Я хочу с тобой развестись, Энакин.

Падме назвала его полным именем, что крайне редко можно было услышать от неё во времена, когда они были вместе. Обычно Амидала нежно величала его «Эни» или как-то ещё более ласково, так, словно до сих пор говорила с тем несмышлёным мальчишкой-рабом с Татуина, хотя, он ведь уже давно вырос. И то, что Падме, вдруг, внезапно перешла на столь официальный тон было не только абсолютно понятно, но и достаточно о многом говорило. Вся её ласка, забота, её нежность и любовь, все её чувства умерли в тот самый день, когда от рук «лучшей подруги» в неравной борьбе за мужчину чуть не погибла она сама, когда «Энакин» сделал роковой выбор в пользу ученицы, а не собственной жены. Впрочем, в этой холодной официальности слишком «грешный» перед обеими своими женщинами генерал уж никак не мог её винить. Как собственно не желал и не думал опровергать абсолютно оправданное решение Амидалы бросить его. Сейчас пытаться что-то спасти было уже бессмысленно, хотя, не столько бессмысленно и бесполезно, сколько лицемерно низко и мерзко. Каждый из них троих сделал свой выбор, и пути назад не было, оставалось лишь расхлёбывать последствия всего совершённого и решать болезненные проблемы, которые требовали какого-то обязательного вмешательства. И Энакин не стал спорить, не стал говорить ещё хоть чего-то лишнего или как-то более болезненно для Падме раздувать ситуацию удлиняя этот крайне неприятный, но необходимый диалог.

– Хорошо, – стараясь держаться так же спокойно и непринуждённо, как достойно вела себя Амидала, несмотря на то, что в его душе вновь бушевала неистовая буря эмоций, коротко ответил джедай.

Он мог бы сказать многое, мог бы сделать многое, мог бы упасть ей в ноги и молить прощения, сначала здесь по коммуникатору, а потом и дома у Падме, и везде, где она только пожелала бы этого. Да, Энакин всё ещё чувствовал, что любил Амидалу, такая любовь, как была у него, такая страсть, как была у него, так просто не проходят, но Скайуокер понимал, что теперь это никому уже не было нужно. Он был счастлив с Асокой, и чтобы Падме тоже смогла стать счастливой, он должен был отпустить её, сейчас, раз и на всегда. Это было невыносимо больно, но это было правильно и достойно. Всё, что так красиво начиналось закончилось, и им обоим оставалось лишь уточнить и уладить детали, навсегда избавившись и от болезненного прошлого, и от невыносимого теперь в настоящем общества друг друга.

– Встретимся в космопорту завтра и оттуда отправимся на Набу, – вместо тысячи слов, роящихся в его голове, произнёс вполне себе короткую, практичную и прозвучавшую абсолютно бесчувственно фразу Скайуокер.

– Я согласна, нужно побыстрее с этим покончить, – неизвестно, что сейчас на самом деле происходило в душе Амидалы, и как сильно ранили или задели её и слова, и интонация теперь уже бывшего мужа, но женщина отреагировала ещё более холодно, спокойно и безразлично, как если бы высокомерно разговаривала с кем-то из поданных, гордо восседая на троне её родной планеты.

Падме не повела и бровью на, казалось бы, самое страшное проявление «чувств» к ней супруга – абсолютное безразличие, женщина лишь спокойно уточнила время, и быстро, но «церемониально» попрощавшись отключила связь, не давая генералу и малейшей возможности сказать чегото-то того, чего она не желала бы услышать. Впрочем, джедай уже и не собирался ничего говорить. Он лишь тяжело вздохнул, когда неприятный, болезненный, но необходимый разговор с женой закончился, мельком взглянув на дверь ванной, где в данный момент так удачно принимала душ Асока, а значит не слышала и не знала ничего из того, что предстояло Энакину в ближайшие несколько дней.

«Она и не должна знать, не стоит лишний раз её расстраивать, ведь это может пагубно сказаться на её же… Здоровье», – не найдя более подходящего слова, для того, чтобы описать зависимость Тано, про себя решил Скайуокер, спешно пытаясь «дозвониться» до Оби-Вана.

Да, развод разводом, но оставлять тогруту абсолютно одну, предоставленную самой себе и совершенно ничем не ограниченную, теперь он опасался.

Договориться с Кеноби, о том, чтобы джедай всего пару дней последил за юной наркоманкой было и легко, и трудно одновременно, с одной стороны, даже слишком хорошо осведомлённый о ситуации, в которую и по неволе, и по собственной глупости угодила Асока, бывший учитель Энакина с радостью согласился ему помочь. С другой же стороны, Скайуокеру было крайне трудно как объяснить куда и зачем он так внезапно срывался, так и придумать некий вменяемый предлог для истолкования совету того, почему в эту наркотическую трясину внезапно затянуло и Оби-Вана. Но, к счастью генерала, все проблемы оказались решены. Оставалось только попрощаться с Тано и немедленно отправиться на Набу, где Энакину предстояло пережить не менее неприятные, чем все эти хлопоты дни бракоразводного процесса. А ведь если учесть, что именно там, именно на этой планете всё началось, зародилась их сильная, но, к сожалению, «перегоревшая» со временем любовь с Амидалой, то пребывание на Набу обещало быть крайне болезненным и сложным. Почти таким же сложным, как прощальное объяснение с тогрутой о том, что он должен был покинуть её на какое-то время.

Впрочем, Энакин предпочёл не прощаться, да и вообще не предавать особого значения своему уходу. Оставив на прикроватной тумбочке небольшую голографическую запись о том, что он срочно улетает на миссию, и за Асокой несколько дней присмотрит Оби-Ван, Скайуокер удалился из их захудалой квартирки с утра пораньше, во избежание любых непредвиденных ситуаций, влекущих за собой крупные проблемы. Ведь Тано не стоило знать правду, она могла не так понять, не то подумать, приревновать и вновь навредить себе. А всё это было и крайне бессмысленно, и абсолютно неоправданно – генерал уже понял, выбрал, решил, что останется с Асокой, и в его сердце, в его душе и мыслях больше не было места другим женщинам, даже тем, кого он любил и восхвалял до неё. Встреча и небольшое путешествие с Падме «в прошлое» – были лишь неизбежной формальной необходимостью, не более того, и причинять Тано новые страдания этим абсолютно не стоило, её здоровье и физическое, и моральное и так было на грани.

Но Сила вновь, распорядилась иначе. По какому-то странному стечению обстоятельств, едва Скайуокер отбыл «на миссию», всегда любившая подольше понежиться в постели тогрута почему-то проснулась. То ли шестое чувство, то ли невероятное совпадение, то ли сама судьба подняли Асоку сегодня с кровати намного раньше, чем полагалось. И тогрута, почему-то, вдруг, не обнаружившая генерала с другой стороны их «супружеского ложа» уже через пару минут с досадой просматривала краткую запись.

Конечно, девушка понимала, что вызвать Энакина на миссию, вырвать из их «семейного гнёздышка» и отправить на другой край галактики, возможно, на верную смерть, магистры ордена могли в любую секунду. Асока сама когда-то была частью всего этого, и ещё помнила, как и что было устроено. Однако то, что Скайуокер даже не успел, судя по его словам, просто не имел возможности попрощаться с ней лично, крайне расстраивало Тано. Да, миссия, да, срочно, но они же могли после неё ещё долго не увидеться или не увидеться больше никогда вообще! Не дай Сила, оттуда её возлюбленный мог быть перенаправлен на вторую, третью, четвёртую миссию, а то и самое ужасное – в принципе быть убит. И это доводило и так уже неспособную контролировать свои эмоции тогруту до гнева и исступления.

Ну, уж нет, если Энакину и суждено было расстаться с Асокой на время, то попрощаться лично они были должны, просто обязаны, и всё тут! Не эта дурацкая голограмма должна была оповещать Тано о длительной разлуке с любимым, а он сам… И подобного рода непростительную ошибку тогрута тут же решила исправить.

Быстро приведя себя в порядок, уже через минут десять, юная наркоманка на крыльях любви летела в космопорт, чтобы среди тысячи-тысяч людей и гуманоидов, отыскать там отбывающего на миссию Скайуокера. Неизвестно на что надеялась Асока, ведь ни каких-то данных о том, где именно в этом огромном сооружении мог находиться генерал, ни какого-либо устройства слежения за ним у неё не было, впрочем, этого и не понадобилось…

Только прибыв на место и как-то бесполезно и бесцельно обойдя несколько залов космопорта, Тано наконец-то поняла, как глупо и безрассудно было её решение прилететь сюда вслед за своим возлюбленным. Найти его здесь, среди такой огромной толпы было, пожалуй, труднее и нереальнее, чем найти иголку в стоге сена. Однако с утра юная наркоманка была так раздражена, взволнована и перевозбуждена от всего произошедшего, что действовала исключительно опираясь на не обдуманные порывы своих эмоций, нежели на разум и логику. Впрочем, из-за длительного приёма наркотиков, которые меняли гуманоида не только физиологически, но и психологически, Асока, кажется, уже давно позабыла о том, что такое вести себя разумно вообще. От чего до девушки только сейчас начинало доходить, что она лишь зря потратила время и нервы, пригнав сюда на спидере как сумасшедшая и, пожалуй, до крайней степени напугав вот-вот придущего в её захудалую квартирку Оби-Вана. Асока уже невольно чувствовала некие зачатки досады, разочарования и стыда, которые стали для неё буквально нормой за весь прошедший год, и устало замедляла шаг, трезво осознавая всю бесполезность какой-либо спешки в принципе, как Сила, внезапно, «пожалела» её, таки исполнив ярую мечту Тано, непременно, увидеть возлюбленного сегодня.

Она увидела его, да так, что навсегда усвоила урок о том, что некоторым желаниям иногда лучше было бы не сбываться. Медленно проходя около небольшой площадки, откуда вскоре должен был отправиться частный сенаторский корабль на Набу, тогрута, как бы невзначай, взглянула в ту сторону, где её глазам суждено было узреть роковую и судьбоносную картину, пожалуй, уже во второй раз в жизни. И это был словно неустанно повторяющийся ночной кошмар, словно мучительное наваждение, преследовавшее юную наркоманку постоянно, мучая, истязая, издеваясь над ней. Асока опять увидела Энакина, её Энакина, достаточно мило и приятно беседовавшего с бывшей женой.

«Нет, пожалуй, с нынешней и единственной законной женой!» – твёрдо и резко мысленно поправив себя в этом, Тано замерла на месте, словно вкопанная, постепенно чувствуя, как от ощущения относительного спокойствия её эмоции быстро начали изменяться в противоположную сторону, разливаясь по всему телу и всей душе возрастающими в геометрической прогрессии болью, обидой и разочарованием.

Да, Энакин сказал, что улетает на миссию, да, Тано осознавала, что совет мог невольно направить их на совместное задание с сенатором Амидалой, но нет, сейчас здесь, в эту секунду в глазах тогруты всё совершенно не выглядело так официально. Скайуокер абсолютно мило и даже, как показалось наркоманке, слишком уж нежно беседовал со своей супругой, на что та, приятно улыбаясь, отвечала взаимностью. Они стояли не подле военного корабля Республики, а подле личного звездолёта Падме, который, спустя всего несколько минут, должен был увезти их на Набу – в край, где зародилась любовь сенатора и джедая, а рядом и вовсе никого не было, ни клонов, ни военных, ни охраны Амидалы. И нет, по представлению Тано, совершенно не так должна была выглядеть официальная миссия со стороны. От чего в голову Асоки всё больше и больше начинали закрадываться самые худшие, ужаснейшие и страшнейшие тревожные мысли.

А что если Энакин и Падме решили помириться? Что если всё пережитое Скайуокером с ней была лишь лёгкая интрижка на стороне, которую по-настоящему влюблённые друг в друга супруги просто решили забыть? Что если… Ещё тысячи и миллионы, роящихся, словно дикие насекомые, и пронзающих острыми иглами воспалённый от переизбытка фантазии разум Тано «что если», внезапно, заполнили всё её сознания.