Текст книги "Ты - моя зависимость (СИ)"

Автор книги: Rayne The Queen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 38 страниц)

– Ты искала меня?

Вопрос женщины в один момент заставил Тано расслабиться, поняв, что сенатор ни в чём её не подозревала и абсолютно ничего не успела заметить, и лишь безмолвно утвердительно кивнуть головой.

Видимо, ответ тогруты показался Падме достаточно правдоподобным, так как та не стала опровергать «слово» Асоки, только чуть шире и лучезарней улыбнувшись, с милым, будто у матери, выражением лица добавила:

– Скоро подадут обед. Иди в столовую, я только переоденусь и через пару минут тоже присоединюсь к тебе.

Новое обращение к себе Тано так же безмолвно приняла, ещё раз неуверенно, утвердительно кивнув головой, и тут же поспешила удалиться из спальни, мысленно моля Силу о том, чтобы плохо спрятанные мечи, вдруг, невольно не выскользнули из-под одежды, и одновременно отмечая, что она абсолютно не понимала странной привычки Амидалы, принаряжаться чуть ли не по пять раз в день по поводу и без. Эта особенность бывшей подруги теперь стала казаться наркоманке слишком гламурной и глупой, Тано и сама не заметила, как принимаемые ей в прошлом абсолютно нормально вещи, связанные с Падме, вдруг, как-то сами собой начинали всё больше злить и раздражать.

Прошло не так много времени, и вот уже Асока восседала за длинным красивым столом, на невероятно мягком и удобном стуле, который чем-то напоминал ей величественный трон, и вкушала лучшую пищу в галактике. То ли по просьбе Энакина, то ли по некой тактичной внимательности самой Падме на обед было подано много традиционных блюд Шили, в том числе и те, что так обожала Тано. Стол просто ломился от разнообразия самых изысканных салатов, мясных закусок и горячего тоже с мясом, тогруты ведь были хищники в конце концов, а также от изобилия шикарных десертов, выбрать что-то из которых было просто непосильной задачей для изголодавшейся по нормальной пище наркоманки. Но что самое важное, ко всему этому разнообразию блюд, слуги сенатора подали не менее разномастное разнообразие напитков, в том числе и спиртных.

Ещё издалека завидев бутылку с каким-то редким вином необычного цвета, Асока аж задержала дыхание, чувствуя, как внутри у неё всё затряслось, просто затрепетало от желания приложиться к ней. Кажется, Падме этого вовсе не заметила, а, может, и наоборот прочитала мысли своей гостьи, потому, что и её выбор, как на зло, пал именно на тот сорт напитка. И легко подав знак рукой, Амидала приказала разлить спиртное по изящным бокалам для неё и Тано.

Сенатор была в лёгком и весёлом настроении, потому манерно пыталась вести с тогрутой некую утончённую светскую беседу, как это делала всегда раньше, но наркоманка, кажется, её и вовсе не слышала, отвечая каким-то короткими сбивчатыми фразами на автомате и вообще воспринимая речи Падме о сенате, как некий невероятно назойливый и раздражающий шум.

Лишь только бутылка очень редкого и дорогого вина попала в поле зрение Асоки, как всё внимание бывшего падавана Скайуокера тут же сконцентрировалось на ней. Казалось, слух и обоняние Тано усилились в тысячу раз, как это бывало с тогрутами на родине во время охоты. В голове Асоки буквально оглушительным плеском отдавалось каждое движение заветной жидкости внутри красивой бутылки, ёмкость ещё даже не была откупорена, а Тано уже ощущала манящий запах спиртного, буквально чувствовала его вкус на языке, предвкушая заветное блаженство. Усиливало все эти эффекты и почти не покидающее тогруту с самого момента отъезда Энакина на миссию чувство невероятной ломки.

Какой-то внутренний голос в голове Асоки говорил, нет, просто кричал ей, что это было не правильно, что ей нельзя было пить, но Тано смело успокаивала себя тем, что это ведь был не наркотик, она обещала не принимать, а пить… Пьют ведь все. Все и понемногу. И ничего страшного не будет, если она выпьет один, нет два, нет, три бокальчика этого изысканного вина. В конце концов, не чистый спирт же ей в захолустной кантине бармены-голодранцы наливали. Да и вообще, если Асока хотела держаться, хотела быть как все и жить как все, когда-то нужно было учиться начинать пить дозировано. Тано жёстко определила у себя в мозгу свою норму, после которой она остановиться, и полностью была уверенна в собственных силах сейчас, завороженно наблюдая, как лазурная жидкость блестящими, манящими капельками полилась в утончённый бокал. В данный момент, для юной наркоманки не существовало ничего прекраснее в мире, чем мягкий звук соприкосновения спиртного с невероятно дорогим хрусталём.

Асока едва дождалась, пока Падме скажет какую-то длинную и занудную речь тоста. Сейчас тогруте казалось, что она готова была убить того, кто придумал эту невероятную дурацкую привычку толкать заунывные речи прежде чем выпить, а, может, и саму Амидалу за её скучность и манерную правильность, но Тано держалась. Считая терпение перед тем, как поглотить вкуснейшую лазурную жидкость, неким родом тренировки силы воли. Она ведь должна была научиться контролировать себя. И она училась.

Прошла, словно, целая вечность, и Падме, наконец-то, заткнулась со своими монотонными речами о сенате и рисованной дружелюбностью. Хотя, Асока этого уже не видела, не слышала и не замечала, прохладное изысканное вино мягко коснулось её губ, а дальше было лишь наслаждение, наслаждение сродни утолению жажды глотком чистой воды среди обжигающей пустыни Татуина. Лазурное спиртное показалось даже более вкусным для Тано, чем та могла себе представить, и внутри девушки внезапно разгорелся жадный хищнический инстинкт.

Тогрута пила-пила и никак не могла напиться, сначала она себя вела более-менее сдержанно, пытаясь поддакивать какой-то очередной ерунде Падме о политике и экономике, о делах сената и даже нарядах, пока слуги уж слишком медленно подливали невероятнейший напиток в блестящие бокалы. Затем, как бы между делом, Асока стала сама настойчиво просить официантов добавить ей лазурного алкоголя, а под конец наркоманка и вовсе обнаглела, едва не вырвав у одного слуги-родианца бутылку, и стала заполнять собственный бокал сама, громко и не слишком вежливо в слух высказывая какие-то, казавшиеся бывшему падавану умными речи.

Асока уже не помнила, какой бокал вина из нескольких откупоренных по её просьбе таких же бутылок она пила, а Падме, то ли была так наивна, что откровенно не замечала хамского пьянства своей гостьи, то ли тактично делала вид что ничего не происходит, выжидая, когда же всё это закончится. Не заканчивался и лимит доз выпивки для Тано, который она с каждым разом всё больше растягивала и растягивала безмолвной фразой – «Ну, ещё один бокальчик. Всё, это точно последний. Обещаю!», – а деловая светская беседа между бывшими подругами постепенно опускалась от изысканных разговоров о политике, через пустой трёп о моде, до неприличного обсуждения личной жизни сенатора и её супруга.

И вот уже, не стесняясь абсолютно ничего, наркоманка стала задавать столь не скромные вопросы о своём бывшем учителе, что Падме не всегда даже знала, что ответить на них, хотя она и старалась вывернуть свои слова как-то мягко, красиво, романтично, говоря так тихо, чтобы официанты не могли её услышать. И если спрашивать всякую ерунду искренне забавляло Асоку, то вот улавливать монтралами ответы о милой и нежной любви её мужчины к сопернице – дико бесило Тано и её передёргивало, причём буквально, причём не только от истинного гнева и отвращения, но и почему-то от не отпускавшей даже в алкогольном опьянении ломки.

– Ну, и давно вы женаты с моим мастером? А сколько раз у вас в неделю бывает, секс, если бывает вообще? – залпом осушив очередной бокал, грубо схватив его рукой так, будто это был обычный стакан некого дешёвого пойла, тогрута жадно закусила куском какого-то мяса, а затем громко и демонстративно рыгнула.

Грубо швырнув вилку на стол и как-то глупо заржав от того, что после звонкого удара, благо, не разбившего дорогую фарфоровую тарелку, остатки еды подпрыгнули, и часть из них очутилась на расшитой золотистыми нитками скатерти, Тано пристально уставилась, на раскрасневшуюся от такой откровенности аки помидор Падме, и ещё сильнее растянула пухлые губы в улыбке.

– Гы-гы, секс… – повторила ещё раз пьяная в стельку Асока, искусно делая вид, что слушает какой-то сконфуженный ответ Амидалы, при этом, словно некультурный ребёнок, играя с рассыпавшейся едой пальцами.

Совсем загнанная в угол и смущённая сенатор даже не сразу нашлась, что сказать на такое заявление, впрочем, говорить что-то об этом и не хотелось. Да, у них с Энакином был секс, как и у любой молодой супружеской пары, достаточно, чтобы удовлетворять их обоих тогда, когда мужу и жене удавалось побыть наедине, но обсуждать это с Асокой, ещё совсем юной девочкой-подростком, к тому же ещё и ученицей Скайуокера, к тому же при официантах, которые едва-едва тактично сдерживали смешки из-за хамства Тано… Нет, к такому Амидала явно была не готова.

– Тише, Асока… Нас могут услышать… – всё ещё алея, ярче чем багряный рассвет, шёпотом попыталась усмирить бывшую подругу сенатор, воровато оглядываясь по сторонам на гуманоидов-обслугу, – Давай, не будем касаться столь щекотливых тем… – почти умоляя попросила она.

Но, на совсем разбушевавшуюся наркоманку это не произвело никакого эффекта, только лишь наоборот ещё больше раззадорило её. Раскосо двигающимися от опьянения руками соорудив на столе из приборов катапульту и совсем по-детски запустив при помощи неё в родианца куском какого-то овоща, Тано лишь громче расхохоталась. А затем, грубо и больно хлопнув Падме рукой нежному плечу, по-свойски выкрикнула:

– Да ладно тебе… Я знаю, что вы трахаетесь! Все вокруг это знают! Ведь правда, друг? – на этом вопросе ополоумевшая Асока резко ухватила за рукав всё того же официанта-родианца, который хотел было убрать несколько опустевших блюд со стола, от чего ему, мягко, но настойчиво пришлось отцеплять кисти девушки от себя и смущённо удаляться прочь, прихватив с собой лишь одну тарелку из-под еды.

Но и это ничуть не утихомирило ошалевшую Тано.

– И в каких позах Скайрокер тебя фигачит? Наверняка раком ставит, да? – нервно пытаясь вытрясти из изящного хрустального бокала остатки вина себе в рот, тут же задала ещё более пошлый и дерзкий вопрос тогрута.

Девушка резко дёрнула бокалом над своими губами и, с досадой осознав, что спиртного внутри больше не осталось, когда она чуть прищурившись, взглянула на пустое, прозрачное дно, как-то даже встрепенулась от в один момент оживившей её мысли, а затем абсолютно бесцеремонно выпалила прямо в лицо Амидале:

– О… А ты у него сосала?

Наркоманка грубо поставила бесполезную хрустальную ёмкость на стол, абсолютно не замечая ни того, что от подобной наглости, дерзости и хамства сенатор едва не потеряла сознание от стыда и смущения, вся окрасившись чуть ли не в такой же тон, какого цвета была кожа у Асоки, ни того, что только-только вошедший в столовую с очередным подносом С-3РО тут же в шоке выронил его, в ужасе произнеся:

– О Сила, лучше бы мои слуховые локаторы этого не улавливали.

Эта наглая выходка стала последней каплей, переполнившей чашу терпения слишком спокойной Падме. Ещё какое-то время Амидала сидела в безумном шоке, застыв на месте, словно статуя, пытаясь медленно обработать информацию о том, что сие заявление от тогруты слышали не только она и золотой дроид, но и обслуживающий персонал. Но потом психика сенатора просто не выдержала. Какой бы стойкой, манерной и непоколебимой Падме ни была во всех других, даже в опасных для жизни, ситуациях, вот сейчас оставаться спокойной было просто выше её сил. И женщина сорвалась:

– Асока! Сейчас же прекрати! – строго и до безумия смущённо выкрикнула Амидала, с силой ляпнув кулаками обеих рук по столу, так что там подпрыгнула остальная часть ещё не развёрнутой посуды.

Сенатор старалась сдерживать своё негодование, так как была предупреждена Скайуокером о возможных скандалах и неадекватном поведении Тано, тем не менее, тяжёлое, нервное дыхания из-за пережитого только что публичного унижения выдавало Падме. Но та всеми силами пыталась оставаться в, более или менее, уравновешенном состоянии, отчаянно стараясь проявлять снисхождение к «болезни» бывшей лучшей подруги.

– Асока! Сейчас же прекрати! – явно обозлённая тем, что так и не получила какого-то ответа на свой пикантный вопрос, дурачливо, но в то же время, раздражённо передразнила её тогрута.

Перед глазами Тано в один момент на месте несчастной ошарашенной Падме возникла галлюцинация образа «тёмной императрицы» из её сна.

– Да, прекрати. Ты всё равно не получишь его, малолетняя извращённая наркоманка, – надменным, издевательским голосом произнесла женщина, облачённая во всё чёрное, и её громкий переливистый смех эхом отдался в голове тогруты.

– Ненавижу! – шипя выкрикнула Асока и резким движением руки столкнула на несчастную Амидалу фарфоровую тарелку, на которой лежало недоеденное сенатором горячее.

Падме взволнованно вздрогнула, абсолютно не понимая почему и зачем, казалось бы, только что спокойная подруга так поступила, от чего даже часть смущения и негодования по поводу слишком откровенного вопроса у Амидалы тут же испарилась.

– Асока, что ты такое делаешь? – в недоумении вопросила сенатор, глядя на полу обезумевшую тогруту, расширившимися от удивления глазами.

Но ту так понесло, что Тано уже и сама не помнила, что говорила. «Общаясь» то ли с настоящей Падме, то ли всё с тем же холодным, надменным и пугающим галлюциногенным образом «императрицы», тогрута ляпала всё, что хотела сказать, всё что накипело у неё внутри:

– Что, боишься замораться, … принцесса? – нагло и язвительно спросила у сенатора, Асока, – Ибо грязной ты Скайуокеру не будешь нравиться? – всё так же дерзко добавила она, активно жестикулируя руками, – А знаешь что? – вдруг подложив обе свои кисти себе под подбородок, мечтательно произнесла тогрута, растянув пухлые карамельные губы в улыбке победительницы, – А я ему нравлюсь любая. Со мной ему больше понравилось целоваться!

Как бы в подтверждение своим смелым словам, Асока уверенно ударила себя руками в грудь, преподнося эту новость Амидале так, будто была права на все сто процентов, и её высказывание было неопровержимо даже самим Энакином.

Звонкий голос Тано эхом отдался по комнате, а сенатора резко передёрнуло, как будто сильная волна тока только что прошла через всё её тело. Она чувствовала, она подозревала нечто такое, её сердце разрывалось, ревновало и негодовало по поводу возможных отношений Скайуокера с его бывшей ученицей. Но если раньше всё это были лишь домыслы, то теперь, теперь завеса правды открылась перед ней полностью – таким было первое впечатление Падме от услышанного, первый болевой шок.

Ещё несколько минут сенатор не могла прийти в себя от подобной новости и, лишь когда Асока вновь громко зашумела какой-то посудой, раздражённо из-за ломки выискивая на столе в бокалах хоть каплю спиртного, до Амидалы наконец-то дошло… Вернее, она хотела, что бы то, что дошло было правдой – Тано просто слишком напилась и несла полнейший бред. Тем не менее, несмотря на то, что Падме сейчас предпринимала очередную, последнюю и самую отчаянную попытку верить мужу и его любви, а не жестоким, красноречивым фактам, слова тогруты её сильно задели и оскорбили, все сказанные бывшей подругой слова.

– С меня хватит! – резко подскочив с места и стряхнув со своего шикарного, но теперь уже безвозвратно испорченного «королевского» платья остатки еды, твёрдо заявила Амидала, – Я ухожу!

Женщина сделала всего лишь шаг в сторону от стола, а потом, потом началось невообразимое…

– Да утри свои слёзки и иди опять накачайся, жалкая подстилка для чужих мужей! Ты как была никем, так и останешься никем и никогда не сможешь завязать – ничтожная наркоманка! – «тёмный» образ из ночного кошмара Асоки вновь вмешался в ход событий, и не просто вмешался, он указал Тано на правду, которую она не могла принять, вынести, стерпеть.

Очередное громкое и до боли ненавистное ей слово «наркоманка», очередное порицание и недоверие к её силе воли, очередное издевательство над её чувствами, пусть даже и воображаемого «призрака» соперницы, довели тогруту до исступления. И она совсем слетела с катушек.

Асока уже не разбирала, где были галлюцинации, а где реальность, не видела и не слышала ничего вокруг, её сердце, её душу, её мозг заполнили отчаяние, ненависть и слепая ярость. И Тано просто взбесилась.

– Куда это ты собралась?! – оглушительно рявкнула она, – Я ещё не всё сказала! – резко хватая Падме за широкий рукав роскошного платья, тогрута с силой дёрнула её обратно, – Сейчас ты у меня за всё получишь!

Потребовалось всего пару мгновений, и обезумевшая от собственной злобы хищница, прыгнула на сенатора, словно на свою добычу во время охоты на Шили. Изъедаемая болью, гневом, яростью, Асока со всей силы молотила кулаками туда, куда только попадала, так и жаждя вцепиться в красивое личико соперницы своими острыми ногтями. Тано шипела, угрожающе демонстрируя её белоснежные клыки, и трепыхалась, избивая бывшую лучшую подругу, при этом грубо и бесцеремонно потроша необычную причёску Падме и раздирая в клочья дорогущее новомодное платье.

Видимо, у жены Скайуокера сработал инстинкт самосохранения, активно подпитываемый гневом из-за столь длительно накапливаемой и скрываемой ревности, потому как та тоже в долгу не осталась. Весьма успешно отбиваясь от ударов, наносимых ей Асокой, Амидала, пожалуй, впервые в жизни сражалась как разъярённая самка какого-то галактического хищного монстра, тоже стараясь, в пылу злобы причинить Асоке как можно больше боли: била кулаками, царапала ногтями, драла одежду и рвала за лекку, – пока несчастный 3РО лишь в панике наворачивал круги, около катающихся по полу соперниц и испугано, насколько это вообще было возможно для дроида, бормотал нелепости, вроде – «Спасите… Помогите… Что же делать?».

Эффектная «кровавая» драка продолжалась бы ещё довольно долго, пока одна из «разъярённых самок, не поделивших самца» не победила бы вторую, вероятнее всего, просто изуродовав и придушив на месте, если бы в потасовку хозяек не вмешались слуги. Двое наиболее смелых официантов, обслуживающих обед в квартире сенатора – тви`лек и тот же родианец, которого шкумтила за рукав тогрута, с огромным трудом разняли вцепившихся друг в друга мёртвой хваткой Асоку и Падме, чем, кстати, соперницы были очень недовольны.

Всё ещё находясь во власти бушующих, негативных эмоций, женщина и девушка, вопреки своему воспитанию и здравому смыслу, громко кричали разнообразные оскорбления, с гневом порывались друг к другу, просто извиваясь в руках работников. Ровно за секунду до того, как их окончательно растащили в разные стороны, Падме в ярости успела оторвать кусок бордовой юбки Асоки, на что та в ответ, с силой вцепилась ей в волосы, больно выдёргивая оттуда дорогущую, золотую заколку в виде шпильки с украшенным узорами и камнями наконечником.

И если Амидала тут же успокоилась, когда до неё вдруг дошло как сильно она опозорилась, устроив такое на глазах чужих людей, когда оказалась где-то в стороне от гущи событий. То пьяная, сумасшедшая, неудержимо-дикая Тано взбесилась ещё сильнее. Абсолютно разгневанная тем, что ей не дали как следует начистить милое личико соперницы, тогрута громко взвизгнула, выматеревшись какими-то совсем уж низменными словами, и проорав родианцу:

– Да отпусти ты меня … , что б тебя … ! – с такой силой наступила тому на ногу, что кричать и корчиться от боли далее пришлось уже ему.

Совсем не ожидав такой прыти от, казалось бы, мелкой, миловидной девчонки, мужчина как-то невольно выпустил ту из крепкого захвата и, чуть согнувшись, попытался справиться с неприятным ощущением в правой конечности.

Только почувствовав себя абсолютно свободной, Асока в последний раз обезумевшими глазами, с расширившимися зрачками, посмотрела на Падме, затем на золотую заколку в собственной руке и, тяжело дыша, нервно рванулась куда-то прочь, совершенно не контролируя ни собственный эмоции, ни собственные мысли. Сейчас Тано была так опасна, что, возможно, могла даже убить того, кто попытался бы её остановить, тем более Падме или её слуг. Но от такой крайности, тогруту удерживала, абсолютно иная крайность – всё её тело, всё её сознание, всё её естество яро жаждало наркотика. Она клялась, остановиться, она обещала бросить, но зависимость была сильнее её, желание принять властвовало над ней, желание, словно вода, переполняющая совсем неглубокую чашу, накопившиеся за все эти дни мук и страданий. К тому же, Асока была уже на полпути к удовольствию, она была пьяна, раздразнена алкоголем, и уже просто не могла остановиться, оставить всё как есть, это было сродни какому-то сверхчеловеческому природному инстинкту – получить удовольствие до конца, даже если от этого потом можно было умереть, даже если из-за этого нужно было кого-то убить. Тем более, что теперь у Тано были средства для покупки КХ-28.

Никто из присутствующих так и не посмел рвануться за буйной наркоманкой, кто-то был слишком напуган и ошарашен происходящим, а кто-то уже просто не имел возможности её остановить. Асока с лёгкостью скрылась за дверями дома сенатора и растворилась в неизвестном направлении, и только спустя несколько безмолвных минут немого, шокированного молчания, присутствующие начали приходить в себя.

Понимая, что слишком много себе позволил относительно весьма знатной и высокопоставленной особы, тви`лек, неловко и взволнованно, мягко выпустил Падме из своих рук, даже засовывая кисти в карманы, абсолютно не зная, куда после такого их можно было деть. Родианец перестал прыгать на одной ноге, корча от боли глупые разнообразные гримасы на лице, С-3РО, наконец-то, остановился и прекратил поток своей нескончаемой речи на всех языках галактики. А Падме, Падме громко дыша, виновато опустила голову, разжимая чуть ослабшие пальцы и позволяя бордовому куску ткани упасть на пол.

Завороженно смотря, как алая тряпка, кружась, опускается на “землю”, Амидала тяжело вздохнула. Да, она многое сегодня пережила, но нет, она вовсе не винила Асоку во всём произошедшем, во-первых, потому, что теперь понимала, о чём её так настойчиво предупреждал Энакин, во-вторых, как-то мельком, невольно взглянув на несколько пустых бутылок из-под редкого, дорогого вина на столе и под столом, только сейчас осознала свою ошибку. В том, что случилось сегодня за обедом был виноват не Скайуокер, не Тано, и даже не слуги, а она, только она одна. И как сенатор могла так глупо упустить из вида столь значимую деталь? Это же было просто как три кредита – если тогрута страдала от зависимости, от любого рода химической зависимости, ей ни в коем случае нельзя было пить, тем более во время «так называемой ремиссии». Даже капля алкоголя могла спровоцировать очередной срыв. Муж доверил Падме заботу об его страдающей от наркомании ученице, а Амидала не справилась, из-за обыденной привычки манерно выпивать во время разнообразных трапез с высокопоставленными лицами, забыла о самом важном, подвела его, её, их обоих. И сейчас сенатору было невероятно стыдно, уже не говоря о том, как ужасно неловко она чувствовала себя за всё то, что они с Тано устроили после того, как женщина собственноручно споила несовершеннолетнюю тогруту.

В диком ужасе крепко зажмурившись от непростительной ошибки, Падме покачала головой просто не веря, что подобный кошмар мог случиться в её доме. А затем, едва сдерживаясь от того, чтобы не разрыдаться на людях, ещё раз глубоко и тяжело вздохнула, отдавая приказ:

– Если Асока вернётся, впустите её обратно в дом.

Амидала замолчала, плотно сжимая искривившиеся от негодования из-за собственной глупой оплошности губы. И, на странность, трезво осознавая, что она совершенно ничего не могла сделать, дабы как-то предотвратить очередное «падение» Тано в бездну наркомании, стараясь сохранить абсолютно утраченные сегодня авторитет и репутацию, ушла переодеваться в свою комнату, прочь от любопытных и шокированных глаз обслуги, с тяжёлым сердцем размышляя о том, сколь много им придётся заплатить кредитов, чтобы все эти люди и гуманоиды позволили воспоминаниям о сегодняшнем происшествии навсегда сгинуть в недрах их сознания.

========== Глава 7. Раскаяние и соперница, Часть 3 ==========

После скандального побега Асоки Падме приложила немало сил, чтобы вернуть подругу обратно. Нет, конечно, благовоспитанная и утончённая сенатор не рыскала по захудалым барам и клубам нижнего уровня Корусанта сама, но Амидала задействовала всю свою охрану в поисках юной наркоманки. Увы, даже этого было недостаточно. Планета-столица оказалась слишком огромной, чтобы за столь короткий срок найти бойкую девчонку, пусть даже исследуя лишь самые-самые вероятные места её пребывания. Наверное, от того «погоня» за неуловимой тогрутой оказалась тщетной. И, потерпев очередную неудачу, Падме ничего не осталось, как только с тяжёлым сердцем смириться, лишь моля Силу о том, чтобы Тано сама вернулась домой целой и невредимой. Вскоре просьбы Амидалы были услышаны.

Вдоволь нашлявшишь где-то в течение «положенных» трёх дней загула, Асока, абсолютно накачанная и довольная, подлетела к «царским апартаментам» Энакина и Падме на шикарном открытом спидере вместе с весьма и весьма привлекательным, высоким, мускулистым, голубоглазым тогрутом лет двадцати трёх. Вальяжно потянувшись на пассажирском сиденье летающей махины, пока её спутник крайне умело парковался у площадки около входа в огромную квартиру сенатора, Тано ещё раз невольно взглянула на мужчину, что одновременно так сильно напоминал девушке кого-то очень дорого и близкого и, вместе с тем, был совершенно на него не похож. Выждав всего долю секунды, Асока довольно растянула губы в глуповатой «пьяной» улыбке, а затем повела себя крайне смело и развязно. Резко ухватив тогрута обеими своими руками за голову, Тано быстро приблизилась к мужчине и абсолютно непоколебимо, демонстративно поцеловала того в щёку в знак благодарности:

– Спасибо тебе, что подвёз меня, рогатый красавчик, – слегка отстранившись, девушка нежно погладила тогрута по одному из монтрал, при этом весьма соблазнительным взглядом всматриваясь в своего собеседника, – Будь ты человеком, я бы, не задумываясь, вышла за тебя замуж.

Произнеся сие высказывание, то есть, буквально предложив саму себя спутнику, Асока весело расхохоталась, умиляясь собственной шутке, и ловко выпрыгнула из спидера на платформу. Несмотря на весь задор Тано, тогрут так ничего ей и не ответил, лишь молча направив транспорт в противоположную от квартиры сенатора сторону, в конце концов, свою задачу – доставить соблазнительную цыпочку до дому, он выполнил.

Ещё какое-то время юная наркоманка, завороженно и, пожалуй, даже слишком умиротворённо провожала взглядом улетающий спидер, пока тот не скрылся в бесконечном потоке других мельтешащих неподалёку махин, после чего, немного придя в себя, живо направилась вглубь жилища Падме.

До сих пор находясь в достаточно сильном наркотическом опьянении и одновременно под властью нежного, приятного дурмана, Тано, по всей видимости, сочла доселе шикарно обустроенную и идеально прибранную обстановку у главного входа в квартиру абсолютно неуместной, потому как только девушка подошла к некому подобию комнаты недалеко от «парковочной» платформы, она тут же решила всё это исправить.

– Дыщь! – громко выкрикнула абсолютно глупый возглас на подобии боевого клича, что обычно пафосно «произносили» супергерои в тех фильмах, которые тогруте некогда довелось посмотреть, Асока, при этом резко дёрнув рукой и едва удержавшись на ослабших неуклюже перемещающихся из стороны в сторону ногах.

Слишком увлечённая мыслью о том, чтобы внести свой «уклад» в идеальный порядок гостиной Падме, Тано будто и вовсе позабыла, что с определённых пор она достаточно часто испытывала проблемы в управлении Силой. Но на счастье абсолютно накачанной наркоманки в этот раз её приём сработал. Под властью невидимого «воздушного» удара разложенные до того на одном из диванов по размеру и цвету подушечки, градом посыпались в разные стороны, что привело неадекватною тогруту в полнейший восторг, буквально заставив прыгать от радости, словно маленькую девчонку.

– О… Сила вернулась, – заплетающимся языком, с абсолютно глупой улыбкой деловито констатировала факт Асока, пьяным затуманенным взглядом, полу понимающе окинув собственную оранжевую ладонь и, будто не желая терять момента тут же продолжила крушить и ломать всё и вся вокруг.

– Дышь-бдышь! Тыдыдышь! – хаотично размахивая конечностями, громче и громче орала Тано, то и дело посылая мощные невидимые волны в разные стороны.

Достаточно сильные и при этом абсолютно не контролируемые форсъюзерские приёмы, словно ураган сносили всё на своём пути. Мягкие аккуратные подушечки, градом сыпались в разные стороны, со специфическим грохотом падая на отполированный мраморный пол. Дорогие, изящные светильники под давлением толчков Силы, с громким звоном разлетались вдребезги, а кристально-чистая вода в небольшом фонтанчике просто взрывалась от каждой новой атаки ополоумевшей наркоманки, брызгами окропляя всё вокруг. Но Асоку, казалось, это лишь больше забавляло. Всё сильнее и сильнее входя во вкус, девушка активнее работала руками, с каждой секундой находя новые и новые цели.

В какой-то момент накачанный, раскосой взгляд Тано внезапно упал на одну из огромных статуй, украшавших собой гостиную, и тогрута, продвинувшись чуть вглубь «помещения», тут же, абсолютно не задумываясь, перешла в агрессивное наступление:

– Тыдыдышь! – ещё громче прежнего «героически» выкрикнула наркоманка, так будто сейчас находилась посреди поля боя в сражении с мощнейшими дроидами Гривуса, а не в тихой и уютной квартире сенатора, и при этом столь сильно замахнулась ногой в сторону врага, что поскользнувшись на пролитой воде, моментально рухнула на пол.

– А ты сильный противник, чмыридло облезлое, но я тебе сейчас задам! – оказавшись в абсолютно нелепой позе, аля пятая точка к верху, на полном серьёзе помахав указательным пальцем, пригрозила несуществующему врагу наркоманка.

После чего Асока несколько раз тщетно попыталась встать, однако лишь бесполезно скользя всеми своими вялыми конечностями по полу, цепляясь и хватаясь за что попало, продолжала и продолжала барахтаться на месте, вызывая новый и новый шум.

Понимая, что самой ей так и не удастся принять сейчас в вертикальную позицию, девушка несколько раз выругалась знакомыми ей грязными ругательствами:

– … … … ! Слуги, да помогите же вы мне, хатт вас дери!