Текст книги "Ты - моя зависимость (СИ)"

Автор книги: Rayne The Queen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 38 страниц)

Девушка уже и сама не знала, что делала и чего хотела, для неё смешалось всё: чувства, эмоции, желания, иллюзии и реальность, она была в таком бешеном неадеквате, что со стороны можно было решить, будто Асока действительно сошла с ума. Прыгая и кидаясь на Энакина с криками, оскорблениями, кулаками, ногтями, клыками, Тано отчаянно пыталась и пыталась выдернуть у него из рук карту, но, пребывая в абсолютно рассеянном и затуманенном состоянии, получала новый и новый отпор. Потасовка Скайуокера и его бывшей ученицы длилась не долго, и вот, потерпевшая очередную сокрушительную неудачу, девушка опять была оттолкнута назад, на этот раз больно вписавшись в длинную столешницу, разделявшую кухню и гостиную, спиной. Но тогрута уже не чувствовала боли, она была в состоянии такого аффекта, что для неё не существовало никого и ничего, кроме непомерного желания заполучить наркотик и тёмного, ослепляющего гнева от ненависти на того, кто этому так опрометчиво препятствовал.

Тано и сама не помнила, как на глаза ей попался тот самый стакан, из которого ещё сегодня утром она пила воду во время очередного «отходняка», как крепко её хрупкие оранжевые пальчики сжали его прозрачные стенки, как яростно закричав в десятый раз – «Выпусти меня сейчас же, ты не смеешь меня здесь держать, ты не имеешь права мне указывать, ты мне никто, я тебя ненавижу! Ненавижу!», – девушка со всей силы запустила стеклянной ёмкостью в собственного учителя.

Энакин видел, как предмет летел в его сторону, всё происходило словно во сне, на долю секунды время замедлилось, и можно было даже решить, что это было не наяву, ведь Скайуокер ни подумать, ни ожидать не мог, что однажды, произнеся подобного рода слова в его адрес, его безгранично любимая ученица попустит в мастера чем-то, вся буквально пронизываемая тёмными, холодными гневом и ненавистью. Генерал на мгновение замер от ошеломления, всего на один совершенно незримый крошечный миг замешкался, и эта почти незаметная секунда, дорогого ему стоила. Всё произошло так быстро, что никто из ссорящихся даже не успел понять, как тяжёлая прозрачная стеклянная ёмкость с громким звоном соприкоснулась с головой Энакина, и в дребезги разлетелась дождём осколков в разные стороны, оставляя после себя глубокий порез у Скайуокера на лбу. Тёплые багряные струйки крови юрко скользнули по лицу генерала и, лишь спустя мгновение, после бесчувственного шока пришла боль, сильная боль в области головы джедая.

В один момент испытав острое режущее чувство, неприятными волнами разливаемое от раны в разные стороны, Энакин, абсолютно не ожидавший такого от собственной ученицы, даже как-то ненароком выронил ключ, чисто рефлекторно ухватившись рукой за порез. Ещё какое-то время и мастер, и падаван находились в неком оцепенении и недоумении от происходящего. Скайуокер первые пару секунд пытался справиться с новыми ощущениями, как будто откуда-то со стороны чувствуя, как сквозь его пальцы течёт кровь, а Тано всё ещё безмолвно и неподвижно смотрела на него, сама не осознавая и не веря в то, что она только что сделала. Но миг замешательства, промелькнул слишком быстро. И, вот уже через секунду поняв, что ключ от входной двери больше не был в руках учителя, девушка опомнилась первой и тут же воспользовалась моментом.

Молниеносно подлетев к мастеру, падаван ловко подобрала карту с пола и с безумным видом рванулась прочь, ведомая то ли ужасом от собственного поступка, то ли совершенно неадекватным состоянием из-за бешенства от ломки.

Джедаю, привыкшему ко всякому роду ранениям и повреждениям в боях, тоже не понадобилось много времени, чтобы прийти в себя, как только первый болевой шок от разбитой головы прошёл, Энакин тут же рванулся следом за Асокой, но он не успел, к своим огромным сожалению и досаде, всего на миг замешкался дольше положенного и так и не смог поймать совсем «сдвинувшуюся» наркоманку.

– Асока!.. Асока, вернись!.. – отчаянно крича ей какие-то абсолютно бесполезные фразы вдогонку, Скайуокер с расшибленным лбом выбежал на лестничную площадку, где с ещё более унизительным видом стал лишь свидетелем того, как находящаяся в неадекватном состоянии девушка окончательно скрылась из его поля зрения.

Алые струи крови тёплыми ручейками продолжали литься по лицу генерала, но он, всё ещё пребывая в лёгком шоке и волнении от только что произошедшего, несколько последующих минут стоял в темном узком коридорчике, уже бесполезно и бесцельно наблюдая за пустотой, где в последний раз его взгляд уловил Тано, и одновременно ощущая, как на смену подпитываемому адреналином безразличию приходит гнев.

Лишь спустя какое-то время, когда до разума Скайуокера окончательно дошло, что ученица для него потеряна безвозвратно, генерал, наконец-то, решился сдвинуться с места и пойти обратно в квартиру к юной наркоманке. У Джедая ещё оставался шанс, один крохотный, но верный шанс, найти её при помощи маячка, и теперь все мысли Энакина были поглощены лишь этим намерением.

Быстрым шагом возвращаясь обратно в «апартаменты» тогруты, Скайуокер встретился лицом к лицу с толстым зелёнокожим соседом-гуманоидом, который так не вовремя вышел на площадку покурить.

– Э… Братан, у тебя кровь, – тут же завидев разбитую рожу генерала, не постыдился прямо в глаза ему заявить даже потерявший от любопытства весь интерес к дешёвому куреву и ткнувший пальцем перед собой мужчина, что вызвало ещё большое раздражение у итак натерпевшегося за последние дни джедая.

– Знаю! – только сейчас почувствовав на лбу ощущения от текущей алой жидкости и зло смахнув багряные капли с головы, грубо огрызнулся Энакин, стараясь поскорее скрыться за дверями квартиры Асоки, чтобы ещё хоть не объясняться с этим идиотом.

Нужно было быть совсем дебилом, чтобы думать, что Скайуокер мог и не подозревать о расшибленной голове. Но ругаться с соседом сейчас не хотелось. Было совсем не до того.

Вновь оказавшись в грязном, захудалом жилище бывшей ученицы, которое вопреки их с ученицей общим стараниям его надраить как следует, опять было похоже на хаотичную свалку, генерал стал искать небольшой приборчик слежения, чтобы узнать, куда направилась Асока. Однако тут же понял, что это было абсолютно бесполезно. Юрко бегая взглядом по комнате, Энакин невольно наткнулся глазами на то, что расстроило и разозлило его до глубины души окончательно и бесповоротно. Внезапно для самого себя среди осколков и хлама Скайуокер вдруг заметил валявшийся на полу, абсолютно ничуть не пострадавший золотистый браслет Тано с красными камнями. Видимо, в бурной потасовке украшение как-то нечаянно слетело с довольно исхудавшей руки девушки. Но волновало генерала сейчас не то, как и почему аксессуар оказался на полу, а то что теперь он точно никак не сможет ни отследить, ни вообще найти Асоку. И это не столько уязвляло ущемлённую до предела гордость джедая, сколько до глубины души ужасало его мыслями о возможных непоправимых последствиях.

Страх за глупую, ненормальную тогруту, боль от разбитой головы, злоба и ненависть от собственной никчёмности, безысходности, неудачи, так сильно захлестнули Энакина, что все его старания держаться спокойным и непоколебимым в один момент пошли прахом. Резко растопырив пальцы обеих отставленных в стороны, аж трясущихся от негодования рук, Скайуокер послал в первые попавшиеся близлежащие предметы такую волну Силы, что, не выдерживая давления, стеклянные дверцы шкафов, оставшаяся нетронутой посуда и другие наименее прочные вещи стали разлетаться в дребезги. Ярость Энакина была просто непомерной, и он старался излить её круша остатки того, что не успела разбить или сломать до него Асока.

Лишь, когда негативные эмоции окончательно отпустили Скайуокера, тот абсолютно беспомощно опустил руки и отдышался. Несмотря на все его старания и хорошие, и плохие деяния, бывшая ученица всё равно сбежала от мастера, сбежала качаться наркотиками, сама по глупости причинять себе вред, хотя, возможно, в какой-то степени сегодня генерал причинил своей подопечной куда больше вреда, чем злосчастный КХ-28, и у тогруты было на это полное право… В любом случае, сейчас джедай уже ничего не мог сделать. Он чувствовал своё абсолютное бессилие перед зависимостью близкого человека и полную беспомощность, как в данной ситуации, так и вообще. К тому же у Энакина, помимо задачи остановить Асоку от приёма вредоносных препаратов были ещё и другие проблемы, а точнее, всё больше и больше появлялись по мере этой истории. Например, проваленная миссия, разбитая голова и, конечно же, грандиозная ссора с Падме.

Понимая, что сегодня для Асоки Скайуокер уже ничего не мог сделать, ему оставалось лишь нервно ждать возвращения глупой тогруты и каждую секунду молить Силу, чтобы с наивной ученицей так ничего и не случилось, пока она нагуляется где-то в барах и клубах, Энакин тяжело вздохнул, и пошёл обрабатывать собственную рану на голове, прежде чем вернуться домой к Амидале. Теперь ему предстояло объяснить ей и ещё и это. Если, конечно, после испорченного свидания жена вообще стала бы с ним разговаривать. И генерал её в этом не винил. Падме была права, абсолютно права во всех смыслах и во всех своих обидах и претензиях, особенно после того, что произошло между ним с Асокой сегодня. Джедай не только предал любимую супругу на деле, но и изменил ей в чувствах, ведь он теперь отчётливо понимал, что любил Тано, не как ученицу, не как сестру, а как до этого всегда любил свою жену, как женщину.

Энакину не понадобилось много времени для того, чтобы привести себя в порядок и добраться до дому. Поначалу по пути он хотел заскочить в парочку дорогих магазинов и купить для Падме лучшие цветы и украшения, жена явно заслуживала его самых искренних извинений, особенно теперь, когда он действительно миллион раз был перед ней виноват. Однако дикая головная боль, продолжающая слегка кровоточить через наклеенный пластырь рана и осознание того, что единственная и неповторимая супруга заслуживала куда более приемлемых и красивых ухищрений в качестве признания его ошибок, остановили Скайуокера от глупых и нелепых затей как-то грязно, грубо, хило завалиться к любимой с веником и подарком сегодня. Генерал твёрдо для себя решил, что перед Падме он извинится завтра, как следует извинится, если она пожелает насмерть расшибётся, достанет для неё звезду с неба, сделает всё, чего достойна Амидала ради её прощения, но это будет завтра. А сегодня, он допустит последнюю ошибку в своей жизни и по отношению к Падме, и по отношению к Асоке, и завалится домой словно безмозглый, заляпанный кровью побитый ранкор, стараясь вообще не попадаться любимой на глаза, ибо не достоин.

К счастью или не счастью Энакина, все его надежды и планы опять сорвались, и столкновение с Падме всё же оказалось неизбежным. Выйдя из собственной комнаты по непонятным причинам, Амидала невольно, а может и специально, встретилась со своим супругом в гостиной. Завидев её, Скайуокер ощутил себя ещё более неловко. Сейчас он готов был провалиться под землю от чувства вины и стыда, теперь уже дико сожалея, что не приволок с собой хоть какой-то самый задрыпанный «веник», чтобы хоть немного задобрить жену перед завтрашними грандиозными извинениями и как-то смягчить «явление побитого ранкора в берлогу». Но этого всего и не понадобилось, как не понадобилось и каких-то заискиваний перед справедливо обиженной женой вообще.

Падме умела злиться на Энакина или кого-то ещё, но это длилось совсем не долго. По мнению генерала, она была такой доброй, милой, нежной, просто «ангелом», как всегда именовал её джедай, что не могла не простить, не простить кому бы то ни было что угодно, а, тем более, не простить своего возлюбленного, и, тем более, в таком жалком побитом виде.

Лишь только Амидала узрела заклеенную, кровоточащую рану на лбу Энакина, её сердце мигом растаяло, и спокойное безразличие статного сенатора тут же сменилось волнительным, мягким, тёплым и нежным беспокойством за родного и близкого человека. С таким видом, как будто Скайуокер сейчас умирал у неё на глазах, Падме быстро подлетела к нему и испугано спросила, легко, чтобы не причинять боль, коснувшись порезанного лба:

– Эни, что случилось? Ты в порядке? Тебе очень больно?

Конечно, Амидала прекрасно знала ответы на два последних вопроса, но её любовь, её переживания были так сильны, что женщина просто не могла удержаться, чтобы их не задать. И, естественно, все глупые обиды и обидки от недопонимания и чего бы то там ни было были забыты раз и навсегда. Сейчас Падме волновало только одно – беспокойство за мужа, любовь к мужу, забота о муже и оказание первой помощи мужу, если ему она, конечно, понадобиться.

Совсем не ожидав такой реакции от по праву справедливо оскорблённой жены, Энакин даже в тайне обрадовался, что всё сложилось именно так, как сложилось. Он был готов ещё тысячу раз разбить себе голову, лишь бы любимая всегда смотрела на него так, лишь бы она всегда говорила с ним так, лишь бы не обижалась и была полностью уверенна в его любви. А Скайуокер любил её, искренне любил, и сейчас, уже зная, что ступил на скользкую кривую дорожку запретных чувств к Асоке всеми силами старался цепляться за старую привязанность к Амидале, привязанность правильную и абсолютно верную.

Однако радость генерала от того, что жена так быстро простила его, столь же стремительно испарилась, как только до ушей джедая долетели вопросы супруги. Любимая требовала от него ответов, нет, не требовала, просила, тем не менее, просила ответов, которые он не мог и не хотел ей давать.

Только сейчас Энакин действительно понял, как постыдно было то, что собственная ученица заехала ему стаканом по голове, потому, что он полез с ней почти в драку и при этом ещё и умудрился проиграть. Это было так позорно для него, мужчины явно не слабого, это было так оскорбительно, это вообще было чем-то таким, о чём никому и никогда не хотелось рассказывать, тем более собственной жене. Пожалуй, впервые в жизни Скайуокер оказался так жалок, беспомощен, что побить и унизить его смогла какая-то малолетняя девчонка, хорошенько изуродовав ему лицо. А что уж было говорить о том, что до этого он и сам побил, а затем полез целоваться к несовершеннолетнему подростку? Возможно, Асока была абсолютно права, что залепила ему стаканом по голове, он заслужил. Но вот Падме, она не заслужила быть женой такого мерзавца как Скайуокер, и ей не нужно было обо всём произошедшем сегодня знать. Это ущемило и оскорбило бы и Падме, и абсолютно унизило бы и опустило бы и его самого. Потому, мысленно обещая, что это был последний раз, когда он обманывал жену во благо их обоих, а также и Асоки, Энакин решил соврать.

– Меня ранили на задании, – стараясь всеми силами скрыть от супруги его подавленное состояние и оскорблённое самолюбие, с относительно усталым и безразличным тоном произнёс Скайуокер, – Прости, любимая, я пойду лягу, – тут же добавил он, нежно коснувшись щеки Падме пальцами, но не рискнув, ни посмотреть ей в глаза, ни поцеловать жену теми губами, которыми сегодня он позволил себе целовать Асоку.

Слишком стыдно генералу было в данный момент, слишком противно от самого себя и собственного предательства по отношению к его «ангелу». А Падме действительно была «ангелом», раз так просто смогла позабыть и простить всё, что он ей сделал.

«А сможет ли она забыть и простить мою измену и потерю обручального кольца?» – полный отвращения к собственной персоне, тревожно, с ужасом вздрогнув, подумал Энакин, виновато отвернувшись от жены, стараясь не смотреть на женщину, которую он сегодня предал.

Падме ничего не ответила, лишь покорно и заботливо позволив пострадавшему супругу удалиться в указанном направлении. И Скайуокер в ещё более подавленном и расстроенном состоянии молча побрёл к себе в комнату, с тяжёлым сердцем и непомерным грузом реальной вины на душе думая о том, как завтра ему с такой рожей придётся ехать в притон, чтобы выкупать собственное обручальное кольцо, ну, а затем, в не менее отвратительной и унизительной ситуации, ещё и предстать с разбитой его же ученицей головой перед глазами совета джедаев.

========== Глава 7. Раскаяние и соперница, Часть 1 ==========

Прошло несколько дней. Вдоволь нагулявшись во всех, каких только можно местах нижнего уровня Корусанта, Асока неспешно возвращалась домой. Кайф от последней принятой дозы уже постепенно начинал выветриваться, но лёгкий дурман всё ещё застилал рассудок Тано приятным ощущением наслаждения, от чего девушка до сих пор пребывала в не очень трезвом состоянии, однако уже начинала соображать, что происходило вокруг неё.

Грязная, оборванная, сильно уставшая, но, в то же время, абсолютно счастливая тогрута не спеша брела по улице, вальяжно прогуливаясь в такт медленно, сладостно-нежно проходящему наслаждению от наркотического опьянения, вдыхая чуть прохладный, свежий воздух, вернее, настолько свежий, на сколько он вообще мог быть на Корусанте. Смотря на мир блестящими, довольными глазами, Асока наслаждалась жизнью, наслаждалась всем тем, что дала ей Сила за последние несколько дней, как-то смутно пытаясь вспомнить обрывки прошлого, той самой ночи, когда она вновь сбежала от Энакина в город.

Почему-то воспоминания давались девушке крайне тяжело. Какие-то обрывки, клочки событий, бессмысленные фразы, потасовка, крик… Тано не могла толком восстановить картину произошедшего, она лишь помнила, что покинула свою маленькую захудалую квартирку с большим скандалом и в тайне надеялась, что он не прошёл даром, по крайней мере, для Энакина, который никак не мог оставить тогруту в покое. Хотела ли этого Асока на самом деле? Она толком не знала. С одной стороны, Скайуокер уже порядком надоел ей со своими наставлениями и нравоучениями, у него была жена, да и вообще, если так подумать, раз уж Сила столь настойчиво не позволяла им быть вместе, то лучше, чтобы генерал действительно держался от своей ученицы подальше, чтобы она могла его забыть… С другой же стороны, его забота, его подарки, его объятья и его поцелуй… Только сейчас девушка вдруг вспомнила, что в тот день, в тот момент в душе, джедай впервые поцеловал её, поцеловал сам, страстно, можно даже сказать, в пылу чувств, так, как Асоке всегда того хотелось. Его поцелуй говорил о том, что всё было совсем не так, как казалось на первый взгляд. Всё было вообще как-то не так, как всегда думала Тано.

Поначалу она вновь хотела было списать это воспоминание на очередную галлюцинацию от наркотиков, однако мысль о том, что она не была под кайфом вплоть до самого своего побега резко взбудоражила её. Энакин действительно целовал тогруту… И это как-то абсолютно сбивало с толку. Девушка просто не понимала, что это было, и зачем вообще мужчине, который её не любил, который был женат на другой, понадобилось это делать, делать с ней… От чего Асока теперь колебалась, и в своих чувствах, и в своих желаниях, и в размышлениях на тот счёт, как она должна была реагировать на Скайуокера, да и вообще вести себя дальше.

«Что же мне теперь делать, что? Подскажи, Сила?», – едва не прослезившись от внезапно сменившегося с лёгкого и весёлого настроения на тяжёлое и крайне опечаленное расположение духа, девушка вопрошающе взглянула на небо, как будто ища там ответа.

Но ответа не было.

Одно теперь Асока знала точно, всё это время, все эти пустые и занудные разговоры с ней о вреде наркотиков бывший учитель был прав, она была зависима, зависима куда сильнее, чем девушка себе представляла. И Тано это не нравилось, крайне сильно не нравилось. После её ухода из ордена никто и ничто не смело управлять её жизнью, а КХ-28 «буквально вертел ей как хотел», заставлял совершать низкие, абсолютно не свойственные прежней тогруте поступки, и это её дико раздражало.

Почему-то сейчас девушке вспомнилось с каким безумством она обыскивала собственный дом, думая лишь о том, что бы такое продать, только бы пойти и накачаться. Вспомнилось, как Асока бесплатно отдала собственные мечи ради дозы, а потом буквально стояла на коленях в грязи пыльной улицы, вливая в себя «сапфировую» жидкость. Вспомнилось, как она оценивающе смотрела на браслет, первый действительно важный подарок, что преподнёс ей столь близкий человек, смотрела и хотела его продать, лишь бы только заполучить очередную дозу. Было и ещё что-то ужасное, что она сделала ради наркотиков, Тано точно знала, что было, просто чувствовала это всей своей оранжевой кожей, но почему-то разум столь настойчиво ограждал её от сего последнего воспоминания, как будто защищая от чего-то ужасного, что тогрута просто никогда бы не смогла себе простить, если бы правда вдруг открылась перед ней…

«Что же, что же ещё я такого натворила? Не помню… Может ничего? Но тогда почему же меня так мучает чувство вины?» – усиленно пыталась прояснить тайну, покрытую мраком, она, медленно приближаясь к дому, где теперь обитала Тано.

Увы, тогрута уже не могла восстановить в сознании всех деталей своих буйных похождений, однако одно знала точно – КХ-28 слишком сильно завладел её жизнью, заставляя всё ниже и ниже опускаться, опускаться до поступков, которые Асока не думала и не хотела совершать, и с этим нужно было что-то делать, как и с тяжёлой болезненной безответной любовью, из-за которой, собственно, она и бежала в мир наркомании и развлечений. Вот только Тано не знала что. С одной стороны, она теперь чувствовала, что наркотик действительно тёмными сапфировыми пятнами расползается по её жизни, как по тому снежно-белому свадебному платью, поглощая Тано, полностью ввергая во тьму, с другой же стороны она понимала, что без какой-либо помощи и вмешательства не сможет пережить все те страдания, все те пытки, что уготовила ей Сила, позволив влюбиться в Энакина, она просто не сможет подавить в себе, задушить, изничтожить чувства, что корнями вросли в её юное, нежное, многострадальное сердце.

«Так что же мне делать?» – мысленно задала вопрос тогрута прежде, чем трясущимися руками открыть входную дверь и войти внутрь собственной квартиры, где её, к огромному сожалению девушки, уже ждали.

После той, буквально постыдной драки с Асокой Энакин пришёл в себя не сразу, разбитая голова заживала плохо, а на следующий день ещё сильнее болела даже чем в первые часы после удара, но Скайуокер мужественно терпел, как, впрочем, и любое другое обычное для него ранение.

Плохо выспавшись из-за всех в один момент навалившихся на него бед и проблем, Энакин поднялся рано утром и с тяжёлым сердцем направился в «увлекательнейшее путешествие» по многочисленным притонам и лавкам скупки драгоценностей, которые только знал на Корусанте, в поисках своего обручального кольца. Одно лишь радовало его, Падме, как всегда, такая милая, добрая, любящая жена, простила своего «провинившегося, побитого ранкора», и он, ни в коем случае, не должен был больше подвести её, не должен был больше потерять её доверия. Хотя, у генерала был ведь и ещё один маленький секрет от супруги, тот самый злосчастный поцелуй, о котором он просто должен был, обязан был рассказать ей, как можно скорее, но только не в купе с новостью о потерянном обручальном кольце.

К огромному сожалению джедая, найти своё свадебное украшение он так и не смог, хотя и очень долго общался со всеми этими наглыми бандитскими, воровскими рожами. Скайуокер не знал куда и кому именно «загнала» его обручальное кольцо Асока, но, потратив на его поиски множество долгих часов, в гневе осознал, что не увидит их с Амидалой символ вечной любви уже никогда. Тем более, что от бесцельного «скитания» по нижним уровням Энакина вдруг оторвал вызов в орден, от чего день не стал ни на грамм лучше.

Далее следовало унизительное появление в храме джедаев с разбитой головой, очередное выслушивание нравоучений Винду, тактично-молчаливый, но в то же время любопытный взгляд на его рану на лбу Кеноби и какое-то дурацкое, бесполезное задание, от которого Скайуокер отказывался, как только мог, в силу того, что отчаянно порывался хоть и тщетно, но всё равно идти искать его бывшую ученицу. Однако совет был непреклонен, пришлось, скрепя зубами, его выполнять. И тем не менее, мысли генерала были где-то далеко-далеко от этой миссии, наверное, потому его ждал очередной провал.

Сотню раз гневно выругавшись всеми знакомыми ему татуинскими матами, Скайуокер быстро доложил о результате задания в орден, только бы отвязались, и тут же направился рыскать по всем этим Джедайским мечам и Нежным сиськам, где его уже хорошо знали и чуть ли не принимали за своего.

Вот так бесцельно потратив ещё несколько длительных часов его жизни, генерал вернулся домой к бывшей ученице в надежде, что та каким-то чудом окажется там, но потерпев очередную неудачу и чувствуя, что у него уже не было ни моральных, ни физических сил самому наводить порядок у Асоки в квартире в пятисотый раз, решил-таки вызвать дроидов-уборщиков. Остальные несколько дней пролетели для избранного так же.

Поняв, что искать Тано, кольцо и лишний раз показываться на глаза джедаям в ордене было и бессмысленно, и как-то уж абсолютно неприятно, Энакин решил просто дождаться тогруту в её жилище. Нет, бездействие его ничуть не успокаивало, а, как раз наоборот, ещё сильнее нервировало с каждым новым проходящим часом в отсутствии девушки, но что ещё мог поделать Скайуокер, разве что кроме того, чтобы торчать в её грязном захудалом домишке и нервно метаться по пустым комнатам с коммуникатором в руках, в ужасе ожидая нового звонка от какой-нибудь перекачанной тви`лички. К счастью генерала их не было. Хотя, не было и самой Асоки.

Джедай уже было отчаялся, что Тано после всего того, что было здесь ранее, вообще захочет вернуться домой, если, конечно, сможет, от чего, с самыми страшнейшими предположениями, что тогруты просто нет в живых, порывался позвонить в полицию, чтобы объявить её в розыск, когда дверь квартиры, внезапно, открылась и, увидев грязную, оборванную, накачанную, но целую и невредимую Асоку, Энакин с облегчением вздохнул.

Девушка же привычно вошла в собственную квартиру и, заперев за собой дверь, недовольно-хмуро взглянула на бывшего учителя. Тогрута и хотела было сказать что-то по поводу того, какого хатта он до сих пор ошивался здесь, однако моментально проглотила все резкие слова и ругательства, лишь её взгляд невольно скользнул по его изувеченному лицу.

Да, на глаза Асоке первым делом попалась небольшая, но достаточно неаккуратная и глубокая рана на лбу у её возлюбленного, от чего все возмущения и пререкания тут же были позабыты. Лишь завидев сие «украшение» на Энакине, внутри Асоки вдруг что-то перевернулось, и старые неприятные и болезненные воспоминания неконтролируемой волной стали возвращаться к ней, вместе с одолевающими её одновременно чувствами ужаса, волнения и желания проявить трепетную заботу по отношению к Скайуокеру.

Не переставая завороженно смотреть на плохо заживающий порез на лице генерала, ещё одну метку, что останется с ним на всю жизнь, Тано испуганно и крайне нерешительно спросила, заикающимся от шока и постепенного осознания собственной причастности к этому повреждению голосом:

– Тебе больно?

Не сразу поняв о чём именно говорила тогрута, но уловив её встревоженный взгляд на себе, генерал, всё же, догадался, что девушка имела ввиду, и спокойно решил отшутиться.

– Щекотно, – слегка ехидно ухмыльнувшись, джедай деловито сложил руки на груди, вероятно, ожидая от бывшей ученицы каких-то объяснений о том, где она была и что делала все прошедшие дни, но тогруте было явно не до того, столь сильно поглотило её невероятное зрелище.

Мгновенно сорвавшись с места, девушка быстро приблизилась к Энакину и аккуратно, нежно коснулась глубокой, всё ещё болящей раны рукой. Её мягкие пальчики легко прошлись по неровному, только-только начавшему затягиваться порезу на голове Скайуокера, заставляя последнего неявно морщится от неприятного ощущения, а в душе Асоки в это время дикое, острое чувство вины, оставляло куда более сильный и глубокий порез, порез, который никогда в жизни не заживёт, ведь тому, что Тано сделала не было никакого прощения.

Вместе с молчаливым, но таким многозначительным, эмоциональным касанием к изувеченному лицу возлюбленного к тогруте вдруг вернулись все воспоминания той злосчастной ночи. И девушку буквально поглотили обжигающие, словно языки чёрного пламени, чувства стыда и вины. Сейчас, лишь сейчас, до конца сообразив, что так отчаянно пыталось скрыть от неё собственное сознание, и за что столь болезненно мучала её совесть всего пару минут назад, тогрута вдруг поняла весь ужас произошедшего, от чего по всему её худощавому хрупкому телу пробежала дрожь, дрожь шока и отвращения к самой себе.

Стеклянными глазами продолжая и продолжая смотреть на рану, которая была нанесена её самому дорогому, её самому близкому, её самому-самому любимому человеку на свете, нет, не врагом, не каким-то недоброжелателем и даже не его глупой гламурной жёнушкой, а ей, Асокой, Тано будто в ночном кошмаре осознавала, что она натворила. В пылу ломки, ведомая диким, безумным неконтролируемым желанием принять наркотики, под их гнётом, во власти абсолютной зависимости от них, тогрута совершила поступок, которому не было абсолютно никакого оправдания и прощения ни за что и никогда. Управляемая, словно марионетка соблазнительной «синевой» КХ-28, девушка не задумываясь переступила грань всех своих моральных принципов и норм, да что своих, всех принципов и норм вообще. Она совершила невероятное и немыслимое, то, что никогда бы не посмела даже подумать сделать, не то, что реализовать наяву – ради наркотика Асока подняла руку на близкого, почти родного ей человека, причинила ему боль, сильную боль, оставив навсегда глубокий след, кошмарный и уродливый шрам в его жизни, в прямом и переносном смысле. И это… Это жгло душу сильнее и болезненнее, чем любая самая страшная пытка в плену у врага.

Будь сей порез оставлен на лбу у Энакина кем-то другим, Тано бы сокрушалась до изнеможения и ненавидела до смерти того, кто посмел навредить кому-то столь дорогому для неё. Но сейчас весь негатив тогруты был обращён именно к ней. И Асока не могла винить в этом нереальном кошмаре никого, кроме себя. Острыми осколками того разбитого стакана воспоминания, чувства, эмоции сейчас врезались в её разум и душу, оставляя там глубокие кровавые дыры, заполняемые стыдом, заполняемые отвращением к самой себе и страхом перед собственными поступками. Пожалуй, впервые в жизни, столкнувшись с действительно суровой реальностью, необратимыми последствиями её зависимости от наркотиков, девушка болезненно осознала, что она творит, как сильно опускается на дно жизни, и что делает с ней и её близкими КХ-28. И это было ужасно, ведь уже ничего нельзя было изменить.