Текст книги "Ты - моя зависимость (СИ)"

Автор книги: Rayne The Queen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 38 страниц)

И Асока заснула, заснула в его тёплых и нежных объятьях, пожалуй, впервые в жизни переборов ярое желание принять наркотик и дикую ломку из-за него.

Сон, который снился Тано в эту ночь тоже окрасился в приятную, лёгкую, светлую нежность их объятий перед ним. Асока видела то, чего так давно не было в её жизни, но чего так сильно не хватало ей всё это время, с того дня, как девушка покинула орден.

Юная тогрута опять была на задании со своим безгранично любимым мастером, и это были приятные и весёлые видения. На сей раз они оба почему-то оказались на Шили. Сепаратисты послали на планету небольшую группку «жестянок» с целью… Впрочем, какая разница, какая у них там была цель? Главное удовольствие было крушить и ломать несчастных дроидов мечами на пару с Энакином, как и раньше, глупо и весело перебрасываясь какими-то идиотскими фразочками, соревнуясь, в общем, развлекаясь. И это было так здорово, так увлекательно так… Да, просто было так, как положено и велено Силой.

Ловко взмахнув ярким зелёным мечом, Асока эффектно разрубила на кусочки очередного дроида, что попался на её пути и с любопытством осмотрелась по сторонам. На удивление Тано больше живых и целых врагов рядом не оказалось.

– Это был последний, – весело констатировала факт девушка, а затем, резко развернувшись лицом к своему мастеру, игриво спросила, – Ну, и сколько у тебя дроидов на этот раз, Скайрокер? У меня сорок пять, – тут же самодовольно похвасталась перед учителем она, надеясь, что в этот раз смогла превзойти его в количестве поверженных роботов.

– Сорок семь, – как всегда спокойно и непоколебимо, с дерзкой улыбкой на лице остудил пыл юной тогруты он, точно зная, насколько падаван будет разочарована.

– Ну вот, опять проиграла… – услышав результат Скайуокера в этом соревновании, тут же с напускным недовольством протянула она, вместе с тем, сменив на слегка расстроенное и обиженное выражение лица.

Хотя, на самом деле Асока не на столько была разочарованна собственным проигрышем, насколько рада тому, что всё вернулась на круги своя. Похоже и Скайуокер тоже был этим доволен. Потому как губ его вдруг коснулась лёгкая, сияющая улыбка, и генерал таким привычным, таким родным тоном пошутил:

– Если ты когда-нибудь выиграешь, Шпилька, я ведь так могу счесть, что ты сильнее, и влюбиться в тебя. И тогда мне придётся жениться на тебе, чтобы ты меня защищала и всегда была рядом.

От слов его Асока невольно вздрогнула и раскраснелась, что было заметно даже на её оранжевой коже. Энакин ещё никогда не говорил ей такого, и то, что он позволил себе шутку подобного рода, одновременно и приятно удивило тогруту, и огорчило её, ведь, наверняка, Скайуокер был не серьёзен. Как жаль. Действительно жаль.

Трезво осознавая эту суровую реальность, Тано тяжело вздохнула и, смущённо ковыряя носом красного сапога землю, при этом глядя себе под ноги, с грустью застенчиво ответила:

– Я и так буду… – тихо прошептала столь много значащее для тогруты обещание она, а потом, слегка расстроенно подняв на джедая голубые глаза, выдавила грустную улыбку и добавила, – Не стоит так шутить.

– А я и не шучу. Я, правда, люблю тебя, Шпилька, – эхом отдался его голос сквозь пространство и время, Энакин подошёл чуть ближе и мягко взял Асоку за руки, тоже всматриваясь в её зрачки, и реальность начала меняться.

Яркий, тёплый, нежный белый свет разлился повсюду, сгущавшимися клубами тумана, застилая всё вокруг. Местность, где находились Тано и Скайуокер вдруг исчезла, местность, где он впервые признался ей в любви, наконец, решился на то, чего Асока так долго ждала и то, что переполняло сердце и душу девушки счастьем. Исчезли деревья, разрубленные дроиды, небо и земля. Остались лишь они, Шпилька и Скайрокер и их неземная любовь.

Пейзаж вокруг плавно сменился на совсем иную картину, не менее светлую, не менее яркую и радостную. Сейчас Асока и Энакин стояли посреди луга, изумрудного луга, покрытого сотнями и тысячами разнообразных красивых цветов, сочной окраски, причудливой и изящной формы. Лёгкий ветерок плавно колыхал листву ближайших деревьев, время от времени срывая мелкие зелёные листики и, кружа в безмятежном танце, опускал их на землю. Прозрачная гладь воды, кристально-чистого озера Шили шла лёгкими небольшими волнами, мерцая при этом яркими отблесками в лучах летнего солнца. Красиво и переливисто пели птицы, всё вокруг просто светилось от счастья и любви, что пронизывала не только пару, но и, казалось, каждую частицу их окружения и всего мира.

Тано и Скайуокер всё ещё продолжали стоять друг напротив друга, мягко держась за руки и завороженно смотря в глаза.

Энакин как обычно был одет в один из своих строгих чёрных джедайских нарядов, поверх которого был накинут свободный тёмный плащ, но на руках генерала сейчас не было перчаток, он редко их снимал на людях, стыдясь собственного протеза, однако для Асоки, для неё одной, он решился это сделать в такой день, чтобы не только чувствовать тепло её любви духовно, но и ощущать тепло её тела через прикосновения. Абсолютное и полное единение возлюбленных.

Асока же, как и полагается молодой тогруте в день брачной церемонии, была облачена в ослепительное, пышное, снежно-белое свадебное платье и создавала впечатление образа принцессы. Верх её наряда без рукавов был выполнен в виде корсета, завязывающегося красивыми атласными ленточками сзади, вдоль всей спины, и был украшен сотнями и тысячами драгоценных камней, которые мерцали и играли в золотистых лучах солнца при каждом лёгком движении девушки. Длинная и пышная, гладкая белоснежная юбка уходила подолом в пол, мягко касаясь изумрудных травинок под ногами Асоки. Нижний край её и вся задняя часть тоже была украшена мелкими «бриллиантиками», прикреплёнными на ткань в виде изящных узоров, копирующих рисунок на лифе. Такие же камешки были и на полуперчатках Тано с открытыми кистями, что лишь одной лямкой цеплялись за средние пальцы на руках, тем самым позволяя и ей дотрагиваться оголённой кожей кожи своего возлюбленного. Что же касается необычной для людей головы тогруты, то она была украшена не менее изящно и обильно. Монтралы девушки покрывало серебристо-бриллиантовое украшение, наподобие короны, идеально подходившее по форме и размеру к её рожкам, с задней стороны которого тянулась длинная, белая, прозрачная фата. Ну, а два передних лекку Асоки были обрамлены такими же инкрустированными блестящими камнями металлическими спиральками. И на этот раз Энакин не собирался их грубо и бесцеремонно срывать с Тано, разве что в первую брачную ночь, но об этом она подумает потом, а сейчас…

Сейчас тогрута и её возлюбленный молча стояли подле настоящего, истинного монаха-жреца Силы, призванного соединить их жизни и души навеки вместе, и внимательно с лучезарной улыбкой на лице от непомерного счастья слушали слова, которые они сами же попросили его произнести во время церемонии.

– Энакин, – спокойно и размеренно обратился «священник» к жениху, – согласен ли ты всегда обучать Асоку, как своего падавана, терпеть её выходки, защищать от посягательств сепаратистов: нападений Гривусов и Дуку, а также наглых домогательств всяких смазливых Лаксов, и дразнить Шпилькой до конца дней своих, пока смерть не разлучит вас?

Да, речи, заготовленные для этой свадьбы были весьма нетрадиционными, забавными и даже в какой-то мере глупыми, но это был стиль Шпильки и Скайрокера, это было «их», а потому казалось абсолютно правильным и у местным в такой день. В конце концов это же была их свадьба.

– Да, – абсолютно не задумываясь, усмехнувшись шуткам в брачной клятве, уверенно ответил Энакин, как будто сейчас он не принимал одно из самых важных жизненных решений, а просто соглашался с чем-то совершенно простым и естественным.

Услышав слова жениха, монах перевёл свой взгляд на Тано и далее стал зачитывать вопросы, предназначенные для неё:

– Асока, согласна ли ты всегда доставать своего учителя, вечно спорить и соревноваться с ним, кто больше положит «жестянок», а в случае победы всегда быть рядом и защищать своего мастера, а также вечно дразнить его Скайрокер, до конца дней своих, пока смерть не разлучит вас?

Забавные и милые слова «священника» заставили тогруту ещё сильнее улыбнуться, от радости, от счастья, от забавности самого их значения. Если только слова, простые слова производили на девушку такой эффект, как, ну, как она могла не согласиться на всё это ради своего возлюбленного, как могла не желать быть рядом с ним и сказать нет? Её ответ был однозначным:

– Да.

Громко и чётко выразив своё согласие, Тано чуть сильнее сжала в собственных пальцах кисти возлюбленного, просто расцветая от счастья, как и тысячи растений на этом лугу. Казалось, её душа готова была вырваться в данный момент из груди и воспарить высоко-высоко к звёздам, так хорошо было девушке сейчас. И дальше могло быть только лучше.

Когда жрец, наконец-то предложил им обменяться кольцами, Асока невольно взглянула на небольшую узорную подставочку, на которой лежали украшения, будто боясь там увидеть те самые обручальные кольца, а точнее одно их них, что она продала за наркотики, но они были другими, тоже классическими золотыми, но другими.

Подчиняясь просьбе служителя Силы, Энакин взял одно из них и с лёгкостью надел на тонкий, изящный пальчик Асоки, выражая абсолютное удовлетворение на лице. Теперь была очередь Тано проделать то же самое и с его кистью. Мягко и аккуратно взяв настоящую конечность в свои ладони, девушка тоже попыталась надеть ему кольцо, Скайуокер был не против, и, казалось бы, всё шло идеально, однако вдруг картина изменилась…

Лишь только обручальное украшение быстро скользнуло вниз, вдоль пальца Энакина, как всё вокруг стало мрачным и иссиня-чёрным. Тёмные волны «смога» грусти, печали, отчаяния злобы и страданий распространились повсюду, вокруг Тано, застилая собой, стремительно поглощая и солнечный луг, и блестящее озеро, и яркий свет, и даже жреца.

Растворился в этих почти беспросветных волнах тьмы и образ Энакина, быстро и пугающе преобразовавшись совсем в иной силуэт. И теперь перед Асокой уже стоял не её возлюбленный, а мрачная и хмурая, ужасающая своим грозным, остервенелым выражением лица и пронизывающим ледяным взглядом Падме. Женщина, как обычно была облачена в роскошный наряд, в чёрные царские одеяния, с такими же тёмными и мрачными украшениями, что придавало её образу ещё больше злобности, мистики, таинственности и даже вызывало у доселе счастливой Тано лёгкую дрожь.

Амидала не стала особо церемониться с глупой и наивной соперницей и сразу повела себя резко, отчётливо дав понять той её истинное место.

– Милое колечко, – дразня разглядывая обручальное украшение, предназначенное для Энакина на её руке, язвительно произнесла Падме, – Думаешь он действительно любит тебя? Думаешь, он действительно будет с тобой? – тут же насмешливым голосом вопросила женщина, быстро снимая кольцо с собственного пальца, – Да никогда! Слышишь, этого не будет никогда! – освободив наконец-то её нежную бледную кисть от чужого украшения, Амидала громко выкрикнула эти слова, как будто они были единственной и не оспоримой истиной, после чего со всей силы бросила обручальное кольцо наземь и безжалостно растоптала его ногой.

Несмотря на то, что украшение было сделано из достаточно дорогого и прочного метала, кольцо почему-то хрустнуло под изящной туфелькой сенатора и разлетелось на тысячи маленьких желтоватых искорок, последних огоньков света в этой непроглядной тьме.

Видя, что Падме творила с их с Энакином кольцом, с их символом вечной любви и верности только друг другу, Тано невольно рванулась вперёд, стараясь спасти украшение, но опоздала. Кольцо было бесповоротно и необратимо уничтожено. Не успев спасти последнее ценное, что осталось от её недавних воспоминаний об их счастливой альтернативной жизни со Скайуокером, тогрута едва не врезалась в свою обидчицу, но та, резко выставив руки вперёд, грубо толкнула соперницу назад. И от её прикосновения к белоснежному платью Тано на нём остались тёмные, словно чернильные, сапфировые пятна, пятна от КХ-28, который наркоманка просто не могла не узнать.

– Я его жена! Он мой! Он принадлежит мне, и только мне! – резко и абсолютно безжалостно произнесла Падме, с любопытством наблюдая, как будто ставшие живыми синие пятна на платье Асоки, начали расползаться всё сильнее и сильнее, и злобно рассмеялась.

Видя, что происходит с её дорогим светлым нарядом, как его заполоняет, словно вирус, на глазах разрастающаяся и становящаяся всё более чёрной и мрачной «грязь», Асока попыталась очиститься, попыталась избавиться от этого жуткого, омерзительного действа, что, к тому же, всё сильнее и сильнее, по мере окрашивания наряда, навевало на неё грусть, боль, печаль, страх, безысходность и муки. Тано отчаянно боролась с погружением в эту краску, наркотик, в эту вязь каких-то негативных эмоций, она дёргалась, кричала вырывалась, но ничто не помогало, и со временем тьма полностью поглотила её. Тьма, пустота и одиночество. И лишь откуда-то из далека в её голове эхом отдавался такой злобный, такой издевательский и язвительный смех Падме. Смех, победительницы, что отняла у глупой и наивной соперницы её совершенно неправдоподобное, нереальное счастье.

Асока проснулась в холодном поту и резко уселась на кровати, тяжело и прерывисто дыша. Энакин, который до этого обнимал тогруту сейчас слегка перевернулся и спал в ином положении, нежели, когда лёг рядом со своим падаваном, а рука его уже давно сползла с худощавого тела ученицы. Это отчего-то показалось каким-то символичным для Тано. Даже сейчас, когда Скайуокер был так близко от неё, был рядом с ней, а Падме находилась далеко и никак не могла этому помешать, у них с мастером ничего не получалось. Он будто невольно сам отстранялся от собственной ученицы, а Сила посылала и посылала Асоке воспоминания и видения, что у её возлюбленного была жена. А ведь, правда, была. И как бы нежен с ней ни был генерал, как бы ни старалась тогрута забыть, что она у него была не первая и не единственная, и даже вообще по сути не была, ничего не менялось. Энакин любил Падме, Энакин принадлежал Падме, и образ тёмной императрицы из сна глаголил истину – «Скайуокер принадлежит только ей! И он не будет с Асокой или даже кем-то другим никогда!», – а её, глупую и наивную тогруту, поглотит наркотик, полностью поглотит его тьма и бездна отчаяния, боли, пустоты и одиночества. Мысленно повторив эту фразу, девушка быстро встала с кровати. От всего пережитого ей во сне и наяву, неприятные ощущения ломки опять вернулись. Если судьба Тано всегда быть одинокой, всегда жить без любви единственного дорогого ей человека, отдавая его столь сильной и мощной сопернице, то пусть лучше её поглотит наркотик, пусть так и будет! Трезво осознав собственные желания от абсолютной безысходности, Асока вдруг поняла, что никакие обманные и фальшивые ласки из жалости не помогут ей избавиться от ломки, как не помогут и укротить в душе бушующее пламя её безответной любви, а значит в данный момент ей нужен был наркотик – единственное средство, что способно заглушить всю эту боль, все мысли про этот бред! И она отправиться за ним прямо сейчас, и она получит заветную анестезию от зависимости от несчастной любви любой ценой!

========== Глава 6. Любовь и боль, Часть 3 ==========

Асока быстро встала с кровати, с опаской взглянув на Энакина. Кажется, того так сильно измотали проблемы последних дней, что он даже и не проснулся из-за движения тогруты, но оно было и к лучшему. Сейчас Тано не хотела, чтобы ей кто-то мешал, только не в этот раз.

Быстро подойдя к шкафу и отыскав там какую-то одежду, свой традиционный бордовый наряд, Асока спешно покинула комнату. В данный момент ей было уже не до принаряжений и раскрашиваний. Эмоции захлёстывали её настолько, что дикое ощущение ломки казалось просто невыносимым. Тогрута едва переносила пытки собственного тела и разума, жаждущих заветного наркотика, она больше не могла держаться, не могла обманывать саму себя, ей нужен был КХ-28, как можно скорее, а для этого следовало раздобыть денег. И, так как мечи Энакин у неё весьма предусмотрительно отобрал, девушке ничего не оставалось, как только в очередной раз вынести что-нибудь из собственного дома.

Да, конечно, у Асоки ещё сохранилась некоторая сумма кредитов, вырученных от продажи обручального кольца Скайуокера, но этого было недостаточно, в таком состоянии как сейчас одной дозы для Тано тоже было недостаточно. Её хватило бы разве чтобы слегка подразнить себя, а тогруте требовалась серьёзная «помощь», в данный момент ей требовалось не просто привести себя в состояние лёгкой эйфории, а полномасштабно заглушить боль, подавить в своём сердце и разуме чувство безответной любви и голос, холодный жестокий голос Амидалы, который всё ещё звучал в её мыслях.

Понимая это, юная наркоманка спешно отыскала свою небольшую серебристую сумочку, в которой была припрятана последняя заначка денег и, чуть не разорвав ремешок, что она почему-то никак не могла продеть через голову, кое-как всё же нацепила аксессуар на себя, после чего, перемещаясь по квартире резкими прерывистыми движениями из-за лёгких конвульсий ломящих её тело, стала рыться по всем шкафам и ящикам в поисках чего-то ценного.

Асока долго копалась в каждом уголке её небольшой квартиры, пытаясь найти хоть какой-то предмет, который она смогла бы успешно продать, но ей почему-то так ничего и не попадалось под руку. Казалось, сама Сила играла с наркоманкой, издевалась, измывалась заставляя с новым и новым мгновением всё больше страдать. Обшаривание и громление очередного старого и пошарпанного шкафчика не приводило абсолютно ни к какому результату, лишь ещё больше и больше раздражая Асоку, от чего поначалу действовавшая почти бесшумно тогрута со временем совершенно перестала обращать на скрытность и осторожность какое-либо внимание, уже не просто доставая и разбрасывая по собственному жилищу вещи, а буквально яростно круша их от приступа неконтролируемого бешенства, что не могло остаться не замеченным.

Спустя какое-то недолгое время превратив свою же квартиру в абсолютную замусоренную свалку, юная наркоманка добралась до ванной, где и так повсюду валялись какие-то сломанные предметы и осколки зеркала, но Асоку это совсем не трогало. Даже не задумываясь о том, что в шкафчиках сего помещения вряд ли вообще хоть один нормальный человек или гуманоид станет хранить какие-то ценности, Тано яростно открыла дверцу и стала выгребать оттуда всё, что попадалось ей под руку. Некие кремы, шампуни, другие баночки с косметикой и разной ерундой, стремительно летели на пол, тут же разбиваясь в дребезги или издавая громкий стук при падении, а раздражённая тогрута, всё больше и больше выдавая себя, продолжала и продолжала опустошать шкафчик до тех пор, пока на его полках не осталось абсолютно ничего. Покончив с выбрасыванием и крушением абсолютно не нужных ей вещей, юная наркоманка глупо провела трясущейся кистью по пустым деревянным полкам и, с досадой стиснув зубы, зашипела. В моменты сильной злости и агрессии звериная сторона тогруты особо ярко проступала наружу, казалось бы, доброй и миловидной девочки, однако внешность бывает обманчива, об истиной природной сущности Асоки никогда не следовало забывать.

Крайне недовольно поморщившись, хищница с силой пнула что-то у себя под ногами, так, что пролетев небольшое расстояние, предмет врезался в стену и со звоном раскололся на десяток частиц, но Асоке не было его жалко, ничего и никого не было жалко в данный момент. Эмоции и ломка настолько поглотили её, что доводили почти до безумия, затмевая всё и вся, заставляя думать, желать, хотеть только одного – наркотик, и искать для его получения любые доступные пути.

Внезапно что-то блеснуло в той стороне, куда до этого полетела какая-то разбившаяся вещь, и ясность и трезвость ума на мгновение вернулись к Асоке. Завидев светящийся предмет, Тано быстро подошла и подняла его с пола. Это был браслет, тот самый браслет с маячком, что подарил ей совсем недавно Энакин. Взглянув на украшение, тогрута первым делом прикинула его ценность в уме и тут же с досадой поняла, что Скайуокер был прав, эта безделушка абсолютно ничего не стоила. Тано уже хотела было бросить совершенно бесполезный предмет о пол или о стену, как внутренний голос вдруг вопросил:

«Асока, что ты делаешь!?».

И тогрута в ужасе поняла, что она дошла до последнего, опустилась дальше некуда, если готова была продать за наркотики предмет, столь много значивший для неё. Хотя…

Муки совести не долго истязали девушку, по сути ценность подарков «женатого предателя» была крайне спорным вопросом. Ещё на мгновение в голове Тано мелькнула мысль, что браслет, всё же, можно было продать хоть за какие-то деньги, но, тут же в страхе от собственных рассуждений, откинув её, тогрута бережно надела украшение на руку и пошла искать в своей захудалой квартирке нечто другое и явно более ценное.

Сама не заметив, как оказалась на кухне, Асока фанатично стала опустошать тамошние шкафчики, яростно в дребезги круша посуду. Что девушка искала на кухне, было не совсем понятно даже ей в её безумном состоянии. Однако «фейерверк», который устроила тогрута из осколков стекла и прочих материалов, просто моментально разбудил Энакина. Но наркоманка не слышала его шагов, она даже появления учителя в комнате не заметила.

В ярости запустив, последнюю попавшуюся ей под руки чашку об пол, тогрута остановилась на половине опустошённых шкафчиках кухни, с диким взглядом через какую-то пелену отстранённости чётко осознавая, что в доме больше ничего ценного не осталось, и девушка лишь зря тратила время на бесцельные поиски. Резко передёрнувшись от гнева и раздражения, выворачиваясь и выламываясь так, будто её крутило изнутри, Асока с досадой подумала о том, что придётся ей обходиться сегодня всего одной дозой и, возможно, какими-то другими, низкокачественными, но дешёвыми наркотиками, а затем моментально рванулась к столешнице, на которой так опрометчиво был оставлен электронный ключ-карта от входной двери. Злостно прихватив его, тогрута молниеносно ринулась к выходу, который Скайуокер ранее успел закрыть, как ураган снося всё на своём пути. Возможно, Тано так и удалось бы выбраться из её бедного, грязного жилища сейчас, если бы дорогу ей опять, уже во второй раз за вечер, не преградил её бывший мастер.

– Куда это ты опять собралась? – на этот раз более спокойно и строго вопросил Энакин, едва не врезавшуюся в него и быстро отскочившую прочь, словно от огня, Тано.

Поступок бывшей ученицы, естественно, расстроил и раздосадовал генерала, но, уже один раз подняв на неё руку, джедай старался сдерживать свой гнев, как только мог, контролируя каждое движение и слово, хотя в данный момент это было очень трудно, Асока явно провоцировала Энакина, и абсолютно не слушала ни его просьбы и уговоры, ни угрозы и запреты, вообще игнорируя абсолютно любые попытки её же и уберечь.

Не ожидав увидеть Скайуокера здесь опять, на том же месте, в том же положении, что и в первый раз, Тано растерянно и раззозлённо замерла, в недоумения пялясь на генерала каким-то странным, и даже страшным взглядом. Тогруте было так плохо от ломки, от неразделённой любви, от всего её состояния, в котором она пребывала в данный момент, что каждая секунда вдали от «сапфирового наслаждения», потраченная на бесполезные разговоры и объяснения с джедаем, казалась ей пыткой. И наркоманка больше не могла этого терпеть, не могла этого выносить. Понимая, что она лишь упускает время зря, девушка резко и открыто заявила:

– Я ухожу, я не могу здесь больше находиться, эти стены давят на меня, я не рабыня и не пленница, и не обязана сидеть взаперти!

Почему-то полагая, что этого было достаточно для какого-то объяснения, хотя, впрочем, и вообще особо не думая о таких деталях, Тано вновь резво рванулась навстречу выходу из квартиры, просто изнемогая от желания принять.

Но Энакин с ней был явно не согласен. Быстро и ловко поймав бывшую ученицу, при этом стараясь причинять ей как можно меньше боли, ибо всё ещё помнил то, что происходило здесь несколько часов назад, Скайуокер с силой толкнул падавана обратно в центр комнаты и, уже более зло, но, так же всеми возможными способами контролируя себя, почти прокричал:

– Ты снова собралась за наркотиками? За наркотиками, да? Нет! За ними ты отсюда сегодня не выйдешь! А если продолжишь принимать, то не выйдешь и вообще!

Просто ошеломлённая таким заявлением от человека, который по сути был ей никем, Тано даже не сразу нашлась, что ответить, ярость ещё сильнее проступила на её лице гневной краснотой, а глаза буквально вспыхнули пламенем раздражения. Тогрута даже задохнулась от возмущения, не зная, что и сказать, однако ключ-карта, всё ещё находящаяся в её хрупкой руке, тут же прибавил девушке силы, и она завопила громко, истерично, визгливо:

– Да, за наркотиками, за наркотиками, слышишь! Я сейчас пойду и накачаюсь до полусмерти всего, чего захочу, и ты не сможешь меня остановить! Я принимала и буду принимать столько, сколько моей душе угодно! А ты, возвращайся к своей драгоценной, благопорядочной жене и ей выноси мозги, если там вообще есть что выносить! И ты не сможешь меня больше побить или запереть! Я забрала ключ, а если посмеешь меня удерживать, я закричу, я вызову полицию, и тебя арестуют! – тогрута уже и сама не соображала, что несла, резко дёргаясь и активно жестикулируя конечностями, она так сильно хотела избавиться от последней преграды, что стояла между ней и желанным наркотиком, что девушке уже было абсолютно всё равно, что говорить, с её языка слетало первое, что приходило ей в голову, – Так что уйди с дороги и пропусти меня, если не хочешь провести ночь в каталажке, старый женатый извращенец!

Доорав очередную порцию бреда, Асока вновь отчаянно ринулась к входной двери, как будто её дикие визги и новые потоки оскорблений могли что-то изменить, как жаль, что она абсолютно не понимала, что не могли.

Энакин не боялся полиции или каких-то других угроз, его не трогали обидные обзывательства, сколько их он уже слышал в свой адрес от неё, по крайней мере, внешне Скайуокер старался держаться именно так, хотя в душе у него всё просто пылало от гнева. Но он не мог больше побить Асоку, он не имел права поступить с ней так ещё раз, иначе какой он после этого был мужик, однако остановить Тано всё равно следовало, и генерал не нашёл ничего лучше, как отобрать у неё ключ.

Ловко ухватив девушку за тонкие, хрупкие запястья и как-то неуклюже возясь с ней в борьбе за «трофей», джедай оказался всё же сильнее и смог выдрать карту из трясущихся слабых кистей бывшей ученицы. Напрочь лишив наркоманку последней возможности на то, чтобы куда-то уйти сегодня, Энакин резко толкнул её обратно вглубь гостиной так, что та едва не упала, перекувырнувшись через спинку чёрного рваного дивана, а затем грозно сказал:

– Очевидно твой план оказался не так хорош, как задумывалось, – имея ввиду «похищение» электронной карты, которое якобы давало Тано какие-то преимущества в попытке сбежать, слегка насмешливо произнёс джедай, демонстративно повертев перед глазами Асоки «заветной свободой», – Да, у меня есть жена, да пусть хоть десять жён, но я не позволю тебе качаться наркотиками и губить себя из-за всяких глупостей. А сейчас, живо возвращайся в свою комнату и ложись спать!

На последней фразе повысив тон так, что его голос эхом отдался по небольшой квартирке, Энакин, будто командуя во время боя на фронте, резко ткнул пальцем в сторону спальни тогруты, посмотрев на девушку таким взглядом, что в другой ситуации та даже не посмела бы ему возразить.

Вновь «откинутая» назад, словно какая-то вещь, лёгкая и ничего не значащая тряпичная кукла, Асока врезалась, к её счастью, в мягкий диван и почти не испытала никакой физической боли, в отличие, конечно, от моральной и душевной. Уже в который раз за этот день она была ограниченна в собственной свободе, в собственной любви, да и вообще… Девушке вдруг показалось, что она всю свою жизнь была ограничена в том, чего она хоть когда-либо хотела. Всё всегда шло так, как было удобно и хорошо другим, за Тано выбирали, за неё решали, ей указывали что делать, и никогда, абсолютно никогда, ситуация не оборачивалась в её пользу. Даже сейчас, тогрута ушла из ордена, постаралась выкинуть, вырвать из собственного сердца свою глупую безответную любовь, но это ничего не изменило. Её избранник был женат на другой, а ей даже не позволено было переживать и страдать из-за этого, не позволено было как-то отстраниться или уйти, не позволено было накачаться до умопомрачения и умереть в забытии, а ведь тогрута действительно не хотела жить, больше не хотела жить так. Но Сила почему-то продолжала и продолжала издеваться над ней, лишая всех и каждой радости в жизни: ордена, любви, наслаждения от наркотика…

От обиды и очередного унижения на глазах тогруты вдруг проступили слёзы, солёные, горькие, яркой обидой обжигающие её щёки слёзы жалости к себе и гнева. Девушка не понимала, действительно не понимала, почему ей должно было быть плохо, почему, тот, кого она любила больше всего на свете, смел указывать ей, причиняя одну только боль, почему он намеренно издевался и издевался над ней день за днём.

Ломка, ставшая просто наказанием за все грехи, обида, боль, унижение, абсолютная спутанность сознания от смешения всех этих факторов и очередное упоминание о Падме, буквально прямое признание того, что Энакин был женат от него же самого, просто взорвались внутри Асоки изничтожающей всё на своём пути волной гнева и ярости. Уже даже не замечая, как по её милому личику льются горькие слёзы, Тано громко зашипела, до боли влепив рукой по спинке дивана, и оскалилась, придя в полное безумство.

– Ты не смеешь!.. Слышишь, не смеешь мне указывать! – что было мочи, сквозь судорожные рыдания совершенно ошалело заорала она, одновременно от ярости и безысходности начав крушить и ломать всё, что наркоманке только попадалось под руки.

– Ты мне никто, вообще никто! Я ненавижу тебя, … ! – ещё пронзительнее прокричала тогрута, в безумном неадеквате оторвав кусок обивки чёрного дивана и швырнув ею в сторону бывшего мастера.

– Выпусти меня, слышишь, сейчас же выпусти! Ты не имеешь права меня здесь держать! Выпусти меня или я всё здесь разнесу, я убью тебя, нет, убью себя! – пиная под ногами осколки и куски чего-то разбитого и сломанного, поскальзываясь и спотыкаясь о них на ходу, Асока ещё раз рванулась в направлении двери, теперь грозно, зло, обиженно махая руками, пытаясь то ли побольнее ударить собственного мастера, то ли вновь отобрать у него ключ.