Текст книги "Ты - моя зависимость (СИ)"

Автор книги: Rayne The Queen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)

– Я… – чуть запнулась Тано, стараясь тщательнее подбирать нужные слова, – Я бы хотела извиниться за все те неудобства, что… – девушка не смогла сказать «Я причинила», просто духу не хватило, и потому, мельком взглянув на Энакина, как бы ища моральной помощи у своего мастера, добавила, – Мы вам причинили. Вот… Это звуко-изолятор, самый лучший, дорогой… Надеюсь, этот подарок, хоть как-то сможет сгладить размолвку между нами.

Трясущимися руками Тано протянула соседу небольшую коробочку с презентом, с трогательным замиранием вглядевшись толстяку в глаза. Конечно, тогрута понимала, что после всего, что он вытерпел от неё, тот мог бы не только не принять устройство, но и вовсе запустить им по бывшей наркоманке, однако девушка до последнего надеялась на лучшее. И её надежды оправдались.

Слегка недоверчиво прищурившись и смерив Асоку удивлённым взглядом, мужчина немного помедлил, а затем, всё же, взял из её хрупких кистей небольшую коробочку.

– Спасибо, девочка, – едва заметно ухмыльнулся он, пока толком не понимая, что и стоило думать про этот поступок, однако не отличаясь такой же робостью, как виноватая Тано в трезвом состоянии, тут же с любопытством поинтересовался, – А с чего бы это вдруг такое внимание?

Никак не ожидав подобного вопроса, тогрута, аж едва заметно вздрогнула и, ещё больше сбившись с толку, не зная протянула:

– Ну…

Видя, что Асока попала в затруднительное положение, к которому не была готова, в разговор вмешался и Энакин. Вновь легко, почти не касаясь, положив руку на плечо своей подопечной в знак поддержки, Скайуокер пояснил:

– Дело в том, что она решила бросить принимать наркотики, завязать. И…

Энакин хотел было сказать что-то ещё, но, очевидно, почувствовав, что то, что за её ошибки оправдывался перед другими учитель, было как-то неестественно и не правильно, Тано, немного поднабравшись решительности, перебила его:

– Я просто чувствую свою вину за то, сколько всего из-за меня вам пришлось пережить. Ну, и решила, что, наверное, хотя бы… Стоило извиниться.

Девушка смущённо развела руками в стороны и как-то стыдливо отвела глаза, опустив «тяжёлый» взгляд в грязный пол. Ей больше нечего было сказать, хотя, тогрута и понимала, что простых слов и какого-то подарка недостаточно. Однако, в данный момент, она была не в состоянии, просто не могла придумать неких более убедительных поступков, подтверждающих её искреннее раскаянье. Но на счастье Тано, в разговор опять вмешался генерал:

– Да, мы постараемся больше не причинять вам и окружающим неудобств, так как эта история с наркотиками, надеюсь, уже закончилась, – чуть крепче сжав пальцы на плече тогруты, джедай, весело улыбнулся, слегка дёрнув Асоку, как будто ждал от неё какого-то подтверждения.

И Тано тут же поняла его правильно.

– Да. Именно так, – оживлённо перебежав взглядом обратно на хмурящегося, но при этом внимательно слушающего их обоих гуманоида, резво кивнула головой бывшая наркоманка, на что толстяк лишь неопределённо хмыкнул, а потом тоже растянул губы в улыбке.

Очевидно, что оправданий обоих джедаев оказалось достаточно для того, чтобы «растопить лёд в сердце» сурового, негативно настроенного мужчины. Хотя, судя по всему, не таким уж и злобным был этот гуманоид, просто Асока своими наркоманскими выходками за год смогла в конец достать даже самого терпеливого «сожителя».

– А, ну, раз так, то я прощаю… – чуть сильнее улыбнувшись, как-то впервые, даже слишком уж по-доброму, будто по-отцовски, заговорил толстяк и, с интересом посмотрев на подарок, добавил, уходя и махнув на прощание рукой, – Желаю вам успешного излечения, соседи.

Похоже всё прошло даже лучше, чем Асока только могла ожидать. Гуманоид не только нехотя принял её извинения, но и вовсе, кажется, теперь был расположен к ним с Энакином дружелюбно. Проводив соседа счастливым взглядом, Тано и Скайуокер лишь приятно улыбнулись друг другу, смакуя успех их задумки, а затем, тоже направились к себе.

Миновав несколько метров, тогрута резко остановилась в центре гостиной, где на место был поставлен перевёрнутый совсем недавно чёрный зашитый диван, и как-то легко и беззаботно спросила у генерала:

– Как думаешь, ему понравился наш подарок?

Джедай едва успел затормозить за пару шагов от бывшей наркоманки, чтобы не врезаться в неё, но среагировав вовремя, очутился прямо за спиной у Асоки.

– Да. Несомненно… – так же весело и позитивно ответил тот, чисто интуитивно положив обе свои руки на оголённые плечи Тано.

Этот жест не подразумевал ничего такого особенного, являясь лишь проявлением каких-то положительных эмоций, выражающих заботу по отношению к бывшей ученице, однако Энакину, вдруг, показался слегка грязным и непристойным. Как-то слишком уж много он сегодня касался тогруты, дотрагивался до её мягкой кожи, лапал? Конечно, всё было совсем не так, но Скайуокера никак не могла покинуть мысль о какой-то неправильности такого проявления его любви к юной-девочке подростку. Будь на её месте Падме, трогать её, как бы невзначай, казалось бы вполне естественным и нормальным, но Асока… Почему-то после той злосчастной ночи она виделась генералу чем-то таким беззащитным, таким хрупким, что можно было разрушить одним лишь не правильным движением. И он будто боялся прикасаться к ней как тогда, боялся проявлять не только духовное влечение, но и физическое. Это до сих пор чудилось генералу каким-то не естественным, неправильным, запретным. От чего и лишний раз прикосновений к Тано после той злосчастной ночи он как-то подсознательно избегал. Да, теперь они были вместе, были, как бы парой, но почему-то грань между запретом и вседозволенностью в их отношениях так упорно не хотела стираться в мозгу джедая. Видимо, виной всему был возраст тогруты, а вернее, то, что она ещё не достигла совершеннолетия, и этот факт до сих пор заставлял Энакина видеть в своей бывшей ученице только девочку. Хотя он уже и позволил себе превратить её в женщину чисто физически, но истинных лет, как и истинного «детского» характера Асоки было не изменить.

Почувствовав некое неловкое смущение, как будто то, что он сделал сейчас, генерал совершил насильно, и его бывшей ученице казалось это неприятным, джедай осторожно убрал руки от девушки и, делая вид, будто ничего не произошло, попытался отвлечь её внимание от его, так называемых «грязных домогательств».

– А помнишь, – изображая дружескую непринуждённость, как ни в чём ни бывало, легко поддержал развитую Асокой тему Энакин, словно они общались, будто в былые времена, – как мы использовали такой же звуко-изолятор на той миссии, когда хотели выспаться, а на наш лагерь ночью напали аборигены? Как ты тогда кричала от испуга, когда спросонья увидела лицо местного воина…

Скайуокер быстро отошёл от Тано и направился к столу, разделявшему кухню и гостиную. Теперь уже более спокойно и весело продолжая придаваться воспоминаниям о прошлом, Энакин с улыбкой взял стакан из новоприобретённого набора посуды и налил себе немного воды из такого же недавно купленного фильтра. Всё должно было выглядеть так, будто его ничто не волновало – тогруте сейчас было явно не до его слишком запоздалых угрызений совести о «совращении малолетних». Да и раз генерал твёрдо решил остаться с Асокой, он сам должен был справиться с проблемами разницы в возрасте и совести, в конце концов, мужик он или нет? Хотя… Судя по тому, что он себе вообще позволил спать с бывшей ученицей… Нет, вот об этом думать сейчас не хотелось.

Наполнив небольшую стеклянную ёмкость жидкостью, Скайуокер отпил немного воды и продолжил рассказывать Тано что-то из их прошлой жизни. Почему-то генералу где-то глубоко-глубоко в подсознании казалось, что это положительно повлияет на так много пережившую тогруту, возможно, заставит забыть обо всей этой истории с наркоманией, как о страшном сне и даже вернуться в орден. Вот чего джедай действительно хотел.

Однако ни его прикосновение, ни его весёлые, слегка глупые речи о былых миссиях, абсолютно никак не тронули Асоку. Девушка, казалось, сейчас пребывала где-то в своём мире, мире, плавно перетекающем от безмятежной радости к сильному раздражению и физическим страданиям. Ещё когда Тано внезапно остановилась посреди гостиной, она почувствовала лёгкую тревогу и некий дискомфорт где-то внутри собственного тела, однако отчаянно старалась гнать эти ощущения и даже мысли прочь, безмолвно убеждая себя, что ей просто почудилось. Но, увы, к огромному сожалению тогруты, сие ничуть не утешительные симптомы оказались реальными, и с каждой секундой девушке становилось всё хуже.

Не в состоянии спокойно переносить накатывающее на неё постепенно ухудшение самочувствия, Асока нервно обняла себя за плечи, когда Энакин отпустил её и, как можно правдоподобнее изображая, что слушает его, уселась на диван. Тано действительно самоотверженно пыталась проявлять внимание к тому, что говорил ей её бывший мастер, но неприятные, сначала премерзко щекочущее, а потом болезненные «судороги» сводящие каждую мышцу, настолько сильно отвлекали тогруту, что та уже не могла даже просто поддакивать учителю. Панически пытаясь не сорваться, не позволить этому состоянию выйти из-под её контроля, проявиться как-то явно внешне, Асока нервно подняла с дивана декоративную подушку и, крепко сжав её в руках, стала слегка покачиваться на месте взад-вперёд. Тано казалось, что эти незамысловатые, почти незаметные движения приносили какой-никакой эффект в избавлении от предстоящих мучений, на мгновение девушке даже стало немного лучше, но нет, ничто не могло спасти её от приступа очередной подступающей ломки.

Тогрута слушала генерала сквозь какую-то туманную пелену сознания, чувствуя, как сильно всё её естество жаждет наркотика, как болезненно и мучительно сжимает и выворачивает каждую клеточку её тела, как к пересохшему от жажды горлу подступает тошнота, а ноги чуть немеют от слабости. Чувствовала всё это, продолжая отчаянно мять пальцами спасительную подушку. Но как бы сильно девушка не вдавливала их в слегка шероховатую ткань, симптомы не проходили. Они лишь становились ещё сильнее и невыносимее. Каждый звук, каждый шорох уже начинал раздражать Тано, каждая мелочь, каждая ерунда злить её, от чего тогрута уже даже потеряла какой-то внешний самоконтроль, абсолютно не замечая, как явно она полу извивалась от неприятный физических ощущений по всему телу.

Кажется, её судорожные движения заметил и Энакин. Настороженно взглянув на свою, абсолютно ничего не отвечающую собеседницу, Скайуокер нахмурился, подозревая неладное.

– Что-то не так? Тебе плохо? – тут же свернув рассказы о некой ерунде, обеспокоенно поинтересовался генерал, вот только бывшая наркоманка его уже не слышала.

Чаша её терпения слишком быстро переполнялась от всех раздражающих факторов, и в какой-то момент Тано просто не выдержала. Её пальцы ожесточённо впились в несчастную подушку, словно когти хищника вонзаются в добычу, и тогрута в один момент дерзко разорвала «мешочек, набитый мягким содержимым».

– Опять это начинается… – едва ли не плача, сквозь мучительные «судороги» простонала тогрута, абсолютно не обращая внимание, как пух и перья из разорванной подушки дождём посыпались на неё и по сторонам.

Видя, сколь критичным было состояние Тано в данный момент, страдающей и беспомощной перед страшным мучением Тано, генерал тут же взволнованно поинтересовался:

– Я могу чем-то тебе помочь?

Джедай молниеносно сорвался с места и уже через мгновение оказался подле Асоки, вот только что он мог предпринять в данной ситуации, Энакин толком не знал.

Как-то почти игнорируя присутствие Скайуокера в комнате, Тано нервно осмотрела себя, всю, будто снегом, засыпанную перьями. Они легко и мягко касались её зудящей, словно горящей кожи, вызывая ещё большее лёгкое щекотание. Возможно, в другой ситуации это было бы достаточно приятно, но только не здесь и не сейчас. Явно сочтя пух и перья из подушки лишними на себе «аксессуарами» и фактором совершенно раздражающим, тогрута хаотично стала стряхивать с собственного тела весь этот мусор с такой резкостью и грубостью, как будто её сейчас покрывали примерзкие, кусачие насекомые.

Быстро вскочив с дивана и чуть ли не сдирая вместе с кожей с себя содержимое подушки, Асока раздражённо, напугано, слишком эмоционально закричала в ответ:

– Нет, нет… Ты не сможешь, никто не сможет! – продолжая и продолжая отряхиваться от пуха и перьев, Тано отчаянно упёрлась руками в грудь Энакина. Ей было плохо, мерзко отвратительно, до боли неприятно и физически, и морально. Она боялась сорваться, боялась не оправдать его ожиданий, боялась разочаровать самого дорогого и близкого ей человека вновь. И одновременно совершенно не хотела, чтобы он опять видел её такой, чтобы он опять переживал это с ней, чтобы он отвернулся из-за этого от неё, – П-просто уйди… – буквально силой выталкивая Скайуокера из комнаты, жалобно взмолилась бывшая наркоманка, – Оставь меня одну! Я должна сама справиться! – кричала и кричала, смотря обезумевшими глазами на бывшего учителя, она.

Не совсем понимая, что происходит с Тано, и почему та столь сильно отрицает возможность его помощи, возможность его поддержки, саму даже возможность его присутствия рядом с ней в данный момент, генерал попытался было что-то возразить, двинувшись вслед за куда-то нервно пятящейся тогрутой:

– Но, Асока…

Однако девушка лишь в ответ засыпала его ещё более громкими и жалобными мольбами, граничащими то ли с приказным тоном, то ли с какой-то неадекватной истерикой:

– Я сказала, нет! Уходи, пожалуйста, уходи, и закрой дверь! Оставь меня одну! – неловко идя назад, в сторону спальни, вместе с недоумевающим от всего происходящего джедаем, Асока из последних сил буквально вытолкала его прочь из комнаты, которую тут же поспешила за собой затворить. И, слёзно прижимаясь к двери, продолжила неадекватно говорить фразы то ли Скайуокеру, то ли уже самой себе, – Я выдержу, я должна справиться! Я не хочу и не буду больше принимать наркотики… Не хочу и не буду! – вместе с этими предложениями от одновременной ломки и истерики Тано медленно развернулась к громко щёлкнувшей закрывшимся замком металлической перегородке и беспомощно сползла по ней вниз, усевшись прямо на пол и просто залившись горькими слезами.

Чуть покачиваясь, тогрута продолжала безутешно плакать, от невыносимых, мерзких ощущений по всему телу, легко бьясь затылком о запертую дверь, только и это, как и всё остальное, ей абсолютно не помогало. На мгновение в глазах Асоки вдруг помутнело, голова закружилась, и Тано резко рванулась вперёд, чувствуя, как горлу подступает очередной приступ тошноты. Невольно встав на четвереньки, девушка глубоко вдохнула ртом воздух, радуясь, что её так и не вырвало, и пытаясь хоть немного прийти в себя. Звенящая где-то в монтралах тишина и мутная пелена, которые бывают обычно перед потерей сознания постепенно начинали отступать, а на смену им приходило безудержное желание принять наркотики, доводящее до изнеможения раздражение, и физическое и моральное, мощнейший прилив сил и дикая ярость.

Резко вскочив с пола, чуть отошедшая от полу обморочного состояния тогрута стала бешено метаться по комнате из стороны в сторону, словно хищник в клетке, с силой растирая ладонями предплечья, буквально вдавливая пальцы вместе с ногтями в нежную оранжевую кожу.

Внезапно, Асоке вспомнилось, что во все прошлые, менее тяжёлые «приходы, её успокаивала музыка, музыка, которую играл очень милый, изящный декоративный стеклянный цветок, что они с Энакином прикупили в одну из первых вылазок по магазинам, по её же прихоти. Сейчас это чудо практичности и декоративного замысла стояло в правом от двери углу, подле небольшого пошарпанного письменного стола.

Лишь только мысль об успокаивающей музыке коснулась мозга тогруты, как та молниеносно рванулась к предмету интерьера и трясущимися руками включила его. Светясь и переливаясь разными огоньками, стеклянное деревце начало издавать спокойную мелодию, которая тут же заполнила собой небольшую комнатку. На секунду Асоке даже показалось, что ей стало немного легче, раздражение начало постепенно уходить, но это была лишь иллюзия, длившаяся всего одно незначительное мгновение, пока Тано, возвращаясь от угла к центру спальни, грубо не задела старенький стул на колёсиках. Придя от этого в дикую ярость, потому, что испытала новый болевой дискомфорт, тогрута тут же с такой силой пнула нечастный предмет мебели ногой, что тот пролетев несколько метров, врезался в шкаф, ломая его непрочные дверцы.

Кажется, грубость и жёсткость по отношению к ни в чём не повинным стулу и прочим элементам интерьера, возымела какой-то эффект, то ли чуть помогающий Асоке справиться с невероятно сильным приступом ломки, то ли наоборот, как подлитый в пламя бензин, заставив вспыхнуть её ярость с новой мощью, но Тано дальше уже не соображала, что она вообще делала.

Вслед за стулом, громящим шкаф, на пол полетела и небольшая настольная лампа – ещё одна обновка их «семейства с Энакином», которая, «не прожив» в доме и пары недель, со звоном разбилась в дребезги. Пребывая в некой эйфории от звука крушащегося стекла, далее тогрута с безумным взглядом просто выдрала из письменного стола шуфлядку, зло потроша её содержимое на пол и безжалостно давя его ногами. Всё ещё изнемогая от боли и раздражения, вся переполняемая яростью, Тано с сумасшедшим криком запустила её прямо в окно, вызывая новый лязг и звон посыпавшихся градом осколков стекла.

Покончив со всем этим, тогрута явно решила, что дурацкий играющий цветок был для неё таким же раздражающим фактором, словно человечишка с копьём для разъярённого ранкора, и после одного грубого взмаха руки, пол «окропили» осколки и этой стеклянной скульптуры. Продолжая бешено орать, вся изворачиваясь от боли и негодования, полу обезумевшая Асока двинулась в сторону разломанного шкафа и, круша в щепки его и так пострадавшие дверцы, стала выхватывать и драть на куски собственную одежду, выражая на ней весь свой гнев, всю свою злость.

Ведомая диким раздражением от того, что творилось у неё внутри, разодрав в клочки штук пять собственных бордовых платьев, Тано как-то невольно перекинулась на покрывало, плюхнувшись животом на кровать и всеми конечностями разрывая и эту ткань. Уже вся изнемогая от дикого бешенства, от «судорог», сводивших её тело аж до болевого шока, уже не в состоянии стоять на ногах, Асока небрежно скатилась на пол, избавляясь от последних лоскутков ненавистной ей в данный момент ткани, при этом ничуть не обращая внимания на то, что, качаясь по усыпанному разнообразным мусором ковру, ранилась об обломки и осколки чего попало.

Жажда принять наркотик становилась всё сильнее, «выворачивание» каждой клеточки, каждой мышцы хрупкого тела девушки всё невыносимее, а злоба всё мощнее, к тому моменту, как тогрута, наконец-то покончила с оставшимся у неё в руках мельчайшим обрывком покрывала. Именно тогда, именно в ту секунду, на глаза Тано попались её собственные лекку, отростки, «натирающие» оголённые плечи, чем самым дико раздражающие бывшую наркоманку. Раньше, при прежних приступах ломки, тогрута терпела этот отвратительный эффект, терпела эти бело-синие уродливые для их владелицы куски плоти, но сейчас, сейчас её чувствительность была настолько сильна, что она больше не могла это переносить. Ещё несколько раз скорчившись от боли, девушка быстро ухватила с пола огромный осколок битого стекла, даже не обращая внимания на то, что ранит руки в кровь, и тут же попыталась оттяпать им свои же лекку, при этом зло матерясь, душераздирающе крича и царапая части собственной головы до багровых «нитей».

Буквально силой с истерикой вытолканный Асокой из комнаты Энакин не знал, что ему следовало делать. Да по сути и вообще понимал, что сделать он не мог ничего. Скайуокер не был врачом, не был экспертом в плане лечении наркомании, не был даже разработчиком дурманящих разум веществ или же самим наркоманом. И Тано он не мог помочь абсолютно никак, даже если и хотел, то не мог. А генерал очень хотел, просто жаждал этого. Вот только тогрута не была готова принимать его жалкую помощь и поддержку, его совершенно крохотные, мизерные попытки облегчить её состояние, она лишь приказывала, просила, умоляла джедая убраться прочь, крепко заперев её в комнате, оставить одну, дать пережить ломку самой, и Энакину просто пришлось подчиниться. Если Асока, действительно чувствовала, что в абсолютном одиночестве, без его заботы, любви и ласки ей становилось легче – то Скайуокеру ничего не оставалось, как только сделать, как она просит. Пусть так, но он способствовал тому, чтобы Тано было хоть чуточку хорошо, он делал что-то для неё, когда сделать вообще, практически, ничего было нельзя.

Прочно заперев тогруту в комнате так, как та его просила, генерал тяжело вздохнул, с болью в сердце сквозь дверь слыша её безутешные рыдания, её крики от мук. Крепко зажмурившись и встряхнув головой, чтобы отогнать от себя сей дикий, ужасающий набор звуков, последствий сильнейшей ломки его бывшей ученицы, генерал медленно и абсолютно нехотя двинулся прочь из квартиры, в коридор, сейчас ему нужно было, просто необходимо было, подышать свежим воздухом.

Выйдя из скромного жилища Тано, Энакина в очередной раз передёрнуло от того, как громко завизжала где-то посреди спальни Асока, и мерзкий холодок ужаса прошёлся по всему его телу. Сейчас Скайуокер был настолько погружён в собственные мысли, настолько сильно углублён в переживания за своего падавана, что даже не сразу заметил всё того же толстого зелёного гуманоида-соседа, очевидно на этот раз покинувшего дом дабы выкинуть мусор, пока мужчина вновь с ним не заговорил.

– Что, всё так плохо? – многозначительно кивнув головой в сторону «апартаментов» тогруты, сочувствующе задал вопрос сосед.

Его слова мгновенно вернули Энакина в реальность, вырвав из печальных раздумий, и заставив тут же опомниться.

– Да, у неё сильная ломка, и я ничего не могу с этим поделать, – тяжело вздохнув, виновато развёл руки в стороны Скайуокер с таким видом, будто это он сейчас причинял собственной ученице боль, а точнее его бездействие и беспомощность.

Хотя генерал и знал, что предпринять что-либо в данной ситуации в принципе было невозможно. Асока должна была пройти через всё это, как и любой другой наркоман, ставший на путь лечения. Вот только Энакин в тысячный и миллионный раз мысленно спрашивал Силу, почему расплата за правильный выбор должна была быть именно такой, за что ни в чём ни повинная Тано так страдала и мучалась, причём от части по его же вине.

– На твоём месте я бы не оставлял её одну, джедай. Сейчас твоей ученице как никогда нужна помощь и поддержка, ну, и думаю она как раз в том состоянии, в котором можно и навредить себе, – как-то внезапно для них обоих, толстый гуманоид произнёс то, чего совсем не ожидал услышать от него Скайуокер.

Во-первых, для генерала шоком стал факт, что этот ранее бесчувственный и абсолютно чёрствый сосед сейчас проявлял вместо злости на очередной шум какое-никакое сострадание к Тано, а, во-вторых, прекрасно знал их с Асокой небольшой секрет.

В очередной раз слегка вздрогнув, теперь уже от изумления, Энакин удивлённо вскинул брови и, абсолютно сбито с толку, спросил:

– Откуда… – но договорить эту фразу ему была не судьба.

Видимо и так без слов понявший, что имел ввиду Скайуокер, зелёный гуманоид тут же перебил его, спокойно пояснив ситуацию:

– Да я уже давно догадался, по вашему поведению, по разговорам, по световым мечам, – мужчина ненадолго задумался, слегка потирая пальцами пухлый подбородок, как будто рассуждая говорить ему это или нет, но затем, всё же, слегка шутливо добавил, чтобы немного разрядить остановку, – Хотя, не такой уж ты, наверное, и хороший джедай… Слышал я тут на днях, как вы с подружкой кодекс нарушали…

Наверное, весь дикий шок генерала отразился у него на лице, потому как, не дав Энакину вставить в ответ и слова, толстяк тут же поспешил удалиться из коридора, лишь слегка нелепо указав в сторону собственной квартиры руками и бросив на последок:

– Ладно-ладно, я это… Пойду лучше ваш подарок опробую.

И точно следом за сиими словами, будто в подтверждение их смысл, раздался дикий, душераздирающий крик Асоки, в один момент, спустивший «офигевшего» от подобного заявления соседа Скайуокера на землю.

Только сейчас, только в это мгновение до генерала дошла и другая фраза, брошенная зелёным гуманоидом… Да, Тано орала на него, выгоняла, умоляла оставить её одну, но этот толстяк был прав – Энакин, ни в коем случае, не должен был подаваться. Сейчас бывшей ученице как никогда требовалась помощь её мастера, нет, сейчас Асоке как никогда требовалась поддержка её возлюбленного, и Скайуокер должен был, просто обязан был вопреки всему быть с ней, быть подле неё. Сумасшедший, до звона в ушах громкий вопль тогруты моментально заставил что-то в душе джедая перевернуться, а в голове его эхом отдались слова соседа о том, что сейчас Тано была как раз в том состоянии, чтобы навредить себе. И Энакин со всех ног рванулся обратно в квартиру туда, где мучалась и страдала его ученица, туда где она безмолвно молила о его помощи, поддержке и заботе.

Скайуокер как раз успел вернуться и отворить грубую металлическую дверь вовремя, прежде, чем Асока совершила бы что-то непоправимое.

Видя, как его несчастная ученица, нет, его любимая и единственная, в муках корчится на грязном, замусоренном полу, качаясь из стороны в сторону на перевес с осколком стекла и, сама же себя раня, вся извивается от боли, перепачканная в собственной крови, Энакин на мгновение с ужасом замер на месте, но, тут же опомнившись, молниеносно Силой выбил осколок из рук тогруты.

Слыша, как громко и душераздирающе продолжает кричать хрупкая и беспомощная, абсолютно страдающая девушка, Скайуокер мгновенно бросился к ней. Да, он не знал, как мог остановить ломку, но понимал, что должен был что-то сделать, хоть как-то успокоить ополоумевшую от боли, физической и моральной, Тано.

Ловко подхватив почти невесомую Асоку на руки, генерал с лёгкостью водрузил её на мягкую, двуспальную кровать и, чуть ли не со слезами глядя в её сумасшедшие глаза, попытался обездвижить ту.

Похоже, приход Скайуокера немного отрезвил бывшую наркоманку, потому что как только их взгляды встретились, Тано вновь взмолилась, ещё пуще извиваясь и выкручиваясь на постели от неистовых страданий:

– Энакин, пожалуйста, убей меня, убей! Я больше не могу этого терпеть! Эта боль, это просто невыносимо!

Закончив сию фразу, тогрута вновь издала душераздирающий крик, так, будто её резали изнутри, от чего сердце генерала, словно пронзило острое, обжигающее лезвие светового клинка. А в голову ему пришла безумная, но настолько, насколько это в данный момент было возможно, логичная мысль.

– Не надо… Тише, тише… – тут же попытался мягко усмирить совсем разошедшуюся ученицу джедай, быстро подкладывая одну из рук ей под голову и чуть приподнимая её, – Успокойся, Асока, сейчас тебе станет легче. Сейчас… – всё так же нервно и взволнованно заговорил Энакин, словно звучание его голоса действительно было каким-то целебным, при этот водружая вторую кисть девушке на лоб.

Да, Скайуокер не был сильно сведущ в форсъюзерской медицине, он и вообще почти не развивался в данном направлении, всегда больше делая упор на боевые приёмы, но сейчас, как и в тот самый раз, когда Тано чуть не умерла у него на руках, генерал очень об этом жалел. В данный момент джедай ничем больше не мог помочь Асоке, у него просто не было какого-то другого, иного, альтернативного выхода, как только применить на ней это… Приём, которому он не так хорошо был обучен. Мягко коснувшись металлическими пальцами лба окровавленной и изнемогающей от боли тогруты, Энакин попытался сконцентрироваться настолько, насколько он только мог в подобной критической ситуации, и Сила медленно потекла через его кисть в голову Асоки, в её тело, сознание и душу, Сила исцеляющая и обезболивающая.

Видимо поначалу это не давало абсолютно никакого эффекта, потому как бывшая наркоманка всё так же продолжала орать и трепыхаться у него на руках.

– Я больше так не могу, я больше не могу справляться с этим сама, пожалуйста, сделай что-нибудь! Отведи меня в клинику! Пусть меня вылечат! – сквозь слёзы просила она.

На что Энакин мог лишь покорно отвечать, что-то вроде:

– Хорошо, хорошо, отведу, как только тебе станет лучше… – обещать Тано всё, что она пожелает, лишь бы только девушка, его любимая девушка, больше не мучалась и не страдала.

Однако, похоже, что со временем, приём, всё же, оказал некое положительное влияние на тогруту, так как та, с каждым мгновением больше и больше успокаивалась, почти переставая дёргаться, а речи её становились уже похожими не на мольбы, а скорее на указания:

– Но я не хочу туда ложиться! Я не конченная наркоманка! Не оставляй меня там… Не бросай одну.

И тем не менее, Энакин продолжал и продолжал утешать Асоку не только ментально, но и на словах:

– Нет, конечно нет. Не оставлю. Я ни за что тебя не брошу.

А что ещё он, собственно, мог ей сказать? Ведь по сути каждое предложение, каждое обещание генерала, брошенное сейчас в пылу страха, в пылу попытки оказать помощь, в пылу рьяного проявления заботы – были правдой, искренней и неприкрытой ничем правдой, которую, возможно, в другой ситуации Скайуокер и не решился бы сказать своей возлюбленной. Да-да, не ученице, не подруге, и не сестре, а возлюбленной, единственной и неповторимой для него любимой женщине.

– Пожалуйста, не уходи больше никуда. Я этого не переживу снова, – голос Асоки постепенно становился всё более слабым, спокойным и тихим, это могло говорить лишь о том, что девушка начинала чувствовать себя лучше и, тем не менее, до сих пор продолжала безутешно рыдать, всё крепче и крепче прижимаясь к обнимавшему её сейчас по собственной воле джедаю.

– Не уйду, – будто и вовсе позабыв про все те сомнения, которые мучали его совсем недавно, относительно прикосновений к Тано, относительно их разницы в возрасте, относительно всего, и сам посильнее притянув к себе всю дрожащую, заплаканную тогруту, торжественно пообещал он, убрав механическую кисть от её головы и, вместо касания пальцев, легко поцеловав Тано в лоб.

На секунду Энакин было опомнился, попытавшись немного отстраниться от неё, вдруг, опять почувствовав некую неловкость от своих «домогательств», но слова девушки тут же остановили его:

– Побудь со мной, – уже совсем тихо и умиротворённо, даже перестав всхлипывать, попросила она, своими широкими-широкими трогательными зрачками взглянув ему прямо в глаза, – И… – Асока на мгновение замолчала, будто у неё больше не осталось сил ни на что на свете, однако, всё же, потом смогла договорить до конца, – Не отпускай, – уже совсем тихо прошептала Тано, едва ощутимо трясь заплаканной, перемазанной кровью щекой об Энакина.