Текст книги "Новые приключения во времена Людовика XIII (СИ)"

Автор книги: Немов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

Изабелла окаменела, потом ее бросило в жар. Хорошо еще, что Беатриса все что– то восторженно лепетала, ибо отвечать ей Изабелла сейчас не смогла бы – горло сдавило так, что стало тяжело дышать! Боль в сердце была так сильна, что графиня больше ничего не чувствовала – только с потрясающей ясностью отмечала во внешности приятельницы то, что раньше не видела – и родинку с черным волоском на шее, крошечный шрам на нижней губе и затейливый узор на лифе ее бархатного черного платья.

О, конечно, Изабелла знала, что в четверку самых популярных мушкетеров в Париже влюблены многие, но услышать признание в любви к ним было выше ее сил! Изабелла с трудом сдерживала себя, чтоб не зарыдать в голос, но слез не было, словно душевная боль мгновенно высушила их! О, убежать – чтоб никто ее не видел! – вот что жаждала Изабелла в этот миг! На горе себе я повстречала вас, де Силлек!

–Вы здесь, дорогая Изабелла! – воскликнул вошедший в ним де Дромоль. – Де Силлек ищет вас внизу! Вы обещали его подождать, правильно я понял? Только не вздумайте опять уехать с ним куда– нибудь! Я не позволю ему украсть ваше внимание, предназначенное мне, пусть он четырежды прославлен! Мое почтение, г-жа Беатриса!

–О, г-н Серж! Вы, как всегда, неотразимы!

–Непременно! – невпопад произнесла Изабелла и вскочила с места. Она с каменной улыбкой вышла из комнаты, прошла вниз и уехала к приятельнице. Изабелла провела у г-жи Сент – Мак в гостях три часа, но в последствии не могла вспомнить даже, о чем шла тогда речь. Все это время сердце ее противно быстро стучало. Ревность ослепляла графиню, боль и страх. Она мучилась под бременем раздирающих ее противоречивых чувств, смертельно боясь, что случайно выдаст себя, начнет плакать или незаслуженно оскорбит Беатрису де Сорель!

Она была вне себя оттого, что не в силах была справиться с собой и разобраться, что все-таки с ней происходит, отчего каждый пустяк заставляет нервничать, а любой вопрос о самочувствии вызывает только раздражение!

С этого дня де Силлек, словно чувствуя ее настроение, опять вернулся к чрезвычайной сдержанности в отношениях с прекрасной племянницей де Тревиля. А Беатриса Сорель как нарочно частенько посещала своего брата в доме де Тревиля и каждый раз старалась больно уязвить графиню, ибо безошибочно разбиралась во всем, что касалось лиц ее пола. В конце концов, как и можно было предположить, Изабеллу вывели из себя эти проявления ревности со стороны приятельницы, и она испытала неописуемый гнев, который прорвался совсем скоро.

Прямое столкновение Изабеллы с Беатрисой произошло в тот день, когда на кортеж короля Людовика было совершенно внезапное нападение, во время которого король Франции, – хвала господу! – остался жив, а вот охрана его пострадала. О нападении парижских нищих и разбойников, собравшихся в неуправляемую банду, об этом прискорбном факте, стало известно у де Тревиля прямо во время званого ужина, к которому вся его семья готовилась целую неделю.

Гостиную дома заранее украсили россыпью разноцветных свечей, которые намеривались зажечь, когда станет темно, а сейчас, при свете солнца, уже давно перевалившему зенит, они только придавали колорит белоснежным скатертям, украшающим сдвинутые столы для ужина. Запах воска смешивался с приятным запахом ароматом цветочных духов дам и аппетитными ароматами жареных барашков, горячего супа и бисквитов, плывущими с кухни. В гостиной охапки зеленого папоротника красиво высились по обоим сторонам портрета Венценосного монарха Франции в мраморной раме с золоченым рельефом – дорогого подарка Его Величества семье де Тревиля, своему верному слуге и преданному другу. Золото красиво смотрелось на фоне стен, затканных модным коричневым шелком с золотым цветочным узором.

Из прочих комнат, отделанных куда скромнее, в гостиную принесли кресла и стулья с подлокотниками, с прямыми жесткими спинками разной высоты, с красивыми витыми и точеными ножками. На конце подлокотников, прямых или изогнутых, красовались шары, причудливые завитки и изображение головы кабана или лисицы. Такие кресла с мягким, набитом конским волосом сиденьем, располагали к приятным беседам и их было легко отодвинуть в сторону, когда после ужина планировались танцы. Два кресла, предназначенные самым высокородным гостям, были обтянуты красной парчой с вышитым узором, в котором преобладали крупные кленовые листья цвета охры, замысловато переплетающиеся друг с другом. Перед креслами был брошен новомодный ковер, изготовленный в Париже изумительными мастерами Дюпоном и Симоном Лурде.

Ждали самого хозяина, который вот-вот должен был уже вернуться из поездки с Его величеством в аббатство Сент-Оноре. Вся приглашенная молодежь уже танцевала, когда вошедший слуга отвел в сторону Изабеллу, заставив ее бросить кавалера, и попросил незаметно оставить развлекающихся гостей.

–Что такое? – забеспокоилась Изабелла. Ответа ей не потребовалось – ее звал лекарь де Тревиля – старый невозмутимый Антуан Темесье.

–Г-жа дю Трамбле, я слушать не желаю ничего про танцы или пение для господ мушкетеров. Это все оставьте беззаботным гостям, а у нас с вами много раненых после нападения. Вы мне нужны!

Вероломное нападение на кортеж короля, который и сопровождал де Тревиль, произошло на обратной дороге в Париж из аббатства Сент-Оноре, где Его величество задержался, беседуя с архиепископом Суассонским на различные богословские темы, отчего выехал позже, чем предполагал. На тесной улице Ткачей в Париже на кортеж напали неизвестные люди с замазанными сажей лицами, то ли разбойники, то ли наемники – это еще предстояло установить людям отца Жозефа, уже поднятым по тревоге. Разбежавшихся злоумышленников искали по всему Парижу мушкетеры во главе и гвардейцы кардинала, ибо напуганный и рассерженный король велел срочно строить плахи на площади Согласия. Раненые же в столкновении были уже здесь.

Изабелла о злоключениях его величества Людовика слушала в пол-уха, привычно выкладывая из огромного шкафа, вырезанного из каштана, на широкий медный поднос необходимые для перевязки предметы: рулоны чистого полотна, корпию, различные свежие бальзамы и притирания. Так же как и лекарь и его два помощника, перед тем как прикоснуться к раненым, она повязала поверх нарядного платья длинный кожаный передник, велела слугам натаскать побольше горячей воды и, присела на стул перед белым как мел шевалье де Бержераком.

Лекарь – суровый смуглый человек, с длинной старомодной бородкой, в старом, выцветшем костюме еще времен Генриха IV с широкими рукавами и испанским плоенном воротником, помогал тяжелораненым. Его молодая помощница ограничивалась легкими перевязками. Слуги носились взад– вперед, добавляя горячую воду в деревянную бадью у ног Изабеллы и скатывая окровавленные бинты.

–Ну вот, сейчас посмотрим, что у вас! О, сударь, все в порядке! Скоро вы, как и раньше, станете радовать нас новыми поэмами, – произнесла Изабелла жизнерадостно, глядя в перекошенное болью лицо де Бержерака. – Может быть, вы, сударь, воспользовавшись моментом, развлечете меня каким– нибудь из ваших гимнов, ведь я так люблю слушать вас!

Изабелла нежно улыбалась мушкетеру, не обращая внимание на разговоры Темесье с его пациентом, не слушая стоны, не глядя на шустро бегущую по ее пальчикам кровь, ибо, как ни странно для знатной дамы, она имела легкую руку и не боялась крови. Кроме того, племянница де Тревиля была исполнительна, вынослива и не брезглива. Ее неординарные способности к врачеванию лекарь заприметил сразу, возблагодарил за них бога, и с тех пор частенько брал ее в ассистентки, особенно когда не хватало рук. Гордые дворяне легче переносили страдания на глазах милой девушки, а, может быть, только мужественно принимали невозмутимый вид и шутили с ней. Во всяком случае, атмосфера в помещениях лекаря даже в такие напряженные дни, царила самая успокаивающая, словно Изабелла приносила в это общество суровых воинов частичку женского милосердия и жизнелюбия!

Еще несколько господ удостоились ее перевязки, повеселев и осыпая ее вполне заслуженными комплиментами. Но Изабелла дю Трамбле вела себя независимо, относясь ко всем своим пациентам одинаково, будь то ее милый знакомец дю Дромоль или только что поступивший на королевскую службу младший сын маршала де Граммона, уже две недели напрасно ловивший взгляд прелестной племянницы де Тревиля!

Лекарь, его помощник и Изабелла, делающие вместе одно дело, трудились дружно. Лекарь Темесье, в молодости много путешествующий по Восточным странам, привез из них твердое убеждение, что в делах лечебных главное не только физическое выздоровление раненого, но и его душевный настрой. Поэтому он всегда во время лечения болтал на разные темы, всем видом указывая пациенту, что рана его нетяжела, даже если это была неправда или не совсем правда.

–Знаете, сударыня, – сообщил врач ворчливо, окликая Изабеллу с другого конца комнаты. – Я тут узнал новый рецепт от мигрени – взять горсть измельченного стебля английского шпината, вскипятить в двух пинтах воды; когда половина выпарится, остальную процедить сквозь полотно и пить указанный настой два раза в день.

–Как-то мне мало вериться в пользу сего рецепта, – отозвалась Изабелла, не отрываясь от перевязки поврежденной щеки шевалье де Сореля. – Сударь, уверяю вас, рана ваша легка. Вот выпейте этого вина, у вас сразу исправится настроение!

–А вот еще один рецепт, г-жа дю Трамбле: тщательно взбить три яичных белка с малой толикой шафрана, смочить ими ткань и приложить компресс ко лбу. И такие эти – горе лекари скоро сменят нас, стариков!

–И кто же снабдил вас столь чудодейственными рецептами, дорогой мой Темесье? – спросила Изабелла с интересом. – Опять ученый лекарь его светлости герцога Орлеанского, Шарль Довентур, который никак не перестанет спорить с вами по вопросам помощи раненым при огнестрельных ранах? Да? Новый рецепт в его духе – побольше длинных слов, поменьше целебных ингредиентов.

–Компресс, кстати, можно было сделать и из чего – отгадайте? – из молотого перца, смешанного с уксусом.

–Забавно!

Изабелла, по примеру лекаря, всем своим видом показывала раненым, что все с ними в порядке, они выздоровеют, если она отвлекается на пустяки, что она взяла на себя часть их боли!

В эту комнату, выходящую окнами в сад, заставленную шкафами с бальзамами и притираниями и узкими кушетками, Темесье запрещал входить посторонним, опасаясь за физическое и душевное здоровье раненых. Он тщательно мыл горячей водой руки и протирал их уксусом или, в крайнем случае, кожей лимона, что было по описываемым временам мерами прогрессивными! Обстановка тут была мирная, но Изабелле было некогда оглядываться по сторонам – только когда последний раненый покинет высокий стул перед ней, тогда она разогнет одеревеневшую спину, уберет распустившиеся из прически волосы, упавшие на влажный лоб, оботрет лицо салфеткой!

Остались только два человека, которым пришлось ждать дольше всех – один – молоденький барон де Ранг, получивший свою первую небольшую рану и несказанно гордящуюся ею. Хотя он мужественно делал вид, что с ним все хорошо, Темесье предпочел сам осмотреть молодого человека, чтобы не рисковать его здоровьем – он подозревал, что у молодого человека раздроблена ключица, уж очень бледен тот был. Второй раненый, постарше, давно уже острым взором наблюдал за Изабеллой: видел ее точные и уверенные движения, когда чуткие руки графини словно жили самостоятельной жизнью, как сочувствующе хмурится ее белый лоб или перекашиваются губы в страдании за другого, когда Бержерак, вдруг побледнев, вцепился окровавленной рукой в ее локоть. Но ее душевные страдания едва прорывались наружу, неизменная доброжелательность лучилась в огромных серых глазах, и при этом Изабелла умудрялась деликатно пресекать любые фривольные разговоры, если кто из этих горячих голов пытался воспользоваться своим привилегированным положением раненого и поухаживать за прелестной племянницей де Тревиля.

–Темесье, вы знали, что у г-на дю Валье еще вчерашняя рана не перевязана? – произнесла Изабелла, быстро вымыв руки в тазу, который держал слуга, и вытирая их чистым полотном. – А он слишком горд, чтоб показать ее! Прошу вас, обратите на него внимание!

–Хорошо, моя девочка, я сам подойду завтра к нему. Сегодняшнее ранение у него ты перевязала?

–Да, сударь. Это царапина, а вот воспаление на груди, по-моему, много серьезнее!

Изабелла повернулась к мушкетеру, севшему перед ней. Он держался за плечо окровавленной тряпкой. Изабелла мягко отвела его стиснутую руку.

–Все будет хорошо, милый сударь мой, и вы сможете служить государю нашему, как ни в чем не бывало уже к завтрашнему утру!

Она привычно быстрыми и мягкими движениями омыла огнестрельную рану.

–Друг мой, в вашу руку попала пуля, я постараюсь ее вытащить. Будет чуть больно, но у меня тонкие пальцы и вы, я уверена, легко перенесете боль, правда, милый мой господин?

Изабелла, не услышав ответа, подняла голову. Темные глаза де Силлек пристально глянули на нее. Нужно отвлечь его также, как отвлекала она от боли остальных! – мелькнула мысль, прежде чем Изабелла смутилась, но тут же невероятным усилием воли взяла себя в руки.

–Наверно, сударь, вас мне не стоило столь легкомысленно называть вас “милый мой господин”? – произнесла Изабелла по возможности невозмутимо, осторожно протирая вином кожу на руке де Силлек. – Но, поверьте, я не видела, что это вы, сударь, иначе я бы не посмела быть столь болтливой с вами.

–Но, сударыня, может быть, именно я больше всех нуждаюсь в утешении, хотя и тщательно скрываю это? – ответил де Силлек с непривычно мягкими интонациями. Изабелла порадовалась, что он отвечает ей, да еще и так шутливо, ибо ей нужно было, чтоб он говорил – она давно заметила, что за разговорами боль переноситься легче.

Изабелла высоко подняла брови.

–Уж не по примеру ли г-на де Арамисец вы столь галантны сегодня, сударь?

–Но мы же с ним – друзья, не правда ли, сударыня? Было бы очень странно, если б я не научился у него кое– чему полезному!

Изабелла покачала головой, удивляясь про себя улыбчивому взгляду де Силлек, а руки ее – легкие руки лекаря, – осторожно ощупывали рану и нашли, наконец, пулю, что перекатывалась под кожей. Изабелла внутренне собралась, беря тонкое лезвие.

–Вы столь не похожи на г-на де Арамисец, – говорила она тем временем ровно. – Чему же вы научились у него, можно полюбопытствовать? Если вы можете, расскажите мне об этом немножко. Если не можете, прошу вас, продиктуйте мне название всех фехтовальных ударов, которые приносят славу их мастерам. Мне очень интересно, уверяю вас!

Она захватила кожу над пулей на его руке и быстро, одним движением, поднесла лезвие к коже.

–Зачем вам это, сударыня?

–Не буду скрывать, сударь, что мне хочется отвлечь вас от моих действий. С этой же целью я иногда прошу господ мушкетеров перечислить мне все то, что они видят вон на том столе.

Она указала на стол посреди комнаты, заваленный сейчас корпией, ножницами, коробочками с бальзамами вперемешку с оружием.

–Что ж… История нашего знакомства с де Арамисец действительно забавна, – с улыбкой произнес де Силлек, глядя ей в лицо какой-то необычным мягким взглядом. – Мы оба поначалу держались отстраненно в полку и не желали принимать участие в развлечениях мушкетеров. Это нас и сблизило.

Изабелла быстро сделала надрез на коже над пулей, отчего кровь заструилась быстрее, но мужественный молодой граф даже не вздрогнул, будто какая-то другая важная мысль отвлекала его. Изабелла одним ловким движением пальцев подцепила пулю и, облегченно сдув волосы со лба, бросила ее на полотенце. Наложив лечебный бальзам, она начала по возможности ровно – руки у нее дрожали от волнения! – перевязывать рану.

–Вы потеряли много крови, ожидая своей очереди, сударь, – добавила она обессилено, ибо вдруг, когда все страшное уже закончилось, начала не на шутку волноваться. – После перевязки посидите здесь, прошу вас, я принесу вам вина.

–У вас легкая рука, сударыня! – заметил де Силлек все с той же непривычно мягкой улыбкой. – Обычно в руках Темесье мне много больнее.

В комнату заглянула Беатриса де Сорель и тут же испуганно вскрикнула, глядя на кучу окровавленной корпии на коленях Изабеллы. Та, повинуясь какому-то наитию, быстро встала и закрыла собой де Силлек, чтобы деликатно скрыть его, давая ему возможность накинуть на плечи плащ.

–Выйдите немедленно, сударыня, – резко распорядился Темесье, тоже накидывая камзол на своего пациента. – Идите лучше к гостям танцевать!

–Но она же здесь! – воскликнула Беатриса возмущенно, указывая на Изабеллу пальцем. – Пусть она тоже уходит!

–Г-жа дю Трамбле останется!

–Тогда и я никуда не пойду! Я хочу вам помочь!

–Уходите, г-жа де Сорель, здесь не место невинной девушке!

–А почему Изабелле дю Трамбле здесь можно быть? Ей почему можно остаться?! Ну и что, что она племянница хозяина дома, я тоже умна и терпелива!

Изабелла тем временем налила вина де Силлек.

–Я ненавижу вас, – закричала Беатриса, обращаясь уже к Изабелле, правда, не делая попытки войти в комнату. – Я давно вас ненавижу, Изабелла, потому что вы занимаете мое место! Это меня должны любить г-да мушкетеры, мной восхищаться, а не вами! Никто этого не видит, но я – то уверена – в душе вы совершенно холодны и бесчувственны!

–Прекратите немедленно истерику, – прошипела Изабелла, швыряя полотенце на пол, быстро подходя к приятельнице и хватаясь за ручку двери. Ее трясло от ярости, что подобная некрасивая сцена проходит на глазах ее друзей. – Если вы сейчас же не покинете это помещение, я прищемлю вам ваш красный нос, и уже никто никогда не сможет вами восхищаться!

–Ах, что вы такое говорите!

–Да как вы вообще смеете кричать в этом доме, что так гостеприимно раскрывает перед вами свои двери!? Ноги здесь больше не будет, сударыня! Уж я позабочусь, чтоб вы более никого не смели здесь смущать!

Эта вспышка внезапного гнева графини дю Трамбле, похоже, не удивила никого из присутствующих мужчин, ибо молодому раненому де Рангу вообще было не до разговоров, Темесье и его помощники отлично знали о прямом и откровенном нраве Изабеллы дю Трамбле, а граф де Силлек этот нрав предполагал.

–Де Силлек, вам нельзя сейчас ехать верхом, – произнес лекарь невозмутимо, дождавшись, когда Беатриса, побледнев, захлопнула дверь. – В карете тоже. Возьмите слугу, чтоб он проводил вас.

Граф нахмурился и вскинул голову. По его лицу Изабелла поняла, что никакого слугу он не возьмет.

–Вот что, граф де Силлек, – сказала она храбро, еще не отдышавшись после вспышки гнева и испытывая крайнее смущение и стыд. – Можете ненавидеть меня сколько угодно, за то, что я вмешиваюсь в ваши дела, но я считаю необходимым проводить вас.

–Благодарю вас.

–Если вы все– таки допьете вино, я успею одеть плащ.

Изабелла сама поражалась своей смелости – разговаривать с де Силлек таким тоном чуть раньше было для нее абсолютно немыслимым. Но сейчас, в этой комнате, где Изабелла отвечала за жизнь других, поведение ее разительно поменялось! Но, когда они вдвоем медленно вышли во двор, Изабелла все – таки взволнованно спросила своего спутника:

–Вы действительно возненавидите меня теперь за мою невероятно неделикатную настойчивость?

–Черт возьми, сударыня, да за кого же вы меня все время принимаете? – воскликнул он с досадой. – Вы же уже имели возможность убедиться, что я живой человек и в жилах у меня горячая кровь, а уж никак не вода! Ну, с чего бы я возненавидел человека, кто спас мне жизнь уже несколько раз? Тем более, как мы выяснили совсем недавно, мы с вами понимаем друг друга…

Чуть успокоенная Изабелла зябко пожала плечами, на которые набросила легкий плащ, хотя на улице было жарко и солнце, уже склонившись к западу, и не думало уходить за высокие дома Парижа. Они пешком неспешно покинули дом де Тревиля, откуда все еще доносилась музыка и шарканье ног по навощенному паркету, и неторопливо вышли на улицу. Де Силлек некоторое время молчал, потом спросил:

–Но мне было бы чрезвычайно интересно узнать у вас, сударыня, как получилось, что вы умеете столь легко врачевать?

–О, это вышло случайно! В первый день, как я приехала к капитану де Тревилю, я заметила кое-что странное в поведении г-на… он слегка прихрамывал. Мне показалось, что этот мужественный господин нуждается в помощи лекаря. В монастыре нам преподавали аптекарское дело… Темесье не смог уговорить этого человека показать ему ранение, а я по чистой случайности смогла. С той поры лекарь частенько зовет меня…

–Неудивительно, – прошептал де Силлек, и легкое облачко досады омрачило его чистый лоб. – Вы столь же легко врачуете, как причиняете муки любви всем, кто только взглянет на вас.

Изабелла задумчиво коснулась ладонью ствола тенистого платана, мимо которого они как– раз проходили, направляясь к Люксембургу. Это было самое любимое место Изабеллы в городе – аристократичные кварталы, много зелени, цветов в палисадниках. Сама она жила на противоположном берегу Сены, рядом с огромным серым дворцом Великого Кардинала.

–Только не думайте, что я обвиняю вас, сударыня, – продолжил де Силлек медленно. – Привычка видеть в красивых лицах дурное слишком уж въелась в меня. А вы… гм… красивы.

Изабелла остановилась, тем самым заставив графа повернуться к ней. Остановился в десяти шагах от них и слуга графини, который вел лошадей господ.

Изабелла с трудом сдерживала дрожащие от сильнейшей душевной боли губы, но слишком много в последнее время навалилось на нее – муки безответной любви, бессонные ночи, бесстыдные откровения Беатрисы Сорель, тяжкая ответственность добровольной помощницы полкового лекаря, и смолчать уже она не смогла. Изабелла глянула на де Силлек тем пронзительным взором, который ударяет нам в самое сердце и остается в памяти на долгие годы, и прошептала тоном, в котором слышались с трудом сдерживаемые рыдания:

–Беатриса де Сорель давно называет меня холодной, равнодушной к чужим бедам женщиной, а г-жа де Шательро не далее как вчера днем сообщила мне, что меня несказанно портит необщительность и глупая любовь к стихам! Его Величество король – да хранит его господь на благо Франции! – всерьез считает меня непокорной, а Его высокопреосвященство кардинал Ришелье, как вы, наверно, помните, – несносной и крайне безрассудной! Дядя Жозеф постоянно ругает меня упрямицей, а вы видите во мне все самое дурное, что есть в человеке. И при этом я еще красива, что является моим безусловным недостатком!

–Сударыня! – вскричал де Силлек изумленно.

–Джулия вечно причитает над моими нарядами без галунов, лент и прочей мишуры, и только барон де Дромоль без какой– либо задней мысли совершенно искренне считает меня самой прелестной дамой Парижа. Только ему, похоже, и нравятся и мои привычки, и характер, не говоря уже о моей внешности!

Лицо де Силлек превратилось в каменную маску. Он сжал эфес шпаги так, что побелели пальцы. Изабелла задыхалась от возмущения и обиды, горло ее будто словно захлестнуло смертоносной петлей, которая причиняла ей резкую боль, но замолчать она не могла.

–Только г-н де Дромоль всегда откровенен со мной, с удовольствием делает мне комплименты, любуется мной и всегда, что бы ни случилось, утверждает, что я – необыкновенная женщина! Право, мне порой всерьез кажется, что он один и есть мой настоящий друг, а все остальные – нет, ибо вечно сердятся на меня: одни – на мои поступки, другие – на характер, а кто-то – на внешность!

Изабелла, выпятив нижнюю губу, чтоб удержать льющиеся слезы, отвернулась и бездумно стала смотреть в воды Сены, раскрашенные закатом в причудливый розово – пурпурный цвет; там, где громада собора Нотр – Дам заслоняла собой солнце и тень ее падала на реку, вода обрела тяжелый синий оттенок.

–Бог мой, что же я, недостойный, сказал вам…,– прошептал де Силлек с непередаваемой мукой в голосе. – Я не должен был так говорить… Сударыня, позвольте мне просить у вас прощения! Я никак не предполагал…

–Должна ли, сударь, я понять ваши слова так, что вы никак не предполагали, что я – человек? Или вы никак не предполагали, что мне тоже может быть больно, что меня, увы, даже может кое-что и обижать? Удивительно, верно? А ведь я иногда еще чувствую гнев и страх, знаете ли! Или чувства тоже относятся к моим неискоренимым недостаткам?

–Простите меня, – повторил он глухо.– Я действительно не должен был говорить…

Он отвернулся, стиснув зубы, и принялся смотреть на заходящий за дома кроваво– красный шар солнца.

Изабелла очнулась от своего внезапного гнева так же быстро, как вскипела, и теперь уже кровь стыда и ужаса хлынула ей в лицо. Что она наделала, о создатель!? Ей никогда не простится такой вызывающий тон по отношению к человеку, что держится как принц крови, гордецу и храбрецу графу де Силлек! О боже! Отныне можно навсегда распрощаться с надеждой на его улыбку и… и… Что же она наделала? Какую чудовищную кашу заварила! И что же ей теперь делать?!

–Ах, – вскричала она, не в силах справиться с собой, в совершенно расстроенных чувствах, – вы ранены, сударь, наверняка чувствуете себя дурно, я же посмела выговаривать вам! Ах, простите меня! Но я так переволновалась сегодня и потом Беатриса сказала мне, что вы…! О, боже! Мы уже пришли, ваш дом рядом. А я…. Ах, простите меня!

Изабелла бросилась к лошадям, закрыв лицо ладонями, поэтому не видела, с каким выражением смертельно бледного лица граф де Силлек смотрит ей вслед!

Слуга подсадил ее в седло. Изабелла круто развернула свою лошадку и поскакала прочь.

В дом де Тревиля она в этот день не вернулась. В эту ночь она плакала так горько, так безутешно, что, если бы де Батц узнал об этих слезах, он отправился бы искать г-жу де ла Шпоро не через неделю, в течение которой Изабелла не появлялась у капитана мушкетеров, а тотчас же.

========== Глава 16 Друзья начинают действовать ==========

Первым делом шевалье де Батц заехал с визитом в дом г-на маркиза де ла Шпоро, где осведомился, не сможет ли г-жа Жули его принять. Как и он и ожидал, молодой г-жи дома не оказалось.

–Значит, г-жи маркизы нет дома?– переспросил он у привратника.

–Да, сударь!

–Но мне непременно нужно увидится с твоей госпожой! Где она все – таки!?

–Не могу знать, сударь!

–Отлично, приятель! Ты хорошо умеешь хранить тайны и достоин маленькой награды! – в ладони де Батц заманчиво заблестел пистоль. Слуга жадно глянул на деньги, но отвернулся.

–И, тем не менее, я не могу помочь вам, сударь!

Но Шарль недаром был из той восхитительной породы людей, которая не бросает начатое дело на пол – пути. Он медленно спрятал деньги в карман и доверительно произнес:

–Я спрашиваю не оттого, что не знаю, уж поверь мне. Тот высокий стройный господин, с которым она ушла, мой друг! Он сам рассказывал мне, где их найти, если случиться что– нибудь… Они там же на старом месте?

Уловка удалась. Слуга пожал плечами.

–Скорее всего, там же, сударь!

–А чего они не отправятся в Булонский парк, например?– решил рискнуть де Батц.

–Чтоб мне провалиться на месте, сударь! – подскочил слуга.– Чтоб моя юная благородная госпожа гуляла по Булони среди актеришек, шарлатанов и астрологов!? Да какой порядочный человек отправиться туда с моей госпожой!? Скажете тоже, сударь! Вот Венсенский парк – это я понимаю. Это для молодых родовитых дам!

–Да, ты меня убедил. Прощай!

И де Батц, посмеиваясь, вскочил в седло.

–В Венсенн!– пробормотал он.

Ему везло в этот день. Не успел он въехать в главные ворота парка, как увидел г-на де Арамисец. Тот, не сходя с коня, покупал что– то у торговок молоком, орехами и козьим сыром, живописными рядами сидящих у начала широких аллей. «Так, так – сказал себе де Батц. – Анри здесь, стало быть, г-жа де ла Шпоро где-то поблизости!»

–О, Анри! – закричал он весело. Стараясь перекричать гомон хорошо идущей торговли.– Рад вас видеть!

Де Арамисец обернулся, нашел глазами Шарля среди прочей нарядно одетой молодежи и досадливо поморщился.

–Добрый день, Шарль!– сдержанно произнес он, делая попытку отъехать подальше и затеряться в цветниках.

–Что ж вы так стремительно сбежали сегодня от нас у де Тревиля?– наивно спросил де Батц, в свою очередь не давая де Арамисец возможности улизнуть.

–Я спешил, сударь.

–Спешили, конечно, к ней! Но и где же она?

–О ком вы?– ледяным тоном осведомился де Арамисец.

–О г-же де ла Шпоро, мой друг. Я знаю, она с вами.

–Я не понимаю вас, сударь.

–Послушайте, Анри! Я пытался ухаживать за прелестной маркизой, признаюсь, но я отлично понимаю, что не мне тягаться в этом с вами. Вы – поэт, человек изысканного нрава и отличного образования. Разумеется, она предпочла вас, что ж вы злитесь? Вы – счастливчик, признаем это, и не будем ссориться.

Лицо де Арамисец смягчилось.

–Не думайте, что я следил за вами,– продолжил Шарль,– я и в самом деле случайно узнал, что вы здесь. Но я искал вас обоих.

–Вы нас искали? Зачем?

–Мне нужно с г-жой де ла Шпоро обсудить один важный вопрос.

–Вопрос? Какой?

–Дело касается Армана де Силлек.

–Что с ним случилось?

–Черт возьми, влюбленные, где ваши глаза! Неужели вы ничего не заметили?

–О чем вы, Шарль?

–Я давно наблюдаю за вами и за Арманом. Но только у вас, Анри, хватило мужества признаться в любви г-же де ла Шпоро, а Арман считает невозможным сказать то же самое другой даме.

–Бросьте, Шарль, вы меня разыгрываете! Это одна из ваших странных гасконских шуточек, верно? Чтобы Арман де Силлек влюбился, да потом не посмел в этом признаться, боясь отказа? Да в нем смелости и мужества хватает на десять королей!

–Тем не менее, это так!

–Да небеса должны упасть на землю, а пламя адово вырваться из горнил, чтобы Арман вдруг влюбился!

–В таком случае вы не заметили, что под ногами у вас небо, а все кругом пылает обжигающим огнем!

–Право, я не могу поверить в ваши россказни, – де Арамисец осекся, восторженно глядя через плечо друга.

–Добрый день, г-н де Батц! – приветствовала друга Джулия, подъехавшая верхом на прелестной маленькой белой лошадке. – Простите меня, г-н Анри, что я так задержалась, беседуя с г-жой де Трой, моей приятельницей по монастырю святой Урсулы. От нее нелегко отделаться – говорит и говорит, аж дух захватывает! Изабелла в свое время что только не делала, чтоб де Трой замолчала – и спиной к ней поворачивалась, и прямо утверждала, что не может слушать – все одно, только и знает, что тараторит!

–Я готов ждать вас хоть триста лет! – улыбнулся де Арамисец, пылко глядя на маркизу. Джулия опустила сияющие глаза и начала поправлять роскошные кружева на лифе платья лилового атласа с отделкой белыми ленточками.

–Г-жа моя, – начал де Батц поспешно, – во-первых, разрешите выразить мое непреходящее восхищение вами, а, во– вторых, позвольте напомнить о дружеском союзе, заключенном нами на Гасконской дороге!