Текст книги "Семь кругов Ада (СИ)"
Автор книги: Mr Abomination
сообщить о нарушении
Текущая страница: 68 (всего у книги 94 страниц)
Ты относишься ко второму типу людей. Когда из телефонного разговора маленького чудовища, которое ты страстно желаешь придушить, а порой и просто страстно желаешь, ты понимаешь, что случилось с его матерью, из-под твоих ног словно выбивают почву. Из-за первоначального шока ты не сразу осознаешь всю серьезность ситуации. Ты даже умудряешься напоследок предупредить Яна и Глоу о том, что вы уходите, спокойно выкатываешь уже чистенький мотоцикл на улицу, заводишь мотор. И лишь когда вы срываетесь с места, паника, словно проросшее зернышко, возникает внутри тебя и начинает стремительно расти в глубине твоего сознания.
«Ты сказал ему, что с его родными ничего не будет, но твои слова оказались пустым звуком»
«Ты самонадеянный мальчишка, который способен лишь на глупую болтовню»
«Да, ты умеешь кидать пыль в глаза, но на что-нибудь большее ты способен?»
«Ничтожество!»
Морщишься, стараясь подавить в себе гадкое ощущение собственной слабости. Нет, это всего лишь глупые поспешные выводы, которые лезут в твою голову под влиянием чувства вины. Да, ты виноват. Да, ты действительно обещал насекомому, что все будет в порядке. Да, ты иногда слишком самоуверен. Но ты всего лишь человек, а значит, имеешь право на ошибку. И вместо того, чтобы корить себя и вбивать свою гордость в гроб, тебе стоит собраться и все хорошенько обдумать. Ты должен придумать, как теперь всё исправить.
Насекомое тем временем показывает тебе настоящие чудеса выдержки. Он не плачет, не бьется в истерике, как бы, по твоему мнению, вести себя для него было бы в такой ситуации вполне нормально. О нет, вместо этого он лишь молчит. Сейчас он похож на каменную статую, на лице которой не дрогнет ни один мускул, что бы она ни увидела и ни пережила. И ты совсем скоро понимаешь, почему твое всегда сверхэмоциональное чудовище ведет себя настолько по-взрослому. Конечно же… все для этой маленькой девочки, его сестры. Видимо, он действительно очень ее любит. В какой-то момент он даже буквально впихивает ее тебе на руки, а сам уходит поговорить с врачом. Ты растерян и не имеешь понятия, что нужно делать или говорить в такой ситуации. Эта девочка такая маленькая, хрупкая, слабая. Она тихо плачет и периодически шмыгает носом, вцепившись ручками в твою футболку и пряча лицо в мягкой, пусть и застиранной ткани.
Вскоре насекомое возвращается и просит тебя отвезти их с сестрой домой. Только сейчас, впервые за все это время встретившись с ним взглядом, ты внезапно понимаешь, что сильно переоценил его силы. Пусть внешне насекомое более чем спокойно, он явно на грани и сдерживает свои эмоции из последних сил. Дабы серое чудовище не сорвалось прямо на глазах у сестры, ты гонишь на максимально возможной скорости к их дому.
Благо Эллити засыпает очень быстро, ибо измотана, и морально, и физически. Но лишь дверь в ее комнату закрывается, насекомое дает волю своим эмоциям. Он просто сползает по двери на пол, утыкается в свои колени и беззвучно плачет. Ты не знаешь, сколько времени он так сидит. Ты все это время просто стоишь напротив него и куришь сигарету, одну за другой. Попробовать его успокоить? Вряд ли ему нужна твоя жалость. Начать издеваться? Нет, ему и так слишком плохо, он просто не выдержит. Потому и остается, что просто молчать и поддерживать его лишь своим присутствием. Хотя, возможно, тебе стоит уйти?
Прежде чем ты задаешь этот вопрос вслух, насекомое внезапно срывается с места, вбегает в свою комнату и плюхается на стул перед своим компьютером. Что он задумал? Только не говорите, что он решил залезть в виртуалию!
– Что ты делаешь? – разрывает тишину твой голос, пропитанный неприкрытой тревогой.
– Разве ты не видишь? Собираюсь войти в виртуалию, – сухо бросает он.
– От тебя этого и ждут…
– Да мне посрать! – шипит он, хватая вирту-очки и настраивая их на глубокую виртуалию.
– Тебе надо успокоиться. Поспи пару часов, а затем уже принимай подобные решения.
– Спасибо, уже наспался! – огрызается он, надевая очки на глаза, – Уходи, Зуо, – вдруг тихо шепчет он, – ты мне будешь только мешать.
Мешать, значит? Твои руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Нет, успокойся. Забудь про свою уязвленную гордость. Ведь речь сейчас идет вовсе не о ней. И все же… как эта сука смеет тебе не подчиняться?
Ты подходишь к нему со спины почти вплотную, наклоняешься к его макушке, хочешь просто обнять. Вот только руки твои тянутся к его вирту-очкам, силой срывают их с его головы и отправляют на свидание с ближайшей стеной.
– ТЫ СПЯТИЛ?! Что ты делаешь?! ПРИДУРОК! – кричит он, пытаясь вскочить на ноги, но ты с силой нажимаешь на плечи насекомого, резко усаживая его обратно на стул, а затем все же обнимаешь. Он яростно вырывается, действительно желая освободиться от твоих объятий, но, конечно же, у него ничего не получается. Осознав все свое бессилие, он начинает тихо реветь, царапая твои руки и бормоча что-то себе под нос. Он то обзывает тебя, то почти умоляет, чтобы ты отпустил его и позволил сделать задуманное.
Еще чего… Разрешить ему так просто попасться в ловушку ПКО-вируса? Да никогда.
– Сейчас, насекомое, ты еще тупее обычного, – наконец отвечаешь ты ему, резко разворачивая его стул к себе, – ты ведь осознаешь, что в подобном состоянии ничего сделать не сможешь. Осознаешь же?
– Угу… – как ни странно, соглашается он с тобой, вжимаясь в стул и разглядывая свои колени.
– Тогда харе психовать, выпей успокоительного и ложись спать.
– Спать, говоришь? Моя мать, возможно, больше никогда не придет в себя, а ты говоришь мне «спать»?! – кричит он и ты прекрасно понимаешь его чувства, но чем еще ты можешь ему помочь? Ответ, что приходит в твою голову скорее связан с твоими личными желаниями, чем с желаниями несчастного, не знающего куда себя деть от тревоги и явного чувства вины, что грызут его изнутри и не дают трезво оценивать ситуацию, насекомого.
– Успокойся, – шепчешь ты, вытирая большим пальцем слезы, что градом текут по его щекам, – Ты же, йопти, ебучий гений, – стараешься, чтобы твой голос звучал как обычно холодно и с насмешкой, – тебе всего лишь надо немного отдохнуть, а затем ты войдешь в виртуалию и разъебешь там всех нахуй, верно?
– Угу… – вновь выдавливает насекомое из себя, подаваясь навстречу твой руке и внезапно обнимая тебя, утыкаясь лицом куда-то в район живота, – Но как я могу отдыхать, когда мама в больнице? И из-за кого? Из-за меня же! Во всем виноват только я!
– Прекрати, – раздраженно обрываешь ты его жалобы, – Не веди себя как тряпка, иначе я окончательно в тебе разочаруюсь, – шипишь ты.
– То есть… сейчас ты еще разочарован не до конца? – поднимает он на тебя серые наполненные слезами, но при этом все такие же хитрые глаза. Так… стоп… Притормози-ка, насекомое!
– Я… я этого не говорил, – хрипишь ты, чувствуя подвох. Эта сука не так проста!
В ответ на твои слова, серое чудо заливается новой порцией слез.
– Зуо, ты ведь совсем меня не любишь, зачем ты здесь, – судорожно вздыхая, шепчет он, обдавая твой живот горячим дыханием, которое ты ощущаешь даже сквозь тонкую ткань футболки Яна. Ты же в этот момент понимаешь, что попал и конкретно. Неужели, не смотря на все это, маленькое чудовище решило давить на жалость и тем самым вытянуть из тебя признание? Нет-нет-нет, он же беспокоится о своей матери и совсем не соображает, что говорит.
– Или, может, не так уж ты ко мне и равнодушен? Ты говорил, что я тебе нравлюсь… только нравлюсь? – он снова начинает буравить тебя этим взглядом заплаканных глаз, из-за которого тебе хочется сейчас же отойти от него подальше, а может, и вовсе убежать из комнаты. Погодите-ка… ведь он этого и добивается! Точно, он хочет поставить тебя в такую ситуацию, при которой ты бы не захотел оставаться рядом с ним. А как только ты уйдешь, это тупоголовое гавно тут же залезет в виртуалию, и больше этот свет ни Лиса, ни глупого Тери Фелини не увидит. И тут тебе в голову приходит до жути дурацкая идея. Вместо того, чтобы отойти от него, ты сам наклоняешься к насекомому ближе и шепчешь то, что, как раньше думал, скажешь лишь под страхом смерти:
– Может быть, и не Только, – ухмыляешься ты, наблюдая, как его заплаканное лицо тут же вытягивается от подобного заявления, – Может быть, это любовь? – спокойно продолжаешь ты, окончательно добивая насекомое.
– Это… – хнычет он, начиная судорожно стирать с лица вновь катящиеся по щекам соленые капли, – Это жестоко! – бросает он, шумно вздыхая и пытаясь успокоиться, что, впрочем, у него получается слабо. – Ты говоришь мне все это лишь потому, что мне плохо, а не потому, что это правда! – кричит он, отталкивая тебя от себя и вскакивая на ноги, – Больше не прикасайся ко мне! Ты… да я… да я тебя ненавижу, слышишь?! Ты мне не нужен! Мне просто было интересно, долго ли продержится придурковатый идиот, который Якобы ни в кого не влюбляется. Хороший был эксперимент… но мне надоело… ты мне надоел… Убирайся, сейчас же! Видеть тебя не хочу, ясно тебе? Я сказал, Вон!
Истерика.
Интересно, и почему тебя совсем не трогают все те гадости, что он говорит? Наверное, от того, что когда как произносит он столь громкие фразы, он выглядит таким несчастным, словно его же самого эти слова в первую очередь и задевают. Несчастное, слабое насекомое.
Он беснуется, продолжает кричать, хватает что-то со стола и кидает в тебя. Впрочем, ты легко уворачиваешься от предмета, при этом делая шаг в его сторону. Насекомое с неприкрытой паникой шарит взглядом по комнате в надежде сбежать от тебя, но и сам прекрасно понимая, что выхода нет. Насколько бы он не был умен, сейчас, когда на него идешь ты, бегство его не спасет.
– Пожалуйста, просто отстань от меня. Дай мне сделать то, что я хочу.
– Обломись, – ухмыляешься ты, прижимая его к столу и слегка нависая над ним. Он дрожит, ты даже не знаешь, от страха перед тобой или, быть может, от злости за то, что ты не даешь ему свободы действий, но вся эта ситуация безумно тебя возбуждает.
– Не трогай меня! – шипит он, – Думаешь, пока в моей семье такое горе, я буду свободно трахаться с тобой?
– Захочу – будешь, – киваешь ты, бесцеремонно пытаясь стащить с него не по размеру большую футболку. Он сопротивляется и мешает тебе, и все это приводит лишь к треску рвущейся ткани, и его футболка превращается в кучу лоскутов, которые падают на пол.
– Неужели ты совсем не понимаешь, как мне плохо?
– Понимаю…
– Тогда как ты можешь так со мной поступать?!
– Именно потому что я тебя понимаю, я могу поступать так, как мне заблагорассудится.
– Это бесчеловечно! – вскрикивает он, но ты его не слушаешь, просто разворачиваешь спиной к себе и заставляешь его лечь животом на стол, сметая с него карандаши, какие-то тетради и магниты. На пол летит даже настольная лампа. Ты же, прижав насекомое к холодной глади стола, спускаешь его шорты вместе с трусами до колен и ложишься на него, прижимаясь к его обнаженному и такому горячему телу.
– Прекрати, – все еще тихо просит он, – не надо… Я правда не хочу! Пожалуйста? Не трогай меня! Пожалуйста…
– Лежи так, – не обращая внимания на его хныканья, приказываешь ты, сам нашаривая в кармане брюк сигареты, которые совсем недавно дал тебе Ян. Тут же зажигаешь одну из них, делаешь легкую затяжку, наклоняешься к насекомому и выдыхаешь ему в лицо густой дым. Насекомое кашляет и фыркает, ты же повторяешь подобное еще пару раз, затем впихиваешь сигарету ему в рот:
– Затянись.
– Пошел ты!
Зажимаешь ему нос и рот, оставляя возможность вздохнуть лишь через сигарету. Он ерзает, сопротивляется, наконец не выдерживает, делает глубокую затяжку, вновь кашляет, на этот раз куда дольше и более сипло. Ничего, этого для него вполне хватит. Он уже не кажется таким нервным, скорее расслабленным или сонным.
Отбрасываешь сигареты, спускаешь его шорты с колен до пола, расставляешь его ноги пошире. Отлично, он уже совсем не сопротивляется. Просто полулежит на столе. Облизываешь указательный палец, прикасаешься к напряженному отверстию, но даже не успеваешь ввести его внутрь, как он тихо стонет, вздрагивает, и на пол падают водянисто-белые капли.
– Говоришь, что не хочешь, но при этом кончаешь от одного прикосновения? – ухмыляешься ты, конечно же, понимая, что в первую очередь подобная чувствительность – заслуга сигарет Яна.
– Просто делай, что хотел, – хрипит он, видимо, смирившись с тем, что вот-вот произойдет, но даже в таком состоянии не теряя самообладания.
– А я хочу резко и без смазки, – ехидно шепчешь ты ему на самое ухо, убирая палец от его так и не разработанного отверстия и приставляя к нему влажную головку. На коже сероглазого чудовища высыпают мурашки, он инстинктивно вжимается в стол плотнее, упершись руками в стену и явно ожидая чего-то болезненного. Но ты входишь медленно и очень осторожно. Конечно же, ему все равно не слишком приятно, но и не так больно, как могло бы быть. Поэтому ты чувствуешь, как он под тобой медленно расслабляется, позволяя проникнуть в себя глубже и привстав на носочки так, чтобы сделать угол входа удобнее.
Войдя полностью, ты вновь наваливаешься на него и прислушиваешься к его дыханию и сердцебиению. Твоя рука ныряет вниз, нащупывает его член, начинает мягко ласкать его. Он дышит очень тяжело, но когда ему особенно приятно, выдохи превращаются в тихие протяжные стоны. Параллельно с ласками, ты начинаешь медленно двигаться внутри него, стараясь причинить как можно меньше боли и доставить насекомому максимальное удовольствие. Но второй раз довести его до пика оказывается куда сложнее. Он то тихо стонет под тобой, даже сам начинает насаживаться на твой член, с готовностью принимая тебя в себя, то внезапно словно вспоминает, в какой он ситуации, и тогда его отверстие сжимается настолько, что двигаться становится почти невозможно, а вместо стонов ты слышишь лишь невнятные всхлипы.
После очередного подобного приступа ты не выдерживаешь, выходишь из него, берешь его на руки, садишься на его кровать, а его усаживаешь на себя. Ты готов к тому, что он вновь начнет засыпать тебя обвинениями или, быть может, даже влепит пощечину. Но вместо этого он вдруг настойчиво целует тебя в губы, обнимая тебя за шею так сильно, словно ты его спасательный круг, без которого он тотчас пойдет на дно.
– Можешь делать то, что тебе приятнее, – благодушно разрешаешь ты ему, на что он утыкается тебе в плечо и сбивчиво шепчет о том, что ему приятно то, что делаешь ты. Что ж. Его никто за язык не тянул. Твои руки медленно спускаются на его бедра и начинают резко насаживать их на твой член, заставляя его кусать губы, тихо стонать сквозь слезы и переживать бурю других эмоций, которые он наверняка сейчас испытывает.
– Сильнее, – наконец шепчет он, – я хочу, чтобы было больнее.
В какой-то мере ты понимаешь, почему он просит тебя об этом. Нет, ему вовсе не нравится боль, просто таким образом он хочет хоть как-то наказать себя за все произошедшее. Глупая идея, но ты все же решаешь исполнить его просьбу. Твоя левая рука ныряет к его отверстию, и ты очень осторожно, но для него все же наверняка очень болезненно, вводишь в его отверстие помимо своего члена еще и свой палец. Его пальцы впиваются в твою шею так сильно, что на утро ты там наверняка обнаружишь глубокие царапины. Что ж, сейчас это не так уж и важно. Чувствуешь, как твой палец вместе с членом скользит внутрь него, раздвигая плотные стенки и стимулируя простату. Его член подрагивает, затем слышится сдавленный крик, и ты ощущаешь, как твоя футболка в районе живота становится влажной. Но вот насекомое, кажется, этого даже не замечает, кончив, он продолжает насаживаться на тебя с тем же мазохистским остервенением, периодически впиваясь зубами в твое плечо и заливая твою футболку не только спермой, но еще и слезами.
И почему каждый ваш секс… настолько странный?
По идее, это ведь всего лишь физический половой акт, всего лишь получение приятных и не очень ощущений. Тогда почему же вы оба испытываете столько эмоций и переживаний? А может, вы занимаетесь вовсе не сексом? Может быть это и правда… любовь?
====== Седьмой круг Ада: 65. Приглашение в Тень ======
Рассвет являлся настоящим достоянием Тосама, потому что только в этом городе можно было лицезреть столько его разновидностей, сколько нельзя было увидеть больше ни в одной другой точке мира. Кроме того, по рассвету можно было точно определить, какая погода ждет вас на этот день, потому что в основном она менялась под влиянием сконцентрированных вокруг города вредных веществ, что накрывали Тосам словно купол. Зеленый рассвет предвещал возможные кислотные дожди; ярко-розовый – ядовитые испарения; желтое солнце с голубой дымкой – густой туман; красный – жару; рыжий же встречался крайне редко и предвещал на удивление хороший денек; а светло-светло слепящий белый говорил о том, что из дома выходить в этот день нежелательно, не взяв с собой плаща и солнечного зонта, ибо вы вполне могли заработать ультрафиолетовые ожоги в качестве приза от слишком активного солнца.
Сегодня рассвет сопровождался голубой, еле различимой дымкой, поэтому вместе с солнцем техно-город медленно окружил, а затем и начал наползать на огромные площади, просачиваться в узкие улочки и царствовать даже в самых невзрачных уголках просыпающегося города густой белоснежный туман.
У Коня к данному природному явлению отношение было двойственное: с одной стороны, когда тебя окутывает белая, словно молоко, прохладная дымка, это приятно и зрелище очень и очень красивое, проникнутое какой-то таинственной загадкой, Но… Как только парень думал о том, сколько солдат спецназа могли в этом тумане прятаться, все желание любоваться данным явлением или даже просто стоять в его объятиях у парня мгновенно исчезало. Но сейчас, сидя перед настоящей коллекцией разнообразных мониторов, каждый из которых был разделен на четыре сектора и подключен к камерам слежения, распиханным Конем не только по периметру его дома, но также и по всей улице, на всех возможных путях отхода и даже на крыше на случай, если враг окажется, скажем, фанатом бэтмена, Конь дремал и не подозревал о бесплотной белоснежной напасти, что беспощадно уменьшала видимость его камер. Да и стоило ли парню о чем-либо волноваться с тем арсеналом, что находился в его квартире. Ведь если враг действительно фанател по супергероям прошлого, то Конь с тем же успехом поклонялся шпионажу. По крайней мере, бэтмен по-любому позавидовал бы парню, увидев, какой коллекцией различных шпионский примочек и уловок тот обладает. Нет, Конь вовсе не умел создавать вещицы в стиле Джеймса Бонда, зато он умел подобные вещицы тырить из интернет-магазинов, и уж это-то он делал как истинный компьютерный шпион. У Коня было все: и ручки, стреляющие усыпляющими дротиками, и сигареты с тайными маячками в фильтре, был даже ботинок-телефон, вещь сейчас абсолютно не нужная, но «приобретенная» Конем чисто для полноты коллекции. Таким образом, вся комната парня была заставлена шкафчиками и тумбочками, в которых хранилось подобное барахло. Впрочем, Конь всегда прекрасно помнил, что и где у него лежит, и в экстренной ситуации вполне мог воспользоваться любым из этих, пусть странных и на первый взгляд бесполезных, предметов с максимальной для себя пользой.
Хотя сейчас, в пять утра двадцать три минуты по Тосамскому времени, Конь, как всегда, полулежащий на своем стуле на колесиках и видящий седьмой сон, при этом пуская слюни на футболку и периодически забавно хрюкая, совсем не ожидал на себя дерзкого нападения. Система защиты сработала в тот же миг, как на территорию Коня посмели вторгнуться неизвестные. Экраны замигали красным, по комнате начал раздаваться не слишком громкий, но настойчивый сигнал тревоги. Конь вздрогнул, утер мокрый от слюны подбородок, затем сонно оглядел экраны, наконец-то начал понимать, что произошло, и лишь поэтому проснулся окончательно.
Процедив сквозь зубы нечто нецензурное, Конь вскочил на ноги, пробежался взглядом по экранам, нашел на одном из них две темные подозрительные фигуры, из-за тумана больше похожие на фантомные силуэты, и тут же начал продумывать план своих дальнейших действий.
«Так… они уже слишком близко, но впереди ловушка с мини-миной, пока они будут с ней разбираться, у меня хватит времени собрать все самое необходимое и сбежать» – думал он про себя, бегая по комнате, натягивая толстовку, в которой спать было слишком жарко, перешнуровывая кеды, дабы шнурки не сыграли со своим хозяином злую шутку, хватая всегда собранный рюкзак, закидывая его на плечо, распахивая окно своей комнаты, что располагалась на третьем этаже, вдыхая свежий утренний воздух и ощущая себя Робин Гудом, взобравшись на подоконник.
– Оп! Я ж говорил, на подоконнике будет, – послышался до противного знакомый голос.
– Ога, – зевнули тому в ответ.
Конь остановился, запихал робин-гудовские замашки подальше, огляделся, и вопрос, который возник всего секунду назад по поводу того, почему же его мини-мина не сработала, исчез сам собой.
– Док? Хикари? Вы че тут делаете? – просипел парень, при этом все еще не слезая с подоконника. А что? Вдруг за его друзьями притаилась целая группа захвата! Что же Конь дурак – попадаться в тюрьму с друзьями? Нихрена подобного, лучше сейчас свалить, а затем таскать им в тюрьму передачи, чем сидеть рядом с ними, с одной стороны слушая громогласный храп, а с другой – вопли по поводу кровожадности тюремных кроватей.
– Что-что… разбудить тебя пытаемся, – пожал плечами Хикари, поправляя светлые длинные волосы, – Тебя не добудишься!
– Чья бы корова мычала! – тут же ощетинился Конь, подозрительно косясь на то, что могло прятаться за спинами его друзей.
– И тем не менее, мы уже битый час тебе звоним, но срабатывает твой долбанутый автоответчик! Уже заколебался слушать: «Если вы из органов власти, нажмите 1 и сдохните, суки! Если вы продаете газеты, нажмите 2, засуньте эту гребанную макулатуру себе в жопу, я оплачу расходы на лечение! Если вы милая бабушка, что живет этажом выше с двадцатью кошками, нажмите 3, чтобы я понял, что вы наконец-то дома, пришел к вам в гости и пристрелил вас! На кошек у меня просто ствол не поднимется. Эй! Это я сейчас в прямом смысле! Хотя и в переносном мой ствол на кошек не поднимается, но в переносном он и на вас не поднимется. А вот ствол винтовки…. Если вы мои родители… ничего не нажимайте! Не на-жи-май-те… нажали? Вот черт, нет, ну… Если вы мои друзья, нажмите 154376549875643567485927564837564780864739274658483.» Как, по-твоему, мы успеем нажать всю это хренату?! Хотя, как видишь, я столько раз слушал это гавно, что выучил его наизусть! – возмущался Док, при этом затравленно разглядывая комнату Коня из-за спины успевшего задремать Хикари.
– Хикари, черт тебя дери, кто тут из нас Конь? Ты или я? – взвился хозяин квартиры, которого сонливость друга всегда до ужаса раздражала.
– А? Че… – вздрогнул парень, – я что-то пропустил?
– Да! Ты пропустил! Пропустил третью подачу на восьмой лунке! Я спрашиваю, кто из нас Конь?
– Ну…ты… наверное? – в задумчивости почесал подбородок Хикари.
– Оу, а ты еще и сомневаешься? – ехидно усмехнулся Док, – Конь, ты зря мучаешься и живешь в стойле, жуешь овес и ржешь на всю округу, тебя все равно больше, чем как пони, не воспринимают.
– Я совсем не это имел ввиду, – растягивая слова, медленно помотал головой Хикари, – просто, когда Конь спрашивает, конь ли он… я теряюсь.
– Так все-таки Конь здесь Я? Так какого хрена Стоя спишь здесь Ты? Люди на это не способны! – Конь все больше приходил в себя от первоначального шока и чем четче он осознавал, что нападение на его штаб-берлогу было лишь дурацкой шуткой, тем злее он становился.
– О-о-о… видишь, Хикари, мы только что столкнулись с гендерным дисбалансом. Видишь, я только что назвал два красивых слова, не совсем понимая, что они значат, а по сути я имею в виду, что девочки хотят быть мальчиками, мальчики – девочками… а Конь боится, что Хикари переплюнет его и станет куда более крутым конем. Вот они, проблемы человечества. Все кроется за этим! Чума, наркотики, проституция – все это беззаботная хрень, но коняшья кровь, что течет в венах избранных, бурлит и заставляет людей вести борьбу за добро и справедливость муравьев в средней Азии.
– До-о-ок? Ты, кажется, перегрелся, – заметил Хикари.
– Он не перегрелся. Он просто долбоеб! Оба долбоебы! Поржали? Поболтали о мировых проблемах? А теперь съебывайте из моей квартиры и будьте добры больше не показываться тут даже близко! – для большей убедительности Конь даже швырнул на пол свой рюкзак и топнул ногой.
– У-у-у! Конь буйствует! Роет копытом линолеум! – без тени страха прокомментировал действия друга Док.
– Это потому, что его давно не объезжали, – со знанием дела ответил Хикари.
– Не… не че? – Конь готов был сквозь землю провалиться. Только вот обсуждения его личной жизни ему в пять утра для полного счастья и не хватало!
– Оу… и правда! Его же уже полгода никто поймать не может. Где же твой спецназ из сорока человек, который бы объездил тебя вдоль и поперек и…
– А-а-а-а-а-р-р-р-р! Чего вам надо?! Убирайтесь! – уже на весь дом завопил Конь, хватая с подоконника горшок с искусственным цветком – одной из камер слежения – и без стеснения кидая его прямо в друзей.
– Убивают! – воскликнул Док, прячась за Хикари, который даже не попытался увернуться от атаки горшком, а точнее, просто не успел этого сделать. Цветок врезался ему в грудь, заставив парня пошатнуться. Воцарилось молчание.
– Я тут чего-то не понял… – растерянно забормотал Хикари, наблюдая, как из появившихся царапин на груди просачиваются маленькие капельки крови.
– Ты чего не увернулся? – Конь вообще выглядел ошеломленным.
– Эй, Хикари, ты чего? – забеспокоился и Док.
– Нет, точно чего-то не понял… или… ты, уебок, в меня цветком запулил? – Глаза блондина, которые обычно были полузакрыты, распахнулись и уставились на Коня как два прожектора, что устанавливали на вертолетах.
– Эм,. ну… я… я нечаянно, наверное… – нервно захихикал Конь, при этом медленно пятясь обратно к подоконнику.
– А ты, – Хикари перевел взгляд на Дока, – спрятался за мной, типа свою жопу спасешь, а если попадут в придурка сонного, так и хуй?
Док сглотнул, так же пятясь от Хикари, но, в отличие от Коня, в противоположную сторону к двери.
– И теперь вы еще и убежать от меня собираетесь?
– С чего ты это взял? – разыграл искреннее удивление Конь, который уже перевесил одну ногу через подоконник.
– Вы… вы!!! – Хикари хотел сказать что-то еще, но вместо слов послышалось тихое мерное сопение. Парень заснул.
– Эй… Док… – через пару минут зашептал Конь, – он точно не притворяется? Потыкай в него чем-нибудь!
– Чем-нибудь, это чем? – раздраженно ответил Док, все еще вжимаясь в стену и ожидая непоправимого, – да и что-то мне подсказывает, что ему не слишком понравится, если в него что-то тыкать начнут!
– Идиот! – буквально простонал Конь, – потыкай в него… ну не знаю… вон тапок на полке, хотя бы им! Чтобы проверить, крепко он спит или нет?
– Он не может спать крепко, иначе бы он не стоял!
– Но если он спит не крепко, значит слышит, о чем мы говорим?
– О, да. И знает о том, что ты втайне желаешь потыкать в него тапком, – заявил довольный Док, – но, думаю, он уже успокоился.
– Хорошо, если так, – вздохнул с облегчением Конь, медленно и осторожно слезая с подоконника. Все же не зря существует поговорка «В тихом омуте черти водятся». Так вот всегда сонливый и меланхоличный Хикари также имел своих чертей, точнее, у него был один малюсенький страх. Хикари до жути боялся крови. Но если пугаясь, люди обычно теряются, плачут или падают в обморок, Хикари зверел. А вы представляете, насколько страшно видеть, как всегда добрый и никогда и грубого слова тебе не сказавший парень внезапно становится чудовищем во плоти, готовым наброситься на тебя в ту же секунду и безжалостно растерзать! За всю свою жизнь Док и Конь видели Хикари в подобном состоянии всего трижды и совсем не жаждали увидеть его таковым еще и в четвертый раз.
Еще через пару минут Конь все же решился подойти к Хикари почти вплотную и таки исполнил жгучее желание чем-нибудь в него ткнуть. Правда тыкал он не тапком, а всего лишь пальцем. Да и толчком назвать это было трудно. Лишь Конь прикоснулся к груди Хикари, как тот накренился и тотчас бы упал на пол, если бы сзади его не поймал Док. Парень, который был намерен в будущем объявить войну всем мебельным фабрикам, аккуратно, дабы не разбудить друга, взял Хикари на руки и, пыхтя и фыркая, ибо соня был самым высоким и самым тяжелым среди этой троицы, дотащил его до разломанного дивана Коня.
– Так-то лучше, – выдохнул Док, сам при этом сползая на пол и то и дело нервно озираясь на окружающие его предметы мебели, – все-таки не понимаю, зачем людям столько лишней хренаты, – пробормотал он себе под нос.
– Замолкни, ценитель минимализма и гор мусора, – беззлобно ответил ему Конь, вытаскивая из рюкзака аптечку и роясь в ней. Надо было закрыть маленькую царапинку на груди Хикари раньше, чем тот снова придет в себя.
Но беспокойства Коня по поводу того, что Хикари может проснуться раньше времени, были беспочвенны. В результате пострадавшего пришлось еще и будить.
– М-м-м… еще пять минут, – пробормотал парень тихо, переворачиваясь с одного бока на другой.
– Твои пять минут будут длиться пять лет! – резонно заметил Док, хватая друга за плечи, насильно заставляя его принять положение «сидя» и то и дело тормоша его, дабы тот вновь не вернулся в страну грез.
– Так чего вы приперлись ко мне в такую рань? – как бы между прочим поинтересовался Конь, вытаскивая из кармана толстовки конфету на палочке и начиная яростно ее облизывать.
– О, точно! – очнулся и Док, – я могу воспользоваться твоим компьютером? – воскликнул он, вскакивая с пола
– Нельзя, – ответ Коня не был для Дока неожиданностью, но он его проигнорировал. Парень без стеснений отправил стул на колесиках к дальней стене, сам же встал перед компьютером Коня и его пальцы забегали по сенсорной клавиатуре. Так как вирту-очки у юного параноика были лишь одни, к тому же еще и запаролены, да и лезть в виртуалию через них, зная об угрозе ПКО-вируса, ну совсем не хотелось, поэтому Док включил голографическое отображение виртуалии, и через мгновение вся комната Коня наполнилась различного рода голограммами, некоторые из которых отображали время, погоду, другие рекламировали какие-то новые препараты, третьи приглашали посетить виртуальные кафе или даже бордели. Да, в виртуалию можно было попасть и без использования вирту-очков, но эта версия была облегченной, долго грузилась и доступа ко многим сайтам через нее добиться было крайне сложно даже хакерам вроде Дока.
