Текст книги "Семь кругов Ада (СИ)"
Автор книги: Mr Abomination
сообщить о нарушении
Текущая страница: 67 (всего у книги 94 страниц)
– Ты, блять, че делаешь? – послышалось жуткое шипение до того, как Лис смог окончательно осознать, насколько приятен ему был всего лишь легкий невинный поцелуй.
– Эм… что, простите? – опешил он, наблюдая, как вполне бодрый принц поднимается из своего гроба и оглядывается.
– Простите? Простите, говоришь? Беги, гавно! Беги, ибо сейчас я тебя так выебу, что…
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! – проорал я, вскакивая на ноги и тут же слыша глухой удар чего-то тяжелого об пол. Я не сразу понял, что секунду назад это был лишь жуткий сон, сейчас же, будучи в реальности, меня ждал более жестокий конец, чем даже тот, что мне приснился в кошмаре, ибо тяжело дыша и оглядываясь, я медленно вспоминал, где нахожусь, а также как я заснул. А если быть еще точнее, то с кем на коленях я заснул и кто с этих колен наверняка слетел на пол в тот момент, когда я так резко вскочил на ноги.
– На-Се-Ко-Мо-Е! – по слогам прошипел Зуо, умудряясь даже сейчас, будучи у моих ног, смотреть на меня свысока.
– Неправильно, Зуо… – помотал я головой, – вот как надо: Бу! Тарарарарарам! Ра! Тралалала! Ти! Трампарарампампарам! Но! Трампарарампампам! Бу-ра-ти-но! – пропел я песенку из древней сказки.
– Иди, копай себе могилу! Сейчас поднимусь и вставлю пиздюлей! – как ни странно, беззлобно прорычал Зуо, при этом медленно поднимаясь с пола и потирая ушибленную спину.
– Хм… ну мне как… бежать уже?
– Да, пора бы… – кивнул Зуо, разминая шею.
– Что ж…. я тогда, это… побегу…?
– Поздняк метаться! – Зуо одарил меня звериной ухмылкой и сделал шаг в мою сторону. Я, нервно похихикивая, попятился назад, лихорадочно обдумывая, что бы такое сделать, дабы задобрить сэмпая? Ответ пришел мне в виде невинной песенки: «Я маленький ослик! Я жру бегемотов! Ебашу енотов и знаю иврит!» – запел мой телефон.
– Ой! Мама звонит! – спохватился я, – Зуо, не мог бы ты отложить мое убийство на пару минут, ладно? – попросил я.
– Валяй, – недовольно буркнул сэмпай, складывая руки на груди и смотря куда-то вбок.
– Спасибо! – подарил я ему одну из своих коронных дебильных улыбок и нажал на кнопку приема вызова.
– Привет, мам! – счастливо воскликнул я, широко улыбаясь и еще не зная о том, что это последняя моя улыбка на сегодняшний день, – Что? ЧТО? Как, в больнице? Погоди… но! Этого не может быть! НЕ РЕВИ! Я СКАЗАЛ, ПРЕКРАТИ РЕВЕТЬ И СКАЖИ НАКОНЕЦ, ЧТО ПРОИЗОШЛО?!
Что-что… все просто, Тери, все очень просто… Что произошло? Ты родился… это было самой большой ошибкой в твоей жизни. Что делать? А ничего не делать… твоя мать в больнице… она в глубокой коме… на нее напал ПКО-вирус, когда она пыталась найти в виртуалии доклад для своей дочурки. Эллити войти в виртуалию она не позволила, ибо боялась нападения ПКО-вируса. И ведь не зря боялась.
Моя сестричка ревела навзрыд. Рассказ ее путался, слова тонули в слезах и соплях. Она рассказала, как ей задали доклад по хомякам. Как мама зашла в виртуалию. Как она обмякла на стуле и никак не реагировала, сколько бы Эллити ее ни звала. Она рассказала даже о том, что попробовала снять очки, но лишь чуть-чуть приподняла их, как у мамы начались конвульсии. Тогда-то моя дорогая маленькая сестричка наконец поняла, что что-то не так, вызвала скорую, а затем попробовала дозвониться до меня. Вот только я хуевый брат, потому что ее номер у меня в черном списке уже не первый год и дозвониться она поэтому, конечно же, не смогла. Тем временем приехала скорая. Маму забрали в городскую больницу. Эллити поехала вместе с ней, захватив и ее телефон. Маму положили в палату вместе с десятками таких же, запертых в виртуалии людей, и только после этого Эллити вышла в холодный больничный коридор и решила вновь попробовать мне позвонить. У сестрички была истерика. Наверное, впервые в жизни она ревела так громко и в ее голосе звучало столько беспомощности и безысходности. И, наверное, впервые в жизни ей был настолько сильно нужен Я.
– Сейчас приеду, – наконец тихо прошептал я и положил трубку, – Зуо, – обратился я к сэмпаю, тот уже некоторое время внимательно наблюдал за мной, видимо поняв, что что-то случилось, – Не мог бы ты отвезти меня в городскую больницу имени Свока? – попросил я тихо.
– Ладно… – без лишних слов и не мучая вопросами, кивнул Зуо, – Мы уходим, – крикнул он в сторону двери в комнату Яна и, не дожидаясь ответа, кивнул мне на входную дверь. Мы вышли из квартиры Яна и выкатили блестящий на солнце мотоцикл из гаража. Я вот все думал, как же Зуо будет затем отмывать содержимое канализации от своего мотоцикла, но, видимо, одним из условий того, что Ян с Глоу используют его шайтан-машину, была как раз ежесекундная помывка мотоцикла. Сейчас, смотря на это чудо техники, даже представить себе было нельзя, что совсем недавно оно было испачкано всякой дрянью.
Зуо молча завел мотор, я сел за его спиной, вцепившись в талию и уткнувшись лицом ему куда-то между лопаток. Я отходил от первоначального шока из-за сказанного Эллити и чем больше я осознавал всю серьезность ситуации, тем сильнее меня начинало трясти. Нет, буквально колотить. Дело было даже не в том, что мама в больнице. Не в том, что на нее напал ПКО-вирус, и не в том, что она может погибнуть. Страшнее всего было осознание того, что во всем этом виноват Я.
– Тери! – воскликнула Эллити, спотыкаясь подбегая ко мне и обнимая меня за талию. Ее лицо было красным, глаза заплаканные и сейчас она казалась такой маленькой, какой не была никогда. Эллити всегда вела себя более взросло, была самоуверенной и очень вредной. Я считал ее злостной конкуренткой по завоеванию мира, а как младшую сестру воспринимал едва ли. Но сейчас у меня в объятьях был не кто-нибудь, а именно моя маленькая слабая сестричка.
Я без слов взял ее на руки так, что она теперь сопела мне на ухо, обнимая мою шею худенькими ручками, а талию – ногами. Она даже не обратила внимание на то, что я был в компании офигенного красавчика по имени Зуо. Эллити лишь то и дело невнятно пересказывала и пересказывала, что произошло.
– Это я во всем виновата! Это мне нужен был доклад! – наконец выдавила она из себя, и мое сердце сжалось вдвойне. Эх, сестричка, ты даже не представляешь, как я понимаю твои чувства. Только если твоя вина лишь надуманна, то моя – вполне реальна.
– Перестань, Эллити, ты ни в чем не виновата.
– Нет, я…
– Ты ни в чем не виновата, – четко повторил я, – ясно тебе? И больше не говори подобных глупостей! Ты уже не маленькая! – грозно продолжил я. Если бы я начал с Эллити сюсюкаться, ей бы стало лишь хуже, но такой тон был для нее идеален.
– Хорошо, – наконец согласилась со мной сестричка.
– А теперь посиди с дядей Зуо, пока я схожу к врачу и все разузнаю, – продолжил я, буквально впихивая Эллити на руки к сэмпаю. Надо было видеть глаза Зуо, когда Эллити вцепилась в него руками и ногами так же, как до этого висела на мне. Он явно растерялся и вообще, видимо, понятия не имел, как надо вести себя с детьми. Он даже не мог подобрать для моей сестрички нужных слов, поэтому просто сел на одну из больничных скамеек и слегка и очень осторожно приобнял Эллити с таким видом, словно прижми он ее к себе хоть чуточку сильнее, и она бы рассыпалась. Все же и Зуо не такая бесчеловечная тварь, коим его все хотят выставить.
Врач мне ничего внятного так и не сказал.
«Знаем. Лечим. Ее состояние стабильно.» – говорил мне мужчина в белом халате дежурные фразы, листая чью-то карточку и 80% внимания отдавая именно ей. Я хотел остаться в больнице с мамой, но мне сказали, что смысла в этом нет и я лишь буду мешаться медсестрам. Что ж. Я вернулся к Зуо и обнаружил, что Эллити, видимо вымотанная слезами и беспокойством, заснула у него на руках. Я очень аккуратно забрал сестру из рук Зуо, а затем попросил сэмпая отвезти нас домой.
Лишь уложив Эллити в кровать и закрыв за собой дверь в ее комнату, я дал волю своим чувствам. И мне было все равно, что в этот момент подумает Зуо, который пронаблюдал как я сполз по двери на пол, уткнулся в свои колени и беззвучно разревелся. Зуо даже не пытался успокоить или подбодрить меня. Он просто стоял напротив меня и курил одну сигарету за другой. В полной тишине.
Не знаю, сколько времени я так просидел, практически не шевелясь и закрывшись от всего окружающего мира. Я то плакал, то немного успокаивался, пытался оценить ситуацию более трезво, но у меня ничего не получалось, что бы я ни думал, все равно приходил к выводу, что во всем виноват лишь я, и тогда слезы гнева, злости на самого себя вновь наворачивались на глаза, вновь душили меня и не давали мыслить трезво. Ну почему? Почему я такой дурак? Почему я был уверен в том, что мою защиту никто не пробьет и никто и никогда не доберется ни до одного электронного прибора в моем доме?! Ведь я специально все связал локальной сетью, чтобы поставить дополнительную защиту, закрыв все внешние доступы и все равно… все равно защита оказалась не идеальной. Верно. В этом мире сломать можно все! А я самоуверенный дурак!
Я все же взял себя в руки, поднялся с пола, побрел в свою комнату. Мой компьютер был взломан. Ну и хрен с ним. Меня это больше не волновало. Я знал, что мне теперь делать. Выход был лишь один. Один-единственный выход на этом чертовом свете…
====== Шестой круг Ада: 64. Подражание ======
Я не знаю, когда Он появился. Помню лишь, что в тот момент Он был искренне поражен окружающим миром, что предстал Его взгляду: его величием и красотой, какофонией звуков, яркостью красок, изобилием запахов. Ему нравилось то, что меня бесило и раздражало. Если во мне бурлила злоба и ненависть ко всему окружающему, Он воспринимал все это со странной апатией. Нет, Ему нравилось далеко не все из того, что не нравилось мне. Во многом наши мысли и желания совпадали. Но он был слабее меня. Слабее, но при этом куда упорнее и миролюбивее. Я относился к жизни как к пытке, к смерти – как к чему-то неминуемому. Он же уверял меня, что жизнь прекрасна. Наивный дурак.
Сначала Он приходил крайне редко. Так, на пару минут, перекинуться со мной парой слов через отражение в зеркале, может, что-то написать. Но проходило время, и Его в моей жизни становилось все больше, я звал Его каждый раз, когда мне надоедал этот глупый мир, и в какой-то момент Он попросту занял мое место. Женщина, которая являлась моей матерью и которую совсем не знал Он, называла Его моим именем, отчим все чаще журил Его за ошибки, которые сделал я, мои друзья, знакомые, одноклассники – все они видели в Нем меня и Он их устраивал даже больше, чем я, поэтому в какой-то момент даже мое имя стало Его. А я остался безымянным и всеми забытым. Нет, я вовсе не расстроился. В какой-то степени я был даже рад, что теперь не мне, а Ему придется мучиться и Жить. И все же иногда у меня появлялось жгучее желание вернуться. Я просыпался крайне редко: только что я сидел и лепил корову из пластилина на уроке труда и вот уже решаю задачу из высшей математики. Моя жизнь строилась из подобных совсем незначительных воспоминаний. Но мне этого было вполне достаточно. Вот только шли годы, и он начал предоставлять мне все больше времени, почти насильно, как мне тогда казалось, меняясь со мной местами. Видимо, и он даже при своем более позитивном взгляде на эту гребанную жизнь умудрился от нее устать, так я тогда думал.
Хотя с Его первого появления Он стал куда более решительным. К примеру, как-то раз очнувшись в своей комнате и взглянув в зеркало, я был премного удивлен, увидев, что мои волосы внезапно стали зелеными! У меня даже слов не нашлось, дабы охарактеризовать подобный Его поступок, ведь это было совсем не в Его стиле. Но это было лишь вершиной айсберга. Дел он натворил пруд пруди, и одним из них был этот странный настырный мальчишка, что периодически припирался к Нему в гости. Мальчишка, от которого у меня всегда по коже бегали мурашки.
– Джонни, Джонни, привет! – обычно восклицал он, подпрыгивая на месте и кидаясь в мои объятья, но останавливаясь в полушаге от меня, внимательно и с подозрением оглядывая меня и внезапно бросая что-нибудь типа:
– А… это опять ты… – а затем просто молча уходя.
Подобная незначительная фраза из уст маленького мальчика, возможно, никого другого бы особенно не озаботила, вот только я никак не мог отделаться от чувства, что он, возможно, единственный человек на этой планете, который знает нашу тайну. Но как? Как он понял? Ведь не мог же ему об этом рассказать Джонни? Нет, не мог. Почему? Потому что в скором времени я понял, что он забыл обо мне. Он попросту перестал осознавать, что в его теле живет еще одна личность. И то, что я воспринимал, как его волю поменяться со мной местами, было лишь простым отчаяньем и желанием покончить с этой жизнью. Когда-то, в глубоком детстве, мой разум создал Его, дабы он упростил мое существование, вот только как же так получилось, что теперь именно Я, тот, кто существовал изначально, должен был упрощать жизнь Ему?
Так или иначе, но я решил узнать у мальчика ответы на все вопросы, которые меня так угнетали:
– Что? Опять? Последнее время ты появляешься слишком часто… – нахмурился малыш, недовольно надув губки, – ты совсем не интересный. Дай же мне поиграть с Джонни! – возмутился он, топнув ножкой.
– Джонни, Джонни, Джонни, а кто же, по-твоему, я?! – взвился я, хотя сегодня собирался быть с мальчиком предельно мил.
– Кто? Кто, спрашиваешь? – мой юный собеседник задумался, затем на его губах появилась улыбка сродни оскалу гиены и он, наконец, проговорил, – Я думал, что это Ты ответишь мне на этот вопрос, – пожал он плечами, – Я могу войти? – поинтересовался он тихо.
– Да конечно, – кивнул я, отходя от двери и давая мальчику возможность пройти в коридор. Он быстро разулся и по-хозяйски прошел в комнату, которая принадлежала Джонни. Комната, по-моему, была слишком аляпистой и больше походила на маленький склад ненужного барахла. Была бы моя воля, к чертям выбросил бы всю эту хренотень в окно!
Мальчик уселся на кровать, которая мне никогда не нравилась и казалась слишком мягкой, с минуту он просто всматривался в окно, а затем внезапно заговорил:
– Прежде чем мы продолжим, не мог бы ты представиться?
– Представиться? – удивился я и только сейчас понял, что сделать этого не могу, ведь, по сути, никаким другим именем, кроме того же Джонни, меня не называли, а в придумывании иного имени раньше надобности не было.
– Джонни, разве нет? – наконец отчаявшись придумать себе иное имя, решил я смириться с тем, которое мне в свое время дали мои родители.
– Неправда, – тут же среагировал мальчик, буквально прожигая меня взглядом, – Ты не Джонни…
– Но все меня так называют, – пожал я плечами.
– Потому что тупые идиоты, – возмутился в ответ мальчик, не отрывая от меня внимательного взгляда, – Люди узнают тебя лишь зрительно, не стараясь при этом подключить еще какие-нибудь чувства помимо или просто хоть чуть-чуть пошевелить мозгами. Люди ленивы.
– Зрительно? Я не понимаю о чем…
– Каково твое настоящее имя? У тебя оно есть… точно есть, должно быть… – настаивал мальчик на своем.
– Но я его не знаю! – возмутился я, в отчаянии взъерошивая свои зеленые волосы, – Зачем ты меня мучаешь?! – А правда, зачем? И почему он так уверен, что это имя есть?
– А зачем ты мучаешь Джонни? – задал резонный вопрос малыш.
– Я? Его? Когда? Я даже не знаю, о ком ты! – решил притвориться я дурачком.
– О нем, – нахмурился мальчик, беря в руки зеркало и ставя его передо мной так, чтобы я встретился глазами со своим отражением, – ты забираешь его жизнь. Раньше это было минутной слабостью, но теперь ты появляешься все чаще и чаще, давая ему все меньше времени. Мне это не нравится, – спокойно продолжал он.
– Я… постой… постой-ка, я не понимаю!
– Все понимаешь.
– Я не знаю, о чем ты говоришь!
– Все знаешь.
– Я… ладно, – вздохнул я и, не удержавшись, усмехнулся. Моя театральная постановка не увенчалась успехом, – видимо ты, мелочь, видишь меня насквозь, – вздохнул я, забираясь на кровать в грязных кедах и специально вытирая их подошву о светлое покрывало.
– Не насквозь, но актер из тебя так себе, – холодно ответил мальчик, – Ты ведь прекрасно осознаешь, что с тобой происходит, не так ли?
– Не так ли, – кивнул я, беря с одной из полок над кроватью кубик Рубика и начиная его разламывать, – И что из этого?
– Ты болен…
– Хм… можно ли назвать это болезнью? Скорее… скорее, игра разума. Говорят, в каждом человеке есть добро и зло. А представь, если человека разбить на две части? Будет ли один из них добром, а другой – злом? Если да, кто, по-твоему, Я, а кто – Джонни?
– Джонни добрый! – не задумываясь, выкрикнул мальчик. Такого ответа, в принципе, я и ожидал.
– Добрый? Ой ли… Ты ведь умный малый, верно? Умный, но при этом все же остаешься наивным и слишком доверчивым ребенком. А люди по типу того же Джонни этим твоим доверием пользуются и не краснеют, – вещал я, уже успев выковырять все детали из кубик Рубика и теперь пытаясь его сложить.
– ЭТО НЕПРАВДА!
– Еще какая правда! Думаешь, он просто так сюда переехал и от душевной доброты начал сюсюкаться с каким-то карапузом? Смешно!
– Замолчи! Ты ничего о нем не знаешь!
– Знаю… куда больше, чем ты думаешь! В конце концов, мы с ним единое целое, я живу в его комнате и… к примеру, порой читаю его дневник. Хочешь узнать, что я там вычитал по поводу тебя? – заискивающе приподнял я брови. Все-таки издеваться над этим мальчишкой оказалось очень забавным делом! В такие вот только моменты и понимаю, что жить не так уж и плохо!
– Читать чужие дневники низко! Если ты будешь так поступать, никто и никогда не будет с тобой дружить! – заявил мне малыш, багровея от детского гнева.
– Дружить? – я даже переспросил, подумав, что ослышался, – И нахер мне эта гребанная дружба? Только одиночество дает тебе свободу, а дружба – это лишь очередные путы, гири на шею!
– Это не так!
– Так ты и сам это знаешь, не правда ли? – улыбнулся я, садясь на кровати, протягивая руку к малышу и прикасаясь подушечкой указательного пальца к его лобику.
– Кто ты? – тихо-тихо все же повторил вопрос мальчик.
– Я же сказал, мое имя Джонни… Точнее, Джон.
– Нет… – уверенно мотнул головой мой юный собеседник, – у тебя есть другое имя.
– Разве? – удивился я.
– Да! Джонни говорил мне о тебе. Он говорил, что в виртуалии он словно становится другим человеком!
– Эм… я не думаю, что…
– Ты ведь Лис, не правда ли?!
Мне хотелось сказать мальчику, что он просто не так понял Джонни и что моя вторая личность имела в виду совсем не мое наличие в его теле, но, взглянув в эти большие серые глаза, отчего-то спорить с малышом я не захотел. В конце концов, если он так хочет, для него я могу побыть и Лисом.
– Верно, – кивнул я.
– У тебя DID, не так ли? – тихо продолжил задавать вопросы мальчик.
– DID? Что это?
– Диссоциативное расстройство идентичности, – пояснил малыш.
– Господи, мне страшно слышать такие слова из уст маленького мальчика, изъясняйся попроще, – рассмеялся я, впрочем, догадываясь, что же он имеет в виду.
– Если проще, то у тебя расщепление личности, – обиженно надув губки, пробормотал мальчик.
– Да, именно оно. Это одна из самых распространенных психологических болезней 23 века. Многие, пытаясь скрыться от болезненных воспоминаний, которые в свое время принесла Третья мировая война и долгие годы после нее, подсознательно создают себе более сильные личности, которые должны терпеть все их невзгоды, пока они живут в легком неведении. Они сами добровольно отдают часть своей жизни, дабы жить проще.
– Бред… – отозвался мальчик категорично, – ничего более глупого никогда не слышал. Добровольно, говоришь? Да Джонни даже не подозревает о твоем существовании! И ты пытаешься уверить меня, что он создал тебя специально? Ха! Если бы это было так просто, у меня бы уже была сотня личностей! – воскликнул малыш, – Но сколько бы я ни старался, у меня получается лишь притворяться…
– Если начистоту, не Джонни создал меня, а наоборот… А что касается возникновения второй личности… оно тебе надо? Зачем? Ты же так яростно твердишь о том, что я забираю часть жизни твоего ненаглядного Джонни, но сам… – мальчик на это ничего не ответил, просто плюхнувшись на пол и обняв свои колени.
– Тебе меня не понять, ты обычный, – через какое-то время все же выдавил он из себя.
– Обычный? А ты тогда у нас какой? Особенный? Избранный? – язвительно поинтересовался я.
– А я проклят умом, – тихо почти прошептал мальчик.
– Проклят чем? А, ладно… мне все равно… так или иначе, мне этот твой Джонни не нравится. Он тухлый тип. И с тобой он вовсе не из-за невзъебенной своей доброты. Ты – его работа. Ты…
Я хотел сказать еще что-то, но замолчал под тяжестью этого совсем не детского взгляда серых глаз:
– Я знаю, – побледневшими губами отозвался мальчик, – Я всё знаю. Куда больше твоего. Чего от меня хотят, для чего он учит меня программированию. Я даже знаю, сколько ему платят. И тем не менее. Еще я знаю, что он действительно любит меня. А также то, что он мой единственный лучший друг! И ради этой дружбы я на все готов!
– Любит? Не много ли ты на себя берешь?
– Не много, – спокойно ответил мальчик, внезапно улыбнувшись, – А знаешь, ты ведь тоже не плохой, – заявил он, вставая с пола, – даже открыл мне тайну Джонни. Хотел мне помочь? Я благодарен и, знаешь… теперь я буду приходить, даже если вместо Джонни на пороге увижу тебя! – пообещал он, направляясь к двери комнаты.
– Эй! Постой! Я не могу понять, как ты нас различаешь?
– Как? Куда резоннее будет спросить, как вас можно Не различать, ведь вы до ужаса разные, – улыбнулся мальчик, выходя из комнаты, – До свидания, Лис, и до встречи.
– Это вряд ли…
– Тери… Ты когда-нибудь задумывался о том, что подражание – не лучший выход из ситуации? – поинтересовался доктор Силетти, постукивая кончиком ручки по своему блокноту и каждый раз оставляя на нем новую чернильную точку.
– Подражание? О чем вы? – мальчик изобразил на лице настолько искреннее удивление, что если бы Силетти не был действительно хорошим психологом, он, наверное, тут же попался бы на эту уловку.
– Тери, Лис, ты пытаешься уверить меня… нет, ты пытаешься уверить Себя в том, что не одинок, что в твоем теле живет не одна личность, а две. Но я очень долго наблюдал за тобой, и знаешь, к какому выводу я пришел?
– К какому же… – без энтузиазма поинтересовался Тери.
– Множественная личность – это очень необычное психологическое отклонение, не так ли? Для нас, психологов и психиатров, подобный феномен безумно интересен. Каковы факторы, которые бы могли способствовать появлению раздвоения личности? Ты их знаешь? – поинтересовался доктор, внимательно наблюдая за каждым движением своего пациента.
– Болезненные воспоминания, которые человек пытается забыть, – тут же ответил на вопрос Тери.
– Да, один из факторов именно таков, – согласился мужчина, – Но тебе, Тери, вовсе не обязательно создавать вторую личность дабы спрятаться от своих воспоминаний, потому что в силу своих интеллектуальных способностей ты сам можешь заблокировать все то, что не хочешь помнить. Ты просто взял одно-единственное страшное воспоминание и запрограммировал себя никогда не вспоминать о нем. НО… также ты понимал и то, что полностью стирать подобное воспоминание нельзя, да и не нужно, поэтому ты и оставил как спусковой крючок имя своего друга.
– Друга?
– Именно… как часто мы разговаривали о твоем друге, который застрелился? Ты ведь помнишь его?
– Помню.
– Ты помнишь тот момент, когда забежал в его комнату?
– Помню.
– Вот… вот об этом я и говорю. Тери, ты все помнишь. Или нет? Ведь произошло что-то еще, не так ли?
– Не знаю…
– А я знаю, и вспомнить этот момент ты можешь. Вот только твой разум теперь сам не позволяет тебе этого. Даже когда кто-то нажимает на спусковой крючок, то есть, говорит тебе имя твоего друга, это срабатывает не так, как должно бы, а зачастую не срабатывает вовсе.
– Наверное, крючок русский, – съехидничал мальчик, но психолог, не обратив на его слова внимания, продолжил.
– Да, он открывает тебе то единственное воспоминание, которое скрыто глубоко в твоем подсознании, но при этом как бы отключает твою личность, всего на миг делая из тебя куклу. Нет, Тери, эта кукла – вовсе не некто другой. Это ты – ты же, лишь без воспоминаний и эмоций. Видимо, лишь в таком состоянии ты можешь воспринимать то, что когда-то пережил. Даже под гипнозом ты не можешь рассказать мне, что же там произошло. Твоя защита непробиваема и никакой психолог тебе не поможет вспомнить то, что ты сам вспоминать так упорно не хочешь.
– Пусть так… но о ком же вы говорите? – пожал Тери плечами, упорно рассматривая пол.
– Джонни… я говорю о Джонни… и о его смерти, – тихо проговорил Силетти. Тери вздрогнул, затем поднял на врача пустые жуткие глаза и произнес:
– Вы знаете Джонни? Он умер. Застрелился. Странный парень. Был моим соседом.
– Правда? Кем Джонни был для тебя? Просто другом?
– Джонни? Кто это? – удивился Тери, мгновенно придя в себя.
– Это имя твоего друга.
– Друга?
– Да, с которым ты общался в детстве.
– Разве? Вы ошибаетесь, доктор, – мотнул головой Тери, – Моего друга звали Лис, он был замкнутым и озлобленным, но с ним было интересно.
– Твой друг… Лис? – невольно переспросил Силетти, который за прошлые полтора года общения с этим ребенком ничего подобного не слышал.
– Именно.
– Расскажешь о нем подробнее?
– Ну-у-у… Лис был странным. Он появлялся очень редко, всегда язвил и недолюбливал меня. Единственным, из-за чего он со мной общался, было то, что лишь я знал о его существовании.
– И как же это понимать?
– У него был DID. Кроме того, Лис был главной личностью. Он появлялся безумно редко, называл себя выдуманным именем, он даже иногда забывал, кто он есть… но знаете, я его уважал… и я хотел бы быть таким, как он… знаете, почему?
– Почему же? – заинтересованно спросил Силетти.
– Он был свободным! Он пожертвовал всем, даже своим существованием ради того, чтобы в недолгие мгновения, когда он возвращался в этот мир, он был абсолютно свободным!
– И ты стремишься к тому же?
– Нет… я ни к чему не стремлюсь и ничего особенного не делаю.
– Да, но ты пытаешься уверить себя в существовании Лиса, того, кто куда злее тебя, того, кому не нужны друзья и кто презирает все человечество.
– Но вы же понимаете, что Лис – это всего лишь я? – спокойно осведомился Тери.
– Понимаю.
– Я не делаю ничего сверхъестественного. То, что я назвал свое настоящее состояние именем своего друга, именем Лиса. Ну и что? Что с того, что я взял себе второе имя? Ведь сейчас так делают все!
– Я не совсем…
– Да что тут непонятного! Вы знаете, в чем особенность человека как вида? Человек может приспособиться ко всему! Если вы возьмете котенка, когда он еще слепой и начнете воспитывать его как человека, котенок останется котенком. А вот с людьми все совсем не так. Попав к собакам, человек становится собакой! Попав к волкам – волком. Нет, конечно, внешне он останется человеком, но его разум подстраивается под то, что видит! Проще говоря, если бы не было этого идиотского общества, на которое мы постоянно наезжаем, не было бы и нас самих. Мы твердим о толпе и считаем себя индивидуальностями, вот только мы и есть толпа. Да, толпа состоит из индивидуальностей, виртуозно изображающих из себя примерные ячейки общества. Вот только в реалии у всех свои тараканы в голове, у всех свои заморочки и каждый сам себе на уме. Если когда-то и была Толпа, то сейчас это понятие не актуально. Знаете, почему? Большая часть бесхарактерных и ни на что не способных людей погибла в Третьей Мировой войне, сыграв потрясающую роль никчемных пешек. Выжили сильнейшие! И счастливчики. Но даже после войны сколько лет пришлось восстанавливать экосистему, города, со сколькими новыми болезнями столкнулось человечество! Погибли миллиарды! Поэтому сейчас такое понятие как толпа… оно нам больше не нужно. Мы все лишь притворяемся… На людях – одни, наедине с собой, совсем другие.
– Тери, ты, конечно, прав, но…
– И никаких Но! Есть, конечно, люди, которые бегают и всем твердят, что они всегда говорят то, что думают, и ведут себя так, как хотят. Они этим гордятся и думают, что охереннее позиции в этой жизни не найти, но, по мне, это ограниченные люди! Нет, в нашем геноме заложено желание подстроиться, желание притворяться и делать вид, что мы такие же как все, знаете, зачем? А все потому, что свои истинные способности надо показывать лишь в нужные моменты жизни, а не всегда и всем. Это никому не нужно, да и вредно.
– Прошу тебя, Тери, успокойся…
– Люди должны оставаться загадками для окружения. Как тот же Скру – мой якобы глупый одноклассник. В одном из разговоров с ним с его губ сорвалась фраза «Чем спорить с тобой, я лучше съем бутерброд» – фраза из его уст казалась до ужаса идиотской, и тем не менее, если отбросить все предвзятости, Скру совсем не глупый парень. Он прекрасно осознает мое интеллектуальное превосходство над ним так же, как и понимает, что переспорить меня ему не получится, поэтому уж лучше он пожует свою колбасу и отделается малой кровью!
– Пусть так, но я не совсем понимаю, к чему ты все это говоришь?
Но Тери врача уже не слушал. Его глаза лихорадочно блестели, и казалось, даже если он очень захочет замолчать, поток слов, что из него лился, остановить не сможет даже он сам.
– Вся фишка нашего мира в данный момент состоит в том, что выжить в нем может либо приспособленец, коими является 99% населения, либо действительно сильный человек. В нем должны сочетаться как физическая и умственная сила, так и сила воли. Железный непоколебимый стержень. Жаль, таких единицы. Я, к примеру, слаб. Слаб и осознаю это. Но так же я знаю, что постоянно притворяться не смогу. Мне просто станет скучно. Поэтому для дальнейшего существования мне нужен кто-то, на которого я смог бы опереться. Как вы думаете, удастся ли мне найти подобного человека? – Тери наконец-то начал успокаиваться. Силетти, что все это время делал в своем блокноте одну пометку за другой, оторвал взгляд от исписанного собой же листка и мягко улыбнулся мальчику.
– Я уверен, что ты найдешь такого.
– Хм… Хотелось бы в это верить.
Возможно, одно из самых странных и ужасающих человеческих чувств – паника. Ощущая ее, на что человек способен? Да ни на что. У него остается всего два варианта поведения. Либо он бегает по улицам, крича о том, что скоро все умрут, вырывая из головы клоки волос, давясь слезами и соплями и полностью забывая о гордости, принципах и человечности. Либо он всеми силами подавляет это чувство, остается внешне невозмутимым и спокойным, хотя внутри у него все подрагивает, а к горлу подкатывает комок.
