Текст книги "Семь кругов Ада (СИ)"
Автор книги: Mr Abomination
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 94 страниц)
– И все-таки от тебя я такого не ожидала, —продолжала сокрушаться Мифи. Я решил было обидеться на подругу и начать ее игнорировать, но первая же ее фраза выбесила меня настолько, что я позабыл об обеде молчания:
– В каком это смысле?
– Переспать с Ником, а на следующий день сосаться с Зуо… Жесть, Тери! Ведешь себя как… – она осеклась, видимо заметив мой взгляд.
– Кто бы говорил, – одними губами прошипел я, в ярости сжимая комок с тестом так, что оно просочилось между моих пальцев в виде тонких вермишелей. – Я тебе и раньше говорил, что мне нравится Зуо! А ты мне Ника пропихивала ради каких-то нанитовских челюстей!
– Клыков, – деловито поправила меня Мифи, но я пропустил это мимо ушей.
– А сейчас я возможно, наконец-то, добился своего счастья и не надо меня этим попрекать. А Нику твоему вообще, кажется, срать с кем трахаться! Это видимо у вас, у Нанитов, в порядке вещей! – бросил я напоследок и начал раскладывать колобки теста на маленьком противне. Я морально ожидал, когда взорвется и Мифи, начнет орать, вопить и плеваться ядом. Но ее действия оказались куда менее громкими. Она просто со всего размаха влепила мне тестом в лицо. А когда я открыл, было, рот, чтобы начать возмущаться, добрую часть будущего печенья использовала в качестве кляпа. Меня почти тут же замутило, но сдаваться так просто я не собирался. Сам схватил со стола пару колобков и уже прицелился ими в Мифи. Наша перепалка точно бы перешла в драку, если бы не учитель, которая одним лишь «Кхем» мгновенно остудила наш пыл.
– Попрошу вас, Фелини, не есть сырое тесто. Потерпите до того, как печенье будет полностью готово, – по классу прокатились ехидные смешки. – А вы, Лэйри, не так хорошо готовите, чтобы кормить своего одноклассника еще не готовым… Ведь и готовым кормить его будет довольно опасно, – хмуро обратилась она к Мифи, заставляя мою подругу краснеть от стыда. Да, она готовила хуже всех в классе. А я был одним из лучших, потому что только здесь имел возможность есть постоянно. Проблема заключалась в том, что есть приходилось еще и стряпню Мифи, которая действительно угрожала жизни окружающих.
– Прости меня, – послышалось робкое минут через десять после молчаливых катаний колобков и посыпания их ванилином и кокосовой стружкой. – Я не хотела рассказывать про вас с Ником всей школе. Но… Просто… О тебе опять начали болтать всякие гадости: что ты, якобы, неказистый недотрога, ботаник и тронутый на всю голову. А главное заявили, что тебе никогда никто не даст. И мне стало так за тебя обидно! Я возьми да ляпни про вас с Ником. А слухи быстро расходятся… В общем… Ник мне тоже уже многое высказал, – подруга выразительно шмыгнула носом.
– Ладно. Не парься, – примирительно вздохнул я. – Главное про нас с Зуо никому не рассказывай, иначе он меня закопает. Потом тебя. А затем и всю школу.
– Тебя-то он не тронет, вы ж теперь парочка!
– О, Да! Парочка! Но его это не остановит. Скорее наоборот, – я вновь улыбнулся.
– И тебя это устраивает? – Мифи скорчила гримасу недоумения.
– Более чем! – с готовностью закивал я.
– Попахивает мазохизмом.
– Сам знаю, – горестно вздохнул я, при этом не прекращая глупо лыбиться.
– Одного не пойму, как ты заставил Зуо встречаться с тобой?
– Никого я не заставлял! – насупился я. – Он сам!..
– О да, Тери, нашел, кому по ушам ездить. Я слишком хорошо тебя знаю, и слишком хорошо вся школа знает характер Зуо. Он скорее говна сожрет, чем добровольно свяжет себя отношениями! Ты шантажировал его? Угрожал? Ревел?
– Все и сразу, – фыркнул я недовольно. – Можно подумать меня уже и полюбить нельзя…
– О, начинается, – хлопнула себя по лбу Мифи. – Я не имела в виду ничего подобного, не коверкай мои слова. Тебя могут полюбить. Многие могут. Но не Зуо. Ведь это… Зуо! Тери! Больной психопат Зуо! Кошмар всей школы, если не всего города!
– Не такой уж он и кошмарный, – гнул я свою позицию.
– Ага, и синяк у тебя на скуле, конечно же, от падения и удара об унитаз! А все остальные синяки, которые я, безусловно, отыщу на каждом квадратном сантиметре твоего тела, так же падения с табуреток, лестниц и из окон! И все Случайно! Тери… Он чертовски силен и не контролирует себя. Он опасен.
– Ну, я-то от него ушел не далеко, – начал оправдываться я.
– Вот уж точно, – внезапно согласилась Мифи, выключая духовку и вытаскивая из нее противень с предыдущей порцией печенья, в создании которой я не участвовал. – Попробуй! Я в некоторые из-них запихала записки с предсказаниями! Выбирай скорее!
Я с опаской взял одно печенье, надкусил ее… На вкус оказалась жуткая гадость. Как можно настолько испоганить стандартное тесто? Это же загадка века. Феноменальные способности, не иначе. Обыкновенный человек из обыкновенных продуктов такое дерьмо сворганить не в состоянии!
И все же героически проглотив кусочек, я выудил из печенья клочок бумаги, развернул его и пробежался взглядом по тексту. «ТЫ СДОХНЕШЬ МЕДЛЕННОЙ И МУЧИТЕЛЬНОЙ СМЕРТЬЮ!» – вещало предсказание.
– Мило… – оценил я шутку юмора. – Но не правдоподобно, – начал я было критиковать подругу, когда почувствовал, как в животе моем зарождается атомная война. Причем с гонкой вооружения и сплошным геноцидом!
Ни Мифи, ни преподаватель не удивились и не стали меня останавливать, когда я вскочил со своего места и стартанул прямиком в туалет. Никого из класса такая реакция на стряпню Мифи с моей стороны не удивила.
Вот она! Мучительная и ужасная! Та самая смерть! Она уже приближается. Я чувствую.
====== Четвертый круг Ада: 29. Кем были, кем стали... ======
Две маски, два страха, две жизни, два шага и одна судьба...
Тебя не устраивает этот мир? Хочешь его изменить?
Не проще ли просто посмотреть на него другими глазами?
Попробовать ощутить его иначе?
Поменять угол своего зрения?
Ты не Бог, и не в силах перевернуть мир вверх тормашками по одному только своему желанию, как бы ни старался…
Зато ты можешь изменить ракурс, под которым будешь на этот мир смотреть…
Ведь их так много, точек зрения, так зачем зацикливаться на одной-единственной?
Изменится ли что-нибудь? Мир? А может ты сам?
Очухайся, неизменное неизменно…
Ты просто станешь чуточку счастливее…
Ты ведь способен на подобное? Или на это твоей гениальности уже не хватает?
Мальчик сидел на мягком диване в пустой комнате, в полумраке, не обращая внимания на тонкие полоски солнечного света, что пробивались сквозь плотные темно-синие шторы. И размышлял. Размышлял о многом: о жизни, о смерти, о себе, о мире, о счастье и о том, что все это – чушь собачья.
«Что такое жизнь? Это легкие? Сердце? Мозг? Их обобщенное функционирование? Это и есть та самая бесценная жизнь?» – думал он, смотря на левую ладонь, прощупывая пульс на запястье, ощущая, как бьется его сердце. По какому принципу? По какому закону? И как все это появилось?
«Не понимаю…»
«Тогда что же такое смерть? Это легкие? Сердце? Мозг? Больше не функционирующие? Холодный кусок мяса?» – продолжал он, сжимая маленький кулачок до тех пор, пока кровь не отхлынула от костяшек, отчего они побелели.
Мальчик сидел на мягком диване, практически утопая в ворохе мягких подушек, бесцельно блуждая взглядом по пустой холодной безжизненной квартире. И размышлял. Размышлял долго... Он обдумывал то, что не пришло бы в голову любому нормальному ребенку. Дети его возраста просто не интересовались столь глобальными вопросами, предпочитая проводить время за разноплановыми играми.
Именно. Они дышат. Играют. Живут. Но он был способен лишь наблюдать за ними. Как отверженный, он часто слонялся по детским площадкам, исподтишка наблюдал за сверстниками, но подойти каждый раз не хватало духу. А так хотелось все изменить. Забыться, отбросить лишние мысли и просто порисовать на асфальте, сыграть в прятки или даже в догонялки, заливаясь смехом и не заморачиваясь на окружающем мире. Он так хотел улыбаться.
Разве это так сложно?
А разве так легко?
Всего лишь подойти к одноклассникам и попроситься сыграть с ними в какую-нибудь игру.
Всего лишь...
Так много.
Так трудно.
Невыносимо!
Мальчик сидел на мягком диване, задыхаясь от слез жалости к себе, тихо скуля, завидуя, презирая окружающих. И размышлял. А в руках у него вертелся плоский диск, заменяющий пульт. И пусть телевизор можно было включить всего лишь голосовой командой. Все это не важно. Не ощутимо. А он хотел чувствовать хотя бы холодную гладь пульта. Он просто щелкал каналы, останавливаясь на каждом не более чем на пару секунд. Мелькала реклама, сериалы, телешоу, мультики. Но все это было безумно скучным.
“Вам твердят, что нужно измениться? Но вы все еще пытаетесь подстроить окружающий вас мир под себя? О не...”
Очередная вырванная из контекста фраза оборвалась переключением на новый канал. Мальчик застыл. Задумался над услышанными словами и переключил обратно. В левом верхнем углу кружился шарик с большой буквой «П» – эмблема, по которой мальчик понял, что никогда этот канал не смотрел и даже не подозревал о его существовании. Но это было и не важно. Он просто слушал немолодого седовласого мужчину с повязкой на левом глазу, что сидел в мягком кресле, посасывал старую трубку и почему-то казался знакомым, уютным, словно был ему, чуть ли не дедом. И в глазах старика плескалась мудрость, которой хотел бы когда-нибудь обладать и мальчик.
– Тот, кто говорит о мире, который якобы можно изменить под себя, глупец, – вещал дедок. – Или же неисправимый мечтатель. Кем мы являемся на этой огромной планете? Лишь песчинками. Муравьями, которых при желании можно сжечь с помощью лупы и солнечного луча. Мы слабы, мы ничего из себя не представляем на фоне вселенной. Вселенной, которой мы не нужны. По натуре мы все одиночки, но так хотим тепла, так жаждем любви, так требуем понимания. Вот вы хотите, чтобы вас понимали? Нет. Не старайтесь заставить вас понять окружающих людей. Это бесполезно! Бесполезно, слышите?! Вы. Сами. Станьте понятными. А если хотите быть довольными миром, будьте довольны тем, что вас окружает. Посмотрите на все по-другому, с другой точки зрения! Разуйте глаза, я вам говорю! Не подстраивайте мир под себя. В этом нет смысла! Подстраивайтесь под него так, чтобы вам было хорошо и уютно. Вот сейчас... Прямо сейчас встаньте с диванов и кресел!
И мальчик поднялся с дивана, заворожено следя за оратором:
– Встаньте, подойдите к зеркалу и улыбнитесь! Не наигранно, не просто для галочки, а искренне! Счастливо! Если вы сможете это сделать, ваша жизнь изменится навсегда! И вы изменитесь вслед за ней!
Мальчик сорвался с места, подбежал к большому зеркалу, что висело в коридоре, и попробовал улыбнуться так, как ему посоветовали. Улыбка получилась жалкой и совсем не убедительной. Но мальчишка не собирался останавливаться на достигнутом. Он четко для себя уяснил, уяснил как никто другой, что эти слова принадлежат не просто безумному старику. Оратор знает больше, чем кто бы то ни был! Возможно, он постиг саму суть счастья и теперь старается поделиться ею с окружающими! Возможно мальчик был единственным, кто смотрел этот канал, кто слушал этого старика, кто осознавал, насколько ценные советы тот дает.
Всего лишь улыбнуться.
Задумывались ли вы, насколько это трудно?
Мальчик улыбался и улыбался, стараясь сделать это искренне, ярко, неповторимо, весело, но получалось с каждым разом все хуже. Может от того, что мальчик уже и не помнил, когда смеялся от души? Когда же это было? Так давно. Почти половину его жизни назад. А что же от этого смеха осталось? Грубая фальшивка, маска. Это было не его лицо, не его глаза, не его губы… Не его душа. И смотрело на мальчика из зазеркалья не его отражение, нет. Там был некто несчастный, забитый, униженный, уничтоженный и растоптанный…
«Разве я такой? Не может этого быть! Я не хочу! Я не буду! Я изменюсь!»
Программа закончилась, а он все стоял у зеркала, все смотрел на фальшивое отражение. И на глазах его наворачивались детские слезы.
«Не получается», – шептали чужие губы. – «Не получается», – отдавалось в пульсе. – «Не получается», – в отчаяние кричала душа.
Он был талантлив во всем. За что бы мальчик ни брался, практически все получалось сразу и без особого труда с его стороны. Так почему же он не мог сделать столь простой вещи. Всего лишь улыбнуться себе и увидеть в своем отражении ключ к счастью?
Пальцы сами собой сжались в кулаки. Вечно обгрызенные ногти вонзились в ладони, оставляя на них глубокие борозды.
Он злился, тихо плакал, неотрывно смотря на несчастное отражение, которое словно доказывало, что он никогда не будет счастлив.
«Никогда?»
«Не может быть!»
«Этому не бывать!»
«Проблема не во мне… Во всем виновато зеркало!»
Мальчик побежал на кухню, схватил табуретку и вернулся в коридор. На миг он замешкался, подумав, было, о последствиях, но вновь встретившись с тоскливым взглядом отражения, не выдержал, размахнулся и со всего размаха ударил табуреткой по зеркальной глади. Послышался звон разбивающегося стекла, и осколки зеркала посыпались на пол. Но к ужасу мальчика, ситуации это не исправило, ибо теперь на него смотрело не одно отражение, а десятки. И эта тоска. Это одиночество! Эта неизбежность, что таилась во взгляде отражений. Все это удесятерилось вместе с осколками.
«Нет! Не хочу!»
«Не смотрите на меня!»
Он упал перед осколками на колени и, не замечая боли, начал бить по отражениям голыми детскими кулачками.
«Не смотрите!»
«Никогда больше не смотрите на меня, не улыбаясь!»
Когда через час вернулась домой мать мальчика, ее ждал неприятный сюрприз. Лишь зайдя в квартиру, она ахнула и безвольно сползла по дверному косяку на пол, в ужасе смотря на развернувшуюся перед ней картину. Ее сын. Ее хрупкий маленький Тери, сидел на зеркальных осколках, заляпанный собственной кровью. Все его руки покрывали глубокие, кровоточащие царапины. Из костяшек кое-где торчали кусочки стекла. Но самым страшным были не раны и кровь мальчика. Куда больше женщину напугала улыбка, что играла на губах ее маленького сына.
– Мама? – улыбался он, излучая такое счастье, словно только что выиграл миллион. – Смотри! У меня получилось! Я улыбаюсь! Искренне!
И никто бы не подверг сомнению его слова. То, что отражало его лицо… Это была не маска. Это было убеждение. Позиция. Новая придуманная жизнь.
– Зуо? Господин Зуо, где вы? – в очередной раз позвал седоволосый старик, с кряхтением нагибаясь и заглядывая сперва под кровать, затем под стол, и стулья. – Господин Зуо-о-о, – позвал он чуть громче, вытащив на миг изо рта замусоленную трубку, – где же вы?
Ответом ему была тишина. Лишь через пару секунд послышался чей-то беспомощный еле слышный всхлип, донесшийся из шкафа.
– Господин Зуо? – удивленно пробормотал старик, приближаясь к шкафу и осторожно приоткрывая его дверцу. Его подопечный обнаружился внутри. Забившись в самый угол глубокого шкафа и завернувшись в спавшую с вешалок одежду, мальчик сотрясался от беззвучных рыданий. – Господин Зуо, ваш день рождения...
При упоминании этого праздника, до того тихо всхлипывавший беспомощный комок разревелся в голос.
– Зуо? Мальчик мой, – уже куда ласковей позвал старик, не без усилий присев перед шкафом на корточки. Давали о себе знать старые суставы.
Мальчик, наконец, высунулся из-за одежды, затравлено оглядел комнату и, словно убедившись, что никого кроме старика в ней нет, кинулся к мужчине, вцепился в его шею и уткнулся лицом в его грудь. По щекам его струились слезы. Старик, привыкший к сдержанному и холодному Шаркису-младшему, маленькой копии его отца, подобным всплеском эмоций со стороны мальчика был буквально обескуражен.
– Что произошло? Чем вы так расстроены? Поделитесь, вам станет легче. Обещаю, что этот разговор останется между нами, – прошептал старик, начиная поглаживать Зуо по голове, таким образом, стараясь успокоить ребенка. Какое-то время мальчик продолжал тихо плакать, не произнося ни слова. Но даже самая страшная истерика когда-нибудь заканчивается, потому и слезы Шаркиса-младшего вскоре высохли. На его детском лице обрисовалась привычная холодная маска равнодушия. Старик даже решил, что мальчик так ничего и не скажем ему, но тот, расположившись поудобнее рядом со стариком тихо зашептал:
– Сегодня был самый ужасный день рождения в моей жизни. Все эти люди, что пришли на банкет, мне отвратительны,– выговорил он, уставившись в одну точку.
– Отвратительны? Может быть, – не стал спорить старик, тем более, что он был полностью согласен с Зуо.
– Не хочу становиться таким же, как они. Не хочу ненавидеть весь мир, как мой отец. Не хочу топтать всех, кто меня окружает. Хочу нормальную жизнь. Любящих родителей. Друзей!
– Друзей найти вам никто не мешает, – не слишком убедительно возразил старик.
– Мешает! Отец мешает! Он запрещает мне всё, что кажется ему бесполезным! Зачем мне друзья, когда он готовит меня к управлению его империей?! Зачем мне кино и комиксы, когда я должен штудировал опусы о политике?! Надоело! Я устал! Я хочу жить своей жизнью, а не становиться копией отца, превратившись в его марионетку! Но… Что я могу поделать? Ведь я так слаб.
– Нет, здесь вы не правы, господин Зуо. Вы очень сильны. Просто не осознаете этого, потому что ни разу не выигрывали.
– Не это ли подтверждает мою слабость?
– Нет, это лишь говорит о том, что ваши противники сильнее вас, НО... даже если взять чисто физический аспект, вы ведь никогда не дрались ни с кем, кроме своих учителей и отца, не так ли?
Мальчик на это сдержанно кивнул.
– А не хотите проверить свои силы вне стен этого дома? – хитро заулыбался старик.
– Я... А Это возможно? – встрепенулся Зуо.
– Конечно, возможно, мой мальчик. Только тихо, – прошептал старик, поднимаясь с пола и маня подростка за собой. Они спустились на нулевой этаж, прошли лабиринт пустых комнат, о предназначении которых ни старик, ни Зуо знать не хотели, пересекли обширный хозяйский гараж, а оттуда попали в небольшой гараж прислуги. Старик открыл дверцу старенькой миниатюрной машинки и сел за руль, Зуо же разместился на пассажирском сидении рядом со стариком.
– Куда мы поедем? – поинтересовался он с легким возбуждением.
– В одно не самое благоприятное местечко, – не прекращая улыбаться, ответил старик и завел мотор. Машина чихнула, проклокотала что-то невнятное, но сдвинулась с места. Автоматические двери гаража медленно зашелестели, поднимаясь вверх и выпуская автомобиль из гаража. Старик мягко выехал на подъездную дорожку, а оттуда на городскую трассу.
Зуо редко бывал за границами элитных районов, его почти не выпускали из дома помимо походов в школу, поэтому смотрел в окно он во все глаза. На город опустилась глубокая ночь, улицы освещали тысячи разноцветных огней и это завораживало. Манящие, игривые, почти гипнотизирующие вспышки блестели то тут, то там. Цветной калейдоскоп казался Зуо фантастически красивым и удивительным, он захватывал дух и производил неизгладимое впечатление. Не удивительно, что на какое-то время мальчишка отвлекся от гнетущих мыслей, полностью поглощенный зрелищем. Лишь когда старенькая машинка остановилась около какого-то полуразрушенного здания в злачном районе города, Зуо встревожился.
– Что... что мы собираемся делать? – запинаясь, спросил он.
– Проверять ваши силы, естественно, – улыбнулся старик, кивая на тени, что мгновенно окружили машину.
– Кто это? Что им от нас надо? – запаниковал было мальчик, но старик его осадил:
– Успокойтесь, господин Зуо. Вы сильнее их всех вместе взятых. А что они хотят? Много чего. Машину. Деньги. Мою жизнь и, безусловно, ваше юное тело. Выбирайте сами, что вам больше по душе.
– Мое тело? – глаза у мальчика округлились. – О чем ты говоришь?
– Вы прекрасно знаете, о чем. Вам уже четырнадцать. Вы взрослый мальчик и должны понимать... – старик не договорил, прерванный внезапным ударом по лобовому стеклу прямо перед ним. Окно разлетелось на куски, и пара осколков попала в лицо старику, а один и вовсе вонзился ему в левый глаз. Он тут же ахнул и закрыл лицо ладонями, но больше ничего не предпринял.
– Что? О нет! Господи! Что мне делать?! – закричал мальчишка, хватаясь за голову и вжимаясь в сидение машины. Сейчас он казался слабым и беззащитным, но старик-то знал, какая сила кроется в этом человеке на самом деле.
– Вам всего лишь надо поверить в себя, – прохрипел он, стараясь перекричать оглушительное улюлюканье и дикий смех, что окружили машину со всех сторон. – Идите, господин Зуо... Идите и покажите, кто здесь главный, – подтолкнул он мальчика к двери. Зуо ошарашено взглянул на старика, на сочащуюся из его глаза кровь, и подчинился. Он неуверенно приоткрыл дверь автомобиля и уже было ринулся наружу, но прежде старик поймал его за руку, привлек к себе и прошептал почти на самое ухо:
– Вы думаете, что несчастны, но это не так. Все в ваших и только ваших руках. Научитесь получать удовольствие от того, что вас окружает. Вы меня поняли?
Мальчик кивнул, неуклюже выбрался из машины, но боевую стойку принять не успел. Удар битой в район живота позволили избежать рефлексы. Зуо сам удивился собственной проворности. Быть может удача? Мальчика знобило от страха. По телу пробегали судороги, во рту пересохло, горло словно сковал удушающий ошейник. Он не мог нормально дышать и контролировать свое тело тоже не мог. Но даже в таком состоянии уклоняться от нападающих оказалось удивительно легко. Противники Зуо двигались слишком медленно и неумело. Они были слишком предсказуемы. Настолько, что уже через пару минут Зуо веселился, издеваясь над их неуверенными потугами навредить ему.
“Какие они слабые! Я вижу каждое их движение!” – думал Зуо с восторгом, отнимая у одного из нападающих палку и со всего размаха ударяя ею в лицо другому. Зуо почти ощутил, как проламывается нос несчастного под этим ударом, услышал неприятный, но будоражащий кровь хлюпающий хруст, почувствовал несколько горячих капель чужой крови, что попали ему на руки и, наконец, понял, что имел в виду старик. Да... От этого действительно можно получать удовольствие. И ему захотелось вновь услышать хруст ломающихся костей, еще раз ощутить горячую кровь на своих руках, почувствовать себя всесильным, непобедимым, доминирующим, ощутить Власть над чужой жизнью. Эти ощущения оказались сильнее любого наркотика.
– Хорошо поработал, – ухмыльнулся мужчина, что сидел за огромным письменным столом, сложив руки домиком и смотря на старика исподлобья.
– Да, благодарю. Хотя, как видите, я слегка пострадал, – улыбнулся тот, указывая на свой глаз.
– Мой мальчик вырос, – полностью проигнорировав жалобу старика, улыбнулся мужчина. – Великолепное видео. Я наслаждался каждой секундой, – он не смог сдержать торжества в голосе. – Что же касается вас. Полагаю, вы будете все еще в состоянии вести свою программу и с одним глазом, не так ли?
– Верно, – согласился старик, так же улыбнувшись. – Главное, чтобы эта программа у меня была.
– Будет. Уже есть. Целый канал, – кивнул мужчина, протягивая старику документы.
– Премного вам благодарен.
– Благодари не меня, – кивнул мужчина в сторону монитора, на котором в стоп кадре замерла фигура Зуо, в этот самый момент ломающего руки одному из своих обидчиков. На лице мальчика играла удовлетворенная улыбка, глаза горели, лицо раскраснелось. Он был в восторге, и все это ему действительно нравилось. – Если бы он повел себя иначе, вы бы уже не вернулись.
– Как хорошо, что вышло иначе, хвала небесам, – ответил старик, поднимаясь со своего места и ковыляя к входной двери. Сегодня он в последний раз видил этот дом, этого человека, и даже Зуо. И, о, как же он был этому рад!
Через две недели из дома ушел уже Зуо.
====== Четвертый круг Ада: 30. История Тосама ======
В этом доме всегда было удивительно тихо, но тишина эта носила какой-то тревожный негативный характер. Она витала в атмосфере, походя на вязкую патоку, сгущающуюся в особенно темных углах, окутывающую каждый сантиметр дорогой мебели, хрустальных люстр, неизменно зашторенных окон. Она была повсюду и, казалось, даже если попробовать ее разорвать, у тебя это попросту бы не получилось. Твои слова утонули бы в этой тишине, и ты, окунувшись в нее с головой, сначала потерял бы ориентацию, а затем и вовсе сошел с ума, не выдержав этого беззвучного давления.
Причиной того, почему в этом доме царила подобная тишина, было то, что в огромном роскошном особняке жили всего пара человек, не считая прислуги. Но слугам строго-настрого было запрещено попадаться на глаза хозяевам без серьезных на то причин, поэтому они старались вообще никак своего присутствия не обозначать, пока того от них не потребуется. Убирались, лишь зная, что хозяев нет дома, завтраки готовили и сервировали столы, зная до минуты, когда каждый из обитателей этого особняка проснется и решит спуститься вниз. Искусству оставаться незамеченными, выработанному прислугой в этом доме за долгие годы работы, могли бы позавидовать профессиональные киллеры, хотя кто знает, кем эти люди были раньше.
Парень, что ненавидел тишину, зевая, вышел из своей комнаты, которая располагалась на третьем этаже, прошел к широкой и величественной лестнице и, облокотившись на перила, окинул взглядом огромный холл. Изысканная мебель из красного дерева, десятки стеллажей, на которых покоились уникальные издания древних авторов, картины прошлых веков, стоящие сотни тысяч – все это было настолько дорогим и этой роскоши было настолько много, что в совокупности получалась какая-то безвкусная дешевка. Парень, что ненавидел тишину, невесело ухмыльнулся, подумав о том, что обязательно убрал бы как минимум половину из того, чем был перегружен холл, будь это его дом. Но он пока еще принадлежал его родителям, поэтому парню, что ненавидел тишину, ничего не оставалось, как отвести глаза и, стараясь больше не смотреть на буйство кича, спуститься по лестнице на первый этаж и выйти из огромного холла к маленькому коридорчику. Коридорчик, по сравнению с холлом, парню, что ненавидел тишину, нравился куда больше. Он был очень светлым, без излишеств. Золотисто-красные стены гармонировали с шелковой тканью, закрывающей потолок ровными складками и оборками. Из правой стены на одинаковом расстоянии друг от друга буквально расцветали лилии – это были искусно сделанные из прозрачно-черного стекла цветы с раскрывшимися бутонами. Они играли роль подсвечников, которые являлись единственным источником света в этом узком длинном помещении, что было очень странно, если не дико для XXIII века. Конечно, в этом коридорчике еще были и окна, причем очень большие и способные даже ночью освещать его лунным светом, но здесь, как и в любой другой части дома, все окна были плотно занавешены. В данном случае окна закрывали темно-бордовые шторы из какой-то плотной ткани, отливающей при определенном угле зрения перламутром. Парень, что ненавидел тишину, прошел по любимому коридорчику медленно, невольно улыбнувшись и вздохнув легче. Правда, магия красно-золотой гаммы была почти тут же разрушена очередным кичем уже второго холла, в котором он оказался. Но парень, что ненавидел тишину, уже был морально к этому готов, он давно подметил один самый темный угол, смотря в который можно было отвлечься от безобразной аляповатости, что давила на глаза. Так, смотря в одну точку и почти на ощупь, парень, что ненавидел тишину, преодолел и второй холл, нашарил рукой большую холодную ручку двери, что была покрыта золотым напылением, и потянул ее на себя. Дверь открылась легко и без какого-либо скрипа, приглашая гостя внутрь. Парня, что ненавидел тишину, тут же окутал густой табачный дым, и словно именно он и затащил его в большой кабинет. Хотя можно ли было назвать это кабинетом? Интерьер тут был удивительно лаконичен, если сравнивать его с холлами или даже коридорчиком: абсолютно черные стены, с непроницаемыми матово-черными шторами на окнах, сквозь которые не проникала и толика солнечного света. Его заменяла тусклая старая черная лампа, что стояла на длинном узком Белом столе. Данный предмет мебели явно выбивался из основной гаммы, но это придавало какой-то неповторимый шарм всему кабинету. Перед столом было одно единственное кресло для гостей, за столом же сидел худощавый мужчина в белоснежном халате, очках и с копной вьющихся темных волос.
– Ты звал меня, отец? – подал голос парень, что ненавидел тишину, и мужчина лишь теперь обратил на него внимание.
– Да-да, садись, – кивнул он на кресло, и гость медленно прошел через длинный и почти пустой кабинет к белому столу. Кресло лишь казалось мягким, но сидящему на нем оно явно приносило один лишь дискомфорт и все же парень, что ненавидел тишину, умудрился-таки расположиться в нем как можно удобнее.
– Я уже и не знаю, кто Он такой… – без предупреждений и формальных фраз начал разговор мужчина и парень, что ненавидел тишину, тут же навострил уши, вслушиваясь в каждое его слово. Он знал, что повторять никто ему ничего не будет, а мышление, или это можно скорее назвать стилем разговора мужчины, было таковым, что самое важное могло незаметно проскользнуть между слов, и парень что ненавидел тишину, должен был обязательно это уловить. Впрочем, сегодня все обстояло куда проще:
– Что ты имеешь в виду?
– Он не кажется мне тем, кто может создать ПКО-вирус. Он странный… Безусловно, необычный… Мне кажется, даже слегка безумный. Его биография и личное дело, все это очень интересно! Но… откуда он и кто он есть? Я не понимаю этого… И думаю, ПКО-вирус он бы не написал… – пожал плечами мужчина и вновь уткнулся в нечто похожее на старый карбюратор, лишь увитый сотнями проводков, усыпанный кнопками и разноцветными лампочками.
– Он умен, – возразил парень, что ненавидел тишину.
– Чертовски умен, – подтвердил мужчина, отсоединяя часть проводков, и внимательно их разглядывая, – в том-то и дело… – добавил он чуть погодя.
– Я как всегда не понимаю тебя, – осторожно признался парень, что ненавидел тишину.
– Тебе и не надо, – ухмыльнулся мужчина, но все же добавил, – Его не интересуют какие-то там люди, а значит, подобный вирус специально бы он не написал, мог бы написать случайно в силу своей талантливости, но, думаю, с его интеллектом понятие случайности в данной ситуации как таковое исчезает вовсе.
– Так значит… Значит мне…
– Нет, мы будем наблюдать за ним и дальше. Даже если он и не создатель ПКО-вируса, данный экземпляр уникален, и я не позволю подобному таланту пропасть. Он нам нужен. Но… У нас есть одна проблема, – мужчина, наконец, оторвался от карбюратора, открыл один из ящиков стола и выудил оттуда ярко-желтый конверт, который и оказался в руках у парня, что ненавидел тишину, уже через секунду. Недолго думая, он открыл конверт и вытащил оттуда фотографию высокого бледного брюнета с яркими желто-зелеными глазами и кривой злобной ухмылкой.
