Текст книги "Туман и гроза (СИ)"

Автор книги: Lacysky

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)

– Ты решил сообщить мне об этом в два часа ночи?

– А ты занят? – удивляется Николай, обводя взглядом полутёмный коридор. Где-то наверху громыхает музыка. – Ведь точно не спишь. Опоздаешь ещё завтра в Службу.

– Завтра воскресенье.

– А, выходной. Это хорошо.

Николай заходит, аккуратно и медленно снимая с себя смокинг и сдёргивая бабочку.

– У тебя есть что-нибудь поесть?

– Можно заказать пиццу. Виски будешь?

– Давай. Эти дурацкие пузырьки никак не смываются.

– Какие пузырьки? – Кирилл явно озадачен, кидая в сторону Николая странный взгляд.

На кухне распахнуто окно в летнюю ночь, полную стрекота кузнечиков и сладкого запаха клевера. Пока Ард гремит бутылками бара, Николай буквально вскарабкивается на стул, пытаясь устроиться поудобнее.

– Такие… щекочут нёбо.

Кирилл со стуком ставит на стол два бокала, до краёв полных виски. Вместо них Николай выхватывает из его рук целую бутылку. На языке вкус дыма и земляного торфа.

– Намного лучше. Ого!

Он пересаживается на подоконник, высовываясь из окна наполовину и закидывая голову в небо.

– Ничего себе луна! Давно я такой не видел.

– Коля… – Кирилл закуривает, оглядывая друга с головы до ног и припоминая все их годы дружбы. – Ты что, пьян?

– Вдрызг, – кивает Николай, втягиваясь обратно и заставляя Кирилла поперхнуться дымом. – Сначала этот приём, потом я поехал в какой-то бар… не помню. Смыть приторный привкус шампанского. Знаешь, почти никакой разницы. Только мир…

От взмаха руки в воздухе рассыпается земляная крошка. Николай хватается за занавеску, удерживая равновесие. Он падает обратно на стул, на удивление ловко хватая бутылку с виски. Кирилл знает, что когда Поулг хочет, может перепить кого угодно.

– А знаешь, давай приготовим пиццу сами! – осеняет того гениальная мысль. Он уже закатывает рукава рубашки, твёрдо направляясь к плите.

– Ты серьёзно? – Кирилл не в восторге от кулинарных экспериментов на своей кухне, но спорить бесполезно.

– Более чем. Я загуглю рецепт. В конце концов, умею же я варить зелья. Что тут сложного…

Спустя два часа и три бутылки виски оба в муке и крошках сыра признают, что заказать пиццу было весьма неплохой затеей.

Николай медленно моргает, устроившись на подоконнике с подтянутыми к груди коленями и глядя на занимающийся рассвет и блекнущие звёзды, пока Кирилл пускает табачный дым в потолок, растянувшись на полу.

На кухне взвесь мучной пыли, разбитые скорлупки от яиц и ленивые завихрения магии обоих.

– Кирилл?

– М?

– К чёрту всё. Подпишу у Шорохова отпуск и отправлюсь куда-нибудь подальше.

Тот молчит.

– Не получится, – наконец тихо раздаётся с пола.

– Почему?

– Потому что тени везде.

– Возможно, однажды их не станет.

– Возможно.

Рассвет мешается с дымом и запахом бергамота. Оба знают, что этого никогда не будет. Но на исходе ночи можно позволить иллюзиям захватить себя хотя бы на пару мгновений.

Кирилл задрёмывает, чтобы в следующее мгновение проснуться от громких ругательств Николая, соскользнувшего с подоконника в кусты под окном. Что ж, по крайней мере, они всё ещё есть друг у друга.

========== -28– ==========

Комментарий к -28-

Музыка к Николаю и Кириллу:

Агата Кристи – Сердцебиение (https://music.yandex.ru/album/2849406/track/24442533)

Музыка к Николаю и Диме:

Metallica – Devil’s Dance (https://music.yandex.ru/album/3267/track/39491)

Два года назад

Николай окружен блеском ослепительных улыбок и отливающих чёрным и бледным серебром изысканными костюмами и платьями. Сдержанно и едва ли не скупо принимает поздравления, делая вид, что не обращает внимания на шёпот за высокими колоннами просторного зала.

Он слишком молод. Да разве он справится? Лёгкая же добыча теперь Служба…

Кто-то листает свежий номер глянцевого журнала со светскими новостями и интервью с Николаем Поулгом, и.о. начальником «мистической Службы стражей». На развороте строгая чёрно-белая фотосессия, только на последней фотографии в цвете Николай подмигивает в камеру.

– Поздравляю.

Короткое рукопожатие с Димой Мойовой. Строгий костюм, в носу блеск пирсинга, светлые волосы на кончиках чуть вьются колечками.

– Наверное, вы гордитесь собой. Ведь такое достижение – получить в наследство Службу по прямым стопам своего наставника, – в словах Димы толика яда. – Вам просто-таки несказанно повезло.

– Я надеюсь оправдать ожидания Игоря Евгеньевича.

– У вас наверняка полно идей, что теперь делать со Службой? Или переключитесь на красование в модных журналах?

– Моя главная цель – выверенная работа стражей. Чтобы остальные маги могли спокойно жить без угрозы теней вокруг.

Николай предельно искренен, но Дима едва ли не с разочарованием поднимает светлые брови.

– Это… звучит благородно. Но согласитесь, мало, кто становится во главе такой структуры в вашем возрасте. Некоторым приходится добиваться всего самим.

– Вам ли жаловаться? – усмехается Николай. – Аманда без вас не обходится.

– Да, – заявляет Дима, отчасти польщенный признанием. – Мои успехи не оставлены без внимания, а…

Его прерывает звонок телефона в кармане пиджака Николая.

– Прошу прощения, это уже мой секретарь. Да, Варя. В парке? Две команды печатников туда, пусть проверят следы. Нет, я не поеду, – с горечью признаётся он, понимая, что отныне прорывы его должны интересовать его только как руководителя. – А, Кирилл поехал. Держи меня в курсе.

Дима с напускным скучающим видом ждёт конца разговора, недовольно и с пренебрежением поджав губы, а во взгляде явно читается «мне бы так приказы раздавать». А на короткое Николая «извините, Служба» лишь фыркает и кидает:

– Пожалуй, выпью ещё бокал шампанского. А то вдруг Аманда тоже сейчас посчитает, что мне надо вернуться к работе.

Дима ввязывается в разговор со стайкой девушек, пока к нему и правда не подходит глава Бюро с каким-то небольшим поручением или просьбой.

Интересно, здесь есть хоть что-то кроме этой искрящейся жидкости? Или придётся подмешать кое-что покрепче из колбочки за пазухой?

***

Николай всегда гордился своей фамилией, которую унаследовал от матери.

В отличие от отцовской она принадлежала одному из потомственных магических родов, в своё время имевших вес в мире милинов и сухри.

Та эпоха давно прошла, стоптанная войнами и раздорами, разорением одних и возвышением других, стёртая огнями больших городов и их пульсирующим ритмом.

Но некоторые имена хранили припыленные воспоминания о старинных особняках, тусклом золоте и древней крови, о колдовстве в древних хвойных лесах, отзвуках ритуальных барабанов и жарких танцах у костров начала весны.

Мама всегда посмеивалась над своим аристократичным «наследством» – небольшая квартира в доме простых обывателей, зеленый халат фармацевта, впитавший в себя табачный дым, и звучная фамилия.

Но она наверняка сейчас бы гордилась сыном.

По крайней мере, всегда верила в них обоих – и Киру, и Николая. Пока Кира не растворилась в чернильных росчерках мира теней. Потухла угольками костра и пылью.

Соня же сама вместо простоватой фамилии «Григорьева» выбрала что-то более изящное, наверняка из недр семейных архивов, а туманное прошлое с пятном отцовской теневой сделки начисто стёрла из всех документов.

В кратком досье – единственным, которое было в Бюро, – указано «Софья Мэрна».

На фотографии выпускников Академии она выглядит привлекательной: вздёрнутый носик, чуть лукавая улыбка прямо в объектив, элегантная причёска, выглаженная бело-голубая форма. В руках стопка учебников, а на груди – скромный значок отличия.

И взгляд человека, который точно знает, чего хочет. Уверенный и даже немного наглый.

Николай не сомневается – она не просто так заслужила своё место в Управлении и теперь заведует отделом магов по тонкой науке контроля сознания, сама похожая на холодные и всепроникающие струйки воздуха, от которых тягомотно болит голова.

Такие способности – редкость, неудивительно, что Яков предпочёл иметь её при себе.

Николай неторопливо листает документы, пока в маленьком котелке лопается пузырьками зеленоватая жидкость с острым запахом болотных трав и сырым мхом. Ещё час томления на медленном огне и ночь настоя в месте без света.

Закончив, он аккуратно наливает густую жидкость в пузырёк и направляется к выходу.

В общем душном офисе стражей неугомонный гвалт, шумные и горячие споры и возбужденные обсуждения, что же дальше. Николай коротким приказом разгоняет всех по домам.

– Хватит с нас долга перед другими – обеспечьте безопасность родным и близким. Любой прорыв может быть провокацией. У кого сейчас есть задачи, работайте. Всем остальным – домой. Это приказ.

С явной неохотой многие стражи и печатники медленно тянутся к выходу, в ранние октябрьские сумерки, подобно распаленным и разъяренным воинам, оставленным без справедливой битвы. Уже вынуты мечи и наставлены ружья, но нет долгожданного скрежета оружия или грохота выстрелов с пороховым дымом.

Просторный холл с уютными диванчиками, тыковками на подставках, осенними бордово-красными сухими букетами и в мягком освещении ламп по стенам уже пуст и тих. Негромко и приятно журчит искусственный водопад так умиротворенно и спокойно, будто ничего другого в мире и нет.

Кирилл мерно спит на маленьком диване в углу в неудобной и скрюченной позе, укрывшись до носа собственной кожаной курткой.

И кажется, что над ним мягко колеблется сероватый дымчатый полог.

Николай почти безжалостно стягивает куртку с недовольно дёрнувшегося Кирилла, лишая приятного и пригретого импровизированного одеяла, пусть и пропахшего сигаретами и кожей.

– Пора, красавица, проснись.

– Иди на хрен, – сонно бормочет тот в ответ и всё-таки приоткрывает один мутный глаз.

– Ты сам просил разбудить, когда буду уходить. Ты хотел к Дане заехать.

– Ага. Пока мы одни, скажи, чего ты хочешь от Димы добиться, а? Может, он вообще не придёт?

– Значит, я подышу свежим рассветным воздухом.

– Угу. Очень разумный план. Не заговаривай мне зубы. Это ведь из-за Киры?

– Да.

Кирилл скидывает ноги на пол и медленными движениями выуживает пачку сигарет из кармана брюк, молча протягивает одну Николаю, который всё-таки садится рядом. Они едва касаются друг друга плечами и одновременно закуривают от огоньков на пальцах.

Два стража, связанные клятвой на костре и крови.

– Ты веришь, что она жива? Ведь ни Соня, ни Дима прямо ничего не сказали.

– Именно это я и хочу узнать. И раз он так легко согласился, значит, тоже на что-то рассчитывает.

– А ты не думал, что Шорохов всё-таки имеет отношение ко всем этим нападениям и экспериментам?

– Я удивлюсь, если он не имеет. Поехали.

***

«Здесь просто жуткая тоска, а сеть ловит через раз. Всё безмятежно, как в сонном санатории для оздоровления. Белизна и санитария. Иногда мне кажется, я задыхаюсь, как в невидимой клетке с прочными прутьями. Или мир плывёт, и кто-то тянет в чёрный водоворот и тьму. Мне ставят капельницу, и от неё тише огонь, поят отваром и мило улыбаются. Говорят, скоро станет легче, но на вопросы не отвечают. Но я узнала…»

«≫>… – что-то скрыто прямо здесь, на нулевых этажах. А ещё я стала забывать. Какую-то часть себя или что-то неуловимое и неважное.

Иногда не помню, какая на вкус морская вода. Или запах пламени свечки. Ты когда-нибудь замечал, какой вкус у поцелуя? Я помню твой. Горький дым и туман. Но боюсь, что завтра уже забуду. Чёртово безумие. Мне страшно, и я бы хотела прямо сейчас рвануть отсюда. Но сначала узнаю правду».

Вечер течёт проливным дождём и глухим рычанием грома где-то в чёрном небе, когда они оба ныряют в тихий и сухой подъезд невысокого дома. Ботинки оставляют жидкие дорожки следов, а к подошве прилипли несколько раскисших когда-то ярких листиков.

– Осенью не бывает гроз, – задумчиво протягивает Николай.

Ему кажется, что носки промокли, а шерстяное пальто теперь сыро пахнет мокрой псиной. Или всё дело в шерсти на брюках после жарких объятий тёплого пса Шорохова, который бесшумной рысцой исчез за углом.

Николай уже давно подозревает, что тот не так прост – за все эти годы не постарел, а ладонь чуть покалывает при прикосновении к мягкой шерсти.

Как ручные тени, дымчатыми колечками оплетающие запястья стражей.

Мог ли Шорохов проводить собственные испытания? На больших чёрных псах с высунутым красным языком?

Кирилл что-то быстро набирает в телефоне, стирает несколько раз и снова лихорадочно водит пальцами по гладкому экрану телефона под лёгкие щелчки клавиатуры. Его ответ звучит тихо и немного невпопад.

– Ночные осенние дожди полны тайн и тёмного шторма. Кто знает, что они несут в себе.

– Тебя на поэзию потянуло?

– Нет, просто дурное предчувствие. В этом городе достаточно милинов, чтобы вызвать любые погодные неприятности. Кристина пишет, что нашла что-то в подвалах. И будто забывает саму себя. Мне это не нравится.

– Дай ей время. Мы начеку.

На пронзительный звонок Даня открывает не сразу.

Николай его едва знает, но сейчас это совсем не тот весёлый и вечно подвижный парень, который создавал хрупкие и изящные фигурки из тысячи брызг с запахом океана, исподтишка выспрашивал про пряные настойки и искренне сетовал, что оттягивают командировку.

Cейчас он походит на омертвевшую и пустую оболочку с запавшим взглядом, неловкими движениями и ощутимым холодом внутри. Обнаженные загорелые руки покрыты мелкими мурашками, а в пальцах зажата тлеющая сигарета – кажется, просто так.

Пепел падает прямо на пёстрый ковёр квадратного коридора.

Свет только на кухне – и то тусклый, от одинокой лампы из цветного стекла в оплётке бечёвки. На столе книга в светлой обложке со звёздами, силуэтом пары и завитками названия, на плите – нетронутый подсохший рыжеватый пирог. На одном из стульев скомкан огромный серо-бордовый шарф, словно его только откинули в сторону после чтения книги. То ли второпях, то ли просто небрежно. С надеждой на скорое возвращение.

Дождь за окном усиливается и всё громче стучит по стёклам.

Даня с хмурым видом прислоняется к плите и как-то растерянно то ли спрашивает, то ли предлагает:

– Я чай заварил. Кажется… будете?

– Нет, спасибо, – отвечает Кирилл. – Я знаю, что это едва имеет значение, но её смерть была лёгкой и быстрой. Никаких мучений или боли.

– Да, хорошо. Сегодня звонил родителям, они в отпуске в Праге и вряд ли вообще поняли, что я сказал. Может, потому что сам не понимаю, что произошло. Мне всё слышится, как поворачивается ключ в замке, и её голос с порога.

Николай изнутри дёргается от этих слов.

Пятнадцать лет прошло, а он как сейчас помнит, что ждал Киру каждый тоскливый и бесконечный вечер в отчаянной и горькой надежде, что она вернётся. Однажды. Ведь как может быть иначе?

Даня резко замолкает и теребит в пальцах глиняную фигурку слоника. Немного неуклюжую, с крохотной трещинкой на боку и задранным вверх хоботом. Ещё несколько похожих на крепкой полочке над кухонным столом у стены.

– Она постоянно ругалась на то, что я тащу домой всякий хлам, который только пыль копит. И при этом у неё целых две полки с такими фигурками, представляете? Я как-то… не замечал, что ли.

– Когда Кира исчезла, я не мог заставить зайти в её комнату, от которой она вечно меня гоняла. Прошло несколько дней, помню, искал одну из своих кассет, а нашлась она в плеере Киры, оставленном на столе. И рядом список песен, которые ей понравились.

Даня зажмуривается, сдерживая рвущуюся наружу едкую и горькую боль, и весь съёживается. Его потряхивает от холода – он в одной тонкой футболке, а от окон тянет сырым дождём и стылым воздухом.

Чем-то мертвенным.

Наверное, так по осени замерзают души в тоске по тем, кто уходит за мрачный порог, чтобы больше никогда не вернуться. В долгие дожди и туманы полей с круглыми силуэтами тыкв и терпким ароматом ритуального колдовства.

Никакие огни мегаполиса не могут стереть того, что в крови у каждого мага, что проглядывает сквозь деловые костюмы, яркий свет экранов смартфонов, бетон и стекло высоток. Первозданные стихии, влажная земля под босыми ступнями, запах костров с ритуальными подношениями, дикие ветра и океанские волны.

И отчего-то осень пропитана сейчас ими сполна.

Кирилл быстро уходит в комнату – он здесь куда увереннее себя ощущает, чем Николай, – и возвращается с явно первым попавшимся свитером толстой вязки, от которого едва заметно пахнет морем. Всё-таки заварив какой-то сбор в белом с коричневым чайнике, аккуратно уточняет

– Ты хотел что-то рассказать?

– Я не знаю, важно ли это, – Даня с каким-то удивительным удобством устраивается на жёсткой табуретке, притянув к подбородку одну ногу, – но я всё думал, почему Сара ничего не говорила про своего мужчину. Более того, она будто и не хотела, чтобы я вообще о нём знал. Она очень смутилась, когда я вернулся и сразу сказал, что в доме пахнет мужским одеколоном. Ничего такого не имел в виду, конечно, нет! Но она всегда отвечает… точнее, отвечала… если я спрашивал напрямую. А тут только одни недомолвки.

– Тебя это не удивило? – уточняет Николай. – Когда вокруг такая чертовщина, а твоя сестра…

– Только не обвиняйте Сару! – резко кидает Даня, и от его злой, пронизывающей ярости сразу как-то не по себе. – Она бы никогда не предала никого из нас. В этом я уверен.

– Она пропускала в клуб теней. Проход с нижнего этажа ведёт в здание с сильным магом-тенью. Возможно, он натравил на Сару то, что убило её. Все её намёки вопят об участии в творящемся хаосе.

Даня молчит, уставившись в одну точку перед собой, поникший, угнетенный своим горем и хуже всего – клубком вскрытых тайн, очерняющим близкого человека.

На мгновение Николай представляет себя на его месте. Как бы он отреагировал, если Кира не случайная жертва и не заблудившаяся во мраке девочка без света и выхода, а одна из свиты того же Олега? От такой мысли сердце сдавливает тугими лентами боли, но, в конце концов… что он может знать?

Что лучше – смерть или предательство?

Кирилл молчит, не вмешиваясь.

– Так ты смог что-то выяснить?

– А? Да. Подождите.

Даня приносит сложенную пополам фотографию из полароида с замявшимися уголками. Изображение тёмное и немного мутное, Сара в профиль к камере в любимом серебристом платье, облегающем её фигуру, как гладкая кожа с чешуйками, и нитями жемчуга на плечах. Скорее всего, её клуб – или какой-то приём.

– Сара всегда, – Даня снова запинается, – любила собирать мелочи, касающиеся её отношений. Когда-то даже оставляла на память рубашки мужчин, с которыми провела ночь, а в телефоне была куча фоток, но не в этот раз. Но я знал, что хоть что-то у неё должно остаться. Это я нашёл в одном из ящиков.

Николай неуверенно передаёт фотографию Кириллу, не зная, как тот отреагирует.

На будто случайном снимке Сара улыбается и обнимает за шею Диму Мойову, её пальцы едва касаются вьющихся колечек на кончиках волос.

Последние слова Дани звучат тихо и в то же время – крепким настоянным ядом.

– Кто бы ни убил мою сестру, какие бы ни были причины – он мертвец.

***

– Ублюдок!

– Кирилл!

– Я убью его, клянусь всеми стихиями, я расплавлю его до костей! Сукин сын!

– А ну стой!

Кирилл выскакивает из подъезда, как ошпаренный, и теперь мечется по стоянке перед домом разъяренным раненым зверем. В окружении полога тени, распахнувшейся зыбкой угрозой за его спиной, и с кружащей вокруг магией во всей красе, он похож на сплетение дыма и искр, и капли дождя с шипением растворяются вокруг.

Николай вмиг оказывается перед ним, сам окруженный выгибающимися щитами и с бешено бьющимся сердцем.

– Замолкни и послушай!

– Чего тут слушать, а? Ты понимаешь, что у него в руках сейчас Кристина?

– Ты забыл его слова? У них есть способы справляться со стражами и тенями. Остынь ты и послушай!

В лицо хлещет дождь, а далёкие раскаты грома становятся всё ближе. Кирилл замирает, не замечая ничего вокруг, ослепленный страхом и отчаянием за других. Как всегда, ему сейчас едва ли не плевать на себя, и тем самым представляет отличную мишень.

– Снимок ничего не значит. Это лишь предположение. Дима – маг крови, я уверен. Но не усмиритель теней.

– Ты думаешь на Олега?

– Да. Дима мог уговорить Сару помочь им, но убивал бы не тенями.

– Тогда я разрушу его. Вряд ли можно уничтожить Григорьева простым способом – сам знаю, как мощна тень и что она даёт. Я раскрошу её саму, а он вряд ли сможет жить после такого.

Николай молчит. Он уверен в словах Кирилла и ни на мгновение не сомневается в его решительности, в конце концов, его выдержки и упрямства хватило, чтобы два года сопротивляться тёмному духу внутри себя.

– Хорошо. Только не в таком состоянии. Саша тоже геройствовал под порывом чувств. Сам же видел, что творилось с Сюзанной. Не всегда нужно сгорать дотла. Ты слишком привык себя хоронить заранее. Разве легче будет твоей матери, если не станет Олега – и вместе с ним и тебя? Или Дане, который только что потерял сестру?

Для Николая это едва ли не прописная горчащая истина, замкнутая где-то между ударами сердца, впитанная в саму кровь в жилах. Может, потому что ему досталось быть одному, вырывая по очереди каждого близкого человека из собственной сердцевины.

Отец просто кинул их всех.

Потом исчезла Кира, вслед ей безвозвратно умерла мама. Шорохов стал первым, кто пробил хоть какую-то брешь. По крайней мере, он дал чёткую цель, выцепил с кривой дорожки, на которую Николай едва не свернул.

Когда Шорохов приехал за ним в Бюро вытаскивать из холодной камеры, Николай мелко слукавил. Обвинение было чертовски верным. Его зелье граничило с лёгкими наркотиками, дающими не спасение от стылых кислотных кошмаров, а благостное забвение и тишину землистого мрака.

Магия Кирилла мягко оседает вокруг, а сам он, притихший и будто выплеснувший самый сок гнойного нарыва, негромко произносит:

– Я просто не верю в счастливый конец.

– Этого и не надо. Жизнь уж точно не похожа на сказку, правда? Но тебе ли не знать, что для любых теней нужен свет. А ночь – для ярких бриллиантовых дорог. Только не сдавайся, мы слишком много пережили, чтобы запросто прощаться с жизнью.

Оба оборачиваются на хлопнувшую дверь подъезда, из которой выходит нахохлившийся от дождя Даня в непромокаемой куртке для парусного спорта поверх всё того же свитера, джинсах и тряпичных ярко-жёлтых кедах.

– Не могу там оставаться. Позвонил Сюзанне, она обрадовалась, потому что Саша с головой ушёл в работу и даже отвечает невпопад на сообщения. Зовёт на липовую настойку.

– Я за, – кивает Кирилл. – Хотел к родителям заехать, но мама попросила завтра.

– Не могу, – качает головой Николай, загораживая рукой экран телефона от дождя.

– Только не говори, что у тебя свидание!

– Нет, я ещё хочу проверить кое-что по тем материалам, что у нас есть. И к печатникам заглянуть. Встретимся утром.

Николай каждый год забывает, какие осенью рассветы.

Он часто засиживается допоздна – то ли благодаря отзвукам магии земли, более податливой в сумерках и тёмными ночам, то ли просто по привычке.

Рассветы октября хрустят тонкой наледью, слегка морозны и туманны, и кажется, что капельки влаги висят прямо в воздухе, оседая на волосах, одежде и крышке едва ощутимо тёплого стаканчика так, что у кофе привкус дождя.

В такие часы застывает миг увядания всего мира на пороге неизбежных перемен.

Николай приходит в пустынный и пасмурный парк ещё в темени, с наслаждением вдыхая сырой воздух. В вязаных перчатках тепло, а вместо привычной формы – греющий шерстяной джемпер с красно-синим орнаментом и классические джинсы.

В нём той поэтичности, присущей Саше, который может в простых красных яблоках увидеть десять оттенков, но в осенних парки есть своя притягательность.

В них влажная и мёртвая меланхолия, замершая в сизовато-сером сумраке, среди невесомой дымки, что липнет к голым кривым деревьям.

Николай выбирает скамеечку прямо у покатого берега небольшого старого пруда с лодочками-листиками на воде и под Металлику в наушниках наблюдает за медленно светлеющим днём.

Вскоре к тёмно-зелёным воротам парка подъезжает чёрная машина, с водительского места которой выходит Дима. С подозрением оглядывается по сторонам и быстро направляется в парк. Николай поднимается навстречу.

Они замирают в паре метров друг от друга на арочном мостике над прудом, изучая друг друга, как хищники перед молниеносной схваткой.

Взгляд Димы скрыт за солнцезащитными очками, и в их стёклах отражаются стволы деревьев. На нём тёмно-синий деловой костюм, а отросшие светлые волосы собраны в небрежный пучок.

– Удивительная тишина по утрам, – спокойно замечает Дима и тут же делает первый выпад. – Применишь силу или навредишь – Соня тут же узнает.

– Даже не сомневаюсь.

– Тогда не будем тянуть время. Это стражи теперь ни при делах и могут позволить прогулки в парке.

– А у тебя дел невпроворот. Даже оставил насиженный пост в Бюро под тёплым покровительством Аманды. Что, нынче балом правит Соня? Одному никак?

Дима поджимает губы, а Николай с некоторым удовольствием чувствует усилившуюся прохладу в воздухе от его явно уязвленных чувств. Хотя всё ещё выглядит весьма самоуверенным.

– За мной следили. Я лишь предпочёл осторожность угрозе – в конце концов, стражи способны на многое, а Аманда не верила, что я не имею отношения к магии крови.

Николай нарочито медленно достаёт серебряный портсигар с символом Службы, стучит сигаретой о крышечку и, не сводя с Димы прищуренного взгляда, прикуривает от огонька на пальце. Сейчас все его силы вложены в непробиваемую скальную уверенность.

– Конечно, нет. Кто может подумать на милина с родовым древним именем, выпускника Академии и ярого сторонника политики Якова. Какие грязные намёки, тем более, от стражей!

– Именно. Это всё, ради чего ты хотел встретиться? А я думал, будет что-то поинтереснее. Ведь сам Николай Поулг снизошёл до меня своим вниманием.

Николай не торопится, тянет время дымом между пальцами и мерцанием огонька. Молчание порой действеннее слов и может заставить терять самообладание.

–Жаль, что старую экспериментальную лабораторию уничтожали именно стражи. Ни в Бюро, ни в Управлении данных почти не сохранилось. В отличие от нашего архива. Тот безумный маг… он ведь был твоим отцом, уничтоженным стражами за слишком опасные эксперименты по приказу Управления. Интересно, какие черновики сохранились у тебя?

Довольная улыбка расползается на бескровных губах Димы, едва ли не нахальная, словно уверен в своём превосходстве. За мгновение до того, как он успевает что-то сказать, Николай резко кидает:

– Впрочем, неважно. У тебя кишка тонка для такого. Наверняка всё сделала Соня. Или Захар с его доступом к богатым лабораториям Академии. А тебя просто использовали. Точнее, записи твоего отца – ты-то ни при чём. Пешка.

– Это ты отсиживаешься в офисе за бумажками, пока гибнут стражи, – презрительно кидает Дима, быстро приближаясь. – Я же сам делаю то, что нужно. Мне не привыкать марать руки. И я ни на кого не рассчитываю – это слабость. У меня свои цели.

Николай равнодушно молчит, едва ли тронутый такими глупыми обвинениями. Ему виднеются пятна крови на белоснежной рубашке.

Не настоящие, но те, что остаются в чёрствой душе того, кто легко вспарывает плоть скальпелем и острыми длинными иглами и заколдовывает густую кровь с запахом гнили.

Кто может подготовить тёмный ритуал убийства для мира теней.

Чтобы измученная долгим мигом смерти душа обратилась в хромающее создание с жаждой мести и сладкой жизни стража.

– Тебе ведь это нравится, правда? Видеть, как тухнет взгляд, забирать последний вздох жизни. Ощутить превосходство, которое ни от кого не зависит. А знаешь, плевать. Я предлагаю сделку.

– На кой-чёрт мне заключать с тобой сделку?

– Потому что ты действительно пришёл один – без Сони за спиной или свиты теней. Скорее всего, несколько твоих милинов сидят по машинам в округе, но это так, мелочи. Тебе тоже что-то нужно, а меня интересует некоторая информация. Предлагаю обмен – только здесь и сейчас.

– Ха! Ты считаешь, что мне что-то от тебя нужно? – едва ли не нагло бросает Дима. – Серьёзно? Или просто хочешь, чтобы прекратились кошмары? Весьма забавно представлять, как на тебя может влиять простенькое заклинание.

– К твоему сведению, я отлично себя чувствую. Но раз тебе ничего не надо, то не буду терять времени.

Он отходит спиной, внимательно наблюдая за Димой. Тот вряд ли упустит шанс посмотреть вживую на действие магии крови и сейчас, к тому же, колеблется между чувством собственного достоинства и чем-то, что ему нужно.

– Постой. Ты знаешь, кто руководил уничтожением лаборатории того учёного? Раз в Службе сохранились архивы, проверь подписи и команду стражей. Это был Игорь Шорохов. И я точно знаю, что именно он сначала вонзил кинжал в сердце мага. Чего бы ты ни хотел, моя цена – его кровь.

– Исключено. Я не буду подставлять его под убийство.

– О, мне вовсе не нужна его смерть! Только кровь – одна колба. В обмен на информацию. Что ты хочешь узнать?

– А для чего тебе кровь Шорохова?

– Это уже моё дело. Если надумаешь – встретимся завтра вечером здесь же.

Николай для вида колеблется и с напускной неохотой кивает. Диме он не верит ни на йоту, и наверняка это взаимно.

– Хорошо. Но мне нужны гарантии, что взамен я получу что-то действительно стоящее. И так понятно, что всем рулит Григорьев, а Соня его подспорье. Наверняка у них глобальные планы. Отличный союз – отец и дочь, оба одержимые жаждой знаний и силы. Ты, очевидно, не вписываешься в эту идиллию. Не думаешь, что они тебя выкинуть за борт?

– Ах, какие переживания! Нет, без меня у них ничего не выйдет.

– Да ну? Что-то не вижу никаких твоих заслуг. Разве что трусливо сбежать в подполье за спины других милинов.

Николай ждал и был готов. Дима ударил резко и мощно.

Острым льдом и мелкими осколками, штормовой волной, замершей иссиня-чёрной твердыней перед опаляющими огненными щитами Николая.

Ледяной дождь мелко отскакивает от них и тут же рассыпается капельками влаги.

Николай просто выжидает, и вскоре с глухим рокотом и шумом моря волна опадает, обрызгивая каменные перила моста и доски под ногами, и несколько листьев скукоживаются от смертельного горячего пара, иссушающего воду.

– Не стоит меня недооценивать. В конце концов, я знаю то, чего не знает Соня.

– Любопытно. Меня интересует Григорьев и его планы. Какой его следующий шаг? Почему он убрал стражей из города? Ведь явно это не задумка Якова. Зачем вам нужна Кристина, в конце концов? Что будет, если тени появятся в городе, а мы – нет?

– Интересные вопросы, – Дима снимает очки, чтобы посмотреть прямо в глаза. – А я думал, что тебе интересно про Киру.

Николай на мгновение теряется, но виду не подаёт.

– Возможно. Но это дела давно минувших дней. Меня волнует Григорьев. И гарантия, что информация будет проверенная.

– Я мог бы… мог бы сейчас кое-что открыть. В качестве задатка. Сегодня будет прорыв в одном из глухих районов. У нас больше нет толкового печатника, как тебе отлично известно, но есть другие. Те, кто заменит стражей. Первая проверка в городе, где вас на улицах просто нет. Я дам адрес, а ты посмотри.