Текст книги "Туман и гроза (СИ)"

Автор книги: Lacysky

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

И если Кирилл был тем, кто готов вытащить из дымчатого и тусклого мира теней, то Николай ни за что не даст ему провалиться в чёрную бездну отчаяния и горькой пепельной вины.

Они якорь друг для друга, и неважно, что вокруг – угроза из черно-белого мира или боль от смерти близкого человека.

Николай будет рядом, стоит Кириллу просто дать любой знак.

Впрочем, иногда помощь больше всего нужна, когда её не просят.

Шорохов в чёрной форме, с прямой спиной и тростью вышагивает по зданию, как хозяин по псарне, едва удостаивая вниманием хоть кого-то вокруг. Мимо курящих в коридоре печатников, шумных закутков кухни с запахом кофе и трав и распахнутых сейчас дверей офисов.

Его провожают настороженными взглядами и тут же возвращаются к своим разговорам.

Николай, следуя за ним чуть за спиной и бок о бок с Кириллом, ощущает себя тайным смотрителем брошенных владений в пропыленной форме и с обтрепанным сердцем, который теперь знает больше вернувшегося из забытья начальника.

Чувствуя на плечах давящую груду ответственности, а внутри – царапание коготков тревоги и даже страха, он на ходу коротко и быстро отвечает Варе, которая ни капли не смущается восхищенных взглядов себе вслед.

– Общий сбор через полчаса в конференц-зале. Печатникам быть настороже. Яков, если хочет что-то обсудить, пусть приезжает лично, у меня тоже есть несколько вопросов. С Амандой свяжусь позже. По Академии присылай материалы на почту, как есть, разберёмся. И, Варя…

– Да, Николай Андреевич?

– Кофе, пожалуйста.

– О, конечно, сейчас всё будет.

Шорохов уже устроился в своём кабинете в удобном и потертом кожаном кресле, а вслед ему бесшумно просочился чёрный пёс, чьи глаза влажно блестят в полумраке и огне ламп. Николай рукой перегораживает проход Кириллу, аккуратно прикрывает дверь и ловит удивленный взгляд друга, пока закуривает десятую по счету сигарету, и дым плывёт во тьме между ними.

– Прекрати делать вид, что всё в порядке. Не справляйся с этим один.

– Думаю, сейчас нам надо сосредоточиться на некоем гениальном плане.

Николай отлично знает, что временами из Кирилла не вытянуть ни слова, если ему взбрело в голову играть в молчанку. А ещё он отлично помнит до одури и каленых жгутов внутри первые дни после пропажи Киры.

Тогда всё казалось дурным сном и плохо разыгранным кем-то кошмаром в чёрно-белом обрамлении немого кино. Он сам тогда на часы выпадал из реальности и не мог потом вспомнить, как дошёл от пустой спортивной площадки после занятий до мужской раздевалки и душа.

Он справлялся один, и это казалось необходимостью – хотя мама с бессонницей и слабым сердцем ещё была рядом и старалась изо всех сил быть сильной ради сына. Жаль, что её сердце всё-таки медленно угасало и слабело с каждым днём, а спасительный трудоголизм и непростая работа фармацевта обернулись пошатнувшимся здоровьем.

Но сейчас их двое.

Пусть Николай едва знал Сару, а последние события прямо указывали на её немалое и неприятное участие, но она была близка Кириллу. Наверное, как сестра, за которой тот недосмотрел. Как сам Николай когда-то.

– Что с твоими руками? Показывай.

– Ничего существенного.

– Кирилл, хватит. Думаешь, мне легче видеть, как ты уходишь от ответов, чем знать саму проблему? Чешуя, да? Она стала хуже?

– Я бы назвал это по-другому.

Кирилл закатывает один рукав, и кожа под ним похожа на обгоревшую головёшку с тлеющими угольками где-то под кожей. Словно чёрная шершавая кора покрывает её от запястья до плеча, и пальцы даже выглядят искусственно приставленными. Живая и тёплая плоть, ставшая продолжением омертвевшей, сейчас явно тяжело сгибающейся в локте.

По крайней мере, Кирилл ещё удерживает тлеющую сигарету и случайно – или от досады и горечи – сыпет на пол крохотными искорками.

– Я не хочу становиться таким как этот маг-тень, но, возможно, он прав. Возможно, меня ждёт та же участь монстра, который скрывается между миром людей и теней без права на нормальную жизнь. Чем дальше, тем быстрее она подчиняет меня себе. Два года с монстром между рёбер даже слишком много, не находишь? А я-то глупо надеялся, что смогу удержать всё под контролем.

– Просто помни, что я рядом. И, кажется, пора узнать историю этого ублюдка.

Кирилл едва дёргает уголками губ в подобие кривой усмешки, на которую нет сил, и подныривает под руку Николая в кабинет к Шорохову, который всё это время наблюдал за прикрытой дверью с холодным любопытством естествоиспытателя. Трость вращается в его пальцах, а свет отражается на металле дорогого портсигара с эмблемой Службы.

– Вы закончили шептаться? Тогда давайте к делу.

– Давайте, – Кирилл усаживается прямо на стол, опираясь одной ногой на пушистый ковёр. – Что это за хрен со сворой теней? Что у него за старые счёты то ли к вам, то ли к нам?

Пёс, ощутив какое-то недовольство на своего хозяина, поднимается лоснящейся чёрной громадиной и низко рычит. Кирилл равнодушно выпускает вниз в него струйку дыма, а Шорохов только цокает языком.

Николай спокойно листает документы на почте, но откладывает телефон в сторону, когда вместо дыма и рыка начинается нормальный разговор, и за долгое время Игорь Евгеньевич говорит спокойно. На равных с двумя стражами, которых сам же воспитал потом и кровью.

Он кидает на стол тонкую коричневую папку из Архива, Кирилл быстро листает материалы в ней под короткий рассказ.

– Знакомьтесь. Олег Григорьев, бывший страж-милин. Я не знаю, что он сейчас затеял, но всё сводится к одному – к миру теней и противостоянию милинов и сухри в нём.

– В Службе есть и те, и те, – резонно замечает Кирилл. – В чём проблема?

– Крайне мало – и это сейчас. А двадцать лет назад и вовсе были единицы, потому что считается, что мир теней отзывается только сухри. Вам ли этого не знать.

– Григорьев хотел стать стражем? – уточняет Николай. – В чём проблема?

Шорохов тяжело встаёт и подходит к широкому шкафу-картотеке у стены и вставляет маленький ключик в один из ящичков между каталогом трав мира теней и рецептов с вытяжками яда. Лёгкий щелчок и облачко дыма – и ящичек-иллюзия испаряется, открывая потайной кармашек с ровной стопкой деревянных табличек. Такие Кристина и Саша изучали долгими вечерами в Архиве, а потом бурно обсуждали, что на них написано.

Николай быстро отправляет Саше сообщение, пока на столе Шорохов выкладывает пасьянс из выжженных по дереву записей кого-то из стражей. Под заклинанием дощечки нагреваются, и пахнет можжевельником и хвоей, а ещё – сладковато маслом, которым пропитана и форма стражей.

– Вот проблема. Это записи одного стража девятнадцатого века, который открыл, что мир теней не просто многослоен – он скрывает что-то ещё. Здесь, – Шорохов поочередно указывает на дощечки, – его записи. Я смог расшифровать не все. Именно их когда-то нашёл Олег и стал одержим идеей, что в мире теней…

– Скрыт ещё мир духов воды и воздуха? – Николай озвучивает то, что рассказал в клубе Саша после их исследований с Кристиной.

– Да. И если до него дотянуться, то и милины получат большую власть над миром теней, смогут узнать его тайны и могущество. Как некоторые в это верят.

Николай смотрит на Шорохова с некоторым ужасом и безумной, совершенно безумной догадкой, от которой стынет кровь. Он всегда считал его если не эталоном наставника, то тем, кто вёл их к знаниям, кто давал тяжёлые уроки выживания с целью воспитать хороших стражей.

Благодаря той жёсткости Николай стал тем, кто есть сейчас. Хотя вряд ли когда-либо задумывался, а хотел ли чего-то иного.

Шорохов выбрал их двоих в личную свиту – отчаявшегося подростка-упрямца, который жаждал стать стражем, и неконтролируемого мага огня и земли с мощной силой. Не ради Службы или безопасности мира людей, а личной выгоды. Николай смотрит в холодные глаза Шорохова, направленные прямо в его сердце, и медленно произносит:

– Поэтому вы отправили нас в глубокие тени. Вам плевать на исследование мира теней, только бы дотянуться до мира духов раньше Григорьева. В конце концов… если бы вы сами получили те знания, это отличный козырь в игре с милинами. Дорожка в их личный трепетный рай – Яков бы многое отдал за такое. Но почему не вы сами?

Кирилл замирает каменным изваянием, и тьма крадётся чёрным пологом вдоль потолка. Огни в лампах вспыхивают вдоль стен, и пёс снова беспокойно рычит, припадая на передние лапы.

Николай смотрит только на Шорохова и ждёт его ответ, уже зная, что прав.

– Потому что мы с Олегом попытались. И не дошли – увязли там же, где и вы. И им овладела тень. А я предупреждал, что не получится! Что он – всего лишь милин! И им не место среди стражей. Пусть ковыряются в Бюро и Управлении. Служба – огонь и взрытая земля, только так.

– Сукин сын! – не сдерживает своей ярости Кирилл, хлопая ладонью по столу. – Из-за каких-то ваших идеалов и давних споров у нас теперь здание теней в городе? Смерти? Сколько ещё погибнет от ваших игр, у кого круче яйца?

Николай вскакивает с места и в мгновение ока вытаскивает кинжал, заметив знакомый блеск стали в ловкой руке Шорохова.

Учитель и двое учеников, которые обратились против него самого.

Ещё немного – и война начнётся прямо в этом кабинете. Не зря они когда-то сошлись, пусть и своеобразными путями, но каждый теперь достойный противник другим.

Вот только Николай даже сквозь холодный ток ярости и гнева ощущает биение звеньев якоря. Возможно, когда-то Шорохов и хотел, чтобы один уничтожил другого, и остался лишь сильнейший, но он ошибся.

Одиночество – слабость и тьма без просвета, без крови на двоих, пролитой над костром среди полночных теней леса и скрипа деревьев.

За миг до любого мимолётного движения дверь кабинета открывается, и в проеме появляется Варя с подносом в руках, успевшая сменить вечерний наряд на простую юбку и блузку.

– Кофе, как вы и просили. Игорь Евгеньевич, я же правильно помню – горячий шоколад с перцем? Ну, вы и надымили! Яков приедет через полчаса. Аманда тоже в пути с теми документами, которые вы просили. Ночь будет долгой, да?

Варю явно не смущают трое мужчин-стражей на грани взрыва с кинжалами в руках и рычащий пёс, когда она ставит поднос на стол между ними троими, раздвигая дощечки для свободного пространства.

– Летучка через десять минут, не опоздайте!

Когда за ней закрывается дверь, все трое опускаются обратно на стулья и разбирают чашки с ароматным паром. Некоторое время только молчат, каждый в своих не самых светлых мыслях. Наконец, Кирилл нарушает повисшую тишину:

– Но чего хочет Григорьев сейчас? Почему он закапывается не в мир теней, а атакует Москву? И как сюда вписываются исследования с магией крови?

– Именно это я и пытался выяснить последние два года, и не только. Не удалось ничего найти, все следы вычищены. Что до Москвы… он хочет показать, как слабы стражи-сухри. И что мы ни с чем не справляемся. Он что-то затевает сейчас, раз вылез так показательно и ярко.

– Ваши запоздавшие откровения очень кстати, конечно. Мы всё ещё топчемся на одном месте. Что дальше?

Шорохов с явным раздражением ставит чашку обратно на поднос и барабанит пальцами по набалдашнику трости. По окнам начинает стучать тихий ночной дождь, и Николай чувствует накатившую волной усталость. Он хочет выйти сейчас под холодные струи и впитывать их в себя, смывать липкое ощущение смертей и всех разрушенных жизней в угоду призрачному сладострастию власти и неведомой силы.

Он – страж и не может себя представить никем другим, но лучше бы закрыть напрочь мир теней от всех жаждущих знаний.

Николай вдруг вцепляется руками в стол и чувствует, как его ведёт, а кровь будто бурлит всем жаром огня. Перед глазами мелькают яркие пятна и разноцветный хоровод бликов, а во рту ощущается металлический привкус крови.

Силуэты вокруг вытягиваются и плывут. Он видит, как из глаз Кирилла, с его плеч, рук и груди стекают густые тёмные чернила, а каждое движение оставляет в воздухе чёрный всполох.

Пёс низко рычит, один бок гниёт, и сквозь плоть и копошащихся червей видны изогнутые белые кости, шерсть слиплась от крови, а с клыков капает ядовитая слюна. Сам Шорохов – калека с обрубком ноги, а из-за плеч скалятся тени тысячью острых игл-зубов.

– Коля! Что с тобой?

Голоса растягиваются и теряются, и Николай закрывает глаза. Он слушает не взволнованные крики – а тихий и оттого безмятежный стук дождя по окнам кабинета. В его шорохе прячутся воспоминания о тысяче осенних ночей с запахом глинтвейна, огоньками свечей и смехом в чьём-то доме.

Когда он открывает глаза, то первым делом видит Кирилла, который стучит ящичками шкафа в поисках эликсира, который прописали лекари. Не слушает возражений и быстро болтает в узкой высокой колбе смесь. Он никогда не любил алхимию и зельеварение, но знает наизусть все рецепты, которые выписывают Николаю.

Никаких чернил, гниющей плоти или теней.

А Шорохов выглядит на удивление обеспокоенным. Подрывается со стула и шагает по кабинету без всякой трости, хромая на больную ногу. Коротко уточняет:

– Что произошло?

– Это похоже на то, что было сегодня в мире теней. Глюки с кошмарами. Я в порядке.

– Ты себя со стороны видел? – едва ли не хором говорят Кирилл с Шороховом.

Николай сдерживает нервный смешок и прячет улыбку за глотком эликсира, раздираемый в сердце противоречивыми эмоциями. Ему ещё тяжело осознать, что так много было сделано из-за гордыни и прошлых обид двух стражей, которые что-то не поделили. Шорохов никогда не признавал слабости, а Олег поддался тени, не смог ей противостоять и вряд ли оправдал ожидания.

Всё дело в людях и их предрассудках, как любит говорить Саша.

Но сейчас, глядя на то, как Шорохов обеспокоенно мечется по кабинету, явно размышляя про все события, Николай понимает, что он не просто так появился в клубе. И только тогда, когда и сам маг-тень. Когда обоих его учеников раскидали, как щенят, и зажали в тиски перед смертью. Словно Олег довёл атаку до опасного и крошащегося края, но остановился в последний момент, стоило появиться Шорохову.

– Игорь Евгеньевич, а вы что-то знаете о магии крови?

– Не так много. Ею когда-то интересовался Олег, но забросил. Слишком сложная и опасная штука, которая требует непростых ритуалов и отдачи от самого мага. Это было ему не по зубам.

Телефоны у всех троих взрываются оповещениями – Варя настойчива и дотошна. Да и тянуть нет смысла. Сидя в четырёх стенах они много не надумают. И все трое по очереди покидают кабинет. И вслед им семенит чёрный пёс.

***

Ночь заканчивается, когда на улицах гаснут фонари, а из окрестных лавочек разносятся ароматы свежей горячей выпечки. Николай чувствует себя немного выжатым, но спать на удивление не хочется. Он стоит у перил набережной, одна нога упирается в кованые завитушки, и наблюдает за сероватым и тусклым небом. Сейчас дождя уже нет, но от холодного ветра хочется плотнее закутаться в тёплое шерстяное пальто и обмотаться шарфом.

Стражи едва не устроили бунт, когда Яков громогласно заявил, что они никчёмное отродье мира теней, а он теперь усиливает патрули боевых милинов и вводит ограничения на возможности сухри.

Но Николай спокойно заметил, что от этого теней меньше не станет. Что бы ни затевал маг-тень в своей полуразрушенной башне, которая вот-вот падёт, – близок к этому. И раз Григорьев так хочет доказать, как никчёмны стражи и затеять очередную битву, то они сами уйдут с улиц.

Кажется, такое решение удивило даже Якова. Как и всех рядом.

– Не думайте, что вы останетесь без присмотра, – усмехнулся Николай. – Разве не этого хотелось? Мы испаримся на несколько дней. Никаких патрулей – по крайней мере, в городе. Знаете, как говорится? Уйди в тени – стань стражем. У Олега не будет врага, с которым он хочет сражаться.

Кирилл, который молчаливо сидел рядом, тихо шепнул:

– Ты уверен, что об этом не узнает Соня?

– Конечно, узнает. Вот и посмотрим, что они будут делать.

Якову потребовалось выкурить целую трубку под колкими взглядами стражей и тишиной с тиканьем настенных часов, прежде чем коротко кивнуть. И только бросил, что разговор о праве на руководство Службой не закончен. И при присутствии Шорохова в конференц-зале смотрел он при этом на Николая.

Уже после его ухода Аманда обещала достать дела по пропавшим магам и документы о магии крови. И приставить слежку к Диме. В отличие от Якова она не была ослеплена своим секретарем и только досадовала, что пропустила нечто важное. Он умел втираться в доверие.

Кирилл уехал к Дане – он не хотел, чтобы тот был один, но уверился, что кошмаров и видений у Николая больше нет, и напомнил про очередную дозу эликсира.

И теперь Николай встречает утро с мыслями о том, кто первым успеет сделать ход – Олег Григорьев, ставший одержимый тенью, или они сами?

Он не сразу слышит шорох шин за спиной по влажному асфальту и коротко оборачивается, когда хлопают дверцы машины лекарского белого фургончика, из которого выпрыгивает Лиза в накинутой на плечи тяжёлой куртке и с термосом.

– Так и знала, что найду тебя где-то около работы.

– Могла позвонить.

– Ты не отвечал на сообщения. Как будто не понимаю, что и так забот хватает. Просто мне почти по пути домой, уже метро скоро будет работать. Хотела узнать, как ты. И сказать, что в клубе разобрались, как смогли. Все разъехались по домам или клиникам. Кроме погибших.

Она присаживается рядом на перила, ноги в высоких ботинках не достают до асфальта со скопившимися тёмными листьями. Пошарив по карманам, выуживает из одного помявшуюся сигарету. Николай замечает проступившую через бинт кровь, скорее всего, надо поменять повязку и обработать рану, но она отмахивается и только ёжится в одном топике.

– Где твой свитер или что-то более тёплое, чем этот изящный топ?

– Кажется, я сунула его какому-то парню. Ему было нужнее, поверь. Как Кирилл?

– Не думаю, что ему будет просто смириться со смертью Сары. И уж тем более милостиво простить того, кто это затеял. Ты хотела знать – я в порядке.

– Хорошо. Надо домой ехать, завтра… точнее, сегодня будет тот ещё денёк.

Сейчас её взгляд почти вровень с его, от неё пахнет лекарствами и ментолом, волосы спутаны в торчащем во все стороны узле.

– Поехали со мной, – предлагает он.

– Честно говоря, я мечтаю о том, чтобы поспать в своей постели и долго стоять под горячим душем. У Сюзанны прикольно, но я лучше к себе.

– Я говорил о своём доме.

– О! Это, конечно, отличное предложение, но мне надо переодеться, да и спать осталось несколько часов. А потом я еду к отцу с дедом. Разгром лавки мог их сломить, особенно дедушку.

– Если я могу чем-то помочь…

– Ник, я справлюсь сама, правда. Бывало и хуже. Но спасибо.

Докурив сигарету и пихнув окурок в крышку пачки сигарет, Лиза ловко спрыгивает на мокрый асфальт и поднимается на цыпочки для короткого поцелуя.

Николай за последние романы привык к тому, что женщины быстро входят в его жизнь и начинают занимать там пространство, порой даже излишне назойливо и настойчиво. Он почти ожидает того же от Лизы, и тем больше удивляется, когда она действительно уходит, бросив короткое “пока”.

Что ж, по крайней мере, он точно сможет навести дома порядок. Потому что сейчас даже не может вспомнить, когда точно последний раз заскакивал в собственную квартиру.

========== -25– ==========

Комментарий к -25-

К Лизе: The Baseballs – Bleeding love (https://music.yandex.ru/album/95495/track/473570)

К Сюзанне и Саше: Diamantta Spaillit (Geny.G remix) (в ВК есть)

К Николаю и Кириллу: Emigrate – Born on my own

(https://music.yandex.ru/album/2343584/track/20574663)

Около трёх лет назад

Лизе нравится сад вокруг дома, заметенный рыжеватой осенней листвой.

Ярко подсвеченная уже холодным солнцем, она как рассыпанное ржавое золото. А от шагов из-под ботинок вспархивают желтоватые светлячки. Пока ещё не такие яркие, как в ночи, когда их тонкие ломкие крылышки кружевами светятся серебристым сиянием.

Лиза всегда хотела узнать, что же ждёт за горизонтом и как далеко уводят изгибы дорог, но дорожила домом, а потом – и маленькой мастерской в городе.

И сейчас она торопится на еженедельный семейный ужин, за которым они вчетвером обсуждают итоги недели, планируют следующую и делятся идеями.

На дощатой широкой веранде под крышей покачиваются стеклянные сферы с овальными свечами, зачарованные отгонять злые силы. Наверняка их зажгла Кристина – сестру всегда влёк огонь и его терпкое тепло. И временами та с упоением рассказывала про магию сухри, которую видела на занятиях в школе. Отец хмурился и напоминал, что от них стоит держаться подальше.

В доме пахнет дровами и тушеным мясом и шуршит где-то в глубине джаз. Сегодня дежурный по кухне – отец. Лиза сверяется с меловой доской, расчерченной орнаментом из листьев и ягод – её очередь в выходные, когда нет хотя бы колледжа, зато ночная смена в баре.

Кристина, подогнув под себя ногу, устроилась на диване в гостиной с наверняка увлекательной книгой, так что даже не замечает, как рядом плавно парит чайник с чаем.

– Я дома! – Лиза сгружает пакеты с едой на стол.

– Угу. Я уже накрыла стол, сейчас абзац дочитаю…

– Ой, твой абзац – это ещё полкниги. Пошли скорей!

Поймав раздраженный взгляд сестры «ты меня отвлекаешь», Лиза закатывает глаза и махом едва не опрокидывает чайник на открытые страницы. Струя воды замирает в воздухе, а Кристина громко захлопывает книгу.

– Класс! Ты меня едва не обожгла!

– Я знала – ты увернёшься. Ну, хватит сидеть, а! У меня такие новости!

– Что, ты опять познакомилась с классным парнем? На этот раз чем он тебя покорил?

– Не всё сводится к парням, знаешь ли. Я нашла косвенные подтверждения существования Ордена.

Кристина выглядит озадаченной и даже немного удивленной.

– Твоя великая теория о равновесии стихийников в этом мире. Отец говорит, это всё бред. Где они были, когда началась магическая резня в конце девятнадцатого века? Или когда в 80х велась холодная война между милинами и сухри за кресло главы Управления?

– Но кто-то же всё это остановил. Мама верила. Ходят слухи, что в Ордене есть те, кто владеет всеми четырьмя стихиями.

О природе магии всегда хотела знать Кристина. Заклинания давались ей не то, чтобы просто, но всё равно легче, чем многим. Словно что-то древнее, что когда-то жило в воде, деревьях и камнях отзывалось ей и стекало в руки.

Но Лизу всегда влекли нераскрытые загадки. Может, потому что она сама всегда тяготела к проклятиям и их тайнам.

На магических ярмарках, куда она часто вывозила товары мастерской, многие маги поздними вечерами собирались в одном-единственном баре с тусклым красноватым светом и рассказывали байки под сладковатый дым курительных трубок. Кто-то заливал о тёмных сделках стражей с проклятыми душами, а кто-то – про тех, кто сохранил знания обо всех четырёх стихиях. И не только знания.

В окна застучали светлячки, мерцая жёлтым и апельсиновым цветами. Рыжие вспышки в осенних сумерках.

– Лиза, не зря же мы создаём кристаллы с водой и воздухом. Кому это стало бы нужно, будь доступны все четыре стихии?

– Сама же говоришь, что нет ничего невозможного!

– А ты не веришь в сказки про подземных жителей. Но ищешь таинственный Орден.

– Девочки, мясо сейчас сгорит! – раздаётся с кухни зычный голос отца. – Вы же не ругаетесь?

Он появляется в проёме двери, вытирая руки клетчатым полотенцем.

– Нет, – одновременно с Кристиной отвечает Лиза и, подхватив пакет с продуктами для холодильника, проходит по деревянному подогретому полу в кухню.

Возможно, Орден лишь сказка. Или интересное приключение. По осени кажется, что в мире живы даже легенды магов, а среди светлячков за окном бьются и мелкие духи огня, которые прижимаются маленькими носами к холодному стеклу и смеются над людьми, растерявшими крошки дарованной магии.

***

Для магов стихий городские улицы внезапно опустели.

Все так привыкли к тёмным фигурам с медными значками на чёрных воротниках или тёплых куртках, к тихим патрулям в течение дня, что уже и не замечали их, пока те не растворились подобно призракам в утреннем мутном свете.

И теперь в магических лавочках за чашечкой травяного чая, в светлых кафе с запахом тыкв и полутёмных барах с кирпичными стенами шептались и недоуменно спрашивали, а где стражи? И боевые отряды милинов не внушали доверия.

Общая обеспокоенность будоражила души и умы.

К тому же после последнего прорыва теней возникли из всех щелей ушлые одиночки-торговцы магическими артефактами, якобы содержащими в себе защитные заклинания, хитрые печати с зелёным отсветом и надёжную защиту от теней.

Сотрудники Бюро и так уже с остервенением несколько дней отлавливали мошенников по закоулкам и подпольным сходкам, обезвреживая опасные и вредные перстни, подвески, шкатулки и прочее барахло, которое доставали на обычных блошиных рынках и даже собственных запыленных чердаках, а потом заколдовывали как могли.

И уверяли испуганных обывателей магического мира, что они наверняка спасут.

Службе тоже прибавилось работы – какие-то из найденных вещиц даже отдавали резким запахом дыма и покалыванием магии теней.

Другие могли взорваться прямо в ладонях.

А среди некоторых артефактов нашлись и те, что были похищены в семейной мастерской семьи Кристрен. Их скромный магазинчик просто оказался немного в стороне от других, а сам вор – довольно ловким, чтобы справиться с магическими ловушками и защитными заклинаниями, нанесенными на порог и дверной замок.

Оказалось, было совершено ещё несколько грабежей.

И теперь Лиза уже несколько часов разбирает в Бюро найденные артефакты, наваленные кучей в простые плетеные корзинки, помогает скрючившемуся к самому столу юноше в коротких брюках с подтяжками и мятой рубашке заполнить бланки и опись.

Ей не привыкать к бюрократическим процедурам – регистрация магических лавок и всё, что касается их деятельности, проходит через Бюро. Мало ли что потом всплывёт среди обычных людей.

Спустя час и стопочку желтоватых, как состаренная бумага, отчётов с ровным мелким почерком Лиза с удовольствием выходит из Бюро на сырой и промозглый осенний воздух. С нарастающим беспокойством раз за разом отправляет сообщение сестре, но те упорно мигают ошибкой доставки.

До скорого поезда к загородному дому отца и деда ещё остаётся несколько часов, а холодный день с низкими дождевыми тучами совсем не располагает к долгим прогулкам по улицам.

Лиза с досадой думает, что байк вряд ли успели отремонтировать за такой короткий срок, а без него даже непривычно. Или она, как и каждый сезон, успела свыкнуться со скоростью, изгибами дорог, мельканием дорожных знаков и ярких в ночи фонарей, с недостижимым краем неба перед собой.

Как и каждую осень, когда уже холодает, чаще затяжные дожди или даже первый снег, она уже скучает. Впереди долгая зима с коварным льдом, морозом и сугробами.

Но компас внутри ведёт вперёд не только по извилистым шоссе и трассам, но и в переулках мегаполиса. Мимо двориков в арках с железными решётками, кафе с вывеской «пробуди свой дух», тёплых магазинов и высоток или старинных особняков с заколоченными окнами.

В этом есть своя привлекательность – никогда не знаешь, кто из прохожих окажется стихийным магом с искрами вокруг запястий или запахом горного воздуха, в каком окне горят простые электрические люстры, а где – магическое пламя.

Возможно, сейчас за поворотом в узком переулке кто-то вскрывает печать или незаметно расставляет на детской площадке свечи для ритуала огня и злого заклятия на ворчливого соседа.

Мир магии скрыт иллюзиями и покровом тайны среди дождя, осенних ветров и шороха листьев под ногами.

Шагая по улицам под шуршание старого рока в больших наушниках, Лиза незаметно для остальных даёт волю воздуху вокруг себя. Внутреннему компасу со стрелкой где-то внутри. И вскоре оказывается у родного концертного бара, где иногда выступает. На одной затёртой и слегка выцветшей афише о давнем концерте даже напечатано её имя.

Стены и пол в пятнах жёлтого, синего и зелёного света от прожекторов, над маленькими столиками на четверых низко висят лампы с бахромой, а под потолком тянутся трубы. Сейчас здесь пусто, только одна парочка сидит в глубине за настольной игрой, судя по глухому перестуку кубиков.

Раньше она здесь подрабатывала. За барной стойкой, гремя шейкерами и смешивая ярко-голубое и зелёное, лёд и содовую. Впрочем, во времена, когда они восстанавливали бизнес, Лиза между мотаниями по ярмаркам в разных городах, бралась за любую работу.

Бармен за стойкой в круглых солнцезащитных очках, жёлтой полосатой рубашке расплывается в широкой улыбке и даёт пять, когда Лиза присаживается перед ним, скидывает куртку на соседний стул и просит яблочный лимонад.

– Хоу-хоу! Давно тебя не видел!

– Привет, Патрик. Да я и сейчас совсем ненадолго. Помнишь, здесь болтался такой паренёк по кличке Водяной?

– Ага. Скользкий тип, честно говоря. Тут, конечно, всякий народ встречается под вечер. Сама знаешь, магических баров не так много. Но он всё время… ошивался. Крутился, словно что-то вынюхивал. Шептался с посетителями. Я его выгнал, мне проблемы от Бюро не нужны. А то ещё стал бы наркотики продавать.

Лиза благодарно кивает и некоторое время занимает себя тем, что вылавливает соломинкой в сладковатой содовой дольку зелёного яблока. Та никак не поддаётся и снова и снова соскальзывает в лимонад. Патрик делает себе кофе и пластично перетекает из одной позы в другую, безмолвно, но эмоционально подпевает The Bleeding love в исполнении The Baseballs.

Они познакомились как раз здесь, за этой барной стойкой. Делили смены, а потом стали работать в паре. Постоянно спорили из-за музыки, Патрик ко всему прочему безуспешно пытался научить её танцевать рок-н-ролл, а потом на спор вытащил к открытому микрофону.

То было время путешествий, рока в крови и безудержных ночей.

Лиза никогда не считала, что они встречались – скорее, тусили вместе. С ним она терялась в драйве ночей, чтобы утром приходить в лавку и работать до упора. До следующей ночи.

С Патриком они окончательно расстались, когда оказалось, что они уже какое-то время живут вместе в маленькой съёмной квартире Лизы, а все счета почему-то оплачивает она. Никакого тяжёлого разрыва, разошлись в разные стороны. Дела мастерской как раз пошли в гору, и Лиза решилась на свою затаенную мечту – музыкальный колледж.

С тех пор они остались добрыми приятелями.

– Так как всё-таки найти его? Может, остались какие-то контакты?

– А ты уверена? Лиза, я сам не пай-мальчик, ты знаешь. Но от Водяного я бы держался подальше.

– Патрик, не надо обо мне беспокоиться. Я вполне могу за себя постоять.

– Ну да, я помню, как ты отшвырнула того наглеца, который полез на сцену и требовал не песен, а стриптиза.

Лиза морщится и подхватывает яблочную дольку. Сочную, хрустящую и с лёгким запахом лайма. Патрик спускает очки на кончик носа и опирается на стойку локтями, явно решившись заговорить о чём-то важном.