сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 57 страниц)
«Значит, они могут следить и за мной?» — я оглянулся, будто ощутив чей-то пристальный взгляд у себя на затылке.
В квартире стояла гробовая тишина, словно скрывавшая чье-то присутствие.
«Я бы услышал, если бы кто-то тут был», — утешил я сам себя, вздрогнув от ужаса, накатившего на меня.
Я вышел из библиотеки и подошел к окну в гостиной. Я всмотрелся в соседнее здание: его пустые окна, словно там никто не жил, старую крышу. Мурашки побежали по спине, заставляя меня потереть кожу, чтобы согреться и унять беспричинную дрожь.
— Ну, не может же такого быть! — я повернулся к окну спиной.
Я торопливо вернулся в библиотеку и просидел за учебниками до самого позднего вечера, стараясь забыть о своей глупой паранойе, словах Кетернии, Мариссе и неоправданном страхе, из-за которого сердце бешено билось в грудной клетке, будто пытаясь вырваться из заточения и спастись бегством.
***
Я устало упал на скамейку, желая отдохнуть после напряженной игры в баскетбол. С тех пор как с русским у меня все стало лучше, я предстал в образе всеобщего любимчика. Не то чтобы я хотел этого, но такой образ мне определенно шел. Хотя Кетерния постоянно говорила мне, что такими темпами мне недалеко осталось до голубка. Потом она всегда подмигивала и звонко смеялась.
«Чертовка», — подумал я, запуская пальцы в волосы.
Сегодня она снова прогуляла физкультуру, как и всегда. Сколько бы раз я ни спрашивал, стражница никогда не говорила мне причин своих прогулов. К тому же она отказалась сказать мне, где проводит целый час. Однако я был уверен, что она уходит из школы.
Я почувствовал, что кто-то смотрит на меня. Я посмотрел направо, где сидели освобожденные. Аюдалия мгновенно отвернулась, слегка покраснев, и уткнулась в учебник по истории, притворяясь, что невероятно заинтересована планом сражения, нарисованном на странице.
«Может, стоит спросить у нее?» — внезапно подумал я и придвинулся к девушке, заглядывая в книгу через ее плечо.
— Это, вроде, план Русско-Финской войны? — спросил я, вежливо начиная разговор.
— Я и без тебя знаю, — кинула девушка, дернув плечом и перебросив волосы, чтобы мне было ничего не видно.
«Зачем тогда пялилась на меня, если ведешь себя так грубо?» — озадаченно подумал я, собираясь отойти о нее.
— Ты меня бесишь, — вдруг сказала Аюдалия, не поднимая головы.
— И чем же? — раздраженно спросил я, замерев.
Одноклассница молчала, словно собиралась с мыслями. Я терпеливо ждал ее ответа.
— Ты разобьешь ей сердце, — спокойно ответила она, пронзив меня своими карими глазами с зеленоватыми кругами.
Впервые я умудрился нормально разглядеть подругу Кетернии. Девушка была симпатичной, с бледными веснушками на румяных щеках и прекрасными глазами, но темные синяки под ними делали ее похожей на панду, а между бровями, которые она часто хмурила, образовалась небольшая морщинка.
— Извини? — спросил я, удивившись ее словам.
— Я уверена, что общение с тобой принесет ей одну лишь боль, так что прекрати сейчас, пока не стало слишком поздно, — Аюдалия громко захлопнула книгу и кинула ее в сумку.
— С чего ты взяла? — поинтересовался я, чувствуя себя униженным ее безосновательными обвинениями.
— Просто знаю, — кинула девушка и заторопилась выйти из зала.
Я побежал за ней, желая узнать причину ее ненависти. Я легко поймал мяч, летевший в Аюдалию, и швырнул его ребятам, состроившим виноватые лица. Одноклассница не поблагодарила меня и вылетела за дверь. Я остался стоять в зале, словно пораженный молнией.
Кетерния пришла к кабинету, в котором у нас был следующий урок, словно ничего не произошло. Она подскочила ко мне, вскрикивая «Бу!» у меня за спиной, чтобы застать меня врасплох. Я слегка вздрогнул, чем вызвал ее улыбку.
«Почему я погублю ее?» — подумал я, ища глазами Аюдалию, словно специально прятавшуюся где-то.
— Ты уже был в столовой? — спросила стражница, отрывая меня от поисков и заглядывая мне в глаза.
— Не-а, — протянул я, все еще тщетно пытаясь найти ее подругу.
— Тогда пошли, — чертовка утянула меня за собой вниз по лестнице.
Мы быстро летели по ступенькам, спрыгивая с нескольких последних, будто нам было совсем не страшно упасть. Мы залетели в большущую столовую, где было куча людей, между которыми Кетерния ловко проскакивала и тащила меня за собой.
— Ты что будешь? — спросила она, вынимая откуда-то кошелек.
— Любую булку, — ответил я, удивляясь ее щедрости.
— Ладушки, — воскликнула она и скрылась в очереди.
Я повернулся к столу, около которого стоял, чтобы сесть. Пара зелено-карих глаз угрожающе уставилась на меня. Девушка схватила свой любимый учебник по истории и, намеренно толкнув меня плечом, вышла из столовой.
— Держи, вот твоя булочка, — стражница запихнула еду мне в руку.
Я глядел вслед Аюдалии.
— Фы фего? — поинтересовалась Кетерния, уже уплетая свою еду за обе щеки.
— Да так, ничего, — рассеянно кинул я.
***
Мне удалось поймать Аюдалию только через несколько дней. Это снова была физкультура, и нас поставили в пару, чтобы мы тренировались верхним и нижним волейбольным подачам.
— Что ты имела в виду тогда? — спросил я, отбивая мяч.
— Мои слова не нуждаются в пояснении, — грубо ответила девушка, со всей силы ударив по мячу.
Я с трудом поймал его до того, как он треснул меня по челюсти, как, похоже, она планировала.
— Я не собираюсь делать Кетернии ничего плохого, — сказал я, хрустнув пальцами.
— Я в этом сомневаюсь, — Аюдалия внимательно смотрела за моими движениями, ожидая подачи.
Я проигнорировал ее слова, обменявшись с ней парой ударов перед тем, как она снова заговорила.
— Она постоянно говорит о тебе, словно влюбилась, — бросила девушка, грустно улыбнувшись.
Я замер, ошарашенный ее словами.
«Такого не может быть», — подумал я, взвешивая все «за» и «против».
— Мы с ней просто друзья, — уверенно заявил я, словно и не думал ни о каких других возможностях.
Одноклассница смерила меня презрительным взглядом, отбив мою подачу.
— Прозвучало ужасно неубедительно, — фыркнула она. — Ты хотя бы себе не ври.
— Я не вру, — наивно запротестовал я.
— Ну-ну, — протянула девушка, остервенело кидая мяч в мешок.
Мы вернулись в общий строй, где нас распределили на команды. Мне повезло оказаться с Аюдалией, потому что так я смог закончить этот разговор, не дававший мне покоя.
— Если я и не вру, то я не собираюсь делать ей больно, — тихо сказал я, стоя позади девушки.
Я легко отбил мяч, летевший на меня, и забил очко. Освобожденные вяло захлопали успеху нашей команды. Парни одобрительно окликнули меня, я бросил улыбку им в ответ.
— Тогда докажи мне это, — прошептала девушка, перехватывая другой удар команды и передала мяч Андрею, прыгавшему на периферии моего зрения и указавшему на себя.
— Как мне это сделать? — все так же тихо спросил я.
— Верни ее. Она в Румянцевском, — сдалась Аюдалия, печально взглянув на меня.
Я, не раздумывая ни секунды, вылетел из зала, громко хлопнув дверью вслед крику преподавателя.
***
Большая удача, что охранники в этой школе похожи на старых бегемотов. Их шансы поймать меня были даже меньше, чем у нашей уборщицы. Я выскочил на улицу, не захватив куртку. Ледяной ветер быстро пробрался под тонкую ткань футболки, я глянул по сторонам, соображая, куда мне бежать. Я рванул направо, огибая безликих людей, торопящихся по своим делам. Кровь глухо стучала в ушах, а дыхание было рваным, словно я вот-вот задохнусь. Я подлетел к кованой решетке парка и забежал в приоткрытые ворота. Я догадывался, где она сидела, меня словно влекло в дальний безлюдный уголок, выходящий на Неву. Золотая, рыжая, красная, бордовая листва, еще не убранная в аккуратные кучи, шелестела под ногами, разлетаясь разноцветным веером. Я замедлил шаги, тихонько подходя к повороту. Она сидела на скамейке с бумажным стаканчиком в руках, от которого шел еле заметный пар, растворявшийся в ледяном октябрьском воздухе. Кетерния была замотана в свой гигантский шарф и дышала в него, чтобы согреться, ее глаза были прикрыты, словно она задремала. Я острожно пошел к ней, стараясь не потревожить ее.
— Я опоздала? — внезапно спросила она с легкой хрипотцой в голосе, словно у нее разболелось горло.
— Нет, я здесь не поэтому, — ответил я.
Девушка кивнула, ее глаза все еще были закрыты, а ресницы едва заметно трепетали.
— Садись, не стесняйся, — бросила она, слегка кивнув головой на свободное место.
Я, недолго помявшись на месте, сел подле нее. Вопросы стайками крутились в моей голове, каждый из них требовал немедленного ответа, но я сдерживал свое любопытство, пока она сама не захотела бы все рассказать мне. Я обессиленно запрокинул голову, вглядываясь в серое небо, которое сейчас так сильно напоминало мою родную Норвегию с ее горами и холодом, пронизывающим до костей. Я выдохнул облачко пара, улетевшее к низким облакам.
— Аюдалия… Она тебе все рассказала? — спросила Кетерния тихо, слегка приоткрыв глаза, но не поднимая на меня взгляда.
— Нет, она просто сказала мне вернуть тебя, — покачал головой я, убирая руки в карманы спортивных штанов.
Девушка грустно хмыкнула, отхлебнув чая. Ее волосы растрепались и высовывались из-под вязаной шапки, слегка покачиваясь на ветру.
— Когда мне было девять, родители осенью махнули на машине в Финляндию. Накануне я с ними очень сильно разругалась из-за какой-то глупой детской прихоти. Однако я помню, как мама утром поцеловала меня в лоб, перед тем как уехать, а папа потрепал по голове, слегка улыбнувшись, как умел только он, — тихо говорила стражница, глядя на темную Неву пустыми глазами.
Я не прерывал ее рассказа, догадываясь, чем закончится ее история.
— Они обещали приехать через два дня, а потом мы бы пошли в парк, как всегда делали осенью, чтобы собрать опавшие листья, найти желуди, может, даже каштаны, — девушка прерывисто вдохнула, слезы, стоявшие в глазах, мешали ей видеть, она вцепилась в стаканчик, словно он был ее спасательным кругом. — Но они не вернулись. Утром, когда я сидела на уроке, приехала тетя со своим женихом и забрали меня к себе домой. Тетя Аделия плакала, не переставая. Она говорила мне что-то об аварии, внезапных заморозках на дороге, что отец, который прекрасно водил машину даже в лютый мороз и стужу, не справился с управлением…
Девушка резко попила, словно стараясь проглотить комок, болезненно стоящий в горле.
— Тетя уехала в больницу, а я сидела дома, не понимая, зачем взрослые мне врут. Я думала, что они не могли умереть. Представляешь? — она спросила меня, не требуя ответа.
Я стыдливо отвел взгляд, не зная, что больнее: когда родители от тебя отказываются или когда любят, но исчезают, оставляя в одиночестве.
— Когда они вернулись из больницы, опознав тела, покореженные металлом, — Кетерния нахмурилась, первая слеза скатилась по ее щеке, оставляя за собой серебряную дорожку, — только тогда я заплакала, только тогда поняла, что их больше нет, что никто не пойдет со мной в парк, что никто не будет пить со мной чай по вечерам, никто не поддержит, никто не улыбнется, никто не защитит. Только тогда пришло осознание, что я осталась одна.
Девушка вздрогнула от внезапно налетевшего ветра. Я слегка махнул рукой, сметая ледяной воздух в сторону.
— Тогда, наверное, сломалась и тетя. Она отчаянно желала оставить меня у себя, потому что считала своим главным долгом заботиться обо мне. Однако ее жених… Он был, грубо говоря, против детей. И знаешь, что? — девушка посмотрела на меня, в ее глазах словно плескались боль и горе.
Я покачал головой, удерживая ее тяжелый взгляд.
— Она бросила его. Ради меня, — с сожалением сказала Кетерния, посмотрев на свои руки, покрасневшие от холода. — Отказалась от счастья, любви… Она отказалась от идеальной жизни, о которой всегда мечтала, а ей было всего двадцать один… Мы продали родительскую квартиру, причинявшую слишком много боли, и переехали на набережную, по которой когда-то так любили гулять вчетвером, всей семьей.
Девушка закусила губу, всматриваясь в Неву, терзаемую жестоким ветром. Мне так хотелось обнять стражницу, прижать к груди и не отпускать, убедить, что все будет хорошо, что я буду гулять с ней по набережной, защищая ее от дождя, колючего снега, или в парке, где я насобираю ей желудей и приносящих удачу каштанов, но я не мог ей врать. Как можно? Я ведь даже не был уверен в том, что смогу остаться с ней, что мои стремления мне позволят… Я начал понимать Бостона.
— Тетя несколько лет только и делала, что работала, забросив учебу. Я, как могла, помогала ей, стараясь скрасить ее жизнь, сосредоточенную на вечном и безумном труде, но этого всегда было мало, я знала. Пару лет назад она начала топить свое горе в алкоголе, притупляя ноющую в сердце боль, — девушка попила чаю, ее руки слегка дрожали. — Еще пару месяцев назад я думала, что выхода нет, что она утонет, от нее останется лишь пустая оболочка, а душа упорхнет. Я боялась этого одиночества, которое настигнет меня, я была в ужасе. Однако потом появился ты.
Кетерния краем глаза взглянула на меня и выдохнула облако пара, замершее в воздухе на пару секунд, а потом растворившееся в шепоте деревьев.
— Не знаю, что изменилось в моей жизни с твоим приходом, но я почувствовала, что надежда есть, даже когда все безнадежно. Я бросилась работать, помогать тете, заваливать ее новыми и интересными заказами, которые бы заняли все ее время; главное, чтобы она не успевала подойти к бутылке, — тихо говорила девушка, ее голос шелестел, словно осенние листья, летавшие у наших ног. — Мне удалось спасти ее, заставить забыться. Вскоре появился Бостон, с которым она снова начала искренне улыбаться. Но только потом я поняла, что она справилась со своей болью, а моя лишь углубилась. Как будто кинжал с каждым разом все сильнее и сильнее приближается к сердцу. Я задыхаюсь…
Девушка сделала последний глоток практически остывшего чая и поднялась на ноги. Она незаметно смахнула слезы, серебром катившиеся по щекам.
— Нам пора, мы опаздываем, — сказала она, словно только что не плакала, словно не была на грани помешательства.
Я пристально посмотрел в ее карие глаза, подсвеченные золотом и горем, поселившимся в душе.
«Твои страхи… Почему я не могу их забрать?» — отчаянно подумал я, резко поднимаясь на ноги.
Через секунду я прижал ее к себе, она безысходно уткнулась носом в мое плечо. Я знал, что она плачет, что ей больно. Я знал, что это не холод заставляет ее дрожать. Я знал, что ей нужен тот, кто спасет ее, кто вытащит из нее этот кинжал, терзавший душу. Кетерния вцепилась руками в мою футболку, сотрясаясь от рыданий. Я слегка погладил ее по голове, пытаясь утешить. Деревья тоскливо выли над нами, словно поддерживая стражницу, разделяя с ней ее горе, ветер мрачно свистел, унося черные воды Невы к заливу.
«Пусть сейчас это буду я. Сейчас я буду ее спасать, как она меня когда-то, но потом… — поклялся я, удерживая ее в своих объятьях, скрывая ее слезы от других. — Потом еще не наступило».
***
Было непростительно поздно, когда мы вышли из парка. Мы точно прогуляли два урока. Я крепко держал Кетернию за руку, защищая ее от октябрьского ветра, остервенело бившего в лицо. Мы шли молча, следуя линиям Петра, разрезавшим остров своей прямотой.
— Тебе следует начать ходить на физкультуру, — наконец сказал я, собравшись с мыслями.
Я обернулся назад, всматриваясь в лицо чертовки, бледным пятном выделяющееся на фоне ее темных волос и пестрого шарфа. Она покачала головой:
— Я… — стражница откашлялась. — Мне будет тяжело, я привыкла оставлять свое горе там, чтобы не беспокоить тетю своим подавленным настроением.
«Надеюсь, что ты не простудилась», — обеспокоенно подумал я, сжимая ее ледяную ладошку.
Мы остановились на светофоре.
— Боль легче всего забывается, когда ты отвлекаешься на что-то. Тренировки — мой способ, — бросил я, поглядывая на Кетернию, потиравшую красный от мороза нос.
— А от чего спасаешься ты? — поинтересовалась она, слегка приподнимая голову и всматриваясь в мое лицо.
«Я ведь ей не говорил», — вспомнил я, слегка нахмурившись.
— Не важно, — кинул я, продолжая идти, не отпуская ее руки.
— Уверен, что не хочешь поделиться? — спросила девушка, шагая возле меня.
Я сам не знал, когда буду готов рассказать и буду ли вообще.
— Пока нет, — кратко ответил я. — Не уходи от темы.
Девушка чуть улыбнулась. Легкий румянец расцвел у нее на щеках.
— Я вернусь на физкультуру только при одном условии, — она хитро глянула на меня, наклонив голову.
