сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 57 страниц)
Мы без разбору неслись по улицам, уворачиваясь от взрывов, следовавших за нами по пятам. После очередного поворота мы вновь оказались подле Эйфелевой башни, красиво подсвеченной в беззвездной ночи.
— Тупик, — рвано выдохнула Кетерния.
Все улочки, куда мы могли бы свернуть с этой площади, уже были взорваны: ядовитый черный дым клубился над руинами домов, облизываемых пламенем.
«Нужно срочно найти выход», — подумал я, впиваясь взглядом в окружение.
Эйфелева башня в самом деле выглядела потрясающе.
— Полезли наверх, — предложил я.
— Ты осмелишься залезть в лифт в такой ситуации? — Кетерния недоверчиво посмотрела на меня.
— У тебя достаточно сил? — проигнорировал я ее вопрос и побежал к ближайшей «ноге» памятника.
— Саша, черт тебя подери, не убегай просто так, — стражница последовала за мной, воровато оглядываясь по сторонам.
Мы остановились около подножия.
— Дай угадаю, ты хочешь, чтобы я создала пару лиан, и мы забрались наверх? — Кетерния бросила на меня пристальный взгляд.
— Именно, — я пожал плечами.
— Тогда держи, — девушка протягивала мне катар, перестававший пылать обжигающим огнем; я уставился на нее в недоумении. — Если что, атакуй первым, хотя ты и сам в курсе.
Я принял оружие и обхватил прохладную каменную рукоятку, кастет был приятно тяжелым. Я замахнулся и со свистом рассек воздух. Краем глаза я заметил, что тьма, что преследовала нас раньше, начала вытекать из переулков.
— Пока ты колдуешь, скажи, что там было, — я услышал, как Кетерния прервалась и еле слышно выругалась. — Ведь что-то случилось с Мариссой?
Вопрос непосильным грузом повис в воздухе, ответа на него уже не требовалось: пронзительная тишина была чересчур красноречива.
Чернильная тьма медленно подползала все ближе к нам, пузырясь и противно шипя, вдалеке вновь раздалась скрипка. Я принял оборонительную позицию, чувствуя, как катар с готовностью звенел в руке.
— Она ранена? — спросил я с невероятной холодностью и спокойствием.
Кетерния снова промолчала.
«Не может быть…» — ошарашенно пролетело у меня в голове, но снаружи я был похож на непоколебимую бесчувственную статую.
По рукам прошлась мелкая дрожь, я уставился в землю пустым взглядом, внутри у меня ничего не существовало, все обратилось в прах, тлен, ничто…
— Саша! — Кетерния вылетела передо мной, разрезая смолистую фигуру сверкающим катаром.
Тьма с противным шипением опала на землю, но ее место сразу занял новый силуэт; движениям этой мертвой армии вторила скрипка. Я знал, что произойдет в следующий момент.
— Саша, сейчас не… — стражница встала передо мной, готовясь вновь ударить врага.
— Я знаю, — это был чужой голос, голос незнакомца. — Продолжай создавать лианы, я справлюсь.
Я сделал уверенный шаг вперед и, стоило монстру подойти ко мне, всадил катар в то место, где у человека было сердце: у чудовища там была пустота.
— Но… — Кетерния воспротивилась на секунду, однако, увидев мой ледяной взгляд, вернулась к Эйфелевой башне.
Я спокойно выдохнул, когда более не чувствовал присутствия стражницы рядом со мной. Горькое осознание реальности грубо придавливало меня к земле, но я не хотел чувствовать потерю: я должен был защитить чертовку и себя.
«Хоть кто-то выйдет из ада живым», — подумал я.
— И это будем мы, — грубо рявкнул я, разбежался и с безразличием рассек сумрачные фигуры, открывшие свои безобразные рты, чтобы начать свою заунывную песню.
Несколько черных капель их крови окропило мои руки и лицо, но это лишь раззадорило меня.
— У каждого стража есть свой секрет,..
Я проскользнул в самую гущу тьмы, вдыхая спертый воздух сражения. Силы вновь вернулись ко мне, они рвались наружу, стремились уничтожить этих уродов, однако я держал их в узде, позволяя лишь слегка обморозить кастет.
— Упрятанный в сердце скелет.
Я мысленно повторял слова песни, пока кромсал очередное чудовище, разлетающееся чернильной жижей.
— Один скрывает в себе убийцу,
Боясь огорчить свою сестрицу… — я замер, вслушиваясь в эти строчки; в этот момент одна из теневых фигур ринулась в мою сторону, но алая лента пролетела сквозь нее, выжигая всю чернь.
Я махнул рукой в благодарность Кетернии. Я знал, о ком были эти две строчки. Я хотел уничтожить его.
«Заморозить», — хладнокровно подумал я.
— Саша, двигайся сюда, я соорудила наш подъемник! — крикнула стражница, я обернулся в ее сторону и заметил, что огненные ленты с трудом сдерживали натиск врагов, о которых я забыл на некоторое время.
Я рванул к ней, на ходу разрубая бурлящую темноту, пытавшуюся отрезать наш путь к отступлению. В тот момент, когда сумрачная стена разлетелась передо мной, зловещее пение продолжилось.
— Другой может остаться один,
Когда проиграет Совету старшин.
Я замер, внезапно ощутив силу этих слов, врезавшихся в память, пылавших на черепе свежим ожогом. Эти строчки были обо мне.
— Сколько можно, а? — Кетерния вылезла передо мной, обрушивая бесконечные удары на монстров, чьи разинутые рты беззвучно смеялись над моей слабостью. — Двигай давай, я их отпугну.
Я рассеянно кивнул и побежал сквозь удачно образовавшуюся трещину в тьме. Эйфелева башня сияла: отсветы огня чертовки играли бесконечными искрами на темном металле.
— Быстро, вставай в петлю, — девушка прорвалась ко мне.
Я видел, что она была на пределе.
— Иная страшится забвенья семьи
И ляжет за память о ней костьми, — я крепко вцепился в лиану, отбросив в сторону катар.
— Не слушай, — успокаивающе сказала Кетерния, заглянув ко мне в глаза.
Я только сейчас заметил, что она приняла основной удар на себя: вся в ранах, руки тряслись от недостатка сил…
— Держись! — она выдавила из себя улыбку.
Мы взмыли вверх за секунду до того, как монстры обрушили свои туманные руки на башню. Краем глаза я увидел, что нас тянули наверх каменные глыбы, летящие вниз.
— Надо прыгать! — крик девушки с трудом прорвался сквозь свист ветра.
Я сиганул первый, цепляясь руками за одну из бесконечных перекладин. Кетерния, слегка опоздав, успела схватиться лишь одной рукой. Я, все еще чувствуя себя незнакомцем, молча помог ей, притягивая поближе к себе.
— Куда дальше? — стражница уселась на железной балке, крепко держась.
До вершины было далеко, но единственным возможным путем туда был лифт. Я глянул вниз: тьма медленно обволакивала Эйфелеву башню, пожирая ее; земли уже не было видно.
— Пошли в лифт, — я перелез на соседнюю балку, а затем спрыгнул на площадку, огни на которой горели особенно ярко. — Давай, я тебя поймаю!
Кетерния неуверенно переползла поближе ко мне, а затем взглянула вниз, борясь со страхом.
— Точно поймаешь? — неуверенно спросила она.
Мое сердце на секунду сжалось.
— Точно.
Она прыгнула, протянув мне руку. Я успел схватить ее в последний момент, она зависла на высоте ста метров над землей. Я потянул ее на себя, крепко обнимая. Ее трясло, но она была первой, кто выпутался из объятий, кто побежал к лифту. Почему она вела себя так по-взрослому?
Мы зашли в угрюмую красную кабину, еле освещенную угасающей лампой. Кетерния схватилась за поручень, смотря вниз.
— Как скоро они нас настигнут? — спросила она, когда двери с грохотом захлопнулись.
— Минут десять от силы, — я рухнул на пол.
Лед растаял, чувства прорвались наружу. Я очень хотел зарыдать, крича от боли, но не мог, пока Кетерния была рядом и смотрела на меня таким взглядом — полным сочувствия и жалости. Меня не надо было жалеть. Мне нужно было лишь знать правду.
— Она умерла? — я постарался скрыть дрожь в голосе.
Стражница резко выдохнула, вцепляясь в поручень и закусывая губу.
— Он ее убил? — я ненавидел ее молчание.
Кетерния посмотрела на меня так, словно была загнанным зверем. Почему она молчала? Адская смесь привкуса разрушенной жизни и отчаяния от молчания стражницы заставила меня резко встать на ноги и, преодолев расстояние между нами, заглянуть в глаза той, кто боялся сказать правду.
— Говори, что ты видела, — я удивился злобе в своем голосе.
Лифт противно заскрипел, разрушая тишину. Кетерния, до этого старательно прятавшая взгляд, подняла его на меня. В ее глазах застыли слезы.
— Он. Убил. Мариссу, — процедила она сквозь зубы.
Каждое слово, будто хлыст, резало сердце, врезалось в память, уничтожало что-то во мне.
«Я его убью», — подсказывал правильный ответ мой разум.
— Убью, уничтожу, сотру в порошок, заморожу до смерти, — шептал я, отходя от Кетернии.
Кабину тряхнуло.
— Это он все устроил? — не было нужды спрашивать. — Где этот ублюдок? Почему он не вышел сразиться? Он — жалкий трус! Нет… Он — убийца!
Я чувствовал, что медленно сходил с ума.
Лифт остановился, Кетерния вышла первая, даже не оборачиваясь на меня. Тогда я не понимал, что ей было не менее тяжело. Оказавшись на обзорной площадке, я сразу создал моргенштерн, готовясь сражаться.
— Монстры его рук дело, — внезапно сказала чертовка, потирая запястья.
Я безразлично пожал плечами, а затем, не понимая, что творю, со всей силы обрушил моргенштерн на лифт, опасно покачнувшийся от удара.
— Ты что творишь? — Кетерния вцепилась в мою руку, стараясь остановить меня.
— Вниз все равно дороги нет, — она отпустила меня.
На третий удар лед просочился в крепления, заставив их трещать под тяжестью ноши.
— Падай, блять!
Лифт сорвался вниз, отрезая нас от земли. Грохота падения не было слышно: он утонул во тьме.
— У каждого стража…
— Надоели! Я все это слышал! — я показательно заткнул уши.
Кетерния не пыталась более меня утихомирить: она делала вид, что чересчур занята своими катарами. Темнота подползала все ближе и ближе. Внезапно Эйфелева башня наклонилась, грозясь упасть. Я схватился за перекладину, а стражница вогнала кастеты в землю.
— Последняя прячет в себе ураган,
В ее имени спрятан проклятый клан.
Кетерния замерла, услышав эти слова. Они завершали песню. Они были о ней. Впервые за целый сон я открыл глаза, чтобы увидеть правду, которую я искал, только встретив чертовку.
«Но о которой я забыл», — с горечью подумал я.
Ее ураганом были силы ледяного стража, воспоминания о которых я стер когда-то давно, словно в прошлой жизни. Она ничего не знала о стражах, ее силы были тайной, ее семья была исключена Советом… Кетерния всегда таила в себе секреты, о которых и сама не знала.
— Кетерния, ты… — начал я, но монстр, прорвавшийся к нам, остановил мой вопрос.
Я резко атаковал его моргенштерном, обрушивая удар на голову, но чудовище упало вниз: катары отрезали его ноги.
— Я ничего об этом не знаю, — она предупредила мой вопрос, вставая в полный рост.
Я лишь кивнул. Песня шла по кругу, скрипка играла на фоне, напоминая, кто здесь был кукловодом, а кто — жалкими марионетками. Черный туман все прибывал, переливаясь через перила, бурля темнотой, молча крича. Эйфелеву башню качало.
— Мы долго не протянем, — подтвердила очевидное Кетерния, пока мы стояли спина к спине, атакуя квинтэссенцию ужасов.
Я обрушил моргенштерн на пол, замораживая его.
— Сейчас нужно будет подняться над землей, — крикнул я, когда ледяные иглы выросли из площадки, протыкая врагов.
Кетерния стояла на корне какого-то растения, она отбросила катары и атаковала врагов чистой стихией: сжигала, удушала лианами.
— Мы здесь умрем, — выдохнула она, когда очередная волна чудовищ была повержена.
Противный привкус поражения, краха и безысходности плясал на языке. Я покрепче обхватил рукоять моргенштерна. Плана не было, но я не мог такого позволить.
— Нет, не умрем, — процедил я, хватаясь за стражницу, когда башня вновь наклонилась. — Он уже убил ее. Ему мало?
Я не мог называть ее имени. А он был недостоин такой чести.
— Но я не вижу выхода! А просыпаться мы, видно, не намерены! — Кетерния с трудом удерживала меня: если бы она отпустила, то я бы упал прямиком в безликую тьму.
Бескрайняя пустота охватила меня, напоминая, что мне, в общем-то, больше нечего терять: все, что мог, я уже утратил. Я мог умереть. Но не мог оставить бабушку одну, оставить Кетернию умирать в одиночестве или вновь видеть, как жизнь вытекает из того, кто тебе близок, не мог оставить его поступок безнаказанным…
— Ты мне веришь? — крикнул я, с трудом выдыхая.
— Верю, — она не замялась ни на секунду.
— Отпускай!
— Что? Ты спятил?! — скрипка на секунду сбилась. — Я тебя не отпущу! Никогда, даже не проси!
Мне нужно было повзрослеть: она не должна была сегодня справляться со всем одна. Стражи не бесчувственные роботы, но мы должны проглатывать боль, прятать ее в самый угол сердца, не позволяя ей мешать нам быть стражами. Я не смог этого сделать, но я был уверен, что это я смогу провернуть. Нужно всего лишь вернуться в наши сны, вспомнить, как мы обнимали друг друга на прощание, а затем растворялись, исчезая из нашей бухты.
— Нет, не держи нас обоих, — спокойно ответил я, отрешившись от своей боли.
— Обоих? — толика сомнения мелькнула в золотых глазах.
Я метнул ледяной кинжал в монстра, приближавшегося к Кетернии, а затем кивнул, подтверждая ее опасения. Мы смотрели друг другу в глаза, пока она медленно отпускала железку, удерживавшую нас на вершине падавшей башни.
— У каждого стража есть свой секрет,
Упрятанный в сердце скелет.
Один скрывает в себе убийцу,
Боясь огорчить свою сестрицу;
Другой может остаться один,
Когда проиграет Совету старшин.
Иная страшится забвенья семьи
И ляжет за память о ней костьми;
Последняя прячет в себе ураган,
В ее имени спрятан проклятый клан.
Я крепко обнял ее, когда мы полетели вниз, не издав ни звука: умирать нужно с честью. Терпкая тьма мягко приняла нас в свои объятия, но в следующую секунду пронзительная боль, словно от тысячи иголок, вгоняемых под кожу, пронеслась по телу. Я не выпустил Кетернию из объятий, ее слезы жгли мое плечо, пока я молился.
«Мы проснемся, нам пора домой, нас там ждут. Мы проснемся, нам пора домой, нас там ждут…» — повторял я, пока не потерял себя в беспросветной черноте, убаюкивающей меня болью и страданием.
— Проснемся… — услышал я шепот Кетернии, когда все окончательно померкло.
***
Ночью был шторм. Балкон был открыт нараспашку, а занавески промокли насквозь из-за метели.
Марисса умерла двадцать четвертого декабря.
Я не хотел двигаться. Я не хотел жить.
Я знал, что это он позволил нам спастись из сна, великодушно отпустил, позволил сбежать. Он собирался наблюдать, как мы, словно жалкие крысы, будем бежать, прятаться, спасаться… Это была его игра с самого начала.
Я зажмурился, прогоняя слезы. Я должен был оставаться сильным. Я не смог защитить ее, я не смог защитить Кетернию, я сломался, оставляя нашу защиту от кошмаров на стражницу огня. Я — слабак.
Сейчас, к сожалению, я был обязан поддаться его игре: мы должны были на время исчезнуть из вида, хотя бы на пару дней, иначе наши силы было не восстановить.
«Я должен стать сильнее, — подумал я. — Нет, раньше я должен был стать сильнее, а сейчас я должен повзрослеть, принять всю ответственность и тяжесть ноши стража».
Тогда я поднялся, не позволив себе даже вздохнуть из-за боли, достал потрепанную временем сумку и беспорядочно закинул в нее несколько вещей. На душ времени не было. Я вышел в коридор, как обычно темный: дизайнер квартиры упустил этот момент из виду.
«Раз, два, три — лишь три двери», — я тяжело сглотнул, подходя к комнате Кетернии.
Ручка поддалась не сразу: замок словно проржавел. Кетерния сидела на кровати, смотря вперед пустым взглядом. Я посмотрел на объект ее внимания. Большой лист, приколотый бабушкиным кинжалом поверх фотографий и старого списка дел, в котором основным пунктом было мое становление стражем, был украшен единственным словом, написанным размашистым почерком: «смирись».
— Нам надо уехать, — сказал я, смотря на девушку.
— Ты хотел сказать «сбежать»? — я не ответил. — Себастьян только этого и хочет.
Его имя заставило меня сжать кулаки.
— У нас нет сил…
— Они мне не нужны, без них я прожила дольше, чем с ними. Причем без них я жила спокойнее.
— Тогда он убьет тебя, — безжалостно отрезал я.
Кетерния взглянула на меня.
— Ему не привыкать, он ведь «скрывает в себе убийцу».
Я с трудом сдерживался, чтобы не вытащить ее из кровати силой.
— Если он убьет тебя, то твоя тетя останется совершенно одна, — я честно не хотел этого говорить, но только эти слова заставили стражницу вздрогнуть.
— Тогда я тем более не поеду: мне нужно защитить ее.
Я хотел закричать на нее, но вовремя остановил себя, понимая, что так я бы ничего не добился. Она привычно заправила прядь за ухо.
— У тебя нет сил ее защитить, а без тебя он ее не тронет, — я медленно проговаривал каждое слово. — Твоя тетя не его цель, а вот мы с тобой — да. Уедем, и он отведет взгляд от Санкт-Петербурга.
Кетерния медленно встала из постели. На запястьях виднелись фиолетовые синяки, а под волосами скрывался порез с запекшейся кровью.
