Текст книги "На осколках цивилизации (СИ)"

Автор книги: Julia Shtal

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 39 страниц)

Короче говоря, жили они вполне себе нормально. Но, кажется порой, что спокойствие и мирное время для судьбы – как красная тряпка для быка; ей тут же надо всё испортить, всё перемешать, всех взбудоражить. И, увы, это опять коснулось Джона и Чеса и коснулось отнюдь не косвенно…

Судьба стала вертеть своё колесо дальше, продвигая их будто бы к какому финалу и заставляя их следовать циклу «пострадали-отдохнули-снова пострадали».

Чувство надвигающегося горя после несладкого прошлого особенно обостряется тёмными вечерами, когда голова почти свободна от мыслей, а весь нелёгкий день уже позади. Прошло почти три с половиной недели после того, как Джон устроился на работу; теперь он считался профессиональным работником, хотя ещё мало чего умел, и его перевели в третью бригаду. Зарплата увеличилась, что не могло не радовать; однако несмотря на то, что он виделся с коллегами так долго, он не был близко знаком ни с кем из них – знал лишь максимум имена и лица. Да и вообще: за это время он не смог познакомиться ни с кем так, как был знаком с Молл. Это не угнетало, просто становилось слегка тревожно – союзников хотелось иметь всегда.

Джон сидел на крылечке их дома и неспешно курил; Чес, наверное, что-то делал в комнатке и, между прочим, ничего не знал об этих посиделках, продолжавшихся всё это время. Ему и не нужно было знать – Джон этого не хотел. Полностью прокуривать ему хотелось своё здоровье, а не Чеса. К тому же, нынче уже не было разницы, когда и от чего ты умрёшь…

В голову не приходили хоть какие-нибудь умные мысли; в этот момент кое-что пошло не так, как обычно шло в привычном сценарии. В самый разгар затяжки осторожно скрипнула дверь, и на крыльцо пролилась тёплая струйка света из комнаты. Чес, видимо, понял не сразу, но вскоре послышался немного разочарованный вздох.

– Ты снова куришь? – с лёгкой обидой спросил он и присел рядом на ступеньку. Джон затянулся и, выпустив облачко дыма прямо ему в лицо, ответил:

– Как видишь.

– А как же моё обещание? Если куришь ты, курю и я… – в темноте можно было различить, как совершенно по-детски поднялись брови в некотором изумлении и разочаровании.

– Тебе курить не разрешу. А мне нужно, потому что хочется отдохнуть от нервотрёпки и расслабиться… – Джон замолк и, хотя и не смотрел на Чеса, чувствовал его если не разочарование, то какое-то дикое уныние – тот заметно опустил голову.

– К тому же, вспомни: Джон Константин с детства повенчан с сигаретой. Так что глупо пытаться меня отучить от этого…

– Значит, я просто недостаточно хороший друг, раз со мной ты не можешь отдохнуть от нервотрёпки и расслабиться, – сказал как-то слишком просто, но Джон слишком хорошо знал его, чтобы поддаваться первому обманчивому впечатлению. Было бы глупо спрашивать себя самого, почему дым во рту, и так горький, стал даже кислить, а проклятую пачку, как и зажигалку, резко захотелось выбросить. Константин ничего не успел ответить – Чес быстро пододвинулся к нему и, выхватив из его пальцев сигарету, затянулся сам. Он не успел ничего сделать, даже отобрать, как послышалось глухое покашливание – лёгкие, казалось, были готовы разорваться.

– Ладно, Джон, тогда буду курить я. Ты мне не запретишь, – прохрипел, вставая в полный рост и делая вторую затяжку.

– Чес, ты просто… – он также вскочил, теперь уже успел выхватить сигарету и выбросить её на землю, – ты просто огромнейший дурак, – прошептал почти в самое лицо; Чес ещё покашливал и дышал табаком, прикрывая рот ладонью, и смотрел на него несколько хитро.

– Ну нельзя же так, как совсем глупому ребёнку, совершать столь абсурдные вещи, – продолжал Джон, почему-то вполголоса и держа его чуть выше локтя. – Отчего ж ты такой упрямый и почти невыносимый?

Чес болезненно усмехнулся, и Константин ощутил, как та рука, которую он держал, нащупала его плечо, и пальцы сильно вцепились в его пальто. Ему даже показалось, что Креймер сделал шаг к нему… ладно, пускай не шаг, а шажок, какое-то маленькое движение, но обязательно ближе к нему. Тусклый свет лился только из окон их жилища, так что Джон не особенно видел даже черты лица парня. Настал тот самый момент, когда не было стыдно, но было страшно. Страшно перед чем-то уж точно знакомым, но ещё не осознанным до конца.

– Отчего? Оттого что, Джон, я в совершенном восхищении тобой. И я оказался слишком слаб и слишком привязан, чтобы порой вести себя приемлемо, – прошептал и улыбнулся, слегка наклонив Константина к себе. Что-то панически застучало в голове у того, сквозь нечастые дыхания Джон стал различать глухие и громкие, словно набат, удары своего сердца, и редкое, звонкое стучание зубов у Чеса. Он был готов поспорить, что лица их находились не более тогда чем в пяти сантиметрах друг от друга.

– И чем же тут восхищаться? – Джон спросил, подумал и сплюнул в сторону. – Нет, даже не говори! Я не хочу этого слышать, – наверное, тогда не позволила ему выслушать парня совесть. Чес на это только усмехнулся.

Отчего-то Константин не мог оторваться от него, отойти, завести разговор о чём-то другом, наконец просто отпустить руку и мягко скинуть его ладонь с плеча. Казалось, именно для них возникло какое-то межвременное пространство, в котором вселенная, время, люди, мир существовали далеко и отдельно, а они вместе перебрались в какой-то вакуум, где всё замедлялось и превращалось в одни только ощущения. Джон видел это лицо, это преданное выражение глаз, чувствовал, как ослабевшие пальцы сцепились на его плече, чувствовал слегка табачное дыхание и видел приоткрытые, слегка покрасневшие губы и… и чего-то всё равно так и мог понять. Это что-то улетало, резко взмывало в воздух, стоило ему только подойти к нему слишком близко.

Лишь много после Чес расскажет ему, что могло случиться в тот вечер.

– Я кое-что придумал… – Джон осторожно нащупал ручку двери позади Креймера и приоткрыл её, слегка толкнув парня туда, но получилось так, что тот оказался вжатым в косяк. Только тогда Константин смог оторваться от него, пусть и нехотя, и пройти в комнату.

– Я придумал… давай сожжём тогда к чертям собачьим эти сигареты, раз никто из нас не собирается уступать!..

– Неужели уступить решил Джон Константин? – усмехался в дверях Чес, устало глядя на него.

– Будто тебе можно быть таким абсурдным, а мне нет? – Джон ловким движением выудил из-под матраса потрёпанную пачку сигарет и направился снова к выходу. – Идём за дом, разведём костёр, а вместе с этим и чайник поставим греться на огонь. Вдвойне полезное дело совершим.

Около выхода он потянул Креймера за край куртки. Тот же, сумев понять всё без лишних объяснений, схватил зажигалку, пару листов ненужной бумаги и пошёл вслед за ним.

Обычно костёр разводился за их домом – то было укромное и невидимое для посторонних глаз местечко. С одной стороны оно закрывалось другим большим сараем, расположенным чуть-чуть под углом к их дому, а с другой – высоким деревянным, немного покосившимся забором. Это чудесное место отыскал Чес, Джон лишь его оборудовал, обставив место для костра несколькими кирпичами с двух сторон, прикрепив к ним железную перекладину, на которую мог вешаться чайник. Её можно было легко убрать, и, дождавшись углей, сделать шашлык. Нынче Джон вновь поставил перекладину, подвесил на неё чайник с наполненной водой и стал разводить костёр. Чес сел на стул, иначе говоря, на приваленное к стене дома бревно и стал ждать. Скоро послышался усиленный треск – то сгорала пачка. Джон смотрел на это плачевное зрелище не сказать, что прямо совсем угнетённо, но без радости. Прошлый бы он мог сказать «Да, этот парнишка обходится мне слишком дорого». Но он сегодняшний скажет ли? Для него это оказался слишком каверзный вопрос. Но что-то, как и всегда, склоняло его к ответу «Нет, не скажу…»

Убедившись, что все сигареты сгорели, Джон вдохнул напоследок приятный смоляной аромат, которым пропитался исходящий дым, и вернулся к Чесу, сев на второе бревно. Они стали ждать, когда закипит чайник.

– Если для тебя это будет слишком невыносимо, можешь курить. Наверное, я слишком многого хочу. Прости… это всё из-за нервов, – Джон обернулся к нему: тот смотрел слегка жалостно, уголок бледных губ дёргался в однобокой улыбке.

– Возможно, ты и прав. Со мной только так и надо… – в задумчивости отвечал ему Джон, слегка отвернувшись и положив на колени руки, а на них – голову. – Мне нужен такой человек, ради которого бы я жертвовал своими прихотями.

– Зачем же так всё сложно? Разве нельзя без этих жертв? Жить свободно, лишь изредка наставляя на путь истинный близкого человека?

– У меня так не получится, Чесси, не получится… – шёпотом отвечал Константин, сам усмехаясь. Ему казалось порой, что он не совсем понимал их разговоры, не до того конца, до которого нужно было. Казалось (опять), что Креймер знает куда больше его. Но это наверняка было глупым заблуждением; ведь оттого их и тянуло друг к другу, что были они противоположностями по своей сути, но схожими в своих страданиях. Рядом сидел и правда ещё во многом запутавшийся человек.

Когда горячая вода была разлита по кружкам и чай заварен, до них стали доходить голоса людей, разговаривающих где-то неподалёку, чуть ли не за забором. Джон не обратил бы внимания, если не Чес, знаком показавший ему не шуметь. Он прислушался, опустив кружку на бревно, а сам встал, пройдя к забору. Потом махнул Джону, чтобы тот последовал за ним.

Константин не решился оставить горячий чай, потому и подошёл вместе с ним. Чес вновь беззвучно приказал ему слегка пригнуть голову, а потом, когда тот подошёл, зашептал:

– Я уже несколько дней подряд наблюдаю за этими самыми людьми, но никак не нахожу возможности показать тебе их.

– И что же в них странного? – также шёпотом спросил Джон, пытаясь сквозь частые палки забора разглядеть хоть что-нибудь.

– Дело в том, что мне кажется, что это сектанты. Увидеть отсюда у тебя не получится – здесь слишком частый забор. Только чуть подальше, рядом с нашим домом, там есть прореха, через которую ты должен увидеть достаточно. Пожалуйста, потуши костёр, только тихо, и приходи.

Джон лишь хмыкнул, с недоверием глянул в сторону говоривших людей и пошёл выполнять просьбу Креймера. Затушить огонь тихо не получилось – раскалённые угли, оказавшись под потоком холодной воды, пронзительно зашипели в этой непроницаемой вечерней тишине. Люди за забором заметно умолкли; Чес сделал пару шагов от него, потом схватил Джона за рукав и потащил обратно в дом, причём, огибая дом, сорвался на бег, однако, только перешагнув порог и закрыв дверь, он не успокоился и приказал Джону потушить свечи. Тот не без сомнения сделал это, и они оказались в полной тьме.

Чес не покидал своего поста рядом с дверью и сказал ему шёпотом подойти к нему. Константин ничего не понимал, но сделал это. Так они простояли пару минут, и Джон уже хотел наконец требовать объяснений глупости происходившего, как послышались шаги на улице – казалось, то было несколько человек. Шум нарастал; сомнений не оставалось – они двигались к их двери.

– Если будут спрашивать, не отвечай. Они наверняка заглянут в окна, потому я и приказал потушить свечи и спрятаться рядом с дверью, так как с улицы в окна видны только наши кровати и кухня. Старайся громко не дышать и не кашлять. Очень жаль, что я забыл свою кружку там… – Креймер говорил торопливо, часто сбивался и дышал напряжённо. Джон ощутил в темноте, как дрожит его напарник, и нашёл его ладонь, крепко сжав её и тем самым желая сказать, что всё будет хорошо. Он точно не понимал, что происходило и отчего так боялся Чес, но был готов в любом случае успокоить его. Он также отчётливо понимал, что-то могла быть паранойя, проблески которой иногда сквозили в поведении парня. И это было только его, Константина, виной – будь он без нужных лекарств и в состоянии стресса довольно продолжительное время, сам бы уж давно с катушек слетел.

Наконец, шаги остановились рядом с дверью; послышался едва разборчивый шёпот, а потом вновь скрип их крыльца – кажется, кто-то главный отдал какой-то приказ другим. Шаги стали слышны вокруг всего дома. Наконец раздался стук, отзвучавший во мраке и тишине громовым раскатом, от которого даже Джон вздрогнул.

– Пожалуйста, откройте. Это ваши соседи из домика номер четырнадцать. Нам нужно поговорить, – сказал чей-то зычный мужской голос. После минутного молчания слышались ещё пару стуков в дверь, потом тот же самый человек попытался дверь открыть и даже расшатать в петлях, но, к счастью, дверь в их дом была старинная, но крепкая, сделанная на славу. Через мгновение полоска света с улицы, падавшая на пол в кухне, затмилась, как и полоска на кровати Чеса. Джон даже сумел разглядеть напряжённое тёмное лицо, черты которого было не разобрать.

– Не-а, никого! – послышался высокий звонкий голос, тоже мужской, недалеко от крыльца.

– Да там темнота жуткая, ничего не видно. Может, там кто-нибудь и сидит, просто забился в угол, вот и всё, – добавил теперь уже женский голос, но низкий, как будто прокуренный.

– Зато на заднем дворе, – послышался девчачий голос откуда-то издалека, – столько интересных улик! И неостывшие угли, и только что заваренный чай, и наспех брошенное ведро для воды. Они не могли далеко убежать, если убежали. А что, дверь не ломается?

– Как я тебе её сломаю? – ответил самый первый голос, голос главаря. – Она крепкая. Впрочем, неважно. Даже если они сейчас в доме и нас подслушивают, это не страшно. Мы их всё равно найдём. Если вы здесь, слышите, то запомните во имя всего: мы с вами желаем только поговорить. Мы не знаем, кто вы, много ли вас или один человек, но мы заметили, что вы следите за нами уже какой день. Мы специально не следили за вами, давая вам одуматься и избавиться от этого греха, но, увы, вы оказались глупы. Именно поэтому мы найдём любой случай, с помощью насилия или без него, чтобы вы поговорили с нами. Помните, это очень важно!

Джон едва понимал, что нёс тот мужик, зато понял кое-что другое – Чеса с его подглядываниями заметили! И это было действительно не очень в сложившейся ситуации…

Шаги стали удаляться, как и голоса. Джон не стал спрашивать в полный голос, а проговорил шёпотом – мало ли, кто мог остаться караулить. Конечно, страшно не было, но был какой-то комок, образовавшийся в горле, который невозможно стало проглотить.

– Что же здесь происходит, скажи?

– Я и сам мало понимаю, но… я, кажется, говорил, что это, по-моему, сектанты. Рассказ о том, что я слышал, когда подглядывал за ними, слишком долгий. Но, пожалуйста, поверь мне, что они и правда несли какую-то чушь, всегда собираясь вокруг костра. И это очень плохо, что нас заметили… мне кажется, это нездоровые люди.

– Чем они опасны? И как давно они поселились там?

– О, Джон, тебе ли не знать, чем бывают опасны сектанты… они живут там дней пять, я редко видел, чтобы кто-нибудь оттуда выходил или входил туда, но, видимо, они стараются не привлекать к себе внимания. И получалось всегда так, что на работу ты уходил рано, а я редко показывался на внутреннем дворике, вот они и подумали, наверное, что это место совсем безлюдно, потому и устраивали там свои посиделки. Я подглядывал за ними в щёлку в заборе – они все одеты в ярко-красные мантии с капюшоном. Казалось бы, ничего необычного, но очень отталкивающее зрелище, – Чес выдохнул и присел на ближайший стул, стоявший тут же. Он облокотился о колени и задумчивым взглядом уткнулся в пол – видно было, что он взволнован не на шутку.

– Что же делать, Джон? Я опять виноват, навлёк на нас беду… но как её попытаться избежать? – он резко вскинул голову, и даже сквозь темноту был виден его решительный взгляд. Чес явно хотел и мог сделать что угодно, но не знал, что именно. Константин лишь хмыкнул и также задумался.

– Паниковать точно не стоит. Это не так страшно. Думаю, завтра нам нужно проснуться пораньше – я отправлюсь в мэрию, там есть полицейский пункт, и всё расскажу. Знаешь, они люто ненавидят сектантов, поэтому, мне кажется, с ними должны разобраться в два счёта… но это если будут доказательства, – Джон упёрся в дверь и вздохнул. – А вот если нет… тогда хуже. Однако не будем заглядывать вперёд. Пока нам нужно отоспаться. Надо закрыть окна, но плотные шторы у нас висят только на одном, поэтому возьмём этот маленький коврик, – он указал им под ноги, где и вправду лежал аккуратный, но пыльный и грязный ковёр. – Кровати для пущей безопасности перенесём сюда, в прихожую. Свечи зажигать не будем по той же причине – наши сектанты могли далеко не уходить. Только вот я одного не понимаю: чем мы им так не угодили? Разве одними твоими наблюдениями за ними? Но это же бред какой-то!

– Знаешь, Джон, у таких людей всегда непонятно, что на уме: вроде кажутся вполне адекватными (ты только вспомни, как с нами разговаривали!), но иногда такие скользкие фразочки проскальзывают, что сразу наводит на подозрительные мысли. Я не думаю, что мы – единственные в их списке. Ведь ты слышал, что они хотят поговорить, а на самом деле они лишь хотят завербовать в свою секту. Наверное, сильного давления с их стороны или скорых действий ожидать не стоит, но нужно быть настороже, – волнение сильно сквозило в голосе Чеса, но внешне он держался достойно, учтиво скрывая дрожь. Джону казалось, что тому не было так жутко в тот роковой день, когда началась бомбёжка, как сегодня, из-за какой-то группки людей. Но нельзя утверждать, что это всего лишь маленькая группа…

– Надеюсь, завтра нас не будут поджидать у порога с разговорами… надо проснуться как можно раньше. Наверное, ты слышал: Молл говорила, что сектанты – бомба замедленного действия, зараза, которую трудно остановить. Они уговаривают бедных запуганных людей и делают с ними то, что позволяет им их извращённый разум. Но не будем преувеличивать… – Джон закончил свою речь и пошёл передвигать кровати, однако взялся за дело не спеша – громкое скрежетание ножек кровати по полу могло привлечь внимание. Чес молча помог ему.

Через десять минут всё было готово ко сну; Чес заснул быстро и легко, видимо, утомившись за день. Джон же ворочался ещё очень долго. В конце концов он аккуратно сел на кровати, понимая, что не сможет заснуть – и причиной бессонницы были не только сектанты. Когда неожиданно возникает какая-то острая проблема, за ней тянутся воспоминания о других мелочах, по своей сути несерьёзных, но берущих мысли количеством. Джон вспомнил о том, что ещё не накопил средств на лекарства Креймеру, что даже ещё нет никаких проблесков, что такие лекарства вообще найдутся; вспомнил, что совершенно не знает местоположения Кейт, её судьбу после случившегося; вспомнил, что также для него загадка и судьба Анджелы; вспомнил, что заявления он писал уже больше недели назад, а ещё никаких зацепок. Наконец, после подобного рода мыслей о невыполненном, наступает волна мыслей о уже далёком, давно выполненном, но не так, конечно, как хотелось бы… очень не так. Константин вспомнил, как не спас свою дочь – и почему вспомнил об этом, когда прошло уже столько недель, только чёрт разберёт! Какая-то горечь подступила таки к горлу; в голову пришла лишь одна мысль – больше никаких не то чтобы детей, а привязанностей! Но сможет ли он выполнить это, если уже жёсткими путами почти сознательно привязал себя к одному человеку? Разве развязывать их? Но какой в том смысл! Джон подумал, что в этом плане всё уже давно решено…

Кто знает, куда могли его завести мысли, если не откуда-то взявшийся шум, доносившийся из-за двери, с улицы. Джон осторожно встал и прошёл к порогу, там припав ухом к двери; слышалась жуткая возня, шаги, непонятный шёпот. Всё это было где-то недалеко от их дома. Константин не смог просто так оставить это и решил чуть-чуть приоткрыть шторку, чтобы хоть глазком посмотреть на происходящее. Конечно, он сомневался: может, то ловушка и лучше ему сидеть тихо, как мышь. Но яркая полоска красноватого света, выбивавшаяся из-под шторки, не могла не привлечь внимания. Джон даже представить не мог, что там творилось на улице. Он отодвинул край шторы и заглянул…

По улице, всегда пустовавшей в такое время, теперь шла целая толпа, двигающаяся куда-то дальше, от центра в окраины деревушки; все были как один: красная мантия, свеча в руках, у некоторых – какие-то чёрные во тьме плакаты, развевающиеся на ветру, словно лохмотья одеяния самой Смерти. Они шли не быстро, но только потому, что их было слишком много; разговаривали негромко, однако слов нельзя было разобрать. Джон пытался разглядеть хоть одно лицо, но всё видел натянутые капюшоны и тёмные очертания. Это шествие внушало тревогу, необъяснимую панику; было несложно догадаться, что-то приспешники той секты, если Чес не соврал о красной мантии. Но даже без этой информации Джон бы понял…

Сердце сковал ледяной ужас – то не было каким-то маниакальным страхом или робостью, но то было действительно ужасом, правда, со ледышками в руках вместо острого ножа. И нельзя было сказать, что лучше: мучительное покалывание холодом или удар ножа. Но Джон в тот момент понял, что лучше уж то был нож…

Увидев это, он несколько минут, словно загипнотизированный, смотрел на кровавое шествие, идущее неизвестно куда и неизвестно зачем. Лишь потом Константин молниеносно закрыл шторку, когда ему показалось, что кто-то из идущих обратил на него внимание, слегка приостановившись и подняв голову. Сердце его гулко стучало в ту минуту – вдруг подойдут и заинтересуются? Что может сделать он против них? Да, пистолет где-то был, но в темноте его найти практически нереально; да и так ли будет уместно стрелять? Эти люди нападают словом, а не телом. То-то и страшнее всего.

К счастью, он, видимо, слишком всё преувеличил у себя в голове – остановившийся навряд ли смог бы увидеть сквозь такую темноту слегка приоткрытую шторку. Ни через минуту, ни через пять никто и не думал подходить к их крыльцу и тем более стучать. Но шествие продолжалось, и Джон даже не мог вообразить, сколько людей участвовало в нём. А ещё он не понимал, почему такое не пресекается и что делает сейчас полиция. Разве люди, зная, что сектанты – дело частое, не заметили ничего подозрительного? Разве они снова хотят наступить на те же грабли?

Джон в недоумении вернулся к себе в кровать, но, обуреваемый целым потоком непонятных мыслей, так и не смог уснуть до утра.

***

Ещё не наступило и пяти часов утра, как Джон вскочил, давно одетый и готовый действовать. Всю ночь он не спал по неизвестным самому себе причинам; единственное, что в таком случае успокаивало его, так это без задних ног спящий Креймер. Джон не захотел его зря будить и тревожить, потому и, перед тем посмотрев в окно и убедившись, что рядом с дверью никого нет, осторожно вышел на улицу. Рядом с их домом стояла полная тишина – все спали. Только где-то вдалеке было слышно, как бренчали ножами и вилками – то готовились завтраки и обеды. Дорожка, которая проходила рядом с их сараем, была подобно горке: достигнув их дома около подножья этого небольшого холма, она круто сворачивала влево. Вокруг неё плотно столпились похожие домишки. Все они были наглухо заперты. Ничто, казалось, не говорило о вчерашнем. Джону даже стало думаться, что это красное шествие ему только показалось.

Однако ж оказалось, что нет: в метрах пяти от него лежал кусок чёрной ткани – такие вчера висели на плакатах или штандартах тех людей. Константин был бы более счастлив, если б не нашёл этой вещи… Он почти бегом ринулся до мэрии, рядом с которой и находился пункт полиции, которая должна работать, по идее, круглосуточно. Всё время его не покидало ощущение, будто за ним наблюдают; правда, оснований на то не было никаких – Джон сам осознал, что-то была лишь глупая паранойя. Но кто сможет дать от неё действенное средство?

Он добежал до низкого каменного сарая – входа в мэрию. На вахте никого не было, поэтому ему без труда удалось проникнуть дальше, в так называемое фойе, которым служила небольшая прихожая со скамейками по периметру. Оттуда, Джон знал, нужно было идти в самую первую левую дверь – вот и пункт полиции. Но дверь оказалась заперта, а на его стуки и крики никто не ответил. Тогда он попытался достучаться в другие двери, но те были также заперты. Мэрия была совершенно пуста.

Константина вновь охватил какой-то ужасающий холод, но он умел вовремя от него отвлечься и взять себя в руки. Хотя и пустующая мэрия вместе со вчерашними красными идиотами мало сказать, что пугала и угнетала. Он выбежал снова на вахту и стал активно стучать в дверь. За стеклом горела свечка, даже стоял недопитый кофе, но никого не было. Тогда Джон ещё раз попробовал постучать во все двери мэрии и вышел на улицу. Пока он метался по зданию, грузные утренние тучи пролили несколько капель, и теперь грозился разразиться ливень. Земля под ногами размокала, дома скрывались за пеленой дождя; Джон подумал, что ещё секунда – и он сойдёт с ума в этом глухом одиночестве.

Только просыпающиеся люди, шумящие где-то вдалеке, ещё держали его и так расшатанный разум в нормальном состоянии. Он решил вернуться скорее домой и разбудить Чеса, чтобы вместе с ним прийти сюда – мало ли, что могло случиться. Джон предчувствовал беду; какую беду, откуда, с какими последствиями – неизвестно. Но обычно интуиция подсказывала ему недалёкие от реальности факты.

Он вернулся в дом, торопясь закрыть за собой дверь. Обернувшись, увидел Креймера, сидевшего на кровати и смотрящего прямо перед с собой. Только из-за стука хлопнувшей двери он очнулся и вздрогнул.

– Джон… я уж начал было волноваться. Как прошло? Там хоть кто-нибудь был? Ты рассказал?

Константин сделал пару шагов, оказался рядом со своей кроватью и сел. Ему показалось, что ответ на его лице Чес прочитал, как только он вошёл в дом.

– Нет. Никого. Я стучался во все двери. Будто специально все сегодня ушли с постов. И это изрядно нервирует…

– Понятное дело. Что предпримем дальше? Я вот подумал: может, это я паники навёл… может, оно и не так страшно.

– Да, мы с тобой умеем паниковать без причины, но в этот раз я не вижу повода не волноваться… к тому же, меня моё чутьё редко подводит. Ты вчера крепко заснул и не видел кое-чего. А я видел… они шли огромной толпой, все, как один одетые в алые мантии, со свечами в руках, с какими-то странными плакатами. Чес, случилось какое-то воспаление. Они долго спали, эти сектанты, искали поддержки и людей. Теперь нашли. И, я чувствую, если это вскоре не пресечёт полиция, то они сами пресекут нас всех. И мы с тобой – одни из списка будущих кандидатов этой секты. И что они будут делать ради встречи с нами – чёрт знает. А если не добьются встречи… сам понимаешь. Вспомни, как вчера говорил этот человек: либо насилием, либо другим путём, но мы вас достанем. Нужно действовать.

Их взгляды столкнулись; смутный, беспокойный и бесконечно доверяющий взгляд Чеса и уверенный, но печальный – Джона. Креймеру было достаточно двух секунд, чтобы что-то понять. Он кивнул и слабо улыбнулся. Константин тогда понял: он, вероятно, даже не знает, что подразумевается под словами «Нужно действовать», но просто и слепо верит ему, оттого и успокаивается. Но разве он, Джон Константин, заслужил такое доверие?..

– Можно попробовать сходить в полицию чуть позже, – предложил наконец Чес и раскашлялся. Кашель его был «плохим» – глухим, отрывистым и сильным. Джон смотрел на него с тревогой.

– Если так и дальше пойдёт, твоё здоровье скатится в ничто. Но нужных лекарств так и нет… да и денег маловато… – Константин начинал ощущать глухую тоску, какую ощущаешь, когда нет возможности помочь тому, кто слишком дорог.

– Не беспокойся. Пока я в состоянии двигаться и говорить, нет повода для волнений, – Чес пригладил волосы и болезненно усмехнулся.

– Не беспокоиться! – Джон тяжко вздохнул, согнулся так, что положил голову на колени, и немного так посидел. Потом резко вскинул голову и посмотрел на него.

– Думал ли ты когда-нибудь, что Джон Константин ради тебя будет так переживать? – Креймер улыбался, но не отвечал.

– Пожалуй, я приготовлю нам что-нибудь поесть, а потом схожу ещё раз. Ты пока полежи, если хочешь. А потом умывайся – вода ещё осталась… из дома лишний раз выходить уже опасно… – Джон встал и направился к погребу, где лежали в холоде их съестные припасы. Идти за готовым завтраком было рано, а кушать уже хотелось.

Через десять минут были готовы бутерброды, но Чес, минуту решивший полежать, таки заснул, и Джон не хотел его будить – здоровье того было шатким. Он тихо переоделся в одежду рабочего – всё-таки сегодня был не выходной – и сел было поесть, но смог впихнуть в себя только один бутерброд. Жаль, нельзя было развести костёр и согреть чаю – это оказалось бы слишком смелым после вчерашнего. После скудного завтрака Джон не знал, чем себя занять: стоит ли ходить в мэрию ещё раз? В итоге он без дела просидел ещё часа два, пока Креймер не проснулся, ровно до семи. Во всё это время его мучили разные мысли, но никакого мало-мальски адекватного вывода он так сделать и не смог.

Когда проснулся Чес, стало куда лучше; без него всегда грызло какое-то отвратительное чувство одиночества, которое в прошлом так любил Джон. Парень сказал, что чувствует себя более-менее хорошо, немного поел; тогда было принято решение снова посетить мэрию, так как к семи часам она уже должна работать. Джон хотел сходить один, но даже при всём желании не смог бы отговорить Креймера – тот ни в какую не хотел оставаться.

В конце концов Джон, взяв зачем-то большую часть их сбережений (то глупое и беспричинное действие подсказала сделать интуиция и паранойя вместе с ней), вышел вместе с Чесом на улицу. После дождя стало совсем прохладно, поэтому им пришлось вернуться и взять верхнюю одежду. Как только они вышли, им в ноздри резко ударил кисловатый запах дыма; было слышно, как недалеко что-то гулко трещало. Джон и Чес переглянулись, потом почти бегом двинулись вверх по дорожке, заметив, что оттуда валит целый столп почти чёрного дыма.

Где-то в метрах ста от их дома горел чей-то сарай, только во много раз больше их. Вокруг собралась целая толпа, которая гудела, кричала, пыталась тащить вёдра воды, но пламя с каждой минутой поглощало всё больше и силилось переброситься на соседние дома. Конечно, строение было уже не спасти – всё сплошь дерево, но люди пытались хотя бы потушить огонь. Когда они подошли ближе, в нос ударил ещё один неприятный, но явный запах – запах жареного мяса… Кажется, дом горел вместе с людьми…

Джон и Чес остановились, не в силах продолжить путь; высокое зарево совсем смутило их и так расшатанные нервы. Такой же зевака, как и они, на вопрос, что здесь случилось, вполне спокойно ответил: «Дом просто поджёг кто-то. Ещё неизвестно кто. Полиция будет только расследовать это…» То не внушило уверенности – лучше б сказали, что дом сгорел по неосторожности. Такие мелочи могут начинать складываться в какую-то общую картину, порой ложную, особенно на такой помутившийся рассудок, как Джона. Ему тут же стало казаться, что это работа не иначе как сектантов… или мародёров, что, в общем-то, было не лучше.