Текст книги "На осколках цивилизации (СИ)"

Автор книги: Julia Shtal

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 39 страниц)

Наверное, Чес всё-таки умнее.

Наконец из барака вышла его спутница; почему-то Джону пришло на ум, что он даже не знал её имени, а разглядел по-хорошему только сейчас: она была чем-то похожа на Анджелу – тёмные волосы, спокойное лицо, правда, менее выразительные глаза, но что-то в ней было от полицейской. Джон в энный раз за день очнулся: где сейчас Анджела? Здорова ли? За все эти бешеные, полные разочарований дни он совсем про неё забыл; связаться с ней, конечно, сейчас не представлялось возможности, но ему жгуче захотелось с ней встретиться – видимо, опять вина прошлого, так хорошо приварившегося к нему.

– Всё! Я договорилась, вашего друга разрешили выпустить, правда, стоит соблюдать верный режим дня и особо не напрягаться. Всё понятно? – спросила она, больше обращаясь к Чесу; тот, слабо усмехнувшись, кивнул.

– Но всё равно вам придётся работать. Хоть сколько-нибудь. За это будете получать местную валюту – крышки и жетоны и возможность бесплатно обедать в нашей столовой. За этим следят специально отобранные люди на местах. Они же и платят. Также здесь есть местная полиция, которая рассматривает различного рода проступки.

– А где жить?

– В северной части посёлка есть так называемый спальный район. Там есть довольно много свободных мест, правда, часть из них немного порушена, но они пригодны для жизни. Впрочем, сейчас нет смысла пытаться объяснить всё – правил здесь много. Давайте я доведу вас до приёмной – там оформляются документы на всех проживающих здесь. Там вам всё подробно и объяснят… – она зашагала энергичной походкой вперёд по дорожке в ту сторону, откуда они пришли. Джон многозначно глянул на Чеса; он мысленно спрашивал друга, можно ли утверждать, что с этого времени у них начнётся лёгкая жизнь? Да и вообще: может ли их жизнь содержать в себе такое понятие, как лёгкость и беззаботность? Он увидел в почему-то теперь казавшихся ему серыми глазах слабую иронию – ещё б Чес был так наивен думать иначе! Конечно, ничего не станет легче, и даже с виду организованная жизнь в тепле и добре отнюдь не облегчит их судьбу. Если всё началось с горечи, ей только и может закончиться – в их случае это стопроцентно так. Но Чес приподнялся, потянул его за рукав пальто и кивнул; Джон встал, и они тихо пошли вслед за женщиной.

Только сейчас, когда они наконец (наконец, хотя прошло от силы минут пятнадцать) вышли на свет, он понял, какими грязными они были: вся одежда рваная и пыльная, пропитанная потом, частично кровью. Джон забыл, когда в последний раз нормально умывался; несмотря на эту жуткую антисанитарию, его рана умудрилась не загноиться и даже сейчас сияла новеньким бинтом – вероятно, когда был без сознания, перевязали. Его вновь больно, но уже глухо кольнуло ставшее мутным воспоминание: и почему судьба оказалась так благосклонна к нему, а не к Дженни? Уж в его-то случае заражение было на каждом шагу… Он хотел думать, что судьба уберегла его для чего-то важного… кто знает, может, этим важным был Чес и сегодняшний разговор с ним?

Джон вспомнил его и не мог не ужаснуться тому бреду, который говорил тогда; до сих пор чувствовалось горькое послевкусие от тех слов, а общее состояние было таким измотанным, что ничего, кроме как повалиться на кровать, не хотелось делать. И что же было тогда таким необычным? Ведь ничего особенного, правда, если смотреть со стороны? Но те слова горели неким внутренним огнём, таким горячим, что даже при отсутствии внешних ярких факторов обжигали всё изнутри, как жжёт горло терпкий джин.

Впрочем, больше рассуждать об этом не хотелось; вывод был сделан давно – оказавшись резким, хлёстким, он тем не менее не удивил Джона. Всё оказалось пусть и стихийным и неожиданным вихрем, но вихрем ещё и каким-то логичным, будто вытекающим как гармоничный итог их всего прошлого… Джон хмыкнул, взглянул на Чеса и заметил его быстрый, почти молниеносный взгляд; отчего-то потускневшие серые глаза хотели ему что-то сказать, но, как и всегда, умяли. Ну ничего, думал Джон, наступит время и этот порыв станет известным ему; ведь Чес теперь осознанно открыт для него, верно?

Всё остальное, произошедшее с ним в тот день, пролетело перед его глазами тусклыми, бесполезными кадрами: вот они дошли до какого-то приземистого домика, зашли туда; внутри было очень пыльно и душно, но светло; пройдя тесный холл, где толпилось около десятка человек, они оказались в крохотной комнатке, наверняка в прошлом служившей хозпомещением. Наверное, они прошли без очереди – их провожали гневные, усталые, сверкающие взгляды. За столиком сидел маленький лысый человек, который сперва недовольно глянул, когда они вошли, но, когда он увидел их провожающую, его взгляд немного смягчился. Он лишь на секунду оторвался от своей работы, а после продолжил что-то черкать на жёлтом листке бумаги.

– Я тут тебе новых клиентов привела! – сказала она энергично и села на стул перед ним. Тот нахмурился.

– Будто бы мне этих двадцати не хватает и тех, которые за дверью стоят! – его голос звучал противно, неприятно скрежетал в ушах. Чего стоил кислый взгляд, брошенный на них с Чесом!

– Пожалуйста, оформи их двоих. Это же недолго… ну пап… – Джон хмыкнул – яблоко от яблони далеко упало: какая приятная дочь и какой неприятный отец!

– Ладно, Молл, будь по-твоему… Садитесь! – Константин понял не сразу, что нужно сесть, а Чес и подавно бы не сдвинулся, если б рука напарника не потянула его за рукав. А ещё Джон был рад, что наконец узнал имя их спутницы – Молл; странное, твёрдое, жёсткое имя.

– Спасибо-спасибо, – говорила она, вставая. – А я попытаюсь немного подсократить ту толпу, что стоит там.

– Уж постарайся! – она, улыбаясь, в тот же миг оказалась у двери; Джон обернулся в её сторону – Молл весело подмигнула ему и вылетела из комнаты.

– Что ж, называйтесь! Говорите, откуда родом, какое образование имели, чем занимались… Сейчас достану вам наши правила, вы должны будете прочитать их и принять…

Они как-то одновременно переглянулись с Чесом и усмехнулись: сейчас начнётся нечто бесполезное и изнурительное для них обоих. Образование… работа… Джон не помнил, когда в последний раз держал научную литературу в руках, а работа… нет, всё-таки лучше была его прежняя работа – дерьмовая, но весёлая. Он не мог утверждать, но видел в глазах напарника подобные чувства: говорить какую-то сухую правду, когда они все были под этим страшным влиянием внеземного, или умолчать о нормальных занятиях, зато рассказать о тех безбашенных, которые никто, кроме них, не поймёт? В итоге пришлось отделываться какими-то понятиями «бизнесмен» и «таксист».

Заполнение мини-паспорта (на деле же бумажки с картонной корочкой и одними только данными, что имя, фамилия, год рождения и пустующая строчка рядом с занимаемой должностью) и оформление трудовой книжки (вырванной из тетради в линейку и облачённой в картон бумаги) затянулось на долгие десятки минут; вопросы этого смешного мужичка не хотели заканчиваться, писал он, казалось, нарочито медленно, а в глазах уже плыли буквы здешних правил, наспех распечатанных на А4. Звучали те, кстати, как-то утрированно идеально и утопически: мы вам даруем то-то, мы вам разрешаем сё-то, вы будете в безопасности и в довольстве во время всего этого ужаса, если будете немного помогать нашему обществу, каждому – обеспечение продовольствием, хорошим жильём, плата, не утомительный график работы. Ну, прям сказка, не иначе. А Джону с его критичностью стало понятно уже сразу: всё это написанное – лишь их идеал, который будет достигнут ну минимум через года два. Сейчас же они просто тренируются на людях в управлении; а правила-то были, кажется, скопированы откуда-то точно – Джону казались знакомыми целые формулировки и абзацы.

Но, несмотря на этот диссонанс, он понимал, что это общество куда лучше предыдущих и уж много лучше, чем вообще быть в одиночку. Конечно, претерпеть им придётся с лихвой; Джон глянул искоса на Чеса – тот, помедлив, повернул голову в его сторону и едва заметно улыбнулся: кажется, понял без слов и даже подтвердил, что придётся несладко, но и как бы говорил «Нам ли бояться такого?». «Нет, нам даже смешно такого бояться», – усмехнулся про себя Джон и вновь опустил взгляд в правила. С тех пор, как они наконец решили то долго нерешаемое в их отношениях, стало намного легче; теперь, успокоившись, они будто поняли, что имеют право читать друг друга как открытую книгу; понимание теперь шло между ними на высокочастотных волнах – так качественно не было никогда. Но Джон не мог не видеть минусов в этом; или опять выдуманные ограничения?

Вопросы о профессии и образовании оказались куда более непонятными и нудными; Джону пришлось ограничиться скромным бизнесмен без уточнения рода своего бизнеса (не говорить же, что года четыре назад именно он спас хрупкое равновесие между раем и адом?) – мужичок не стал допытываться, наверняка сразу увидев подвох, и что-то записал в его мини-паспорте и трудовой книжке. С Чесом всё прошло куда проще – образования одиннадцати классов школы и курсы водителей и работа соответствующая – таксист; Джону при этом упоминании стало горько – кто перехватил парнишку на первом курсе и ради кого тот, увлечённый идеей стать учеником самого сильного экзорциста, бросил всё и вся и поехал в чужой, большой и неприятный город? Тогда Константину не казалось это таким очевидным, как сейчас: видимо, зачатки сегодняшнего разговора зародились уже тогда, просто в силу своей душевной слепоты он не видел и не хотел видеть их. Корявые записи скоро появились и в трудовой книжке и паспорте Чеса; мужичок отложил ручку и протянул им их новые документы.

– Единственное, куда я могу вас пристроить, так это разнорабочими – можете и в строительстве помогать по мелочам, и на кухне работать, и выполнять мелкие поручения командиров.

– Я-то понятно, но почему он должен заниматься этим дерьмом? Он водитель, хорошо разбирается в машинах; сможет завести и привести в рабочий вид даже самую рухлядь! – Джон, скривившись, посмотрел на свою новую должность. Мужичок пожал плечами.

– Вы здесь не одни такие: нам остро не хватает рабочей силы. У нас и бывшие аспиранты картошку чистят, и красавицы-актрисы на кухне грязные чаны моют; иначе мы не выживем.

– А что ж вы к нам не присоединитесь? – усмехнувшись, спросил Джон, исподлобья глянув на него. – Законы соседнего штата, которые вы скопировали, подразумевали равенство. Так где оно?

– Всего не добьёшься сразу. Если не согласны с этим, можете уходить, – процедил он, злобно сверкая глазами из-под очков. Константин чувствовал боковым зрением умоляющий взгляд Чеса не продолжать дальше бесполезный спор; тогда он прикрыл рот, готовый изрыгнуть ещё пару острых словечек, и встал со стула.

– Где наше жильё? – спросил он кратко, полуобернувшись к выходу.

– У вас есть два варианта: либо жить в общем доме, либо обустроить самим отдельный небольшой барак. Но там придётся хорошенько прибраться.

– Приберёмся, – Джон дёрнул ручку двери и хотел уже было идти.

– Вас не интересует, где это находится? И как и когда приходить на работу? И какова будет зарплата?

– Ну? – Джон нехотя развернулся, словно делал уступку; ему была прекрасно видна злость этого мужичка, у которого все вены на лбу взбухли, но пойти наперекор желанию поиздеваться и наговорить глупостей не смог. Чес привстал с места, тем самым следуя примеру напарника и заранее роя себе такую же яму (или подкрадываясь к яме Джона). Мужичок окинул и его презрительным взглядом, а потом заговорил с Константином:

– Вариантов, где поработать, у вас достаточно – просто выходите на главную улицу и смотрите: на каждой двери будет висеть табличка, сколько свободных мест осталось. Вы заходите внутрь, говорите, что хотите поработать, вас вносят в список, вычёркивают одно место; вы работаете – оплата труда смешанная: где-то может быть, в зависимости от типа работы, повременная, а где-то сдельная – от объёма выполненного. За это получаете определённую сумму крышек – нашей валюты – и можете идти на рынок. Также есть разные поощрения и награды в виде повышения, продвижения по карьерной лестнице – можете в будущем стать управляющим.

– Ну, это нам не грозит, – спокойно заметил Джон и сделал шаг за порог. – Где находится наш дом?

– В конце главной улицы, в северной части города. Молл вас доведёт, впрочем…

Джон с радостью распахнул дверь и почти что выбежал из душного кабинета – скорее, на свежий воздух! Молл поджидала их около выхода; пока они шли к ней, Джон заметил на себе, кажется, немного порицающий взгляд; не выдержав, он развернулся к Чесу и сказал:

– Хочешь сказать, что я придурок, – да, именно так, не спрашивая, а утверждая (ибо спрашивать в их случае было как-то глупо, да и ненужно). Креймер усмехнулся, дёрнул плечами и отвёл взгляд.

– Не то чтобы… Но всё-таки при общении с важными лицами я бы иногда прикусывал язык. Всё же нам здесь жить ещё долгое время.

– До того времени, пока сюда не прилетит какая-нибудь бомба. Меня больше интересует другое… знаешь… – Джон хмыкнул, – я вдруг совсем недавно вспомнил об Анджеле.

– Потому что эта самая Молл на неё похожа? – понимающе улыбнувшись, спросил Чес; Джону почему-то стало неловко (хотя с чего бы?), но он кивнул. – И ты спрашиваешь себя, где она может быть? Что с ней? Жива ли?..

– Да! Да, ты прав… – наконец они дошли до своей спутницы; та поинтересовалась, всё ли у них нормально, на что они почти одновременно кивнули. Джон вкратце рассказал, докуда их нужно довести; та вмиг поняла и пошла впереди, сказав, что это недолго. Когда она не могла уже слышать их разговор, Чес договорил:

– Ты бы хотел о многом поговорить с ней, да? – тогда Джон понял, что тот попал в точку – поговорить, и вправду! Но в следующую же секунду, развернувшись в его сторону и отыскав взглядом его глаза, он понял, что поспешил радоваться: какая-то едва заметная вуаль скорби сочилась в этих глазах, неявно, скрытно, как и всё тайное и важное, что бывало с этим человеком. Тогда Джон… да, опять как-то по-банальному, но понял, что ошибся крупно, поддакнув если не головой и не взглядом, то всем своим существом вопросу напарника. Нет, не с Анджелой хотел он поговорить – с Чесом; и уже стало неважно, что темы как таковой нет, да и смелости на такую откровенность (как уже известно, очень болезненную) на деле-то не хватало. Просто совсем неожиданно появилось это срочное понимание такого острого желания. Но он промолчал; ему жутко не нравилось, что всё, что касалось этого человека, приходило ему либо после долгих лет слепоты, либо после тяжких дум, либо после горькой правды, горьких сравнений и кислого на вкус отчаяния. Никак иначе; хоть раз бы – исключение и что полегче! Но, видимо, карма такая; да и нельзя сказать, что Джон не любил сложностей…

– Ты рассказывал, что она обещала прийти… значит, остаётся лишь ждать её, – Чес улыбнулся вымученно, но искренне; Господи, Джона могло скоро стошнить от этой святой неприкаянности – лучше бы Креймер высказал своё крепкое словцо или вступил в бесполезный спор. Да, только начиная с того момента он понял, что в напарнике поменялось многое: он стал спокойнее, мудрее и тише. Он стал почти тем светлым идеалом, который был в нём всегда, для Джона, не любившего и любившего этот самый образ. Он просто… впрочем, что лить воду? он стал тем, с кем бывший экзорцист мог молчать сколь угодно, уже не боясь неловкости, с кем, по-хорошему, был бы счастлив, если б умирал; вот кем для него был Креймер, ранее опасный и непонятный, отдалившийся человек, ставший ещё более туманным из-за собственных угасших мыслей.

– Она не была уверена, что сможет прийти; сейчас вообще нет уверенности, что проснёшься завтра живым. Но, знаешь, я опять говорю не о том… ты ещё не устал от моей ветрености?

– Я устал от многого. Но мне уже всё равно… – Джон посмотрел в его глаза и только теперь понял причину их угасаемости: Чес ведь и вправду устал, и морально, и физически; ему уже почти ничего ненужно, кроме как душевного равновесия и никаких встрясок. Ещё чуть-чуть – и это может закончиться помутнением рассудка; эти тусклые глаза уже как-то опасно блестели.

– Ты выглядишь нездоровым… не иди завтра на работу.

– Я не пил нужных мне лекарств уже недели две. Поэтому не удивляйся, если со мной что-нибудь произойдёт. Ты вроде начал о чём-то… будто опять говоришь не о том или около того, – Джон подумал, что костьми ляжет, но самые необходимые лекарства найдёт – благо, что названия в голове хорошо сохранились.

– Да это… мелочи. Вроде того. Я и сам уже не знаю. Сказать честно? – Константин пристально глянул на парнишку; ни капли удивления или томительного ожидания не было на его лице – то ли знал, то ли задолбался знать и просто принял вид будто бы знающий.

– Ну давай.

– Я понял, что мне хочется поговорить не с Анджелой, а с тобой; все темы, которые я сейчас не вспомню, я хотел обсудить именно с тобой. Видишь, опять вру.

– Ну, это уже не критично, – немного помолчав и посмотрев себе под ноги, Чес добавил: – И да, говори со мной о чём хочешь и когда хочешь. Можешь больше не бояться того, что сказанное тобой может пойти тебе во вред. Это уже мало сказать, что неактуально…

Джон лишь промолчал в ответ и весь оставшийся день не касался этой острой темы – достаточно её сегодня они мусолили и разбирали; кажется, уже оскомину набили.

На улицах полуразрушенной деревни было оживлённо и шумно: по правую сторону виднелись прилавки с различным добром, на которое в обычное время никто бы не взглянул, а по левую шли работы по восстановлению некоторых домов и расширению подземных ходов. Людей было много, все разговаривали, обсуждали какие-то нелепости, прикидывали цены товаров; некоторые работники, усевшись на ступенях, а то даже и на земле, курили, отряхивались от земли, пили и злобно окрикивали друг друга. Атмосфера стояла беспокойная, даже неприятная; Джон не любил, когда много суетятся, но не суетиться эти несчастные люди не могли – все хотели жить. И он тоже хотел…

– Какие перспективы у вас в будущем? – спросил он Молл, заранее подойдя к ней ближе и кивком головы указав ей на деревню. Та отчеканила тут же, не задумываясь:

– Сделать жизнь людей безопасной, всегда иметь достаточно провианта, других нужных вещей, ну, и, естественно, расширять владения, привлекая новых жителей.

– И когда ж ваши грандиозные планы осуществятся? – спрашивая скорее себя, чем её, скептически хмыкнул Джон и тут же спросил: – А как же оборона? Ведь наверняка уже страдали от мародёров.

– В этом, конечно, пока ещё много минусов… Людей вообще не хватает, – Молл серьёзно глянула на него, будто тем самым говоря, что доверяет ему большую тайну. – Все работают на износ. Будь нас хоть в полтора раза побольше… Между прочим, мародёры – не так страшно; этот дурацкий постапокалипсис разогрел куда более опасные элементы общества… – она усмехнулась горько, будто что-то вспомнив. Джон не стал лишний раз задавать вопрос, а лишь продолжил смотреть на неё, ожидая продолжения. Увидев его заинтересованность, она продолжила:

– В обычное время это было почти незаметно, но теперь различные секты – это просто бомба замедленного действия, уничтожающая общество изнутри. Какие только привлекательные формулировки и лозунги не придумывают эти чокнутые, чтобы привлечь народ! И ведь народ идёт, потому что расстроен, подавлен, ничего не хочет делать и хочет мгновенного счастья от каких-то дурацких молитв! Эх!.. – Молл махнула рукой. – Вот что опасно. Какие-то сектанты приходили к нам раза три или четыре и каждый раз пять-десять, а иногда и пятнадцать человек уходило за ними. Сначала их ничем не отличишь, но потом… Мы всячески стараемся пресечь это, но они каждый раз находят обходные пути, а десятиминутки психологического подбадривания, которые мы проводим через день, почему-то оказываются слабы перед их убеждениями… Ну и мародёры, конечно… от них тоже не легче. Вот позавчера ограбили и подожгли склад с мукой и хлебом… Как видите, не всё здесь идеально, – в довершение она грустно пожала плечами и остановилась у какого-то низенького домика, напоминающего сарай. – А вот и ваша лачуга. Ведро воды, швабру, половые тряпки я вам дам. Здесь придётся хорошенько прибраться.

– А вообще… – вдруг начал Джон, не оборачиваясь в сторону домика, – вы, хоть кто-нибудь, знаете, что происходит с миром?

Молл усмехнулась, пожала плечами.

– Есть множество гипотез, но доказать хоть одну из них не представляется возможным. Пока есть только одна цель: не анализировать, а выживать. Уж потом когда-нибудь… Кстати, на этом и играют секты: рассказывают свои версии происходящего, применяют такие словечки для привлечения людей, что прям невозможно; сразу чувствуешь беспомощность. Думаю, вам здесь понравится, – тут же добавила она, доставая из кармана связку ключей и подбирая нужный. – Вместо холодильника – погреб; там всегда достаточно прохладно, особенно учитывая, какими холодными сейчас стали ночи… Вы не заметили, что климат как-то резко похолодал? – спрашивала она, отпирая замок и вопросительно поглядывая на них.

– Возможно, – ответил Джон, тут же поёжившись от налетевшего порыва ветра. Молл наконец открыла дверь и вошла внутрь.

– Здесь есть диван и кровать, две комнатки, разделённые перегородкой, кухонка, даже есть что-то наподобие раковины, но воду, понятное дело, придётся таскать из колодца – он находится в пятидесяти метрах от вашего дома по этой улице вверх. Чтобы помыться, можно пойти в баню – только воду придётся таскать самостоятельно и греть её тоже, но костёр там разжечь легко. Кабинки для туалетов расположены по три-четыре штуки во всех частях деревни; ближайший к вам – в двадцати метрах, за домом. Так, что ещё… – она задумалась, уперев руки в бока и, сощурившись, оглядывая помещение. – Вроде, всё вам рассказала. Если будут вопросы, смело приходите ко мне прямо домой. Я живу рядом с мэрией – это там, где вы только что были, – улыбнувшись, добавила она и подала ключи Джону.

– Где можно будет купить лекарства? – тут же взволнованно спросил он, игнорируя явно протестующий взгляд Чеса позади девушки.

– Смотря какие вам нужны… можете сходить на рынок, там есть лавка с лекарствами, которые пригодны и которые нам с трудом удалось достать из-под руин. Мародёры уже проснулись и вовсю орудуют в городе. Скажите названия, я по дороге зайду, спрошу. Если нет, скажу поисковикам, чтобы занесли в свои списки. Конечно, список лекарств пополняется, самые необходимые будут добавляться. Цены приемлемые. От пяти крышек, если считать, что средняя зарплата в день около двадцати.

Джон поблагодарил её и по памяти перечислил те лекарства, которые он давал Чесу; Молл с каждым названием хмурилась всё сильнее, а потом неспешно сказала:

– Конечно, я не фармацевт, но это, кажется, не слишком распространённые лекарства. Ну да ладно, я попрошу поискать. Но будьте готовы прилично заплатить… конечно, я постараюсь сбить цену, но наши поисковики – просвещённые люди в этом деле, знают цену всему… Ладно! – хлопнув в ладоши, звонко закончила она. – Ждите воду и швабру и готовьтесь здесь хорошенько прибраться.

Молл вышла из их нового убежища и прикрыла дверь; конечно, ни о каком электричестве речи идти не могло, поэтому внутри было полумрачно, всё едва освещалось солнечным светом сквозь два маленьких окошка по бокам. Джон теперь внимательно оглядел их новое место жительства: небольшая каморка три на четыре метра, условно можно было её разделить на две части – коридор пополам с кухней (о чём свидетельствовал массивный, даже старинный деревянный стол и пластмассовый шкафчик для посуды) и две отделённые лишь лёгкой ширмой кровати. Было действительно грязно: под ногами скрипели куски грязи, земля, попадался различный мусор, всё вокруг было подёрнуто толстым слоем пыли, рядом с печкой на кухне валялась горстка золы, а окна были мутными и с разводами. Хорошая уборка здесь бы не помешала. Ещё Джон заметил рядом со шкафом на полу выделяющийся квадратик линолеума с ручкой – это вход в так называемый погреб; надо было наведаться и туда, хотя уж там, вероятнее всего, было грязнее намного.

Чес тоже был поглощён созерцанием комнаты, но, остановив свой взгляд на бывшем напарнике, будто очнулся и тут же тихо проговорил:

– Зачем же ты так печёшься о лекарствах? Сейчас на них уже не будет никаких средств… – он сделал несколько шагов к нему и вопросительно, но мягко посмотрел.

– И что ж с того? Однажды я сглупил. И ты помнишь, до чего это дошло, – Джон не хотел пускать ноту горечи в свой голос – а то выглядело как-то ущербно, но оно вышло само собой.

– Ах, ты об этом… – Чес потёр лоб, хмыкнул. – Но ведь моя болезнь не такая страшная… она почти незаметна… это ж всё нервы.

–…которые именно я тебе изрядно подпортил. Посмотри, каким бледным и усталым ты стал; я боюсь, что ты в любую секунду можешь упасть в обморок. Я и так подвергал тебя опасности; теперь обещаю, что такого не повторится, – на это Креймер грустно улыбнулся и покачал головой.

– Наверное, ты напугался моего сегодняшнего бреда… и потому подумал: вдруг я свихнулся? Да? – он вскинул свои помрачневшие глаза на него; Джон усмехнулся и отрицательно помотал головой.

– Нет. Если ты считаешь, что нёс бред, тогда я тоже болен, той же болезнью. Твои слова не бред, а откровение, – кто знает, во что мог превратиться этот разговор, в какое не поддающееся описанию безумие (а они теперь это умели – говорить непонятно, что, послушай их со стороны, и не поймёшь), если бы не Молл, вовремя зашедшая с двумя швабрами, вёдрами и тряпками.

– А вот и я! Пора бы вам размяться. Уборка не так утомительна. К тому же, вам крупно повезло, помните об этом… никто ещё среди обычных жителей не живёт в собственном домике, пускай и маленьком. Я пошла вам навстречу; кажется, вы много выстрадали, – вдруг эта эта кажущаяся беззаботной женщина внимательно на них посмотрела, сделавшись сразу серьёзной; в её вдруг посерьезневших глазах выразилось не то чтобы сожаление, а какое-то понимание, будто бы ей оказалось несложно понять их и прочесть их прошлое, не такое уж оригинальное, но и не лёгкое. Молл только выглядела простой и весёлой – видно, и на её долю выпали несчастья. Джон хмыкнул и благодарно кивнул ей; она тут же поставила вёдра и, подмигнув, вышла.

– Я тут вспомнил… – вдруг заговорил Чес, – ты рассказывал, что где-то здесь живёт какой-то друг Анджелы.

Джон хмыкнул и задумался: ведь действительно – на ум стали приходить обрывки его разговора с девушкой, о том, что она говорила ему идти сюда и найти какого-то… Имя совсем вылетело из головы! Константин бы никогда не вспомнил об этой подробности – всё в его голове спуталось, местами прочерствело; уже вовсе не это, а нечто другое, глубоко личное, беспокоило его. Он направился к вёдрам.

– Это уже не важно. К тому же, я совсем не помню его имени. Остаётся лишь ждать Анджелу – хочу надеяться, что она в скором времени вернётся.

Работа немного развеяла их, очистила не только дом, но и (правда, совсем немного) их души от той копоти, которая там застоялась за всё время и которую сегодняшний безумный разговор только усилил. Они ни о чём не переговаривались, лишь изредка – по делу, где стоит протереть лучше и где кто не смахнул паутину или островок пыли. Дом пришлось хорошенько проветрить: все окна и дверь были распахнуты настежь, ветер свободно гулял по комнате, шевеля покрывало на кроватях и изъеденный молью тюль на окнах. Впервые за всё время повеяло свежестью и надеждой, ведь это было похоже… на дом, обыкновенный дом, обыкновенную уборку, как будто в мире и не происходило ничего ужасного, а они с Чесом решили просто переехать в деревню. По дому летали тучи пыли, которые заставляли беспробудно кашлять, но это вскоре перестало раздражать их, а даже подогревало работать быстрее, чтоб скорее это прекратить.

Уборка удалась на славу, даже постельное бельё удалось выхлопать на улице. Когда Джон выливал почти чёрную воду из последнего ведра, то даже улыбался и выглядел посвежевшим; у Чеса, раскладывающего мокрые швабры на солнечном крыльце, даже порозовели вечно бледные щёки, а губы то и дело расползались в ещё слабой, но уже счастливой улыбке. Конечно, после стольких дней напряжения их тела просто ломило от усталости, но прибраться в их новом жилище не оказалось так трудно; однако после, выйдя на из домика и усевшись на почти сгнившую пристроенную к стене скамейку, они ощутили, что вот теперь смогут только умыться и заснуть на долгие часы и больше ничего. Моральная и физическая усталость нагнала их; что ж, в этот день и в предыдущие они много испытали.

========== Глава 20. Уютность. ==========

Я потянулся через пространство, которое нас разделяло – меньше фута и больше, чем вселенная ©.

Над ними быстро пролетали тучи, солнце заманчиво грело, если только не было заслонено ими; холодной ветер обдувал их и так покрасневшие лица. Джон прикрывал глаза и слушал дыхание парнишки: неровное, глубокое, кажется, болезненное. Он провёл рукой по своим грязным, слипшимся волосам-сосулькам; тогда ему отчего-то сильно захотелось посмотреть на себя в зеркало, хотя какое-то страшное предчувствие останавливало его делать это – его лицо и так-то не отличалось особой красотой, а после всего этого ужаса оно наверняка только подурнело.

– Скажи честно, я внешне сильно изменился? – слова вырвались легко, без, как в прошлом, нудных раздумываний над каждой буквой перед предложением в три слова; Джон понимал, что даже если б начал говорить про что-то другое, про какой-то отстранённый бред, Чес бы его выслушал спокойно и даже ответил.

– Ну… изменился. Знаешь, ты выглядишь куда старше. И это не потому, что появились морщины или складки или цвет лица стал серым, а потому что теперь твои глаза смотрят не иначе, как печально. Невыразимо печально. У тебя будто взгляд старика… хотя так посмотришь – вроде ещё молодой мужчина.

– Что ж… – Джон хмыкнул, – тогда я в этом не одинок. Правда?

– Правда… – улыбаясь и прикрыв глаза, отвечал Чес, откинувшись на стену домика и принимая на своё бледное лицо солнечные лучи. – Наверное, я больше не похож на того Чеса, который так нравился тебе своей безбашенностью; как видишь, слова мои теперь как-то по-глупому умны, а огоньки в глазах задул ветер перемен. Но что поделать, Джон, что поделать…

– Тебе нужно просто отдохнуть. Я пойду, разогрею воду и для тебя в бане. Как думаешь, сколько килограммов грязи на нас и нашей одежде? – Джон привстал, потянувшись; Чес, не открывая глаз, усмехнулся и ответил:

– Наверное, два.

Конечно, это было жуткой неправдой, но кто не любил посходить с ума вдвоём? Вот они как-то полюбили, точнее, это стало их жизненным кредо, кажется.