Текст книги "На осколках цивилизации (СИ)"

Автор книги: Julia Shtal

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 39 страниц)

Чес, сутуло оперевшись о машину, ждал его, кажется, всё в той же позе и, только лишь когда Константин оказался в двух шагах, тяжело поднял голову, окинув его уставшим взглядом. Джону показалось, что тот стал ещё бледнее, что глаза его потускнели ещё сильнее, что весь он вдруг начал с двойной силой источать слабость и будто какое напоминание о возможно сложных операциях в прошлом. Взгляд его был каким-то болезненным, а руки немного дрожали; первое, что сделал Константин, это спросил его:

– Как себя чувствуешь, Чес? Выглядишь неважно… – Креймер, отдышавшись, с трудом выпрямился и, закусив губу, как можно более простодушно взглянул на него.

– Не хочу показаться нытиком или слабым человеком, но… – он медленно моргнул, качнулся в сторону и издал слабый хрип; Джон подхватил его тут же – Креймер упал в обморок. Впрочем, это было совсем ожидаемо, если присмотреться к его общему виду. Он сам не понял, какое дикое волнение всколыхнулось в его душе, как первый раз в жизни он был готов решительно на всё, чтобы спасти человека на своих руках. Нет, никогда такого не было… сегодня же будто все чувства, ранее законсервированные в его душе, вырвались вдруг разом, во всём своём соку. И оказались направлены только к одному человеку – к Креймеру. Но не успел Константин и опомниться, как голова паренька приподнялась и посиневшие губы сипло прошептали:

– Джон, нет причин для волнения… Господи, не делай такое страшное лицо – тогда и мне становится не по себе, – усмехнулся, когда поднял на него глаза, и постарался встать самостоятельно. – Это в порядке вещей. Со мной такое может происходить хоть по два раза на дню. И, знаешь, я к этому привык. Хотя, признаться честно, работе мешает сильно, но я креплюсь, когда за рулём. Просто сегодня день выдался… тяжким, – он схватился за его руку и делал тщетные попытки устоять на собственных двух.

– Опирайся о меня, Креймер… Тебе нужна помощь! Давай по крайней мере сядем в машину, – Джон знал, что нёс какой-то несуразный бред и позабыл все правила оказания первой медицинской помощи человеку, но тем не менее в возникшей ситуации ему казался этот вариант единственно возможным. Чес слабо улыбнулся, всё равно упорно встал на ноги, но в следующую же секунду отключился вновь; Константин снова успел подхватить его и теперь уже не спрашивал мнения своего упёртого Креймера, а затолкал его в салон на пассажирское место, где он когда-то сидел, а сам сел за руль. Его первой мыслью было везти его в первую попавшуюся больницу, но адреса всех больниц выпали из ума; Джон чертыхался, но, не думая ни о чём лишнем более, сорвался с места, как-то нереалистично вспомнив навыки вождения и позабыв прилипшую к нему любовь к статичности и размеренности. Ему стало плевать на чьи-то дни рождения, на полицию, могущую его остановить и задержать, на то, что подумает Кейт, на поиски его, на вскоре частые звонки и смски – словом, на всё. Он хотел спасти паренька и решил, что во что бы то ни стало сделает это.

В экстренных ситуациях резко вспоминаешь то, чего не делал, может быть, лет пять или шесть; то же самое было с Джоном сейчас, и он даже не подумал о трудностях; машина, казалось ему, как-то сама плавно выехала с парковочного места и понеслась по дорогам, езда её была не эталоном безопасности и совсем далека от управления ею Чесом, но сносна. Только потом Константин с изумлением переваривал это событие у себя в голове, понимая, что в добром здравии навряд ли бы даже сумел без происшествий выехать. А тут… Тогда он с горечью подумал, что делает с ним Креймер. Или уже сделал…

На очередном повороте в неизвестном направлении человек рядом оживился и даже подал голос; очередной обморок продлился недолго.

– Ого, повелитель тьмы вспомнил, как водить машину! Кажется, с такими умениями ему уже не нужен водитель… куда ты хочешь меня везти? – устало приподнял голову и посмотрел на него; Джон бросил в его сторону мелкий встревоженный взгляд и пробубнил:

– В больницу. С тобой точно не всё в порядке.

– Серьёзно? – наиграно-насмешливым тоном спросил Чес и усмехнулся, насколько позволяли силы. – Нет, Джон, больница мне не поможет.

– Тогда что же поможет? – Константин остановил машину на светофоре и вопросительно посмотрел на него: тот выглядел хуже прежнего, и казалось, будто его сильно лихорадило: щёки покрылись неестественным румянцем, всё тело трясло, а глаза безумно перебегали с одного предмета на другой.

– Ты, Джон, – ответил Чес серьёзно, и ему хотелось верить, несмотря на его воспалённое сознание. – Конечно, зря ты оставил без предупреждения свою семью… кстати, пока не поздно, ты можешь вернуться обратно. Я бы и сам как-нибудь добрался…

– Ага, – иронично подтвердил он, кивнув. – Ну так? Договаривай свой второй план.

– А ты всё прежний… – прошептал и какими-то слишком счастливыми глазами посмотрел на него, потом откинул голову назад и опустил веки; Константину даже показалось, что Чес вновь потерял сознание. Оказалось, нет: тот лишь отдышался, а после продолжил свою речь.

– Я буду благодарен, если ты отвезёшь меня домой. Улица N, дом номер два. Знаешь, где это? – Джон, тронувшись с места, с полминуты не отвечал, а после проговорил:

– Примерно. Разберёмся. Это же в восточном районе? – Чес кивнул. – Значит, относительно я представляю, куда ехать.

– Спасибо, Джон… – едва слышно шептал, прикрывая глаза и чему-то улыбаясь. – Врач не нужен точно… только ты будь… рядом…

– Не трать силы, просто помолчи. Расскажешь потом, отчего с тобой случается такое… – недовольно перебил его болтовню, считая её лихорадочным бредом. Но он и предположить не мог, что всё зависело в прямом смысле от него…

Десять минут езды прошли более чем незаметно, хотя первое время тянулось как часы; Креймер иногда дремал, иногда приходил в сознание, но ненадолго; Джон же, не задумываясь о правилах дорожного движения, продолжал вести машину и сидел словно на иголках, весь обуреваемый мыслями и считающий, что делает слишком мало для того, чтобы Чес вернулся в норму. Впрочем, это было весьма понятно с его стороны и в его случае. Телефон между тем разрывался от звонков, вибрируя не переставая; сначала он подсчитывал количество звонков ради какого-то праздного, отстранённого интереса, а потом, потерявшись где-то между цифрами пятьдесят и шестьдесят, забросил это дело, отключил телефон полностью и, на каком-то перекрёстке остановив машину, вынул и выбросил сим-карту. Чес с каким-то сожалением проследил за куском намагниченного пластика, канувшего в луже вместе с тревожными возгласами бедной женщины, а Джон сделал это без сожаления, а даже с холодным равнодушием, с каким мы избавляемся от истинно ненужной нам вещи. Да, он всё давно решил; видимо, жизнь поставила его перед выбором, слишком двойственным и по-любому безнравственным: либо семья, либо Креймер. Чувствуете, почему безнравственным? С какой стороны не подходи, везде он совершает предательство; и, рано поняв это, он решил выбрать Чеса. Какое-то веление его души подсказало ему столь смелую и навряд ли явную для хорошего семьянина мысль. Но пусть так. Он лично чувствовал, что делает правильно; это решение выделилось ярким красным пятном на фоне серого пейзажа, а значит, оно приведёт к переменам, пускай и далёким от него в данную секунду.

Наконец они доехали до какого-то не слишком нового одиннадцатиэтажного дома; Джон предубедительно спросил парнишку, его ли этот дом; тот приоткрыл глаза и, дыша ещё реже и тяжелее, кивнул. Ему становилось минуты от минуты хуже, и Константин проклинал себя, что повёлся у него на поводу и не отвёз в больницу. А, видимо, медицинская помощь здесь нужна была и даже очень… Он кое-как, вкривь и вкось, припарковал машину, заранее зная, что будут претензии других автовладельцев к нерациональному использованию места, но преждевременно послал всё это к чертям и поспешил помочь Креймеру выйти. Чес смог самостоятельно выбраться из машины, стараясь собрать все свои силы в кучку, но всё-таки первый его шаг едва не выдался неудачным, поэтому вскоре он нехотя, но опёрся о Константина. Тот считал, что его бывший водитель просто не хочет показаться слабым, поэтому и ведёт себя так, будто здоров. «Узнаю прежнее ребячество… хоть что-то не пропало в нём!» – Джон пристально наблюдал за Креймером, пока тащил его до подъезда.

– Этаж пятый, Джон. Возьми ключи… – он ослабленной рукой залез в карман, пока они ждали лифт, и подал сверкнувшую в полумраке лампы связку собеседнику. – Квартира 65… – Чесу стало неловко, и он постарался удержаться на собственных ногах, что поначалу удалось недурно, но потом с тяжким вздохом привалился к стене, запрокинув голову. Константин хотел было придержать его, но тот предупредительно поднял руку, останавливая его; дыхание Креймера было неровным, отрывистым и очень болезненным – казалось, что он задыхается. Общий вид явно не улучшался, а порой даже наоборот… Наконец лифт приехал, они вошли; ехали почему-то слишком долго; Константин наблюдал за прислонившимся к стене Чесом, рассматривал его в подробностях, силясь уловить те черты, которые он упустил во время их недавнего разговора рядом с машиной. «Зачем же в тебе убили того весёлого парнишку? Где та беззаботная улыбка, где вечно задорные глаза того яркого тёплого цвета, где даже та серьёзность, впрочем, лишь надуманная и никак не настоящая? Где же всё это? Наверное, я упустил многое…» – думал с горечью Константин, а пальцы непроизвольно, до ужаса сильно желали коснуться этой такой близкой пылающей щеки и провести по ней; Джон хотел сказать, что всё хорошо. И не понимал, откуда происходило это желание.

Где-то между вторым и третьим этажом Креймер приоткрыл глаза и, безумно, слабо улыбнувшись, проговорил:

– Джон, я чувствую, что ты удивлён. Возможно, даже неприятно. Наверняка сейчас думаешь, в кого превратился твой водитель… Но ты сам… – выдохнул, на секунду прикрыл глаза, – ты сам ведь знаешь, что я не один такой. Ты… тоже. И ещё многие люди, если уже не все… Думаешь, брежу? Нет-нет, я полностью осознаю, что говорю! И, вероятно, нам предстоит с тобой ещё многое, чтобы понять, что происходит. Это будет сложно…

– Да-да, хорошо, Чес, только прошу тебя, не утруждай себя сейчас разговорами. Поправишься – всё расскажешь, – перебил его Джон, недовольно скрестив брови на переносице. Тот усмехнулся, а между тем двери лифта открылись; пока Константин спрашивал, какой ключ от чего, и открывал двери в общую прихожую и саму квартиру, Чес напряжённо молчал и лишь уже в своём коридоре тихонько сказал:

– Ты всё же считаешь меня безумцем, правда? – Джон кинул ключи на тумбочку и включил свет, затворив за собой дверь и одновременно осматривая помещение.

– Правда, – снисходительно улыбнулся. Креймер плюхнулся на стул и покачал головой.

– Я так и знал… впрочем, вскоре постараюсь тебе рассказать… – шептал будто даже для себя, нежели чем для Джона. – Ставки нынче слишком высоки…

– Я всё понимаю, Чес, да, – нетерпеливо перебивал его Константин, замечая, что у трго начался бред. – Ты обязательно расскажешь, только не сегодня. Твоя комната… там? – Креймер молча кивнул, уткнувшись взглядом в пол. – Окей, давай доведу тебя дотуда, ты переоденешься и ляжешь в кровать, хорошо? – тот безэмоционально кивнул и привстал со стула; Джон немного помог ему и отвёл в маленькую тёмную комнатку с тёмно-синими задёрнутыми шторами – это единственный элемент, который он запомнил там. Всё остальное пролетало перед глазами и не задержалось в голове, поэтому спроси его сейчас, что он помнит о квартире Креймера, он бы ответил: синие шторы. И паренька, угасающего прямо перед ним.

Джон заставил усесться Чеса на кровать, пробормотал что-то про то, чтобы он переоделся, а сам вышел в коридор, а потом, подумав, на кухню. Сама квартира была небольшой, в чём-то тесной, а тёмные тона ещё уменьшали её, но ему было удобно здесь как никогда. Даже удобнее, чем у себя, хотя его квартира была если не в два, то в три раза больше этой и роскошнее. Но дело было не в пространстве и не в обстановке, в чём-то другом. В чём-то под далёким названием «Атмосфера», хотя Константин не верил в такое. Но, чем больше он не верил, тем сильнее начинал ощущать какую-то особенную энергетику этого места; за пару минут Джон смог понять, как жил Чес все эти три с половиной года. А жил он как-то неуютно, будто боясь себя и окружающего мира, и, казалось, он готовился куда-нибудь уехать, при этом без жалости готов был бросить и этот дом, и все свои вещи. Об этом говорил истинный минимализм и дешевизна предметов, наполняющих дом Креймера; взять бы ту же самую кухню: практически у многих есть свч-печи, но здесь её как ни бывало. И холодильник маленький, и сама кухня маленькая, и никаких украшений, присущих для такого места.

Константин чувствовал, что бредил похуже Чеса, но, смотря на всё это, не мог не ощущать в своей душе какое-то ужасное и всё вскрывающее чувство; то было схоже с пробуждением после долгого, очень долгого и показавшегося почти что вечностью сна. Он открыл это в себе в ту самую секунду, как Чес заставил его взглянуть на него; Джон, сидя в кухне на табуретке, пытался искоренить из себя нечто похожее на предательство; о да, в его случае теперь всё нынче не имело чётких границ, а было лишь отдалённо «похоже». Его глодало неприятное осознание того, что во время той самой поездки в такси он не ощутил ничего подобного… может быть, лишь также отдалённого, но всё-таки похожего на присутствие знакомого рядом. Ведь бывают же такие моменты, когда по прошествии многих лет ты чувствуешь друга буквально на расстоянии? Здесь же не было ничего подобного… если честно, Джон разочаровался. И не понял, в ком: в себе или в Чесе.

Через минуту встряхнул своей головой, поняв единственное: виной здесь был явно не Чес. Всё плохое – лишь в нём самом.

– Джон… – раздалось слабое из коридора; на пороге в следующую секунду показался переодевшийся в обыденную одежду Чес – теперь, когда на нём не было привычной мешковатой куртки, можно было разглядеть, как он похудел за всё то время, что они не виделись. Раньше он точно не был таким – мог утверждать Джон с пеной у рта.

– Да? – он поднял голову и посмотрел на Чеса. – Почему ты не в кровати? Знаешь, я подумал и решил, что нужно вызвать врача. Я тебе уж точно ничем помочь не смогу… – Между тем Креймер подходил к нему и, когда меж ними осталось шага два, не больше, слабо улыбнулся, будто не расслышав вопросы.

– Скажи, я ведь изменился? И изменился ужасно… в ужасную сторону… Да? – глаза его в сумраке зашторенных занавесок, казалось, блестели; он был очень бледен и в любую секунду мог упасть в обморок. Константин только раскрыл рот, как Чес бессильно повалился вперёд; он опять едва успел поймать его, резко вскочив. Голова Креймера измученно лежала у него на плече; Джона отчего-то крупно передёрнуло – теперь холодок пробежал не только по спине, но и где-то в районе сердца, головы, души… Больной устало засопел, упираясь на него, как на свою единственную опору; что-то в этом тронуло Джона, который в следующее мгновение, впрочем, отказался от самого себя в ту самую секунду. Тогда он был слишком нелогичным. Определённо.

Константин скоро дотащил его до кровати и сгрузил горячее тело туда; Чес дышал громко, глубоко, часто, иногда во сне дрожащими губами что-то проговаривая. «Лихорадит сильно» – и это было неутешительным выводом для Джона. Он осторожно прикрыл Креймера покрывалом, а потом задумчиво сел на краешек постели, невесело поглядывая на него. Пока его мысли, спутанные донельзя, витали вокруг да около сегодняшнего сумасшедшего дня, будто заставившего его самого открыть глаза или проснуться, – называйте как хотите – Джон начинал заострять внимание на всяких ненужных мелочах. Например, он заметил, что в этом доме все окна зашторены, из-за этого везде стоял приятный, но угнетающий в то же время сумрак; впрочем, за окнами не было ничего интересного – лишь «грязь» сгущалась на небе и промозглая влажность продиралась в квартиры. Но почему-то даже сейчас не хотелось включать свет или обогреватели; казалось, ненужно. Константин хотел посидеть так немного, словно бы что-то понять. И на это ушла лишь минута; жалкая минута, но столь богатая выводами.

Джон понял, почему во всё своё прошедшее время мёрз и тщетно, хоть и бессознательно искал свой дом – потому что он был здесь, в этой квартирке и с Креймером. Пускай это место было далеко до роскоши, но зато оно казалось родным. Он усмехнулся сделанному открытию, утёр свой горячий лоб – мысли его и вправду закипали из-за наплыва нового – и встал с кровати, громко скрипнувшей ему в ответ. Правда, решимость его поугасла, когда Чес проснулся от возникнувшего звука и вопросительно-стеклянными глазами посмотрел на него. Джону стало неприятно от этого взгляда, и он подошёл к изголовью кровати, решив поправить подушку и покрывало, на деле же – просто убедиться, что тот реагирует на него и ещё не в беспамятстве. И действительно, Креймер перевёл на него свои тёмные глаза и слабо дёрнул иссохшими губами в попытке что-то сказать. Но до него долетел лишь тусклый хрип.

– Знаешь, я всё-таки вызову скорую помощь. Не могу больше смотреть на тебя такого.

– Джон, мне ничего не поможет: ни скорая помощь, ни лекарства, ни врачи. Мне в силах помочь только ты… я тебя искал, Джон, ведь понял, что ты моё спасение. Ты ещё не понимаешь, но в тебе – огромная сила, пускай это и преувеличенно-пафосно сказано, но… – Чес выгнулся; его грудь начала быстро вздыматься – столько слов оказалось максимумом для него. Константин покачал головой, одновременно снимая трубку с домашнего телефона, лежащего тут же на тумбочке. Креймер глазом проследил за ним, услыхал шум нажимающихся клавиш и протянул руку, останавливая его.

– Джон, я же сказал, что ненужно… ты мне не веришь… – горько усмехнулся; Джон перестал нажимать кнопки, а потом, подумав, кинул телефон на тумбочку и взял ладонь Чеса в свою. Будто какое сигнальное слово заставило его отменить своё решение; было несложно догадаться, какое именно. Чес улыбнулся теперь спокойно, благодарно, но измождённо взглянув на друга; Константин не переставал себя ругать за то, что повёлся.

– Чёрт бы тебя побрал, Креймер – ведь не хотел идти у тебя на поводу. И пошёл в итоге…

– Потому что веришь… впрочем, я буду тебе премного благодарен, если принесёшь со стола мои лекарства. Да-да, у врачей я бываю чаще нужного, хотя ты наверняка сомневаешься. Только вот все эти баночки… – он махнул рукой в сторону стола, около которого уже хозяйничал Джон, собирая нужные препараты в руки, – Не помогают. Точнее, лишь подавляют мою болезнь…

– Откуда это у тебя? И… вообще, что это? – поинтересовался он, искоса на него поглядывая и выкладывая коробки на тумбочку перед кроватью.

– Врачи говорят, что это осложнение после операции… – Чес манерно поднял брови и хитро усмехнулся – так он делал, когда не верил тому, что говорил. – Но лично мое мнение другое…

– Операция? Ах да, тогда… – Константин пододвинул стул и уселся рядом с постелью больного; между тем Чес привстал на локтях и стал неспешно принимать лекарства, с каким-то особенным вниманием выдавливая таблетки. – Как это… случилось? – он услышал голос – будто не свой, хриплый и отчего-то виноватый; взгляд не мог подняться на Креймера; тяжёлое чувство повисло камнем на душе.

– Я сам многого не знаю, Джон, – серьёзно начал Чес, пытаясь поймать его взгляд. – Я думал, ты знаешь. А оказывается, скрыли… В общем, я перенёс множество операций – травмы у меня были тяжелейшие. Нет смысла их перечислять, просто скажу, что ещё бы час – и мы сейчас с тобой бы не разговаривали. И реабилитировался я долго – целых полтора года. Когда ещё был без сознания, хотел думать, что ты знаешь… Честно признаться, – он немного смущённо улыбнулся и проглотил таблетки, запив стаканом воды, постоянно стоящим тут же, – честно признаться, я, во всех свои бредовых снах, вспоминал только тебя. И только о тебе почему-то была моя первая мысль. Но каково же стало моё разочарование, когда мне сказали, что не нашли подобного человека в городе и, видимо, не искали. Я сразу понял, что вокруг какая-то подстава, хотя весьма вероятно, что тогда мог бредить и страдать исключительной паранойей. А потом я сбежал… – Чес устало опустил голову и заговорил тише, кротко улыбнувшись – этот рассказ давался ему нелегко. – Мне прописали строгий режим дня и обязательное посещение врачей, но я на всё это жестоко забил. И поплатился здоровьем: моё состояние ухудшилось и с тех пор шло скачками – то лучше, то хуже. Сейчас ещё считается нормально, Джон… бывало и вправду хуже… – поднял свой немного виноватый взгляд и снова дёрнул губы в улыбке. – И никакие врачи с тех пор не сумели помочь мне… к тому же, произошло одно странное событие… о котором чуть позже, Джон… – дыхание стало неровным, он прилёг; Константин обеспокоенно на него посмотрел. – Нет, не стоит так волноваться – сам знаешь… И ещё кое-что: я предчувствовал, что именно здесь, именно в этом городе есть ты… есть моё спасение… – уже в почти что новой стадии бреда говорил Креймер, тяжко задыхаясь. У Джона вновь возникла соблазнительная мысль позвонить в скорую.

– Не напрягай себя разговорами, Чес… видишь, как ты слаб? Тебе нужно отоспаться… потом поговорим, – шептал Джон, накрывая его простынёй; глаза Креймера нездорово перебегали с него на потолок; сильный озноб заставлял его тело часто-часто вздрагивать.

– Да, наверное… хотя мне нужно тебе многое рассказать. И… прости, что выгляжу таким слабым… – шептал, прикрыв глаза. – Верно, ты ожидал увидеть другого Чеса… а я вот такой. Прости.

– Я вообще не ожидал тебя увидеть, вот в чём проблема. А, увидев, не мог не быть рад этой встречи. Будь ты хоть каким: больным, пусть даже инвалидом или прежним – я буду считать тебя другом и всегда буду рад тебе. Правда, – Джон сам не ожидал услышать от себя такие слова, но услышал – то было отчасти странным, отчасти приятным событием. Он не успел начать корить себя за излишнюю растроганность, как Чес тихо улыбнулся, выразив если не губами, то глазами преданное спасибо. После его веки постепенно стали опускаться, а дыхание – становиться размеренным; через пару минут Креймер забылся в полутревожном сне, в каком забываются тяжело больные. Впрочем, это было даже хорошо – так решил Константин, вздохнув и всё ещё терзаясь насчёт звонка в скорую. Но какое-то врождённое доверие к Чесу пересилило его собственные желания; он решил понаблюдать за ним день, сегодня дать ему отоспаться, а завтра посмотреть на состояние и всё-таки допытаться, что хотел от него Креймер.

Джона поразили его слова, хотя отчасти он считал их бредом воспалённого рассудка – кто из нас не говорил всякую чушь во время болезни? Но его просто не могла не заинтересовать одна деталь в рассказе Чеса: его какая-то слишком преувеличенная роль в выздоровлении последнего. Поначалу Константин хотел причислить это к бреду, но что-то, наверное, голос интуиции, подсказал ему далеко не равнодушно отнестись к этому. «Вероятно, он знает что-то ещё и это что-то я узнаю только завтра. Надеюсь, ситуация прояснится», – думал он, сидя на стуле и тихонько бренча пальцами по тумбочке. Сегодня уже навряд ли что-то изменится; неизвестность же, к тому же, не имеющая под собой твёрдого основания, разъедает душу сильнее в два раза. Джон, хотя и отдалённо, предчувствовал перемены. А обычно чутьё его не подводило…

Он не хотел признавать, но безумно волновался за Чеса, пускай его болезнь и не казалась такой уж серьёзной. Константин не отдавал себе отчёта в этом чувстве – казалось, и не нужно. Правда, это сильно выбивалось из его прошлого равнодушного характера; помнится, не переживал так сильно даже за Кейт, когда та заболевала. Он не знал, почему Чес обладал такой исключительностью, но втайне даже упивался ею, считая приятной. Вместе с тем его гложило чувство стыда: перед семьёй, Кейт и в особенности Дженни. Наверняка они сейчас не находят себе место – праздник сорван стопроцентно. Но он чувствовал, что иначе поступить не мог; всем знакомы такие моменты, когда, решаясь на абсурдный поступок, мы, несмотря на полный разрыв со своим незначительным прошлом, идём на него без жалости и сожаления. Джон ощущал одобрительный отклик в своей душе и не мог ему не повиноваться; к тому же, это было единственное за все последние годы хоть какое-то чувство, движение в его застоявшейся душе. Упустить такую возможность уже приравнялось к упустить жизнь. А его самые лучшие годы и так проходят впустую…

Джон задумывался об этом часто, но сегодня решил сделать исключение и не думать об этом: надоело. Лучше заняться более полезными делами – понять, например, где и как ему переночевать. Ладно, какой-нибудь диванчик в этой квартире отыщет, но ведь у него нет ни другой одежды, ни зубной щётки, ни белья… Константин усмехнулся и понял, что искатель приключений из него никакой, хотя раньше, бывало, он мог запросто о таких мелочах не думать. «Видимо, постарел и стал таким привередливым», – с горькой усмешкой думал он, не отрывая почему-то своего взгляда от Чеса; Чес казался ему неизменным, за все три года, кроме каких-то душевных и частью незначительных изменений в лице, он не поменялся – как будто прошёл день, а не около четырёх лет, и расстались они только вчера вечером. Да, в пареньке больше не было того огонька в глазах, здорового румянца на щеках и широкой улыбки на губах, зато он ни черта не изменился. Впрочем, наверное, он сам, Джон Константин, не так уж подвергся жизненным обстоятельствам, как думал на самом деле; просто когда меняется душа, кажется, меняется и тело. Но на самом деле меняется лишь взгляд; и Джон не знал, что, повстречав парнишку, вновь приобрёл тот серьёзный, а порой и шутливый взгляд, взгляд живых глаз, а не какого-то зомби, закованного в повседневные дела. Он «просыпался» и не знал более других причин, кроме Креймера, по которым это происходило. А их было много… но всему своё время.

Константин порешил любым способом проникнуть в квартиру и забрать свои вещи; зная характер Кейт, можно было предположить, что она не сразу, но через пару часов бесплодных самостоятельных поисков поплетётся в полицию подать заявление о пропавшем муже. Он глянул на время и, хоть и было пока рано, решил отправиться в свой прошлый дом; вероятно, многие его уже корят и обзывают нелестными словечками за этакое предательство семьи, но Джон почему-то чувствовал, что не вызвал сильного потрясения в душе Кейт или тем более Дженни: его жена всегда была равнодушна, даже как-то слишком, и переносила все тягости, какими бы они ни были, легко и без лишних расстройств – это точно не была сила воли или твёрдость духа, это был обычный пофигизм – теперь это он мог сказать точно, а дочка навряд ли вообще заметит исчезновение папы – пока ещё маленькая, но, кажется, уже копия своей мамы. Джон действительно был уверен, что все в этой игре многого не теряли: как его семья, так и он сам. Там его хватятся лишь для официоза, для некоторой галочки в графе «Обязанности»; здесь же хватятся не ради всего этого, а по простой причине беспокойства – оно в этом доме истинно и как-то слишком по-детски наивно.

Константин осторожно встал, отыскал лист бумаги и ручку, написал пару строчек о своём временном уходе и, положив записку на тумбочку, тихо вышел из квартиры; пришлось захватить ключ Чеса, иначе закрыть дверь не представлялось возможным – он хотел думать, что тот не будет сильно ругаться за это.

Он вышел на улицу: было уже что-то около девятого часа. Темнело быстро, промозглый дождь продолжал моросить; Джон решил дойти пешком – в принципе, оно было не далеко, километрах в двух. Это должно занять не более часа; Константин двинулся быстрым шагом, одновременно окунувшись в какие-то свои мысли – их было предостаточно. А дождь, подумал он, поможет ему отрезвиться и не слишком уйти в выдуманную реальность.

Джон не заметил, как пролетел час; вот он уже стоял перед своим домом – тот выглядел почему-то пустынно, даже забыто, слишком горько и невесело, хотя обычно такое вызывают одиннадцатиэтажки наподобие дома Креймера; он постоял пару минут перед крыльцом, запрокинув голову вверх и высматривая своё окно – свет печально не горел. Значит, навряд ли кто был дома: обычно Кейт могла сидеть либо в кухне, в либо в комнате, но там везде было темно. Константин, уже давно перестав обращать внимания на морось, подумал ещё пару мгновений и зашёл в подъезд; неспешно поднялся на скрипучем лифте, вышел на своём тёмном пустом этаже. Ещё шесть метров – и он уже стоял в прихожей своей бывшей квартиры: действительно, никого. Везде сумрак, воздух какой-то слишком прохладный даже при отоплении, а никаких звуков, кроме монотонно стучащих капель об окно, не было слышно, казалось, во всём доме; пусто и одиноко стало на душе Джона, когда он вошёл в свои большие шикарные апартаменты, насквозь пропитанные роскошью и смертельной холодностью. Ему впервые стало не по себе, и он тут же решительно направился в спальню, чтобы скорее набрать вещей и уйти отсюда. Много времени это не заняло: вещей у него было мало, а собирал он их быстро, поэтому уже вскоре, минут через десять, он поспешно выбегал из дома, скорее стремясь к Чесу, уже наверняка ожидающему его.

Обратный путь только просвистел в ушах, а добирание на лифте не показалось вечностью, а всего лишь – парами секунд. Как и должно быть. Джон поспешно ворвался в квартиру, скинул куртку и обувь и прошёл в комнату: Чес полусидел на кровати, сосредоточенно читая какую-то книжку; мужчина едва мог сдержать улыбку. Тот заметил его не сразу, видимо, сильно зачитавшись; когда же обратил внимание, то поднял голову, встретив его тихой улыбкой.

– Мне казалось, что писать записки – это уже давно изжившее себя прошлое… а оказывается, нет. Иногда такой способ бывает актуальным и в наши дни…

– Ну-ну, ты чего вдруг расфилософствовался? Просто иного выхода у меня точно не было…

– Теперь… – неуверенно начал, – теперь ты остаёшься со мной?

– Я должен следить за тобой, ибо твоё состояние пока намного хуже среднего… я не мог иначе, если ты о семье и так далее. Если хочешь ругать – ругай; тебе позволю, – твёрдо отчеканил Джон, кидая сумку рядом с кроватью. Чес захлопнул книжку с хитрой улыбкой.

– Ого, с чего бы мне такие привилегии? Но, если ты хочешь знать, я не осуждаю тебя. Потому что вижу, что так тебе легче, – тёмные серьёзные глаза пристально глядели на него; Константин лишь хмыкнул и молча добавил света в комнате, включив все пять лампочек.